Текст книги "Эти Чудовищные Узы (ЛП)"

Автор книги: К. В. Роуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Я снова откидываю голову назад, врезаясь ею в Мейхема.

– Кто-нибудь, блядь, нажмите на курок. Ты же Люцифер, в конце концов. Отправь меня обратно в ад.

– Не дай ему выиграть, Лилит.

Что-то в этом имени заставляет меня огрызаться. Бросив последний взгляд на Люцифера, я вырываюсь из рук Мейхема. Он отпускает меня. Я обхожу Люцифера стороной, и глаза моего брата устремляются на меня. Его лицо белое. Призрачное.

По крайней мере, те его части, которые не залиты кровью и уже начали покрываться синяками. Он выглядит потерянным. Я понятия не имею, о чем он думает, но он не двигается, как и Николас, Кристоф или Трей, пока я пробираюсь к брату. Я поднимаю кулак, отвожу его назад и бью его по лицу так сильно, как только могу.

Его нос хрустит под моим кулаком, его голова откидывается назад. Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, я вижу, что в его глазах стоят слезы, а из носа капает кровь. С его лица. Из его рта, где Эзра добрался до него. Я не знаю, почему Эзра сорвался, но у меня нет времени думать об этом. Я все еще держу кулак поднятым. Я снова сжимаю его.

– Сид, – голос Николаса. Я смотрю на него. Он все еще склонился рядом с моим братом.

– Ты знал? – тихо спрашиваю я его, не опуская руку.

Он отводит взгляд, на полсекунды. И я знаю.

Мой рот открывается. Я опускаю руку.

Он знал.

Я посмотрел на Кристофа, на Трея. Они тоже знали. Они должны были, блядь, знать. Они знали, что мой собственный брат чуть не изнасиловал меня, накачал наркотиками Несвятых, а потом солгал мне об этом, когда держал меня в плену в своем отеле.

– Сид, – я не могу смотреть на Джеремайю, когда он говорит. Вместо этого я смотрю на Николаса. Он знал. Он, блядь, знал все время, пока я была в этой камере.

Джеремайя продолжает говорить.

– Сид. Я не знал, что ты была без сознания. Ты была… ты была в отключке. Но я этого не делал. Это не зашло так далеко. Я видел… кем ты была… моей младшей сестрой.

Я снова бью его, но на этот раз он пригибает голову и хватает меня за запястье.

– Сид, я не знал…

Кровь повсюду. Но в этот момент я понимаю, что рычаги, которые были у Несвятых, исчезли. Теперь я в руках Джеремайи. Любой из его людей может нажать на курок и убить всех Несвятых.

Я расслабляюсь. Хватка Джеремайи на моем запястье ослабевает, но он еще не отпускает меня. Его бледно-зеленые глаза смотрят на меня. Он почти трахнул меня.

Желчь поднимается у меня в горле.

Меня сейчас стошнит.

Но я не могу. Пока не могу.

– Почему ты мне не сказал? – спрашиваю я. Потому что я должна это знать. – Почему ты заставил меня думать… – я закрываю глаза от воспоминаний. – Почему ты не признался? – я снова встречаю его взгляд. – И почему… почему ты хотел меня?

Я помню, как он смотрел на меня на вечеринке. Помню, как он последовал за мной на карусель. Ту самую, которую он использует сейчас, чтобы мучить меня. Чтобы сделать меня сильной.

Он опускает мою руку, но не отпускает. Пока не отпускает.

– Я не хотел, чтобы ты меня ненавидела, – шепчет он. В этот момент я верю ему. Но он не знает, что я уже ненавижу его. Даже до сегодняшнего вечера я ненавидела его. Даже если я любила его раньше, даже если я люблю его до сих пор, я так же его ненавижу.

Я киваю. Он отпускает мое запястье. Я пользуюсь моментом и бросаюсь прочь. Чьи-то руки обхватывают меня.

Люцифера.

Я могу думать только о том, что ему пришлось смотреть. О тех шрамах на его животе. О том, что он пытался сделать, чтобы спасти меня. О моем брате, разрушившем обе наши жизни за одну ночь. О предательстве этих парней.

– Уходите отсюда, – плюю я на четверых из Ордена Дождя, встречаясь с каждым из них взглядом. Они больны. Они ошибаются. Мы все небезупречны, но они – худшие из нас. – Убирайтесь отсюда и никогда не возвращайтесь. Я не хочу больше никогда видеть ни одного из ваших лиц.

