Текст книги "Бойцы тихого фронта"

Автор книги: Иван Винаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Георгий Дамянов, который присутствовал на этой встрече и с которым мы должны были сделать все необходимое для комплектования группы, в то время был одним из видных деятелей Коминтерна и многие годы отвечал за его кадры. Старый боевой товарищ, командир славной Лопушанской дружины, прославившейся при взятии города Фердинанда (ныне Михайловград) и станции Бойчиновцы в дни Сентябрьского восстания, Георгий Дамянов был одним из видных болгарских политэмигрантов и самых пламенных сторонников сентябрьского курса. После выезда наших эмигрантов из Югославии Георгий Дамянов был направлен в Советский Союз и там в конце двадцатых годов закончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Позднее два года был в ней преподавателем. В его лице Георгий Димитров нашел верного, всесторонне подготовленного соратника, которого привлек к работе в Коминтерн, где он выполнял ряд ответственных задач. В 1935—1937 гг. он вместе со Станке Димитровым нелегально находился в Болгарии, способствуя претворению в жизнь нового, димитровского курса нашей партии. После возвращения в Советский Союз он стал членом Заграничного бюро партии. Георгий Дамянов пользовался любовью и уважением всей болгарской политэмиграции. При этом он знал всех наших людей и лучше всех был осведомлен, кого и как можно использовать для работы во вражеском тылу.

Мы немедленно приступили к формированию группы. К концу июня мы уточнили, кого из людей следует включить в ее состав. В нее вошли военные инженеры, экономисты, партийные работники, журналисты, профессора. Большинство из них имели богатый революционный опыт, они участвовали в Сентябрьском восстании, сражались в рядах интернациональных бригад в Испании – это была лучшая часть болгарской политэмиграции, часть «золотого фонда» нашей партии, как в свое время сказал Васил Коларов.

На каждого члена группы мы составили краткую характеристику. В эту работу включился и Цвятко Радойнов, который вернулся из командировки, где смог, как он рассказывал, понюхать пороха. Подготовленный список был представлен в Заграничное бюро партии. И был одобрен.

В конце июня приступили к вызову намеченных людей.

Каждый болгарский политэмигрант считал своим долгом, делом личной и революционной чести быть направленным на самый опасный участок. Некоторых, кто не имел необходимого опыта работы во вражеском тылу, мы не вызывали, но каким-то образом они узнали, что наши группы готовятся к отправке туда, в Болгарию, и приходили сами, настаивали, просили зачислить их в ряды первых, кто отправится сражаться на родную землю. Все они с трогательным волнением высказывали свои просьбы. А ведь просили только о том, чтобы им разрешили сражаться.

2. «ПОДВОДНИКИ» И «ПАРАШЮТИСТЫ»

Группы, которые в нашей истории антифашистской борьбы получили название «подводников» и «парашютистов», вначале были единым целым, и никто в Заграничном бюро не думал делить это целое с точки зрения способов доставки на родную землю. Никто не думал о том, как эта сотня бойцов будет переправлена через линию фронта и доставлена на место назначения. Это было делом советских властей.

Между 15—18 июля 1941 года наша группа в составе около тридцати человек отправилась в Севастополь. Кроме нас троих, в нее были включены товарищи Сыби Димитров и Аврам Стоянов – испытанные деятели БКП на родине и в эмиграции. Нашу группу следовало перебросить в Болгарию как можно скорее. Другие группы должны были последовать за нами. Заботу об их комплектовании и направлении во вражеский тыл взял в свои руки Георгий Дамянов, которому помогали Фердинанд Козовский, Карло Луканов, Жечо Гюмюшев, Стоян Палаузов, Йордан Кискинов. Тридцать товарищей, членов второй группы, были, как известно, переброшены в Болгарию по воздуху пятью партиями. Они широко известны в нашей истории антифашистской борьбы как «парашютисты».

Нашу группу назвали группой «подводников».

Впрочем, как я уже упоминал, вначале никто из нас, организаторов этих групп, не знал, каким образом мы доберемся до родной земли. Мы предполагали, что для этого будет использован самолет. Это был самый легкий и самый быстрый способ передвижения – несколько часов лета через линию фронта или через море, высадка на парашютах в определенных пунктах и… все в порядке. За одну ночь боевая группа может оказаться в районе своей будущей деятельности.

