Текст книги "Если бы Ницше был нарвалом. Что интеллект животных говорит о человеческой глупости (ЛП)"

Автор книги: Justin Gregg

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Повседневная проблема прогностической близорукости

Прогностическая близорукость мешает нам принимать правильные решения о своем будущем, потому что на нас сильно влияют наши проблемы здесь и сейчас. Чтобы увидеть, как эта трудность влияет на нас в повседневной жизни, я приведу примеры из своей жизни. Я сравню решения, которые я принимал в течение последних сорока восьми часов, с рекомендациями робота, принимающего решения, который всегда знает оптимальное решение всех моих проблем. Я назову этого робота Прогноститрон. Допустим, цель Прогноститрона – максимизировать мое здоровье и счастье, а также здоровье и счастье моего будущего потомства. Можно подумать, что у меня такая же цель, но, как вы увидите из моих реальных решений, это явно не так.

Пример номер один: Джастин хочет спеть песню.

Вот уже несколько лет я еженедельно собираюсь вместе с несколькими друзьями, чтобы поиграть музыку. Все мы – папаши среднего возраста, которые в старших классах играли в рок-группах. Это самый клишированный из всех возможных сценариев кризиса среднего возраста. На одной из наших недавних тренировок мы были в полном восторге, когда наступило десять-тридцать вечера. Это был школьный вечер для наших детей, так что никто из нас не должен был задерживаться до одиннадцати, но мы отрывались по полной. Когда мы разложили инструменты по сумкам и начали собираться, один из парней спросил: "У нас есть время еще на одну песню?".

Время принимать решение. Прогнозист сказал бы, что единственным разумным решением будет сказать "нет" – собрать вещи и лечь в постель к одиннадцати. Мое здоровье и уровень счастья будут максимальными, если я буду спать не менее семи часов. Это неоспоримый факт. Так что же я сделал?

"Давайте сделаем еще одну песню", – сказал я.

В тот момент я сознательно понимал, что поступаю правильно. Но мой разум был наводнен тонной конкурирующей информации – часть из которой была неосознанной – заставляющей меня остаться. Я явно получал удовольствие, поэтому мой мозг стремился продолжить эндорфиновый удар, который дает пение гранж-музыки девяностых во всю мощь легких. Но, возможно, я также боялся разочаровать других ребят, если уйду раньше. Моя группа, в частности, не подвержена токсичному давлению со стороны сверстников, но от глубоко укоренившейся социальной озабоченности, которая является основой человеческого состояния, никуда не деться. Мое бессознательное желание сохранить социальные связи со сверстниками подталкивало меня остаться. И потом, конечно, я мог представить (с помощью эпизодического предвидения), каким я буду на следующий день, если решу не ложиться спать дольше положенного времени: ворчливым, запыхавшимся. Всем нам знакомо это чувство – многие ли из нас засиживались за просмотром сериала, зная, что на следующее утро нужно рано вставать? Несмотря на мою способность к эпизодическому предвидению и способность понимать – интеллектуально – что я устану, – веселье, которое я испытывал в тот момент, не позволило мне выбрать лучший вариант.

Мы сыграли еще пару песен, и я вернулся домой только к полуночи. И на следующий день я был в полном расстройстве. Это прогностическая близорукость в действии: На интеллектуальном уровне я точно знал, как засиживание допоздна отразится на моем будущем аффективном и физиологическом состоянии, но мой разум оправдывал неправильные действия, потому что я не мог ощутить последствия своих поступков так, чтобы это имело значение для процесса принятия решений. Интеллектуально я знал, что буду усталым. И когда я проснулся на следующий день, я был именно таким: уставшим. Но пока не наступил этот момент, я не ощущал всех последствий своих решений.

Пример номер два: Джастин хочет посмотреть фильм из серии Hallmark.

Будучи фрилансером, я большую часть времени работаю из своего домашнего офиса. У меня нет начальника, который заглядывает мне через плечо и следит за тем, чтобы я не отвлекался от работы. У меня есть только собственные списки дел, сроки и смутное ощущение, что "ты должен что-то делать". Другими словами, самодисциплина определяет мою продуктивность. Однако вчера мне было не до этого. Уровень моего промедления был на высоте. Чтобы помочь мне выйти из этого состояния, моя жена спросила, не хочу ли я после обеда посмотреть с ней рождественский фильм Hallmark. Наши отношения предполагают совместный просмотр фильмов, во время которого мы глупо смеемся над кинематографическими катастрофами. Это верный способ поднять мне настроение, и она была права, предложив это.

