Текст книги "Испытание огнем. Сгоравшие заживо"

Автор книги: Иван Черных

Соавторы: Михаил Одинцов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 54 страниц)

9

…18 марта частями нашей авиации на различных участках фронта уничтожено или повреждено не менее 10 немецких танков, свыше 70 автомашин с войсками и грузами, подавлен огонь 15 батарей полевой и зенитной артиллерии, взорвано 5 складов противника с боеприпасами…

(От Советского информбюро)

Стрелка высотомера торопливо бежала по окружности, отсчитывая потерянные метры: 5000, 4000, 3000… Александр снял кислородную маску и услышал, как гулко бьется сердце в напряженном ожидании, в одном стремлении – подойти к цели незамеченным. Летавшие ранее сюда экипажи рассказывали, что аэродром прикрывает радиолокационная станция с мощным прожектором, который включается лишь тогда, когда ловит самолет. Потом к нему присоединяются другие. В перекрестье бьют зенитки, сзади подходят истребители. Но пока все тихо. Высота падает до 1800. Хватит. Александр дает газ моторам.

– Так держать! – властно и с мольбой кричит Ваня. – Так…

И вот она, ослепительная вспышка фотографирующей бомбы!

Глаза еще не успели освоиться с темнотой, как сверкнул голубой луч прожектора. Сверкнул как неотразимый клинок, с первого же выпада пронзающий противника. И все-таки он запоздал. Всего лишь на долю секунды, но этой доли вполне хватило, чтобы ночной фотоаппарат сделал свое дело. А теперь… Теперь, как в том полете на косу Чушка – вниз, влево. Александр накинул на глаза светозащитные очки и толкнул от себя штурвал. В бомбардировщик уже впилось около десятка лучей. Теперь рывок вправо. И вниз! Вот так. Лучи клонятся вместе с самолетом к самой земле, словно застряли в его чреве. Кругом бушуют разрывы снарядов, темноту пронзают трассирующие пули.

Вниз, вниз!

– Саша, что ты делаешь?! – истошно крикнул Серебряный. – Под нами Керчь, крыши домов. Набирай высоту!

Теперь и он во всполохах разрывов увидел горбатые крыши. Выхватил машину из крутого снижения и повел по горизонту. Низко? Да! Но в этом спасение. Лучи прожекторов выпустили самолет, отстали. Зенитные снаряды рвутся выше. И пусть фашисты лупят в белый свет как в копеечку.

– Под нами море! – торжественно доложил штурман. – Курс сорок пять.

– Домой? – с подвохом спросил Александр. Но Ваня этого не заметил, почти пропел:

– Домой, домой!

– Думаешь, к Тамаре своей еще успеешь?

– Нет. Лучше давай по пути к твоей гречанке заскочим, ведь она приглашала, – не остается в долгу штурман. И оба весело рассмеялись.

* * *

Александру снился берег Черного моря, пляж. Купаются люди, загорают. Он плыл к берегу, плыл, напрягая все силы, а волны относили его обратно. Он уже начал выбиваться из сил и в это время увидел Ирину. Она ходила по берегу и звала его не своим, а мужским голосом, и не по имени, а официально, по фамилии:

– Туманов! Туманов!

Он хотел отозваться, но понимал, что не может – захлебнется. Да и сил не было.

Тогда Ирина позвала штурмана:

– Серебряный! Ваня!… Да проснитесь же вы, черти! – И Александр узнал голос – Омельченко. Тут же вскочил. Точно: над ними склонился командир полка с какими-то листами в руках.

– Проснулись, сони! – Подполковник обхватил руками Ваню, чмокнул в щеку, потом Александра. – Спасибо, други! Не мог утерпеть до утра, разбудил. Отличные снимки привезли. Аэродром действующий. Комдив велел реляцию писать, тебя – к капитану, – ткнул он Александра в грудь, – тебя – к штурману звена. В общем, с завтрашнего, нет, уже с сегодняшнего дня принимайте звено, капитан Туманов.

