Текст книги "Его Муза. Часть 3 (ЛП)"
Автор книги: К. С. Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Глава 18
На меня действует давление. То, что я не знаю, на какой стадии нахожусь с Логаном, достаёт. Быть рядом со стрессовыми студентами – это меня достаёт. Быть в конфликте с моим отцом достаёт меня.
Хранить секреты от Доктора Т – меня достаёт. Запах масляной краски и медиум, который я обычно люблю, начинает бесить тоже. Мне кажется, что от меня почти ничего не остаётся.
И вот я кладу своё сердце на стол и мечты на пол. Что будет делать Логан теперь, когда знает, что у него есть ключи от моего сердца, будущего и счастья? Думаю, узнаю это завтра вечером.
С наступлением темноты тащусь через кампус к факультетским апартаментам, чтобы увидеть Логана. Снег в основном растаял, и, хотя пройдёт ещё некоторое время, прежде чем мы увидим истинные признаки весны, я чувствую, что зима заканчивается. Мы находимся в том неопределённом времени, которое лежит между концом одного сезона и началом следующего. Моя жизнь сейчас на той же стадии. Я приближаюсь к концу четырёхлетнего диплома. И к началу самостоятельной жизни. Но нахожусь в неопределённом промежуточном состоянии, которое, как я понимаю, обусловлено напряжением. Природные переходы не кажутся напряжёнными вообще, но люди в разгар перемен естественным образом создают для себя напряжение и стресс. Я готова к выпуску, но ещё не время. Готова жить дальше, но пока не могу этого сделать. Хочу, чтобы Логан меня как-то успокоил, но, видимо, и для этого ещё не время. Мне кажется, что я вот-вот лопну от всех этих желаний и ожиданий.
Мне почти всё равно, если кто-нибудь увидит, как я захожу в преподавательские апартаменты. Меня так и подмывает нагло войти и подняться на лифте на третий этаж.
Но сдерживаюсь.
Я болтаюсь у решётки из глициний, пока не убеждаюсь, что вокруг никого, а затем бросаюсь к двери гаража, чувствуя себя вором, шпионом или тем, кем на самом деле являюсь: изголодавшейся по сексу, влюблённой студенткой колледжа, одержимой профессором. Как до этого дошло? Меня бы стошнило, если бы не была так возбуждена.
***
Первый поцелуй Логана на лестнице уничтожает мою самооценку. Я устала и нервничаю.
– Пойдём, – говорит он, ведя меня вверх по лестнице. – Я приготовил пасту, салат и открыл бутылку вина. Похоже, тебе не помешает немного подкрепиться.
После еды мы ставим посуду в раковину, а затем идём к дивану с бокалами вина.
В этот момент все тревоги и неуверенность вываливаются наружу.
– Просто не знаю, смогу ли продолжать делать это, Логан.
– Делать что?
– Лгать и притворяться. И не знаю, на какой стадии с тобой находимся.
Он хмурится.
Я делаю глоток вина и говорю то, что имею в виду лишь наполовину:
– Я больше не хочу быть твоей музой, если для этого придётся вот так прятаться.
– Тогда не надо.
Что? Я пристально смотрю на него. Он так легко от меня откажется? Даже не будет спорить? Или бороться за меня?
Озорная улыбка появляется на его милых губах.
– Возвращайся со мной в Нью-Йорк.
– Что? – Я подскакиваю на диване и чуть не проливаю вино.
– Мы прячемся, потому что мы здесь. В этом напряжённом, отсталом кампусе.
– Я знаю, но…
– В Нью-Йорке мы можем быть вместе так, как ты хочешь.
– А как же моя степень... твоя должность?
Он пожимает плечами.
– Я могу жить и без этого. – Он наклоняется и обнимает меня. – Но я не хочу жить без тебя.
Я устраиваюсь в собственническом тепле его руки, пока он продолжает говорить:
– Я думал о том, что ты сказала вчера, Ава. О написании моей следующей книги, о необходимости музы. Не знаю, нужна ли мне муза, пока у меня есть ты. Быть больше, чем музой – другом, любовницей, партнёром, соседкой по комнате, всем и вся, пока это ты.