Теперь мне предстояло принять решение: провести вторую половину дня за просмотром Netflix или вернуться к работе. Прогнозирование подсказало бы очевидный ответ: Сядьте за компьютер и займитесь работой. Последствия отказа потенциально ужасны. Пропустив срок или разочаровав клиента, который нанял меня для работы, я могу лишиться будущих заказов, что вызовет серьезные эмоциональные переживания, не говоря уже о финансовых трудностях. Это не вызывает сомнений: Пропустите фильм Hallmark и просто идите работать.

Что же я выбрал? Очевидно, я посмотрел "Рождественского принца". Который, кстати, вовсе не является крушением поезда. Роуз МакИвер просто восхитительна, скажу я вам.

Но как я мог оправдать это? Я не хуже Прогноститрона понимал, что поставлено на карту и как правильно поступить. Но я также хотел сделать что-то, чтобы избавиться от негативных мыслей, проносящихся в моей голове в тот момент. И самый простой способ сделать это – отвлечься. И, конечно, просмотр фильма означал бы качественное времяпрепровождение с моим спутником жизни, что само по себе полезно. Мой разум с трудом балансировал между потребностью в немедленном удовлетворении и долгосрочными негативными последствиями моего решения. Благодаря прогностической близорукости я был странно равнодушен к своим будущим страданиям.

Эдвард Вассерман и Томас Зенталл, два психолога, известные своими работами по изучению познания животных, в 2020 году написали для NBC News эссе, в котором попытались объяснить, почему люди вроде меня так плохо заботятся о долгосрочных последствиях своих решений:

Срочные потребности в выживании (которые, как считается, опосредуются более старыми системами мозга, общие со многими другими животными) означают, что мы все еще участвуем в импульсивном поведении. И это поведение, которое когда-то способствовало нашему выживанию и репродуктивному успеху, теперь является неоптимальным, поскольку мы живем в среде, где долгосрочные условия играют все более важную роль в нашей жизни.19

Это объясняет, почему в моей повседневной жизни так много прогностической близорукости. Но это также объясняет одно из ее гораздо более зловещих последствий. Поскольку люди живут в мире, наполненном долгосрочными событиями, наши неверные решения влияют не только на нашу повседневную жизнь. Люди, живущие сегодня, принимают решения, негативные последствия которых другие люди почувствуют только через много лет. Часто – через много поколений в будущем. Но у нас просто нет разума, который был бы способен ощутить эти последствия. На самом деле, если говорить о принятии решений, то чем дальше в будущее, тем меньше нас это волнует. Если представить себе мир через триста лет, в котором вы уже мертвы, это лишает нас эмоциональной составляющей, которая могла бы присутствовать в эпизодическом предвидении. Мы больше не ставим себя в центр этих временных проекций, а вместо этого пытаемся представить себе наших гипотетических потомков, идущих по немыслимому гипотетическому ландшафту. Это просто становится интеллектуальным упражнением, настолько далеким от тех решений, которые принимает наш разум. И именно так прогностическая близорукость может нас погубить.

Катастрофическое будущее прогностической близорукости

В 2016 году Фонд "Глобальные вызовы" опубликовал доклад, согласно которому вероятность вымирания человечества в течение ближайших ста лет составляет 9,5 %.Были определены три наиболее вероятных пути: 1) ядерный холокост, 2) изменение климата и 3) экологический коллапс. Каждый из этих способов является результатом того, что человеческое познание принесет в мир технологии (например, ядерное оружие, двигатели внутреннего сгорания), которые нанесут Земле такой ужасающий ущерб, что она больше не сможет поддерживать человеческую жизнь. И дело не в том, что мы просто не понимали потенциальных негативных последствий некоторых из этих технологий, когда они только появлялись. Например, стремление расщепить атом было предпринято именно потому, что мы хотели получить негативные последствия (то есть хотели изобрести бомбы, способные убить миллионы людей за один раз). Те, кто отвечал за создание ядерного оружия, открыто обвиняли (а может, восхваляли?) прогностическую близорукость в том, что она позволила им это сделать. Роберт Кристи, один из ученых Манхэттенского проекта, однажды сказал: "Я видел фотографии Хиросимы, людей, получивших очень сильные ожоги, с плотью, свисающей клочьями с их рук. Когда вы работаете над проектом, вы не думаете о таких вещах. Вы думаете о решении насущных проблем".

