Текст книги "Эти Чудовищные Узы (ЛП)"

Автор книги: К. В. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16

Настоящее

Я опрокидываю в себя вторую порцию виски.

Бруклин потягивает что-то ярко-фиолетовое и крутит бумажную соломинку в своем стакане. Мы сказали друг другу около трех слов с тех пор, как сидим здесь, и я жду, когда она перейдет к делу. Чтобы сказать мне то, что я хочу услышать, чтобы я могла уйти от нее. Это нечестно по отношению к ней, моя неловкость рядом с другими женщинами. Это нечестно по отношению к женщинам вообще. Но вот мы здесь.

Я прошу барменшу, Монику, налить еще одну рюмку. Моника качает головой, ее губы растягиваются в улыбке.

Она приносит рюмку на стол, ставит ее и складывает руки на груди.

– Вы, Рейны, одинаковые, – говорит она.

И я, и Бруклин смотрим на нее.

Я вздрагиваю от этих слов. Она заправляет за ухо прядь волос медового цвета, которая выпала из ее низкого хвоста. Она подталкивает рюмку ко мне. Ее руки лежат на столе, а я отбрасываю рюмку назад, наслаждаясь ожогом, зная, что и она, и Бруклин наблюдают за мной.

– Нет, не одинаковые, – отвечаю я ей, ставя рюмку на стол.

Она вскидывает бровь, складывает руки. Ей, наверное, около тридцати, если не больше. Я понятия не имею, как она оказалась на работе у Джеремайи. Я не знаю, как большинство его людей пришли к нему на работу, но, полагаю, у всех нас была одна общая черта: мы были бездомными. Он забрал нас с улиц и поместил в эту шикарную тюрьму.

– Посмотри вокруг, Сид, – говорит Моника, оглядывая пустой бар и ненадолго встречаясь взглядом с Бруклином. – Твой брат такой же. Пьет в самое неподходящее время.

– В неподходящее? – спрашиваю я, качая головой. – Такого не бывает.

– Согласна, – говорит Бруклин, рассматривая свои ногти и делая глоток из своего фиолетового напитка. У нее стрижка пикси для отбеленных блондинок, и она взъерошивает ее рукой, а голубые глаза возвращаются к Монике.

Моника улыбается, и ее глаза загораются от этой улыбки. Она могла бы стать чем-то большим, чем барменша моего брата, если бы захотела. Я знаю, что ей, как и всем остальным здесь, хорошо платят. Но все равно, она красивая. Она могла бы стать моделью. Актрисой.

Но, возможно, она вообще не хотела быть никем из этого.

– От своих демонов не убежишь в бутылке, Сид, – тихо говорит она. Она поворачивается к Бруклин. – Это касается и тебя.

Я хмурюсь.

– Кто сказал, что я бегу? – я кручу рюмку, наблюдая, как она отражает слабый свет бара.

– Только бегуны тонут.

Я вздыхаю.

– Разве ты никогда не слышала о Железном человеке? Эти люди, наверное, не согласятся.

Она закатывает глаза и шлепает тряпку для уборки, которая была у нее на плече, на стол между нами.

– Ты знаешь, что я имела в виду, – поддразнивает она.

Я пожимаю плечами.

– Может быть.

Она подмигивает мне и поворачивается, направляясь обратно к бару.

Три рюмки согрели меня. Я кладу руки на стол и наклоняюсь к Бруклин, которая потягивает свой напиток. Она только наполовину закончила. Ей нужно поторопиться.

– Расскажи мне, – требую я. – Расскажи мне о гребаных Несвятых, пока я не сошла с ума.

Она жует соломинку, облизывает свои пухлые губы, а затем откидывается на спинку стула. На ней огромные серебряные серьги-обручи, и сейчас она возится с одной из них. Она красива, что неудивительно. У моего брата такой типаж.

Наконец она вздыхает и скрещивает руки.