Мой брат качает головой, с трудом поднимаясь на ноги. Он выглядит так, будто собирается потерять свой чертов разум. Он хватает себя за волосы и рычит под дых, его лицо покрыто кровью и синяками.

– Я не уйду без тебя, Сид. Ты моя сестра. Я слишком долго ждал, чтобы найти тебя.

– Ты не искал меня, – сплюнула я.

– Искал.

Николас.

– Искал. Он всегда искал. Сначала он не знал, что это ты, но принял тебя за кого-то знакомого.

– Я не хочу слушать, что ты говоришь, – рычу я на Николаса.

– Ты должна поверить в это, Сид. Даже если ты ненавидишь его. Ненавидишь меня. Он искал тебя с тех пор, как сбежал. Он хотел найти тебя. Чтобы уберечь тебя…

– Заткнись.

– Он не знал, кто ты. Не тогда, когда он впервые… впервые нашел тебя. Он не знал. Он сказал мне, что не знал. Он сказал мне, что ты не сопротивлялась…

– Потому что я была почти без сознания! – кричу я.

– Почти, – повторяет Николас. Он качает головой. – И кроме того, он этого не делал. Не делал. Он почти сделал, Сид, но не сделал.

– Ты скрывал это от меня, – я хочу похоронить все их тела. – Ты скрывал это от меня, а теперь ты, блядь, защищаешь его.

Джеремайя застонал.

– Я не хочу, чтобы меня защищали. То, что я сделал, было неправильно, Сид. Мне чертовски жаль. Это было неправильно. Это был пиздец. Но когда я понял, что ты моя родная сестра, я остановился, немедленно… – он прерывается и опускается на колени.

Мой брат.

На коленях.

В комнате, полной его людей и его врагов.

Все смотрят на него. Позади меня грудь Люцифера вздымается и опускается на мои плечи, и он обнимает меня обеими руками, направив пистолет в пол. Он молчит, предоставляя мне пока бороться с братом. Никто из Несвятых не говорит.

Джеремайя начинает ползти ко мне на коленях.

Он останавливается в нескольких дюймах от моих ног и садится на пятки. На нем костюм, не помятый, но заляпанный кровью. Я хочу, чтобы он утонул в ней.

– Пожалуйста, прости меня, Сид. Пожалуйста. Не ходи с ним. С ним ты не в безопасности. Ты не в безопасности ни с кем, кроме меня. Я обещаю тебе, Сид. Все изменится. Я стану лучше. Я буду лучше. Он сжег дом Бруклин…

– Её в нем не было, – рычит Мейхем рядом со мной. – Мы передавали тебе сообщение. И я верну ее тоже. Убирайся отсюда. Твоя сестра говорит тебе, что ты ей не нужен. Не возвращайся сюда. Если вернешься, я тебя сам, блядь, убью.

Это самые громкие слова, которые я когда-либо слышала от Мейхема.

Джеремайя выглядит так, будто хочет вскочить на ноги. Как будто он хочет отомстить. Но он сжимает челюсти и не делает этого. Он снова смотрит на меня, но в его глазах снова появился гнев. Это действительно то, чем является Джеремайя в своей основе.

Гнев.

Он полон такого гнева, что сжег весь мой мир дотла. За одну-единственную ночь он разрушил меня.

– Сид. Я не могу потерять тебя снова, – пытается он снова. – Я не могу. Помнишь, они убили одного из наших бегунов…

– Ты чертов идиот. Мы не беспокоимся о мелких деньгах, ублюдок. На хрена нам твои наркоманы? – рычит Эзра.

– Я тебе не нужна. Ты хочешь владеть мной, Джейми, – я выкрикиваю его настоящее имя. То, с которым он родился. – А я не твоя собственность.

Я ненавижу то, что маленькая частичка моего разбитого сердца хочет пойти с ним. Маленькая частичка меня помнит, как он ухаживал за моей ногой в ванной. Говорил мне, что все будет лучше. Что он любит меня. Я хочу заключить его в свои объятия. Потому что он меня наебал. Но и его тоже поимели. Наша боль была слишком глубока между нами, из-за нашей матери. Из-за нашего отсутствующего отца.

Отца, которого мы никогда не знали.

Любовь, которую мы никогда не знали.

Его больные, богатые приемные родители, братья и сестры.

Но я не могу вернуться к нему. Я никогда не смогу вернуться к нему. Я даже не знаю, смогу ли я снова смотреть на него после сегодняшней ночи.

