Текст книги "Том 8. Повести и рассказы 1868-1872"
Автор книги: Иван Тургенев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 39 страниц)
Но боже мой! Вон там, на углу улицы, недалеко от выезда из города, не Панталеоне ли стоит опять – и кто с ним? Неужели Эмилио? Да, это он, тот восторженный, преданный мальчик! Давно ли его юное сердце благоговело перед своим героем, идеалом, а теперь его бледное красивое – до того красивое лицо, что Марья Николаевна его заметила и высунулась в окошко кареты – это благородное лицо пышет злобой и презрением; глаза, столь похожие на теглаза! – впиваются в Санина, и губы сжимаются… и раскрываются вдруг для обиды…
А Панталеоне протягивает руку и указывает на Санина – кому? – стоящему возле Тарталье, и Тарталья лает на Санина – и самый лай честного пса звучит невыносимым оскорблением… Безобразно!
А там – житье в Париже и все унижения, все гадкие муки раба, которому не позволяется ни ревновать, ни жаловаться и которого бросают наконец, как изношенную одежду…
Потом – возвращение на родину, отравленная, опустошенная жизнь, мелкая возня, мелкие хлопоты, раскаяние горькое и бесплодное и столь же бесплодное и горькое забвение – наказание не явное, но ежеминутное и постоянное, как незначительная, но неизлечимая боль, уплата по копейке долга, которого и сосчитать нельзя…
Чаша переполнилась – довольно!
Каким образом уцелел крестик, данный Санину Джеммой, почему не возвратил он его, как случилось, что до того дня он ни разу на него не натыкался? Долго, долго сидел он в раздумье и – уже наученный опытом, через столько лет – всё не в силах был понять, как мог он покинуть Джемму, столь нежно и страстно им любимую, для женщины, которую он и не любил вовсе?.. На следующий день он удивил всех своих приятелей и знакомых: он объявил им, что уезжает за границу.
Недоумение распространилось в обществе. Санин покидал Петербург, среди белой зимы, только что нанявши и обмеблировавши отличную квартиру, даже абонировавшись на представления итальянской оперы, в которой участвовала сама г-жа Патти * – сама, сама, сама г-жа Патти! Приятели и знакомые недоумевали; но людям вообще не свойственно долго заниматься чужими делами, и когда Санин отправился за границу – его на станцию железной дороги приехал провожать один француз портной, и то в надежде получить недоплаченный счетец – «pour un saute-en-barque en velours noir, tout à fait chic» [133]133
«за матросскую куртку из черного бархата, самую модную» (франц.).
[Закрыть]
XLIV
Санин сказал своим друзьям, что уезжает за границу, но не сказал, куда именно; читатели легко догадаются»; что он покатил прямо во Франкфурт. Благодаря повсеместно распространенным железным дорогам он на четвертый день после выезда из Петербурга был уже там. Он не посещал его с самого 1840 года. Гостиница «Белого лебедя» стояла на прежнем месте и процветала, хотя уже не считалась первоклассной; Цейль, главная улица Франкфурта, мало изменилась, но не только от дома г-жи Розелли – от самой улицы, где находилась ее кондитерская, – не осталось ни следа. Санин бродил как ошалелый по местам, когда-то столь знакомым, и ничего не узнавал: прежние постройки исчезли; их заменили новые улицы, уставленные громадными сплошными домами, изящными виллами; даже публичный сад, где происходило его последнее объяснение с Джеммой, разросся и переменился до того, что Санин себя спрашивал – полно, тот ли это сад? Что было ему делать? Как и где наводить справки? Тридцать лет прошло с тех пор… Легкое ли дело! К кому он ни обращался – никто даже имени Розелли не слыхивал; хозяин гостиницы советовал ему справиться в публичной библиотеке: там он, дескать, найдет все старые газеты, но какую он из этого извлечет пользу – хозяин сам объяснить не умел. Санин, с отчаянья, осведомился о г-не Клюбере. Это имя было хорошо известно хозяину – но и тут вышла неудача. Изящный комми, прогремев и возвысившись до звания капиталиста, проторговался, обанкрутился и умер в тюрьме… Это известие не причинило, впрочем, Санину ни малейшего огорчения. Он начинал уже находить свое путешествие несколько необдуманным… Но вот однажды, перелистывая франкфуртский адрес-календарь, он наткнулся на имя фон Дӧнгофа, майора в отставке (Major a. D.). Он немедленно взял карету и поехал к нему – хотя почему этотДӧнгоф должен был непременно быть темДӧнгофом и почему даже тотДӧнгоф мог сообщить ему какие-либо сведения о семействе Розелли? Всё равно: утопающий за соломинку хватается.
