Текст книги "За каждую пядь земли... "

Автор книги: Иван Калядин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Мы с комдивом уехали на его командный пункт, находившийся юго-западнее Ровно. Саперы уже заканчивали оборудование КП. Не дожидаясь конца инженерных работ, налаживали связь с частями связисты. Вокруг КП рыли свои окопы и траншеи бойцы комендантской роты.

Вскоре до нас донеслись глухие раскаты боя в стороне Ясениничей: это означало, что начали работать Иванченко и Богачев. А час спустя, когда оба батальона, составлявшие основную силу арьергарда, достигли передовых позиций своих полков, майор Иванченко и старший политрук Галкин доложили мне, комдиву Цибину и полковому комиссару Погосову, как проходил этот скоротечный, но очень тяжелый бой.

...Перевалив через гребень высоток, немецкие танки и мотопехота, опять же клином, медленно приближались к [105] позициям мотострелкового батальона. В трех километрах от передовой противника встретили плотным огнем гаубичные батареи, которые стреляли уже со своих основных позиций под Ровно (дальность стрельбы не превышала здесь 7–8 километров). Внакладку с ними на мотопехоту обрушили подвижный заградительный огонь и минометные подразделения.

Боевые порядки гитлеровцев заметно смешались, их подразделения увеличили скорость, пытаясь рывком выйти из зоны обстрела. Однако артполк майора В. Тесленко не зря считался лучшим в округе: на новом рубеже вражеские подразделения встретил еще более мощный беглый огонь. А мотострелки майора Иванченко и танкисты Богачева молчали, словно их и не было тут.

Фашистские танки преодолели широкое поле и вплотную подошли к километровой отметке. Противотанковая батарея лейтенанта Г. Роя взяла под прицел головные машины и меткими выстрелами подожгла несколько из них. Следовавшие во втором ряду танки обошли подбитые машины, сомкнулись на положенных интервалах и опять прибавили скорость, открыв стрельбу из своих пушек.

Ближний бой разгорелся на всех участках перед фронтом обороняющихся. Истребители танков из мотострелкового батальона пустили в ход «карманную артиллерию» – бутылки с горючей смесью.

Жарко пришлось артиллеристам батареи лейтенанта Роя. У одного из орудий убило командира и наводчика. К прицелу встал сам комбатр. А он в полку слыл мастером ведения огня прямой наводкой. И не случайно! Два танка и несколько бронетранспортеров застыли неподвижно перед самой позицией батареи.

Как выяснилось потом из допроса пленного немецкого танкиста, гитлеровцы не ожидали встретить здесь противотанковые средства, особенно у рощи, на опушке которой и расположил свою батарею лейтенант Рой. Подступы к ней были открыты с трех сторон. Ни один артиллерист, казалось, не поставит батарею так далеко от основных сил арьергарда. Оценив обстановку, гитлеровцы решили одним мощным ударом разгромить строптивую батарею. На ее окопы полезли одновременно более десяти танков. Стреляя на ходу, они пытались охватить позицию артиллеристов с флангов.

Именно на это и рассчитывали капитан Богачев и лейтенант Рой, когда определяли место для батареи и намечали [106] схему предстоящего боя. Стремясь скорее прикончить артиллеристов, немецкие танкисты подставили борта своих машин под огонь тщательно замаскированных советских танков. По команде капитана Богачева дружно ударили из засады танковые пушки. В рядах фашистов возникло замешательство, их танки начали отползать. Вдогон выскочили наши КВ и Т-34. В скоротечном поединке было уничтожено 10 вражеских машин. Богачевцы потеряли лишь два легких танка.

Теперь в самый раз было пехоте начать отход, чтобы оторваться от противника. Обменявшись с капитаном Богачевым кодированными сигналами по радио, майор И. Иванченко вывел свои подразделения с позиций. Бронемашины, приняв на борт стрелковые отделения, ушли по дороге на Ровно. Начал отход и батальон Богачева. И в этот момент ему доложили, что тяжелораненый лейтенант Рой умирает у своего орудия.

