Текст книги "За каждую пядь земли... "

Автор книги: Иван Калядин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

Секретарь партбюро полка старший политрук М. А. Галкин с разрешения командира и комиссара ушел в танковый батальон и принял командование танком КВ, командир которого был ранен накануне вечером, Во главе своего экипажа политрук и участвовал в бою.

В 86-м танковом полку оставалось к тому времени одиннадцать боевых машин КВ и Т-34, пять Т-26 и несколько БТ. Секретарь комсомольского бюро полка Иван Мошейкин уже побывал в артиллерийской противотанковой батарее, поговорил с комсомольцами, поставил перед ними задачу и сейчас находился в стрелковом батальоне, чтобы вместе с воинами этого подразделения принять участие в отражении вражеского наступления.

Я остался доволен расстановкой сил партполитаппарата [235] полка, его дружной работой с людьми накануне трудного испытания. Хорошая, спокойная атмосфера царила в подразделениях, они находились в полной боевой готовности. Сил и средств в части оставалось маловато. Именно поэтому и слово политработников, их личный пример в бою должны были помочь командирам с честью выполнить поставленные перед подразделениями задачи.

Отдавая должное работникам политотдела дивизии, хочется подчеркнуть, что в соединении большое внимание уделялось правильной расстановке сил с учетом деловых и политических качеств каждого политработника. Принимался во внимание и боевой опыт. Более сильные шли в бой рядом с командирами подразделений, недавно выдвинутыми на должность, чтобы вовремя помочь им в управлении боем. Старший политрук Галкин, к примеру, действовал вместе с лейтенантом А. Н. Невзоровым, недавно принявшим роту, младший политрук Б. Прокофьев сам возглавил танковую группу.

Доволен был и Артем Карпович Погосов. Так же как комдив Цибин, да и все мы, в ту суматошную ночь он выглядел усталым, не исключено, что и волновался, ознакомившись с данными разведки о численном составе противостоящего противника. Его четырехкратное превосходство в танках, трехкратное – в живой силе, а также внезапность атаки в столь ранний час не предвещали нам ничего хорошего. Тем с большей энергией комиссар дивизии и политотдел развернули политико-воспитательную работу, приняли активное участие в проверке боевой готовности подразделений и служб тыла. А когда кто-то заметил, что уже-де становится «жарко», комиссар дивизии ответил:

– Жарко не жарко, а паром обдает, ребята. Идите скорее на свои места, там вас ждут горячие дела...

Мне он сказал, когда все разошлись:

– Я просто не нарадуюсь на наших людей. Замечательный народ. И имею в виду не только политработников. Всех. Диву порой даешься, откуда только силы берутся у них стоять против такого врага! А пополнения нет и нет...

– Хотя и небольшое, а все-таки будет. Целый батальон, и почти весь на КВ и тридцатьчетверках. Видимо, скоро получите.

– Половину?

– Вероятно. Так что можно будет еще держаться... [236]

От продолжения разговора нас отвлек доклад командира полка: мотопехота и танки противника (более 50 машин!) развернулись в боевой порядок и начинают атаку.

Мы и сами видели все это. В густой сетке разрывов снарядов нашей артиллерии более полка мотопехоты с танками при поддержке большого числа «юнкерсов» и «мессершмиттов», бомбивших передний край и районы огневых наших артиллеристов, приближались к позициям 43-й танковой дивизии.

О том, какие силы готовит враг против дивизии, мы узнали еще в полночь. Разведчики 86-го полка сержант Михаил Дроздов и красноармеец Василий Ивченко притащили к нам разговорчивого, хорошо знающего обстановку писаря штаба мотопехотного полка. Он показал, что на их участке готовится наутро большое наступление с участием не менее сорока танков. Времени начала действий пленный, к сожалению, не знал. Комдив Цибин, располагавший этими сведениями, и готовил полки к утру. Но сделать все, что было задумано, не успели. Поэтому даже сейчас, после перегруппировки подразделений, люди окапывались, зарывались поглубже в землю-матушку, а артиллеристы и минометчики уже вели бой с полным напряжением сил.

