Текст книги "Его Муза. Часть 3 (ЛП)"
Автор книги: К. С. Мартин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 28
Я плакала, и болела, и плакала, свернулась калачиком в своих одеялах, затем сбросила их, хотела обнять Логана и сказать, что мне тоже жаль, и я прощаю его, ведь иногда вы вынуждены сломаться, чтобы снова стать целым, и даже если чувствуете себя слишком разбитым, чтобы всё исправить, целостность возможна через любовь, и я люблю его достаточно, чтобы пережить исцеление через зиму и весну, снова и снова.
Когда слёзы иссякли, и на душе стало спокойнее, чем когда-либо за долгое время, я встала, приняла душ, почистила зубы и оделась.
Тесс сделала несколько дерзких замечаний, но не смогла скрыть своего облегчения при виде меня, к которому она уже привыкла. Я сказала ей, что собираюсь вернуться в колледж на следующий день, но мне нужно сделать важный звонок.
***
Я набираю номер со стационарного телефона Тесс. К телефону подходит мама.
– Тесс? Всё в порядке?
– Это я, мам.
Я слышу её тихий вздох.
– О, Ава! Ты в порядке, моя дорогая. Пожалуйста, вернись домой. Тебе нужно вернуться.
– Мне нужно поговорить с папой.
– Да? Он в своей берлоге. Я позову его.
Это будет первое испытание. Отойдёт ли он от спортивной трансляции, чтобы ответить на звонок своей отчуждённой дочери?
Отдаленно в трубке, слышу его глубокий нетерпеливый голос.
– Просто отправь на голосовую, Рита. Это синяя кнопка внизу. Чёрт возьми, синяя кнопка! – Слышу, как кто-то берёт трубку.
– Алло? Ава? – Его голос немного мягче. И всё же, когда слышу его уверенный тон, во мне просыпается ярость. Я пытаюсь сдержать её. В конце концов, я должна вести переговоры.
– Привет, папа.
– Значит, ты, наконец, пришла в себя? – Он пытается быть весёлым в своей задиристой манере, но я не хочу драться или танцевать на цыпочках. Я готова двигаться дальше.
– Это правда, что ты подал запрет против Логана О'Шейна?
– Только ради твоей защиты. Ава, я…
– ...правда ли, что ты представляешь колледж в иске против издателя Логана, чтобы помешать им опубликовать его роман?
– Этот так называемый писатель – авантюрист, слизняк, который – моей дочерью...
– Хочешь, чтобы я повесила трубку?
– Я не позволю безнаказанно использовать мою дочь подлому, грязному негодяю. Если он что-то написал о тебе... эта проклятая книга никогда не выйдет на свет!
– Ты не имеешь право.
– Черт возьми, имею! Закон гласит…
– Это цензура. И хотя тебе, возможно, удастся запутать рукопись в юридической волоките на некоторое время, ты не сможешь похоронить её навсегда.
– Но что, если он написал о тебе? Это может быть клеветой. Мне нужно защитить…
– Это роман. Вымысел. Дело не во мне.
– Он не должен добиться успеха после того, что сделал…
– Папа, прекрати! Я люблю его.
Тишина.
– Ты слышишь? Я люблю Логана О'Шейна.
– Ты не можешь…
– Что я не могу? У меня есть своя голова. Есть ли у меня свой вкус, свои желания, свои мечты? Что я не могу? Я взрослая! И готова жить своей жизнью, на своих условиях? Я не могу иметь идеи и опыт, которые отличаются от моих родителей?!
– Ава, я только…
– ... Ты же ничего не сделал! Ты запугивал и пихал свой путь в места, которым не принадлежишь. Используя свою силу и влияние, ты подключил людей, которые уважают тебя, таких, как Дин Аскотт, чтобы служить своим собственным целям.
– Это для твоей защиты, Ава! Когда твоя мать рассказала мне об этом видео, я взорвался от ярости.
– Так почему бы не подать в суд на Деррика и Кейси? Они пересекли так много границ и причинили боль стольким людям. Или Шериан с её разоблачением, но знаешь что? Они все скажут, что это во имя искусства, свободы самовыражения и всего прочего. Так что удачи. И я ненавижу то, что они сделали, не пойми меня неправильно. Но то, что произошло между мной и Логаном, никому не причинило вреда. Никому, кроме нас самих. И мы можем это исправить, если постараемся. Я влюбилась в него, папа. Как бы больно это тебе не было слышать. Я влюбилась в Логана, и как бы мне ни хотелось осознавать, что ты здесь бессилен, я знаю, это неправда, потому что ты уже сделал некоторые довольно ужасные вещи. Я прошу тебя остановиться.