Вино и его слова ударяют мне прямо в голову. Я чувствую себя ошеломлённой.
Его зелёные глаза изучают мои.
– Это то, чего ты хочешь, не так ли?
Когда не отвечаю сразу – мой ум обдумывает последствия, большинство из которых раздуваются в безумно счастливый пузырь в моём животе – он нервно добавляет:
– Я имею в виду, что знаю, ты хочешь жить и рисовать в Нью-Йорке. Может быть, не обязательно со мной, но…
Я останавливаю его, прежде чем он успевает продолжить эту нелепую мысль.
– Конечно, я хочу поехать в Нью-Йорк! И быть с тобой!
Я позволяю усмешке приподнять уголки моих губ, когда мой разум порхает от образа к образу, представляя как вместе гуляем по улицам, посещаем галереи, ходим на обеды, художественные выставки, литературные чтения и другие образы... уютно устроившись на диване с фильмом, завтракая вместе в постели, занимаясь другими вещами, и не только в постели…
– Тогда давай соберёмся и поедем, – говорит он. – Я могу написать окончание своего романа за собственным столом. У нас действительно есть шанс закончить его.
Теперь он полон энергией. Логан встаёт, оглядывая комнату, словно решает, что взять с собой в первую очередь. Личное содержимое квартиры поместилось бы в спортивную сумку. Его офис потребует немного больше усилий.
– Подожди, – говорю я, реальность просачивается за грани моего романтичного сна. —Ты имеешь в виду прямо сейчас?
– Или завтра, послезавтра.
– Но, Логан, у меня шоу. Мне нужно закончить колледж.
Он хмурится и снова садится.
– Зачем?
– Ты ждёшь, что я уеду сейчас?
Он пожимает плечами.
– Ты всё время говоришь, что тебе надоело делать то, чего все от тебя хотят, надоело следовать правилам. Ты хочешь вырваться на свободу, жить своей жизнью, верно?
– Это правда, но…
– Твоя степень не делает тебя художником, Ава, это ради твоего искусства.
Но почти четыре года упорного труда было нелегко просто выбросить на ветер. Как я могла заставить его понять?
– Что, если этот роман, который ты пишешь... что, если бы ты потерял всё, что уже написал? Ты закончил почти триста страниц и потерял всё?
– Это был бы удар, конечно. Но этот роман во мне. И либо я напишу его снова, либо напишу другой. Работа живёт внутри меня. Так же, как твои картины живут в тебе. Твоя степень не нужна. Оно живёт вне тебя, оно даровано другим. Это совсем не одно и то же.
– Но я не могу просто уйти от всего этого.
– А почему бы и нет?
Я подумала об отце, о Докторе Т., о друзьях – Руби, Джонатане и Ронни Ларкине. Даже о Мадлен.
– Как ты можешь так легко уехать? – говорю я. – А как же твои ученики? Друзья, которых ты здесь завёл? Доктор Тенненбаум, Рич?
– Значит, ты не поедешь со мной? – Он хмурится.
Мысленно я снова взвешиваю это предложение. Это не просто ответственность, которую я чувствую за получение степени, или за то, что не хочу разочаровывать других. Как бы я ни была взволнована из-за этого романтичного побега в закат Нью-Йорка, я знаю, что это фантазия. Реальность была бы гораздо более суровой. Не то, чтобы я не верю, что мы могли бы быть счастливы вместе, но с этими конкретными обстоятельствами я бы просто следовала за Логаном, избегая больших реалий моей жизни и позволяя другому человеку, даже если это и не мой отец, решать мою судьбу?
– Я думаю, мы оба должны остаться, Логан. Чтобы закончить то, что начали. Осталось чуть больше месяца.
Он хмурится.
– Ещё один месяц скрываться?
– После этого мы вместе поедем в Нью-Йорк, – с надеждой говорю я.
Он тяжело вздыхает и проводит пальцами по волосам.
– Мне бы сейчас не помешала сигарета.
Я знаю, он не согласится на идею поехать в Нью-Йорк после всего. Стараюсь не обращать на это внимания и кладу руку на его дрожащее колено. Он замирает от моего прикосновения.