10

3/V 1943 г. За период с 17 по 27 апреля на Сарабузском аэродроме уничтожено нашей авиацией 70 самолетов и убито множество немецких солдат и офицеров…

(Из разведданных)

Крушение надежд, планов и всего, что было и что должно было произойти, свершилось в один миг, в прекрасное майское утро, солнечное и напоенное запахами цветущей сирени, яблонь, акаций, не предвещавшее даже маленького хмурого облачка.

У столовой сидели солдаты и сержанты, о чем-то оживленно споря. Среди них сержант Фокин, воздушный стрелок-радист из экипажа капитана Алферова, вернувшийся утром из краткосрочного отпуска за десять сбитых в воздушных боях истребителей.

Разговор был интересный, и Пикалов, достав папиросы, примостился на краю скамейки. Закурил.

– Ты что-то путаешь, Фока, – возражал Фокину старшина Погорелов, механик с командирской машины. – В ту ночь Кулаков летел контролером. Последним. И летчики видели, как взорвался его самолет над целью. Предполагают, что осколок попал в ФОТАБ, вот она и рванула…

– «Предполагают»! – передразнил Фокин. – А я сам видел старшину Королева, разговаривал с ним. Никто их самолет не сбивал. Они еще до цели получили задание после фотографирования лететь в Панино с посадкой в Воронеже. И сейчас экипаж воюет на Северном флоте…

У Пикалова похолодело в груди. Значит, никакого взрыва не было… Значит, все подстроено… А он-то развесил уши, поверил… Потому-то его и не планируют в полеты более двух недель, засадили в класс с молодыми радистами и заставили титикать на ключе, учить их приему, передаче. Значит, Серебряный… От этой мысли даже озноб пробежал по коже. Неужели этот недомерок все время его так ловко дурачил? А пьянки, а секретная схема, а любовь и связь с Лещинской?… Кстати, он сейчас должен быть у нее… Так вот почему он при вербовке высказывал недоверие своей возлюбленной, требовал, чтобы его свели с «более солидным представителем разведки», и все время просил Лещинскую устроить ему рандеву с резидентом. Да, крепко же попался Пикалов-Хохбауэр на крючок. Усмехался над незадачливостью Петровского, считал его бездарью, а оказалось… Кого угодно мог он заподозрить в слежке, но Серебряного… А может, все это блеф, ошибка? Хотя какой смысл Фокину выдумывать? И говорил он с такой искренностью… Нет, он не выдумал, экипаж Кулакова жив… А что на это скажет Серебряный, новый сотрудник «Валли-4»?…

Пикалов заметил, как мелко подрагивают у него пальцы. Только не сорваться, не пороть горячку. Если его не арестовали, значит, что-то им нужно. Что – догадаться нетрудно: Петровский хочет выявить все его связи, арестовать сразу всех. Что ж, пусть подождет, «Кукук» торопиться тоже не станет. Надо предупредить Блондине. Хотя нет, она может наделать глупостей. Пусть пока все остается так, как будто ничего не случилось. А вот Серебряного прощупать надо. И в случае чего не церемониться с ним.

Пикалов сделал еще несколько затяжек, бросил окурок в урну и, не заходя в столовую, направился в станицу.

«Хвоста» за ним не было. Правда, это еще ни о чем не говорило: куда он направил стопы, нетрудно было определить, глядя вслед ему из окна столовой или казармы. А в станице – Серебряный и еще кто-нибудь. Что ж, пусть наблюдают, следят. Им овладела неодолимая решительность. Он еще им покажет, кто из них умнее и хитрее.

Неподалеку от села из-за куста репейника выскочила вдруг грязная, с клочьями линялой шерсти собака. Бездомная голодная дворняжка. Она даже не тявкнула, выскочила, видимо, чего-то или кого-то испугавшись, и у Пикалова вздрогнуло сердце. Ее появление было таким неожиданным, а нервы его так напряжены, что рука невольно метнулась к пистолету. Страх тут же сменился злобой, и Пикалов, прикинув, что выстрела никто не услышит, а если услышит, не придаст значения – в тире почти каждый день стреляют, – вырвал из кобуры пистолет. Не целясь, нажал на спусковой крючок. Раздался слабый хлопок – сработал пистон, – но выстрела не последовало.

