Текст книги "Если бы Ницше был нарвалом. Что интеллект животных говорит о человеческой глупости (ЛП)"

Автор книги: Justin Gregg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

Немецкий психолог Дорис Бишоф-Кёлер однажды предположила, что только люди обладают способностью мысленно путешествовать во времени таким образом, что они могут представлять и планировать будущее мотивационное состояние, которое противоречит текущему мотивационному состоянию. Однако есть несколько видов животных, которые, похоже, способны на это, и поэтому они являются лучшими примерами способности к мысленному путешествию во времени у нечеловеческих животных. Как это часто бывает, лучшие примеры мы находим у наших ближайших родственников – шимпанзе. Чтобы правильно понять этот пример, нужно знать кое-что важное об их поведении. Вам знакомо это киношное и телевизионное присловье о том, что шимпанзе в гневе бросаются предметами, в том числе какашками? Так вот, это правда. Вот что говорит о разбрасывании какашек Институт Джейн Гудолл:

В естественной среде обитания, когда шимпанзе злятся, они часто встают, размахивают руками и бросают ветки или камни – все, что попадется под руку. В неволе шимпанзе лишены разнообразных предметов, которые они могли бы найти в природе, и самым доступным снарядом для них являются фекалии. Поскольку они также получают довольно сильную реакцию от людей, когда бросают их, их поведение подкрепляется и, скорее всего, будет повторяться, что объясняет обилие видеороликов на YouTube на эту тему.

А теперь позвольте представить вам Сантино, чей гнев, бросающий предметы, известен во всем мире. Сантино родился в 1978 году и является самцом шимпанзе, живущим в зоопарке Фурувик в Швеции. У него давно сложилась репутация человека, который бросает камни в туристов, собравшихся на специально отведенной смотровой площадке возле его вольера. В 1997 году сотрудники зоопарка заметили, что Сантино в течение нескольких дней выбрасывает необычно большое количество снарядов (в основном камней, а не фекалий). Когда они зашли в его вольер, чтобы провести расследование, то обнаружили целую кучу камней и других предметов, спрятанных под растительностью по берегам рва возле смотровой площадки для туристов. Там были даже куски бетона, которые он перетащил с дальней стороны своего вольера. Позже исследователи выяснили, что Сантино проводил часы перед открытием зоопарка, собирая и складывая камни для подготовки.

Как мы видели в случае с такотци, хранение вещей не является свидетельством сложного планирования будущего, которое обязательно включает эпизодическое предвидение. Однако особенность поведения Сантино заключается в том, что он готовил свои запасы задолго до того, как его охватили приступы ярости при метании камней. По всем признакам, во время создания запасов он выглядел спокойным. Это говорит о том, что Сантино готовился к будущему, в котором он знал, что будет испытывать гнев (даже если в тот момент он не испытывал гнева). В отличие от такотци, Сантино, похоже, путешествовал во времени в своем сознании и использовал эти воспоминания, чтобы представить себя в будущих сценариях. Поскольку Сантино, похоже, представлял себе будущее, в котором он чувствовал себя не так, как в данный момент, он опровергает гипотезу Бишофа-Кёлера о том, что это свойство присуще только человеку. Матиас Осват, ведущий исследователь, изучавший поведение Сантино, заявил, что "накапливающийся массив данных ставит под серьезное сомнение представление о том, что эпизодическая когнитивная система присуща исключительно человеку".

Еще один вызов гипотезе Бишофа-Кёлера бросают западные скребковые сойки. Скребковые сойки – это хищные птицы, такие как вороны, вороны и токотцы. Как и другие хищники, кустарниковые сойки делают тайники с едой. В одном известном эксперименте сойки оставались на ночь в одной из двух клеток: в одной они получали на завтрак собачий корм, а в другой – арахис. Они никогда не знали, в какой клетке окажутся на ночь, и поэтому не могли быть уверены в том, какая еда будет у них на завтрак. В ходе эксперимента сойкам разрешили есть столько еды, сколько они хотели в течение дня (и, таким образом, они больше не были голодны), а затем предоставили им доступ к арахису и к поребрикам, которые они могли спрятать в одном (или в обоих) отсеках на ночь. В итоге птицы запрятали большую часть кэббла в клетке, где обычно завтракали арахисом, и запрятали больше арахиса в клетке, где обычно завтракали кэбблом. Другими словами, они планировали так, чтобы не зависимости от того, в каком отсеке они застряли на ночь, они могли проснуться с завтраком, состоящим как из арахиса, так и из киббла.