У меня так много вопросов. Я не знаю, что делает Люцифер. Чем занимаются Несвятые. Работают ли они в том же бизнесе, что и мой брат, или в другом. Я не знаю, что я выбираю, оставаясь здесь, на их стороне, но я не могу пойти с братом.

И это больно.

Потому что я также знаю, что когда я теряю сознание, другим людям трудно это понять. Я веду себя так, как будто я в сознании. Часть меня знает, что Джеремайя говорит правду, когда говорит, что я позволила ему. Когда я не сопротивлялась и казалась бодрствующей. Я знаю, что это правда.

Но это ничего не меняет между нами. Потому что в какой бы стадии сознания я ни находилась, он знал, что я пьяна. Он хотел наказать Несвятых. Напугать их. Унизить их, забрав меня.

Я подавилась желчью, подступившей к горлу.

– Сид…

– Если ты не встанешь и не уйдешь отсюда, я сама тебя пристрелю.

Джеремайя качает головой.

– Ты бы не стала. Не своего собственного брата.

Я протягиваю руку ладонью вверх. Не колеблясь, Люцифер обходит меня и кладет пистолет, обхватывая пальцами рукоятку. Я нацеливаю его на Джеремайю. Его люди напрягаются и направляют оружие, пусть и неохотно, на меня. Он поворачивает голову и смотрит на них. Они опускают оружие.

Он снова встречает мой взгляд.

– Ты не сделаешь этого, Сид. Потому что ты знаешь, что я люблю тебя. Что мы оба темные и сломленные, и только я могу любить тебя. Ты всегда будешь возвращаться ко мне, потому что я твой брат. Я тот, кому ты принадлежишь, Сид.

Люцифер прижимает меня ближе к своему телу, и его дыхание учащается. Более поверхностным. Он собирается убить Джеремайю, если мой брат не уберется отсюда.

– Убирайся, – говорю я снова. – Если ты любил меня, если любишь до сих пор, убирайся отсюда, – я жестикулирую пистолетом, мои глаза сузились. – Сейчас же.

Джеремайя повесил голову. Но медленно поднимается на ноги. Затем он смотрит на Люцифера, на мою спину.

– Я вернусь за ней. И она пойдет со мной. Она никогда не выберет тебя вместо меня. Я – ее кровь. Ты – ничто.

Бросив на меня последний взгляд, он разворачивается. Кристоф первым следует за ним. Трей и Николас оба держат меня в поле зрения.

– Пойдем с нами, – шепчет Николас.

Я качаю головой.

– Я не хочу больше видеть ни одного из вас.

Николас прикусывает язык. Трей выглядит так, будто пытается броситься, схватить меня и вытащить за дверь. Но Николас поворачивается первым и кладет крепкую руку на плечо Трея. Вместе они уходят. Я смотрю, как они спускаются по лестнице, а потом Мейхем уходит первым, захлопывает дверь и закрывает её за ними.

Я отхожу от Люцифера, и он неохотно отпускает меня.

Я поворачиваюсь к нему лицом, пистолет все еще в моей руке. Мейхем стоит у меня за спиной. Эзра все еще прислонился к Атласу, а Кейн внимательно наблюдает за мной, сложив руки. Это Несвятые. А я не одна из них.

Я не знаю, кто я.

– Мне нужно уехать отсюда, – тихо говорю я.

Люцифер хмурится.

– Что? Нет. Сид. Нет.

Я беру со стола ключи от BMW.

– Мне нужно выбраться отсюда, и если ты хочешь увидеть меня снова, ты не последуешь за мной.

– Сид, – это Эзра. Он выходит из-под руки Атласа и встает прямо передо мной. Я вижу, как Люцифер напрягается у него за спиной.

Эзра делает еще один шаг ко мне, и я не отступаю. Он притягивает меня в свои объятия, и я позволяю ему прижать меня к своей груди. От него пахнет потом и кровью, и я не обнимаю его в ответ. Он держит меня на расстоянии вытянутой руки и прижимает поцелуй к моему лбу. Я слишком ошеломлена, чтобы реагировать.

Люцифер выглядит так, будто может наброситься на него.

Но Эзра говорит глубоким голосом: – Вернись, Лилит. У нас есть ад, чтобы отплатить.

– Нет, – говорит Мейхем сзади меня. Он обходит меня и скрещивает руки. Я вижу татуировку в виде перевернутого креста на боку его лица. Его голубые глаза смотрят на меня. Он высокий и худой, как Люцифер, но со светлыми волосами. Он выглядит сердитым. И немного испуганным.

