Текст книги "Бойцы тихого фронта"

Автор книги: Иван Винаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Разговор продолжался. Я подробно, по настоятельной просьбе Берзина, описал наши операции на железной дороге. Его удивила – и он этого не скрывал – организация всей работы, начиная с получения сообщений из Софии о том, в каких вагонах находится оружие и кончая «экспроприацией» оружия и централизованным его распределением.

– Это возможно, – констатировал он, пока я рассказывал, – только при наличии сплоченной партии с высокосознательными и дисциплинированными членами.

Многие факты, о которых я рассказывал, были хорошо известны Берзину, но, несмотря на это, он хотел, чтобы я остановился на них подробнее – его интересовала моя точка зрения, моя оценка организации и выполнения операции, мой анализ допущенных ошибок… У меня возникло чувство, что Берзин желает не столько познакомиться с делами Плевенской организации, сколько взвесить мою реальную значимость бойца, организатора подполья и конспиратора… Позже я убедился, что такой подход был характерен для Берзина. Он не только знал лично каждого оперативного работника в управлении, но имел точное представление о его моральных качествах, деловых способностях, характерных склонностях и в зависимости от этого ставил такие задачи, которые в максимальной степени соответствовали их подготовке. Эта черта в работе Берзина явилась одной из предпосылок блестящих успехов советской разведки.

Берзин предложил мне работу в Четвертом управлении.

– Не говорите сейчас ни «да», ни «нет». Речь идет не об отдельном задании, даже не об известном периоде времени – речь идет о судьбе. Судьбе разведчика. Вы выдержали, по нашему мнению, необходимый практический экзамен. Второе – искусство разведчика – придет с опытом. Для нас важно, что у вас руки рабочего, сердце революционера-коммуниста, что вы любите Советскую Россию…

Наш разговор продолжался долго. Потом Берзин вызвал в кабинет некоторых своих помощников, с которыми познакомил меня. Один из них – о нем я еще расскажу в этой книге – Гриша Салнин. Он руководил отделом, в который меня потом зачислили. С ним мне предстояло выполнять за границей ответственные задания. Мы еще долго беседовали, потом расстались, договорившись, что я подумаю и дам ответ.

Я дал Павлу Ивановичу согласие работать в разведке, но попросил предоставить мне некоторую отсрочку.

– Прежде всего у меня к вам, Павел Иванович, большая просьба. – Берзин кивнул головой. – Я хочу заслужить право учиться. Хочу поработать на каком-нибудь московском заводе… Я еще ничего не сделал для советской власти, чтобы жить на всем готовом…

Тебе, дорогой читатель, трудно представить реакцию Павла Ивановича Берзина на эти мои слова. Сначала он онемел, его синие глаза удивленно раскрылись, словно ему предложили трудно разрешимую загадку, потом в них засверкали веселые искорки и он расхохотался неудержимо, заразительно. Я смутился – неужели сморозил какую-то глупость?

Берзин тут же уловил мое состояние и обнял меня за плечи.

– Простите меня, но в последнее время так редко выдается случай посмеяться… Разумеется, ничего смешного в вашей просьбе нет. Но благодаря ей вы заставили меня подойти к этому вопросу с другой стороны, и многое неожиданно показалось мне интересным и непривычным. Мы непременно найдем вам подходящую работу, – подытожил Берзин. – Опытные мастера всегда пригодятся на наших заводах. Только не забывайте, Иван Цолович, – сказал Берзин, приняв серьезный вид, – что мастеров на заводах у нас более или менее хватает, тогда как в мастерах нашего дела мы испытываем острую нужду. Вы еще не стали мастером, но я верю, что станете… Верю. Работайте и учитесь, но знайте, мы вас ждем…

Я поступил на работу на большую фабрику по выпуску мебели и музыкальных инструментов. Выдержав производственное испытание, я получил высокий разряд. Почти сразу же мне дали квартиру на Цветном бульваре – одной из красивых московских улиц. И уже в апреле заводской коллектив предложил мне, несмотря на мое желание продолжать работу, стать слушателем трехгодичного Коммунистического университета имени Я. М. Свердлова. Вероятно, это произошло не без вмешательства Берзина.