Комбат приказал механику-водителю подвести танк к позиции батареи. Спрыгнув на землю, Богачев подошел к лейтенанту. Тот узнал его, хотел что-то сказать, но лишь пошевелил окровавленными губами. Через минуту смельчака Роя не стало. Тело командира батареи взяли на танк, потом перенесли на ЗИС-5 и отправили в Ровно. Там его и похоронили...

Итак, запланированный отход наших частей и подразделений начался. Но на этот раз гитлеровцы быстро опомнились, Подтянув подкрепления, они не дали возможности батальону капитана Богачева далеко уйти от преследования. Немецкие танки и бронетранспортеры, но сути дела, висели на хвосте у богачевцев, а у села Васильевки навязали нашему арьергарду новый бой. В атаку на батальон и позиции стрелковой роты под командованием лейтенанта Ф. З. Крымова из 228-й стрелковой дивизии, которая находилась здесь в тыловом охранении, ринулись более 30 танков и 50 бронетранспортеров с автоматчиками. Атаку поддержали своим огнем более десяти орудий и минометная батарея. Сил арьергарда было явно недостаточно, чтобы выиграть и эту схватку.

О создавшемся положении капитан Богачев немедленно доложил по радио командиру полка майору М. А. Воротникову, а сам с батальоном принял бой. Танки противника подошли уже так близко, что отважному комбату не оставалось ничего другого, как контратаковать их.

Атакующие сразу потеряли несколько машин – их вывел [107] из стрел мощный огонь КВ и Т-34. Остальные, отстреливаясь, начали рассредоточиваться. Тут-то Богачева и подстерег роковой случай. Он на своем танке оказался слишком близко от позиций вражеских противотанковых орудий, уже успевших изготовиться к бою. Танк комбата тотчас же был подожжен. Получили прямые попадания и вышли из строя еще несколько машин. Капитан Богачев перешел на другую тридцатьчетверку. Ему удалось поднять на воздух два ближних орудия, но это не изменило положения. И второй танк, на котором действовал комбат, оказался подбитым.

Надо было выходить из боя. А как дать команду, когда у комбата нет ни машины, ни радиосвязи с остальными экипажами? На помощь пришел смекалистый политработник – командир танка Прокофьев. Он видел, как загорелась машина Богачева. Видел убегавших от нее членов экипажа. Рация комбата молчала, – значит, в танке никого не осталось. Борис Прокофьев понял, что силы слишком неравны и надо выводить танки из боя. Он, не колеблясь, дал команду через свою радиостанцию всем экипажам КВ и Т-34.

Богачев с радостью увидел, что кто-то из танкистов принял на себя командование и действует очень разумно. Чтобы облегчить положение танкистов, комбат подбежал к траншеям, в которых окопались пехотинцы из 228-й стрелковой дивизии. Здесь же оказались и экипажи подбитых боевых машин. Танкисты сумели снять с них пулеметы. Их огонь плотно прижал к земле вражеских автоматчиков. Они оказались отсеченными от своих танков и бронетранспортеров.

Командовал огнем пулеметов командир танкового взвода младший лейтенант П. С. Лазний, чей танк с заклиненной башней и разбитыми гусеницами сиротливо приткнулся недалеко от опушки рощи. Богачев приказал младшему лейтенанту в командиру стрелковой роты держаться до последнего патрона, пока не подойдет подмога. И оба командира выполнили этот приказ. Хорошо окопавшись, их подчиненные подбили и подожгли гранатами и бутылками с горючей смесью один танк и две бронемашины. Дважды поднимались наши в контратаку, отбрасывая назад вражеских автоматчиков. Но в конце концов немцы, которых было здесь более двухсот человек, окружили сводную роту, вынудили наших смельчаков занять круговую оборону и отбиваться в одиночку. [108]

Незадолго перед этим капитану Богачеву удалось остановить один из своих КВ, и очень кстати: командир танка и командир орудия были мертвы. В машине оставались лишь механик-водитель И. Пронин и башенный стрелок С. Ф. Иратов.