– Нет, – повторяет он.

Эзра смотрит на него.

– Она вернётся.

Никто не произносит ни слова. Даже Люцифер.

И после того, как я дала Ордену Дождя фору, я ухожу.

Глава 24

Настоящее

Прошло слишком много времени с тех пор, как я водила машину. Мои приемные родители не купили мне машину, а я не удосужилась накопить достаточно денег, чтобы купить ее самой. Автобус в Александрии работал отлично. У меня даже прав нет.

Когда-то были. Одна из моих приемных семей дала мне хотя бы это, позволив попрактиковаться на их внедорожниках. Но все равно, за рулем BMW Люцифера, мои руки дрожат на руле.

Рационально я понимаю, что отчасти это связано с тем, что только что произошло.

Иррационально, я не хочу думать о том, что только что произошло.

Я еду по одинокой дороге и благодарна, что не вижу других машин. Я также ищу их. В кустах. В лесу. На гравийных дорожках. Даже на одинокой заправке, которую мы с Николасом проехали, прежде чем приехали к Джули.

Джули.

Интересно, проснулась ли она во время всей этой встречи? Интересно, вернутся ли Николас и Джеремайя, чтобы закончить работу? Интересно, причинят ли они вред мальчику?

Джеремайя. Джейми.

Мой брат.

Мой сломанный, отвратительный, ужасный брат.

Я не могу думать о нем без мурашек по коже. Я хочу разорвать его. Я хочу, чтобы меня вырвало. Меня сейчас вырвет.

Я сворачиваю на обочину дороги, по обе стороны которой нет ничего, кроме травянистых холмов под звездами. Я выпрыгиваю из BMW, оставив его заведенным, и бегу к кювету, задыхаясь. Все поднимается, о чем и говорить нечего. Мой желудок урчал в доме Джули, я не могу вспомнить, когда я ела в последний раз.

Но сейчас я благодарна за этот факт. Даже после того, как я выблевала все, что там было, я все еще сухо дышу, и слюна свисает с моих губ. Я благодарна, что здесь никого нет. Я благодарна, что я одна.

Благодарна и напугана.

Потому что кто остановит меня сейчас? У меня нет оружия, но я не удивлюсь, если у Люцифера есть что-то в машине. Он такой же грязный, как мой брат.

Но не совсем.

Мой брат…

Я снова задыхаюсь, руки на коленях, когда наклоняюсь над канавой.

Мой гребаный брат.

Он был настолько ослеплен ненавистью, тем, что Несвятые не сделали его желанным, что не подумал о том, кого он использовал, чтобы их поиметь. И дело было не только в этом. Дело было не только в неправильности того, что произошло между нами. Грех. Отвратительная вещь, которую мы почти сделали вместе.

Потому что он остановился.

Я должна отдать ему должное.

Но это ложь. Чушь.

О Боже.

Меня снова тошнит, желчь поднимается вверх, желудок сводит судорогой, когда мой разум отказывается думать о том, что он должен был чувствовать, когда поняла это.

А потом он солгал, чтобы замести следы. Он убедил меня, что Люциферу на меня наплевать. Но я была не единственной жертвой той ночи. Люцифера заставили смотреть. У него есть шрамы, доказывающие, что он пытался помочь мне. Пытался остановить это.

Но Джеремайя использовал меня. У него не было намерения спасти меня той ночью, он просто хотел добраться до Несвятых.

Каким чудовищем был мой брат?

Я опускаюсь на колени в канаву, в нескольких дюймах от собственной блювотины.

Я обхватываю голову руками, беззвучные рыдания сотрясают мое тело. С моих губ не срывается ни звука, из глаз не текут слезы. Только безмолвное горе, поглощающее меня.

Я запрокидываю голову назад, наклоняю подбородок вверх, мои глаза закрыты.

И я кричу.

Я кричу так громко и так долго, как только могу. Мне плевать, что кто-то может услышать. Мне даже наплевать, что Джеремайя может меня услышать. Что Николас может услышать. Кристоф. Трей. Надеюсь, они услышат. Надеюсь, они думают, что меня разрывает на части дикий зверь. Надеюсь, они думают, что я умираю.

Я чувствую, что умираю.

Крик отдается эхом в бескрайних, диких полях вокруг меня, и я кричу до тех пор, пока горло не начинает болеть, и все, что выходит, это еще один задушенный всхлип.

