Текст книги "За каждую пядь земли... "

Автор книги: Иван Калядин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Из докладов начальников родов войск и служб корпуса было ясно, что соединения наши понесли в предыдущих сражениях значительный урон в танках – особенно старых легких систем БТ-7 и Т-26, составлявших основную массу танкового парка, – а также в артиллерии полкового звена.

Высокую оценку получили действия подразделений, вооруженных танками КВ и Т-34, боевые качества которых значительно превосходили немецкие Т-IV. Во всех операциях, где нашим танкам противостояли даже численно превосходящие силы врага, победа оставалась за мощными тридцатьчетверками и «ворошиловцами».

Командиры дивизий полковники М. Широбоков и И. Цибин вдумчиво и обстоятельно проанализировали тактические приемы применения неприятелем больших количеств танков на узком участке фронта, а также методы и средства борьбы с ними.

– Хваленому немецкому танковому клину, предназначенному для рассечения нашей обороны, мы противопоставляем огневое взаимодействие танковых и артиллерийских частей и подразделений, – сказал комдив Цибин. – Так было под Млиновом и Ровно, когда майоры Алабушев и Воротников, а также командир артиллерийского полка майор Тесленко успешно ломали немецкие клинья. Добиться этого удалось благодаря глубоко эшелонированному построению боевых порядков их частей, а также умелому сочетанию артиллерийского и танкового огня, который велся по рубежам и целям.

Этому вопросу командиры уделили особое внимание.

Немало было высказано предложений, связанных с устранением имевших место недостатков. Мой заместитель полковой комиссар Н. Емельянов и начальник оперативного отдела штаба корпуса майор А. Казаков, которые все эти дни почти безвыездно находились в боевых порядках танковых и мотострелковых частей, обратили внимание командования на три «болезни», получившие, по их мнению, определенное распространение в войсках. Первая из них – неумение отдельных командиров танков и подразделений максимально использовать боевые возможности устаревших типов машин. Вторая – пренебрежительное отношение в отдельных случаях к организации огневого взаимодействия с артиллерией при выполнении боевых задач. И наконец, третья «болезнь», о которой немало было [121] разговоров в штабах дивизий и полков, заключалась в нарушении принципа обеспечения связи сверху вниз и с соседом слева.

Командиров, страдающих перечисленными «болезнями», постигали неудачи, а главное – их подразделения несли неоправданные потери в людях, боевой технике, оружии.

– Опыт прошедших боев показал, – подчеркнул полковой комиссар Н. В. Емельянов, – там, где вопросам организации боя уделяется должное внимание командирами всех степеней, дела идут значительно лучше и врагу наносится большой урон в живой силе и технике при минимальных собственных потерях.

Свои слова Николай Васильевич подкрепил поучительным примером, о котором мало кто знал.

Во время одной из последних контратак под Дубно в ходе преследования противника подразделения 43-й танковой дивизии натолкнулись на большую группу вражеских танков, находившихся в засаде. Своевременно обнаружив засаду, командир разведывательного танкового батальона капитан В. Архипов наладил взаимодействие с артиллеристами. В соответствии с его замыслом те завязали отвлекающий огневой бой с вражескими машинами, а комбат тем временем, умело используя складки местности, вывел свое подразделение в тыл гитлеровцам и неожиданно открыл по ним стрельбу. Враг не ожидал нападения советских танкистов с тыла, а потому дрогнул, начал отступать. Почти половина его танков осталась на поле боя. Капитан же Архипов из своего Т-26 уничтожил тогда пять машин и около взвода автоматчиков, наглядно продемонстрировав, что и легкие танки являются грозным оружием в умелых руках.

Я поинтересовался, сколько боевых машин потерял в тот момент сам Архипов.

– А нисколько, товарищ полковой комиссар! – живо откликнулся Емельянов. – Капитан Архипов на точно такой же вопрос ответил: у танкистов, что и у пехотинцев, один закон поведения в бою. Закон этот гласит: смелого пуля боится... Чем смелей воин, тем сильней удар.