– Заканчивай свой роман, Логан. Возвращайся в Нью-Йорк с полной рукописью, как и хотел. Ты так близок к завершению. И я так близка к выпуску. Забудь про мои слова. Я справлюсь с прятками.
Он отводит взгляд и говорит:
– Или нет.
Я в замешательстве.
– Нет?
– Или не надо больше прятаться.
– Но мы только что говорили о рисках. Если люди узнают, мы оба…
– ...то, что я имею в виду, Ава... больше не будем прятаться. Не надо. Ты работаешь над своим шоу, портфолио и всё такое, а я работаю над преподаванием и завершением своего романа.
Что-то большое и холодное поселяется у меня в животе. В мозгу раздаётся странный гул, когда тело понимает его смысл, но мой разум отказывается догонять.
– Конечно... именно этим мы сейчас и занимаемся. То, что делали всё это время.
– За исключением того, что мы упускаем одну часть.
Рыдание или крик поднимаются из глубины моих лёгких, но мой разум всё ещё не хочет понимать.
– Что ты имеешь в виду? – Мой голос срывается. А разум и тело находятся на грани слияния понимания.
– Мы перестаем спать друг с другом. – Его челюсть тверда, зелёные глаза холодны.
Начинаю трясти головой, моё тело немедленно отрицает это, и я говорю:
– Почему? Зачем ты это делаешь? Злишься, что я не поеду с тобой в Нью-Йорк из прихоти? Хочешь наказать меня, потому что не буду делать то, что ты говоришь? Потому что у меня есть свои собственные представления о жизни и выборе?
Моё недоверие и шок превращаются в гнев. Я скрещиваю руки на груди, когда волна боли прокатывается по сердцу, а вместе с ней и отчаянное, однако тщетное желание бороться.
Он качает головой и смотрит куда угодно, только не мне в глаза.
– Ты права, нам обоим надо работать. Мы зашли так далеко и не были пойманы, так что давай перестанем искушать судьбу. Риски нашего продолжающегося романа слишком высоки.
– Но не стоит сдаваться полностью!
Моя страсть растёт, но он становится таким холодным и отстраненным.
– Искусство требует жертв, – говорит он.
Я с силой опускаю руки по бокам. Мои кулаки сжаты. Я не могу поверить, что он обращает мои слова против меня. – Ты такой эгоист. Самый эгоистичный человек в мире. Не могу поверить!
Он пожимает плечами. Этот маленький неосторожный жест заставляет побелеть от гнева.
– Приходит время, когда работа музы заканчивается, – деловито говорит он. – Когда творец берёт бразды правления в свои руки и меняет курс в одиночку.
Внезапно становясь холодным и отчуждённым, он откидывается на спинку дивана, отказываясь смотреть мне в глаза. Моя страсть угасает. Борьба выходит из меня. Я чувствую, как меня пронзают ножом в сердце. Недоверчиво качаю головой, и тихие слёзы катятся по щекам. Я безжалостно отталкиваю их.
Мне приходит в голову стоящая мысль.
– Работа музы никогда не заканчивается, – говорю я.
Но опускаю мантию музы, встаю и иду к двери. Я ухожу от Логана.
С высоко поднятой головой и затуманенными слезами глазами я выхожу из его квартиры. Мне все равно, кто меня видит. Я только знаю, что не могу смотреть назад.
Глава 19
Я отдала ему всё. Каждую часть моего тела. Каждую частичку сердца. Каждую часть моего существа.
И всё же этого было недостаточно.
В ту ночь я плакала, пока не заснула. Утром мне трудно разобраться в том, что произошло накануне вечером. Я посылаю Логану сообщение, что хочу поговорить. Он не отвечает.
Ещё один день проходит без встреч и разговоров с ним. На следующий день, пока тащусь на занятия, вижу, как он идёт по двору и смеётся вместе с Шериан и другими студентами-писателями.
Я не встаю с постели ни на следующий день, ни через день.
Ко мне приходит Руби вместе с Джонатан.
На третий день появляются Ронни и Оуэн.
На четвёртый день доктор Т. Подсовывает мне под дверь записку.