Постепенно я начинаю приходить в себя. Если Джеремайя найдет меня здесь, он не уйдет без меня. Мы оба можем погибнуть друг от друга. Только не снова.

Я встаю на ноги. Ноги дрожат, но я добираюсь до водительской стороны машины, забираюсь на сиденье, закрываю и запираю двери.

Я отдыхаю. Одну минуту. Я считаю до шестидесяти, откинув голову на сиденье. Глаза закрыты. Я даю себе еще одну минуту, чтобы собраться с мыслями. Когда я открываю глаза, застегиваю ремень безопасности и завожу BMW, все уже сделано.

Шрамы, которые оставил Джеремайя, эти эмоциональные, изматывающие раны… Я знаю, что они никогда не исчезнут. Но жалость к себе должна уйти. Потому что Джеремайя должен выучить этот гребаный урок.

Как бы я ни ненавидела Николаса, я была рада, что между нами была эта маленькая игра. Игра «Да/Нет» была полезной, но не в том, чтобы узнать что-нибудь о Люцифере, Джули или ребенке. Но в том, чтобы узнать о моем брате. Его чувства к Бруклин. Сестре Мейхема. Он обнажил себе перед Николасом. Он сделал это и перед другими людьми, чтобы Люцифер знал, что поджог дома Бруклин приведёт к моему брату.

Теперь и я знаю.

Теперь я доберусь до своего брата.

Я собираюсь отплатить ему за то, что он сделал со мной, и заставить его почувствовать то же, что и я. Как будто я жалела, что не родилась на свет. Как будто мне было неуютно в собственной шкуре.

Он хотел, чтобы я убила Люцифера в ночь Хэллоуина. Он хотел, чтобы Люцифер и Несвятые страдали, и он хотел, чтобы я покончила с ним, чтобы он не смог рассказать мне правду о той ночи. Но Люцифер все это время искал меня.

Теперь он нашел меня.

И теперь он собирался помочь мне расправиться с Джеремаей и Орденом Дождя.

Глава 25

Настоящее

На следующее утро я проснулась с чувством похмелья, хотя накануне вечером не притронулась ни к одной рюмке. Мысль о том, чтобы снова употребить алкоголь, о том, чтобы попасть туда, где я была в ту ночь, когда Джеремайя нашел меня в Рэйвен парке… мне становится плохо.

Но мне от всего становится плохо.

Когда я смотрю на потолок над головой в старом доме на окраине Рэйвен парка, мне становится плохо. Когда я переворачиваюсь на двухспальной кровати, чтобы выглянуть в окно, в трещину света, пробивающуюся сквозь край занавесок, мне становится плохо.

Скоро мне захочется выпить. Какая разница, когда мне плохо – трезвому или пьяному? По крайней мере, напившись, я смогу забыться. Может быть, мне не будет сниться, что Джеремайя лежит на мне. О Люцифере, выкрикивающем моё имя, пока он смотрит.

Несколько минут я пытаюсь не думать. Вообще ни о чем. О черноте. Что я могу испытать, когда умру. Что я могу почувствовать. Невесомость. Именно поэтому я планировала убить себя в ту ночь, когда встретила Люцифера. Потому что быть в бесконечном небытии гораздо лучше, чем чувствовать.

В дверь моей комнаты тихонько постучали.

Я сажусь, подтягивая бледно-кремовые простыни к груди. На мне лифчик и шорты, та же одежда, что была на мне накануне вечером, за исключением толстовки, которая валяется на полу этой старинной комнаты. Древесина потертая и расшатанная, обои с каким-то отвратительным цветочным принтом. Но мне приятно быть здесь, прятаться на виду. Мой брат знает об этом доме. Он знает, что Люцифер останавливался здесь. Но он не хочет приходить. Он хочет дать мне пространство сейчас. Он думает, что скоро все закончится. Что я приползу к нему, потребую прощения, и тогда братья и сестры Рейн будут жить дальше вместе.

Он всегда недооценивает меня.

– Входи, – зову я, хотя дверь открывается без моих слов.

Люцифер стоит в дверном проеме, без рубашки.

Мой взгляд находит его рельефные мышцы, вены на предплечьях, внушительный пресс. И шрамы вокруг его торса, от веревки, которой мой брат обвязал его. Его тренировочные штаны низко висят на бедрах, но я заставляю себя поднять взгляд к нему, не обращая внимания на глубокий V-образный вырез чуть выше пояса его штанов.