– Плюс взаимодействие с артиллерией! – многозначительно заметил генерал Фекленко.

...Совещание командиров было непродолжительным – обстановка не располагала к пространным разговорам. Комкор объявил свое решение на оборонительный бой на новом [122] рубеже. Учитывая тяжелое положение, сложившееся в полосе 40-й танковой дивизии, он приказал начальнику штаба переподчинить артиллерийский полк 43-й танковой дивизии полковнику Широбокову для огневой поддержки действий 40-го мотострелкового полка, который вел в это время неравный бой с немецкими танками под Гощей.

Цибин и Широбоков уехали. Начальник штаба корпуса со своими помощниками остался готовить боевое распоряжение соединениям, а мы с Емельяновым пошли к себе, чтобы вместе с политработниками отдела пропаганды продумать мероприятия, связанные с партийно-политическим обеспечением предстоящих боевых действий.

Задача перед нами стояла не из легких. Связь с соединениями и частями была весьма неустойчивой. Сплошной линии фронта не существовало. В любую минуту и в любом месте связисты могли столкнуться и сталкивались с прорвавшимися немецкими подразделениями или натыкались на засаду диверсионных групп.

Наиболее надежней являлась радиосвязь. Мы, конечно, пользовались и ею, но лишь в крайних случаях, так как количество радиостанций было в то время ограниченным.

Плохо обстояло у нас дело с печатью. Дивизионные красноармейские газеты-многотиражки после начала боевых действий не выходили – наши соединения не успели получить при формировании типографии. Доставку же армейских газет и листовок, также как и почты, наладить еще не удалось, хотя отделы политической пропаганды корпуса и дивизий прилагали к тому большие усилия.

Чтобы влиять на настроение людей и положение дел в войсках, политработники отделов пропаганды должны были тесно общаться с красноармейцами и командирами, беседовать с ними прямо на поле боя. В этом важном деле мы постоянно опирались на наш актив, на пропагандистов и агитаторов из числа командиров и политбойцов, на партийные и комсомольские организации. Девять дней шла война, а нам не удалось провести ни одного партийного собрания, ни одного митинга личного состава в масштабе части. Необходимость же в проведении таких мероприятий была огромная. В этом мы убедились уже на следующий день, когда наконец удалось собрать коммунистов 86-го танкового полка на первое в корпусе партийное собрание, о котором расскажу подробнее несколько ниже.

А пока что, посоветовавшись, мы решили разделиться на две группы и, не теряя времени, разъехаться по частям. [123]

Вместе со старшим политруком М. Утюжниковьш и моим помощником по комсомолу политруком Н. Мирошниченко в 43-ю танковую отправлялся полковой комиссар Емельянов. Я с другой группой, в которую вошли инструкторы по пропаганде батальонный комиссар Н. Васильев и старший политрук С. Новожилов, выехал в 40-ю дивизию.

Нам предстояло вместе с командирами из штаба корпуса и политработниками отдела пропаганды дивизий довести до командного и политического состава частей приказ генерала Фекленко. Он требовал воспитывать у бойцов и командиров стойкость в бою и приучать их к мысли о необходимости тесного взаимодействия танкистов с артиллеристами и мотопехотой при выполнении даже небольших тактических задач. Славные боевые дела подразделений капитанов Архипова, Старкова, Богачева и других являли яркий пример того, как благодаря тесному взаимодействию различных родов войск можно успешно громить врага. И эти факты мы, естественно, взяли на вооружение.

Надо было также растолковать командному составу частей указание комкора о правильном использовании огневой мощи КВ и Т-34 в сочетании с огнем и маневром боевых машин устаревших конструкций.

Договорились мы также о том, чтобы использовать любую возможность для проведения политинформаций, коротких партийных и комсомольских собраний, бесед с танкистами.