– Несвятые действительно владеют Александрией, – говорит она, повторяя слова Риа, сказанные год назад. Я ничего не говорю. Я хочу услышать все это. Она смотрит в окно, на ухоженную лужайку позади особняка Рейн. – Дети из Общества шести, – она пожимает плечами, по-прежнему не глядя на меня. – Общество состоит из разного рода богатых задниц. Председатель инвестиционного конгломерата, руководители компаний с миллиардными оборотами, наследники состояний, которые поставили бы вас на колени, – она качает головой. – Неважно, на самом деле. Дети хуже родителей.

Я взбалтываю остатки в своей рюмке. Там нет ничего, кроме нескольких капель виски, но у меня возникает желание слизать все это. Я сопротивляюсь.

– Откуда ты все это знаешь? – спрашиваю я Бруклин. Очевидно, есть вещи, которых я не знаю о своем брате, но я не могу представить, что он мог рассказать ей что-то из этого.

Она встречает мой взгляд.

– Я сестра Мейхема.

Я перестаю возиться со своим бокалом.

– Что? – спрашиваю я, уверенная, что неправильно ее расслышала.

Она вздыхает, постукивает своими идеально наманикюренными ногтями по столу.

– Мейхем – один из Несвятых…

– Я знаю, кто он, – говорю я, отмахиваясь от ее объяснений. Она кажется удивленной тем, что я знаю, но ничего не говорит. Интересно, что мой брат рассказал ей о том, как он нашел меня? – Но ты… тогда какого хрена ты здесь?

Она хмурится.

– Мы с Мейхемом любим друг друга гораздо меньше, чем Джеремайя и ты.

Что означает, что они должны очень, очень ненавидеть друг друга.

Я вскидываю бровь, ожидая, что она продолжит.

– Он мой старший брат. Я всегда пыталась следовать за ним на церемонии Несвятых. Однажды ночью я пошла на Смерть любовника, когда мне было пятнадцать, а ему семнадцать. Я улизнула, пошла за ним в парк, – она замолчала, проведя губами между зубами. Интересно, ее история такая же хреновая, как и моя. – Я попала к Атласу, дала Клятву Смерти. Но я надела маску, закрыла все лицо. Атлас не знал, что это была я, сестра его кровного брата, – она качает головой и вздыхает, глядя в потолок. Я удивляюсь тому, как много мой брат передал ей.

А потом я понимаю, почему мой брат держит ее рядом. Возможно, она – источник информации.

– Когда Атлас узнал, после того, как он, гм, сбил с меня маску, он сразу же рассказал Мейхему, – она закрывает глаза. – Мейхем вышел из себя, – шепчет она. – Избил Атласа на карусели в парке Рэйвен. Его кровь была повсюду. Потом Мейхем рассказал моему отцу. Мой отец… он выгнал меня.

Я чувствую ярость во мне от ее имени. Я думаю об истории Риа, о карусели. Оказывается, это была чертова правда.

– Что? – спрашиваю я, хлопая ладонями по столу. – Почему?

– Девочек не пускают к Несвятым. Они как… масоны, понимаешь? – спрашивает она, снова глядя на меня. Она подносит свой напиток к губам, но не делает ни глотка. – И чтобы я была запятнана одним из них…

– Запятнана? – выплевываю я, снова и снова злясь. – Какого хрена?

Я вижу, как Моника смотрит на нас из-за барной стойки, где она оттирает чистое место. Но что еще она должна делать? Это пустой бар. И я точно не собираюсь понижать голос.

– Слушай, Сид, я знаю, что ты была… эскортницей… – она говорит это так, будто это грязное слово. – Но моя семья, Асторы, мы не… это просто не принято для девушек. Они старой закалки.

Я сглатываю гневный ответ, который у меня на это есть, и пытаюсь сопереживать. И обнаруживаю, что не могу.

– Но разве это не было бы хорошо, если бы ты трахнула одного из Несвятых? Это ведь суперсекретный клуб для непослушных богатых мальчиков. Твой брат был в нем. В чем проблема?

– Проблема в том, что там никто не трахает ничью семью без разрешения. Я заставила Атласа нарушить его собственную клятву Мейхему.

Я вижу, как в ее глазах блестят слезы. Это дерьмо – полный пиздец. Это бессмысленно. Но я проглатываю все это. От того, что я скажу это сейчас, не будет никакого толку. Либо Бруклин поймет, либо нет. Но бесполезно спорить с ней о том, что ее семья сделала с ней какое-то дерьмо.

