Текст книги "Пип-шоу (ЛП)"
Автор книги: Изабелла Старлинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Глава 19
Бебе
Отрицательное пространство (фраза) – помогает определить границы положительного пространства и привносит баланс в композицию.
Я лежала в своей кровати, уставившись в потолок. Над моей головой появилась небольшая трещина, и на секунду мое сердце заколотилось от волнения при мысли, что потолок обрушится на меня, точно так же, как моя жизнь рухнула прошлой ночью.
Встряхнув головой, чтобы прогнать эту мысль, я подтянулась и села на край кровати. Мой телефон непрерывно звонил, номер Арден мигал на экране как сумасшедший. Я знала, что мне нужно ответить, но ответить на ее звонок означало признаться в своих действиях, а я была слишком напугана, чтобы сделать это сейчас.
Голова разрывалась от шума и боли, когда я сползла с кровати. Мне удалось добраться до кухни и налить себе большой стакан ледяной воды из-под крана. Я с жадностью выпила его, глотая успокаивающую жидкость, прежде чем взяла в руки телефон. Пришло время встретиться лицом к лицу с музыкой1.
Но не успела я это сделать, как в мою входную дверь резко и сердито постучали. Я знала, что это она.
В этом была особенность Арден. Ей было не все равно. Ей было не все равно, даже когда я вела себя с ней как стерва. Она заботилась, когда я этого не делала. Она переживала, когда никто другой не обращал внимания.
– Бебе, я знаю, что ты там, – сердито крикнула девушка. – Если ты сейчас же, черт возьми, не откроешь эту дверь, я ее вышибу.
Я мысленно застонала и двинулась к двери. Арден была в ярости, и она имела на это полное право. Тем не менее, я была в ужасе от ее гнева от того, что наконец-то признала все ошибки, которые совершила предыдущей ночью. Это означало вспомнить… а вспоминать было хуже всего.
Я открыла дверь, и Арден ворвалась в комнату, ее глаза метали в меня кинжалы.
– Как ты могла это сделать? – рычала подруга на меня.
В ее голосе звучал чистый гнев, а тело было переполнено признаками предательства. Тогда я почувствовала себя виноватой, действительно чертовски виноватой, за то, что подвела ее предыдущей ночью. Арден хотела для меня только лучшего, и я знала это с самого начала. Но я никогда не могла смириться с этим, с ее добротой и лаской, которую она проявляла ко мне, хотя я ничего из этого не заслуживала.
Забудь. Забудь. Забудь. А потом двигайся дальше.
Это был вечный девиз, но мне казалось, что пока я держу Арден рядом, я никогда не смогу полностью отойти от смерти Пози. Нас всегда было трое, и существование только с Арден рядом со мной казалось неправильным, как будто нам не хватало нашей пчелиной королевы. Теперь Арден обратилась ко мне, как будто я должна была довести нашу разбитую в клочья дружбу до финиша. Но я не могла справиться с этим.
Черт, я даже не могла смотреть на себя в зеркало. Мои глаза говорили о том, через что я прошла, и я не могла этого вынести.
– Арден, – начала я, мой голос был хриплым и извиняющимся. – Прости меня. Я знаю, что облажалась.
– Прости? – рявкнула она на меня. – Ты, бл*дь, извиняешься? Ну, знаешь что, Бебе, извинения больше не помогут. Сожаление, бл*дь, не покроют это.
Я почувствовала боль, такую резкую и сильную, что вздрогнула и отшатнулась от неожиданности. Было ощущение, что меня разрубают, как будто отрезали ногу, а фантомная конечность все еще сокращается, даже когда ее уже давно нет.
– Арден, – умоляла я ее. – Пожалуйста. Просто дай мне еще один шанс, и я искуплю свою вину, клянусь Богом.
– Мне все равно, кому ты клянешься, – рассмеялась она, качая головой. – Мне надоело верить в твою ложь. Ты так сильно хочешь уничтожить себя, Бебе?
Арден сунула что-то мне в руки, и мои пальцы задрожали, когда они обхватили это.
– Вот. Выруби себя.
Она даже не прикоснулась ко мне, когда отдавала это, и я смотрела, как она выбегает из моей квартиры, захлопывая за собой входную дверь с такой силой, что она даже не закрылась, вероятно, сорвав ее с чертовых петель. Я почувствовала, как горячие слезы застилают мне глаза, но я отказалась их признать. Вместо этого вышла в коридор и уставилась на любопытную соседку, которая смотрела на меня через щель в своей входной двери.