Передав тела погибших бойцам из группы Лазния, комбат вновь взял в свои руки управление батальоном. Он сосредоточил все оставшиеся танки у дороги, а потом повел их мелколесьем на выручку окруженной сводной стрелковой роте лейтенантов Крымова и Лазния. Гитлеровцы как раз пошли в очередную атаку на ее позиции. Крымов и Лазний дали команду: «Гранаты к бою!» Бойцы пустили в ход «карманную артиллерию», да так умело, что в цепи атакующих сразу образовалась брешь. И тогда сводная рота бросилась в штыковую. Вражеские солдаты дали деру – чего-чего, а русского штыка они боялись как смерти. Рота прорвала кольцо окружения, уничтожив более двадцати солдат и офицеров. Наши бойцы-танкисты захватили в плен двух фашистских офицеров, оказавшихся обладателями Железного креста. Бойцы Крымова прихватили с собой еще двух офицеров и около десяти автоматчиков.

Капитан Богачев, встретив Лазния и Крымова, прикрыл их отход и вновь был атакован танками. Теперь их было в три раза больше, чем наших. Однако военное счастье оказалось на стороне советских танкистов – на выручку к ним примчалась танковая рота старшего лейтенанта Ф. Моточки. Она с ходу перешла в атаку, и враг был отброшен.

Но к этому времени храброго капитана Богачева, лучшего комбата полка, к великому сожалению, тяжело ранило осколком вражеского снаряда. По представлению командования корпуса за беспримерный подвиг Василий Гаврилович Богачев был удостоен звания Героя Советского Союза. Танковый батальон под его командованием уничтожил в этом бою 11 танков, 24 орудия, десятки пулеметов, несколько бронетранспортеров и мотоциклов и более двухсот солдат и офицеров противника{2}.

* * *

Уже в те первые дни сражений с гитлеровскими захватчиками советские воины проявляли массовый героизм. [109] Примеров тому множество. Приведу лишь отдельные, непосредственно связанные с людьми, воевавшими в нашем корпусе.

После ранения капитана Богачева командование танком принял на себя комсомолец башенный стрелок Семен Феоктистович Иратов. Он повел машину в бой и подбил два танка.

– Это вам, фашистские сволочи, за нашего комбата! – крикнул он, и голос Иратова услышали все экипажи, так как его рация была включена на передачу.

Но КВ Иратова продолжали преследовать неудачи. Вскоре в отсек механика-водителя попал вражеский снаряд. Сержант Пронин был тяжело ранен. Его успели вытащить из машины и передать санитарам. А Иратов не покинул свой грозный КВ и продолжал вести огонь с места. Стреляя из пушки и пулемета, герой-комсомолец буквально косил наседавших автоматчиков и мотоциклистов.

Когда же окончились боеприпасы, к умолкнувшему КВ со всех сторон поползли десятки фашистских солдат. У Иратова оставались всего две гранаты. На глазах у товарищей он вылез из танка и тут же был окружен гитлеровцами. Раздались два взрыва. Вместе с десятком врагов погиб и Семен Иратов...

А вот другой пример. Под селом Тесово танк комсомольца лейтенанта Ф. В. Мерника получил повреждение. Экипаж занялся устранением неисправности, а командир продолжал стрелять по врагу. Вдруг он увидел, как залегло, попав под сильнейший минометный огонь, наше мотострелковое подразделение. Командир подразделения, видимо, погиб, потому что среди бойцов возникло замешательство. Лейтенант Мерник выскочил из танка.

– Ребята, ремонтируйте машину, а я сейчас вернусь, – крикнул он товарищам по экипажу и побежал к пехотинцам.

– За Родину! Смелее вперед, пехота! – крикнул Мерник, и бойцы-пехотинцы дружно бросились за офицером-танкистом.

Натиск мотострелков, увлекаемых лейтенантом Мерником, был неожиданным для гитлеровцев. Увидев перед собой советских солдат со штыками наперевес, они побежали. Положение было выправлено, но комсомолец Ф. В. Мерник погиб в этой схватке...

