Текст книги "Пип-шоу (ЛП)"

Автор книги: Изабелла Старлинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 31

Бебе

Моно-но аварэ (сущ.) – пафос вещей – осознание непостоянства или быстротечности всех вещей и нежная грусть, и тоска по их уходу.

Присутствие моих родителей в комнате ожидания пугало меня.

Мы так давно не разговаривали и не виделись, что я чувствовала себя неловко перед ними, нервно переступая с ноги на ногу и украдкой бросая взволнованные взгляды на них обоих. Меня удивило то, что они, казалось, делали то же самое, наблюдая за мной краем глаза, как будто это им было чего стесняться.

Мама продолжала держать меня за руку, ее пальцы нервно поглаживали мою кожу, словно она боялась, что я в любую секунду брошусь бежать и уйду от них.

– Вы… – слова застряли у меня в горле, и я сглотнула, чтобы закончить предложение. – Вы, ребята, хотите пойти поужинать или что-то в этом роде?

– Ужин? – Спросила мама, когда папа кивнул.

– Это было бы замечательно, милая, – сказал папа, и я улыбнулась ему в ответ, прежде чем импульсивно обнять их обоих.

Я ничего не могла с собой поделать. Скучала по ним, даже если была слишком труслива, чтобы признать это.

– Я знаю отличное место, которое находится неподалеку, – сказала я. – Не хочешь поздороваться с Арден, прежде чем мы уедем?

– Мы сделали это немного раньше, – сказала мама, повернувшись к Нику, который все еще стоял в коридоре и выглядел немного неловко. – Николас, да? Парень Арден?

– Да, – сказал он с нервной усмешкой. – Это я, наверное.

– Ты хочешь пойти с нами? – Спросила мама.

Я знала, что она просто пытается быть дружелюбной, но вопрос все равно показался немного странным, и Ник посмотрел на меня в поисках подтверждения. Улыбка озарила мое лицо, когда я кое-что вспомнила, и широко улыбнулась, рассказывая им о плане.

– Как насчет того, чтобы нам доставили еду на вынос в больницу? Мы можем пойти в палату Арден. Не слишком надолго. Я думаю, большинство ресторанов уже закрыты, в любом случае, будет трудно найти столик.

– Мне нравится эта идея, – засияла моя мама. – Я закажу еду.

– А я принесу что-нибудь перекусить из кафетерия, – предложил Ник, и они с энтузиазмом кивнули друг другу, прежде чем исчезнуть в разных направлениях.

В результате в коридоре остались только мы с отцом, и ни один из нас не мог смотреть друг на друга.

Я всегда была ближе к папе, чем к маме. Не то чтобы у нас не было хороших отношений – они были, пока я все не выбросила. Но я всегда была папиной дочкой, не стесняясь этого. Знала, что он гораздо больше похож на меня, чем моя мать, и гораздо чувствительнее, чем он хотел признать. Но больше всего на свете он заботился… обо мне. Он никогда не ставил никого и ничего выше меня. Я была его маленькой девочкой, и он стремился сделать мою жизнь настолько идеальной, насколько это было возможно.

– Папа, – прошептала я, но все еще не могла смотреть на него.

Прошел почти год с тех пор, как я видела их в последний раз. Я вырезала их, и ради чего?

Чтобы быть крутой?

Притвориться, что я лучше их?

Чтобы перестать стыдиться?

– Прости меня, папа, – бесполезно добавила я, чувствуя, как слезы жгут глаза, когда я пристально смотрела в пол. – Я сожалею о том, через что заставила тебя пройти.

Смерть Пози заставила меня усомниться в моей собственной смертности и в том, что я сделала выбор в жизни, который, в большинстве случаев, был не слишком удачным.

– Все в порядке, – неровно ответил он, но я слышала боль в его голосе. Он похлопал меня по плечу, его рука была тяжелой и неуклюжей. – Я понимаю, милая.

Это было неправильно, то, что я сделала, но просто услышав эти слова, слетающие с его губ, я подняла на него глаза.

Невозможно было скрыть тот факт, что я причинила ему боль, возможно, непоправимую. Я не объяснила ему причину нашей внезапной разлуки, хотя мы были неразлучны, до тех пор, пока не решила, что слишком хороша для них.