Главное помнить, что сойки не были голодны, когда делали запасы еды. Вместо этого они представляли себе сценарий, по которому они будут голодны. "Западные скребковые сойки демонстрируют поведение, которое показывает, что они заботятся как о защите от нехватки пищи, так и о максимальном разнообразии своего рациона", – объясняет Никола Клейтон, один из авторов исследования. "Сойки могут спонтанно планировать завтрашний день без привязки к своему текущему мотивационному состоянию, что опровергает идею о том, что это исключительно человеческая способность".

Это лучшие примеры того, как животные обладают способностью к эпизодическому предвидению и действуют в соответствии с ней. Как бы впечатляюще они ни выглядели, здесь следует отметить два важных момента. Во-первых, если у животных и есть эпизодическое предвидение, как у людей, то оно, похоже, не слишком распространено. Во-вторых, эти виды, похоже, не используют свои способности к мысленному путешествию во времени в той же степени, что и люди. Похоже, что они в основном планируют (ближайшее) будущее, поскольку это связано с добычей пищи. Я не хочу преуменьшать значение этих примеров, поскольку они довольно элегантно (на мой взгляд) демонстрируют, что эпизодическое предвидение действительно существует в нечеловеческом разуме. Но они также демонстрируют ограниченность способностей животных к предвидению, поскольку по какой-то причине они, похоже, не могут использовать этот навык ни для чего другого, кроме как для добывания пищи (и нападения на посетителей зоопарка).

Что же это говорит нам о способности животных к мудрости смерти?

Вот что мы знаем: Большинство животных имеют минимальное представление о смерти. Они знают, что смерть означает, что ранее живое существо перешло в состояние постоянной нефункциональности. Мы знаем, что естественный отбор может наделить животных способностью к планированию через инстинктивное поведение, которое не опирается ни на явную концепцию времени, ни на какую-либо форму ментального путешествия во времени или эпизодического предвидения. Мы знаем, что большинство видов животных, таких как такотци, могут прекрасно готовиться к своему будущему, не нуждаясь в эпизодическом предвидении. И несмотря на свидетельства эпизодического предвидения у некоторых видов (например, шимпанзе, западные скребковые сойки), нет никаких научных доказательств того, что нечеловеческие животные могут обдумывать или планировать неограниченное количество будущих ситуаций, включая собственную смерть. Это резко контрастирует с людьми. Похоже, что мудрость смерти – это удел нашего вида и, скорее всего, только нашего вида. Возникает вопрос: Хорошо это или плохо? С точки зрения естественного отбора (и нашего собственного здравомыслия), мудрость смерти – это благо или проклятие?

Проклятие Кассандры

Эволюционная танатология была впервые представлена в 2018 году как новая академическая дисциплина, изучающая эволюцию понимания животными (включая человека) смерти и их поведенческих реакций на нее. Современные люди, как вы хорошо знаете, относятся к нашим мертвым не так, как другие виды животных. У нас есть тщательно разработанные культурные правила и ритуалы. Древние египтяне Старого царства (2686-2125 гг. до н. э.) знамениты тем, что мумифицировали тела элитных членов общества, помещали их органы (желудок, кишечник, печень и легкие) в канопические банки и сохраняли тело в льняных бинтах. Сердце оставляли нетронутым, а мозг удаляли и выбрасывали. В современной Южной Корее тела кремируют, а прах спрессовывают в блестящие бусины, которые можно носить как украшения. В некоторых похоронных бюро в Северной Америке посетителям предоставляется возможность приехать на машине, что позволяет покойным оставаться в своих автомобилях, пока они катят гроб своего любимого человека.

Эволюционная танатология призвана понять не только то, как эти человеческие погребальные практики развивались в культурном плане, но и то, как с течением времени развивалось наше психологическое понимание и реакция на смерть. Поскольку исследовать психологию видов, которые вымерли миллионы лет назад, довольно сложно, гораздо проще начать с нашего ближайшего живого родственника – шимпанзе. В серии статей, открывающих область эволюционной танатологии, психолог Джеймс Андерсон рассмотрел, что мы знаем (и чего не знаем) о понимании шимпанзе смерти, написав:

Понимают ли шимпанзе, что все существа умрут (универсальность), менее ясно, но разумно предположить, что они знают, что другие существа могут умереть. Это знание, вероятно, включает представление об их собственной уязвимости, если не о неизбежности их собственной смерти.