Его глаза под капюшоном, полуночно-синие и полные усталости. У него круги под ними, тени, которые, вероятно, совпадают с моими собственными. Я плохо спала. Он, вероятно, тоже плохо спал. Его руки в карманах, он наблюдает за мной, как будто не уверен, как я могу себя повести. Как будто я дикий зверь.

Я вроде как чувствую себя таковой.

– Ты хочешь поговорить? – спрашивает он таким хрипловатым голосом, от которого у меня подгибаются пальцы на ногах, даже против моей воли.

Я качаю головой.

Он кивает. Я смотрю, как он сглатывает, и мой взгляд привлекает красивая жилка на его шее. Он смотрит в пол, ресницы почти распушили его щеки. Даже когда он был накрашен как скелет, даже когда он маскировался под Люцифера из ада, я знала, что он красив. Когда он взял меня за руку при нашей первой встрече, на том перекрестке, который я планировала пройти в последний раз, я знала его красоту.

Я думала, что это то, что заманило меня к нему, то, что привело меня в тот беспорядок, в котором я очнулась после Хэллоуина. Я проклинала себя за это, за то, что поддалась его обаянию. Особенно когда я видела предупреждающие знаки: как его друзья говорили о нем. Как он говорил о своих друзьях. Джули. Беременности. О Несвятых, которые сейчас находятся в этом доме. Или, по крайней мере, были прошлой ночью.

Но меня не приняли. Я видела его. Таким, каким он был в ту ночь. Шрамы на его торсе показывают мне это сейчас. Он был тем, что мне было нужно той ночью. Но у меня нет времени, чтобы обдумать это. После Хэллоуина я уеду. Я никогда не вернусь в Александрию. Я никогда больше не увижу своего брата. Если он не переживет ночь Хэллоуина, еще лучше.

Я также никогда больше не увижу Люцифера и Несвятых.

Эта мысль еще больше пронзает мое разбитое сердце. Но я справлюсь с этим. Если я могу справиться с моим братом, я могу справиться и с этим.

– О чем ты думаешь? – тихо спрашивает Люцифер, все еще глядя в пол. Он двигает ногой, обутой в черный носок, взад-вперед по дереву, как будто не может стоять на месте.

Я смеюсь. Это звучит фальшиво даже для моих собственных ушей. Он и есть фальшивый. Полный злобы, гнева и боли.

– Я думаю о том, каково это – выбраться отсюда и никогда не возвращаться.

Глаза Люцифера поднимаются к моим.

– Откуда? – спросил он, нахмурившись.

Я снова смотрю в окно, на тот клочок света, который я могу видеть. Я подтягиваю колени к груди, одеяла все еще натянуты на меня.

– Из этого города.

Могу поклясться, что слышу его выдох. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, наклонив голову в немом вопросе.

– Я думал, ты имела в виду… – он проводит рукой по своим черным кудрям. – Я думал, ты имела в виду, что ты можешь… как тогда, когда мы впервые встретились… что ты уедешь отсюда.

Самоубийство.

Он не хочет этого говорить.

– Как ты узнал? – спрашиваю я его. Мой голос звучит отстраненно. Я стараюсь, чтобы так и было. Я прочищаю горло. – Как ты узнал, когда встретил меня?

Он слегка улыбается, ямочка вспыхивает, но искра не появляется в его глазах.

– Я видел пистолет, – говорит он, как и накануне вечером. – Я знаю, как выглядит настоящий пистолет. И этот воздух был вокруг тебя…

– Депрессии? – спрашиваю я, изогнув бровь.

Он смеется, сладкий раскатистый звук, от которого у меня в груди все сжалось.

– Нет, нет. У тебя не было депрессии. Не тогда. Ты была… взволнована. Я знал, что это знак. Это всегда так, в конце.

Я нахмурилась.

– Откуда ты это знаешь? – я была взволнована. Я знала, что меня ждет следующее приключение. Что эта жизнь закончится. Что я смогу начать новую в другом месте. Или в темноте.

Он пожимает плечами.

– Моя мачеха едва терпела меня большую часть времени, когда я жил с ней. Я получил свои деньги и уехал от семьи, когда закончил университет несколько месяцев назад, – он выдохнул, оглядывая комнату. Ему удается рассмеяться. – Клянусь Богом, мой дом лучше, чем это дерьмо.

Я хмурюсь.

– Твоя мачеха? – спрашиваю я его.