– А где в этой картине фигурирует мой брат? – тихо спрашиваю я. Это то, что я действительно хочу знать. Я понимаю, что Несвятые в жопе. Я знаю, что они любят клятвы на крови. Я знаю, что они женоненавистники. Я просто хочу знать, как Джеремайя Рейн оказался с ними, хотя родился на другом конце страны. – Я имею в виду, что все они – семьи старой школы из Александрии, верно?

Она кивает, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Да, – фыркает она, делая глоток своего напитка, затем опускает его, вертя стакан. – Да, это так. Но последняя приемная семья твоего брата была отсюда. Они были богаче всех остальных, кроме семьи Люцифера.

Ее глаза переходят на мои при упоминании его имени. Я не комментирую. Конечно, Люцифер был бы самым богатым среди них.

– Он действительно убил их? – спрашиваю я. Потому что если мой брат убил такую богатую семью, я понятия не имею, как он, блядь, еще не в тюрьме.

Шокированная до глубины души, она кивает.

– Он убил их. И кровных детей.

Мой рот открывается.

– Что?

Это не совсем вопрос.

– Когда ему было семнадцать. Они оставили его под замком на две недели, – объясняет она, и моя кровь холодеет. – Но не их дети. Он им просто не нравился. Может быть, потому что у него всегда были неприятности в школе. Плохое отношение, – она немного смеется над этим, и я тоже. Я даже не знаю, почему. Это не смешно. Мое сердце болит за брата, но я все равно не могу остановить смех.

– Одна из девушек – кстати, обе они были старше его, девятнадцатилетняя и двадцатилетняя – выпустила его, а он схватил пистолет из спальни приемного отца и застрелил их всех, – она пожимает плечами. – Согласно завещанию, деньги достались ему, потому что семья была чертовски глупа и никогда не обновляла завещание. Оно просто досталось остальным детям, включая его, поровну. Он был единственным, кто остался. Он нанял хорошего адвоката. Самооборона. Дело даже не дошло до суда. Потому что вот что могут сделать такие деньги.

– И после этого Несвятые просто впустили его?

Она смеется.

– Ты шутишь? Они бы убили, чтобы заполучить его. Я тогда уже была на улице…

– На гребаных улицах? – спрашиваю я, недоумевая. Я знала, что она сказала, что отец выгнал ее, но…

Она кивает, губы снова дрожат. Это явно больное место для нее. Я не могу ее винить.

– Да, – говорит она, – они выписали меня из завещания и дали мне несколько тысяч на гостиницу, вот и все.

Я затаила дыхание.

– Ничего себе, – говорю я, потрясенная. – Продолжай.

Она хмурится, но продолжает.

– Он был нужен Несвятым. Они все более или менее ненавидят своих родителей. Они думали, что то, что он делал, было круто. Но, очевидно, он всегда был на виду. И хотя к тому моменту, как ты появилась, он уже несколько лет был внутри, он все еще не был полностью одним из них. Эти ребята выросли вместе. Они основали Несвятых, когда были еще детьми, и их родители поддерживали это. Даже поощряли. Так что Джеремайя не совсем вписывался. А ты… ну… когда он увидел, что Люцифер сделал с тобой… – она понижает голос, как будто это уберет чертову дыру в моем сердце. – Он не мог больше оставаться с ними. Он ушел, после той ночи. Он не имел с ними ничего общего. У него уже было это место, у него уже были свои люди, которые были преданы ему, а не Несвятым. Он стал Орденом Дождя, и, – она пожимает плечами, – вот мы здесь.

Я сижу в тишине, давая всему этому перевариться.

Это не имеет смысла.

Есть вещи, которые я до сих пор не понимаю.

– Почему они пришли за ним? За тобой? – спрашиваю я, жестом указывая на нее. Узнав, что Мейхем – ее брат, я просто с ума сошла. Это делает поджог ее дома еще хуже.