Почти половина вражеских танков двигалась вдоль шоссе, которое вместе с прилегающим ржаным полем было заминировано саперной ротой старшего лейтенанта И. Старикова. Да и на переднем крае обоих танковых и мотострелкового полков все было готово, чтобы достойно встретить врага.

Подпустив танки ближе рубежа, соответствовавшего дальности прямого выстрела, противотанкисты ударили по ним дружно и точно. Метко стреляли расчеты противотанкового дивизиона, которым командовал майор Д. Солдатенко. Их пушки, а также орудия двух полковых батарей 86-го полка были поставлены с таким расчетом, чтобы в любом положении враг попадал под перекрестный огонь с флангов. А то, что прорвется между их позициями, неизбежно попадет на минное поле.

Успеха добились наводчики орудий красноармейцы П. Нестерчук, Н. Громов и А. Сидоров. Их меткие выстрелы сразу достигли цели: два танка сначала клюнули пушками землю, а потом загорелись. Другие продолжали двигаться и вести огонь по нашим орудиям. Но преодолеть [237] противотанковый заслон и минное поле, на котором уже горела не одна вражеская машина, гитлеровским танкистам не удалось. Их атака захлебнулась довольно быстро. Мотопехота, оставив перед нашей траншеей десятки трупов солдат и офицеров, тоже отхлынула назад.

Однако через час после авиационной обработки наших боевых порядков гитлеровцы снова повторили атаку переднего края дивизии. И опять, получив ошеломляющий отпор, вынуждены были откатиться на исходные позиции, не достигнув первой траншеи.

Даже тогда, когда противник поставил дымовую завесу, чтобы под ее прикрытием в третий раз попытаться преодолеть противотанковый огонь нашей артиллерии и ворваться на позиции 85-го и 86-го танковых и 43-го мотострелкового полков, ему не удалось это.

Командир противотанкового орудия воентехник 2 ранга Л. С. Медведев (в бою за Федоровку он лишился своего танка и перешел в противотанковую батарею) вместе со своим расчетом уничтожил несколько немецких боевых машин. Непреодолимую завесу огня поставили перед вражескими автоматчиками полковые артиллерийские и минометные батареи. Вновь отлично действовали расчеты противотанкового дивизиона. Артиллеристы хорошо изучили лежащую впереди местность, пристрелялись и даже в условиях задымления вели эффективный огонь прямой наводкой, ориентируясь по шуму танковых двигателей.

Противотанкистам помогали батареи 86-го танкового полка. Орудия, которыми командовали сержанты Н. Приходько, М. Вахтин и А. Прокопенко, тоже подбили несколько машин. Били прямой наводкой с места и наши танкисты, машины которых стояли в окопах.

Бой затянулся и достиг кульминации во второй половине дня. Предпринимая одну попытку за другой, гитлеровцы вклинились в оборону дивизии на стыке 86-го и 85-го танковых полков. И тогда полки были подняты в решительную контратаку. В ней отличилась уже знакомая читателю рота, которой командовал старший лейтенант Федор Корнеев. Отважный командир подкрался к вражескому танку и связкой гранат подорвал его. Второго остановил боец Николай Мещеряков. Еще несколько машин подбили и подожгли истребители. Боец Андрей Терновский смело вступил в единоборство с Т-III, который утюжил стрелковый окоп, поджег танк, а затем уничтожил весь экипаж. [238]

С гранатами и бутылками КС в руках ползли навстречу вражеским машинам другие истребители, карауля удачный момент для броска. Это были настоящие поединки человека с танком: либо он уничтожит, раздавит тебя, как муху, либо ты его. И истребители шли на подвиг, думая только о победе. Николай Шустров, Василий Пирсов, Иван Костюков и многие другие, как и их товарищ Андрей Терновский, вышли из схватки со стальными чудовищами победителями. Каждый из них уничтожил по одному танку и, как говорили потом между собою бойцы, навечно прописал фашистских танкистов с их техникой на ржаном поле родной Волыни...