– Я понимаю, – повторил он с тенью улыбки на лице. – Я тоже когда-то был молодым. Мне было стыдно за своих родителей.

– Папа, – умоляла я. – Я не…

– Я знаю, – сказал он спокойно. – Я знаю, милая. Иди сюда.

Папа притянул меня в объятия, шокировав внезапной потребностью прижать меня к себе. Мой отец был человеком действия. Он не говорил и не показывал свою привязанность иным способом, что делало его изменение в поведении еще более странным. Но мне это было необходимо, и когда я почувствовала, как его сильные руки сомкнулись вокруг меня, то перенеслась в детство, когда мой отец был Суперменом – тем, к кому я обращалась по любому поводу, и у кого всегда был ответ на все, что меня беспокоило.

– Я не позволю этому случиться снова, – пробормотала я ему в руку, и он похлопал меня по спине, все еще нелепо и неловко, как всегда.

– Давай оставим это в прошлом, – просто сказал он, широко улыбнувшись мне. – Давай убедимся, что вы обе, девочки, в порядке, чтобы я мог лучше спать по ночам.

Тридцать минут спустя мы все собрались в больничной палате Арден после долгих уговоров и обмена стодолларовыми купюрами с медсестрами. Но теперь палата была в нашем распоряжении, и лицо Арден озарилось, как только мы вошли. Ее родители тоже были там. Я всегда ладила с ними, в отличие от Пози – они напоминали мне моих собственных, хотя и были немного старше. Но они также яростно защищали свою дочь – то, что нас объединяло.

У нас были китайская еда на вынос, коробки с хрустящей жареной курицей из фастфуда внизу и несколько сомнительных закусок из кафетерия, любезно предоставленных Ником. Мы размышляли о съедобности фиолетово-серого желе, Арден смеялась так сильно, что чуть не согнулась пополам в своей постели. Она даже получила разрешение врача перекусить, при условии, что это было что-то из ее списка разрешенных продуктов, и они сняли с нее инъекцию жидкости, так что она была свободной женщиной.

Я сидела с ней на кровати, пока наши родители занимали кресла, а Ник примостился на краю подоконника.

Я посмотрела на окружающих меня людей, столкнувшись с острым осознанием того, что кого-то не хватает. Майлз должен был быть здесь с нами. Он заслужил свое место в моем кругу, и теперь комната казалась пустой без него.

Тема Пози тяжело повисла в воздухе. Она была той, кто свел нас всех вместе, и чем дольше я думала об этом, тем больше понимала, насколько это правда. Она даже была той, кто побудил Арден общаться с Ником, в то время, как и она, и я отвергли эту идею как бессмысленную. Пози не знала, как позаботиться о себе, но когда дело касалось людей в ее жизни, она точно знала, что правильно.

Я скучала по ней, это была тупая боль в груди, которая, как я знала, никогда не пройдет. Она утихнет, медленно, медленно, медленно, пока я не почувствую лишь ее уколы спустя годы после ее смерти. Наконец, я начала понимать, что ее действительно больше нет. Долгое время закрывала глаза на правду, но пришло время посмотреть фактам в лицо.

– Я скучаю по Пози, – выпалила я, когда в разговоре наступило затишье, и все взгляды обратились на меня, нервно покусывающую нижнюю губу. – Мне очень жаль, правда.

– Я знаю, – тихо сказала Арден, теребя обертку печенья с предсказанием. – Я тоже по ней скучаю.

– Я тоже, – вступил Ник, и мы оба бросили на него удивленные взгляды.

– Она была не очень… мила с тобой, – неловко сказала я, и он усмехнулся.

– Не в лицо, нет, – сказал он, пожав плечами. Его глаза были устремлены на пластиковый стаканчик с колой в его руках. – Но она всегда поощряла Арден проводить время со мной, и я думаю, что она наконец-то послушалась.

Арден хихикнула и показала ему язык, а наши родители обменялись многозначительными взглядами.

– Я рада, что сделала это, – наконец сказала подруга, и они усмехнулись друг другу, как будто были посвящены в секрет, которого я не знала.