Собраться в штабе корпуса я приказал в 23.00.

Генерал Фекленко одобрил наш план и на прощание сказал мне:

– Полагаю, Иван Семенович, нам пора серьезно подумать о печати. Знаю, нет ни одной типографии. Надо попробовать заручиться помощью армии. Сегодня ночью, когда вернутся твои орлы из частей, пусть подготовят очередной номер газеты для каждой дивизии или, на худой конец, печатный боевой листок, написанный на основе свежих, лучше даже сегодняшних, боевых примеров. Материал отвезти в типографию армейской газеты, отпечатать и оперативно распространить. Поговорю сегодня с членом Военного совета. Народ изголодался по печатному слову.

– Я, Николай Владимирович, уже несколько дней вынашиваю эту мысль. Дал соответствующее задание Васильеву и Мирошниченко. Ваша помощь с армейской типографией будет очень кстати.

– Вот и хорошо, что мы с тобой думаем об одном и [124] том же... – Комкор тяжело вздохнул, крепко пожал мою руку и обронил еще лишь одну фразу: – Ну и обстановочка, доложу я тебе...

По тылам врага

В 10 часов утра я с группой товарищей приехал под Гощу. Нас встретил старший батальонный комиссар А. В. Головко, и мы с ним тут же отправились на НП командира дивизии, который вернулся с совещания за час до нашего появления. Комдив Широбоков без лишних слов начал докладывать обстановку. Аким Васильевич Головко тем временем ушел с Васильевым и Новожиловым к себе в отдел, а уже через несколько минут все трое отправились в полки выполнять задание.

Помощник начальника оперативного отдела штаба корпуса капитан Г. Макарский ознакомил начальника штаба дивизии с обстановкой в полосе действий корпуса, показал ему карту с решением комкора и вручил боевое распоряжение. Работники штаба ушли к себе, а мы с комдивом и вернувшимся на НП Головко стали наблюдать за полем боя.

Положение в полосе дивизии было очень напряженным. Соединение вело ожесточенный бой с наседавшими танками противника, пытавшимися форсировать Горынь в километре севернее Гощи. Красивое украинское местечко пылало в огне. Земля стонала от взрывов. В воздухе кружили стаи фашистских бомбардировщиков, выискивавших в атаковавших цели. С наблюдательного пункта комдива Широбокова хорошо просматривался участок, где прочную оборону держал 40-й мотострелковый полк под командованием подполковника Т. Тесли.

Как рассказал мне полковник Широбоков, этот полк сегодня утром попал в тяжелое положение. Батальону мотопехоты противника при поддержке 10 средних танков благодаря сильной артиллерийской и авиационной поддержке удалось форсировать вброд Горынь и почти на километр оттеснить правофланговые подразделения полка. Создалась реальная угроза прорыва полосы обороны всего соединения.

Комдив приказал командиру разведывательного танкового батальона дивизии капитану Ивану Ильичу Бокову нанести ответный удар во фланг наступавшим вражеским подразделениям и помочь мотострелкам восстановить положение. [125] Широбоков прекрасно понимал, что этих сил далеко не достаточно для выполнения задачи, но больше он ничем не располагал. А медлить было нельзя.

Танкисты Бокова успешно переправились на западный берег и по заросшей густым кустарником лощине скрытно подобрались к тыловым позициям гитлеровцев, где уже сосредоточились подразделения, предназначенные для развития успеха. С минуты на минуту они должны были двинуться к переправе. По условному сигналу подполковник Тесля поднял свои батальоны в контратаку с фронта, а танкисты незамедлительно ударили во фланг и тыл.

В первые же минуты тяжелые КВ и тридцатьчетверки организованным огнем подожгли несколько фашистских танков. Следовавшие за ними легкие боевые машины в упор расстреливали бронетранспортеры с пехотой. В расположении гитлеровцев поднялась суматоха. Танки, пытаясь развернуться, давили друг друга. Огнем и гусеницами батальон довершил разгром вражеской колонны и пошел на мотоциклистов, сгрудившихся у переправы.