Казалось бы, легко и просто. Но так это представляется только человеку, незнакомому с конкретными условиями полета и высадки во вражеском тылу. Высадка на парашютах в такой небольшой стране, как Болгария, при наличии густой сети полицейского и военно-фашистского аппарата, не представлялась, мягко говоря, перспективным решением проблемы. Так, по крайней мере, думали мы – Цвятко Радойнов, Христо Боев и я – и, к сожалению, наши опасения оказались верными: большинство парашютистов, сброшенных в сентябре – октябре 1941 года на нашу территорию с самолетов, попали в руки врага и погибли.

Идея переброски на родной берег по морю пришла в голову Боеву и мне. Много лет назад мы вдвоем с Боевым много раз пересекали синие просторы и знали все плюсы и минусы подобного мероприятия. Разумеется, наши рейсы по Черному морю датировались очень давним временем. Теперь обстановка была другая – шла война. Болгарский берег тщательно охранялся немецко-фашистскими подразделениями береговой обороны, Варна, Балчик и Бургас были превращены в военно-морские базы немецкого флота и кишели гитлеровскими солдатами, которых постоянно отправляли морем на Восточный фронт. На Черном море все более активизировались военно-морские силы Германии, Италии, Румынии, оказывавшие поддержку операциям сухопутных войск в наступлении на Одессу – крупный советский порт на юге страны. Да, положение и обстановка летом 1941 года далеко не соответствовали обстановке 1921—1924 гг. И все же…

Все же мы решили (к нам сразу же присоединился Цвятко Радойнов), что наша группа должна добраться до цели именно морем. Это можно было осуществить с помощью любого судна – катера, моторной шхуны, парусной яхты или лодки. Мы с Боевым были уверены, что сумеем вывести доверенную нам группу на твердую землю, невзирая на все опасности. Так мы размышляли, и никто из нас и не мечтал о подводной лодке. В тот момент советский флот с огромными усилиями оборонял южную морскую границу, и каждый корабль, не говоря о подводной лодке, был на вес золота.

Так мы думали и так поставили вопрос перед советскими властями в Севастополе. Советские товарищи с полным вниманием выслушали наши аргументы в пользу морского десанта. Но когда мы конкретизировали свою просьбу и попросили какое-нибудь свободное в данный момент судно, они не согласились.

– Исключено. Как вы перейдете линию фронта? На моторной лодке мы даже в мирное время не взялись бы перебросить вас туда, тем более сейчас. Исключено.

Мы вернулись в расположение группы расстроенные. Но, разумеется, никому не дали понять о возникших осложнениях, тем более что вопрос пока еще находился в стадии разрешения. И все же мы тревожились: «Отказали в моторной лодке, слова не дали сказать о паруснике. Что же делать?»

В то время как три командира были заняты решением узловых проблем, группа начала усиленные занятия по боевой и специальной подготовке. Впрочем, подготовка была начата еще в Москве: там многие обучались стрельбе из разных видов огнестрельного оружия. Потом мы собрали людей в окрестностях столицы и организовали теоретические и практические занятия по минно-подрывному и радиоделу, прыжкам с парашютом. Изучали обстановку и политическое положение в нашей стране. Занятия были продолжены в Севастополе. К этому прибавились усиленные тренировки в гребле, плавании, пользовании надувными десантными лодками. Несмотря ни на что, мы не теряли надежды быть переброшенными в Болгарию морем.

Занятия по минно-подрывному делу проводил инженер Васил Додев. Отличный электротехник, в недавнем прошлом главный инженер крупного московского завода, мой сотрудник по работе в 1924—1930 гг. в Вене, Васил Додев и теперь безо всяких колебаний отозвался на первый сигнал. На включении его в нашу группу настоял я. Кроме него в группу были включены еще несколько товарищей, которых я знал лично и с которыми в недавнем прошлом выполнял различные задания: это были Васил Цаков Йотов, Янко Комитов, Иван Маринов, Иван Крекманов. К ним следует прибавить и двух чехословацких товарищей «Z-17» и Иосифа Бейдо-Байера. Это были те два прекрасных патриота-интернационалиста, которые в 1932 году оказали большую помощь нашей разведке. Когда Интеллидженс сервис напала на их след, мы их переправили через границу. В Советском Союзе они были приняты очень радушно и сразу же получили работу по своей специальности. Они были специалистами высокого класса в области радиотехники и радиотелеграфии. Когда я им предложил принять участие в нашей группе, оба сразу же согласились без колебаний, несмотря на то, что нам предстояло сражаться в Болгарии. Они прекрасно понимали, что антифашистский фронт повсюду общий, что враг один и тот же и долг каждого интернационалиста бороться с ним. Чехословацкие товарищи обучали членов группы радиоделу, а сами готовились исполнять обязанности наших радистов, когда группа будет переброшена на болгарскую землю и начнет действовать.