– Не лезь не в свое дело! – рявкнула я на нее, слезы грозили вот-вот пролиться.
– У нас только одна семья, – сказала она в ответ и закрыла дверь.
Никто еще не принимал нас с Арден за сестер.
Но, закрывая дверь, я пыталась сказать себе бессмысленную маленькую ложь, которая исправит ситуацию, разрядит напряжение, оставшееся в воздухе после ее внезапного ухода.
Ведь это все равно не имело значения, не так ли? Если Арден хотела отшить меня, пусть так и будет. У меня была куча других друзей, которые не были такими осуждающими или требовательными, как она.
Но если это так, то почему я уже плачу? Наконец, я не смогла сдержаться и позволила слезам скатиться по щекам. В одну секунду была, а в следующую исчезла, как и Пози. И теперь я, наконец-то, к счастью, была одна.
Я знала, что Арден никогда не простит меня за то, что я сделала. По ее мнению, я шла по тому же разрушительному пути, что и Пози, пытаясь погубить себя точно так же, как это сделала наша королева пчел. И у меня это чертовски хорошо получалось.
Предыдущая ночь была ошибкой.
Ночь, которую я провела в квартире Майлза, была размытой и трудно запоминающейся, но я все еще чувствовала его щетину под кончиками пальцев, почти, как если бы я только что коснулась его кожи. Майлз теперь имел еще большее значение, но я не признавалась себе в этом – нет, не сейчас. Слишком рано было признавать, что остался только один человек, которому я небезразлична.
Вместо этого мои глаза сосредоточились на медальоне в моей руке, мои пальцы отчаянно сжимали его.
Печально известный серебряный медальон Пози. Она никогда не открывала его. Никому не показывала фотографию внутри. Но она носила ожерелье с медальоном в форме сердца каждый день, когда я ее знала.
Родители Пози хотели, чтобы медальон был у Арден, потому что они дружили дольше всех. Я подозревала, что я им никогда не нравилась, но видеть, как моя подруга получает самую ценную вещь Пози, было чертовски больно. И вот он здесь, змееподобная серебряная цепочка, холодная на ощупь и скользкая между пальцами.
Я открыла медальон. Мне нужно было посмотреть.
Я видела, как Пози играла с ним тысячу раз, заглядывая внутрь серебряного сердца. И вот теперь я наконец-то узнала, чему она так часто улыбалась. Внутри была фотография, как я и предполагала.
Сразу же узнала нашу фотографию. Она была сделана летом, когда мы познакомились, когда мы были худыми от переизбытка выпивки и недостаточного количества еды и носили смехотворно короткие платья без нижнего белья. Я вспомнила, как мы позировали перед камерой. Арден широко улыбалась, ее рот приоткрыт, и между рядами идеальных зубов виднелся розовый кусочек жвачки. Она постоянно жевала жвачку, говорила, что это помогает ей справиться с чувством голода.
А потом была я, в белом платье, которое подчеркивало мой загар, а глаза были такими невинными, что едва могла их узнать. Мне пришлось напомнить себе, что это было тогда, когда я только начинала вписываться в компанию Арден и Пози. Может быть, это была даже та самая ночь, когда я, наконец, поняла, что у меня получилось, и я стала частью их дурацкой группировки.
Мои глаза были обращены к Пози, я смотрела на нее с обожанием, как будто она была моим чертовым идолом или что-то в этом роде.
И Пози… Пози выставила одну из своих сисек, прикрыв пальцами сосок, и широко ухмылялась в камеру. Ее волосы были распущены, а глаза затуманены.
Пози вырезала Арден из первоначальной фотографии. Теперь мы были только вдвоем. Я, смотрящая на нее, как опьяненный любовью подросток, и она, безумие и страсть, превратившиеся в один маленький горячий фейерверк, который навсегда изменил наши жизни.
Мои пальцы сжались вокруг медальона, закрывая фотографию. Мне было невыносимо смотреть на нее. Я не могла думать о том, что она означает.
Бедная Арден. Родители Пози настояли на том, чтобы она сохранила медальон, но никто из нас не знал, что Пози сделала с фотографией внутри. Мое сердце разрывалось при мысли о том, что Арден сама обнаружила это, и я ненавидела себя за то, что заставила ее пройти через это. Я должна была быть рядом с ней. Должна была быть другом. Не я одна чувствовала себя одинокой после смерти Пози. Мы были как две капли воды похожи, только Арден отчаянно пыталась помочь мне, а я лишь отталкивала ее.