Нам легко вытеснить эти когнитивные навыки прогнозирования будущего со сцены сознания и вместо этого направить свой ум на решение проблем в настоящем. Эта способность тесно связана с отрицанием, которое, по мнению Аджита Варки, является жизненно важным для человеческой способности разделять мысли о собственной (и чужой) смерти. Отрицание помогает нам задвинуть эти мысли в темноту нашего бессознательного и заняться созданием бомбы.

Что приводит нас к лучшему примеру экзистенциальной угрозы прогностической близорукости. Это история принятия решений и отрицания, которая охватывает как второй, так и третий наиболее вероятные способы вымирания человечества, указанные фондом Global Challenges Foundation. В ней речь идет о принятии решения о появлении чего-то в мире с полным осознанием того, к каким разрушениям это приведет. Я говорю, конечно же, об ископаемом топливе.

Давайте начнем с оговорки. В новейшей истории не было такого момента, когда мы перешли от понимания того, что выбросы углерода при сжигании ископаемого топлива могут быть причиной изменения климата, к уверенности в том, что это так. Потребовалось время, чтобы сформировался консенсус. Тем не менее, вот что мы знаем о понимании нефтяной промышленностью своей роли в нанесении серьезного ущерба глобальной окружающей среде на уровне вымирания. В 1968 году Элмер Робинсон и Р. К. Роббинс, два исследователя из Стэнфордского исследовательского института, представили Американскому нефтяному институту доклад о загрязнителях атмосферы. Они постарались включить в него информацию об опасности углекислого газа, выделяемого при сжигании ископаемого топлива. Они предупредили, что "CO2 играет важную роль в установлении теплового баланса Земли" и что слишком большое количество углекислого газа в атмосфере приведет к "парниковому эффекту", который повлечет за собой "таяние антарктической ледяной шапки, повышение уровня моря, потепление океанов и увеличение фотосинтеза". Они приходят к выводу, что "человек сейчас вовлечен в обширный геофизический эксперимент со своей окружающей средой – Землей. К 2000 году почти наверняка произойдут значительные изменения температуры, которые могут привести к климатическим изменениям", и что "нет никаких сомнений в том, что потенциальный ущерб для нашей окружающей среды может быть серьезным". Другими словами, Робинсон и Роббинс объяснили нефтяникам, к какому выводу пришла преобладающая на тот момент наука. Ничего удивительного в этом нет – более чем через пятьдесят лет эти выводы стали общепринятыми.

Однако в ответ на это нефтяная промышленность не замедлила начать добычу ископаемого топлива.

Десять лет спустя, в 1978 году, директор Института космических исследований НАСА доктор Джеймс Хансен был вызван в Комитет Сената США по энергетике и природным ресурсам. В своих показаниях он подтвердил правительству США и всему миру, что то, о чем предупреждали Робинсон и Роббинс, на самом деле является неоспоримой реальностью. Он заявил, что "глобальное потепление достигло такого уровня, что мы можем с высокой степенью уверенности приписать причинно-следственную связь между парниковым эффектом и наблюдаемым потеплением... По моему мнению, парниковый эффект был обнаружен, и сейчас он изменяет наш климат". Причиной, как объяснил Хансен в Сенате, является углекислый газ, выделяющийся при сжигании ископаемого топлива.

Однако в ответ нефтяная промышленность вновь не замедлила начать добычу ископаемого топлива.

В 2014 году компания ExxonMobil выпустила отчет, в котором заявила, что "ExxonMobil серьезно относится к риску изменения климата и продолжает предпринимать значимые шаги, чтобы помочь устранить этот риск и обеспечить управление нашими объектами, операциями и инвестициями с учетом этого риска". Широко сообщалось, что компания ExxonMobil впервые признала, что изменение климата "реально" и что отрасль ископаемого топлива должна сыграть свою роль в исправлении ситуации.

Однако нефтяная промышленность отреагировала – можете догадаться? – тем, что не стала замедлять добычу ископаемого топлива.