Услышав грохот боя в своем тылу, вражеские подразделения, переправившиеся на восточный берег, дрогнули и тоже устремились к переправам. А здесь что ни снаряд, что ни пулеметная очередь – все в цель. Около часа 40-й мотострелковый полк во взаимодействии с танкистами вел бой на плацдарме и на западном берегу Горыни.

Вместе с батальоном мотострелков И. И. Боков занялся преследованием удиравших гитлеровцев, так и не сумевших оправиться от внезапно нанесенного удара. Плацдарм был ликвидирован. Однако разведбатальон, пользуясь удачным развитием событий, не остановился на достигнутом. Посадив на танки десант, комбат решил нанести удар по противнику, подразделения которого, по сведениям разведки, сосредоточивались в деревне Житень, расположенной восточнее Ровно. Командир разведывательного танкового батальона учел и сведения, которые сообщил немецкий офицер-артиллерист, взятый в плен у переправы. В деревне, по его словам, находится только мотоциклетный полк или его часть. Танков там не было. И, что весьма любопытно, противник принял батальон Бокова за полк.

Такое впечатление у немцев вполне могло сложиться. Дело в том, что уже несколько дней подряд многие танкисты 40-й и 43-й танковых дивизий, лишившись в боях своих машин, успешно воевали в пехоте. Сведенные во взводы, они, как правило, действовали в качестве десантников, посаженных [126] на танки своих более удачливых товарищей. Огнем пулеметов, снятых с подбитых машин, и автоматов десантники наносили большой урон немецкой пехоте и увеличивали эффективность контратак танковых подразделений. Один такой взвод имелся и в батальоне Бокова. Он и посадил его на свои КБ и Т-34.

Гитлеровский офицер не солгал на допросе. По улицам села Житень, битком набитым мотоциклами с колясками, спокойно расхаживали солдаты и офицеры. Многие из них, безусловно, видели приближавшиеся к селу танки, но никто не заподозрил, что в таком глубоком тылу могло появиться советское подразделение.

Расплата за беспечность была тяжелой. Наши танки давили мотоциклистов, расстреливали из пулеметов, а десантники поливали разбегавшихся по огородам гитлеровцев огнем из автоматов. Прочесав все улицы с востока на запад, комбат увел своих смельчаков обратно, на восток. Все это происходило в пяти километрах от Ровно!

О выдающейся храбрости и исключительной находчивости комбата Бокова, о его славных танкистах написано немало. Мне посчастливилось знать этого умного и решительного командира с первых дней пребывания в корпусе. Он был не только одним из лучших специалистов своего дела, в совершенстве владевшим танком. Он был превосходным агитатором, чутким начальником, верным товарищем. Бокова уважали старшие начальники, любили подчиненные. Именно поэтому он, как Архипов, Старков, Богачев, добивался успехов, воюя по-суворовски: не числам, а умением.

На обратном пути капитану Бокову пришлась несколько отклониться от маршрута – параллельно его батальону двигалась большая колонна гитлеровских войск. Свое подразделение он вывел к южным окраинам Тучина, доложил командиру дивизии о выполнении задания и тут же получил приказ: устроить засаду на пути подхода новой колонны вражеских танков и мотопехоты.

Танкисты много потрудились, чтобы хорошо замаскировать свои боевые машины. К месту, которое было выбрано для засады, танкистам подвезли горючее и боеприпасы. Комбат провел с командирами рот, взводов и танков разбор их действий, указал на допущенные ошибки, отметил отличившихся, поставил задачу на предстоящий бой. Его похвалы заслужил, в частности, лейтенант Ф. Минин, который вел бой инициативно, умело применяя маневр огнем [127] и боевыми машинами. Танк Минина подбил два вражеских Т-IV, сжег несколько бронетранспортеров и автомобилей, раздавил гусеницами около десятка мотоциклов с боевыми расчетами...