Моя ревность вспыхнула при виде этого зрелища, но голос в моей голове сказал мне успокоиться. Почему я должна ревновать? У меня были свои секреты с Майлзом, и я только сейчас начала понимать, насколько это нормально. Это не значит, что я должна быть другим человеком в кругу своих друзей и семьи, или что должна вести себя определенным образом. Но точно так же, как я не делилась с Майлзом признаниями и личными моментами с Арден, было совершенно нормально не делиться нашими интимными… свиданиями ни с кем в комнате.

На моих губах играла улыбка, когда я думала о том, что бы они подумали обо мне, если бы узнали, что я вытворяла. Челюсти моих родителей, наверное, упали бы на долбаный пол. В конце концов, лучше держать это при себе.

Я поймала взгляд отца через комнату и улыбнулась ему, а мама сжала мою ладонь. В этот момент я чувствовала себя в большей безопасности, чем с тремя замками на моей входной двери. Мои мысли постоянно возвращались к Майлзу, я думала о нем с отчаянием, которое требовало, чтобы он снова появился в больничной палате. Я знала, каким тяжелым был для него этот день, как он поспешил покинуть квартиру. Надеялась, что с моей помощью ему станет лучше.

Я сделала мысленную пометку спросить Майлза о его проблемах, когда увижу его в следующий раз. В последнее время казалось, что каждая свободная секунда, проведенная с ним, вращалась вокруг меня.

Слабая боль между ног все еще сохранялась, и я незаметно посмотрела в сторону, чтобы вытереть шальную слезу с лица.

То, что Майлз сделал, не было правильным, ни в малейшей степени. Но я поверила ему, когда он сказал, что ему нужно уйти. Что все стало слишком напряженным. Может быть, это было то, что нам обоим нужно было знать, – что мы принадлежим друг другу, а не порознь. И, возможно, теперь все будет лучше. По-другому. По-особому.

– Я бы хотела иметь последний шанс поговорить с ней, – наконец сказала я после долгого, задумчивого молчания. – Пози. Я хочу спросить ее кое о чем.

– Например? – мягко спросила Арден, ее пальцы обвились вокруг моих.

Я посмотрела в ее глаза и слабо улыбнулась воспоминаниям, которые так и просились наружу.

– Я бы спросила… – начала я, но мое предложение оборвалось на полуслове.

Что бы я спросила?

Может быть, ей бы понравился Майлз.

Может быть, она бы ненавидела меня за то, что я живу дальше.

Может быть, она бы хотела, чтобы я присоединилась к ней.

– Я бы спросила, – продолжила я. – Гордилась бы она мной.

Арден поцеловала меня в щеку, и я улыбнулась ей.

– Знаешь что? – сказала я. – Я думаю, она бы сказала «да».

Мой отец посмотрел на меня через всю комнату и кивнул.

– Я тоже, – подхватила мама. – Она бы гордилась вами обеими.

Родители Арден согласились, и мы сидели там, переполненные эмоциями.

– Ну, – неловко вставил Ник. – Надеюсь, она гордилась бы мной тоже.

Он подошел к кровати и поцеловал волосы Арден. Она засияла.

– Наконец-то я заполучил девушку, – подмигнул Ник мне, и я громко рассмеялась.

Глава 32

Майлз

Пустота (сущ.) – пустое место, отсутствующая часть.

Закончив с фотографиями, я развесил их и оставил сушиться. Вышел из комнаты, чувствуя себя немного лучше, хотя мое сердце колотилось от беспокойства, а в носу стоял смрад этой крошечной, захламленной комнаты. Я до сих пор не понимал, почему я подвергаю себя такому испытанию, находясь там. Это разрушало меня, и я чертовски ненавидел это, но не мог оставаться в стороне. Это было похоже на мой собственный гребаный крест, который я должен был нести всю оставшуюся жизнь.

Когда я вошел в гостиную, то почувствовал головокружение и внезапную слабость и прижался к дверному косяку. Моя голова кружилась, колеса вращались быстрее, чем когда-либо, когда я пытался сосредоточиться на чем-то, кроме своего неустойчиво бьющегося сердца.