– О чем именно ты просишь?
– Избавься от судебного запрета и скажи декану Аскотту, чтобы он остановил судебный процесс.
Несколько мгновений он молчит.
– Если соглашусь, ты вернёшься в колледж и получишь диплом?
– Это зависит от декана и совета колледжа.
– Я поговорю с ними.
Я вздыхаю, конечно, он поговорит. Он не может просто позволить всему развиваться по-своему. Он должен контролировать всё, что может. И я должна позволить ему это, если хочу помочь Лоуэллу и иметь хоть какую-то надежду снова увидеть Логана.
– Я хочу, чтобы моя дочь закончила колледж. Я хочу видеть, как ты идёшь по сцене, Ава. Такова сделка.
– Отлично. Скажи декану Аскотту, что у меня есть одно условие.
– Какое?
– Это касается только его и меня.
Когда вешаю трубку, моё тело дрожит, и я вся вспотела. Моему сердцу требуется время, чтобы прийти в норму.
– Молодец, – говорит Тесс, выходя из кухни. – Знаешь, из тебя, наверное, вышел бы хороший адвокат. – Она подмигивает, улыбается и ныряет в сторону, когда моя фальшивая пощёчина пролетает в воздухе.
Глава 29
На следующее утро Тесс высаживает меня на вокзале.
– Удачи, – говорит она.
Не думаю, что нужна удача, а скорее выносливость и стойкость.
Я обнимаю её и говорю, что скоро вернусь.
– Не рассчитывай на Губку Боба, – говорит она. – Я сожгу эту пижаму.
Мы расстаёмся со смехом и улыбками только через несколько дней после того, как я приехала с разбитым сердцем и в слезах. Так много может измениться всего за пару дней, месяц или год, а так много меняется. Думаю, придётся привыкнуть к этому.
***
Когда я приезжаю в кампус, иду прямо в деканат и продолжаю свои переговоры.
– Кто занял второе место в номинации «Самый перспективный художник»?
Я почти уверена, что знаю ответ на этот вопрос, но после просмотра файлов Дин Аскотт подтверждает это.
– Хорошо. Я хочу, чтобы награда досталась ему.
– Судьи уже приняли решение, Ава. Они бы отменили его, если бы тебя исключили, но поскольку мы сгладили эти неприятности, судьи придерживаются своей первоначальной оценки. К тому же, твой отец в курсе победы. Мы не можем забрать награду сейчас.
– Я её не приму.
– Ты должна. Можешь делать с деньгами всё, что захочешь. Даже отдать их Ронни Ларкину, если надумаешь.
– Он не возьмет. Я его знаю.
Декан Аскотт смотрит на меня с неподдельным беспокойством.
– Вот интересно, а сейчас они тебе не понадобятся? Я знаю, что твой отец ужасно зол из-за того, что случилось.
– Мой отец – жестокий. Он заставил Вас возбудить дело против Логана из-за его рукописи, просто чтобы вернуть меня в колледж.
Дин Аскотт вздыхает.
– Меня мало заботит этот роман, но он действительно нарушил нашу политику о запрете отношений между студентами и преподавателями. Поэтому не должен извлекать выгоду из любой работы, которую выполнял здесь.
– Но это его работа. Вы знаете, он хорошо обучал своих студентов. Руби и все пишущие студенты выиграли от этого. И они подтвердят это. Он даже научил меня невероятному количеству вещей, пусть и неортодоксальными, но согласованными методами.
– Ава…
– Вы лишили его должности и занесли в чёрный список преподавателей колледжа, так что вряд ли у него появится шанс сделать это снова. Всё, что у него осталось – его роман и запятнанная репутация.
– Что было не очень хорошо с самого начала. – Дин Аскотт хмурится.
– И Вы знали, что это произойдёт. Мы все это знали.
– Он всё ещё отвечает за свои поступки. Правила очень строгие.