Коммунистический университет готовил руководящие кадры партии большевиков исключительно из рабочего класса. Меня приняли после приемного экзамена. Экзаменационная комиссия, состоявшая из старых большевиков, проводила экзамен в виде беседы с каждым кандидатом, чтобы установить не только степень грамотности, но и его политический и идейно-теоретический уровень. Мне задавали вопросы о борьбе во Втором Интернационале, спрашивали о спорах на Циммервальдской и Стокгольмской конференциях, о решениях Третьего Интернационала, о характерных моментах послевоенного политического положения в Европе. Я отвечал четко, обстоятельно – все эти проблемы изучались в партийной школе в Софии, обсуждались на партийных собраниях в Плевене, были предметом наших горячих споров с широкими социалистами[4]4
  Широкие социалисты – правое крыло Болгарской социал-демократической партии. – Прим. ред.


[Закрыть]. Они глубоко анализировались и в газете «Работнически вестник», которую читал каждый болгарский коммунист.

Меня приняли в университет, и я был горд, услышав от экзаменаторов – седовласых большевиков – добрые слова о нашей партии, о ее революционной твердости, принципиальной и непримиримой борьбе против войны, против всяких ревизионистов и социалпредателей, о ее защите Октябрьской революции, способности вести за собой трудящиеся массы, готовить их к революции…

3. ЭХО ИЗ ПЛЕВЕНА. ПЛЕВЕНСКОЕ ИЮНЬСКОЕ ВОССТАНИЕ – ПОДВИГ И ТРАГЕДИЯ

О военном фашистском перевороте 9 июня 1923 года мы узнали из сообщений в газетах. Передавая информации западных корреспондентов из Софии и Белграда, московские газеты лаконично сообщали: в Софии в результате переворота свергнуто правительство Стамболийского, к власти пришло правительство во главе с Александром Цанковым. Ничего больше.

В то время в Москве находилось примерно пятьдесят болгарских коммунистов – представителей нашей партии в Коминтерне, политэмигрантов, людей, посланных в Советскую Россию учиться в партийных школах. Известие о перевороте, которое миллионы читателей в Москве, возможно, оставили без внимания, – столько других важных событий происходило в мире, – нас, болгарских коммунистов, потрясло. В мгновение ока все другое потеряло значение – и учеба, и военные занятия, и партийная работа. Партия давно предвидела возможность переворота, считала его неизбежным и готовилась встретить его с оружием в руках; следовательно, думали мы, пробил час, когда на родине должен решиться вопрос о Советской власти!

В тот же вечер мы собрались в нашем представительстве в Коминтерне. Все были лихорадочно возбуждены, встревожены. Расспрашивали друг друга о новостях, комментировали лаконичные газетные информации, высказывали предположения о возможном ходе событий. Через некоторое время пришел и Васил Коларов. Благодаря занимаемому положению он имел возможность первым узнавать новости из Болгарии.

– Ничего больше не могу сказать вам, товарищи, – пожал плечами непривычно взволнованный Коларов. – Советские товарищи меня попросили написать статью о событиях в Болгарии, и я ее уже написал. (Эта статья была опубликована сначала в «Правде» от 11 июня, а потом и в «Известиях» от 12 июня 1923 года.) Но в ней не приводится никаких новых фактов. Разумеется, я не утверждаю, что наша партия подняла трудящиеся массы на борьбу против заговорщиков, осуществивших переворот, будь то в сотрудничестве с Земледельческим союзом или самостоятельно. Но заявляю, что только Коммунистическая партия способна, благодаря своему авторитету, поднять массы на борьбу за рабоче-крестьянское правительство.

