Текст книги "Пип-шоу (ЛП)"

Автор книги: Изабелла Старлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Глава 17

Бебе

Ось (сущ.) – воображаемая линия, вокруг которой вращается тело.

Мир вращался, а я была его осью.

Я танцевала с размытыми людьми вокруг меня. Обнимала незнакомые мне тела, целовала губы, которые казались слишком мягкими, чтобы быть мужскими. Я танцевала, танцевала и танцевала, пока у меня не закружилась голова, и я уже почти не могла двигаться. А потом рухнула на диван и почувствовала, что мои ноги дергаются в такт музыке. Я смеялась про себя, мне было насрать на то, что кто-то думает, потому что все, что имело значение, – это мой размытый головокружительный мир, где не было угрожающих голосов и злых лиц.

Через некоторое время кто-то поднял меня, и я снова танцевала. Затем начала чувствовать, что мое путешествие превращается из удивительного в невероятно ху*вое.

Размытые лица превратились в монстров, их черты смешались в гротескные маски боли и ярости, все они рычали на меня, требовали чего-то, просили того, чего я никогда не могла им дать. Они хотели ответов, они хотели извинений, они хотели, чтобы я чувствовала себя как дерьмо, но все, чего я хотела, это продолжать танцевать вечно. У меня не было времени ни на беспокойство, ни на боль. У меня не было времени на гребаную Пози, ее передозировку и тот бардак, который она устроила, когда ушла.

Монстры кричали о справедливости, но я не могла им ее дать. Я танцевала и танцевала, и теперь мои ноги словно касались раскаленных углей, обжигая подошвы ног, пока отчаянно кричала, чтобы кто-то, кто угодно, спас меня.

Затем я увидела его прекрасное лицо сквозь пепел и ночь, его покрытые чернилами мышцы и высокую фигуру, возвышающуюся надо мной. Отчаянно схватилась за стоящего передо мной мужчину, но наткнулась на воздух. И я знала, что это не может быть реальностью. Майлз не заботился обо мне настолько, чтобы появиться и спасти меня. Если бы мне повезло, может быть, пришла бы Арден. Арден все еще заботилась обо мне. Она должна была. Наши сердца разорвал на части один и тот же ураган по имени Пози.

Арден появилась сквозь завесу кошмаров, ее глаза были такими же разочарованными, как всегда. Она смотрела на меня, а я плакала и протягивала руки, надеясь, что именно подруга поможет мне. Она кричала сквозь туман, вопила и требовала ответов, но единственное, что я могла делать, это смеяться и плакать одновременно.

Я видела, что Арден тоже плачет, но не могла ей помочь. Туман был слишком густым, чтобы дотянуться до нее, и я с трудом разбирала ее слова. Для моих ушей они звучали невнятно и беспомощно, и это только усиливало мою панику. Был только один человек, которого я хотела, только один мужчина, который мог все исправить. Но теперь я не могла вспомнить его имя. Помнила только его голос, который шептал мое имя, говорил, что я хорошая девочка, умолял меня кончить для него и рассыпаться в его объятиях. Умоляла Арден позвонить ему, продолжала совать свой телефон в ее руки между всхлипами и тихим умоляющим шепотом.

Арден поднесла телефон к уху, и я увидела, что она кому-то звонит, но не понимала слов, вылетавших из ее рта. Она пыталась помочь мне, но я не была уверена, что слишком далеко зашла, чтобы мне можно было помочь. Мне нужен был он. Мне нужно было увидеть, как его губы разомкнутся, когда он произнесет мое имя, нужно было заснуть в его объятиях, где я наконец почувствую себя в безопасности.

Дурман от наркотиков и алкоголя отуплял разум, одновременно делая меня слабой и в то же время чертовски энергичной. Но каждый раз, когда я пыталась подняться, падала обратно. Арден исчезла, туман был слишком густым, чтобы до нее добраться. Я кричала, чтобы она помогла мне, но не было слышно ни звука, и теперь я была потеряна, совершенно потеряна, без единой души, которая могла бы мне помочь.