– При всём моем уважении, декан Аскотт, речь идёт не о правилах. Речь идёт о людях. Вы нарушаете свои собственные правила, делая исключения для меня из-за давления моего отца. Теперь прошу Вас сделать исключение для Логана. Ради меня. Скажите моему отцу, что Вы бросите это дело, чтобы Логан смог опубликовать книгу, над созданием которой он так усердно работал. И отдайте Ронни награду и деньги, которые к ней прилагаются. Он это заслужил. Я скажу отцу, что снялась с соревнований. Он будет злиться на меня, а не на Вас.
– Но что ты тогда будешь делать, Ава?
– После окончания колледжа?
Он кивает.
– Даже не знаю.
Смотрю мимо его стола, через раздвижную стеклянную дверь на балкон. Там, в тёмную осеннюю ночь много месяцев назад, я решила сказать «да» чему-то, что не совсем понимала, чему-то, что подтолкнуло к краю и обратно. Теперь всё кончено. Я знаю это. Логан прощался в том письме. Это был конец. И я понимаю это.
За балконом на ярком фоне голубого неба раскинулись весенние деревья и выгнулись дугой, их верхушки развернули ярко-зелёные листья.
Я думаю о Логане, смотрящем в другое окно, на другие деревья.
Дело в том, что концовки содержат в себе начало. Подобно дереву, которое теряет листья осенью, выглядя безжизненным всю зиму, внутри каждой, казалось бы, мёртвой ветви лежит всё необходимое для формирования новых листьев. Они просто ждут правильных условий, чтобы возродиться.
***
Мне осталось сдать два экзамена, а Руби три. Мы обе пишем наш последний экзамен в один и тот же день, а потом планируем отпраздновать его у «Мика».
Я улыбаюсь, когда появляется Руби и обнимает Джонатана. Моя улыбка становится ещё шире, когда Оуэн и Ронни появляются вместе.
– Ну, подружка, – говорит Оуэн. – Ты всех нас здорово шокировала. – Он недоверчиво качает головой. – Как тебе это сошло с рук?
Я краснею.
– Как вам всем хорошо известно, мне это не сошло с рук.
– В мире полно плохого искусства, – говорит Джонатан. – Лучше просто не обращать на это внимание и двигаться дальше.
– Я согласна, – говорит Руби, чмокая его в щёку.
Мы заслуживаем наши степени, но официальное собрание со шляпами, платьями и формальностями типа хождения по сцене, будет только через пару недель. Когда придёт время, я переживу этот «момент гордости» ради родителей. Я сделаю необходимые семейные фотографии и подарю лучшую улыбку, потому что знаю – это фото будет стоять на камине моих родителей в течение многих лет, и я не хочу выглядеть грустной, озлобленной и обиженной. Понимаю, со временем этот вызов пройдет. Часть его уже прошла.
– Мы с Оуэном едем в Новый Орлеан, – говорит Ронни, проскальзывая в кабинку. – Кто-нибудь ещё хочет поехать?
Дженни говорит:
– Звучит весело. Можно мне взять с собой друга? – Полагаю, это главный герой одной из её пьес. Я слышала от Руби, что между ними разгорелась бурная страсть.
– Мы с Руби хотим проверить, где можно жить в Принстоне, – говорит Джонатан. – Но я никого из вас не приглашаю, – говорит он, подмигивая. – Я возьму только Руби полностью в своё распоряжение. Наконец-то!
– А как насчёт тебя, Ава? – говорит Оуэн. – Будешь прятаться дома, пока не утихнет остальная драма?
– Думаю, мой побег домой, чтобы спрятаться, закончен.
– Ты когда-нибудь выясняла, что случилось с Логаном? – говорит Руби. – Почему он так внезапно ушёл?
Все мои друзья ждут ответа. Я вижу настоящую озабоченность и сочувствие на всех их лицах.
Я киваю.
– Но сейчас всё это не имеет значения. Всё кончено. Он ушёл. Колледж закончился. Пришло время для нечто нового. – Они не требуют от меня дополнительной информации. Поскольку знают, что я уже через многое прошла.
Джонатан поднимает своё пиво.
– За новые начинания!
Пока мы едим и пьем, входит Шериан, видит нас и направляется к нашему столику. Я не знаю, кто её пригласил. Но посылаю в сторону Руби насмешливый взгляд. Она невинно пожимает плечами, и на её лице появляется выражение: «это не я».