Я рухнула в коридоре, прижавшись спиной к входной двери, а медальон, словно холодный, твердый кусок предательства, лежал у меня на ладони.
Я была плохим другом. И теперь было уже слишком поздно.
Желание выбросить это проклятое ожерелье в окно было настолько сильным, что мне пришлось заставить его выпасть из моих пальцев и упасть лужей серебра на деревянном полу. Я больше не могла даже смотреть на него. Все, что оно символизировало – это конец эпохи, время, когда я была глупой и молодой, тупой и счастливой. Время, когда я была влюблена.
Вот из-за чего все это было в конечном итоге.
Ревность.
Злость.
Необходимость присоединиться к Пози, где бы она ни была, теперь, когда она не терроризировала лучшие ночные клубы города и не пробиралась на красную дорожку, демонстрируя свои сиськи фотографам и притворяясь кем-то. Никогда не было достаточно того, что она была кем-то для меня и Арден. Пози всегда хотела гораздо большего, и, в конце концов, мы не смогли дать ей этого. Я никогда не перестану винить себя за то, что недостаточно старалась.
Да, все это было из-за одной маленькой причины, назойливой мысли в моей голове, крошечного голоса, кричащего мне, что это и было ответом, просто я была слишком чертовски слепа, чтобы увидеть это.
Я была по уши влюблена в Пози, и теперь, наконец, у меня появилась подсказка в виде медальона, что она чувствовала то же самое.
Может быть, Пози тоже что-то чувствовала ко мне.
Может быть, все те разы, когда мы целовались, и я чувствовала, как между нами проскакивают искры, в ее животе горел тот же огонь.
Может быть, когда мы смотрели друг на друга и понимали другого человека до последней капли стыда, сожаления и несбывшихся желаний, она видела меня такой, какая я есть.
И может быть, просто может быть, она полюбила меня за мою разбитость так же, как я полюбила ее.
С того момента, как медальон оказался в моих руках, я больше не оплакивала подругу.
Я оплакивала возлюбленную.
Глава 20
Майлз
Таинственный (прил.) – незнакомый, редкий, странный, но удивительный.
Что бы я ни пытался сделать в тот день, ничего не получалось.
Я не мог перестать думать о Бебе, не мог перестать возвращаться в спальню, чтобы прикоснуться к простыням, которые все еще хранили очертания ее тела. Я гладил то место, где ее задница продавила матрас, пока оно не исчезло, а потом ругал себя за то, что так быстро отпустил ее. Я хотел большего. Желал, чтобы Бебе Холл вернулась в мою постель, и я хотел смотреть, как она сладко и крепко спит.
Ее запах все еще пьяняще благоухал в моей спальне, слишком подавляющий, чтобы оставаться в ней. Но я не мог уйти. Наполнил свои ноздри запахом ее духов, а голову – образами ее, нас, вместе. Я был действительно на крючке, зависим от ее запаха и от того, что она заставляла меня чувствовать. Теперь пути назад не было. Я не остановлюсь, пока не заполучу ее. Я был полон решимости, как никогда.
Меня озадачивала только одна вещь: необузданная потребность в ней, отчаянное, первобытное желание сделать ее своей. Я никогда раньше не испытывал таких чувств, когда дело не касалось секса. Как гребаный пещерный человек, желая сделать каждый дюйм ее тела своим и услышать от нее признание, что она полностью принадлежит мне. С рассветом, в моей пропахшей Бебе спальне, я понял, что больше не смогу остановить зуд. Бебе Холл, бл*дь, была наваждением, от которого я ни за что не хотел избавляться.
Что скажет на это доктор Хелен? Я ненадолго задумался, но вместо того, чтобы заняться насущной проблемой, завернул ее в большой бант и засунул в самый темный угол своего сознания, где мне не нужно было с ней разбираться. Не раньше, чем все взорвется. И, судя по вспыльчивости Бебе, это в любом случае не заставит себя долго ждать.
Время шло, и прежде чем я осознал это, наступил вечер, перевалило за семь.
Я что-то съел, но в основном просто слонялся по квартире, не зная, что мне делать, пока, в конце концов, не рухнул в постель. Когда зазвонил телефон, я был благодарен за то, что меня отвлекли. До тех пор, пока не увидел имя Бебе, мелькавшее на экране.
Теперь все будет по-другому. Теперь Бебе будет знать, что я на самом деле чувствую. И вес тех трех маленьких слов, которые она прошептала мне, был тяжелым, почти невыносимым.