Пикалов рванул затвор. На землю из патронника вылетел патрон. Пикалов поднял его. Патрон как патрон, с пулей, с пробитым капсюлем. В чем же дело? Потянул пулю и… вытащил ее. Пороха в патроне не было.

Вот в чем дело!

Проверил второй патрон, третий. Все без пороха. Кто же это сделал? Хотя чего ж тут гадать? Тот, кто постоянно находился с ним рядом, следил за каждым его шагом…

На квартире Пикалов не застал ни Серебряного, ни Лещинской. Хозяйка пожала плечами: они уехали еще вчера. Кажется, в Краснодар, к родственнику Тамары…

Похоже, Серебряному удалось настоять на своем, добиться встречи с Гросфатером. Дуреха! И его, Пикалова, не предупредила. Нет, медлить нельзя. Петля затягивается…

Он зашел в казарму. Три экипажа, вернувшиеся на рассвете с боевого задания, отдыхали. Но вытащить у кого-нибудь патроны не удалось: недалеко находился дежурный и наблюдал за ним. Может, предупрежден…

Пора было идти проводить занятия. Командование, чтобы сковать его и обезвредить, закрепило за ним группу радистов, 16 человек. Половина из них, наверное, соглядатаи…

Он зашел в землянку, оборудованную под радиокласс. Старшина группы сержант Колинога, гибкий, подвижный, как пантера, отдал ему рапорт.

– Вольно, садитесь. – Пикалов взглянул на часы, делая озабоченный вид; попросил Колиногу: – Товарищ старшина, займитесь пока с группой. Я в штаб на несколько минут отлучусь.

На аэродроме, на самолетных стоянках – всюду виднеются боевые листки, плакаты с призывами равняться на лучшие экипажи капитанов Арканова, Зароконяна, Туманова. А у КП начальник фотолаборатории фотомонтаж вывесил – результаты успешного бомбометания станции Джанкой.

У Пикалова заныло сердце: всюду крах – и на фронте, и здесь. Видно, недолго осталось ему быть на свободе. Надо срочно что-то предпринимать. Но что? По земле далеко не убежишь, схватят за первым же поворотом. Не зря он раньше хотел в сообщники найти себе летчика… Надо же было клюнуть на бесшабашность и легковесность Серебряного. А Туманова упустил…

Еще не представляя себе, чем может помочь ему Туманов, Пикалов направился к его самолету.

Бомбардировщик уже был расчехлен, и около него, кроме техника, колдовавшего у мотора, Пикалов никого не увидел. Сердце снова тревожно зачастило – и здесь не везет. Он хотел повернуть обратно, когда увидел, как в кабине пилота приподнялась голова. Туманов! Пикалов воспрянул духом, словно был уже спасен.

– Привет! – как можно веселее поздоровался он, зыркнув направо и налево. Пока все было тихо и спокойно, по пятам за ним никто не гнался. – Третью заповедь выполняем – не ленись на земле, не вспотеешь в небе?

– Вот именно, – отозвался Туманов. – Помнишь, на каком мы с косы Чушка прилетели? И вот снова он в строю.

– Все равно сегодня на боевой вылет вас не пошлют. Вылезай, покурим вместе. Посплетничаем.

Туманов посидел еще немного и неторопливо спустился по крылу на землю.

– Почему один? – протянул Пикалов ему портсигар и, не обращая внимания, что летчик не взял папиросу – так и должно было быть, он некурящий, – увлек его за собой, за хвост самолета. – Где стрелки, штурман?

– Стрелки на складе набивают ленты патронами. У штурмана какие-то родственники объявились, командир на трое суток отпустил.

– Везет людям. Кто воюет, а кто гуляет, медовый месяц справляет.

– Что-то не очень лестно ты о своем друге заговорил, – неодобрительно заметил Туманов.

– Хотел заяц в друзья волка выбрать, – усмехнулся Пикалов.

Туманов удивленно посмотрел на него!

– Кто же из вас заяц, а кто волк?

– Из нас, – поправил Пикалов. Туманов даже шаг приостановил.

– Из нас?

– А ты разве не считаешь Серебряного своим другом?