Затем рота лейтенанта Ф. Корнеева в рукопашной схватке отбросила вражеских автоматчиков за свою траншею. Стрелковое отделение, которым командовал коммунист младший сержант П. А. Лобазный, отражая атаку автоматчиков, уничтожило около двадцати фашистов. В рукопашном бою бойцы отделения подняли на штыки еще нескольких гитлеровцев, и в их числе командира пехотной роты. Его настиг и добил Павел Лобазный, но вражеский офицер успел смертельно ранить героя. Отделение возглавил комсомолец Парфен Иванович Мищенко. Вместе с присоединившимися истребителями воины под его командованием навечно уложили на землю еще около взвода вражеской пехоты.

С фланга в контратаку перешли танкисты полка. Удивительную смелость, дерзость и смекалку проявил экипаж под командованием секретаря партийного бюро 86-го полка старшего политрука Галкина в составе механика-водителя А. В. Клепикова, башенного стрелка П. И. Плотникова и стрелка-радиста В. Ф. Белецкого. Ворвавшись первыми в боевые порядки вражеских подразделений, отважные танкисты уничтожили несколько мотоциклов, один средний танк. За ними устремились другие экипажи. Действуя вместе, они смяли передовую группу вражеских машин, начали их преследовать.

Примеры мастерского вождения танков по сложной, сильно пересеченной местности, обеспечившего экипажам успех в бою, показывали наши механики-водители. Командиры, обучавшие их искусству вождения в мирное время, могли гордиться своими питомцами. Многое зависело в бою от сообразительности и мастерства механиков-водителей, от их умения правильно ориентироваться [239] на местности, мгновенно оценивать обстановку и принимать решения, не дожидаясь команды.

Механик-водитель младший сержант Михаил Павлович Криворотов, используя складки местности, внезапно вывел свою машину на позицию немецкой противотанковой батареи. Фашисты оказались беспомощными против неожиданно возникшего с тыла советского танка. Они начали было разворачивать пушки, но танк Криворотова был уже рядом. Даже убежать удалось не всем. Тридцатьчетверка огнем и гусеницами уничтожила многих артиллеристов, раздавила одно орудие.

Затем танк также внезапно вышел на минометную батарею врага. Тут уж гитлеровским минометчикам ничего другого не оставалось, как спасаться бегством. Батарея прекратила существование. Расчеты другой минометной батареи, позиции которой были в двухстах метрах от первой, экипаж расстрелял из пулеметов и пушки. Ее постигла та же участь, что и две первые батареи.

И все это – в одном бою!

Рядом вел свой танк друг Криворотова младший сержант Иван Первеев. Его экипаж тоже уничтожил одно орудие ПТО и более десяти гитлеровцев, несколько пулеметных точек с прислугой.

Советские танки преследовали врага, не давая ему опомниться. От нашей тридцатьчетверки, где механиком-водителем был красноармеец Ефим Фроленко, удирали два Т-IV. Одного башенный стрелок успел подбить. Потом Фроленко услышал в наушниках своего шлемофона его доклад командиру: «Кончились боеприпасы!»

– Разрешите таранить, товарищ командир! – попросил Фроленко и, получив добро, настиг вражескую машину и умелым ударом в борт разбил ее. Советский танк тоже получил повреждение, но остался в строю, продолжал двигаться и вести огонь.