Понимание неизбежности своей смерти – ключевое различие между психологией человека и животных, когда речь идет о смерти. Люди знают, что наша смерть неизбежна. Шимпанзе, возможно, понимают это, но, судя по упомянутым научным данным, скорее всего, нет. Это означает, что где-то в процессе эволюции Homo sapiens от общего предка, которого мы разделяем с шимпанзе, мы разошлись с нашими ближайшими родственниками-обезьянами в способности предвидеть свою смерть. Что-то произошло в мозгу наших предков, что превратило наше минимальное представление о смерти в полноценную мудрость смерти.

Представьте себе тот самый момент, когда в геноме гоминид возникла генетическая мутация, в результате которой ребенок впервые родился с когнитивными способностями, позволяющими ему понять, что его смерть неизбежна. Это не просто гипотетический сценарий, а реальное событие, произошедшее где-то за последние семь миллионов лет. Конечно, маловероятно, что в результате одной мутации ген мудрости смерти появился бы из ничего. Это был бы процесс естественного отбора, который происходил на протяжении тысячелетий, создавая коллекцию развивающихся когнитивных навыков – таких, которые необходимы для мысленного путешествия во времени или эпизодического предвидения. Но в истории нашего вида , несомненно, был момент, когда детеныш гоминида родился с полной способностью к осознанию смертности у родителей, которые не обладали этой способностью в той же степени. Момент, когда мудрость смерти расцвела в сознании ребенка впервые за всю историю жизни на этой планете.

Представьте себе бедного ребенка, растущего где-то в Африке. Назовем ее Кассандра. В период полового созревания и после того, как она всю жизнь узнавала о смерти, наблюдая за тем, как умирают члены ее семьи и окружающие ее животные, Кассандра почувствовала бы первую боль от того, что ее сознание охватила мудрость смерти. Как это случилось с моей дочерью в возрасте восьми лет. Если бы Кассандра попыталась объяснить родителям природу своего беспокойства, используя тот языковой потенциал, который был у ее вида в то время, родители бы ее просто не поняли. Она жила бы в личном аду экзистенциального раздражения, и на планете не было бы никого, кто мог бы понять, через что она проходит.

Какую пользу принесло юной девушке это новое знание? Есть все основания полагать, что мудрость смерти, ворвавшаяся в юный разум, нанесет такую травму, что Кассандра не сможет нормально функционировать. По крайней мере, трудно представить, как это знание повысит ее приспособленность с эволюционной точки зрения. Родители, братья и сестры Кассандры наверняка уже боролись за существование, как это было принято у наших доисторических предков. Они уже жили в страхе. Какую пользу может принести знание того, что однажды она умрет? По общему мнению, эта девушка должна была получить достаточную психологическую травму, чтобы положить конец своей генетической линии там и тогда.

Но этого не произошло. Вместо этого генетическая линия Кассандры стала доминирующей. Ее успех как личности в семье и племени привел к распространению мудрости смерти среди всего вида. И из генетической линии Кассандры произошел Homo sapiens, не только последний вид гоминидов, но и самый успешный вид млекопитающих, когда-либо обитавших на этой планете.

Как Кассандре это удалось? В книге "Отрицание: Самообман, ложные убеждения и происхождение человеческого разума" врач Аджит Варки рассказывает, как беседа с покойным биологом Дэнни Брауэром привела к гипотезе происхождения человеческого разума, которая касается именно проблемы Кассандры:

У такого животного уже были бы встроены рефлекторные механизмы реакции страха на опасные или угрожающие жизни ситуации. Но теперь этот бессознательный страх превратился бы в осознанный, в постоянный ужас от осознания того, что человек может умереть и что это может произойти в любое время и в любом месте. В этой модели отбор будет благоприятствовать только тем, кто достигнет полного ТОМ [Теория разума] примерно в то же время, что и способность отрицать свою смертность. Такое сочетание было бы очень редким событием. Возможно даже, что именно это стало определяющим моментом для первоначального видообразования поведенчески современных людей. Это Рубикон, который мы, люди, похоже, перешли.