В те минуты, когда комдив рассказывал мне о комбате и его танкистах, они уже действовали из новой засады. О приближавшихся вражеских подразделениях Бокова своевременно предупредил все тот же Минин, чей взвод находился в боевом охранении. А то, что происходило дальше, мне в основном стало известно от старшего политрука Новожилова и батальонного комиссара М. Тарадая, которые находились вместе с. батальоном.

Получив донесение от Минина, комбат с политработниками перешел на НП, где все трое ознакомились с обстановкой. Вражеские танки, ведя огонь на ходу, приближались к берегу. За ними, рассредоточившись, двигались бронетранспортеры и мотоциклисты. Расстояние до гитлеровцев не превышало 300–400 метров. По боевым порядкам наступавших вела огонь с закрытых позиций наша артиллерия. Однако, несмотря на большие потери, противник же менял тактики: медленно, но упрямо продвигался к цели.

– Не видят наших противотанковых средств, – сказал Боков. – Вот когда заговорят орудия прямой наводки, тогда они ринутся вперед на максимальной скорости. Это их излюбленная тактика. А потом ударим мы, во фланг.

Комбат был спокоен, на его лице не дрогнул ни один мускул.

Будто в подтверждение его слов резко ударили противотанковые пушки. Вражеские танкисты сразу увеличили скорость.

– Оставайтесь, товарищи, здесь, с моей пехотой, – сказал Боков Новожилову и Тарадаю. – А мне пора.

Капитан бросился к своему КВ, и все танки батальона помчались вперед. А через несколько минут их пушки открыли интенсивный огонь. Комбат хорошо распределил цели между экипажами – обстрелу подверглись одновременно несколько десятков вражеских машин. Загорелись три бронетранспортера, задымил головной танк, падали на землю сраженные солдаты. Вскоре замерли на месте еще несколько вражеских танков и бронетранспортеров. Фашисты начали метаться по полю. Их пехота, спешно зарываясь в землю, открыла огонь из пулеметов.

От реки в атаку устремилась еще одна группа советских бронированных машин. Первыми пустились наутек [128] немецкие бронетранспортеры. За ними, отстреливаясь и неся новые потери, – танки. Куда девалась окапывавшаяся немецкая пехота, мы даже не заметили: все заволокло дымом и гарью. Задача была блестяще выполнена батальоном. Стрельба постепенно прекратилась.

Капитан Боков точно оценил ситуацию: враг, превосходивший нас по силе, оправится и перейдет к более решительным действиям, наверняка вызовет на помощь авиацию – ведь переправа нужна ему позарез. А потому, собрав батальон, комбат увел танки по оврагу на другую позицию и там изготовился к бою.

Полковник Широбоков попросил меня подойти к стереотрубе. Вглядевшись в затянутую дымкой даль, я не поверил своим глазам: по всему горизонту, поднимая тучи пыли, шли колонны вражеских войск. Одна – на Тучин, другая – на Гощу. Широбоков немедленно связался с комдивом-43 полковником Цибиным, доложил генералу Фекленко, приказал артполку открыть огонь с закрытых позиций по боевым порядкам противника, начиная с предельных дальностей. В засаде находилось теперь два танковых и один мотострелковый батальоны, в противотанковом опорном пункте насчитывалось 24 орудия, из них шесть 122-миллиметровых гаубиц. Это – не считая противотанковых средств стрелкового полка 228-й стрелковой дивизии, личный состав которого тоже сражался исключительно стойко и героически.