Тяжело вздыхая, Шериан плюхается на край кабинки рядом с Оуэном, заставляя его придвинуться ещё ближе к Ронни.
– Я только что встречалась с деканом Аскоттом. Он сам оценил мою разоблачительную статью и поставил ей пятерку, но только если я её уничтожу. Он заставил меня что-то подписать. Я даже не могу говорить об этом.
Улыбаюсь про себя, гадая, имеет ли к этому отношение мой отец. На этот раз я благодарна ему за вмешательство.
– Ну и ладно. Я найду, о чём ещё написать. – Она делает глоток пива Оуэна и смотрит на Дженни. – Держу пари, у тебя в запасе есть пару хороших историй.
Дженни смеётся и начинает рассказывать одну из них. Я выскальзываю из кабинки и иду в туалет.
Ронни следует за мной, догоняя, когда прохожу мимо бара.
– Послушай, Ава, я знаю, что ты для меня сделала.
– Я ничего не сделала для тебя, Ронни.
– Ты честно выиграла эту награду, а потом отказалась от неё ради меня.
Я вздыхаю и прислоняюсь к стойке.
– Я начинаю сомневаться, есть ли справедливость в жизни. Я никогда не узнаю, поскольку мой отец в совете директоров, он был другом декана, а декан знал судей, и имел ли он какое-то отношение к окончательным результатам.
– Уверен, что это не так. Твоя работа великолепна, Ава. Сама по себе.
Я поднимаю руку, чтобы остановить его. Я не ищу похвалы.
– Что я знаю наверняка, так это то, что ты честно занял второе место. Я вышла не только потому, что считаю, что ты заслуживаешь этого больше, чем я. – Он собирается протестовать, но я качаю головой, потому что это не то, что пытаюсь сказать.
– Я решила сделать это сама, Ронни. Как ты знаешь, мне многое передали. Ты действительно заслужил эту награду своим упорным трудом и талантом. Не смей отказываться.
Он усмехается.
– Эй, если это не достанется тебе, я не хочу, чтобы это досталось кому-то ещё. – Он кладёт руку мне на плечо. – Не волнуйся, дорогая, всё складывается гораздо лучше, чем мы можем себе представить.
Он не может знать, как сильно я на это надеюсь.
– На самом деле, – продолжает он. – Я недавно узнал, что у моего дяди есть друг, у которого дом в Бронксе, и он уедет на лето. Если хочешь, можем пожить там.
Я смеюсь.
– Я не могу принять твоё предложение.
– И что же ты теперь собираешься делать?
Я пожимаю плечами.
– Понятия не имею. – Нет ничего плохого в том, чтобы держать это в секрете.
Глава 30
На следующее утро я покидаю кампус, ни с кем не попрощавшись.
На моём счету остаётся ровно столько денег, чтобы купить билет до Нью-Йорка, несколько билетов на метро и пару обедов.
В поезде кладу свою сумку и одну завёрнутую картину на верхнюю полку, а потом сажусь на своё место и достаю толстый конверт, который таскаю с собой. На обратной стороне конверта почерком Лоуэлла написан адрес в Сохо. Я уже выучила его наизусть.
Когда поезд отъезжает от станции, листаю переплетённые страницы копии. Мне бросается в глаза одна часть.
Он никогда ни к кому не испытывал таких чувств. Даже к самому себе. Это было такое же грубое, жестокое и всеобъемлющее чувство, как осознание смерти, как леденящее душу понимание собственной смертности.
Я переворачиваю ещё несколько страниц.
Лиам наклонился к Анне. У него было только одно на уме.
– Разве ты не умираешь от желания выбраться отсюда?
Невосприимчивая к обаянию Лиама, она обвела взглядом комнату.
– Ты имеешь в виду, вместе? — Она рассмеялась, и Лиаму показалось, что зубочистка, которую она держала в руках, только что пронзила его сердце. Он отвернулся, подавленный.
Он знал, что недостоин такой женщины, но никто другой не должен был знать об этом. Он изливал на неё своё скользкое очарование, пытаясь шокировать и запугать, загнать её в свою соблазнительную ловушку. Единственное, что было у него на уме – жажда мести. Он был полон решимости заполучить её. Даже если ему придётся сломать девушку.