Санин застал отставного майора фон Дӧнгофа дома – и в принявшем его поседелом господине немедленно узнал своего бывшего противника. И тот его узнал, и даже обрадовался его появлению: оно напомнило ему молодость и молодые проказы. Санин услыхал от него, что семейство Розелли давным-давно переселилось в Америку, в Нью-Йорк; что Джемма вышла замуж за негоцианта; что, впрочем, у него, Дӧнгофа, есть знакомый, тоже негоциант, которому, вероятно, известен адрес ее мужа, так как у него много дел с Америкой. Санин упросил Дӧнгофа сходить к этому знакомому, и – о радость! – Дӧнгоф принес ему адрес Джеммина мужа, г-на Иеремии Слокома – M-r J. Slocum, New York, Broadway, № 501. – Только адрес этот относился к 1863 году.
– Будем надеяться, – воскликнул Дӧнгоф, – что наша бывшая франкфуртская красавица еще жива и не покинула Нью-Йорка! Кстати, прибавил он, понизив голос, – а что та русская дама, что, помните, гостила тогда в Висбадене – г-жа фон Бо… фон Бозоло́ф – еще жива?
– Нет, – отвечал Санин, – она давно умерла.
Дӧнгоф поднял глаза, но, заметив, что Санин отвернулся и нахмурился, не прибавил ни слова – и удалился.
В тот же день Санин послал письмо к г-же Джемме Слоком в Нью-Йорк. В этом письме он говорил ей, что пишет к ней из Франкфурта, куда приехал единственно для того, чтобы отыскать ее следы; что он очень хорошо сознает, до какой степени он лишен малейшего права на то, чтобы она ему отозвалась; что он ничем не заслужил ее прощения – и надеется только на то, что она, среди счастливой обстановки, в которой находится, давно позабыла о самом его существовании. Он прибавлял, что решился напомнить ей о себе вследствие случайного обстоятельства, которое слишком живо возбудило в нем образы прошедшего; рассказал ей свою жизнь, одинокую, бессемейную, безрадостную; заклинал ее понять причины, побудившие его обратиться к ней, не дать ему унести в могилу горестное сознание своей вины – давно выстраданной, но не прощенной – и порадовать его хотя самой краткой весточкой о том, как ей живется в этом новом мире, куда она удалилась. «Написав мне хоть одно слово, – так кончал Санин свое письмо, – вы сделаете доброе дело, достойное вашей прекрасной души, – и я буду благодарить вас до последнего моего дыхания. Я остановился здесь, в гостинице Белого лебедя(эти слова он подчеркнул) и буду ждать – ждать до весны – вашего ответа».
Он отправил это письмо и принялся ждать. Целых шесть недель прожил он в гостинице, почти не выходя из комнаты и решительно никого не видя. Никто не мог написать к нему ни из России, ни откуда; и это было ему по сердцу; приди на его имя письмо – он уже знает, что оно то,которого он ждет. Он читал с утра до вечера – и не журналы, а серьезные книги, исторические сочинения. Эти продолжительные чтения, это безмолвие, это улиткообразное, скрытое житье – всё это пришлось как раз под лад его душевного строя: уж за это за одно спасибо Джемме! Но, жива ли она? Ответит ли она?