А потом, внезапно, я почувствовала его присутствие, как электрический ток в комнате. Я, пошатываясь, встала с дивана, на котором лежала, и посмотрела в ту сторону, откуда искры летели сильнее всего. Его глаза встретились с моими, и я попыталась остановить всхлип, который сорвался с моих губ в следующую секунду. Попалась на крючок, как только увидела его. Он заставил меня почувствовать, что я была единственным человеком в этой битком набитой комнате, пропахшей пóтом и пролитым алкоголем. Я была всем, что имело значение, и он собирался все улучшить. Он собирался исправить меня.

Я потянулась к нему, и он подошел ко мне.

Вблизи он выглядел как бог, и я задрожала от страха и предвкушения. Он был таким огромным, возвышаясь надо мной, его тело представляло собой массу мышц и чернил, которые я хотела попробовать на вкус своим языком. Он был одет в белую футболку «хенли», чернила выглядывала из-под ткани на рукавах и воротнике. Его волосы были темными и аккуратно подстриженными, глаза такими же темными. Он был чертовски красив и строен, как дьявол. Он мог раздавить меня одним движением своих сильных, покрытых чернилами пальцев.

– Майлз, – вздохнула я, его имя пришло ко мне легко, как будто я никогда его не забывала. – Помоги мне, Майлз, пожалуйста, помоги мне.

Майлз потянулся ко мне, вздрогнув, когда кончики его пальцев соприкоснулись с моей кожей, и я уставилась на него, словно он был моим единственным спасением. Несмотря на свое состояние, я понимала, насколько особенным был этот момент. Знала, что это изменит все между нами в ту же секунду, когда искры полетели с его рук на мою обнаженную плоть. Мне потребовалась всего секунда, чтобы понять, что после этого первого прикосновения я полностью принадлежу этому чудовищному мужчине, и пути назад уже не будет.

Я смотрела, как он говорит с Арден, появившейся из ниоткуда, но не слышала слов. Просто хотела, чтобы он отвез меня домой. Я хотела остаться с ним наедине, чтобы исследовать линии его татуировок кончиками пальцев, чтобы поцеловать вену на его лбу и узнать, есть ли у него еще такие же пульсирующие части под одеждой. Чисто детское любопытство захватило меня в свои объятия, пока я смотрела на этого человека, этого монстра. Хотела уйти с ним. Желала переложить все свои заботы и проблемы на его широкие, сильные плечи и умолять его взять меня с собой. И я была уверена, что он мне позволит, потому что, когда он смотрел на меня, видела, что именно он чувствует ко мне. То же самое я чувствовала к нему.

Как только их разговор закончился, Майлз вернулся ко мне, мои глаза обманывали меня и заставляли его танцевать перед ними. Он схватил меня, и все произошло как в замедленной съемке, так мучительно медленно, что я хотела кричать и умолять его обнять меня, спасти меня, трахнуть меня, но мой рот не открывался, и слова не приходили.

– Пойдем, – пробормотал Майлз мне на ухо и крепко обнял меня.

Я вдыхала его запах, кожу, мускус и хвою, и мне хотелось плакать. Что-то в моей дурной голове, крошечный голосок разума, говорил мне, что я ждала этого так долго, так долго, и теперь, когда это наконец произошло, была слишком одурманена, чтобы понять это. Но я не могла остановить свои пальцы, летящие вверх, разрывая ткань его рубашки, рассыпая пуговицы повсюду. Мой рот прильнул к его горлу, и Майлз застонал, когда я всосала кожу, отчаянно желая большего, чтобы испить его уникальный аромат, от которого у меня кружилась голова.

Мы вышли на улицу, и холод ударил меня как гребаная пощечина, но я не могла остановиться, задыхаясь на его коже и оставляя красные и синие следы по всей его плоти. Он сказал мне остановиться, но я не могла.

– Я не могу, – кричала я. – Мне нужно попробовать тебя на вкус, потому что завтра тебя здесь не будет.