– Считаю. Но что ты имеешь в виду?

– Сейчас узнаешь. Дай-ка магазин из своего пистолета. Туманов поколебался лишь секунду. Вытащил из кобуры пистолет и протянул магазин Пикалову.

– Проверь, не остался ли в патроннике патрон и как работает спусковой крючок, – посоветовал Пикалов.

Пока Туманов заглядывал в патронник и нажимал на спуск, Пикалов, как опытный фокусник, отработавший до автоматизма каждое движение, заменил приготовленный заранее магазин пистолета Туманова на свой.

– Все нормально? – спросил он с усмешкой. – Хорошо. А теперь проверь патроны. Вытащи из любого пулю.

Туманов выполнил и это указание. Спросил с возмущением:

– Что это значит?

– То, что видишь: патроны без пороха.

– Кто это сделал и зачем?

– А вот теперь подумай. Кто с тобой ел и спал рядом и почему он это сделал.

Туманов пожал плечами.

– Эта глупая шутка могла плохо кончиться.

– Да. Ваня Серебряный – шутник. Шутя напивается и не является на службу, шутя покидает дежурство. – Пикалов всматривался в лицо Туманова, стараясь понять, какое впечатление производит его сообщение и насколько осведомлен летчик о своем штурмане. – Ты не задумывался, почему ему все и всегда сходило с рук?

– Ну не очень-то сходило. В звании до сих пор не вырос, по службе не продвинулся. А штурман он, сам знаешь, – первый класс.

– Точно, первый класс. И стреляет и бомбит только в «яблочко». А почему его, капитана, назначили в экипаж лейтенанта?

– Какое это имеет значение? Ты же знаешь его грехи. – Александр щелкнул себя по горлу. – Это – во-первых. Во-вторых, я только что прибыл из госпиталя и был свободен.

– В-третьих, вернулся оттуда, из-за линии фронта. Сколько ты там проплутал?

– Неполных три дня.

– И сколько же ты пешкодралом отмерил километров?

– Не пешкодралом, а на мотоцикле…

– Тебе немцы его предложили? – перебил Пикалов, стремясь неожиданными вопросами ошарашить Туманова, заставить его поверить в придуманную легенду.

– Я сам взял. – Туманов нахмурился. Черные брови его сошлись у переносицы, переломились.

«Он и в самом деле Хмурый, – отметил Пикалов. – И, кажется, намеки произвели на него впечатление. Надо окончательно сломить его…»

– И тебе поверили, что ты беспрепятственно катал по немецким тылам, проскочил линию фронта?

– Я не утверждал, что беспрепятственно. При переходе линии фронта меня ранили.

– А где остальные члены экипажа?

– Наверное, погибли.

– Вот видишь, даже ты не знаешь и не уверен. А контрразведчикам позволь и вовсе тебе не поверить. По большому секрету открою тебе одну тайну. – Пикалов на ходу дополнял свою легенду. – Твой бывший воздушный стрелок-радист сержант Рыбин жив. Находится в плену, в лагере под Винницей. – Глаза Туманова широко открылись, и Пикалов прочитал в них недоверие, борющееся со страхом. Он продолжил: – Также по большому секрету сообщу тебе и некоторые его показания. Только не спрашивай пока, откуда мне все это известно, позже узнаешь. Так вот, в своих показаниях Рыбин утверждает, что покинул самолет после того, как увидел, что его покинул командир. Штурман и воздушный стрелок находились еще на своих местах.

– Ложь! – негромко, сквозь зубы процедил Туманов.

– Я тоже так думаю, что ложь, – поспешил согласиться Пикалов. – Стрелок-радист, скорее всего, выпрыгнул самым первым, не дожидаясь твоей команды, как только увидел, что самолет загорелся. Пока от его показаний никому ни жарко, ни холодно. Но вдруг ему удастся из лагеря бежать или немцы возьмут да выпустят его – говорят, они практикуют такое, – вот тогда дело может осложниться. Тогда ни Петровский, ни Серебряный такими снисходительными, как были до этого, не останутся.