Когда позволяло время, мы, три командира, регулярно знакомили членов группы с характером будущих наших задач, со спецификой работы во вражеском тылу, тактикой партизанского боя, некоторыми основными требованиями конспирации и правилами поведения в подполье и прочее. Несколько лекций о международном положении, обстановке на фронтах и конкретной ситуации в Болгарии прочитали Христо Боев и Цвятко Радойнов. Мы прилагали все усилия к тому, чтобы люди, которые завтра окажутся в условиях строгой конспирации, хотя и на родной земле, могли наиболее правильно решать конкретные задачи, умели скрываться от врага, избегая ненужных схваток с ним, усердно и терпеливо изучали условия, прежде чем приступить к действию, строго соблюдали законы революционной дисциплины, отыскивали слабые стороны врага и наносили ему удары там, где он их меньше всего ожидал.

Почти все члены группы являлись старыми революционерами и опытными конспираторами с небольшим или большим стажем нелегальной борьбы. Они не раз смотрели смерти в глаза, сражались в партизанских отрядах или на фронтах в Испании, исполняли в течение многих лет ответственные задания. Одним словом, все они были люди опытные. Их подготовка фактически началась в тот далекий день, когда они впервые отозвались на призыв революционного долга.

Начало августа застало нас за лихорадочной подготовкой к отплытию. Именно к отплытию. Советские товарищи, которые всегда относились с пониманием к любой нашей просьбе, и теперь не заставили долго ждать. В ответ на нашу просьбу они выделили нам подводную лодку! Читатель может себе представить ликование, которое охватило наши сердца, когда мы узнали об этом решении. Мы не находили слов для выражения безграничной благодарности! Даже в этот грозный час советские вооруженные силы нашли возможность оказать нам помощь, выделив самое надежное и самое безопасное в тот момент транспортное средство, которое позволяло благополучно добраться до родных берегов!

Готовясь к отплытию, мы самым тщательным образом продумали вопрос об экипировке наших людей – позаботились об одежде, обуви, оружии, личных документах. Все эти вопросы были решены своевременно: одежда и обувь были пошиты по мерке, для каждого человека разные. Этот заказ был выполнен мастерской в Симферополе. Там же сшили и ранцы, которые могли вместить запасную гражданскую одежду, белье, питание на несколько дней, боеприпасы и прочее. Мы решили проблему уничтожения следов после высадки на родной берег.

Члены группы были снабжены надежными документами. При их изготовлении, а также как и при всей подготовке неоценимую помощь оказали нам севастопольские товарищи.

Наконец, подготовка включила и конкретное распределение людей по районам и областям, куда им следовало отправиться сразу же после высадки на берег. Здесь мы соблюдали принцип – каждый человек направляется в район, где он родился. Мы рассуждали так: любой из нас сможет легче законспирироваться среди родных, товарищей и близких людей и через них связаться с партией для организации повсеместной вооруженной борьбы. Что касается нас, троих командиров, то Георгий Димитров распорядился, чтобы мы добрались до Софии, – связались с Центральным Комитетом БКП и поступили в его распоряжение. Центральный Комитет должен был нам дать конкретные задания и определить место, которое мы займем в предстоящей борьбе.

В конце июля нас разбили на три группы по десять человек. Каждый из трех командиров включил в свою группу людей, которых знал лично или которые были из одного с ним края. В мою группу вошли: Васил Додев, Васил Цаков, Георгий Павлов-Гоню, Иван Маринов, Коста Лагадинов, Кирилл Видинский, чехословацкий товарищ «Z-17», Густав Влахов и Янко Комитов. Мы должны были отправиться первыми. Второй была группа Христо Боева, а третьей – группа Цвятко Радойнова. В последние дни группы занимались отдельно, каждая под руководством своего командира – это облегчало и ускоряло подготовку к отплытию.