Я ответил с легкой дрожью в голосе, как бы отчаянно ни пытался это скрыть.
– Привет.
– Привет… Майлз.
Ее голос был тихим и испуганным, как у маленькой девочки.
– Ты в порядке? – спросил я грубо, готовый выбить зубы тому, кто ее расстроил.
– Да, – прошептала Бебе в ответ. – Мы можем немного поговорить?
– Просто поговорить? – мои слова были мягкими.
– Да, – повторила она. – Я просто хочу услышать твой голос.
Мое сердце сжалось от боли. Я хотел этого, Боже, я действительно, бл*дь, хотел. Но это была опасная территория. Это означало, что Бебе руководила мной, по крайней мере, судя по тому, как колотилось мое сердце, отчаянно желая рассказать ей, что я на самом деле чувствую. Вернуть ее в свои объятия, где ей и место… Но для этого было еще слишком рано. Мне придется еще некоторое время держать дистанцию.
– Где ты? – хотел я знать.
– Лежу в постели.
Я слышал, как под ней шевелится матрас.
– Где ты, Майлз?
– В моей кровати, – признался я, взъерошив руками простыни.
– Кровать, в которой я спала?
– Да.
Долгая пауза.
– Она все еще пахнет мной?
Еще одна пауза, от которой мое сердце чуть не выскочило из груди, прежде чем я открыл рот и признался в правде.
– Да.
– Тебе нравится?
– Нравится.
– Ты хотел бы, чтобы я была там?
Сложный вопрос, полный обещаний и отчаяния.
Каков был правильный ответ? Конечно, я хотел, чтобы она была здесь со мной. Но одна только мысль о том, что Бебе так близко, приводила меня в ужас. Я никогда никого не впускал в свою жизнь, никого, кто имел бы такое значение, как она. Прошли годы с тех пор, как у меня был кто-то в моем углу. Годы, когда я был не один.
– Да, – наконец сказал я, и услышал, как она медленно выдохнула, а затем хихикнула.
– Я тебе нравлюсь, – поддразнила Бебе.
– Я тоже тебе нравлюсь, – напомнил я.
– Думаю, тогда мы квиты.
Мы погрузились в приятную тишину, и я слушал ритмичный, успокаивающий звук ее дыхания. Бебе вызывала привыкание, была чертовски невероятной и пугающей, что дерьмово. Я был в ужасе от девушки ростом на фут ниже меня, с такими маленькими кулачками, что они легко помещались в моих собственных. Она была самым страшным человеком, с которым я сталкивался за всю свою жизнь. И никогда не хотел никого больше, чем ее.
– Мы можем продолжить разговор? – тихо спросила девушка. – Мне нужно с кем-то поговорить.
– Что случилось? – я пытался выяснить это и услышал неуверенность в ее голосе.
Я хотел сломить ее. Выжать из нее правду и заставить ее признать, что именно произошло. Но это должно было исходить от нее самой, а не от меня, заставляющего Бебе произносить слова.
– Ты можешь рассказать мне все, – неубедительно добавил я, задаваясь вопросом, правда ли это, даже когда слова покинули мой рот.
Действительно ли я пойму то, что она мне скажет? Я едва мог представить себе ее жизнь – шипучее шампанское и громкая музыка, таблетки, выпивка, наркотики и рок-н-ролл.
– Я поругалась, – наконец пробормотала Бебе в ответ. – Полемика.
– С твоей подругой? – спросил я инстинктивно.
– Да, – ответила она после небольшой паузы. – Арден.
– Ты хочешь поговорить об этом? – спросил я, чувствуя себя чертовски неловко.
Я не был хорошим посредником, и понятия не имел, что делать. Конечно, все подружки ссорятся, верно? Но по тону Бебе я понял, что этот конкретный спор был более серьезным, чем те ссоры, которые видел у девушек раньше.
– Нет, – резко ответила Бебе, и я выдохнул с облегчением. – Я действительно, действительно не хочу. Ты можешь отвлечь меня? Просто поговорить, о чем угодно, обо всем на свете.
Мой мозг завибрировал и попытался придумать вопрос.
– Что на тебе надето? – спросил я и почувствовал боль от ее молчания. – Мне жаль. Я… я не был уверен, что это то, чего ты хочешь.
– Нет, – сказала она печально. – Все в порядке. Думаю, это то, что мы делаем, в конце концов.
– Встань рядом с окном, – попросил ее. – Я хочу тебя видеть.