Я хорошо знал Ефима Фроленко, служившего ранее механиком-водителем на Т-26. Это был отличник боевой и политической подготовки, комсомолец-активист, редактор ротного боевого листка. За несколько дней до описываемых событий нам с комиссаром Погосовым пришлось уговаривать майора Алабушева, чтобы тот пересадил Фроленко на Т-34. Дело в том, что внешне боец выглядел очень неказисто – маленький, щупленький, – и никто из командиров не решался посадить его за рычаги управления тяжелой машиной, где требовалась немалая мужская [240] сила. Тогда солдат, воспользовавшись моим приездом в подразделение, обратился с просьбой помочь решить этот вопрос положительно.

– Не дают мне, товарищ комиссар, тридцатьчетверку, говорят, не справлюсь. А я сильный, честное слово, хорошо буду водить. Я же комсомолец и хочу мстить проклятым фашистам.

На глазах у паренька показались слезы. И я знал их причину. Счет к немецко-фашистским захватчикам был у него велик: эти изверги по доносу предателя сожгли во Владимир-Волынском родной дом Ефима Фроленко, расстреляли его мать, отца, братьев, сестер.

И вот на новой машине комсомолец Фроленко показал себя отличным механиком-водителем, проявив при этом бесстрашие и героизм. Командование полка представило Фроленко за этот бой к правительственной награде.

* * *

Обстановка между тем угрожающе усложнялась. Гитлеровское командование, предчувствуя опасность полного разгрома пехотного полка я группы поддерживавших его танков, ввело в дело новые силы. Продвижение частей 43-й танковой дивизии было приостановлено. Вражеские танки вновь перешли в атаку. Главные усилия они сосредоточили на нашей противотанковой артиллерии. Здесь-то и разыгрались события, полные драматизма и смертельной опасности для наших соединений.

В непосредственной близости от наблюдательного пункта командира дивизии стояла на открытой позиции артиллерийская батарея старшего лейтенанта Николая Болдырева. Ее 122-миллиметровые гаубицы проделали солидную брешь в боевых порядках врага: перед позициями орудий догорали несколько танков, в вытоптанной ржи виднелись десятки вражеских трупов. Поредела и семья батарейцев. Почти в каждом расчете были убитые и раненые. Пока танкисты и мотострелки преследовали врага, в батарею подвезли боеприпасы, с позиций эвакуировали пострадавших.

Но вот гитлеровцы, собравшись с силами, снова пошли на батарею. Около девяти легких и средних танков завязали огневой поединок с отважными артиллеристами, а затем рванулись к их окопам. С тыла батарею прикрывал лес. Это давало определенные преимущества противотанкистам перед вражескими танками. Лес был сосновый, [241] могучие стволы деревьев исключали возможность обхода батареи с тыла.

Но донимали фашистские стервятники. Они все время появлялись над полем боя, бомбили позиции артиллеристов и минометчиков. Слабый же огонь наших зенитчиков не причинял им вреда. Однако артиллеристы выстояли и не снизили темпа стрельбы прямой наводкой. Не дрогнули и минометчики, хорошо укрывшиеся за обратными скатами высоток.

И все же, несмотря на большие потери, фашистские полки продолжали остервенело атаковать, лезли буквально напролом. Обстановка накалилась до предела. Старший лейтенант Болдырев видел, как орудийные расчеты, выполняя его команды, метко поразили еще два танка, заставили остальные вражеские экипажи маневрировать, искать выгодные подходы к орудийным окопам.

Однако гаубицы батареи были расставлены так, что все подступы к одной из них простреливались с позиций других. Гитлеровским танкистам трудно было найти лазейку и проникнуть на высотки. К тому же наиболее доступные места перед батареей были заминированы.

У орудия, где заряжающим был красноармеец П. Федоренко, разорвался снаряд. Когда рассеялся дым, Федоренко увидел, что из всего расчета в живых остались только он и наводчик С. Степанов.

– Крепись, Сережа! – крикнул товарищу заряжающий. – Видишь, справа прет на нас нечистая сила!

– Вижу, Петя, давай снаряд, заряжай!