Я закрываю страницы, не уверенная, что готова читать дальше. Смотрю, как мимо проплывает пейзаж. Зелёные поля, цветущие кустарники, вспаханная земля, готовая к посадке.
Неужели его почерк так важен? Это имеет значение, потому что он создал это, и такие вещи требуют усилий. Я как-то сказала ему об этом. Да, это важно. Не из-за того, что это такое, а из-за того, откуда оно пришло и как было создано. Вдохновение, опыт, перемены. И мужество создать то, чего раньше не существовало.
Я делаю глубокий вдох и начинаю читать первую страницу.
***
Через пару часов приезжаю на вокзал в Пенсильвании и сажусь в метро до Сохо. После нескольких неверных поворотов нахожу адрес. Мне сразу же понравилось его здание – узкий красноватый особняк, наполовину увитый плющом.
Нажимаю на кнопку, расположенную рядом с именем О'Шейн. Моё сердце рикошетом бьётся в груди. Понятия не имею, что скажу или сделаю, когда увижу его. Пытаюсь себя успокоить тем, что когда увижу его, то слова сами выйдут из меня.
Переминаюсь с ноги на ногу, в то время, как звонок тонко повторяется через интерком. После дюжины гудков он замолкает. Я снова нажимаю на кнопку. То же самое. Его нет дома?
Мне следовало позвонить и оповестить о своём приезде. У меня было какое-то романтическое предчувствие, что я появлюсь на пороге его дома, а он заключит меня в объятия и утопит в поцелуях облегчения. Я отступаю от интеркома и смотрю на здание. Его квартира на верхнем этаже, но понятия не имею, какая именно.
Достаю телефон и набираю его номер. Он звонит и звонит без ответа, пока не переключается на голосовую почту. Он в отъезде?
Чувствуя себя подавленно, отворачиваюсь от здания. Уже смеркается. Скоро совсем стемнеет. Что же делать? У меня нет денег на гостиницу. По крайней мере, сегодня на улице тёплый весенний вечер.
Я иду по 5-й Авеню к Эмпайр-Стейт-Билдинг. Не могу придумать, что ещё можно сделать. Буду идти, пока не придёт вдохновение.
Все мысли заняты историей Логана. Я ещё не закончила – она длинная и плотная. Но он полон деталей, которые я вскоре узнаю. Есть сцена поцелуя на балконе, открытие выставки в Нью-Йорке, мать во Флориде.
Характер Анны артистичен, серьёзен и идеалистичен. Лиам капризен, умён и полон тайн. Они видят друг в друге что-то такое, чего не могут найти в себе. Я поражена тем, как грустно и страшно Лиаму, как страшно ему поделиться с Анной правдой своей души. И ей тоже страшно, но она этого не знает. Её подбадривают волны молодости и надежды, а идеалы возвышены и натянуты, как воздушные шары, рискующие лопнуть. Они вместе путешествуют, и я понятия не имею, чем это закончится.
Когда добираюсь до Эмпайр-Стейт-Билдинг, очередь такая длинная, что даже не думаю подниматься, хотя сегодня чудесная ночь, чтобы посмотреть вниз на ярко освещённый город. Море созданных человеком звёзд.
Я продолжаю идти, мозг полон строк из романа Логана.
Вскоре уже приближаюсь к центральной библиотеке. Её внушительные колонны и резные львы закрепляют участок 5-й авеню. Сейчас она закрыта, но слышу доносящуюся откуда-то музыку. Думаю, это доносится из библиотеки. Я иду на запад по 40-й улице в сторону Брайант-парка. И определённо слышу музыку. Это звучит как «Лунная река».
А потом вижу огромный поток света и толпы людей на стульях и одеялах, которые смотрят на большой экран. На экране мелькают чёрно-белые картинки. Одри Хепберн с её пышными волосами направляется в такси, в то время как Джордж Пеппард говорит ей:
– Вы знаете, что с вами не так, Мисс, кто бы вы ни были? Вы трусиха, и у Вас кишка тонка. Вы боитесь поднять подбородок и сказать: «Ладно, жизнь — это факт, люди действительно влюбляются, принадлежат друг другу, потому что это единственный шанс для настоящего счастья». — Вы называете себя свободным духом, «дикой тварью», и боитесь, что кто-то посадит Вас в клетку. Ну, дорогая, Вы уже в этой клетке. Вы сами её построили.