Чувствовала на себе его взгляд, когда он нес меня по улице. Я знала, где когда-то была, но теперь наше окружение совсем не казалось знакомым. Это был темный лес, ветви злых деревьев тянулись к нам, незнакомцы стояли за занавесками разбитых окон в зданиях, которые выстроились вдоль леса. Я чувствовала, что они смотрят на меня, чувствовала, что их взгляды пытаются причинить мне боль, поэтому уткнулась лицом в грудь Майлза и заплакала, как маленькая девочка, боящаяся темноты.

Время шло непонятным для меня образом, и он был моим единственным якорем. Я цеплялась за его одежду, его кожу, его тело, словно это был мой спасательный круг. Никогда не боялась так сильно, как в ту ночь.

Я бормотала то, чего мы оба не понимали, прижимаясь к его коже, когда мое тело начало бунтовать против того дерьма, которое я в него влила. Конвульсии, тряска, пот и ругань, ему пришлось остановиться и отпустить меня, потому что я начала царапаться и кусаться, так чертовски боясь, что он отпустит меня, что пыталась сделать это за него.

– Не надо, – кричала я ему, колотя кулаками по его груди. – Не отпускай, ублюдок!

Майлз схватил мои запястья и прижал их за спиной к фонарю.

– Прекрати, – прорычал он на меня, его голос был расплавленным медом и темным намерением. – Прекрати, бл*дь, бороться со мной, сладкая.

Сладкая, сладкая, сладкая, это было так сладко, что я растаяла для него, и перестала бороться, стояла там, чувствуя все и ничего, и позволила ему притянуть меня обратно в безопасную гавань своих объятий.

– Прекрасная девушка, – прошептал Майлз мне в волосы, его губы были так близко к моим, но так далеко, как будто нас разделяла целая галактика. – Моя прекрасная сломанная девочка.

На этот раз он просто перекинул меня через плечо и понес прочь, его рука была в опасной близости от моей задницы. Кошмары вернулись, когда мы продолжали идти. Вдалеке виднелся мой жилой дом, но мы не пошли туда. Майлз понес меня в соседнее здание, мимо старого сварливого швейцара, чей рот открылся, когда он увидел нас, и вверх по лестнице, на столько лестничных пролетов, что я удивлялась, как он не рухнул под моим весом.

Но он не отпустил меня, не перестал держать меня, пока отпирал входную дверь.

Запах его квартиры был чистым, стерильным, как в больнице, со слабым намеком на его собственный парфюм. Майлз пронес меня внутрь, захлопнув за собой дверь, мимо нетронутой гостиной и в скудную, бесплодную спальню, в которой не было ничего, кроме огромной кровати и картины белого цвета в рамке на белой стене в белой раме. Я чувствовала себя как во сне, мое сердце колотилось и стучало от страха и ожидания.

Майлз опустил меня на кровать и сделал шаг назад, глубоко вдохнув, глядя на меня. Я села на колени и уставилась в ответ, склонив голову набок, от наркотиков у меня закружилась голова.

– Майлз, – выдохнула я. – Майлз, ты спас меня.

– Нет, – грубо сказал он, его дыхание было таким прерывистым, что я испугалась, что что-то очень, очень не так.

– Подойди ближе, – умоляла я его.

– Нет, – повторил Майлз, глядя на свои руки, как будто они его предали. – Нет, я не могу быть рядом с тобой. Не могу вынести, не могу смириться, не могу, бл*дь, смириться.

– Майлз, – прошептал я, темнота тянулась ко мне и пыталась снова утащить меня под воду. – Майлз, ты мне нужен.

Он оторвал взгляд от своих дрожащих рук, эта гора человека превратилась в дрожащую развалину, когда он уставился на меня.

– У тебя есть я, – тихо сказал Майлз, и я подползла ближе на кровать.

– Я люблю тебя, Майлз, – прошептала я снова. – Я так сильно люблю тебя, Майлз Рейли, что угодно для тебя, что угодно для этого, что угодно для нас.

Мои руки подкосились, и я упала, и нити тьмы потянулись к моему сознанию. Я была так близка к тому, чтобы потерять сознание, но мне нужно было, чтобы он знал.

– Скажи, что ты меня слышал, – умоляла я его.