Наконец пришло письмо – с американской почтовой маркой – из Нью-Йорка на его имя. Почерк адреса на обертке был английский… Он не узнал его, и сердце в нем сжалось. Не разом решился он надломить пакет. Он глянул на подпись: Джемма! Слезы так и брызнули из его глаз: одно то, что она подписалась своим именем, без фамилии – служило ему залогом примирения, прощения! Он развернул тонкий лист синей почтовой бумаги – фотография выскользнула оттуда. Он поспешно ее поднял – и так и обомлел: Джемма, живая Джемма, молодая, какою он ее знал тридцать лет тому назад! Те же глаза, те же губы, тот же тип всего лица! На оборотной стороне фотографии стояло: «Дочь моя, Марианна». Всё письмо было очень ласково и просто. Джемма благодарила Санина за то, что он не усумнился обратиться к ней, что он имел к ней доверие; не скрывала от него и того, что она точно после его бегства пережила тяжелые мгновенья, но тут же прибавляла, что все-таки считает – и всегда считала – свою встречу с ним за счастье, так как эта встреча помешала ей сделаться женою г-на Клюбера и таким образом, хотя косвенно, но была причиной ее брака с теперешним ее мужем, с которым она живет вот уже двадцать восьмой год совершенно счастливо, в довольстве и изобилии: дом их известен всему Нью-Йорку. Джемма извещала Санина, что у ней пять человек детей – четыре сына и одна восемнадцатилетняя дочь, невеста, фотографию которой она ему посылает, так как она, по общему суждению, весьма похожа на свою мать. Печальные вести Джемма приберегла к концу письма. Фрау Леноре скончалась в Нью-Йорке, куда она последовала за дочерью и зятем, – однако успела порадоваться счастью своих детей, понянчить внучат; Панталеоне тоже собирался в Америку, но умер перед самым отъездом из Франкфурта. «А Эмилио, наш милый, несравненный Эмилио – погиб славной смертью за свободу родины, в Сицилии * , куда он отправился в числе тех „Тысячи“, которыми предводительствовал великий Гарибальди; мы все горячо оплакали кончину нашего бесценного брата, но, и проливая слезы, мы гордились им – и вечно будем им гордиться и свято чтить его память! Его высокая, бескорыстная душа была достойна мученического венца!» Потом Джемма изъявляла свое сожаление о том, что жизнь Санина, по-видимому, так дурно сложилась, желала ему прежде всего успокоения и душевной тишины и говорила, что была бы рада свидеться с ним – хотя и сознает, как мало вероятно подобное свиданье…
Не беремся описывать чувства, испытанные Саниным при чтении этого письма. Подобным чувствам нет удовлетворительного выражения: они глубже и сильнее – и неопределеннее всякого слова. Музыка одна могла бы их передать.
Санин отвечал тотчас – и в подарок невесте послал «Марианне Слоком от неизвестного друга» гранатовый крестик, обделанный в великолепное жемчужное ожерелье. Подарок этот, хотя весьма ценный, не разорил его: в течение тридцати лет, протекших со времени его первого пребывания во Франкфурте, он успел нажить значительное состояние. В первых числах мая он вернулся в Петербург – но едва ли надолго. Слышно, что он продает все свои имения и собирается в Америку.
Приложения
<Записи 1850-1860-х годов>
[1) Собака просто игра природы.]
[2) Про цыганку: а запоет – гроб!]
3) Недалеко пойду за примером: Мазепа, напр<имер>. *
[4) до бесконечности затиранил (поп про архиерея).]
5) прислонился к еде, но и настебался.
6) колыхнуть (убить). *
7) Приближение осени: появление птиц стайками (чечетки), появление большой, незнакомой, одинокой и молчаливой птицы в саду.
8) Царский жезл (трава) на взлобке * оврага.
9) Подплакунец (ярко-пунцовый цветок, как лист цитварного семени).
10) Желтаягрозовая туча ночью – странное желтое освещение белых стен.
11) бред Аф<анаси>я во сне: Пьян? – Пьян.
12) Спор – самая лучшая вещь, идеи в обществе.
13) Ендовище * – овраг у дяди в именье.
14) Спазынка * (сумасшедшая, ее кто-то в лесу испортил: из пазов вынутая).
[15) Табак в жестяных фляжках с пробочкой у кучеров]
16) Погода заметывается – заволакивается.
17) Чумазый.
18) Вот молодец сидит (указывая на клопа).
19) Савка, пьяный певец под окном.
20) * Житков декламирует: Российские князья и т. д. Тютчев восклицает: Вона! из Эдипа.
21) Ке́тик. *
22) С солнца молотит.
23) * NB. Отношение Юрасова к Небольсину.
24) Спать на кулачке, а другой рукой щупать, поднимается ли хлеб.
25) Много [отдужин] отдужников уносит (о лошади).
26) А я не могу никаких сочинений ему сказать.
27) Один под один конец, другой под другой – и пошло дело.
[28) От нюх<ательного> табаку тоска по зубам заиграла, словно смеяться захотелось].
29) Глуп, как пятка.
30) Плетень – сбитень.
31) взять под колокольчик.
32) два имени содержит.