Это знак. Бродя по Нью-Йорку, я натыкаюсь на открытый показ «Завтрака у Тиффани»? Это определенно должен быть знак.
Словно в подтверждении бабочек в моём животе, телефон жужжит.
Уверена, это Логан, но, когда смотрю на свой телефон, сообщение приходит с неизвестного номера.
Ава. Я просто хотел поблагодарить тебя. Запрет сняли. Публикация скоро выйдет в свет. Я очень благодарен тебе за помощь.
Должно быть, это Лоуэлл. Бросаю сумку на цементный выступ на краю толпы. Кладу завёрнутый холст и печатаю ответ.
Я здесь. В Нью-Йорке. Где Логан?
Правда? У него чтение.
Лоуэлл указывает адрес книжного магазина. Это всего в нескольких кварталах от того места, где я стою.
Я улыбаюсь. Конечно. Я следую за своим носом, вернее, за своим сердцем, и меня приводят прямо к нему.
Бабочек в животе становится намного больше.
Лоуэлл снова пишет: Ты придёшь?
Не отвечая, засовываю телефон в сумочку, беру в руки и бегу – два квартала вверх и ещё три квартала через поворот.
***
Через окна книжного магазина я вижу, что он переполнен. Полки и столы сдвинуты в сторону со стульями, заполненные. Люди стоят сзади и по обе стороны расставленных стульев.
Логан стоит на трибуне и читает со стопки страниц. На этот раз пепельницы нет. И никакой шляпы. Там почти нет никакого «акта». На нём рубашка с расстёгнутыми пуговицами и брюки цвета хаки.
Я вижу Лоуэлла и Лайла, сидящих в стороне впереди. Нахожу место в задней части аудитории. Незнакомка отодвигается, чтобы освободить мне место, затем шепчет:
– Он читает отрывки из своего нового романа. Ещё не вышедшего, но, Боже, он так хорош.
Я улыбаюсь и слушаю. Аудитория восхищена, когда Логан читает – одна вещь, которая не меняется; он действительно может добиться внимания аудитории. Но тембр его голоса и его присутствие стали мягче и глубже.
Он выглядит и говорит почти как другой человек.
Время от времени парень кусает ноготь большого пальца – привычка от сигарет. Чаще всего он тянется за шляпой, и это движение прикрывает, проводя пальцами по волосам, отчего они взъерошиваются, а пряди падают на глаза, требуя ещё большего количества движений пальцев, и, в общем, придаёт ему сексуальное, озабоченное очарование. Высокомерие исчезает. Есть только явное доверие и авторитет.
Если раньше он питался вниманием аудитории, обожанием, поглаживанием своего эго, то теперь, похоже, уважает их. Как будто он берёт меньше и даёт больше. Похоже, он больше не играет роль писателя, а просто остаётся самим собой. Подлинный и честный.
Желудок скручивается в узел, когда смотрю на него. Моё сердце тревожно сжимается. Он меня ещё не видел. Я стою неподвижно и слушаю остальную часть чтения, так как уже пропустила большую его часть.
Они уставились друг на друга тяжело дыша и испугавшись. Лиам поднял руку, чтобы заключить перемирие, но это движение заставило Анну вздрогнуть. Страх в её глазах потряс Лиама до глубины души. Он сделал это. Сломал и уничтожил всё, что любил в этом мире.
– Прости. – Слова сорвались с его губ.
Она попятилась от него. А когда отошла достаточно далеко, то повернулась и побежала. Он рухнул на пол, не в силах смотреть, как она убегает, не желая признавать, что причина в нём.
В ту ночь он чуть не умер. Вывернутый наизнанку бурей своего прошлого, он бродил по тёмному лесу, полный отчаяния, пока не добрался до края утёса внутри себя. Он понятия не имел, что она там, но знал, что должен сойти с неё и провалиться в забытье. Он так и сделал.
Пробуждение на следующее утро было подобно рождению. Мокро, грязно, больно. Но его лёгкие дышали, а в сердце жила надежда. Совершенно незнакомое ощущение. И он знал, что это была она. Она проникла в него и поселилась там, в том пульсирующем месте, которое, как он думал, запер навсегда. Это будет его покаяние. Чтобы он всегда носил её в своём сердце, как надежду, хотя, возможно, никогда больше её не увидит.