– Я слышал тебя, – прозвучал сдавленный ответ. – Я слышал тебя, Бебе.

– Ближе, – умоляла я, и он опустился на колени, медленно и неуверенно подполз ко мне, его ноги скребли деревянный пол. – Мне нужно, чтобы ты знал. Мне нужно, чтобы ты понял.

– Я понял, – пообещал он. – Я понял, Бебе, понял.

Я потянулась к его прекрасному лицу, и он неудержимо задрожал, когда я прикоснулась к нему.

– Не так, как с другими, – прошептала я. – Только я.

– Только ты, – кивнул он. – Только ты, под кайфом и только с тобой.

– Все хорошо, – пообещала я, мой разум дрейфовал. – Потому что я люблю тебя.

– Правда? – спросил Майлз, его глаза были большими и испуганными.

Разбитая душа в теле монстра. Бога.

– Люблю, – пообещала я и позволила своим глазам закрыться. – Я люблю тебя, Майлз Рейли.

Глава 18

Майлз

Тоскливый (прил.) – глубокая, но романтическая меланхолия.

Я смотрел на ее лицо, наконец обретя покой, когда Бебе погрузилась в сон. Я чертовски волновался, задаваясь вопросом, не обманули ли меня мои инстинкты, что я должен был отвезти ее в больницу, несмотря на предупреждения ее подруги. Она была в полном беспорядке, о чем мне говорили ее глаза, которые то открывались, то закрывались, прежде чем она заснула. Боялся за нее и боялся ее, мое тело дрожало и заставляло меня ощущать, что я не тот человек, каким видел себя долгие годы, если такая крошечная женщина, как она, может поставить меня на колени.

Потребность прикоснуться к ней была непреодолимой. Самое простое прикосновение, ощущение ее ресниц на моих губах, ощущение ее век, трепещущих во сне под моим ртом. Я хотел поцеловать ее, попробовать на вкус, обладать ею, но просто находиться с Бебе в одной комнате было испытанием. Я боролся с двумя противоречивыми желаниями в моей голове – одно говорило мне бежать как можно дальше, а другое требовало разбудить Бебе и заставить ее наконец подчиниться, как она должна была сделать уже давно.

Когда мне позвонили, я даже не раздумывал. Бросился туда, и в следующую секунду мне показалось, что я перенесся в другой мир, когда вошел в клуб и увидел Бебе в отключке на диване. Мир, где красивые девушки слишком много пили и принимали сомнительные наркотики; мир, где Бебе и я могли быть вместе, где было проще всего перекинуть ее через плечо и в то же время отбросить осторожность и забрать ее с собой домой, где ей самое место.

Когда я увидел Бебе на своей кровати, ее волосы рассыпались по моей подушке, мое сердце сжалось от боли. Я не мог заставить себя положить ее в белую комнату. Ее место здесь, в моей спальне, на простынях, которые пахли мной. Бебе была такой ошеломляющей, такой уязвимой, лежа здесь. Мое сердце колотилось от непонятной боли, и как бы сильно я ни хотел прикоснуться к ней, не мог заставить себя сделать это.

Я смотрел, как Бебе засыпает, как тяжелеют ее веки, как сон уносит ее от меня. Поднялся с пола и сделал шаг назад к двери. Мне нужно было уйти. Я не мог находиться так близко к ней, не мог позволить себе потерять хладнокровие, когда Бебе была всего в нескольких дюймах от меня. Я ничего не хотел так сильно, как прикоснуться к ней, снова заключить ее в свои объятия и вдыхать ее сладкий аромат. Но я не мог справиться с этим, давление было настолько сильным, что думал, что моя голова взорвется. Мне нужно было убраться к чертовой матери от нее.

Спотыкаясь, я вышел из спальни, держась за дверной косяк. Голова кружилась, тошнота брала верх, когда я наполовину шел, наполовину падал в гостиной. Когда дошло до дела, я не мог находиться рядом с ней, не мог выносить ее близости, потому что боялся, что Бебе причинит мне боль или я причиню боль ей. Ничто в моей голове не имело смысла. Единственное, что было преобладающим и очень ясным, это то, что мне нужно было уйти. Быть на улице, одному, на холодных улицах, было бы лучше, чем оставаться с ней наедине в моей квартире.