Я полнялся с кровати, и звуки из моего телефона сказали мне, что она делает то же самое. Я встал перед высоким окном в спальне, мои глаза нашли ее тело на другой стороне улицы.
Она была обнаженная. Полностью обнаженная, ее тело было открыто моему взору.
На мне все еще были боксеры, и я был благодарен за это. Если бы я был голым, Бебе увидела бы, как мой член дернулся в ответ.
Поднял руку и положил ее на окно, другой рукой я держал телефон. Жестом попросил Бебе сделать то же самое, и она сделала.
– Ты прекрасна, – сказал я ей.
– Ты все время это говоришь, – голос Бебе был низким, печальным.
– Это правда. Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
– Так почему же ты не… – ее незаконченное предложение повисло в воздухе, и я наблюдал, как она смотрит в пол.
– Почему я не… что? – спросил мягко, потому что был сторонником самонаказания.
– Почему ты не прикасаешься ко мне? – спросила она. – Почему ты не трахнешь меня, Майлз?
Как я мог это объяснить?
Как мог убедить ее, что внезапно она стала единственным человеком в моей жизни, на которого мне не наплевать, единственным, кто меня волнует, единственным, на кого я хочу произвести впечатление? Она бы подумала, что я сошел с ума, развивая связь с ней, которую она, возможно, даже не чувствовала сама.
– Мне страшно, – наконец ответил я. – Ты понимаешь, почему?
Наши глаза встретились через улицу. Я мог видеть тень, которую ее тело отбрасывало на пол. Она была маленькой и дрожащей, как ребенок. Я хотел обнять ее. Сказать ей, что все будет хорошо.
– Бебе, – ее имя прозвучало торопливо, отчаянно, но я был слишком далеко, чтобы беспокоиться о том, как звучу. – Могу я…
Я сделал глубокий вдох:
– Можно мне прийти?
Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, ее губы беззвучно шевелились, когда она ответила.
– Сейчас?
– Да.
– Зачем?
– Я хочу обнять тебя.
– Ты это сделаешь? Обещаешь?
– Да.
Я смотрел, как она прикусила нижнюю губу, как ее глаза устремились на мои, умоляя не нарушать обещание.
– Приходи, – сказала она. – Я оставлю входную дверь открытой.
Она прервала звонок и отошла от окна.
Мои руки дрожали, пока я натягивал джинсы и «Хенли». Если я остановлюсь хоть на секунду, чтобы подумать об этом, то передумаю, а я не мог себе этого позволить. Мне нужно было прийти туда и наконец-то обнять ее. Мне нужно было узнать, каково ее тело рядом с моим, прежде чем я потеряю свой гребаный разум.
Я посмотрел на входную дверь, которая дразнила меня уже столько раз.
Покидать квартиру становилось все труднее и труднее по мере того, как дни превращались в недели, месяцы и годы. Дошло до того, что я настолько уединился, настолько погрузился в свой собственный страх, что не мог выйти из квартиры даже для того, чтобы спуститься вниз и забрать почту. Но теперь я собирался рискнуть всем ради нее.
Микробы.
Страх.
Безумие идти туда, в ее квартиру, держать ее в своих объятиях. Ничем хорошим это не кончится.
Но в этот раз мне было наплевать.
Я запер дверь, когда выходил, и сунул ключ в карман джинсов. Каждое движение было похоже на проигранную битву, но я боролся с этим. Каждый шаг требовал усилий, о которых даже не подозревал. Каждый гребаный фут от моей квартиры был похож на хождение по булавкам и иголкам.
Швейцар улыбнулся мне, когда я вошел в вестибюль.
– Хорошо выглядите, мистер Рейли, – сказал он, и мне удалось слабо улыбнуться.
Я заставил себя выйти на улицу, посмотрел на ее окно и увидел слабый свет за стеклом. Она ждала меня.
Впервые за многие годы у моего существования появилась цель. Впервые за много лет мне было не наплевать на кого-то, кроме меня, и это глубоко ранило меня.
Мой следующий шаг был уверенным. Моя осанка была идеальной. Внезапно я понял, что больше не делаю это для Бебе.
Я делал это для себя, и я, бл*дь, не мог дождаться, когда заполню Бебе Холл. И я, бл*дь, не остановлюсь, пока ее сладкие соки не потекут по моим бедрам. Пока не почувствую вкус ее сущности на своей душе. Я бы не остановился, бл*дь, и она даже не представляла, что будет дальше.