В начале августа настала пора ожидания сигнала к отправке. Каждый вечер кто-нибудь из трех командиров ехал на машине, предоставленной в наше распоряжение, в Севастополь, чтобы согласовать действия группы с советскими властями. И, разумеется, узнать, когда будет готова к отплытию подводная лодка.

Под вечер 4 августа, за три дня до отхода первой подводной лодки, в командирской комнате на вилле «Дельта» раздался продолжительный телефонный звонок. Я в это время проводил занятия с моей группой. Мне пришлось их прервать: Цвятко Радойнов, который снял трубку, послал за мной товарища.

– Ванко, с тобой хотят говорить товарищи из Москвы, – сказал он, когда я вошел.

Звонили из штаба бригады особого назначения. Мне приказали немедленно вернуться в Москву, взяв с собой четырех человек, говорящих на турецком языке. Дан боевой приказ – тут нельзя ни спорить, ни колебаться.

Я был несказанно огорчен. Подобное случалось со мной уже в третий раз. Первый раз Васил Коларов вернул меня с варненского берега, разлучив с Василом Каравасилевым, и я, вместо того чтобы принять участие в Сентябрьском восстании, отправился на выполнение другого задания; второй раз я попросился послать меня в Испанию вместе с другими болгарскими товарищами, я горел желанием сражаться на фронтах против Франко в рядах интернациональных бригад, а вынужден был сражаться на «невидимом фронте». И вот теперь… Я уже видел нашу подводную лодку, осмотрел ее, познакомился с командиром, будущим героем товарищем А. Девятко, обсудил с ним некоторые подробности высадки нашего десанта. Я уже сжился с мыслью о Болгарии так, что каждый день, каждый час, который отделял нас от момента отплытия, угнетал меня, я чувствовал, что выдержка начинает изменять мне, удивлялся рассеянности – ибо все мои чувства, все мои тревоги и радости, все мои помыслы и заботы были устремлены на запад, за синий горизонт моря, к родному берегу.

Мы собрались в командирской комнате, чтобы решить внезапно возникшие проблемы. Выбрали людей, которых мне следовало взять с собой в Москву (это были Янко Комитов, Тодор Фотакиев, Георгий Павлов-Гоню и Атанас Мискетов). Перераспределили всех людей – в две группы, и решили, что первую группу поведет Цвятко Радойнов: Христо Боев в тот момент был болен.

В Москву мы отправились той же ночью. По-братски простились с Цвятко Радойновым и Христо Боевым. Настроение у меня было подавленное. Однако я понимал: если штаб бригады приказывает, значит, для этого, наверное, имеются достаточно серьезные основания. И все же, все же…

Первая подводная лодка ушла к родным берегам 7 августа. Группу возглавлял Цвятко Радойнов. Вторая подводная лодка отплыла 28 августа 1941 года. На ее борту находилось девять болгарских революционеров. Группу возглавлял Мирко Станков из ихтиманского села Василица, бывший боец отряда Кискинова, а затем политэмигрант, боец интернациональной бригады (Христо Боев из-за болезни остался в Севастополе).

Благополучно высадившись на болгарском берегу, двадцать три революционера приложили все усилия, чтобы добраться в районы назначения и связаться с местными партийными организациями с тем, чтобы включиться в антифашистское движение Сопротивления. Большинство из них смогли достичь этой цели, другие были схвачены фашистской полицией. Цвятко Радойнов сумел добраться до Софии, связаться с Центральным Комитетом работавшей в глубоком подполье партии и возглавить Центральную военную комиссию. Он осуществлял руководство ею с ноября 1941 по 24 апреля 1942 года, до тех пор, пока полиция не арестовала его, напав с помощью провокатора на след нелегальных деятелей партии. Цвятко Радойнов проделал огромную работу по организации и созданию единого военно-политического руководства, поднимавшейся в стране всенародной антифашистской борьбой. 26 июня 1942 года восемнадцать героев, членов групп подводников и парашютистов, во главе с Цвятко Радойновым были расстреляны в туннелях стрельбища школы офицеров запаса.

Что касается парашютистов (сведениями о них наша историческая и мемуарная литература очень бедна), то они направлялись в Болгарию с середины сентября до первой половины октября 1941 года. Самолеты обычно вылетали из Симферополя, перелетали Черное море и сбрасывали группы парашютистов в заранее намеченных районах. Всего групп было пять.