В том же танковом батальоне служил шофер красноармеец А. И. Мояцкий. Однажды, когда он вез на передовую [110] боеприпасы, из-за кустов неожиданно поднялись трое гитлеровских солдат. Преградив путь машине, они направили дула автоматов на кабину шофера. Мояцкий остановил грузовик и вышел из кабины, держа в руках карабин.

Гитлеровцы кричали ему: «Хенде хох!», но боец сделал вид, что не понимает чужого языка, и спокойно направился прямо к немцам. Один против троих.

Широко улыбаясь, боец подошел вплотную к гитлеровцам и, коротко размахнувшись, ударил прикладом одного, потом другого. Третий струсил и пустился наутек. Но пуля настигла его. Боеприпасы были доставлены в подразделение вовремя. А заодно комсомолец Мояцкий привез с собой и немецкого солдата, который все же остался жив после удара до голове...

Думали ли фашисты, вторгшиеся на советскую землю, столкнуться с русским штыком? Вряд ли. Вооруженные до зубов автоматическим оружием, надежно прикрытые броней танков и бронемашин, они считали себя неуязвимыми для русского штыка.

И вдруг... опять русский штык? Он самый, и, как оказалось, там, где его вовсе не ожидали встретить.

29 июня под местечком Олыка взвод противотанковых орудий отдельного противотанкового дивизиона 43-й танковой дивизии, подбив четыре вражеских танка, был неожиданно атакован просочившимися в тыл автоматчиками. В двух расчетах взвода – всего 13 человек. К тому яте командир был убит. С фронта – танки, с тыла – автоматчики. Что тут делать? Командир первого орудия сержант Иванов, принявший командование взводом, не растерялся. Оставив у орудий только наводчиков, которые продолжали стрелять по танкам, он с остальными номерами, примкнув штыки, пошел врукопашную. Первым получил штыковой удар в грудь гитлеровский офицер.

Неравный поединок заметил со своего НП комиссар дивизиона старший политрук И. С. Шохин. Собрав всех, кого можно было увести без ущерба делу, он прибежал на выручку взводу сержанта Иванова. Группа Шохина с криком «ура!» атаковала гитлеровцев с тыла. И тоже – в штыковую. В результате, потеряв около взвода солдат, гитлеровцы вынуждены были спасаться бегством.

* * *

Бойцы, командиры и политработники 19-го механизированного корпуса в эти первые четыре дня боев против [111] огромного количества фашистских танков и мотопехоты проявили на поле боя беспримерную выдержку, храбрость, образцы стойкости и воинского мастерства и в наступлении, и в обороне, и во встречных сражениях крупных войсковых соединений. Командиры соединений, частей и подразделений показали себя умелыми руководителями и организаторами боя, хотя и не избежали некоторых промашек, связанных главным образом с недостаточным опытом ведения боя в непривычных условиях, при подавляющем преимуществе противника в технике и живой силе. Организованно, планомерно и умело совершили они и вывод соединений из боев во время отхода к Ровно, причем сумели нанести чувствительные потери неприятелю в живой силе и технике.

В ночь на 28 июня командующий войсками 6-й немецкой армии вынужден был в районе Луцк, Броды, Дубно дополнительно ввести в сражение в помощь уже действовавшим соединениям семь пехотных и две танковые дивизии, в том числе дивизию СС «Адольф Гитлер». Вот почему наши механизированные корпуса, имевшие слишком мало мощных танков КВ и Т-34, вынуждены были отходить. И все же за два дня боев 26 и 27 июня части только 19-го мехкорпуса уничтожили 105 немецких танков, несколько десятков орудий и бронетранспортеров, сотни фашистских солдат и офицеров{3}.

Вспоминая об этом сражении в книге «Так начиналась война», Маршал Советского Союза И. X. Баграмян, являвшийся в то время начальником оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта, писал: «Трудновато пришлось и 19-му мехкорпусу. Под давлением крупных танковых сил он с тяжелыми боями отходил от Дубно на Ровно».