Через четверть часа разгорелась настоящая битва в полосе всего корпуса. Командующий 5-й армией генерал Потапов прислал на помощь дивизиям армейский артиллерийский полк, вызвал эскадрилью бомбардировщиков. В небе закрутили чертову карусель наши и фашистские истребители. «Петляковы» отбомбились с большим эффектом, уничтожили более 15 танков, несколько бронетранспортеров, немало солдат и офицеров врага. Это был один из редких в те дни случаев непосредственной поддержки авиацией наземных войск корпуса. Сам этот факт высоко поднял дух войск. Пехотинцы, танкисты, артиллеристы дрались с удвоенной силой, я бы сказал, с подъемом...

Гитлеровцы, что называется, вверх дном перевернули старые позиции танкистов капитана Бокова. Но все их удары пришлись по пустому участку. Танки батальона открыли с нового места огонь по вражеским машинам с расстояния чуть более 250 метров. Оставив на поле боя два средних и один легкий подбитый танк, а вместе с ними еще [129] и семь бронетранспортеров, немцы вновь отступили. Переправа осталась для них неприступной.

Этот бой был скоротечным, но тяжелым для обеих сторон. В течение каких-нибудь 15–20 минут только батальон Бокова потерял один Т-34 и два Т-26. Однако все три машины эвакуировали в тыл сами танкисты. Быстро восстановив их, экипажи через два дня снова находились в строю.

К сожалению, уже после боя, возвращаясь вместе с Новожиловым из штаба полка в подразделение, отважный комбат был ранен в ногу осколком шального снаряда. После перевязки его хотели отправить в медсанбат. Однако Боков категорически отказался уйти из подразделения. И как бы в награду за стойкость в тот же вечер товарищ, прибывший из Житомира, вручил Ивану Ильичу письмо от жены. За все дни войны никто из бойцов и командиров батальона писем не получал – это было первое. Поэтому комбат читал его вслух. Ответ жене писал не только от себя, а от всего дружного коллектива танкистов. О ранении в нем не сказано было ни слова...

Вместе с комбатом и его заместителем по политической части, фамилию которого мне, к сожалению, так и не удалось установить, старший политрук Новожилов провел вечером беседу с личным составом, разъяснил воинам обстановку, сложившуюся на фронте, причины нашего отступления, ответил на заданные вопросы. Ни один человек не высказал неудовольствия тем, например, что нерегулярно подвозится пища. А вот о боеприпасах, о своевременной доставке горючего, газет и почты беспокоились многие. Все говорило о том, что атмосфера в подразделении здоровая, политико-моральное состояние высокое.

Приятно было и другое: люди не просто воевали, били вторгшегося на нашу землю врага. Они думали, и думали по-государственному. Много было высказано дельных пожеланий. Одно из них особенно запомнилось мне. Кто-то из танкистов предложил создать из числа механиков-водителей, оставшихся без танков, группу ремонтников, которая занималась бы восстановлением поврежденных машин. Командир корпуса по моему докладу одобрил это дело и отдал всем частям соответствующий приказ. За счет таких специалистов согласно приказу усиливались ремонтные подразделения полков и дивизий. Благодаря этому в последующие дни боевых действий удалось основательно поддержать боеспособность танковых подразделений и частей. [130]

Для эвакуации танков с поля боя широко использовались впоследствии машины, имевшие исправную ходовую часть, но безнадежно поврежденные пушки и пулеметы. Чтобы помочь службам тыла наладить техническое обеспечение и обслуживание танков, бронемашин и другой техники, немало потрудился политаппарат корпуса и дивизий. И это дало определенные результаты.

Боевые будни

Рыская из стороны в сторону, вражеские танкисты выравнивали курс и, остервенело наращивая скорость, снова, стреляя, мчались к берегу. В центре и на флангах били наши полковые пушки, к немецким танкам подбирались смельчаки с гранатами и бутылками КС. Жирный нефтяной дым уже окутал несколько машин, но они продолжали напирать, тесня наших стрелков. Рев моторов и резкие разрывы пушечных выстрелов заглушали все остальные звуки.