– А эта борьба уже начата или нет? – спрашивали мы. – Что конкретно предпринял Центральный Комитет, чтобы оказать противодействие участникам переворота?

– Удалось ли им установить свою власть?

– Оказала ли сопротивление оранжевая гвардия?[5]5
  Оранжевый цвет – партийный цвет Земледельческого союза. Здесь речь идет о его гвардии. – Прим. ред.


[Закрыть]

Возникали всевозможные вопросы, порождаемые сознанием огромной ответственности, которая легла на плечи всех коммунистов, на всю партию во главе с ее Центральным Комитетом.

Васил Коларов не мог дать ответ ни на один из этих вопросов. Он сам хотел узнать, что у нас происходит. 12 июня был созван пленум Исполнительного комитета Коминтерна, и Васил Коларов, как генеральный секретарь (он оставался и секретарем Болгарской коммунистической партии) должен был проинформировать руководящие органы братских партий о том, что предприняла и что намеревается предпринять БКП в предельно ясной обстановке наступления фашизма.

В то время Коларов поддерживал прямую радиосвязь с нашим Центральным Комитетом в Софии. Но и этот канал молчал, несмотря на настоятельные запросы. Это приводило нас в замешательство. Что произошло в Болгарии? А может быть, связь прервалась потому, что наши сражаются? Ведь всего несколько месяцев назад наша партия выступила с декларацией: реакция сможет совершить переворот, только перешагнув через трупы коммунистов. Это решение было принято, несмотря на споры с земледельческими властями. Неужели это были только слова? Но ведь в последние годы партия не раз мобилизовала массы на борьбу и демонстрировала свою реальную силу, способную предотвратить любую попытку переворота! Неужели она свернула знамена, закрыла глаза перед опасностью, угрожавшей не только земледельческому режиму, но и всем демократическим силам в стране, и в первую очередь Коммунистической партии?..

Долгая неизвестность выбивала из колеи. Вечером 14 июня, узнав, что пленум Коминтерна завершил работу, мы, несколько болгар, собрались на квартире Васила Коларова. Окна гостиницы «Люкс» были темны, только в кабинете Коларова всю ночь до зари горел свет. Там сидели Васил Каравасилев, Боян Болгаранов, Димитр Георгиев, Кузман Стойков, я и еще кое-какие товарищи, чьи имена я уже не помню.

– Произошло необъяснимое! – сказал Васил Коларов. – Центральный Комитет занял пассивную позицию в отношении переворота! Объявил нейтралитет, заявив, что это борьба между двумя буржуазными группировками – сельской и городской…

Мы были изумлены. Неужели произошло то, о чем каждый из нас боялся думать?..

– И еще одно, – продолжал Коларов, посмотрев на меня н Каравасилева. – Сегодня мы узнали, что Плевенская организация подняла восстание. Но в результате вмешательства Центрального Комитета борьба была прекращена в момент, когда наши уже брали власть в свои руки…

Мы с Василом переглянулись, не зная, что делать – ликовать или скорбеть.

– Наши восстали! Ну и что? Расскажите!

Коларов рассказал о том, что ему передали по радио из Софии. Восстание в нашем крае вспыхнуло сначала в сельских местностях Плевенского округа, его возглавил министр земледелия Оббов, находившийся в то время в Плевене. (Оббов был родом из Плевена и жил в нашем квартале, в окрестностях города у него имелись дом и участок земли.) Восстание вспыхнуло и в самом городе, восставшие рабочие занимали один квартал за другим. Спрятанное в тайниках оружие было роздано коммунистам. Враг поголовно отступал, оставались считанные часы до его полной капитуляции. И именно тогда пришла роковая телеграмма из Софии: «Не принимайте участия ни на той, ни на другой стороне…» Коларов из Москвы сразу же послал телеграмму о поддержке Плевенского восстания.

– А потом?

Мы с Каравасилевым сидели как в воду опущенные.