33) изба сидит к нам затылком.
34) черная линия кустов на серо-красном небе.
35) барин дает под<…>ник слуге, тот – отворачивается. Вишь, сук<ин> сын, с амбицией.
36) Саян – удельный крестьянин.
37) Капельтели, то́мбы на церквах.
38) В постылицу войти.
39) Пулится… отзыбость (про собаку).
40) встёхлый (воронеж<ское> слово) – про выросший лес.
41) в блезире * есть разница, в деликатности никакой (шляпа в 20 и в 5 рублей).
42) умирающий немец обмыт при жизни.
43) Куриная слепота мужика, высланного с обозом.
44) 4 тукманки * русского чел<овека>.
45) * Он умный человек. А что? Женат на немке.
46) * Постоялый двор лопнул, оттого что содержатель старый не знал цены деньгам и сдавал наобум (NB то же делается в церкви при покупке свечей).
47) * Любить Розину И мужем быть совсемдруг<ой> жены. (Кук<ольник>).
48) Кук<ольник> для доктора * – пластический писатель.
49) * Маменька доверялась только тому, кого не уважала.
50) La giovine speranza <юная надежда>
51) Сдобная Юлинька.
52) Кто это? – La marquise de Vogüé <Маркиза де Вогюэ> – излишняя скромность ответа: – C’est sa maîtresse <Это его любовница>
53) Красов… как тигр. *
54) Старому человеку дороги одни старые воспоминания.
55) * [Шалды будалды, да начики чикалды]
56) Жид-музыкант и помещик (о религии и шабаше * )
57) Рассказ Ивана о смерти брата от холеры. Священнику хоть с задворка не сходи.
[58] Каженник – меланхолик.]
59) Такая у него была фанаберия… ходит да на гитаре бренчит: филозоф!
60) Сами мужички себя победили.
[61) * Я по такой разговорке ему скажу.]
62) Откуда у ней деньги? Да, должно быть, старик отец на смертном одре сунул.
63) Аромат птиц (Апарины).
64) Они тебя обсвежуют.
65) * Анекдот о 30000 р. из сапога (Ваксель о шулере).
66) Бездонное озеро в болоте под Епифанью.
67) Барин сечет встречного мужика за то, что любит табак, а табаку и не имеет.
68) А. Меня пропивают! – Кто? А. Жених с отцом!
[69) С тех времен он скопытился * ].
70) Толстый Ф. сидя перебирает ногами – единственная его прогулка.
71) Сшибить горла два-три.
72) Кошембар, Ланскау, Феония Теофиловна.
72) Подхватить на бодряжку (везти экипаж в гору).
72) Мужик, заставляющий на ярмарке плакать шарманщика под лучинушку.
73) Купеческая поговорка: Толковать нечего… боже мой!
74) Либоширничает.
75) Трынка – копейка сер<ебром>.
76) По равноместью не спотыкается.
77) Это у вас француз? (на Афанасия) *
78) * Я.Хорошо вино? К.Ничего – проходит гладко.
79) Осетр? Это фрукт.
80) * Шугай не Шугай и Гектор не Гектор – не помню, как звали.
81) * Чёртова кукла!
82) * – Зачем ты колокола купил? – А как же: теперь как только в благовест зазвонят, все и говорят: Василий Данилов заревел! —
83) * Водолаз – А. Н. Муравьев – боголаз.
84) * Шугай не Шугаи, Гектор не Гектор – не помню, как его прозывали.
Несчастная
Первоначальный план и формулярный список действующих лиц [134]134В приводимом под этой рубрикой тексте сокращенные слова в случаях, не вызывающих сомнений, даны полностью без применения редакционных скобок.