– Я удивлена, что они так долго тянули. Но ты не можешь просто так уйти из такой банды и выжить, чтобы рассказать об этом, Сид. Они пришли за мной как предупреждение. Я встретила Джеремайю в одном из его клубов. У них были глаза и уши по всему городу. У них есть глаза и уши по всему городу. Я мертва для Мейхема. Он бы не потерял сон после того, как сжег мой дом.

Мне нужна еще одна рюмка, но я на мгновение потеряла дар речи. Культ богатых придурков, которые верны друг другу до дури, но бросают свою настоящую семью из-за чего-то столь нелепого, как секс и выдуманные клятвы в ночь Хэллоуина.

Я барабаню пальцами по столу, не глядя ни на что конкретное.

– Сид? – шепчет Бруклин.

Я наклоняю голову в ее сторону, гадая, какая новая волна информации придет.

– Если ты обидишь Джули…

– Я не собираюсь причинять вред Джули, – мои глаза переходят на Бруклин. – Я собираюсь убить ее.

Бруклин заметно отшатывается. Она может быть отчужденной сестрой Несвятого и нынешней игрушкой моего брата, но она явно не подходит для этой жизни, даже после того, что сделала с ней ее собственная семья.

– Если ты это сделаешь, Люцифер и остальные придут за тобой.

Я улыбаюсь ей.

– Надеюсь, что так и будет.

Глава 17

Хэллоуин, год назад

Первое, что я чувствую, это боль.

Голова кружится, во рту сухо, язык прилипает к нёбу. И ноги болят. Я пытаюсь открыть глаза, но они такие невероятно тяжелые, что это требует от меня чудовищных усилий.

Когда мне наконец удается их открыть, я тут же закрываю их снова.

Свет слишком яркий.

Я осознаю, что лежу на лесной подстилке. И все события прошедшей ночи нахлынули на меня болезненными волнами.

Пистолет на моем бедре, теперь его нет. Прогулка от моей квартиры. Мой план, который был разорван на куски. Люцифер. Его рот. Его язык. Нож. Его голос. Его запах.

Несвятые.

Беременная девушка.

Риа.

Огонь.

Ром.

Психушка.

Клятва смерти.

О Боже.

Я снова пытаюсь открыть глаза, но тут чувствую, как что-то впивается мне в бок.

– Доброе утро, спящая красавица.

Я узнаю голос, и страх проникает в меня. Мне нужно двигаться. Мне нужно встать. Но я не могу. Все болит. Я стиснула зубы и перевернулась на спину, чтобы хотя бы видеть.

Надо мной стоит человек.

Это не Люцифер.

– Люцифер, – все равно шепчу я, надеясь, что он выйдет из-за деревьев. Конечно, он все еще здесь. Он обещал мне, что будет здесь.

Я сглатываю, преодолевая сухой комок в горле, и чувствую вкус крови. Интересно, это моя собственная или его.

Небо надо мной розово-голубое, и я дрожу. Только потом, когда ветерок обдувает мою грудь, я понимаю, что на мне ничего нет. Мой комбинезон в клочья валяется на земле рядом со мной, и даже ботинки порваны. Я не чувствую тяжести рогов на голове, и моя рука летит к лицу, но я не знаю, что я проверяю.

Синяки? Порезы?

Человек, стоящий надо мной, улыбается. Это леденит мою кровь.

Я знаю его.

Джеремайя.

Тот, кто следил за мной прошлой ночью. Тот, у кого Люцифер забрал меня.

– Ты цела, – пропел он. – Но едва ли, – он одет в балахон, но капюшон уже снят с его лица. Я смотрю на него, прищурившись, пытаясь думать. Пытаюсь собрать воедино кусочки того, что произошло прошлой ночью.

Но единственное, что я помнила после обещаний Люциферу, это… потеря сознания. Я потеряла сознание. Я не знаю, знал ли он об этом, я знаю, что иногда люди не могут сказать. Это не то же самое, что потерять сознание. Я понятия не имею, что произошло после этого. Но я голая. Я чувствую себя грязной.

Мужчина, стоящий надо мной, кажется, чувствует мое замешательство. Он приседает рядом со мной и берет меня за руку. Я позволяю ему держать ее, но не сжимаю в ответ.