Пикалов сделал паузу, давая время на осмысливание сказанного. Туманов молчал, глядя себе под ноги. Резким движением всунул в кобуру пистолет, зло глянул в глаза старшему лейтенанту:

– Что ты от меня хочешь?

– Хочу помочь тебе и себе. По воле случая мы оказались, как говорят разведчики, «под колпаком». К тебе приставлен Серебряный, ко мне еще кто-то. По законам военного времени разбираться особенно, в чем мы правы, в чем виноваты, никто не станет. Так что лучше нам вовремя смыться.

– Куда?

– Я скажу курс.

Туманов снова задумался. Потом глянул ему в глаза.

– Ты немецкий шпион?

Пикалов понял, что юлить нет смысла. Туманов должен поверить ему, положиться на него. Но ответил уклончиво:

– Зачем же так непочтительно? Разведчик – профессия романтиков, людей смелых, умных и отчаянных. Хочешь попробовать?

– Спасибо. Я и своей романтикой – летной профессией – сыт по горло. Притом, во имя чего и кого рисковать? Гитлер все равно войну проиграет.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что Гитлер параноик, хочет превратить людей в обезьян. Ты хочешь стать обезьяной?

– Все это пропаганда. Но если хочешь знать мое мнение, то люди делятся на три категории: умных, сильных и слабых. Первые должны управлять, вторые следить за порядком, третьи – работать. Мы с тобой принадлежим ко второй категории, солдаты, и наше дело – убивать, чтобы уцелеть самим. Грязное занятие, согласен, но другого выхода у нас пока нет. Мне давно все осточертело, и устал я. Очень устал. И хочу пожить хотя бы годок в свое удовольствие. Месяца два-три нас трогать не будут. А потом, я полагаю, война скоро кончится. Надо во что бы то ни стало дожить до того дня. Потому надо лететь. Немедленно.

Туманов покачал головой:

– Никто нигде нас не ждет. Лучше уж сдаться на милость победителя.

– Ни за что. – Пикалов расстегнул кобуру своего пистолета. – Ты полетишь, если даже не хочешь этого. Иначе…

– Не надо. – Туманов повернулся и посмотрел на самолет. Там по-прежнему, кроме техника, копающегося в моторе, никого не было. – Смерти я не боюсь.

Голос его был спокоен и тверд, и Пикалов понял, что угрозами ничего не добьешься.

– Я тоже, – сказал он примирительно. – Но, откровенно говоря, пожить бы еще хотелось. Прожить нелегким трудом заработанные деньги. И задешево я себя не отдам. И тебе советую не спешить на тот свет. Собственно, кто и что тебя здесь удерживает?

– Мое прошлое.

– Любому прошлому, даже самому распрекрасному, грош цена. Надо думать о будущем.

– Тогда дай мне время подумать.

– Не могу. Этого времени у нас нет.

– Хотя бы до ночи – не полетим же мы сейчас?

– Именно сейчас.

– Нас собьют наши же истребители.

– А может, и нет. Может, мы удачливые, – пошутил Пикалов, хотя ему было совсем не до шуток. Если Туманов заартачится, он не знал, что делать.

– И все-таки я советую потерпеть до ночи.

– Нет. Только сейчас. Я не угрожаю, но у меня другого выхода нет.

На соседней стоянке запустили моторы. Грохот ударил по ушам. Туманов, склонив голову, раздумывал. Или тянул время, на что-то надеясь.

– Видишь, все идет мне навстречу! – прокричал Пикалов ему в ухо, намекая на грохот, сквозь который выстрел пистолета никто не услышит.

– Хорошо, – отозвался Туманов. – Будем считать, что тебе удалось заставить меня силой оружия сесть в самолет.

Пикалов кивнул. Хотя в голосе летчика прозвучала обреченность, старший лейтенант решил быть начеку и предупредил:

– Без всяких уловок. Мне терять нечего. Я сяду в штурманскую кабину.

Туманов усмехнулся:

– Ты же сам утверждал, что мы в одинаковом положении. Значит, и мне терять нечего. Идем.