Логан откладывает в сторону страницу, которую читает. Жду, что он продолжит, но вместо этого берёт свой стакан с водой, делает глоток и ждёт. В одном из углов зала раздаются аплодисменты, а затем они накатывают, как волна, подхватывая все на своем пути. На этот раз я хлопаю в ладоши. Думаю, что обязана ему это.
Помню, как мы впервые встретились, тогда я не удосужилась поаплодировать, когда его высокомерное отношение раздражало и ужасало меня, даже когда едва могла сопротивляться его соблазнительному очарованию и настойчивому флирту. Теперь я улыбаюсь. Он изменился, и я тоже.
Теперь передо мной человек, которого любила и потеряла, человека, которого хочу ещё раз полюбить. Я знаю, что это будет грязно и тяжело, и нет никакой гарантии, что не пострадаю снова. На самом деле, весьма вероятно, что мне снова будет больно, но я готова рискнуть. Теперь я сильнее. Я помню что-то, что он сказал в том первом чтении, о готовности рисковать и быть сломленным, о том, что все не так страшно…
Когда начинается рубрика вопрос/ответ, я жду вездесущего вопроса, и, конечно же, кто-то говорит:
— Откуда Вы берёте свои идеи?
Он улыбается, скорее самому себе, чем спрашивающему.
— Раньше у меня был ответ на этот вопрос. Я говорил, что у меня было хреновое детство, и это правда. Вообще-то, я старался использовать слово «трахаться» как можно чаще.
Зрители смеются. Логан становится всё более задумчивым.
— Иногда, когда человек задает этот вопрос, на самом деле он спрашивает, где я могу найти свои собственные идеи. Лучшие идеи приходят из правды вашей собственной жизни, и я ненавижу сообщать плохие новости, но лучшие идеи часто приходят из боли. Вы должны быть готовы пойти на эту боль, и это не очень приятно. Так что боль, правда, гнев – это ваши кровные и испытанные источники идей.
Когда аудитория впитывает его слова, Логан добавляет:
— И, если вы действительно чувствуете себя храбрым, попробуйте заняться любовью. — Он сверкает очаровательной, старомодной улыбкой.
Комната, конечно, очарована. Он не теряет свою хватку. Просто использует её совсем по-другому, очень легко. Ещё одна рука поднимается вверх. Он смотрит на спрашивающего:
— Основан ли характер Анны на реальном человеке?
— В общем, да.
Кто-то из зрителей выпаливает:
— Вы влюблены в неё?
Логан ищет того, кто его сейчас прервал, и уголки его губ растягиваются в улыбке.
— Характер или личность, на которую она опирается?
Первый вопрошающий пожимает плечами:
— И то и другое?
Логан позволяет натянутой улыбке полностью сформироваться.
— Я люблю всех своих персонажей, даже самых жалких или недовольных, но редко люблю людей, которые вдохновляют персонажей. В случае с Анной, однако, это правда. Я очень люблю её источник вдохновения.
Моё сердце замирает. Он действительно так думает? Я замечаю, что некоторые женщины в зале выглядят немного разочарованными.
Кто-то спрашивает:
— Знает ли этот человек, настоящая Анна, что Вы её любите?
На его лице появляется выражение боли и сожаления, но оно мимолетно. Он делает глоток воды, моргает раз или два, а затем сосредотачивается на аудитории.
— Даже не знаю.
Кто-то кричит:
— Когда Вы отдадите ей книгу, она узнает.
Несколько человек кивают и соглашаются. Логан улыбается такой поддержке.
— Возможно. Но помните, это всего лишь история. Вымысел.
Он прав. Он соткал мощную историю, которая захватывает правду, но не является фактом. Истории не должны быть реальными. Они раскрывают скрытые возможности реальности, если бы только её можно было прожить как поэзию. Я знаю, он любит меня не только за то, что написал, но и за то, что позволил переписать себя нашей любовью.
Теперь я это понимаю. Это видно в каждом взгляде и жесте, в каждом незначительном и большом способе, которым он изменился.
— Если бы Анна была настоящей и знала, что вы любите её, что бы вы сказали ей сейчас?
Я не поднимаю руки, но когда мой голос разносится по комнате, когда он слышит первые несколько слов, вылетевших из моего рта, его глаза сканируют аудиторию, быстро и отчаянно блуждая по лицам.