– Центральный Комитет упорно стоит на своем. Плевенские коммунисты отступили с занятых позиций. После этого участники переворота сравнительно легко подавили выступление крестьянских масс, которые уже находились на подступах к городу…

Июньское восстание плевенских коммунистов явилось красноречивым свидетельством их революционной зрелости и боевой готовности. Поражение явилось результатом доктринерства и недальновидности руководства, которое оторвалось от масс. Восстание вспыхнуло не только в Плевене, но и в Карлово, Бяла-Слатине, Харманли, в районах Шумена и Варны.

Мы сидели в небольшом кабинете Васила Коларова, угнетенные нерадостными вестями. Сердца наши сжимались от мрачных предчувствий.

Васил Коларов тяжело переживал ошибки Центрального Комитета, однако он не потерял присутствия духа.

– Мне надо сообщить вам нечто важное, – начал он. – Июньское восстание потерпело неудачу, коммунисты добровольно уступили завоеванные позиции. Но оно показало, что наша партия готова с оружием в руках не только защищать демократию в стране, но и сражаться за рабоче-крестьянскую власть. Нужно правильное руководство. В связи с этим я должен ехать в Болгарию.

При этих словах Коларова все встали. Мы понимали, что настало время для решительных действий.

– Вы все поедете со мной, – Коларов посмотрел на каждого из нас, словно проводил командирский смотр. – Поедут и другие наши товарищи, находящиеся в Москве и в других городах Советской России. Наши силы нужны на родине. Если мы позволим монархо-фашизму стабилизироваться сейчас, то завтра уже будет поздно: за сегодняшние ошибки завтра придется расплачиваться кровью…

Мы по-солдатски вытянулись.

– Готовьтесь. Послезавтра с первым поездом едем в Крым. Вам четверым, – Коларов повернулся к Каравасилеву, Бояну Болгаранову, Кузману Стойкову и Димитру Георгиеву, – незачем являться в Военную академию: я уже все уладил. И ты, Ванко, – Коларов повернулся ко мне, – не ходи в университет, товарищи уже предупреждены… Итак, горнист играет сигнал «в бой», – улыбнулся он. – Когда победим, продолжим учебу в наших, болгарских партийных университетах и академиях…

Васил Коларов вместе с Василом Каравасилевым и Бояном Болгарановым выехали 16 июня в Крым, через трое суток они оказались в Севастополе. Задание Каравасилеву и Болгаранову было определено еще в Москве: на родине они должны были применить на деле военные знания, полученные в академии, им поручалась военно-техническая подготовка восстания.

Из Севастополя группа Васила Коларова не сумела выехать немедленно: на море бушевал шторм, кроме того, Григор Чочев, руководитель севастопольской базы, осуществляющий связь между БКП и Коминтерном, должен был вызвать моторку с Одесской базы, которую возглавлял тогда Боян Папанчев. Несмотря на непогоду, в Севастополь прибыла моторная лодка «Спаситель», регулярно совершавшая рейсы через Черное море. Моторка принадлежала Гаврилу Ершову, ее капитаном был Иван Цариков, матросами – Николай Попов и трое жителей казачьего поселка, расположенного на берегу Гебедженского озера, неподалеку от Варны, мотористом – севастопольский житель Гриша; помощником моториста – варненский коммунист Борис Бончев. С ними отплывал и курьер Коминтерна Жечо Гюмюшев. Моторка была довольно большая – примерно двенадцать метров в длину, водоизмещением три тонны, – но экипаж просил отложить путешествие на два-три дня из-за шторма. Васил Коларов был непреклонен – он хотел как можно скорее попасть в Болгарию, чтобы помочь товарищам исправить ошибки, которые могли привести партию к катастрофе…

Поздно ночью лодка отчалила от берега одной из севастопольских бухт. Когда она вышла в открытое море, Васил Коларов убедился в невозможности продолжать путь. Моторка пристала к берегу неподалеку от Херсонского маяка. Однако никто не сошел на берег, было решено немедленно тронуться в путь, как только море поутихнет. Отправились через сутки. Море все еще бушевало, но ждать больше было нельзя.