– Ты помнишь меня? – спрашивает он.

Я пытаюсь покачать головой, отдернуть руку. Чтобы прикрыться. Но потом я вижу его глаза.

Бледно-зеленые, как самый светлый нефрит. Как травинка новой травы. И его волосы, темные и густые. Тяжелые брови, идеально изогнутые, как мои собственные.

Я сдерживаю вздох.

– Джейми? – шепчу я. У меня болит горло от его имени, но мне нужно, чтобы он сказал мне, что это правда. Мне нужно знать.

Рука брата на моей руке крепко сжимается. Но тень пересекает его лицо.

– Да, Сид. Да.

Он вынес меня из психушки на руках. Сначала ему пришлось тащить меня. Я пыталась остаться, искать Люцифера. Чтобы бороться. Но с ним были только Джейми и два охранника, у последнего из которых, к счастью, нашлась одежда для меня. Я охотно надела толстовку и треники, глядя на обрывки, оставшиеся от моего комбинезона на полу леса.

Но мне не хотелось уходить.

В пятнах травы и грязи на земле осталась кровь. Я не знаю, моя ли она, или Люцифера, или Джейми. Мой брат ничего мне не говорит. Я ударилась о его спину, когда он перекинул меня через плечо, как будто я была пустым местом. Я искала пистолет. Вход в психушку. Хоть что-нибудь, что могло бы сказать мне, что прошлая ночь была реальной. Что это был не сон. Галлюцинация. Но я ничего не видела. Мы были глубоко в лесу. Не было ничего, что подтверждало бы, что прошлой ночью вообще что-то произошло, кроме того, что кто-то срезал с меня комбинезон.

Я помню, как это сделал Люцифер. Я помню, как он лежал на мне. И я видела порез на своем бедре, по которому текла кровь.

Это было реально.

Но что еще? Что еще произошло? Как Джейми нашел меня? Спустя столько времени… четырнадцать лет. Более десяти лет, целая страна была между нами.

Джейми ничего не говорит.

А прошлой ночью они назвали его Джеремаей. Я также слышала, как один из охранников назвал его так.

Он ничего не говорит. Он не предлагает никаких объяснений. Вместо этого он ведет меня в отель, кладет в ванну, сам снимает мою новую одежду и моет меня. Я кричу на него. Я закрываю грудь руками. Но он действует клинически, методично, натирая меня мочалкой. Он не произносит ни слова, но уже почти содрал с меня кожу. К тому времени, как он со мной закончил, я уже розовая.

Его взгляд задерживается на порезе на моем бедре, но он не спрашивает об этом.

Он поднимает меня на ноги, насухо вытирает полотенцем и одевает в белый халат. Затем он усаживает меня на кожаное кресло в гостиничном номере и начинает расхаживать передо мной.

Входит один из его охранников и предлагает мне стакан воды. Я хочу швырнуть его обратно ему в лицо. Я хочу закричать во всю мощь своих легких. Но вместо этого я беру воду и выливаю ее, затем ставлю стакан на журнальный столик.

Охранник смотрит на Джейми, тот отрывисто кивает ему, а потом уходит.

Джейми останавливается.

Он повзрослел. Когда нас разлучили, он был мальчиком. Восемь лет. Теперь он мужчина. Широкоплечий, мускулистый, все еще одетый в толстовку и темные джинсы. Его челюсть выгнулась, шея покрыта мускулами.

– Как ты меня нашел? – спрашиваю я его. Я хочу закричать на него, но у меня нет сил. Я не могу подняться на ноги. Унижение накатывает на меня волнами. Начиная с того, как он нашел меня, и заканчивая тем, как он вымыл меня, словно я была нечиста. До того, что Люцифер оставил меня. Он сломал меня, а потом бросил.

Джейми наклоняет голову и смотрит на потолок. Отель должен быть пятизвездочным. Я видела его раньше, за холмом, мимо моей квартиры. Но я никогда не интересовалась им. Я встречалась с клиентами у себя дома или у них, но я не занималась отелями. Мне нужна была прибыль. Они были мне нужны. Кроме того, большинство моих клиентов не могли позволить себе ни гостиницу, ни мои услуги. Им приходилось выбирать что-то одно, что меня вполне устраивало.