На пятый день стучится Мадлен. Она продолжает стучать, пока я шаркаю к двери и приветствую её с очень грязными волосами и макияжем, который так впитывается в мою пятнистую кожу, что придаёт ей серый оттенок, или, может, это из-за диеты сухих продуктов из разных углеводов, оставленных моими друзьями, которые я ем – хлопья, крекеры, рисовые пирожные и печенье.
Мадлен широко улыбается, её тёмные глаза оценивающе смотрят на меня, словно я выгляжу на миллион баксов, она пробирается в мою дверь на своих костылях.
– Ты в порядке, – говорит она, всё еще улыбаясь.
Я прохожу мимо неё к своей кровати. Она кладёт один костыль поперёк моего одеяла, чтобы заблокировать мою неминуемую посадку обратно на простыни. Не займёт много усилий, чтобы оттолкнуть его, но это самое большое количество энергии, которую я прикладываю за всю неделю.
– Я видела, как ты выходила из квартиры Логана.
Часть меня замечает, что я должна чувствовать что-то вроде тревоги или паники. Что должна попытаться объясниться, придумать достойное оправдание тому, что могла там делать, по крайней мере признать, что Мадлен – член факультета и заслуживает некоторого уважения. Но только хрюкаю и заворачиваюсь в одеяло. В течение нескольких минут делаю вид, что плачу, хотя все слёзы уже иссякли. Мадлен ковыляет к моему барному холодильнику, достает фильтр для воды и наливает мне стакан. Я в восторге, что в моем холодильнике есть вода. Ронни или Оуэн, должно быть, заполнили его.
Мадлен удаётся доставить стакан воды на костылях. Я впечатлена.
– Ты, должно быть, обезвожена, – говорит она.
Я пью воду просто потому, что она прилагает столько усилий, чтобы донести её до меня. Это очень вкусно. Подумываю о том, чтобы встать и налить себе ещё.
– Итак, как я и сказала. Я видела, как ты выходила из квартиры профессора О'Шейна около недели назад, но что ещё более важно, я не видела, чтобы ты возвращалась.
Она ждёт, когда я что-нибудь скажу. Это похоже на ловушку. Но сейчас мне всё равно. Очевидно, что меня ничего не волнует.
– Он говорил с Вами о нас?
Она хмурится.
– Нет.
– А что Вы знаете?
– Думаю, мои предположения верны.
Я приподнимаю бровь.
Она добавляет:
– Я пыталась поговорить с ним на этой неделе, но…
Я оживляюсь и не могу удержаться.
– Как... как он? – Я чувствую себя так жалко, но хочу знать, что с ним всё в порядке.
– Угрюмый, – говорит Мадлен. – Он много пишет в своем кабинете. Его студенты часто прерывают его, и он надевает свою шляпу и показывает свой номер для них. Он возвращается в квартиру только для того, чтобы поспать и принять душ. Это больше, чем ты делаешь для себя.
Я стискиваю зубы и отворачиваюсь.
– Он ещё более эгоистичен, чем я.
– Помни, что он преподаватель, а ты студентка.
Я предполагаю, что теперь получу лекцию, которая приведёт к «я должна доложить о вас двоих».
Это противоречит политике колледжа и так далее. Но Мадлен только добавляет:
– Ты могла бы кое-чему у него научиться.
Теперь я смотрю на неё. Вместо того, чтобы видеть осуждение и беспокойство, её лицо открытое и улыбчивое.
– Что Вы имеете в виду? Вы не злитесь? Разве Вы не дадите мне пощёчину?
Мадлен закрывает глаза, и часть света в комнате тускнеет. Она качает головой.
– О, Ава. Правила, которые удерживают некоторых людей на месте, предназначены для них. Тем, кто решил нарушить правила, есть чему поучиться. Это может не всегда идти так, как планировалось, но в этом есть свои риски и преимущества.
Я пытаюсь понять, что она говорит, но это ещё не всё.
– А чем занят сейчас Логан?
– Мне всё равно, что он делает. – Я надуваю губы.
– Ответь на вопрос.