Я чувствовал, что это произойдет, еще до того, как это случилось, волна тошноты и паники смешались в убийственный коктейль, который грозил взорвать мою голову. Чувствовал, как страх накатывает волнами, омывая мое тело с тошнотворной скоростью и заставляя меня рухнуть на пол.

Но я держался, заставляя свое тело не двигаться, оставаться на месте и подчиняться разуму. Я использовал все приемы, которым меня научила доктор Хелен, отчаянно пытаясь сделать то, что она сказала, и успокоить свое тело, отвлечь его от срыва, который оно, казалось, намеревалось устроить.

Мне было физически плохо, желчь поднималась в горле и грозила пролиться на безупречный пол передо мной.

Отключившись, я почувствовал, как моя душа покидает мое тело и парит, наблюдая за тем, что делает мое тело, как будто не был частью действий, происходящих на моих глазах.

Я наблюдал, как падаю на колени, упираясь ладонями в пол, и испуганные рыдания слетают с моих губ, когда я тяжело задышал, пытаясь успокоиться, пытаясь сделать глубокие вдохи, вспоминая слова доктора Хелен. Просто дыши. Дыхание – это контроль. Вдыхай воздух, выдыхай воздух, снова и снова, просто сосредоточься на этом так долго, как только сможешь.

Вот только это не помогало. Я был в панике, мое тело слишком остро реагировало на стресс извне, отчаянно борясь с врагами, которых даже не было. Тяжело дышал, брызгал слюной и задыхался в своих отчаянных попытках позвать на помощь, одновременно наблюдая за всем этим под потолком, нахмурив брови и скрестив руки перед собой, сердито глядя на себя, не в силах понять, почему мое тело не выполняет простейшие инструкции.

– Помогите! – позвал я, но получилось не так, как надо, это было просто отчаянное карканье.

Я чувствовал, как паника просачивается сквозь мои поры, заставляя комнату вонять отчаянием. Я был совсем один, то, ради чего так старался, но теперь это казалось самым страшным из всего, что было.

Ползая по полу, я подтащил себя к дивану и попытался подтянуться, но мои движения были неуверенными, ноги едва выдерживали мой вес. Я рухнул на диван и тут же пожалел об этом: мягкая белая кожа прилипла к моей коже и напомнила мне о том, насколько я уязвим.

Паника и абсолютная покорность своему страху были худшими из всего, что я когда-либо испытывал.

Да, у меня и раньше были приступы паники, но ничего подобного этому. Ничего такого безумно, бл*дь, интенсивного, когда я абсолютно точно знал, что это будет мой конец, и я, бл*дь, умру вот так, в полном одиночестве, и никто меня не вспомнит.

В моем воображении возникло ее лицо, красивая линия упрямой челюсти, вызывающая желание провести пальцами по скулам, коже, пухлым губам. Но я не мог вспомнить ее имя. Все, что имело значение, – это ее лицо, и я изо всех сил старался запомнить каждую деталь ее красоты, как будто только это могло меня спасти.

Я вспомнил ее губы. Нижняя губа, слегка больше верхней, полная и пухлая. То, как ее идеальные зубы впились в нижнюю губу, заставив ее потерять яркий цвет, как будто она готовилась к тому, что я погружусь в нее. Предвкушение в ее прекрасных глазах. То, как ее темно-каштановые волосы ниспадали по спине; то, как ее загорелая кожа покрывалась мурашками каждый раз, когда я оказывался рядом с ней. Как она ощущалась под моими пальцами, нежная, сладкая и шелковистая. Я хотел попробовать ее на вкус. Но ее не было рядом. Я был совершенно и абсолютно один.

– Помогите! – закричал я снова, и на этот раз мой голос не был таким тихим или надломленным.

Моя душа как магнитом тянула меня обратно в тело, но я всеми силами сопротивлялся этому, предпочитая наблюдать сверху. У меня были галлюцинации, я, бл*дь, видел вещи, которых даже не было, и я ненавидел себя за это. Ненавидел то, что был так чертовски уязвим, что рушился сам по себе, что я даже не мог подняться с дивана и позвать на помощь. Я был в гребаном беспорядке, и смущение затопило мое тело вместе с абсолютным, конкретным стыдом за то, что происходило.