Важным итогом контрударов, которые наносили советские стрелковые и механизированные корпуса в танковом сражении с 23 по 29 июня, являлось и то, что было задержано на несколько дней продвижение врага на киевском направлении, а в результате – сорван план стремительного прорыва на Юго-Западном фронте ударной группировки войск группы армий «Юг».

В силу этого для продолжения наступления на киевском стратегическом направлении немецкому верховному командованию пришлось уже в первые дни войны взять из стратегических резервов значительное количество танковых [112] и пехотных дивизий, чтобы пополнить войска генерала Клейста, которого основательно потрепали наши корпуса.

Однако удары советских танкистов не привели к окончательному разгрому вклинившегося здесь противника. Ослабленные потерями, лишенные необходимой поддержки с воздуха, механизированные корпуса, несмотря на стойкость и героизм личного состава, были в тот период не в состоянии остановить врага, а тем более ликвидировать его глубокие прорывы. [113]

У Горынь-реки

Переправу отстояли

Шел девятый день войны. После ожесточенного сражения в районе Луцка, Дубно, Ровно, в котором с обеих сторон участвовало около двух тысяч танков, поддержанных большими массами артиллерии и авиации, соединения 19-го механизированного корпуса под натиском превосходящих сил противника были вынуждены оставить Ровно и начать отход за реку Горынь.

Чтобы сбить темп продвижения врага, наши войска разрушали после себя мосты, устраивали завалы на лесных дорогах, минировали обширные участки у шоссе Ровно – Новоград-Волынский. Все чаще и чаще наносились удары по немецким подразделениям из засад, что, как правило, предшествовало мощным контратакам более крупных сил и вызывало замешательство в стане врага. В результате одного из таких ударов, предпринятых накануне мотострелковым и танковым полками 40-й танковой дивизии, противник оставил на поле боя 11 танков и бронетранспортеров и около сотни солдат и офицеров. Гитлеровцы были отброшены на несколько километров к Ровно, что дало возможность всему соединению организованно преодолеть по мостам и бродам водную преграду и в ночь на 30 июня вместе с одним из полков 228-й стрелковой дивизии занять новый рубеж обороны по восточному берегу Горыни от Тучина до Гощи.

На рубеж реки вышли и другие части корпуса. Наш штаб расположился в лесу у села Бережня. Слева, теснимые танковыми и моторизованными соединениями ударной группировки врага, отходили на Острог, Кременец войска нашей 6-й армии, с которыми мы имели локтевую связь. [114]

Правда, на западном берегу оставались еще подразделения прикрытия, которым не удалось к этому времени переправиться и занять оборону. В частности, там продолжали вести тяжелые арьергардные бои батальоны 43-го мотострелкового полка. И гитлеровское командование прилагало все силы, чтобы как можно скорее захватить своими передовыми отрядами переправы, отрезать пути отхода нашим батальонам, окружить и уничтожить их.

Удержать переправы в полосе 43-й танковой дивизии полковник И. Цибин приказал командиру 85-го танкового полка майору Н. М. Алабушеву. А тот в свою очередь поручил командирам танковых батальонов выделить для прикрытия мостов по два-три тяжелых и несколько легких танков, которым надлежало, действуя из засад на западном берегу, перекрыть все дороги, ведущие к переправам, и воспретить гитлеровцам их захват.

Защиту главной переправы через Горынь на шоссе Ровно – Новоград-Волынский Алабушев доверил командиру 1-го танкового батальона Герою Советского Союза капитану Г. В. Старкову, приказав ему лично возглавить группу прикрытия. На выполнение этого приказа (необходимо было занять позиции в засаде, в двух километрах от моста) комбат имел в своем распоряжении всего один час.

Точно через час майор Алабушев был на мосту под Гощей – он решил все проверить сам. Были там и мы с начальником отдела пропаганды дивизии полковым комиссаром Погосовым. Доложив, куда и зачем направляется, Николай Михайлович Алабушев пригласил нас поехать с ним. Мы согласились, так как прибыли сюда, чтобы проконтролировать организацию обороны важнейшей не только для дивизии, но и для всего корпуса переправы.