* * *

Петровский сидел в своем маленьком кабинете, ожидая телефонного звонка из Краснодара, куда уехал Серебряный со своим последним не штурманским заданием. Как он там? Хотя группа прикрытия у него надежная и резидент взят под наблюдение, неожиданности могут возникнуть всякие. За Лещинской тоже нужен глаз да глаз – ушлая, коварная женщина, какие только проверки не устраивала Серебряному: и досье на командиров требовала, и фотокопии на секретные документы, и даже уничтожить самолет… Молодец Ваня, превосходно сыграл роль пьяницы и волокиты, таких матерых шпионов провел… Пикалов, правда, все еще в тени держится, обеспечивает себе на всякий случай тылы… Так ловко в полк пробрался и все следы замел: родители-де в тридцать девятом году от угарного газа умерли, других родственников нет… Да, непросто было распутать этот клубок, добраться до папы Хохбауэра, матерого шпиона, и его сынка. Тот арестован, а этот все еще гуляет на свободе. До сообщения Серебряного об аресте «папы», Лещинской и его сообщников, которыми Гросфатер успел обзавестись в Краснодаре…

Что-то Серебряный задерживается. Операция должна была завершиться еще ночью…

Петровский даже вздрогнул – так пронзительно зазвонил телефон. Он снял трубку:

– Слушаю.

– Колинога докладывает. Пикалов направился на аэродром. А сказал, что отлучится на несколько минут в штаб. Мне показалось, он чем-то взволнован.

– Хорошо. Продолжайте занятия.

Ситуация резко осложнялась. Петровский позвонил Завидову, чтобы тот взял связь с Краснодаром на себя, и помчался на аэродром.

Через несколько минут позвонили с аэродрома: Пикалов у самолета Туманова, доставал пистолет.

Похоже, принуждает его к бегству.

* * *

О том, что с Пикаловым надо быть настороже, Александра предупредил Серебряный с месяц назад. Но что начальник связи эскадрильи немецкий шпион, Александру и в голову не приходило. Когда человек ловчит, лжет, ни в грош дружбу не ценит, он тоже опасен, но когда этот человек – враг, живет среди ничего не подозревающих людей, чтобы причинять им вред, все делать для их погибели, – он не просто опасный, и с ним надо быть не настороже, а во всеоружии, арестовать его в любую минуту… Пикалова не арестовывали, видимо, по простой причине – выявляли связи. В чем же Серебряный просчитался, как Пикалову удалось разоблачить его? И где Петровский, где другие, кто должен контролировать каждый его шаг? Они должны быть рядом и догадаться, что здесь затевается.

У бомбардировщика действительно находилось уже двое: на помощь технику пришел механик. Они закрывали капоты моторов. Александр размышлял, как ему поступить. Можно, конечно, попытаться обезоружить Пикалова, хотя сделать это с его больной спиной будет непросто. Тем более что старший лейтенант наготове. Александр не трусил, наоборот, им овладела какая-то апатия, и он не обращал внимания, что Пикалов переложил пистолет из кобуры в карман и почти не вынимает оттуда руку. В голове напряженно билась одна мысль – не дать шпиону уйти, сдать его живым в руки контрразведки.

Они подошли к крылу самолета. Техник увидел Александра и без особой официальности сообщил:

– Все, командир, можете облетывать.

Александр затем и пришел на аэродром. Техник еще вчера вечером сообщил, что заканчивает ремонт. Поскольку Серебряного не было, а стрелок сержант Агеев находился в наряде, Александр намеревался облет совершить один. Члены экипажа ему не требовались: как работают моторы и рули управления, он проверит без них.

– Баки заправлены? – спросил Александр.

– Под завязку. До Берлина хватит, – пошутил техник.

– Давай сжатый воздух. Со мной полетит старший лейтенант Пикалов. За штурмана.

Ни техник, ни механик не обратили на эту фразу никакого внимания. Значит, они ни при чем… Возможно, на соседнем самолете?… Но и там никто не интересовался, что затевается здесь… Вступать в единоборство с Пикаловым безнадежно – он все время начеку, и, пока техник с механиком поймут, в чем дело, он ухлопает их. Надо придумать что-то другое. Прежде всего, потянуть время.