Я шел по лестнице, дрожа с каждым шагом, приближавшим меня к моему холодному месту назначения. Швейцар на этот раз не сказал ни слова, хотя, казалось, его беспокоили мои внезапные отлучки, когда я не покидал квартиру по меньшей мере год до этого. Я пошел прочь от него, от замкнутого пространства многоквартирного дома. Мне нужно было уйти от всего этого.

Холодный воздух сильно ударил меня, зябко и угрожающе, его ледяные пальцы обхватили мое горло. Спотыкаясь, я пошел по улице, только тогда осознав, что забыл куртку. Холод кусал мою кожу, отчаянно пытаясь проникнуть сквозь тонкую ткань рубашки и заставляя кровь стыть под кожей. Я боялся, боялся больше, чем когда-либо за последние годы.

Остановиться означало думать о Бебе в моей постели, поэтому я продолжал идти. Шаг за шагом, одно мгновение сливалось с другим, пока не начал дышать легче, без панических вдохов, от которых воздух едва попадал в горло. Я пошел по улице, удаляясь от центра города и направляясь к парку, в котором уже бывал раньше, когда еще думал, что моя агорафобия – это то, от чего я избавлюсь.

Парк был закрыт коваными железными воротами, но я легко перелез через них. А потом оказался внутри. Маленькие пруды замерзли, парк был тих и спокоен в полуночный час. Рассвет еще не наступил, но если я задержусь здесь надолго, то увижу, как над тихим парком взойдет солнце.

Я сел на каменную скамейку, мое сердце бешено колотилось, а голова болела от мыслей, отчаянно пытавшихся пробиться в беспокойную часть моего мозга. В первую очередь я думал о Бебе, образ ее спящего тела на моей кровати разрушал мой разум. Я был зол на себя за то, что ушел, но мое тело никак не могло позволить мне остаться в квартире.

Шок от того, что я увидел ее лично, почувствовал ее упругое тело под кончиками пальцев и почти – черт возьми, почти – попробовал ее на вкус, был слишком сильным. Я никогда не хотел ничего большего, но даже не мог заставить себя остаться в одном здании с ней. Настоящий страх поселился глубоко и прочно в моих костях. Я боялся ее. Я, Майлз Рейли, разорван в гребаные клочья из-за маленькой тусовщицы, которая взяла надо мной верх.

– Бебе, – пробормотал я себе под нос, уронив голову на руки.

Впервые в жизни позволил внешним силам взять верх. Я слушал, чувствовал. Я молчал, потрясенный всеми звуками, которые делали тишину такой ошеломляющей.

Щебетание птиц. Шелест листьев на ветру. Звук машин вдалеке. Все это создавало идеальный хаос, которого мне не хватало долгие годы. И в каком-то смысле, извращенном, чужом смысле, это было странно успокаивающим.

Заставить себя высидеть целый час сначала казалось кошмаром, и я считал каждую секунду, обхватывая губами цифры, когда они срывались с моих губ. Я не мог уйти. Мне нужно было остаться здесь, позволить своему телу успокоиться, а разуму перестать шататься. Может быть, через час я буду готов снова встретиться с Бебе. Может быть, через час я смогу снова обнять ее.

Может быть, я смог бы сказать ей, что действительно чувствую. Может быть, только может быть, смогу сказать эти три маленьких слова в ответ.

Потому что я тоже это чувствовал. И я точно знал, о чем она говорила, когда пробормотала их мне в своем одурманенном состоянии. Я точно знал, что она имела в виду, потому что во мне горел тот же огонь. Угли, которые зажгли ее собственную искру, ярко горели в моей душе, и в кои-то веки я не боялся своих чувств. Нет, я боялся ее.

Мою Бебе.

Потому что она была красива.

Потому что она была сломлена.

Потому что она была такой же, как я, и в то же время не похожа ни на кого, кого я встречал раньше.