Известные трудности таких полетов в тыл врага, отсутствие хороших ориентиров, немецкая противовоздушная оборона, незнакомая местность – все это явилось причиной того, что группы были сброшены не в предварительно намеченных районах. Большинство бойцов вскоре после приземления на родную землю были схвачены, осуждены и расстреляны вместе с Цвятко Радойновым. Остальные, которым удалось уцелеть, активно включились в антифашистское движение Сопротивления и внесли ценный вклад в дело окончательного разгрома немецко-фашистских оккупантов.

3. МОСКВА НЕПОБЕДИМА. БРИГАДА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ

Вернулся я в Москву в начале октября 1941 года, после двухмесячного отсутствия. Я и еще пятеро сотрудников (среди них был и мой старый боевой товарищ по Китаю Леонид Этингон) выполняли очень сложную задачу в одной соседней стране. Этой страной являлась Турция, а наше задание было связано с настойчивыми попытками гитлеровцев и их дипломатического представителя – старого империалистического волка фон Папена – вовлечь южную соседку Советского Союза в свой агрессивный военный блок. В июле – августе 1941 года Турция, испугавшись угроз Гитлера, подступившего к самым Дарданеллам, готова была пожертвовать своим нейтралитетом. С привлечением Турции к «оси» Гитлер проектировал нанести удар по Советскому Союзу с юга, со стороны Кавказа, оттуда добраться до бакинской нефти и донбасского угля…

Советский Союз приложил все усилия, чтобы устранить эту опасность. Впрочем, такой ход событий был опасен и для Турции: в случае осуществления гитлеровского плана ее территория превратилась бы в арену жестоких боев, в результате которых страна подверглась бы ужасающему опустошению. Турция устояла перед шантажом Гитлера – Папена. Угроза границам Советского Союза с юга была устранена.

Страшная война на всем гигантском протяжении линии фронта, от Крайнего Севера до Одессы и Крыма, велась с невиданной силой. Когда я вернулся в Москву, столица находилась в боевой готовности. Пятимиллионный город, который был не просто столицей, а сердцем социалистической Родины, жил лихорадочной жизнью: все московские заводы и фабрики, перешедшие на режим военного времени, круглосуточно, с полным напряжением сил производили оружие и боеприпасы для фронта. У машин и заводских станков, доменных печей и паровых молотов стояли женщины. Почти все мужчины ушли на фронт. В те суровые времена советские женщины проявили чудеса героизма, и никакие поэмы не в состоянии воспеть их подвиг.

Одновременно с напряженной работой на промышленных предприятиях москвичи (опять же главным образом женщины, старики, даже дети) и день и ночь строили укрепления вокруг Москвы. Никто не говорил об этом, но в душу каждого закрадывалась страшная мысль: немцы рвутся к Москве, немцы сделают все, чтобы ее захватить!..

Это было так. Об этом говорило предельно ясно стратегическое направление гитлеровского наступления. Хотя немецко-фашистские захватчики наступали одновременно по всей линии фронта от Балтики до дельты Дуная, они сконцентрировали основные силы на направлению Брест – Минск – Смоленск – Москва. Что касается Ленинграда, расположенного у самой западной границы Советскою Союза, то немецко-фашистское командование ожидало, то он падет уже в первые дни войны. Оно думало, что такая участь постигнет и многие другие пограничные населенные пункты, например, Брест. Но советский народ, несмотря на огромное военно-техническое превосходство противника, поднялся на защиту своей земли, своей великой Советской Родины. Ленинград не пал ни в первые дни после нападения, ни позднее, когда Гитлер обрушил на него всю свою ярость, чтобы сравнять его с землей и покорить, ни в конце войны, когда уже все надежды на успех на юге и в центре были погребены под горами трупов. Брест был взят, но фашисты очень дорого заплатили за эту победу…

Враг продвигался на восток.

Москва была основной целью «плана Барбаросса». «Взятие этого города, – говорилось в пресловутом плане, – означает решающий успех как с политической, так и с экономической точки зрения». Гитлер считал, что с захватом столицы Советский Союз автоматически капитулирует. На эту карту он поставил все.

«Солдаты, перед вами Москва! – обратился фюрер со специальным воззванием к армиям на восточном фронте. – За два года все столицы континента преклонились перед вами, вы прошли по улицам самых красивых городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва – это конец войны. Москва – это отдых. Вперед!»