– Вы сказали, что он много пишет. Я не буду этого делать…
– Правда. Художник может не иметь любви, друзей или одобрение общества, но истинный художник никогда не бросает свою работу.
Я падаю обратно на кровать и натягиваю одеяло на голову.
– Я не настоящий художник, – стону я.
Из-под одеяла несколько раз слышу цоканье Мадлен.
– Ты забываешься. Поэтому я здесь.
Я качаю головой под одеялом, но она меня не видит.
– Вставай, Ава. Иди в душ. Мы идём в студию.
– А? – Я выглядываю наружу.
– Мы идем в студию – у меня там все расписано, ты будешь рисовать, а я позировать.
– Что? – Теперь я сажусь. Две вещи удивили меня: Мадлен удалось забронировать для меня студию в середине дня; и она предложила позировать для меня? Я чувствую себя более чем обязанной встать с постели. Но что, если…
– Я не могу, из-за него мои картины стали лучше. У меня ничего не получится.
– Я не верю. – Вижу мерцание вызова в ее глазах. – Докажи, что я ошибаюсь.
***
После того, как я принимаю столь необходимый душ, мы направляемся к «Мику» за гамбургерами. Мадлен убеждена, что мне нужен протеин, и я не могу с ней спорить. Мы сидим в кабинке и тихо разговариваем.
– Когда-то я была на твоём месте, – говорит она. – Собственно говоря, именно поэтому и стала профессором. Когда-то я была влюблена в одного из них.
– У Вас был роман в колледже?
Она кивает.
– Не было никакого смысла, чтобы предотвратить подобное, но это было достаточно позорно в социальном плане, потому что такое почти никогда не происходило. А Малком – профессор Томлин, был намного, намного старше меня. Фрейд сказал бы, что у меня комплекс с отцом, что, вероятно, являлось правдой, так как мой отец умер, когда мне было три года.
– О, это так грустно.
– Да, но удивительно, насколько печальнее может стать жизнь.
Мне сейчас очень грустно за Логана. Я и представить себе не могла, что мне будет так печально.
Мы оплачиваем гамбургеры и направляемся в студию. Я ставлю мольберт и рисую, пока Мадлен раздевается и поднимается на подиум.
Она выглядит красивой и грубой, завернутой в тонкий шёлковый шарф. Она не так уверена в себе, как мои модели-студентки, но её желание сделать это, чтобы вытащить меня из депрессии, трогает до глубины души.
Мы разговариваем, пока я рисую.
– Каким он был? Профессор Томлин-Малькольм?
– Высокий, немного неряшливый, очень начитанный. – Её лицо немного смягчается, когда она думает. – Он был страстным и задумчивым в спальне, – добавляет она, слегка краснея.
– Он любил Вас?
– Думаю, да. Я, конечно, любила его. Или так казалось.
Я вижу, как она меняет выражение лица. Мои движения немного скованны, но я начинаю раскачиваться.
– Вы не думаете, что это была настоящая любовь?
Она смотрит вниз на свои голые пальцы.
– Это все любовь. – Она вздыхает. – Любая глубокая связь с другим человеком – это форма любви. Именно в это я верю.
На секунду перестаю рисовать и смотрю на неё.
– А как же Ваш муж? Вы любили его?
Череда эмоций усложняет её черты. Наконец, она вздыхает.
– Да. И до сих пор люблю. Хотя, может, уже не так, как раньше.
– То, что он сделал с Вами, было ужасно.
– Неужели? Да, было больно. Это был шок, правда. Но я видела другую форму любви. Он чувствовал себя так ужасно из-за этого. И растерялся. Но это то, что делает любовь. Застаёт нас врасплох.
– Не могу поверить, Вы такая понимающая.
– Если ты действительно любишь кого-то, то любишь его всего и отпускаешь, когда приходит время.
Я вижу, как её глаза начинают наполняться слезами.
– Я не хотела Вас расстраивать. Хотите остановиться?
Она качает головой, пока с ее щек падают несколько слезинок.
– Нет. Продолжай рисовать, Ава. Рисуй всё, что видишь.