40-й мотострелковый полк подполковника Т. Тесли отражал атаки танков и пехоты противника, не имея при этом должной артиллерийской поддержки. Хотя, как уже говорилось, решением комкора для этой цели Широбокову еще с утра был переподчинен артполк 43-й дивизии. Подразделения истекали кровью.

Позиции 43-го артиллерийского полка находились сравнительно недалеко, всего в километре вниз по течению Горыни. Однако его командир майор В. Тесленко не явился в мотострелковый полк и никого не прислал за себя. С ним не было никакой связи. Все мы, в том числе и командир 40-го мотострелкового подполковник Тесля, понимали, конечно, что артиллеристы не сидели сложа руки. Они вели непрерывный огонь, отражая атаки врага под Берездово. Это было не только слышно, но и видно по разрывам снарядов в стане атакующих гитлеровцев.

Между тем, чтобы улучшить положение наших мотострелков, требовался огонь артиллерии, хотя бы несколько огневых налетов, по скоплениям немецкой пехоты и танков западнее Гощи. Перед моим приездом подполковник Тесля связался с начальником артиллерии дивизии, и тот, объяснив положение, порекомендовал послать к артиллеристам связного. Так и решили сделать.

Выбор командира полка остановился на комсомольце Викторе Зелепцове, грамотном красноармейце-разведчике из артиллерийской батареи (в полковой батарее, кстати, [131] осталось только два орудия). Штаб подготовил для него схему участков сосредоточенных и рубежей заградительных огней, дал позывные полковой радиостанции, указал волну для связи.

– Как, сынок, справишься? – спросил комсомольца командир полка.

– Справлюсь, товарищ подполковник.

– Будь осторожен. И помни: это очень ответственное задание. Автомат и гранаты есть?

– Есть, товарищ командир. Ваш приказ будет выполнен, – заверил Зеленцов.

– В добрый путь! – пожелал подполковник Тесля.

– Товарищ полковой комиссар, разрешите приступить к выполнению боевой задачи? – обратился ко мне Зеленцов, соблюдая предусмотренную уставом субординацию.

В ответ я тоже сказал солдату несколько ободряющих слов. Не думал я в ту минуту, что мы отправляем разведчика на подвиг. Виктор Зеленцов не вернулся с задания. И только благодаря случаю мы узнали на другой день, что с ним произошло. О судьбе героя-комсомольца рассказал красноармеец Иванихин, который оказался рядом в последние часы его жизни.

А дело было так.

По пути в артполк Зеленцову пришлось преодолеть несколько обстреливаемых вражескими минометами открытых участков местности. Это был самый короткий путь, и уже через 15–20 минут запыхавшийся разведчик попал на позиции одного из артдивизионов полка. Бой здесь был в полном разгаре. Гитлеровцы вели интенсивный и довольно точный огонь, пытаясь подавить наши батареи. Снаряды рвались прямо между орудийными окопами. Но, несмотря на это, артиллеристы не прекращали стрельбу по вражеским танкам и мотопехоте, которые стремились вновь форсировать Горынь и захватить плацдарм на восточном берегу.

Командир дивизиона, выслушав Зеленцова, немедленно отправил его с провожатым на командный пункт полка. Там выяснилось, что ни командир полка майор Тесленко (он находился на своем НП на самом берегу реки), ни начальник штаба не знали о приказе генерала Фекленко. Взглянув на врученную разведчиком схему огней, начальник штаба быстро перенес все данные на свою карту и приказал бойцу возвращаться в свой полк. [132]

– Передайте командиру и полковому комиссару, – сказал он, – что приказ комкора будет выполнен, хотя сами видите, какая у нас тут обстановка... Вслед за вами мы направим на ваш КП командира взвода управления со связью. Можете идти.

Зеленцов возвращался тем же путем, но, миновав позиции левофлангового дивизиона, вскоре попал под сильный пулеметный обстрел. Пришлось залечь. Огонь не прекращался. Тогда юноша отполз метров 50 в сторону и принялся осторожно наблюдать.