Почему научные данные не поколебали представителей индустрии ископаемого топлива? Почему со времени первого доклада Робинсона и Роббинса в 1968 году добыча ископаемого топлива ежегодно увеличивается и продолжается по сей день? Если ставки так высоки и мы знаем о них так давно, почему промышленность не начала действовать раньше? Ответ заключается в том, что лица, принимающие решения в индустрии ископаемого топлива, не испытывали чувства срочности на каждом этапе, когда проблема была поставлена перед ними. Проблема, которую им предлагалось рассмотреть, относилась к далекому будущему. На сто лет вперед. Время, когда они уже давно умрут. Кроме того, с точки зрения их непосредственных интересов, сколько богатств принесла им индустрия ископаемого топлива? Сколько миллионеров или миллиардеров она сделала? Сколько рабочих мест она создала? Наше настоящее и ближайшее будущее процветание основано на распространении автомобилей, поездов и самолетов, которые работают на том, что производит нефтяная промышленность. Это прогностическая близорукость в действии. Они могли просто проигнорировать доказательства, какими бы ужасными они ни были, потому что были сосредоточены на сиюминутной проблеме (и сиюминутной выгоде). Точно так же, как Роберт Кристи, когда возился с А-бомбой. Конечно, иногда они не просто игнорировали, а активно замалчивали правду. В июле 2021 года старший (теперь уже бывший) директор по связям с федеральными органами власти корпорации Exxon Mobil Кит Маккой был пойман на пленку и признался, что компания именно так и поступала. "Мы агрессивно боролись с некоторыми научными данными? Да. Присоединялись ли мы к некоторым из этих теневых групп, чтобы работать против некоторых ранних усилий? Да, это правда. Но в этом нет ничего противозаконного. Мы заботились о своих инвестициях, о своих акционерах".

Однако я вижу в Ките Маккое не столько усатого злодея, сколько жертву прогностической близорукости. Как и большинство людей, он не способен по-настоящему почувствовать, каково это – ощутить будущие последствия своих нынешних действий. Никто из нас не способен. И, следовательно, наши социальные, финансовые и политические системы отражают этот факт. Наша политико-правовая система была разработана для решения структурированных, краткосрочных, прямых причинно-следственных вопросов (полная противоположность климатической проблеме)", – говорится в докладе "Глобальные катастрофические риски 2020".26 Это объясняет, почему и правительства, и бизнес так медленно действуют, глядя на отчеты, прогнозирующие наше грядущее вымирание. Мы построили наши общества на подмостках прогностической близорукости.

Но иногда встречаются люди, которые, кажется, полностью ощущают далекое будущее и изо всех сил пытаются подтолкнуть политико-правовые системы к действию. Например, Грета Тунберг. В своей речи на ежегодной встрече Всемирного экономического форума в Давосе в январе 2020 года в рамках кампании skolstrejk för klimatet она говорила как человек, чей мозг, представляя себе сценарии будущего, испытывает чувство страха здесь и сейчас:

У каждого из нас есть выбор. Мы можем предпринять преобразовательные действия, которые сохранят условия жизни для будущих поколений. Или же мы можем продолжать заниматься привычным делом и потерпеть неудачу. Мы должны изменить почти все в наших нынешних обществах. Я хочу, чтобы вы запаниковали. Я хочу, чтобы вы почувствовали страх, который я испытываю каждый день. А потом я хочу, чтобы вы действовали. Я хочу, чтобы вы действовали так, как вы бы действовали в условиях кризиса. Я хочу, чтобы вы действовали так, как будто наш дом горит. Потому что так оно и есть.

Очевидно, что наш вид не действует так, как будто наш дом горит. Несмотря на широкую осведомленность об изменении климата как о реальной проблеме, вызванной антропогенными выбросами углерода, и несмотря на то, что страны и мировые лидеры пообещали ограничить выбросы и подписали Парижское соглашение (цель которого – сократить глобальные выбросы парниковых газов), реальность такова, что мы, по всей планете, только увеличиваем количество выбрасываемого нами углерода. К 2030 году выбросы парниковых газов вырастут на 16 %. Это приведет к повышению глобальной температуры атмосферы на 2,7 градуса Цельсия к концу столетия. Такой рост приведет к сильным наводнениям, неурожаям, проливным дождям, волнам жары и лесным пожарам, которые сделают большую часть планеты непригодной для жизни. Это увеличение уже начало наносить ущерб наиболее уязвимым слоям населения планеты. Именно поэтому вероятность вымирания человечества в течение ста лет составляет 9,5 %. Однако, как бы ни было страшно, благодаря прогностической близорукости, не похоже, что существует достаточно политической воли, чтобы остановить это. Именно поэтому Грета вновь обратилась к мировым лидерам на саммите Youth4Climate в Милане, Италия, в сентябре 2021 года:

Стройте лучше. Бла-бла-бла. Зеленая экономика. Бла-бла-бла. Чистый ноль к 2050 году. Бла-бла-бла. Это все, что мы слышим от наших так называемых лидеров. Слова, которые звучат прекрасно, но пока что не приводят к действиям. Наши надежды и амбиции тонут в пустых обещаниях. Они уже 30 лет твердят "бла-бла-бла", и к чему это привело? Мы все еще можем изменить ситуацию – это вполне возможно. Для этого потребуется немедленное, радикальное ежегодное сокращение выбросов. Но нет, если все будет продолжаться как сегодня. Намеренное бездействие наших лидеров – это предательство по отношению ко всем нынешним и будущим поколениям.

Прогностическая близорукость, несомненно, затрагивает как наших мировых лидеров, так и всех нас. Никто не застрахован от когнитивного диссонанса, который она порождает. Даже когда ставки столь высоки, как глобальное вымирание. Подумайте о том, что вероятность того, что ребенок, родившийся сегодня, погибнет в результате глобального вымирания, в пять раз выше, чем в автомобильной аварии. Задумайтесь об этом на секунду. Подумайте о том, как часто люди садятся за руль, а затем перечитайте это предложение еще раз. И все же, если быть честным, лично я совершенно не чувствую этой опасности.

Если бы вы сказали мне, что если я продолжу возить свою дочь в школу каждый день, то вероятность того, что она погибнет в автокатастрофе, составляет 9,5 процента, я бы почти наверняка быстро нашел альтернативный способ передвижения. Я чувствую эту опасность глубоко в своих костях. Но если бы вы сказали мне, что если я продолжу возить свою дочь в школу, то вероятность того, что моя прапраправнучка погибнет от экологического коллапса, составит 9,5 процента, я бы перестал водить машину? Нет. Даже несмотря на то, что именно это ждет мою семью в будущем, я езжу на своем Subaru так, будто все в порядке.

Люди просто не способны оценивать последствия своих действий в долгосрочной перспективе по тем же критериям, которые мы используем для принятия краткосрочных решений. А что же Грета? Почему она уникальна, или кажется уникальной, по сравнению со многими из нас? Грета считает, что ее аутизм дал ей способность сосредоточиться на будущих проблемах и не отвлекаться на прогностическую близорукость. "У меня Аспергер, и это означает, что иногда я немного отличаюсь от нормы", – написала она в Твиттере. "И при правильном стечении обстоятельств быть не такой, как все, – это суперспособность". За исключением нескольких прозорливых исключений, мы, как вид, не созданы для того, чтобы так относиться к своим решениям. У многих из нас нет таких сверхспособностей, как у Греты; мы просто страдаем прогностической близорукостью.

Я хотел бы воспользоваться моментом и напрямую обратиться к тем из вас, кто, возможно, читает эти слова на рубеже тысячелетий, включая моих собственных прапраправнуков. От имени своего поколения я приношу извинения. Я родился в 1970-х годах и стал совершеннолетним во время промышленного и капиталистического бума, охватившего Северную Америку в 80-х и 90-х годах. Тогда почти не обсуждался вопрос о том, как наше поведение может повлиять на здоровье Земли. Хотя в то время многие ученые говорили о таких вещах, как "переработка отходов", "кислотные дожди" или "глобальное потепление", обычные люди не вникали в суть проблемы изменения климата, пока не стало ясно – на рубеже нынешнего тысячелетия – что мы движемся по темному пути. Я также хочу лично попросить прощения: я продолжаю ездить на своем Subaru, несмотря на то, что прекрасно понимаю, что это значит для вас.

Как люди, мы являемся жертвами собственного успеха. На нашей планете никогда не было вида, способного коренным образом изменить окружающую среду Земли, как это сделали мы. Настало время взглянуть на все в перспективе. Когда призрак прогностической близорукости мрачно навис над нами, пришло время определить ценность человеческого интеллекта.

Глава 7. Человеческая исключительность. Мы побеждаем?