Для удара Гитлер сосредоточил огромную материальную мощь. На московское направление была переброшена группа армии «Центр» во главе с фельдмаршалом Боком. Всего для наступления на Москву гитлеровские стратеги сосредоточили 77 дивизий, из них 14 танковых и 8 моторизованных. Это была колоссальная военная сила, которая составляла почти половину всех армий, выдвинутых на восточный фронт. На основное направление Минск – Смоленск – Москва было брошено огромное число самолетов, бронемашин, артиллерии.

Гитлер обещал принять парад своих «победоносных, увенчанных лаврами величайших побед рейха» дивизий 7 ноября в Москве, на Красной площади, у стен Кремля. Он поклялся провидению, которое всегда помогало ему, что достигнет этой цели.

В начале октября немецко-фашистские войска глубоко вклинились в пределы Советской страны и приблизились к Москве. Под кованым сапогом оккупанта очутились вся Белоруссия, Прибалтийские республики, западные области России, значительная часть Украины. Пал и Смоленск, искони считавшийся «воротами» Москвы. После страшных кровопролитных боев в руках врага оказались Витебск, Вязьма, Можайск, Малоярославец. Чудовищная немецко-фашистская военная машина оказалась у стен Москвы. 20 октября в Москве было объявлено осадное положение. Город стал прифронтовым. Мир, затаив дыхание, следил, не перестанет ли биться великое сердце Советского Союза.

Сразу по прибытии в Москву я явился на доклад в штаб бригады, а затем к Георгию Димитрову. Коминтерн находился еще в Москве, но готовился к предстоящей эвакуации: упаковывались архивы, документы, первые партии людей уже были отправлены в Уфу и Куйбышев, чтобы подготовить условия для переезда туда остальных работников. Но Димитров еще находился в Москве. В Москве были и его соратники по Заграничному бюро партии – Васил Коларов, Станке Димитров, Георгий Дамянов. Когда Димитров пригласил меня в свой кабинет, там находился Георгий Дамянов.

– Хорошо, что ты приехал, – встретил меня Димитров. – Вовремя вернулся… Мы как раз обсуждаем вопрос о создании интернационального полка бригады… Хотим направить тебя туда комиссаром. Уже договорились об этом с товарищами из штаба бригады. Сам-то ты не возражаешь против этого?

Читатель уже знает о том, что была создана бригада особого назначения, она начала формироваться в период создания болгарских групп «подводников» и «парашютистов» (они входили в состав бригады), а интернациональный полк был одним из двух полков бригады, в котором сосредоточивались все наличные кадры политэмиграции в Советском Союзе. Статут бригады – она называлась Отдельная мотострелковая бригада особого назначения – мне был известен с первых дней ее формирования.

Разговор продолжался.

– Ты, наверное, знаешь о судьбе своих товарищей, отправившихся на подводных лодках, – сказал Димитров. – Некоторые из них, к сожалению, попали в руки полиции…

Об аресте некоторых наших людей, отплывших в Болгарию на подводной лодке, я прочитал еще в Турции: турецкие газеты, перепечатывая сообщения немецкого телеграфного агентства, широко трубили об этой новости.

– А есть ли убитые? – спросил я.

– Об этом не сообщают. Если бы были, то, наверное, похвалились бы. Как, например, сообщили об убитых наших людях из группы Груди Филиппова… Самолет по ошибке сбросил их не в Старозагорском округе, а около города Добрич… Они дрались до последнего патрона.

Мы сидели молча, думая о погибших. Димитров выглядел неважно. Волосы у висков сильно поседели, лицо бледное, бросались в глаза синие вены на высоком открытом лбу. Коминтерн, во главе которого он стоял, в этот грозный час выполнял тяжелые и исключительно важные задачи: нужно было поднять на борьбу весь мировой пролетариат, все коммунистические партии, все народы в тылу немецко-фашистских захватчиков. От победы над агрессором зависела завтрашняя победа мировой социалистической революции, зависели судьбы человечества.

Интернациональный полк бригады особого назначения первоначально насчитывал в своем составе около тысячи бойцов. Почти треть его – человек триста – составляли испанские коммунисты, покинувшие родину после разгрома республики. В него входили также чехи, словаки, поляки, австрийцы, венгры, югославы, румыны, греки, болгары, итальянцы, немцы, шесть вьетнамцев, французы, финны. Все они были политэмигрантами. Имелось и несколько англичан, членов Коммунистической партии Великобритании, которых Отечественная война застала в Москве, куда они прибыли по партийным делам. Австрийцы по численности занимали второе место после испанцев. В своем большинстве это были шуцбундовцы, эмигрировавшие в Советский Союз после Июльского восстания 1927 года и второго Венского восстания 1934 года, жестоко подавленных австрийской реакцией.