Справа и слева от моста на прямой наводке стояли хорошо замаскированные орудия отдельного истребительно-противотанкового дивизиона, причем располагались они по обеим сторонам реки в окопах полного профиля. Впереди зарывались в землю подразделения мотострелкового батальона, в составе которого имелись четыре группы истребителей танков – по шесть человек в каждой. Бойцы групп попарно располагались в ячейках и тоже спешно оборудовали свои позиции. Каждую ячейку нужно было отрыть в рост человека и несколько расширить в верхней части, чтобы истребители танков могли принять удобное положение во время метания гранат и бутылок с горючей смесью. [115]

Осмотрев позиции мотострелков, артиллеристов и истребителей танков, побеседовав с людьми, я остался доволен. Бойцы и командиры были в хорошем настроении, хотя выглядели очень усталыми: лица у них осунулись, глаза лихорадочно блестели от бессонницы и переутомления, на пропотевших гимнастерках проступили пятна соли. Работали они упорно и безропотно. Стрелковые ячейки, места орудийных окопов и наблюдательных пунктов были выбраны с учетом хорошего обзора, оборудованы добротно, в полный профиль, словно работы велись несколько дней подряд, а не два-три часа. У артиллеристов около каждой пушки отрыты ниши для снарядов и щели для укрытия расчетов, на всех орудийных щитах прикреплены карточки огня с ориентирами и расстояниями до них, с установками прицела и другими необходимыми для стрельбы данными.

Дела торопили нас с Погосовым, и пришлось отправляться дальше, к тому месту, где в засаде должен был находиться капитан Старков с тремя лучшими своими экипажами: командирского КВ и двух Т-26. Шофер Алабушева Василий Евсюков уверенно вел машину по целине, и вскоре мы подъехали к хорошо замаскированным танкам Т-26. Дав командирам экипажей последние указания, Алабушев поспешил к командирской машине. Она стояла метрах в трехстах впереди, на опушке небольшой рощи.

Здесь было прохладно, солнечные лучи едва пробивались сквозь густую крону деревьев. Мощный КВ, укрытый ветками от наблюдения с земли и с воздуха, совершенно не был заметен даже на близком расстоянии. Капитан Старков, высокий, статный, подтянутый командир, представил нам экипаж своей машины, специально подобранный для выполнения поставленной задачи. Обязанности командира орудия выполнял командир танковой роты лейтенант Н. Мельник, радиста-пулеметчика – политрук роты младший политрук С. Петренко. Заряжающий сержант В. Латушкин и механик-водитель младший сержант В. Вистунов были штатными номерами этого экипажа.

Приятно было смотреть на бойцов и командиров. Лица у всех волевые, загорелые, серьезные. В каждом движении – уверенность. Все уже побывали в боях, понюхали пороху, приобрели пусть небольшой, но ценный опыт, который на войне приходит с каждым часом, с каждой минутой боя. Проявили себя храбрыми защитниками Родины. Не раз смотрели в глаза смерти. Я, к примеру, хорошо знал [116] младшего политрука Петренко еще в мирные дни. Отличный агитатор, всесторонне развитой политработник, он пользовался большим уважением личного состава роты и хорошо дополнял своего командира – спокойного, немного медлительного, но смелого и волевого лейтенанта Мельника, который являлся отличником боевой и политической подготовки.

Я невольно взглянул на майора Алабушева. Мне показалось, что все танкисты похожи на него. И в этом, видимо, была какая-то закономерность: ведь не секрет, что подчиненные часто стараются подражать своему командиру, иногда даже копировать его. А у Алабушева было чему поучиться, было что перенять. Отлично знающий военное дело командир, он еще до войны в короткое время прочно сцементировал коллектив полка, и часть по праву заняла первое место в корпусе по всем показателям боевой и политической подготовки. А когда начались бои, питомцы Алабушева не уронили славы передовиков. На их счету числились десятки подбитых и сожженных танков и бронетранспортеров, а также более двухсот уничтоженных солдат и офицеров противника.