Аргумент, предлагаемый в "Отрицании", заключается в том, что если бы такое животное, как Кассандра, родилось с той комбинацией когнитивных навыков, которая приводит к смертной мудрости (эквивалентной тому, что в цитате на предыдущей странице называется "полным ToM"), то оно не смогло бы выжить из-за "крайне негативных непосредственных последствий". По сути, оно потеряет разум и не сможет произвести на свет потомство (не говоря уже о том, чтобы пережить свое детство). Только развив в себе способность отделять эти мысли о смертности (то, что Варки называет способностью к отрицанию), такое животное, как Кассандра, смогло бы оставаться достаточно здравомыслящим, чтобы иметь потомство.

В чем же тогда эволюционная польза мудрости смерти? Если она настолько потенциально опасна, что мы можем объяснить ее существование только способностью отрицать ее, то почему она была так чертовски полезна для Кассандры, что стала доминирующей генетической линией? Вот ответ: Смертная мудрость опирается на когнитивные навыки, которые чрезвычайно полезны для человеческой способности понимать, как устроен мир (например, мысленное путешествие во времени, эпизодическое предвидение, явное знание времени). Способность задавать вопросы о том, почему происходят те или иные события, а значит, строить прогнозы и планы, способные изменить ход событий, – это часть наших способностей специалиста по "почему", о которых мы узнали в главе 1. Эпизодическое предвидение, очевидно, является когнитивной способностью, которая вовлечена в этот процесс. А поскольку мудрость смерти является неизбежным следствием эпизодического предвидения, мы просто не можем отделить мудрость смерти от нашей способности к специализации "почему". Естественный отбор, похоже, видит пользу в специализации по причинам, поскольку она помогла нам размножиться. То же самое должно быть верно и в отношении эпизодического предвидения и его спутника – мудрости смерти. Таким образом, очевидным преимуществом мудрости смерти является ее участие – или, возможно, возникновение из других когнитивных способностей, которые позволили нашему виду обогнать всех остальных гоминид и большинство других млекопитающих в борьбе за господство на этой планете.

Возможно, что мудрость смерти помогла нашему виду достичь успеха, укрепив нашу способность к общению. Это не просто ошибка в системе или нежелательный побочный эффект, это может быть ее особенностью. Психолог Эрнест Беккер получил Пулитцера за книгу "Отрицание смерти", в которой он объясняет, что большая часть человеческого поведения – и большая часть нашей культуры – сформировалась в ответ на наше знание о собственной смерти и последующие попытки создать нечто бессмертное, то, что будет жить после нашей смерти, а значит, иметь смысл и ценность. Люди создают системы верований, законы и науку, чтобы обрести то, что Беккер назвал "чувством первостепенной ценности, космической особости, предельной полезности для творения, непоколебимого смысла". Мы строим храмы, небоскребы и многопоколенные семьи в надежде, что "вещи, которые человек создает в обществе, имеют непреходящую ценность и значение, что они переживут или затмят смерть и распад, что человек и его продукты имеют значение". Эрнест Беккер доказывает, что мудрость смерти вдохновляет нас на создание множества проектов бессмертия, некоторые из которых сами по себе могут стать благом для нашего эволюционного развития, поскольку передаются будущим поколениям через культуру. Например, сама наука, которая движима не только стремлением отдельных ученых к позору, но и чистой любовью к знаниям.

Беккер прав. Нельзя отрицать, что мудрость смерти порождает прекрасные вещи, которые придают ценность (и смысл) человеческому состоянию. Но именно наша вера в важность наших культурных проектов бессмертия и их абсолютную центральную роль в нашем чувстве собственного достоинства порождает худшие черты в человеческом поведении. Священные войны ведутся между конкурирующими идеологиями о природе пути к бессмертию. Во имя наших вечных богов (как теологических, так и экономических) совершается геноцид, подобный тому, что устроил король Леопольд II в Конго в сотрудничестве с христианскими миссионерами. Пройдитесь по любому городу на этой планете, и вы наверняка встретите статуи исторических деятелей, чьи имена и облик мы знаем до сих пор именно потому, что они посвятили свою жизнь достижению известности по совершенно неправильным причинам. Вы все еще можете найти статуи в честь Иосифа Сталина, Натана Бедфорда Форреста и Сесила Родса. Многие из этих статуй отмечают жизнь людей, которые добились славы благодаря войнам, убийствам и порабощению своих собратьев. Мудрость смерти дает нам стремление к бессмертию, порождая искусство и красоту, но также – возможно, по иронии судьбы – и смерть.