Притяжение, которое я чувствовал к девушке, было магнетическим, огонь – страстным, поглощающим меня, как ничто, что я когда-либо чувствовал раньше, даже собственную панику и страх. Я никогда никого так сильно не хотел, никогда не жаждал другого человека так, как жаждал ее. И именно поэтому я боялся.

Я потеряю ее.

Несомненно.

Бебе уйдет, когда узнает, чем я занимаюсь – чем мне приходится заниматься, чтобы поддерживать свой бизнес. Да, она уйдет, когда узнает правду обо мне.

Насколько я был одержим. Постыдные ванны с антисептиком. Спрятанные сигареты. Темная, вонючая комната в глубине квартиры. Она не стала бы оставаться рядом с таким сумасшедшим. Не она. Когда я потеряю ее, то окончательно сломаюсь. Это будет мой конец.

Я сидел там, пока шли секунды, а страх становился все больше и больше. Я наблюдал, как растет моя паника, пока она не превратилась в большой блестящий пузырь, как те, что я надувал в детстве. Большой радужный пузырь с мыльной водой и детскими мечтами. А потом он лопнул.

Все закончилось, вот так просто. Пузырь исчез, страх взорвался в огромном небытии парка.

Я поднялся на ноги. Подсчеты, которые вел, превратились в ничто, пока все цифры не слились воедино, и я остался наедине с одним желанием, одним самым глубоким, самым темным желанием в моем сердце – обладать Бебе, независимо от того, насколько эгоистично, насколько погано, насколько зло с моей стороны это было.

Мои ноги быстро несли меня обратно в квартиру, и я смотрел на восход солнца над городом, пока шел назад домой. Я замерз, моя кожа была как холодный мрамор, пока я шел к зданию. Посмотрел наверх, но в моей квартире не горел свет. Бебе, должно быть, крепко спала, и мысль о том, что ее волосы разметались по моей подушке, заставила мой член затвердеть. Отчаянно желая погрузиться в нее, я промчался мимо швейцара, который уже даже не пытался скрыть свой шок, и поднялся по лестнице. По две ступеньки за раз.

Ввалившись в свою квартиру, я схватился за дверную ручку – скорость, с которой бежал к своему дому, лишила меня самообладания. Я запыхался, даже мои энергичные тренировки дома не подготовили меня к жестокой погоде на улице. Но ничто не могло отвратить меня от единственного, чего я хотел. От того, чтобы держать ее в своих сильных руках, заставить ее пообещать, что она больше никогда не сделает ничего подобного. Заставить ее поклясться, что она будет хорошей девочкой для меня.

Я вошел в спальню, и мое сердце упало, когда увидел, что она пуста. Простыни были смяты, и я сразу же заметил одну вещь.

Бебе сняла со стены белую рамку. Она достала белую бумагу и написала на ней губной помадой записку.

Спасибо.

xoxo Бебе

Я уставился на эти слова, представляя, как она царапает их и исчезает в своей квартире. Мне хотелось злиться, но я не мог найти в себе силы обидеться на нее. В конце концов, я понял, что это значило для Бебе. Почему она сбежала.

Ухмыляясь про себя, я вставил испорченный белый холст обратно в раму и повесил ее на стену. Ее ярко-розовая помада теперь была центром внимания всей моей комнаты, и я усмехнулся, глядя на нее, украшающую мою стену.

Было бы так легко впасть в отчаяние в тот момент, зная, что Бебе оставила меня. Но я не мог заставить себя сделать это, не мог заставить себя расстроиться из-за этого. Потому что теперь я победил самый большой страх из всех.

Я рассмеялся про себя и покачал головой, забираясь обратно в свою кровать, простыни которой были еще теплыми от ее тела, завернутого в них. Я вдыхал ее запах, наполняя свои ноздри всем тем, что делало ее такой уникальной, такой чертовски особенной для меня. Моя прекрасная девушка, моя потрясающая Бебе.

Отныне все будет по-другому, потому что Бебе заставила меня победить монстра, который разлучил меня с ней. Отныне я не буду мужчиной, которого она хотела.

Я буду мужчиной, которого она заслуживает.