Плыли трое суток. Всех, кроме капитана моторки Царикова, свалила с ног морская болезнь; хуже всех переносили качку непривычные к морским путешествиям Васил Коларов, Каравасилев и Болгаранов. Но никто не падал духом. Несмотря на плохое самочувствие, Коларов работал: он готовился опровергнуть ошибочные взгляды Центрального Комитета, осудить неправильную позицию нейтралитета, помочь товарищам не только осознать свою ошибку, но и повести партию на вооруженное восстание за рабоче-крестьянскую власть…

Выполняя распоряжение Васила Коларова, я отплыл из Севастополя на моторной лодке. Мне поручили доставить на болгарский берег радиостанцию, необходимую для того, чтобы поддерживать связь между Варной и Севастополем, и оружие. Коларов обратился за помощью к советским товарищам и получил их согласие. Могла ли советская власть остаться безучастной к стремлению братского народа свергнуть монархо-фашистское иго!

В Севастополе все шло как по маслу. Григор Чочев, бывший руководитель варненской базы связи между БКП и Коминтерном, с которым в последующие годы мне предстояло заниматься конспиративной работой по доставке оружия, оказал мне действенную помощь. Товарищи прибыли вовремя, оружие было подобрано, упаковано и вместе с радиостанцией погружено в небольшой трюм, и поздней ночью моторка вышла в море.

После шторма, свирепствовавшего несколько дней назад, море лежало спокойное и тихое, казалось, оно отдыхало. До Варны в зависимости от погоды было от трех до пяти суток пути, нам же нужно было во что бы то ни стало попасть туда через трое суток.

Так и случилось. Моторка приблизилась к болгарскому берегу после обеда, но дождалась ночи в открытом море – приходилось соблюдать все меры предосторожности. Мы остерегались как патрульных моторок пограничных властей, так и рыбачьих лодок. Среди рыбаков могли быть агенты.

Управляемая опытной рукой, наша лодка обошла Варненский залив, завернула за мыс с маяком и вскоре скрылась в тени высокого берега. Вскоре ее нос уперся в прибрежный песок.

Как было уговорено с Василом Коларовым, нас ждали сотрудники Варненской организации. С одним из них, Благоем Касабовым, я был знаком. Мы по-братски обнялись.

– А товарищи прибыли? – спросил я Касабова, имея ввиду группу Коларова.

– Прибыли. Из-за шторма чуть не погибли в море…

– А лодка?

– Вернулась обратно. На ней несколько наших товарищей, которых преследует полиция.

Это были революционер из Добруджи Михаил Видов и ею жена, Михаил Лазаров и Христо Генчев, о котором я скажу позже.

– Мне необходимо повидаться с Василом Коларовым.

– Он предупредил нас об этом…

Варненские товарищи и мои спутники занялись разгрузкой, а мы с Касабовым отправились в город. Поднявшись наверх, на скалу, мы направились к лесу, где на дороге нас ждала телега. Возница, видимо, знал свое дело, как только мы сели, он поехал, не дожидаясь указаний.

– Касабов, а как же моторка? – спросил я. – Вдруг ее обнаружат пограничные власти?

Я беспокоился, зная, что летом рано светает.

– Все предусмотрено, брат, – успокоил меня Касабов. – Ее разгрузят и она еще ночью выйдет в море. К вечеру вернется снова. Так будет, пока она не уйдет в рейс…

Я не стал спрашивать, кого еще ждет моторка и почему не отплывает сразу, – об этом позаботятся другие люди. Они знают свое дело.

Варна была очень тихой, казалось, будто в городе все вымерло. Только в порту скрипели корабельные лебедки, раздавались гудки маневровых паровозов. Немыми казались и казармы над городом. Военные, заручившись поддержкой реакционных буржуазных партий, сделали свое черное дело и временно вложили шашки в ножны, чтобы завтра пустить их в ход с еще большей злобой и ожесточением.