У мудрости смерти есть и другие негативные последствия с точки зрения эволюции. Помимо уже упомянутых проектов бессмертия, которые явно пошли не по плану (например, геноцид), есть и повседневные негативные последствия мудрости смерти. Такие, как депрессия, тревога и самоубийства. Хотя расстройства настроения имеют сложное происхождение и могут быть связаны с огромным количеством причин (например, сезонное аффективное расстройство, которое может быть вызвано изменением уровня гормонов из-за недостатка солнечного света, или послеродовая депрессия, вызванная гормональными изменениями в организме женщины после родов), нет никаких сомнений в том, что наша способность размышлять о своей смерти может негативно влиять на наше настроение. Настолько, что чувства нигилизма, безнадежности и мысли о смерти вплетаются в диагноз "депрессия" и сами по себе являются потенциальными причинами самоубийства. В настоящее время на нашей планете насчитывается 280 миллионов человек, страдающих депрессией. Более 700 000 человек умрут от самоубийства в этом году; это четвертая основная причина смерти среди людей в возрасте от пяти до двадцати девяти лет. Хотя мудрость смерти сама по себе, конечно, не является причиной таких показателей депрессии и самоубийств, несомненно, она в них участвует. Классическим примером может служить сам Ницше, который всю жизнь жил с депрессией и одновременно занимался философской проблемой нигилизма. Эти вещи, безусловно, неразрывно связаны между собой.

Из своей жизни я знаю, что не трачу много времени на размышления о своей смерти. Иногда, как и у моей дочери, у меня бывают моменты, когда поздно ночью, когда я пытаюсь заснуть, реальность смерти закрадывается в мое сознание, и меня охватывает ужас. Но эти мысли мимолетны и вскоре сменяются словами песен или списком дел на завтра. Я подозреваю, что такова реальность для большинства людей. То, что мы можем размышлять о своей кончине, вовсе не означает, что мы тратим на это слишком много времени. Таким образом, способность к отрицанию смерти помогает нам оставаться в здравом уме. Она позволяет нам игнорировать эти нездоровые, навязчивые мысли достаточно долго, чтобы мы могли закончить стирку.

Возможно, преимущества эпизодического предвидения и специализации перевешивают негативные последствия мудрости смерти. Тот простой факт, что нас восемь миллиардов по всему земному шару, и каждый из нас в какой-то момент задумывался о своей смерти, говорит о том, что с мудростью смерти можно справиться. С точки зрения эволюции, мудрость смерти не настолько проблематична, чтобы повлиять на наш успех как вида.

Но повседневные последствия мудрости смерти действительно отвратительны. Я считаю, что у животных отношение к смерти лучше, чем у нас. Как мы уже видели в этой главе, многие животные знают, что могут умереть. Они знают, что такое смерть. Они не настолько невежественны, чтобы, по выражению Ницше, "играть в блаженной слепоте между изгородями прошлого и будущего", как предполагалось в ранее приведенной цитате из Ницше. Но, несмотря на это знание, они не страдают так сильно, как мы, по той простой причине, что не могут представить свою смерть. Нарвал никогда не будет оплакивать призрак смерти, как это делал Ницше. Если бы он был нарвалом, он был бы свободен от нигилистического ужаса. А если бы я был нарвалом, мне не пришлось бы сидеть у постели моей дочери и смотреть, как ее глаза наполняются слезами при мысли о неизбежной смерти. Я бы променял любой из своих любимых проектов бессмертия на то, чтобы стереть проклятие мудрости смерти с сознания моей дочери.

Глава 4. Проблема человеческой морали

Мы не считаем животных моральными существами. Но как вы думаете, считают ли животные нас моральными существами? Одно животное, обладающее способностью говорить, однажды сказало: «Человечность – это предрассудок, от которого мы, животные, по крайней мере, не страдаем».