Подведя перекрестие панорамы под нижний срез лобовой брони, наводчик дернул за ручку спускового механизма. Танк дернулся и остановился, но успел выстрелить. Снаряд, выпущенный его пушкой, пролетел мимо и разорвался где-то в лесу. Степанов увидел, как танк развернуло вправо. И тут же послал в его борт еще один бронебойный. Машина задымила и умолкла.

Но оба артиллериста тут же увидели еще один вражеский танк. Он подбирался к ним с другой стороны. Раздался оглушительный взрыв. Федоренко упал в ровик. Его завалило землей, а когда поднялся – не узнал своей позиции. Все вокруг дымилось, Степанов лежал весь в крови. Помощь ему уже не требовалась. Лишь орудие стояло целехоньким. Боец повернулся к танку, до которого было не более пятидесяти метров. Изо всех его щелей [242] валил дым, вражескую машину подожгли артиллеристы с соседней позиции.

Собравшись с силами, комсомолец пополз к орудию, открыл замок и вогнал в казенник очередной снаряд. Затем присел у панорамы, взялся за маховики вертикальной и горизонтальной наводки. К его позиции приближалась еще одна бронированная махина. Тщательно прицелившись, Федоренко произвел выстрел. Танк загорелся, но за ним ползли все новые.

Герой-артиллерист понял: зарядить гаубицу и произвести выстрел уже не успеть. Он прыгнул в укрытие. Мощным ударом корпуса танк разбил орудие, перевалил через бруствер окопа и стал удаляться. Сообразив, что теперь эта боевая машина ему не страшна, Федоренко схватил бутылку с горючей смесью, размахнулся и что есть силы метнул ее в кормовую часть. Тотчас полыхнуло пламя. Боец поднял над головой винтовку и яростно потряс ею в воздухе. Но тут же рухнул на землю...

Позиция орудия была так близка к нашему НП, что мы с комдивом Цибиным и комиссаром Погосовым видели все это сами. А о том, что происходило на позиции, о своих мыслях и переживаниях во время неравного поединка с фашистскими танками рассказал комиссару полка заряжающий Петр Федоренко, когда пришел в сознание в медсанбате дивизии. Раны его, к сожалению, оказались очень тяжелыми, и через несколько дней Федоренко скончался.

Батарея Николая Болдырева выстояла, хотя в ней и осталось только два орудия с неполными расчетами. Когда она вела бой, немецкие танки так близко подошли к нашему НП, что все мы тоже приготовились к бою. Нам с Цибиным и Погосовым, как и остальным, принесли гранаты и бутылки с горючей смесью.

Меня позвали к телефону. На проводе был генерал Фекленко. Выслушав его, я тут же передал трубку Цибину.

– Вас понял, спасибо! Мы готовы!.. – закричал комдив и приказал всем смотреть на дорогу, выбегавшую из леса. Там с минуты на минуту должны были появиться наши танки. Целый батальон!

Командир корпуса учел критическое положение, сложившееся на участке 43-й танковой дивизии, и решил с ходу ввести в бой подошедшее подкрепление – свой последний резерв. Командир батальона майор Быстров, встреченный еще в лесу заместителем командира дивизии [243] по строевой части полковником Кириченко, выехал вперед и с его помощью оценил обстановку, принял решение. Когда батальон подошел, он вызвал командиров рот, поставил задачу, развернул подразделения на опушке в боевой порядок, и танки ринулись в контратаку, нанося врагу удар во фланг.

Советские танки смяли вражеские подразделения и начали громить их. Танкистов поддержали артиллерия и оставшиеся в дивизии танковые подразделения. Положение было восстановлено. Соединения корпуса закреплялись на достигнутых рубежах. В стане врага поднялся серьезный переполох. Массовое применение советских танков на небольшом участке фронта корпуса оказалось для фашистского командования неприятной неожиданностью. Гитлеровцы срочно перешли к обороне.

Тем и закончилась попытка генерала фон Клейста расправиться с 19-м механизированным корпусом, используя внезапность. Сюрприза, который готовил нам старый фашистский волк, не получилось...