Около взвода гитлеровских автоматчиков короткими перебежками просачивались в наш тыл. Разведчик понял, что основную задачу он выполнил. Теперь нужно было как можно скорее предупредить артиллеристов о грозящей им опасности. Зеленцов решил вернуться назад, поднялся и, пригибаясь, побежал. Тут-то он и увидел ползущих навстречу гитлеровцев. Метнув в них гранату, красноармеец быстро переполз на другое место. Однако кругом были враги.

Отважный комсомолец снова сменил позицию, залег под пеньком, стал выжидать. На какое-то время немцы потеряли его из виду, стали кричать:

– Рус, сдавайся!

Короткой очередью из автомата Зеленцов уложил нескольких гитлеровцев, однако остальные начали сжимать кольцо вокруг него. Виктор отчетливо видел, как редела цепь фашистов, как падали они, скошенные его очередями.

Расстреливая последний диск, он, раненный в обе ноги и в левое плечо, нажал на спусковой крючок и дал длинную очередь. Еще несколько фашистов замертво рухнули в высокую прибрежную траву.

У Зеленцова остались две гранаты.

– Живым меня не возьмете, гады! – крикнул он и бросил гранаты в поднявшихся во весь рост фашистов. Тугая волна взрыва опалила лицо, оглушила парня. Он потерял сознание.

Очнулся в плену. Ему перевязали раны, стали допрашивать. Комсомолец молчал. Тогда его стали бить. Несколько раз раненый терял сознание от боли, но не проронил ни слова. Не добившись толку, фашисты втолкнули Зеленцова в сарай, где находились другие, попавшие в плен красноармейцы и командиры. У кого-то нашлась фляга с водой, Зеленцову дали попить, и он постепенно пришел в себя. Рядом лежал красноармеец Иванихин из [133] их полка. Они знали в лицо друг друга. Ему и поведал Зеленцов свою историю.

Через несколько часов за разведчиком снова пришли гестаповцы и стали допрашивать прямо возле сарая, на глазах у товарищей. Сначала его уговаривали, потом опять принялись избивать. Собрав последние силы, он крикнул:

– За меня отомстят мои товарищи, мой народ. Да здравствует Советская Родина. Смерть фашистам!..

Героя-разведчика расстреляли тут же, а Иванихина и других красноармейцев заставили вырыть под вишней, недалеко от сарая, могилу. Они и похоронили Виктора Зеленцова.

В ночь на 1 июля Иванихину вместе с товарищами удалось проломить дыру в стене сарая и бежать из плена. Достоверность их показаний подтвердил на второй день на допросе плененный мотострелками немецкий ефрейтор. Он же сообщил, что расстрелянный боец уничтожил более 20 солдат и одного офицера, командира пехотной роты...

Гаубичные батареи артполка дважды произвели сокрушительный огневой налет по тем участкам перед обороной мотострелков, координаты которых передал Зеленцов. К сожалению, на этом их помощь и закончилась: до конца дня артиллеристам самим пришлось драться в полуокружении. Выручили их танкисты майора Воротникова, которые в ходе смелой контратаки во взаимодействии с мотострелками уничтожили прорвавшиеся подразделения гитлеровцев.

В этом бою мотострелковой ротой командовал секретарь комсомольской организации 40-го мотострелкового полка младший политрук Иван Никитин. В роту он пришел перед началом контратаки, собрал комсомольцев, провел беседу об их авангардной роли, прочитал вслух торжественную клятву Родине, которую приняли уже во многих подразделениях полка. Текст клятвы гласил: «Мы, комсомольцы мотострелкового полка 40-й танковой дивизии, даем клятву; в бою всегда быть впереди, ради победы над фашистами не щадить своих сил и самой жизни. Вперед, за Родину, за счастье народа!»