Телега проехала мимо лагеря русских у Карантина и остановилась на окраине города. Потом возница поехал в сторону рабочих кварталов, а мы с Касабовым пешком отправились к центру города. Мы остановились в тени дерева на маленькой тихой улочке у Приморского парка. Улочка, как и весь город, была безлюдной. Выйдя из тени дерева, Касабов толкнул железную калитку большого красивого дома. «Куда он меня ведет?» – подумал я.

Касабов легонько постучал в угловое окно – одна из дверей бесшумно отворилась. Мы вошли и в следующий миг в прихожей зажегся свет. Незнакомая красивая женщина с приветливой улыбкой пригласила нас в дом.

Этот особняк принадлежал видному варненскому адвокату, коммунисту Георгию Желязкову, а женщина, встретившая нас, была его жена Вера.

В одной из внутренних комнат за большим столом сидели Васил Коларов, Никола Пенев – член ЦК БКП и заведующий международными связями партии, Гено Петров Гюмюшев – брат Жечо Гюмюшева, коммунист и профсоюзный деятель, Димитр Попов – руководитель Варненской окружной организации, Димитр Кондов – председатель Варненской коммуны, Васил Каравасилев и хозяин дома Георгий Желязков. Окна были задернуты шторами и тяжелыми бархатными портьерами. Облака табачного дыма окутывали сидящих за столом – красноречивое свидетельство того, что заседание началось давно.

– Первое задание выполнено, товарищ Коларов! – бодро доложил я, тепло поздоровавшись со всеми. – Лодка с грузом и людьми уже здесь.

– Если бы и дальше все шло так, как до сих пор! – улыбнулся Васил Коларов воспаленными от бессонницы глазами.

Я коротко рассказал о проделанной работе. Потом, когда Димитр Попов, Кондов, Гено Петров и Никола Пенев один за другим тихо выбрались из квартиры и скрылись в темноте, Васил Коларов, обратившись ко мне, сказал:

– Вернешься обратно. На той же самой моторке. Мы попросили советских товарищей помочь нам оружием. Тебе поручается задача доставить это оружие в Варну. Варненская организация располагает известным количеством винтовок, гранат, пистолетов и патронов. Но этого мало. Другие организации тоже нуждаются в оружии. На стороне участников переворота государственный аппарат, полиция, армия, офицеры запаса, государства Антанты… Силе нужно противопоставить силу…

Я ни о чем не спрашивал. Революционер не имеет права выбора: он обязан находиться там, где нужна его помощь.

Прежде чем отплыть на моторке обратно, я попросил Каравасилева рассказать подробнее о восстании в Плевенском крае.

Васил обрисовал мне картину подвига народа и поражения.

…Крестьянские массы в нашем крае восстали еще вечером 9 июня под руководством Цоню Матева и майора Георгия Кочева. Их насчитывалось более двадцати тысяч – эта внушительная сила двигалась к городу со всех сторон. Но повстанцы были слабо вооружены: кроме охотничьих ружей, припрятанных после Солдатского восстания карабинов, вил и дубинок, у них ничего не было.

– Так ведь оружие было в их руках!

Оружие принадлежало власти, а власть находилась в руках Земледельческого союза. Но в момент нанесения удара военные не подпустили представителей гражданской власти и близко к военным складам. А оружие, спрятанное в тайниках, оказалось без затворов…

Плевенская партийная организация вышла на баррикады хорошо вооруженной, собранной, дисциплинированной, готовой осуществить планы повстанческого штаба.

Штаб состоял из трех человек – Асена Халачева, Ивана Зонкова, Христо Градинарова. В восстании участвовала вся Плевенская организация, весь ее актив вместе с женами.