Когда он, наконец, замечает меня, то смотрит почти недоверчиво. Его щёки пылают — я никогда раньше не видела, чтобы Логан краснел. Он, кажется, готов сделать выпад, когда его глаза встречаются с моими, но затем он вбирает в себя море людей между нами. Ему придётся перелезть через одних и наступить на других, чтобы добраться до меня. Он хватается за край подиума, на мгновение закрывает глаза. Замечаю, как Лоуэлл поворачивается спиной. Он ловит мой взгляд и улыбается.
Логан снова открывает глаза и говорит:
— Анна не настоящая. Она – персонаж из моей головы. Мне нечего было бы ей сказать.
Публика, кажется, испускает сдержанный разочарованный вздох.
— Но если бы Ава была здесь…
Напряжение в зелёных глазах Логана усиливается, теперь их жар более интенсивен, останавливаясь на мне. Я чувствую, как по спине пробегает дрожь. Женщина, которая шептала мне, когда я только пришла, ловит его взгляд и смотрит на меня с любопытством, но мгновение спустя она и все остальные в комнате слушают слова Логана.
— ...Я бы сказал, что влюбился в неё в первый же миг, когда наши взгляды встретились, только я этого не знал. Я бы сказал ей, что это было самое длинное и самое важное путешествие в моей жизни, чтобы прийти к этому осознанию, даже если я прибыл слишком поздно. Я бы сказал ей, что наконец-то готов открыть своё сердце и рискнуть разделить его с другим. Поправка: с ней.
Течение между нами такое ощутимое, такое сильное, что я уверена, толпа расступится, и мы бросимся в объятия друг друга и растворимся в поцелуях, как в кино. Но это не кино, толпа не расходится, момент возникает и проходит. Я задерживаю дыхание и теперь выдыхаю. Поднимаются новые руки с вопросами, на которые ещё предстоит ответить.
Логан – писатель, читающий книгу. Я – часть аудитории. Поэтому снова смешиваюсь с толпой и терпеливо жду, пока кто-нибудь скажет:
— Я приходил на все Ваши чтения, читал все книги, но эта совсем другая. И сейчас Вы тоже выглядите по-другому. Где же Ваша шляпа?
Внутренняя тень омрачает глаза Логана, но и это мимолетно.
— Я её перерос. Выбросил в Ист-Ривер вместе с массой плохих воспоминаний. Думаю, один из этих гигантских затаившихся осётров носит её сейчас.
Из зала раздаются смешки.
— В одном из отрывков, которые Вы читали, персонажа Лиама преследует прошлое, и он кажется сердитым и жестоким. Он в конечном итоге трагический персонаж?
Логан дразняще улыбается.
— Вам придётся прочитать всю книгу, чтобы это выяснить.
Он указывает на другую поднятую руку.
— Что означает название?
— Тот же ответ. Прочитайте книгу, чтобы узнать. — Он подмигивает.
Ещё одна рука поднимается вверх.
— Ваша мать недавно умерла, не так ли? Это повлияло на Ваше творчество?
– Родители влияют на каждую часть жизни, живы они или мертвы. Так что да. Но этот роман был закончен до ее кончины.
Поднимается ещё одна рука.
— Когда можно будет купить «Украденные звёзды»?
— Лоуэлл, можешь ответить на этот вопрос?
Лоуэлл встает и раскладывает календарь выпуска и места для будущих чтений и подписей.
Логан отходит от подиума и садится на стул. Или я так думаю. Теперь я теряю его из виду.
Может быть, вопросы и ответы закончились. Теперь Лоуэлл задает вопросы.
С тех пор, как он посмотрел на меня, мне стало жарко, и я чувствую приступ клаустрофобии. Мне нужен на свежий воздух. Я беру свою сумку и завёрнутый холст. Прежде, чем бочком возвращаюсь к входной двери, женщина, которая заговорила со мной в самом начале, легонько касается моей руки.
— Вы Анна? Вернее, Ава? — Я чувствую приступ паники. — Всё в порядке, — шепчет она, прикладывая палец к губам. — Я не выдам Ваш секрет. — Она протягивает мне визитку. — Я Микки Делл, обозреватель «Нью-Йорк Таймс». У меня есть предчувствие, что история, стоящая за этой книгой, ещё интереснее, чем сам роман. Если захотите поговорить, позвоните.