Он кивает.

– Ты многого обо мне не знаешь. О Несвятых. Общество шести. Но то, что случилось с тобой, Сид… – он прочищает горло, лезет в карман и достает сигарету и зажигалку. Но он просто держит их в руке, сжимая в кулак. – Я не могу себе представить, – наконец говорит он. – Но моя мачеха… когда она не кричала на меня… она… любила меня.

Воздух в моих легких выходит.

Я не хочу это слышать. Я закрываю глаза, прислоняюсь головой к изголовью кровати. Я не могу это слышать. Не могу думать о боли, через которую прошел Люцифер до того, как встретил меня.

– В любом случае, – продолжает он, торопясь, – я знал это волнение, потому что сам испытывал его раньше. Я знал, потому что думал об этом раньше.

Я открываю глаза.

– Что тебя остановило?

Он подносит сигарету к губам, прикуривает и делает длинную затяжку. Он кладет черную зажигалку обратно в карман и выдыхает облако дыма. Когда оно рассеивается, он наконец отвечает мне.

– Пистолет не был заряжен, – он смеется, качая головой. Как будто это все шутка. Так оно и есть, наша жизнь. Одна ужасная, ужасная развязка за другой. – Я нажал на курок, не зная многого об оружии тогда, когда я был еще ребенком. Он щелкнул, и я вздрогнул, – он делает еще одну затяжку, выдыхая ее. Высыпает пепел прямо на пол. Он смотрит в окно. – Когда я вздрогнул, я понял. Я еще не был готов к этому.

Я вздыхаю.

– Знаешь, Люцифер, – говорю я, произнося его имя.

Он смотрит на меня, как будто чего-то ждет. Отчаянно надеясь, что то, что я скажу дальше, исправит это. Исправит нас.

– Ты был моей дрожью, – говорю я ему, и я серьезно. – Когда ты просунул свою руку в мою… – я улыбаюсь, проводя рукой по своим коротким волосам. – Ты был моей дрожью.

Джеремайя не приходит. Он не пришел ни в тот день, ни на следующий. Ни через неделю. Я каждый день бегаю трусцой в парке Рэйвен, покупаю одежду, но в остальном никуда не уезжаю. Мне это не нужно. Я знаю все места, где прячется мой брат, вернее, я знаю их достаточно, чтобы ударить его по больному месту. Я знаю Бруклин. Я знаю ее расписание. Я также знаю, что если я вернусь в особняк Рейн, меня впустят.

На это я и рассчитываю.

Мой план прост. Обманчиво прост.

Но придется подождать.

Несвятые приносят еду в дом, где мы остановились. Они даже готовят. Другие люди, которых я не знаю, тоже приходят. Мужчины с оружием. Мужчины, которые, как я знаю, охранники. Но они никогда не остаются на ночь. Люцифер увольняет их на закате каждый божий день.

Он сказал мне, что этот дом принадлежит ему. Не парк, потому что город не продал бы его ему, а дом. Тот, в который он и меня привел. Где я узнала правду об Джеремайи. И дом, в котором живет Джули с ребенком.

Мы сидим на заднем крыльце старого дома, на ступеньках, смотрим на реку Рэйвен в нескольких футах от нас. Тихий звук журчащего в темноте ручья по-своему успокаивает. Люцифер курит, и я наслаждаюсь его ароматом. Мне как-то… комфортно.

Мы не прикасались друг к другу с тех пор, как пришли сюда. Эзра обходил меня стороной, что странно, учитывая, что он первым напал на моего брата. Атлас несколько раз хлопал меня по спине, а Мейхем все время смотрит на меня. Кейн ведет себя тихо и большую часть дня сидит в своей комнате. Интересно, что они упускают? Они не приводят сюда девушек. Интересно, поддерживают ли они связь с Рией или с кем-нибудь из девушек из Ночи Несвятых? Интересно, что случилось со всеми теми, кто был отравлен.

Люцифер знает, что я планирую сделать. Вернее, он знает, что я планирую что-то сделать. Он не спрашивает меня, что именно. Он больше не упоминал Джеремайю, хотя я слышала, как он говорил о нем со своими охранниками в тишине, когда думал, что я не слышу.

Я слышала, как Атлас проклинал моего брата даже больше, чем я сама в своих мыслях. Я не могу их винить. Они знали его много лет. Он предал их и меня.

Но я не говорила об этом с Люцифером. Я не хотела.