Теперь науки должны проложить путь к будущей задаче философа; эта задача подразумевает, что философ должен решить проблему ценности; что он должен определить иерархию ценностей.

-Ницше

Эрик Барсиа тщательно рассчитал высоту железнодорожной эстакады в парке озера Аккотинк в Спрингфилде, штат Вирджиния. От края эстакады до бетонного водосброса внизу было семьдесят футов. Любитель тарзанки, которого бабушка называла «очень умным в школе», Барсиа склеил скотчем куски Барсиа склеил вместе кучу тарзаночных шнуров, пока не создал единый шнур длиной около 70 футов. Ранним утром 12 июля 1997 года Барсиа прикрепил импровизированный трос к своим лодыжкам, привязал другой конец к эстакаде и спрыгнул с моста.

Его тело вскоре обнаружил бегун. Поскольку шнуры тарзанки растягиваются при натяжении (этот факт Барсиа упустил из виду), он переоценил длину шнура примерно на шестьдесят футов.

Соблазн состоит в том, чтобы посмеяться над глупостью Барсиа. Но это не история о глупости. Ошибка Барсии в расчете длины шнура – лишь печальная сноска к гораздо более масштабной истории о человеческой когнитивной доблести. Стоять на краю этой решетки и разрабатывать такой сложный план – это свидетельство всего удивительного, что есть в человеческом разуме. Его смерть стала результатом простой математической ошибки. Даже сверхинтеллектуальные ученые-ракетчики совершают подобные ошибки. Помните, как в 1999 году марсианский климатический орбитальный аппарат стоимостью 125 миллионов долларов сгорел в атмосфере красной планеты? Инженеры Лаборатории реактивного движения НАСА использовали метрическую систему для расчета траектории орбитального аппарата, но инженеры Lockheed Martin Astronautics (которые создали программное обеспечение для орбитального аппарата) использовали дюймы, футы и фунты. Результат? При выходе на орбиту космический зонд оказался на высоте 170 километров. Как и Барсиа, он бесцеремонно рухнул на землю, что стало трагическим завершением замечательной истории о человеческой изобретательности.

Цель этой книги – определить, что истории, подобные истории Барсии, говорят нам о ценности человеческого интеллекта. Начиная с первой главы, я составляю каталог когнитивных навыков, подпадающих под понятие "интеллект", чтобы определить, является ли человеческий разум исключительным и/или хорошим. Или же нам было бы лучше (и как людям, и как виду) с разумом какого-нибудь другого животного?

Давайте поближе познакомимся с нашим любителем прыжков с тарзанки. Что именно происходило в его голове, что в итоге привело к гибели? Барсиа явно планировал свой прыжок за несколько дней, а может, и недель. А это значит, что он, в отличие от большинства других видов животных, мог представить себе свою версию будущего сценария, в котором он испытает положительные чувства (например, радость, страх, волнение) в результате прыжка с моста. Другими словами, именно то, чего можно ожидать от адреналинового наркомана. Сам план предполагал глубокое знание причин и следствий – форму причинно-следственных умозаключений, которая является отличительной чертой нашего вида. Большинство животных понимают, что вещи падают, но Барсиа обладал более глубокими знаниями о нагрузках, траекториях, классической механике и так далее. Например, он знал, что если обвязать шнур вокруг лодыжек, то это не даст ему врезаться в землю. И, конечно, Барсиа прекрасно понимал, что прыжок с моста высотой 70 футов – при любых обстоятельствах – по своей сути опасен и, следовательно, страшен. Но, как скажет вам любой любитель острых ощущений, преодоление этого страха – часть удовольствия. В конце концов, он прыгал с тарзанки, а не пытался покончить с собой. Все, что мы обсуждали в этой книге об уникальности человеческого разума, проявляется и здесь.

Теперь представьте, что Сантино – шимпанзе, бросающий камни, с которым мы познакомились в главе 3, – стоит рядом с Барсией на краю эстакады. В чем разница между мыслительными процессами Сантино и Барсии в этот момент? Поскольку шимпанзе – наш ближайший эволюционный родственник, сравнение того, как Сантино и Барсиа подошли бы к этому сценарию, даст нам важные подсказки о человеческой исключительности и нашем разуме по сравнению с другими животными. Сантино, между прочим, никогда бы не стал обвязывать веревку вокруг лодыжек и бросаться с железнодорожной эстакады в погоне за эндорфином.