-Ницше

Хасидзумэ Айхэй был солдатом 6-й пехотной дивизии императорской японской армии. 8 марта 1868 года дивизия Хасидзумэ была расквартирована в приморском городе Сакаи (недалеко от Осаки), когда солдаты с французского военного корабля, стоявшего на якоре в гавани, – «Дюпле» – сошли на берег. Это произошло всего через год после начала Реставрации Мэйдзи в Японии, перехода от феодальной системы, управляемой сёгунами (военными диктаторами), к центральному императорскому правительству, которое впервые за много веков разрешило западным людям появляться на японской земле. Жители города Сакаи впервые увидели иностранца, и они были немало встревожены, когда французские солдаты начали непринужденно прогуливаться по их священным храмам и заигрывать с местными жителями. Поведение французских моряков было именно таким, какого можно было ожидать от западного моряка XIX века, находящегося в увольнении, но японцы сочли это отвратительным нарушением приличий. Хасидзуме и его людям было приказано убедить французских солдат вернуться на свои лодки, что было практически невозможно, учитывая языковой барьер. Разочарованные, японские солдаты начали действовать, схватив одного из них и связав ему руки. Подумав, что это начало конфронтации, французы побежали к своим лодкам, но один из них, пробегая мимо, украл японский военный флаг. Японский знаменосец, пожарный по имени Умэкити, побежал за французским похитителем флага и раздробил ему голову топором. В ответ французы начали стрелять в Умэкити из пистолетов. Хасидзумэ и его товарищи достали винтовки и открыли ответный огонь. Французы были значительно уступая в численности и вооружении, они намеревались лишь осмотреть город (и поприставать к местным женщинам). Они были совершенно не готовы к бою. После короткого залпа пуль японцы убили шестнадцать французских солдат.

Учитывая новые и все еще нестабильные отношения между ними, дипломаты обеих сторон поспешили умерить пыл и предотвратить дальнейшее кровопролитие. Французы настаивали на том, чтобы японские военные понесли ответственность за гибель людей. Они потребовали официальных извинений, компенсации в размере 150 000 долларов США и казни двадцати японских солдат, виновных в массовом убийстве.

Все семьдесят три солдата, участвовавшие в инциденте, были допрошены, и двадцать девять человек признались, что стреляли из своего оружия. Все двадцать девять согласились быть казненными в честь своего императора. Поскольку французские дипломаты просили только двадцать человек, солдаты отправились в храм, где с помощью соломинки определили, кто умрет. Хасидзумэ попал в число избранных. Девять солдат, не попавших в число избранных, были разочарованы. Они протестовали против своей участи, требуя, чтобы их казнили вместе с Хасидзумэ и их товарищами. Их просьба была отклонена.

Именно в этой части истории вопрос о правильности морального пути полностью зависит от вашей культурной принадлежности.

Хасидзумэ и другие солдаты, приговоренные к смерти, приняли – даже смирились – свою участь, но они не были согласны с тем, что нарушили какой-либо военный кодекс. В конце концов, французы стреляли первыми. Они хотели, чтобы приговор был изменен: вместо казни они должны были умереть путем ритуального самоубийства – сеппуку. Это возвысило бы их до статуса самураев – высшей цели любого пехотинца. Просьба была удовлетворена, и в глазах японских властей это был шанс тайно унизить французов и оказать почести, а не возмездие своим осужденным солдатам.

16 марта 1868 года Хасидзумэ и девятнадцать остальных были облачены в церемониальные белые хакама и черные хаори и в сопровождении сотен солдат доставлены в буддийский храм на паланкинах (причудливых крытых повозках). Там их ждал последний ужин из рыбы и сакэ. Напротив места сэппуку сидели высокопоставленные лица обеих стран. Среди них был командир корабля "Дюпле", фантастически названный Абель-Николя Жорж Анри Бергасс дю Пти-Туар, высокопоставленный французский чиновник, который должен был убедиться, что японцы выполнят свою часть сделки.

Один за другим солдаты выходили вперед, спокойно опускались на колени на циновку татами и погружали меч в живот, перерезая верхнюю брыжеечную артерию в брюшной полости. Пребывая в агонии, они склоняли голову, после чего их обезглавливал помощник. Сэппуку – древняя практика, формализовавшаяся на протяжении семисот лет самурайской истории. Впервые ее свидетелем стал неяпонец, и дю Пти-Туар был, мягко говоря, шокирован. По некоторым свидетельствам, дю Пти-Туар неоднократно стоял во время церемонии, пораженный тем, с каким невозможным спокойствием эти люди разделывались с собой. Хасидзумэ был двенадцатым в очереди, и как раз в тот момент, когда он собирался начать сеппуку, дю Пти-Туар потребовал прекратить церемонию, заявив, что долг уже выплачен. Затем он собрал оставшихся французских сановников и поспешно удалился на свой корабль.