Я рисую, и из этого появляется одна из моих лучших картин на сегодняшний день. Я с трудом могу в это поверить. Когда погружаю свои кисти и заполняю холст от края до края; меня распирает от вдохновения. В конце концов, это не зависит от Логана. Он помогал мне совершенствоваться, да, рисковать и раздвигать границы, но я являюсь той, кто растёт, меняется и становится лучшей художницей, позволяя ему помочь мне в этом. Такой подарок бесценен, даже если ценой всего – разбитое сердце. Потому что никто не может отнять этот дар.
Глава 20
Следующие две недели я заканчиваю картины для выставки. Думаю, Логан упорно работает над своим романом. Я не пытаюсь связаться с ним. У него есть своя работа, а у меня – своя. Мне всё еще больно. Я всё ещё смущена его отказом. И всё еще скучаю по нему. Но, по крайней мере, ко мне возвращается любовь к живописи. Я ношу браслет от Тиффани в кармане. Когда не рисую, то ношу его как знак надежды и истинной любви, он всегда будет со мной.
За неделю до выставки в конце года беру студию в полное своё распоряжение на целый день. И работаю над картиной, для которой Джонатан впервые позировал, но возникают проблемы с положением ног фигуры. Я продолжаю всё портить и понимаю, что, возможно, не смогу исправить недостатки без помощи модели. Откладывая щётку, я беру телефон, чтобы позвонить Дженни. Может быть, один из её друзей-актеров попозирует для меня за пиво. Я не могу позволить себе платить кому-либо сейчас. С тех пор, как сообщила отцу о своих планах относительно Нью-Йорка, он строго ограничил мне доступ к средствам. Он ошибочно полагает, что, заставляя меня страдать финансово, этим самым заставит меня передумать. Признаюсь честно, это неудобно, но это неплохая практика для моего будущего в Нью-Йорке, где придётся жить очень экономно, чтобы я могла позволить себе купить краску.
Прежде чем успеваю набрать номер Дженни, слышу стук в дверь. Дверь медленно открывается, и когда я вижу, кто там, моё сердце делает что-то вроде кувырка или сальто – подобное сочетание заставляет меня чувствовать легкую тошноту, а лицо – позеленеть.
– Что ты здесь делаешь? – говорю я.
Входит Логан. Не своей обычной вальяжной походкой, а робкими, осторожными шагами. Я не видела его уже несколько недель.
Выглядя смущенным, он говорит:
– Ты, наверное, ненавидишь меня сейчас…
Я чувствую многое, но ненависть – не одна из этих эмоций. Поэтому отвожу от него взгляд, чтобы собраться с мыслями. Смотрю на свою почти законченную картину. Он встаёт рядом со мной, держась на полшага позади моего левого плеча, и тоже смотрит на картину.
– Хорошая работа, Ава.
Я пожимаю плечами.
– Я не могу закончить её без живой модели. – Я начинаю вытирать кисти. Мне больше не хочется рисовать.
– Я могу помочь?
Я улыбаюсь, вспоминая, как он впервые вошёл в студию и встал за этот мольберт.
– Если я не могу закончить его, то сомневаюсь, что ты сможешь, – говорю я.
– А если я буду тебе позировать, это поможет?
Я поворачиваюсь к нему лицом. Его глубокие зелёные глаза искренние и мягкие. Он действительно предлагает свою помощь. Я снова смотрю на картину, потому что знаю, что увижу себя, а если ещё раз посмотрю в его глаза, то точно потеряюсь.
– Ава, – говорит он, подходя ко мне сзади. – Мне действительно очень жаль. – Я чувствую, что в любую минуту он может обнять меня, и боюсь, каково это будет.
– Мне только нужна помощь с ногами, – говорю я. – Если бы ты мог встать на трибуну…
Он смотрит на изображение, затем поднимается на подиум. Логан начинает расстёгивать пряжку своего ремня, что имеет смысл, поскольку Джонатан был голым, но я начинаю охладевать, потому что последнее, что хочу сделать, это растаять перед ним. Химия между нами всё ещё ощутима, но не могу поддаться ей, даже с его извинениями. За последние две недели многое изменилось для меня. Я стала сильнее. И хочу оставаться такой и дальше.