Давайте начнем с основ: Занимаются ли вообще нечеловеческие животные поиском острых ощущений? Многие виды животных проявляют стремление к новизне – близкий родственник стремления к острым ощущениям. Возьмем, к примеру, кошек. На YouTube полно примеров того, как кошки попадают в опасные ситуации из-за своей любви к исследованию потенциально опасных мест (например, высоких деревьев, узких пространств). Но самый яркий пример не просто стремления к новизне, а полноценного поиска острых ощущений у животных – это дикие макаки из Индии, показанные в фильме BBC "Шпион в дикой природе" в 2017 году. Эти обезьяны взбираются на пятнадцатифутовый столб над открытым фонтаном и бросаются в узкий бассейн, где даже небольшой просчет может привести к серьезным травмам или смерти, если они не попадут в воду. Хотя это гораздо менее опасно, чем прыгать с семидесятифутового моста над бетонной дорогой, нельзя отрицать, что эти обезьяны занимаются опасным занятием, от которого они получают удовольствие, несмотря на риск (или благодаря ему).

Что же мешает Сантино прыгнуть с тарзанки? Вполне возможно – если не вероятно, – что шимпанзе захочет заняться опасными видами спорта, подобно макакам, ныряющим в бассейн. Но прыжки с тарзанки и ныряние в бассейн не идентичны, когда речь идет о когнитивных навыках, необходимых для получения острых ощущений. Сантино придется разработать план, включающий сборку материалов для создания тарзанки, на реализацию которого уйдет несколько дней, что потребует умственных навыков путешествия во времени, которыми он, скорее всего, не обладает. Ему также потребуется сложное понимание причинно-следственных связей – понимание того, что происходит с падающим предметом, который прикреплен к другому предмету с помощью эластичного материала. Затем ему нужно будет собрать этот сложный инструмент и найти способ закрепить его на себе и на мосту; навыки, которые, похоже, намного выше его уровня. Это своего рода специализация, которой лишены шимпанзе. Даже если у Сантино были стремления к прыжкам с тарзанки, он просто недостаточно умен, чтобы прыгать с тарзанки.

Но это хорошо. План Барсии по прыжкам с тарзанки был случаем сложного человеческого познания, которое пошло не так. Его интеллект, а не глупость, был непосредственно ответственен за его смерть. Сантино, менее умный из них на бумаге, вел себя более разумно именно потому, что был менее умным. Другими словами, интеллект иногда приводит к очень глупому поведению.

Рассмотрим этот пример битвы умов между человеком и животным, который подчеркивает недостатки – или, возможно, бессилие – человеческого интеллекта. Существует три вида клопов, которые питаются людьми, когда мы спим (например, Cimex lectularius, Cimex hemipterus и Leptocimex boueti).4 Клопов привлекает тепло нашего тела, запах тела и углекислый газ, который мы выдыхаем при дыхании.5 Это странные плоские насекомые, что помогает им прятаться там, где мы никогда не подумаем искать. Они могут проскальзывать между трещинами толщиной с лист бумаги. А поскольку они питаются исключительно нашей кровью, они находят укромные места рядом с тем местом, где мы спим. Им больше всего нравится, когда мы неподвижно лежим в постели – это более легкая мишень. Вся их биология построена на том, чтобы читать поведение человека и пытаться понять, когда мы наиболее уязвимы. "Они не выйдут кормиться, пока вы не ослабите бдительность", – объяснила мне доктор Джоди Грин в интервью Zoom. Джоди – городской энтомолог, преподаватель Университета Небраски-Линкольна, и эксперт по поведению насекомых, которые сводят нас с ума: клопов, головных вшей, термитов, блох и т. д. "Они изучают ваш график. Если вы работаете по ночам и спите только днем, они приспосабливаются – переходят на ваш график сна. Если вы уезжаете в отпуск, они могут подождать вашего возвращения".

Стратегии укрытия клопов могут быть весьма изощренными. С возрастом клопы сбрасывают свой экзоскелет, который они оставляют в виде призрачной оболочки. Когда вы опрыскиваете дом пестицидами, молодые клопы иногда бегут к ближайшему экзоскелету, оставленному более крупной взрослой особью, и прячутся в нем, пока пестициды проходят над ними. "Для дополнительной защиты, – объясняет Джоди.