[Закрыть]
Рассказ
1835 г. [135]135
а.1834 б.1836
[Закрыть]Мне – 18, товарищу – Андрей Давыдовичу Фустову [136]136
Образцову
[Закрыть]24. – Мое знакомство с семейством Ратч. Иван Демьяныч Ратч – учитель немецкого языка, географии, математики, фортепьяно. – Богемец (католик) родом (р. 1780, въехал в Россию 22 лет – 1802) – 56 лет. Жена (вторая) Элеонора Карловна (обрусевшая немка. 36 лет, р. 1800). – Дети: от первой жены – Сусанна [137]137
Магдалина
[Закрыть]– 28 лет (р. 1808), Виктор – 19 лет (р. 1817); от второй – «Коля – 8 [138]138
6
[Закрыть], Оля – 7 [139]139
5
[Закрыть], Сашка – 4 и Машка – 2». Второй брак совершился в 1827 году (Ратчу было 47 лет, жене его – 27). Первый брак с матерью Сусанны и Виктора – в 1816 г. (Ратчу 36, матери Сусанны было тогда 28 лет – р. в 1788). Она была русская, дочь почтмейстера, вроде бывшего Мценского, звали ее Прасковьей Дмитриевной. Сусанна была дочь богатого барина Ивана Матвеича Колтовского (р. 1760, <у.> 1825). Наследовал ему брат его Семен Матвеич (р. 1762, у. 1834). Сын его Михайла (ротмистр [140]140
полковник
[Закрыть]гвардии, р. 1800, убит на Кавказе – в начале 1829). Переехало семейство Ратчей из Архангельского (имение Колтовских в Тамбовской губернии) в Москву зимою 1827-го года, незадолго до свадьбы Ратча. Михайла Семеныч должен был приехать в Москву за Сусанной, когда его убили. – Он влюбился в нее, и она его полюбила – шла к нему (июль 1827 [141]141
1826
[Закрыть]) на свидание и нашла подставленного по милости Ратча отца и т. д. – Я жил в одном доме с Фустовым. Знакомство. Он нечто вроде скромного Дон-Жуана. Я ему завидую, хотя чувствую свое превосходство над ним. Я у него вижу в первый раз Ратча, который давал урок его брату и зашел трубочку покурить. После ухода Ратча Фустов сообщает мне, что у него [142]142
Далее начато: очень любопытное
[Закрыть]дочь – странное, но замечательное существо… словом, возбуждает мое любопытство.
Первое посещение, вечер. Общее развязное и как бы добродушное, но неприятное впечатление. Появление Сусанны за чаем. Что-то трагическое и неловко-величественное, чего-то боится Фустов; но он избегает. Я у него сижу на следующий день. Появление Виктора. <1 нрзб.>Впечатление скверное – вроде молодого сына Погодина. Кое-какие намеки уже тут. Второе посещение. – Пение. Выказываются странные отношения между Ратчем и Сусанной, которая его ненавидит. Дня через два Фустов нахмурен, недоволен… Высказывает мне наконец, что́ сообщил ему Виктор. Я очень этим потрясен. Обед в трактире втроем. Виктор выбалтывается. Дня через два Фустов объявляет мне, что уезжает в деревню – на несколько времени – и исчезает. Я иду к Ратчам. – Грозное впечатление Сусанны. На другой день ее посещение и рассказ. Я ее провожаю и пишу письмо к Фустову. Я уверен, что она умрет… Известие о действ<ительной> ее смерти через Виктора. Фустов приезжает. Идет на похороны – безобразие. – Поминки. – И над могилой не смолкнул голос клеветы. Она тревожит призрак милый…
Появление Цилиндрова.
Андрей Давыдович Фустов. – Очень хорошенький, белокурый, с вьющимся коком; прелестные глаза, которые глядели всегда задумчиво и преданно – чисто физически – у них был такой взгляд, когда он суп ел; рот, зубы восхитительные. Довольно умен, не зол, аккуратен и добропорядочен, но эгоист порядочный. Скромный Дон-Жуан, в сущности ничем не увлекается, хотя многим интересуется. Это дико! дико!.. – характерные его слова. Недурно поет, в шахматы хорошо играет, очень ловкий ездок, танцор. Он жил у матери, довольно богатой женщины, сов<сем> свободно, – занимал особую комнату и пока состоял по министерству двора, говорил по-французски скверно ; и в высший свет ездил мало, так <как> там ему скучно было, и он удобнее забавлялся в среднем и низшем кругу.