– Расскажи мне о Джули, – говорю я, глядя в ночь. Я не уверена, что хочу услышать. Я знаю, что она все еще жива, что мой брат еще не закончил эту работу. Надеюсь, он не настолько одурел после нашей последней встречи, что облажался так сильно, что кто-то другой убьет его до того, как я до него доберусь.

Люцифер молчит, выпуская колечко дыма. Я начинаю думать, что он может просто игнорировать меня. Я начинаю думать, что это может быть к лучшему.

– Джули… она была чем-то вроде подруги. Когда я учился в старшей школе.

Я сглатываю. Несмотря на то, что мы с Люцифером не прикасались друг к другу, я хочу этого. Но каждый

вечер он желал мне спокойной ночи после молчаливых, угрюмых ужинов с Несвятыми. Он укладывал меня в постель, не делая этого буквально. В большинстве случаев у него на бедре висел пистолет, а его комната находилась рядом с моей. Ночью я слышала, как он ворочался, как и я. Я знала, что он заботится обо мне. И дает мне пространство.

Интересно, думает ли он, что я теперь испорчена?

Я не хочу его спрашивать.

– Однажды мы переспали, – продолжает он.

Ни хрена себе, думаю я, но ничего не говорю.

– Она забеременела, – он снова затягивается сигаретой. Я хочу сломать ее пополам или потушить о собственные глаза. – Она сказала, что он мой, – краем глаза я вижу, как он пожимает плечами. – Это была ошибка, секс. Мы были пьяны. Молоды. И глупые.

Ему был двадцать один, когда мы познакомились. Сейчас ему двадцать два. Не такой уж молодой.

Но это не то, что меня волнует. Я не хочу знать ничего из этого. Я хочу знать результат. Что было дальше. Что происходит сейчас.

Он гасит сигарету на крыльце, перемалывая ее в ноль, с чуть большим усилием, чем это, вероятно, необходимо. Он оставляет ее там, между нами, и сжимает руки вместе, повесив голову.

– Я поверил ей, понимаешь? – спрашивает он. Он поворачивает голову и смотрит на меня, руки все еще сцеплены. – Черт, она, наверное, тоже поверила.

Я ничего не говорю. Я задерживаю дыхание.

– Я верил, что она моя. Но после той ночи мы ссорились, как кошка с собакой. Она, казалось, ненавидела меня за то, что я не хотел быть с ней. Быть семьей.

Последнее слово он произносит с усмешкой. Зная, через что он прошел со своей собственной семьей, или то немногое, что я о ней знала, я не могу его винить.

Зная свою собственную семью, я не могу винить его. Я уже даже не уверена, что это слово должно означать. Семья.

– Она обращалась со мной как с дерьмом. Я позволил ей. Это была моя ошибка, как и её.

Мой пульс учащается. Мне нужно знать. Я хочу крикнуть ему, чтобы он сказал мне, ответил на самый важный вопрос. Но я не могу. Не могу. Он заслужил это время. Мое молчание. Чтобы он мог сказать мне. Я целый год ненавидела его за то, чего он не делал. Ненавидела его из-за Джули. Думала, что это часть его гребаной злой личности.

Теперь я знаю лучше.

Так что я жду.

– Как бы то ни было, – он проводит рукой по лицу. – Ребенок родился. Она назвала его Финн, – он смеется, качая головой, как будто ему не нравится это имя. – Хорошо, что так. Потому что его отец, Финли, не собирался иметь с ним ничего общего. По крайней мере, ребенка назвали в его честь.

Я моргаю, пытаясь осмыслить его слова. Эти слова означают… что ребенок не его. Ребенок Джули не его. Она не была беременна его ребенком.

Но я что-то упускаю. История не закончена.

– Я не веду себя как отец ребенка. Скорее как дядя или крестный отец, – он снова встречает мой взгляд. Он выглядит так, будто задает мне вопрос, судя по тому, как нахмурены его брови. Но он продолжает говорить. – Я заплатил за дом, в котором они живут. Я не прячу их там. Джули хотела жить там, подальше от этого места. Подальше от Финли. Я заплатил за него, и я помогаю ей с расходами. Потому что, хотя это не мой ребенок… ну, он мог бы им быть, верно? И мы с Джули не особенно любим друг друга, но он мог бы быть моим так же легко, как и Финли. Финли не имеет никакого отношения к своему сыну, хотя он подписывает чеки на алименты, что, я думаю, лучше, чем ничего. Но не намного лучше.