В день переворота фашисты не встретили никакого сопротивления со стороны местных властей в городе, быстро заняли все полицейские участки, общественные заведения, главные улицы и площади. К обеду, почувствовав, что их положение стабилизировалось, они начали сосредотачивать на стратегических пунктах города группы из буржуазных сынков своих приспешников и всевозможного сброда, почуявшего добычу. Воинские части целиком перешли на сторону участников переворота. Офицеры запаса из сговористов взяли на себя командование карательными отрядами и хозяйничали в городе. В окрестностях Плевена были установлены станковые пулеметы, готовые по приказу стрелять в народ. Новая власть насильно мобилизовала граждан, далеких от политики. По улицам города расхаживали усиленные патрули.

«Сговористы» нервничали, потому что крестьянские массы готовились атаковать город. Наши спешно послали своих людей в села, чтобы установить контакт с руководством земледельческих организаций, договориться о взаимодействии. Курьеры получили задание поднять на ноги партийные сельские организации в Быркачево, Пордиме, Старосельцах, Вылчи-Трыне, Ясене и др. Это им удалось. Так в Плевене на практике осуществилось создание единого фронта коммунистов и земледельцев.

Участники переворота не только укрепили стратегические подступы к городу. Поняв, что самые мощные силы сопротивления, в лице коммунистов, в сущности, находятся в городе, они начали арестовывать активистов, не смея, однако, посягнуть на руководителей – тогда бы им пришлось одновременно действовать на два фронта.

В первый день переворота 9 июня буржуазия располагала более чем 1200 мобилизованных, не считая 4-го пехотного полка в городе (полк был сведен до численности батальона, согласно параграфам мирного договора) – 450 вооруженных до зубов приверженцев, рота тяжелых пулеметов и неограниченное количество боеприпасов. Участники переворота вывезли тяжелое орудие из Скобелевского парка и установили его на позиции в районе площади Свободы, у мавзолея. Очевидно, у них не хватило времени на то, чтобы перебросить артиллерию из Севлиево.

Восстание в городе началось рано утром 11 июня призывным набатом церковных колоколов. Местное руководство коммунистической партии не было единым. Большая его часть вместе с секретарем Василом Табачкиным настаивала на том, что нужно дождаться указаний ЦК, однако рядовые коммунисты оказались едины в своей решимости бороться против фашистских узурпаторов.

Первым восстал Девятый квартал, выступили плевенские коммунисты. Штаб находился в общине. Плевен был еще коммуной! Боевой отряд молодых спартаковцев под командованием нашего учителя физкультуры и пулеметчика Александра Александрова занял позицию под Кованлыком, где уже развевалось красное знамя. Второй отряд под командованием Павла Ламбова залег в Скобелевском парке неподалеку от главного входа. Тут находился и Асен Нанов. Этот отряд располагал двумя пулеметами, доставленными из наших тайников. Пулеметный огонь сеял панику в рядах карателей, пытавшихся атаковать их со стороны города.

Перед штабом Девятого квартала собралось примерно четыреста вооруженных повстанцев. Тут находился и военный руководитель квартала Кольо Венков, надевший офицерскую форму. Квартал находился в наших руках, все оружие, обнаруженное в домах сговористов, было изъято. Коммунисты в любой момент были готовы двинуться к казармам, чтобы, соединившись с силами остальных кварталов, овладеть последними опорными пунктами врага…

На линии огня были и женщины Девятого квартала, в том числе Радка Качармазова, Н. Стефанова, сшившая красное знамя; Пенка Цветанова, раздававшая оружие и боеприпасы; Мара Бешева, с крохотной дочуркой Верой на руках, разносившая городским отрядам указания штаба, спрятанные в пеленках.

Восстание развивалось успешно и в Четвертом квартале, где Атанас Гырков с товарищами обезоружил несколько военных патрулей. Стихийно восстали и другие кварталы. В ходе борьбы повстанцы получили дополнительное количество пистолетов «маузер», изъятых у обезоруженных патрулей, в полицейских участках, на складах.