Ратч [143]143
Прач
[Закрыть]И. Д. (Johann Dietrich Ratsch [144]144
Pratsch
[Закрыть]) родился в Праге от довольно зажиточных родителей, но закутил, был в университете на все руки, а в 1800 году был вывезен в Россию князем Голицыным в качестве не то камердинера, не то секретаря. Скоро выучился по-русски и даже любил залихватские выражения (вроде князя Вяземского), дока длявсего и < 1 нрзб.> занимался счетоводством, даванием уроков математики. (Играл на фаготе, причем становился весь красный и лицо принимало свирепое выражение.) Вертелся в разных домах и должностях. В 1812 году в Москве якобы потерял имущество, а по другим слухам шпионил, получил какое-то вознаграждение. Довольно высокого роста, крепко и ядрено сложен; лицо красное, бритое, белые, крупные зубы, седые волосы курчавой шапкой, гладкий большой лоб, глаза почти белые. Беспрерывно смеется каким-то металлическим хохотом, причем себя бьет ладонями по ягодицам и по ляжкам сзади. Скверный, на все гадости способный, хитрый и наглый человек. Веселости большой и любит общество. Жаден до денег до чрезвычайности. Ненавидит Магдалину. Служит в кадетском корпусе учителем, [надворный советник] коллежский асессор.
Элеонора Карловна – его жена, урожденная Шнике, дочь [богатого] зажиточного мясника, совершенно обрусевшая [московка] немка, дюжее свежее существо, неглупое, но приниженное и покорное. Хорошая хозяйка. В молодости имела la beauté du diable <буквально „красота дьявола“ – свежесть>, а теперь просто свежий кусок говядины. Знает, однако, что по мужу дворянка, и так себя и держит и страстно любит всё русское, московское. Говорлива, Ратч ее перебивает, но тотчас хохочет. «Ну и где же мои дети могли быть дворяне? И я дворянка». Четверо ее детей. Они ужасно на нее похожи. Дюжие крепыши, белокурые, с вихрами, с топорными, свежими лицами; небольшие глаза, руки обрубками, вроде детей Петра Никитиевича.
Виктор J
Сусанна. Родилась от Ивана Матвеича Колтовского и Парасковьи. – 1808. – Мать ее вышла за Прача в 1816, когда ей было 8 лет, а умерла в 1822, когда ей было 14. Когда отец ее умер, ей было 17. Иван Матвеич хоть не мог решиться гласно признать ее (оттого и мать ее замуж выдал), но заботился об ее воспитании, сам [давал] читал с ней ф<ранцузски>е книги (sa jeune lectrice <его юная чтица>). Иван Матвеич Колтовской, вроде старика Бакунина – «L’aiqle sa plaît dans les régions austères» <«Орлу нравится в суровых краях»>, – помнил Версаль и Марию Антуанетту. < 2 нрзб.> Умер под новый 26-ой г. внезапно, не оставив никакого завещания, хотя всё готовился написать; брат, с которым был в разладе, – Семен Матвеич, важный в Петербурге чиновник, получил наследство. Вышел по неприятности в отставку и, приехав тут же в деревню, поселился в ней. Сношения с Сусанной, которую он вовсе не трактует как племянницу, но которая очень ему нравится (он великий развратник). Он старается привлечь ее лаской и величавой снисходительностью, а к Ратчу оказывает благоволение и покровительство, почти делает его управляющим, приближает к своей особе. В душе она его боится и дичится. Она догадывается, в чем дело. К зиме приезжает сын Михаил (вроде Дм. Ник.), красивый, добрый юноша, заболевает и остается до весны; Сусанна страстно в него влюбляется, и он влюбляется в нее. Отец подозревает и приходит в тайную ярость. Происходит свидание… на которое с помощью Ратча – вместо сына – является отец. Безобразие. Страшная сцена между сыном и отцом. Михаил уезжает на Кавказ. Сусанна грозит самоубийством. Старик уезжает из деревни. Ратч со скрежетом зубов тоже перебирается в Москву, зимой 1827-го года. Семен Матвеич ему дал денег. Ратч ненавидит Сусанну за то, что она знает, какой он подлец, и за то, что по ее милости лишился такого теплого местечка. Горькое житье. Ратч женится. Переписка с Мишелем. Он хочет жениться и перед самым отъездом убит в экспедиции… Семен Матвеич Колтовской назначает пенсию ей и Ратчу под условием, что она не выйдет замуж… Так живет она до 1835 [145]145
1834
[Закрыть]года. Влюбляется в Фустова… Наружность: большая, худая, черные матовые волосы; огромные, несколько одичалые и тусклые, но прекрасные глаза. Выражение трагического горя на впалых щеках и в довольно больших крепко сжатых губах… Овал лица удивительный. Вся фигура поразительная, хотя несимпатичная по совершенному отсутствию нежности [кокетства] и грации… Голос тихий и словно скорбный. Черное платье.