Ты мужчина, Майлз, – вспомнил я горький голос. Веди себя как мужчина! Будь лучше своих родителей! Не поддавайся! БУДЬ ЛУЧШЕ!

Вот только я не мог, потому что это дерьмо подложили мне в кроватку, когда я был еще гребаным ребенком, словно фея посмеялась над человеком, которым я мог бы стать, и наказала меня, вместо этого, вывалив на меня, как на младенца, все дерьмовые вещи, которые только могла придумать. Может быть, у меня и был шанс стать нормальным, но это было очень давно, и, как и все остальные, я знал, что теперь обречен. В конце концов, именно по этой причине все остальные отказались от меня. Мне было суждено умереть в одиночестве.

Я стащил себя с дивана, внезапно не выдержав тепла кожи и света над головой. Вернулся в свое тело и пожалел об этом в ту же секунду, как понял, насколько это на самом деле бесполезно.

Я держался на ногах так твердо, как только мог, и подбадривающе разговаривал сам с собой, пытаясь дотащиться до своей спальни.

Один шаг, два шага, три шага, оставайся в своем теле, сохраняй свой разум сильным, держи демонов на расстоянии, и просто… Продолжай. Бл*дь. Двигаться.

Мне нужно было достать свои лекарства, транквилизаторы, которые я принимал на случай, если дела пойдут так же плохо, как в тот момент. Я отчетливо помнил ярко-оранжевый полупрозрачный флакон с лекарством размером с лошадь, стоявший на моей тумбочке. Мне нужно было только добраться до него. Как только я приму таблетку, то снова почувствую себя в порядке. Я буду в безопасности. Буду в порядке. Пусть даже ненадолго.

Но ставить одну ногу перед другой было гребаным испытанием. Задача была настолько нелепо трудной, что казалось, будто я пытаюсь взобраться на Эверест. Мои руки и ноги тряслись, и я был в ужасе от всего, каждый звук и дрожь усиливались, пока в моей голове не остался звон и пульсация после них.

Наконец, я достиг порога своей спальни. Зашел внутрь, смятые простыни напомнили мне о том, что было в ее комнате, ее тело тесно прижалось к моему. Я понял, как сильно она была мне нужна. Как сильно хотел, чтобы она была рядом со мной. Я отчаянно нуждался в этом, цеплялся за мысль о ней, за мысль о ее ресницах на щеках, каждой, ярко выраженной, темной и густой на фоне ее кожи. Этот образ укоренился в моем сознании, пока я не мог думать ни о чем другом, одержимый мыслью о ней, о девушке, единственной, что удерживало меня от падения в пропасть, перед которой я стоял.

– Пожалуйста, помоги мне, – сказал я.

Но мои ноги отказались двигаться дальше, и я рухнул, как упавшее дерево, ударившись конечностями о пол. Это было то, что я больше всего ненавидел в своем состоянии, – пронизывающее до костей беспокойство и приступы паники, которые могли случиться в любую минуту. Я чувствовал, что это произойдет, но иногда они приходили совершенно неожиданно и заставляли меня чувствовать себя вполне способным человеком, живущим в теле, которое просто ни хрена не работает.

Я сидел на полу, прижавшись спиной к твердой древесине, и заставлял себя продолжать дышать, зная, что если остановлюсь, то начну терять сознание. Это было все, что мог делать, единственное, на чем мог сосредоточиться. Не было ничего другого, кроме вздымающейся и опадающей груди, бухающего сердца и панических глотков воздуха, когда снова пытался удержаться в своем теле.

Я хотел закричать, но не вышло ни звука, что напомнило мне о кошмарных снах, которые видел в детстве. Я боялся, так чертовски боялся, и все, чего хотел, это чтобы девушка, чье имя я не мог вспомнить, пришла и помогла мне.

Мысленно я убеждал себя, что все будет хорошо, если только она снова появится, с ее яркой улыбкой, губами цвета жвачки и сияющими глазами. Пока она рядом и заботится обо мне, я буду в полном порядке. Но она ушла, черт возьми, ушла, и я остался один.