Александр неторопливо поднялся на крыло, открыл колпак кабины. Постоял, наблюдая, как Пикалов опускает крышку нижнего люка, чтобы подняться в штурманскую кабину. Прежде чем ступить на лесенку, старший лейтенант поторопил Александра:

– Давай, командир, запускай, время – золото.

Александр сел в кресло, пристегнул парашют. Даже если ему придется взлететь, Пикалову никуда не уйти – парашюта у него нет. Но гробить самолет из-за такого подонка было жаль… Один мотор можно запустить…

– Провернуть винты! – скомандовал Александр, надевая шлемофон.

Техник с механиком взялись за лопасти. Один оборот, другой, третий… Пора командовать от винта, но надо потянуть еще… Где же Петровский?

– Не тяни, капитан, – раздался в наушниках голос Пикалова. – На тот свет всегда успеешь. Запускай.

– От винта! – крикнул Александр и включил подачу сжатого воздуха. Лопасти резво побежали друг за дружкой по кругу. Но вспышек, к удивлению и радости Александра, не последовало. Он щелкнул лапкой магнето в одну сторону, в другую – безрезультатно. Пришлось выключать подачу воздуха.

– Капитан, я предупреждал – без уловок, – грозно зарокотал Пикалов. – Твоя грудь у меня на мушке.

Да, церемониться он не станет. Терять ему нечего.

– Включи магнето, – подсказал Пикалов, заподозрив, что летчик умышленно не запускает мотор. Грамотный! Александр так и хотел поступить со вторым мотором. Его кто-то опередил…

– Включил. Дело не в магнето.

– А в чем?

– Не знаю. Попробуем второй.

Но второй тоже запускаться не хотел.

Пикалов открыл астролюк, высунулся оттуда и прожег Александра испепеляющим взглядом. Александр пощелкал лапкой магнето.

– Слышишь? Что-то другое.

И Пикалов понял, в чем дело. Выхватил пистолет и навел на техника.

– А ну быстро исправляй, иначе прошью твою башку…

– Сейчас, сейчас. – Техник испуганно шарахнулся к мотору, стал открывать капот. К нему подошел механик. Но вместо помощи изо всей силы толканул его плечом, и они вместе кубарем покатились под плоскость.

Пикалов запоздало выстрелил.

– Давай на тот самолет, – махнул он Александру на соседний бомбардировщик, где недавно работали моторы.

Он еще на что-то надеялся…

Александр поднялся из кресла и услышал треск мотоцикла: по стоянке к их самолету мчался Петровский.

Пикалов выстрелил в него. Мотоцикл вильнул в сторону и скрылся за капониром.

Едва хлопнула крышка нижнего люка штурмана – Пикалов все же решил пробиваться к соседнему бомбардировщику, – снизу от хвоста прозвучал предупредительный выстрел, и механик крикнул:

– Сдавайся, Пикалов! Брось пистолет!

– А ты иди, возьми у меня! – отозвался Пикалов зло, истерично и выстрелил в направлении голоса. Потом вдруг юркнул в люк, метнулся к пулемету. Воспользовавшись этим, Александр вывалился из кабины и скатился по плоскости на землю. Механик схватил его за руку и втащил в «мертвую зону».

– Дайте пистолет, – попросил у него Александр. – Мой без патронов.

– Я сам. – Механик пополз вперед. Выстрелил.

– Не надо, – посоветовал Александр. – Он никуда не денется.

– А если вытащит пулемет?

– Не так-то это просто…

Сзади подкатил Петровский. Соскочил с седла и, держа пистолет наготове, пополз к носу самолета, где уже находился механик. Александр двинулся за ними. Сквозь плексиглас он увидел Пикалова, в бессильной злобе пытающегося вырвать пулемет из гнезда крепления.

– Хватит, Пикалов, сдавайся! – властно потребовал Петровский.

Пикалов бросил пулемет, высунулся из астролюка. Сказал насмешливо:

– Подойди ближе, капитан.

Петровский сделал несколько шагов. Пикалов вскинул руку с пистолетом. Первым выстрелил Петровский. Пикалов дернулся, рука вяло опустилась. Пистолет глухо ударился о землю.