Что я не понимаю в этом месте, так это то, что… Джейми, похоже, владеет им.

– Я искал тебя, – наконец говорит он, его грудь вздымается, когда он смотрит на меня. – Я искал тебя долгое, долгое время, Сид. Где ты, блядь, была?

И это поднимает меня на ноги. Я прыгаю на него, мой палец тычет ему в грудь.

– Где ты, блядь, был? – рычу я, гнев пылает в моих венах. – Где ты был, Джейми? Ты должен был присматривать за мной! Ты был моим старшим братом! Где ты, блядь, был? Как ты меня нашел?

Он ловит мое запястье в свою руку и опускает ее между нами.

– Не делай этого.

– Не делай что? – шиплю я.

Мне уже девятнадцать, а ему двадцать три. Но в тот момент я снова почувствовала себя его младшей сестрой, которой было пять лет и которая выкрикивала его имя, когда социальные службы разлучали нас. Мы никогда не возвращались друг к другу.

До сих пор.

– Не вини меня, – говорит он, качая головой. Он все еще держит мое запястье в своей руке. – Не делай этого, – его выражение лица кажется… страдальческим. Часть гнева в моей груди тает. Она превращается в печаль. – Где ты была, Сид? Все это время?

Я закрываю глаза. Он притягивает меня ближе к себе, и когда я снова встречаю его взгляд, мы оказываемся достаточно близко, чтобы дышать вместе.

– Меня перевезли сюда, сразу после того, как мы… сразу после того, как нас разлучили. Тогда я… – я сглатываю, думая, как, черт побери, подвести итог четырнадцати жестоких лет в одном предложении. – Я просто болталась вокруг. В прошлом году, когда мне исполнилось восемнадцать, я бросила школу и переехала. У меня есть своя квартира.

Его глаза потемнели.

– Я искал тебя, – тихо говорит он.

– Я была здесь, – отвечаю я ему. Это не совсем правда. Я переехала из Роли в Александрию, когда съехала из дома моих последних приемных родителей. Дом, в котором я прожила всего шесть месяцев, прежде чем бросила школу. Им нужны были дополнительные деньги, которые они получали от правительства за то, что они предоставили мне комнату размером с чулан. Я едва помню их имена. – Как ты меня нашел? – спрашиваю я снова.

Но это не то, что я действительно хочу знать. На самом деле я хочу знать нечто более глубокое. Где Люцифер? Что случилось со мной ночью? Когда мы уходили, от вечеринки не осталось и следа, но по дороге из парка я видела кострище, которое, к удивлению, сгорело дотла. Это был не сон. Порез на ноге…

Но все тело до сих пор болит, как будто меня переехал грузовик. По всему телу синяки.

– Мне нужно знать, что произошло прошлой ночью, – наконец шепчу я. – Что со мной случилось? – я сглатываю комок в горле. – Почему ты был с ними?

Он отпускает мое запястье, и я думаю, что он собирается отвернуться от меня. Я думаю, что он снова меня бросит. Но вместо этого он обхватывает меня руками и притягивает к своей твердой груди.

Сначала я сопротивляюсь, напрягаясь под его прикосновениями. Я не прижимаюсь к нему головой. Не в первый раз. Его запах витает вокруг меня, свежее белье и одеколон, но и что-то еще. Что-то похожее на дым. Дым костра. С прошлой ночи.

Когда он узнал, что это я? Как долго он наблюдал за мной, пока я была без сознания?

Всхлип пробирается в мое горло, и я сдаюсь, упираюсь в его плечо, позволяя ему прижать меня к себе.

– Что со мной случилось? – спрашиваю я снова. – Что со мной случилось, Джейми?

Он крепче прижимает меня к себе, притягивая ближе, пытаясь не дать мне рассыпаться.

– Мне так жаль, – говорит он мне в волосы. – Мне так жаль, что я не нашел тебя раньше.

Я знаю, что что бы ни случилось, это будет трудно услышать. Может быть, я не хочу знать. Я не уверена, что когда-нибудь захочу узнать.