Я не мог пошевелиться, мое тело отказывалось делать то, что пытался сказать ему мой разум. Перед моими глазами промелькнула вся моя жизнь, и я почувствовал, что мой конец наступит прямо здесь, на полу моей собственной спальни. Мне казалось, что я умираю, и даже пахло смертью, когда поднял глаза и понял, что оставил маленькую комнату открытой, вонь и мусор вывалились в коридор.

Застонав, я попытался сосредоточиться на чем-нибудь, на любой гребаной вещи, чтобы отвлечься от ужасного сжатия в груди. Но ничего не получалось, и оставалось только ждать, когда все закончится. Я пытался напомнить себе, что все закончится, как это обычно бывает, через пару минут. Но это не помогло, я чувствовал себя, как гребаный неудачник.

Что за мужчина не может даже выйти на улицу, чтобы помочь женщине, не упав при этом в обморок дома?

Что за мужчина был настолько напуган, настолько еб*нутым, что не мог справиться даже с повседневным занятием для любого другого человека?

Что я был за гребаный мужчина, если я вообще был мужчиной?

Глубокая ненависть, которую я испытывал к самому себе, пылала во мне, как злобный огонь, но я не мог ее остановить. Пламя распространилось, осторожно лизнув мои лодыжки, прежде чем окутать меня пеплом и дымом. Я был беспорядком, гребаным беспорядком, и Бебе меня не заслуживала.

Бебе.

Бебе.

Я вспомнил ее имя… Ее милое, красивое имя, которое так идеально ей подходило.

В уголках моих глаз появились слезы, когда я осознал это.

Единственное, что мне оставалось делать, это убираться к чертовой матери. Убраться как можно дальше от нее, пока я не испортил ее жизнь так же, как испортил свою собственную. Мне нужно было уйти, нужно было отдышаться. Нужно было позволить ей жить своей жизнью, чтобы я мог тратить свою на ванны с антисептиками и одноразовый секс.

С огромным усилием я поднял себя и подошел к шкафу. Достал чемодан, который купил много лет назад в надежде, что покупка побудит меня поехать в отпуск. Но шансы на это были ничтожны.

Но одно оставалось верным – Бебе будет лучше без меня. И в кои-то веки этот чемодан наконец-то пригодится. Я уйду от нее, уйду от того беспорядка, в который я ее превратил.

Зная, что никогда себе этого не прощу, я начал собирать вещи. Но целая жизнь в ненависти к себе была лучше, чем годы разрушения жизни Бебе, пока она наконец не поймет, насколько несчастна со мной. Возможно, она еще не знала этого, но она не хотела, чтобы я был в ее жизни. И именно я должен был очистить ее от своего беспорядка.

– Мне жаль, – пробормотал я себе под нос, начиная собирать вещи. – Прости, Бебе, прости, что причинил тебе боль.

Мои слова придали мне сил, и я наполнился гневом и бодростью, ненавидя себя на каждом шагу. Уход от нее полностью сломал бы меня, и я знал, что в тот момент, когда покину квартиру, я никогда больше не смогу установить человеческую связь. Бебе разрушила меня, но мне нужно было убраться подальше, пока я не сделал то же самое с ней.

Я бы послал кого-нибудь за остальными вещами, но пока мне было достаточно. Дрожащими руками я отправил сообщение Майерсу, частному сыщику, с инструкциями. Поставил чемодан на пол и наполнил большой стакан водой, выпив ее большими дрожащими глотками.

Пришло время попрощаться раз и навсегда. И как только она поймет – когда пройдет какое-то время, – Бебе поймет, что я сделал правильный выбор. Оставить ее одну было единственным разумным решением, только так она могла обрести покой в своей жизни.

Пора было уходить. Пора уходить из ее жизни.

Схватив чемодан, я повернулся, чтобы выйти за дверь, и только тогда заметил стоящую в комнате фигуру.

– Бебе, – прошептал я, и она уставилась на меня, ее глаза были пустыми, а затем наполнились болью, когда она наблюдала за мной.

Она сделала шаг назад, затем еще один.

– Мне очень жаль, – сокрушенно признался я, но она лишь покачала головой.