– Подожди, – говорю я. – Иди сюда и сядь.
Я указываю на стул неподалеку от мольберта. Затем тянусь за маленьким чистым холстом, лежащим рядом с моими принадлежностями. Это последняя картина, которую я должна сделать. Я ставлю его на мольберт, а Логан, выглядя немного смущённым, садится на стул.
– Положи руки вот так, – говорю я, показывая ему позу, которую хочу запечатлеть на холсте. – Я буду рисовать твои руки.
***
Картина рисуется легко и, в конце концов, так же, как и наш разговор. Он говорит, что закончил свою рукопись. И только сегодня утром отослал ее Лоуэллу. Он выглядит счастливым, даже гордым.
– Я бы не справился без тебя, – говорит он.
– Ты закончил его без меня.
– То, что мы не разговаривали и не спали в одной постели, ещё не значит, что ты не была со мной, Ава.
Я киваю. Поскольку знаю, что он имеет в виду. Как только острая боль прошла, и Мадлен вернула меня в студию, я почувствовала, что часть Логана тоже была со мной.
– Ты хоть представляешь, как тяжело находиться с тобой в одной комнате и не срывать с тебя одежду? – Он одаривает меня своей самой сексуальной и дьявольской улыбкой.
– Ты пытаешься отвлечь меня?
– Да.
– Не шевели пальцами!
– Я ничего не могу поделать, – говорит он, защищаясь. – Я представляю, что они могут с тобой сделать.
– Остановись. – Но я не могу удержаться от улыбки. Мы подшучиваем, словно у нас не было этого болезненного перерыва, словно мы вернулись к тому, что было раньше, но я знаю, что сейчас все по-другому. Я другая.
Эта картина почти закончена. Он практически сам себя нарисовал. И это прекрасно. Я редко восхищаюсь своими работами, но свет и тон кожи в самый раз. Я буду дорожить ей.
– Можно посмотреть?
– Нет, но думаю, что готова попросить тебя помочь мне кое с чем другим.
Я снова меняю полотна местами.
– На подиум. Снимай штаны, – говорю властно.
– О, мне нравится твой тон.
Он кокетничает и играет, помогая мне с моим искусством. Но я не прощаю его уход. Во мне до сих пор присутствует боль.
Он поднимается на подиум и поправляет кучу одеял и тканей, лежащих там.
– Это на случай, если я замёрзну?
– Возможно. – Я делаю глубокий вдох и готовлюсь к тому, что он снимет штаны. Я напоминаю себе, что в студии я художница. Не подруга, не любовница, даже не бывшая любовница.
Он отворачивается от меня, и я вспоминаю, что должна опустить взгляд. Как я могла забыть о своем главном правиле? Он отворачивается от меня, потому что именно так Джонатан позировал для этой картины. Логан делает выпад передней ногой вперёд. Мышцы его ног и ягодиц напрягаются. Я чувствую знакомое тепло, распространяющееся по всему телу.
– Тебе ведь не нужны мои руки, верно?
«Не для картины» – думаю я, улавливая двойной смысл в его словах. Моё сердце немного смягчается. Мне действительно нужны его руки... я отгоняю эти мысли, беру кисть и начинаю искать нужные мне линии.
Не могу не сканировать некоторые детали, которые не нужны для картины... например, то, что висит у него между ног. Но поскольку для этой позы его руки не понадобится, он обхватывает ладонями свои гениталии, хотя и отворачивается от меня, так что я не могу даже украдкой заглянуть между его бёдер.
– Чувствую себя очень уязвимым, – говорит он. – Что ты делаешь?
– Рисую.
– Но какую часть моего тела?
– Изгиб задней икры.
Кажется, я вижу, как дрожит его задняя нога.
– Тебе холодно?
– Поговори со мной, пока рисуешь. Словно ты касаешься меня своей кистью.
– Ладно. Ну, сейчас я работаю над тенью под левой ногой. Еще пара капель зеленого и... хорошо, всё готово. Теперь подкрашиваю изюминку на правой ягодице…, и нужно получить правильное соотношение длины от бедра до голени... – Я сосредотачиваюсь на том, что делаю в течение нескольких минут, прежде чем продолжить.