Для Хасидзумэ это было огромным бесчестьем. Ему было отказано в праведной смерти – шансе принести честь себе и своему императору. В то время как дю Пти-Туарс считал отсрочку актом милосердия, для Хасидзумэ все было как раз наоборот. Через несколько дней остальным девяти самураям сообщили, что дю Пти-Туарс подал прошение об отмене их смертных приговоров. Это было таким ударом для Хасидзумэ, что, услышав новость, он прокусил себе язык в надежде, что истечет кровью. Для Хасидзумэ и других мужчин милосердие, проявленное дю Пти-Туаром, стало участью, худшей, чем смерть.

Давайте рассмотрим моральные проблемы, которые вызывает эта история. Оправдано ли было требование французов о казни в качестве платы за убийство их солдат? Нравственна ли система "око за око"? Или же казни, санкционированные государством, по своей сути варварские и аморальные? Был ли дю Пти-Туар милосерден, когда остановил церемонию? Если да, то милосердным в чьих глазах? Уж точно не в отношении японских солдат, которых пощадили. Является ли честь самоубийством анахроничным моральным кодексом? Как показывает эта история, ответы на эти моральные вопросы варьируются в зависимости от того, кого вы спрашиваете, откуда они родом и какой сейчас век. Мораль, хотя и не обязательно полностью произвольная, в значительной степени определяется культурой.

Тот факт, что социокультурный и исторический контекст оказывает такое огромное влияние на то, что мы считаем правильным или неправильным поведением, говорит о том, что наше моральное чувство не является монолитным кодексом, дарованным нам внешними, сверхъестественными силами. Оно больше похоже на набор унаследованных предписаний, которые корректируются культурой. Если это так, то наша способность к морали – это нечто эволюционировавшее, как и любая другая когнитивная черта. По крайней мере, так это выглядит для ученых, изучающих поведение животных. Приматолог Франс де Ваал опубликовал множество удивительных книг на тему социальной сложности у животных и популяризировал идею восходящего подхода к эволюции человеческой морали. Согласно этой идее, человеческая мораль (включая религиозность) не передана нам богом (богами). Она также не вытекает исключительно из высокоуровневых размышлений о природе добра и зла. Вместо этого она является естественным следствием (сформированным эволюцией) поведения и познания, присущих всем социальным животным. "Моральный закон не навязывается свыше и не выводится из хорошо обоснованных принципов, – пишет де Ваал в книге "Бонобо и атеист", – он скорее возникает из укоренившихся ценностей, которые существовали с начала времен".

Подумайте, например, о том, как другие виды приматов, питаемые древними, укоренившимися ценностями, справились бы с социальным конфликтом, напоминающим инцидент в Сакаи. Например, макак, живущий по другую сторону моря от Японии в Юго-Восточной Азии. Как и у большинства приматов, конфликты – нормальная часть их социального мира. Драки определяют, кто главный и где каждый из них находится на социальной лестнице. Пневохвостые макаки живут группами до шестидесяти особей, где альфа-самец является главным защитником группы и получает исключительное право спариваться с самками и производить потомство. Альфа-самцы время от времени подвергаются нападкам со стороны молодых самцов и вынуждены отстаивать свое господство. Представьте себе гипотетический сценарий, в котором молодой самец забрел туда, где альфа-самец занят ухаживанием за самкой. Молодой самец садится и начинает водить пальцами по шерсти самки в поисках клещей. Учитывая его статус, именно альфа-самец имеет приоритет в уходе за самкой, поэтому такого вторжения он просто не потерпит. Альфа отчитывает молодого самца, шлепая его по голове. Чтобы загладить вину, молодой самец разворачивается и подносит задние конечности к альфе, покачивая попой возле его лица. Альфа понимает, что это акт раскаяния, и хватает молодого самца за попу, обнимая и прижимая к себе на несколько мгновений. Это сигнал о том, что их отношения восстановлены и все хорошо. Урок заключается в том, что оба животных понимают, что какое-то правило было нарушено, и нужно было что-то сделать, чтобы прояснить, кто здесь главный.