Нам с Погосовым приятно было еще раз убедиться в высоких боевых и моральных качествах танкистов Алабушева. Общение с таким воинским коллективом не только доставляло удовольствие, но и внушало неколебимую уверенность, что любое дело ему по плечу.

А впереди уже слышался грохот приближавшихся вражеских танков, треск пулеметных и автоматных очередей. Горело какое-то село. На его окраине чадило несколько танков – немецких или наших, трудно было определить.

Уточняя задачу, мы разъяснили танкистам, что они должны задержать врага, не допустить его танки к переправе, пока все до единого арьергардные подразделения не переправятся на восточный берег реки.

Пожелав удачи, мы с Погосовым собрались на НП Алабушева, но капитан Старков вдруг сердито замахал рукой Евсюкову, который хотел было выгонять машину из укрытия. В общем гуле только комбат уловил завывающий рокот моторов «рамы». Пришлось подождать, пока она не скроется из виду.

– Двигайтесь вдоль опушки. Дорога там хотя и не наезженная, но хорошая. Два километра проскочите быстро, – сказал комбат на прощание, и мы уехали. [117]

В лучах утреннего солнца густой лес у синей ленты реки выглядел особенно красиво. По краям опушек, сбегавших к самому берегу, тихо шумели на легком ветру березы и дубы, величественно поглядывали на них могучие сосны и ели. Воздух благоухал ароматами полевого разнотравья. Природа располагала к покою, раздумьям. Но нам было не до этого – с минуты на минуту должен был начаться бой за переправу...

Наблюдательный пункт командира полка имел хороший обзор. Танки и мотопехота противника видны как на ладони. А вот своих войск, танков в засаде, артиллеристов, уже изготовившихся к стрельбе, не разглядишь. Гул приближавшегося боя между тем нарастал с каждой минутой. Экипажи наших танков заняли свои места. Они уже отчетливо слышали работу двигателей вражеских танков и скрежет их гусениц.

– Усилить наблюдение. Приготовиться к бою. Огонь открывать по моей команде! – дал команду всем трем экипажам капитан Старков.

Из-за рощи, где дорога делала крутой поворот, показались семь немецких автомашин. С НП мы отлично видели их. Очевидно, то был небольшой десант, предназначенный для блокировки и захвата переправы. Танк капитана Старкова молчал. Мы затаили дыхание. Автомобили, казалось, вот-вот проскочат то место, где стоит наш КВ...

Сначала я заметил только яркую вспышку разорвавшегося снаряда на головной машине. В стороны полетели щепки от кузова, каски, тела гитлеровцев. И лишь после этого донесся приглушенный удар. За первой вспыхнула последняя, потом средняя автомашины. Из остальных посыпались солдаты. Два автомобиля на полном ходу пошли на разворот. Длинная пулеметная очередь по моторной части – и вспыхнули сначала передний, за ним задний. Уцелевшие солдаты разбегались по полю, бросая оружие. Их настигали пулеметные очереди. Мы знали – это работа младшего политрука Петренко. Он – мастер стрельбы из танкового пулемета.

Прошло несколько минут, и все затихло. Майор Алабушев сказал, обращаясь ко мне и Погосову:

– Сейчас танк Старкова должен переместиться на основную позицию рядом с двумя Т-26.

Но танка не было видно. И тут мы поняли, в чем дело. По той же дороге из-за пригорка появились три фашистские боевые машины. Не отрываясь от окуляров биноклей, [118] мы напряженно ждали, что будет дальше. Ведь одни против трех!

И Старков схитрил. Он приказал одному из экипажей Т-26 открыть огонь по головной машине. Тотчас ударила пушка. Снаряд, чиркнув по броне, высек яркую искру и ушел в рикошет. Гитлеровцы сразу рассредоточились, непроизвольно подставив борта своих машин под удар КВ. Но комбату не изменила выдержка: ничем не обнаруживая себя, он приказал открыть огонь второму Т-26. Немецкие танкисты сосредоточили все внимание на этих двух машинах. Рванувшись вперед, они на полной скорости открыли стрельбу. В этот момент мы в увидели на броне головного немецкого танка всплеск огненных молний. Он словно споткнулся о преграду, дернулся и замер.