– Что теперь? – говорит он.
– Эм, работаю над заполнением части левого бедра, а теперь ещё немного кадмия на правой ноге…
– И что?
Я отступаю от картины, чтобы оценить её. Думаю, я почти закончила. Сканирую каждую часть картины, заново изучаю свет и тени…
– Продолжай, – мягко говорит Логан. – Мне нравится представлять, как ты прикасаешься ко мне вот так.
Я собираюсь сказать, что не буду продолжать, но затем чувствую намёк на вдохновение. Я опускаю кисть в воду и молча подхожу к подиуму.
– Вот так? – говорю я, слегка проводя кистью по его щиколотке. Он вздрагивает и медленно поворачивается ко мне. Затем смотрит на свои руки, которые не могут скрыть того, что под ними все затвердело. – Прости, я ничего не могла поделать, зная, что ты смотришь на меня так пристально.
Он наклоняется и хватает несколько одеял, чтобы укрыться. На мгновение я становлюсь свидетелем всего его великолепия. Я рисую круг на его коленной чашечке.
– Зачем ты пришёл сюда, Логан?
Он предлагает мне своё второе колено.
– Чтобы извиниться. – Я рисую ещё один круг.
– Для чего ещё? – Я держу кисть прямо перед ним.
Он прикрывается, но теперь позволяет одеялу упасть с плеч и груди.
– Чтобы попросить ещё один шанс.
Касаюсь кончиком кисти каждого из его сосков. Они сжимаются и твердеют.
– Так проси. – Я провожу линию между его сосками, затем обхожу вокруг сердца.
– Пожалуйста, Ава, дай мне ещё один шанс.
Он садится на трибуну, предлагая себя мне.
– Ещё один шанс разбить мне сердце? – Я прижимаю кисть к коже над его сердцем.
Он вздыхает, и я вижу сожаление в его глазах.
– Прости меня, Ава. Я думал, что, если оттолкну тебя, ты будешь в безопасности. Я видел, как в тебе нарастают стресс и беспокойство из-за того, что рисковала встречами со мной. Доктор Т. сказал, что тоже беспокоится о тебе. Я подумал, что он что-то заподозрил. Когда ты не воспользовалась шансом сбежать в Нью-Йорк, я понял, что ты твёрдо решила закончить учебу. И не хотел, чтобы ты разбилась и... сгорела, Ава. Вот почему я отстранился.
– Ну, знаешь, это было больно. Я чувствовала себя такой разбитой.
Он одаривает меня мягкой полуулыбкой.
– Таково было наше соглашение в самом начале, не так ли? Я сказал, что сломаю тебя.
Он так и говорил. Твердил о разрушении, обрушении, обнулении и открытии.
– Теперь я стала сильнее.
– Я знаю.
– Я не должна давать тебе ещё один шанс.
– Это тоже знаю.
– Так зачем же мне это делать?
– Потому что ты умираешь от желания узнать, как на самом деле любит тот, кто пишет о любви, когда, наконец, позволяет себе это.
Его тёмно-зелёные глаза впиваются в мои. У меня перехватывает дыхание. Он произносит слово на букву «Л». И наблюдает за мной, пытаясь оценить мою открытость его приглашению. Я нахожу слова, чтобы спросить его:
– Что такое любовь для того, кто пишет о ней?
Он замолкает и закрывает глаза. Затем снова смотрит на меня их и говорит:
– Любовь подобна краже звёзд. Все равно, что взять свет, рождённый миллиарды лет назад, и проглотить его целиком, затем поделиться им с другим. Это воплощение звёздного огня.
Я кладу кисть и поднимаюсь на подиум.
– Умираю от желания поцеловать тебя, – шепчу я.
– Отныне это всё, ради чего я хочу жить.
Мы занимаемся любовью среди красных, зелёных, золотых и фиолетовых одеял с большей нежностью, чем когда-либо прежде. Я отдаюсь ему, не теряя себя полностью. Мы движемся медленно и чувственно. Подобно картине Густава Климта «Поцелуй», мы – два переплетённых и любящих тела.