Состав полка не был постоянным. Руководители коммунистических партий, которые в то время находились в Москве (Вильгельм Пик, Морис Торез, Пальмиро Тольятти, Хосе Диас и Долорес Ибаррури, Коплениг, Клемент Готвальд, Гарри Поллит и другие), делали все возможное, чтобы собрать своих соотечественников-политэмигрантов в Москве.

Болгар в составе бригады особого назначения было более сотни. Кроме товарищей, из которых были составлены группы «подводников» и «парашютистов» в Подмосковье и Крыму (до его оккупации) обучалось около шестидесяти болгарских политэмигрантов, готовых в любой момент отправиться с боевым поручением в тыл врага. В интернациональный полк были зачислены также пятнадцать опытных деятелей партии, в него вошли и представители молодого поколения – сыновья и дочери ветеранов партии, выросшие в Советском Союзе и получившие там свое образование. Это были Георгий Павлов-Гоню, Петко Кацаров, Густав Влахов, Пенчо Стоилов, Илия Денев, Иван Крекманов, доктор Вера Павлова – дочь старого коммуниста, крупного философа-марксиста – Тодора Павлова, Вихра Атанасова, Анна Димитрова (дочь ветерана партии Стефана Димитрова), сыновья Георгия Михайлова – Огнян и Кремен, дочь Георгины Карастояновой – Лилия, сын Ивана Пашова – Жорж, дочь Георгия Дамянова – Роза и другие.

Второй полк бригады особого назначения был укомплектован из московских партийных и комсомольских работников, а также из членов московского спортивного общества «Динамо». Эта боевая единица располагала прекрасно подготовленным в военном и политическом отношении личным составом, способным выполнять специальные задания, которые на него возлагала Советская власть.

Первоначально бригада особого назначения участвовала в обороне Москвы. Позднее, после изменения обстановки на фронте, перед ней встали новые задачи. Бригада была увеличена численно и превратилась в одну из главных баз по подготовке и засылке во вражеский тыл разведывательных групп, в центр координации развернувшегося партизанского движения на оккупированной территории.

Но, повторяю, в октябре – ноябре 1941 года бригада имела одну-единственную задачу – участие в обороне Москвы.

Бригада особого назначения была укомплектована и вооружена в предельно короткие сроки. Командиром бригады был назначен полковник М. Ф. Орлов из пограничных войск (старый большевик, участник гражданской войны), комиссаром – подполковник Ф. И. Седловский. Командиром интернационального полка стал В. В. Гриднев, а комиссаром – я.

Размещенные в Москве полки бригады особого назначения немедленно приступили к усиленному, продолжавшемуся почти круглые сутки обучению.

Страшная угроза немецко-фашистского вторжения нависла в ноябре 1941 года. Москва переживала трудные дни. Немцы двигались к столице огромной тысячекилометровой дугой на тульском, малоярославском и волоколамском направлениях. Советская Армия отступала, отдавая каждую пядь земли после ожесточенных боев, которые стоили врагу огромных потерь в живой силе и технике. Но несмотря на все это, враг продвигался вперед. К Москве стекались нескончаемые потоки женщин, стариков, детей, советские люди не хотели жить в оккупации. Человеческие лавины запрудили шоссе, железнодорожные линии, затрудняли снабжение фронта пополнением, боеприпасами, продовольствием.

«Юнкерсы», «фокке-вульфы», «мессершмитты» день и ночь кружили над предместьями Москвы. Они обстреливали и бомбили не только военные укрепления, заводы, железные дороги, мосты, шоссе. С каким-то особым остервенением фашистские летчики обстреливали из пулеметов женщин и детей.

Самолеты противника прорывались и в небо Москвы. К счастью, жертв было мало. В городе имелись надежные укрытия. Глубокие подземные станции метро были неуязвимы для любого калибра бомб. Часто вечером можно было наблюдать, как целые семьи – в основном женщины, старики и дети, захватив с собой необходимые вещи и еду, направлялись к спасительным станциям метро.