И когда вооруженные повстанцы, численностью до двух тысяч, уже готовились занять казармы пехотного полка, околийское управление, телеграфно-почтовую станцию и взять власть в свои руки, пришло роковое распоряжение о нейтралитете… Этому приказу подчинились и члены штаба, которых участники переворота обманным путем арестовали и отвели в казарму.

Дальше события развивались трагически.

Еще 11 июня ночью «сговористы», получив подкрепления из Софии (несколько рот солдат, вооруженных артиллерией) и Врацы (весь Врачанский гарнизон), разгромили отряды крестьян под Гривицей, которыми командовал майор Георгий Кочев, под селами Ясен и Долна-Митрополия, которыми командовал Цоню Матев, и в районе сел Горни– и Долни-Дыбник, которыми командовали Пеню Симеонов, Мачо Пепеля и секретарь Дыбникской организации Илия Бешков, будущий известный карикатурист, народный художник. Плечом к плечу с земледельцами сражались коммунисты ряда сельских организаций; им не была известна позиция Центрального Комитета, а их классовый инстинкт безошибочно подсказывал: враг общий, общей должна быть и борьба… Крестьянские массы были слабо вооружены: они обнаружили в тупике на железнодорожной станции Долни-Дыбник вагон с оружием, но винтовки оказались без патронов; орудия захваченной в селе Мечка артиллерийской батареи оказались без замков (военные отвезли их в Плевен); на железнодорожной станции Гаврене (Милковица) были захвачены два вагона с винтовками без затворов.

Через некоторое время николско-свиштовская пограничная рота поручика Ганева открыла по восставшему народу огонь с тыла: царский офицер пришел на помощь участникам переворота – классовый долг взял верх над долгом перед нацией…

Поражение становилось неизбежным.

Аресты начались 12 июня. Повстанцев-коммунистов и земледельцев бросили в подземелье и нижние этажи плевенской казармы. Вместе с теми, кто возглавил восстание, были арестованы и многие военные руководители и активисты кварталов.

На пятый или шестой день после арестов, после продолжительных мучений «при попытке к бегству» был убит Асен Халачев. Зверски истязали и остальных заключенных.

Восстание, к которому Плевенская партийная организация готовилась так упорно, настойчиво, дисциплинированно, потерпело поражение вследствие ошибки центрального руководства. Борису Хаджисотирову и остальным коммунистам-адвокатам удалось взять арестованных под «защиту закона» и спасти многих из них от смерти. Но плевенская организация – одна из самых многочисленных и сплоченных в стране – понесла большой урон, прошло немало времени прежде чем она смогла встать на ноги и поднять красное знамя борьбы, пропитанное кровью своего достойного члена – Асена Халачева.

Васил Каравасилев остался в Варне по приказу Васила Коларова для руководства подготовкой восстания в Варненской организации. В глубь страны отправился Боян Болгаранов, на которого Центральный Комитет возложил ответственные партийные задачи. В ближайшие дни из Советской России прибыли Кузман Стойков, Димитр Георгиев и еще несколько испытанных коммунистов для участия в подготовке восстания.

Васил Каравасилев мне сообщил, что после разгрома плевенского восстания в Варну приехали руководители плевенских коммунистов Павел Ламбов, Георгий Павлов и Атанас Линков, которые были вынуждены уйти в подполье. Предоставив себя в распоряжение Варненского окружного комитета, эти трое товарищей приняли непосредственное участие как в подготовке, так и в проведении Сентябрьского восстания в округе, а после его поражения вместе с Каравасилевым эмигрировали из Болгарии.

…Поздно ночью наша моторка легла в обратный курс. Я простился с Каравасилевым, на сердце у меня лежал камень. Родной город, боевые товарищи попали в беду. Единственным утешением служила мысль, что настоящий бой еще не окончен, что в ближайшие месяцы вся партия, все организации страны поднимутся единодушно, под общим руководством на бескомпромиссную классовую битву, и все муки будут стократно искуплены торжеством победы.