Но экипажи двух других гитлеровских машин, видимо, так ничего и не поняли. Набирая скорость и продолжая стрелять, они мчались вперед. Опомнились лишь тогда, когда первый танк вспыхнул свечою. Круто развернув машину, один из немецких танкистов, описывая на поле дугу, начал нащупывать того, кто стрелял по ним из засады. Но только тогда, когда и из второго танка от удара мощного снаряда КВ повалил черный дым, немцы по вспышке обнаружили место, где находился КВ Старкова.

Что было дальше, рассказал позднее сам комбат.

Он дал команду:

– Вперед, на вражеский танк!

Однако младший сержант Вистунов доложил:

– Разбит триплекс, ничего не вижу.

– Сменить прибор! – приказал Старков.

На устранение повреждения потребовалось две-три минуты. Лейтенант Мельник и сержант Латушкин зорко следили за танком врага, вели по нему огонь с места, не позволяя приблизиться к КВ.

Наконец ровно заработав, набрал обороты двигатель, и Старков повторил приказ:

– Вперед!

Тяжелая машина легко сорвалась с места, проскочила открытый участок местности и через поле подсолнухов подобралась к врагу. Лейтенант Мельник и на этот раз не промахнулся: вражеский танк загорелся невдалеке от своих собратьев.

– Теперь назад – к переправе! – передал по радио комбат. [119]

А у переправы бушевал огонь. Вражеская артиллерия густо накрыла разрывами своих снарядов ее защитников. Все три наших танка заняли позицию невдалеке от моста и стали выжидать: здесь их надежно прикрывали пушки артиллерийского противотанкового дивизиона.

Но вскоре майор Алабушев вынужден был поставить отважным танкистам другую задачу. Вверх по течению Горыни, в полукилометре от моста, выходил с боем мотострелковый батальон из полка майора Н. Иванченко – арьергардное подразделение, не успевшее вовремя пробиться к переправе. Гитлеровская мотопехота отсекла батальон от реки. По сути, бойцы батальона вели уже бой в окружении. Алабушев приказал Старкову идти на выручку. Танки оставили свои укрытия и устремились вперед. Ведя огонь на ходу, танкисты подожгли один за другим несколько бронетранспортеров. Направив свои машины вдоль цепи гитлеровских солдат, давили их гусеницами, расстреливали из пулеметов. Батальон из полка майора Иванченко поднялся в атаку и с помощью танкистов вырвался из кольца, достиг моста, благополучно перешел на восточный берег. А на поле боя пылали еще два фашистских танка...

В этот момент меня срочно вызвали на КП корпуса.

Командиры держат совет

В палатке начальника штаба кроме генерала. Н. В. Фекленко и полковника К. Д. Девятова собрались командиры дивизий, начальники родов войск и служб, командиры штаба, политработники, Кузьма Демьянович подошел к висевшей на подставке карте, на которую была нанесена обстановка, и кратко проанализировал ее.

Положение сторон в полосе корпуса сложилось к тому моменту следующим образом. 3-й моторизованный корпус 1-й танковой группы немцев, наступая вдоль шоссе на Новоград-Волынский, стремился с ходу форсировать Горынь по переправам и бродам в районе Гощи и Бугров. Ожесточенным атакам вражеских танков и мотопехоты подвергались обе танковые дивизии корпуса, которые вместе с частями 228-й стрелковой дивизии прочно удерживали рубеж обороны. Противник, глубоко вклинившийся на стыке 5-й и 6-й армий, явно намеревался охватить их фланги и силами 13-й и 14-й танковых дивизий прорваться на Корец, Новоград-Волынский. По данным разведки, гитлеровцы непрерывно вводили на этом участке новые силы и бросали [120] в бой десятки танков, поддерживаемых многочисленными подразделениями мотопехоты, на узких участках фронта.