* * *

Защитить Киев! Такая задача была поставлена не только перед войсками Юго-Западного фронта, которые стойко вели кровопролитные бои на подступах к столице Советской Украины. На защиту города поднялись рабочие, служащие, студенческая молодежь, колхозники окрестных поселков и деревень. Десятки тысяч добровольцев осаждали военкоматы с просьбой зачислить их в истребительные батальоны, призвать в ряды Красной Армии. Из их числа формировались маршевые роты, уходившие на фронт на пополнение соединений и частей действующей армии, а также отряды истребителей танков, проходивших подготовку в специальных лагерях. Многие рабочие, служащие учреждений, преподаватели вузов влились в отряды гражданской обороны, которые несли охрану учреждений и предприятий в городе, вылавливали диверсантов и шпионов в близлежащих лесах, помогали тушить пожары, уничтожали сбрасываемые с воздуха зажигательные бомбы. Еще большее количество киевлян, в основном женщины, возводили укрепления в самом городе и на ближних подступах к нему.

Все эти люди тоже являлись участниками битвы с немецко-фашистскими захватчиками, искренне верили в то, что врагу не удастся захватить их любимый город, и делали все, чтобы этого не случилось. [244]

В оккупированных районах Ровенщины и Волыни уже начали действовать отряды народных мстителей, которые уничтожали мелкие фашистские гарнизоны, подрывали железнодорожные и шоссейные мосты, разрушали линии связи в тылу врага.

Народ поднялся на священную войну против немецко-фашистских оккупантов, вторгшихся на нашу родную землю. Единство народа и армии повышало стойкость и упорство войск, ломало планы фашистского командования...

Начиная с 24 июля в течение почти двух недель в полосе 5-й армии отмечалось заметное ослабление активности немецко-фашистских войск: противник закреплялся на достигнутых рубежах. Эта относительная передышка дала нам возможность осуществить немало мероприятий по усилению боеспособности соединений и частей, позволила провести продуманную перестановку кадров командиров и политработников.

Напряженно трудились в те дни дивизионные партийные комиссии. Были рассмотрены сотни заявлений бойцов и командиров о приеме в партию, выданы партийные и комсомольские документы. Партийные организации рот, батальонов и полков пополнились большим отрядом молодых коммунистов, проявивших в боях беззаветную преданность партии, народу.

Как только представилась возможность, я поехал в танковый батальон майора Быстрова, чтобы провести митинг, побеседовать с танкистами, разъяснить командирам и политработникам вызванную обстановкой необходимость временно поротно передать батальон на усиление танковых полков. Танкисты с пониманием восприняли это решение. Теперь в наших танковых полках насчитывалось по 20–25 боевых машин, в основном КВ и Т-34. Это уже была сила. Кроме того, мы несколько изменили составы экипажей. В них влились многие обстрелянные, получившие боевой опыт механики-водители, башенные стрелки, стрелки-радисты. Большей частью это были коммунисты и комсомольские активисты, благодаря которым заметно усилилась боеспособность танковых взводов и рот.

Произошла значительная перегруппировка войск и в масштабе всей 5-й армии. Остаткам частей некоторых стрелковых соединений и нашему корпусу во взаимодействии с соединениями 31-го стрелкового корпуса пришлось [245] переместиться дальше на восток и вести бои уже под Чигирями, Писками и Бондаревкой, которые находились на юго-восточном участке армейской полосы, где фашистское командование продолжало попытки окружить обескровленные соединения армии.

Здесь противник действовал мелкими группами танков (10–15 единиц) и пехоты. А чтобы держать нас в постоянном напряжении, он часто засылал в наши тылы небольшие отряды автоматчиков.

Одной из главных задач по-прежнему являлась разведка. Командирам и штабам соединений и частей нужны были точные сведения о силах и намерениях неприятеля. Поэтому полковые, дивизионные и корпусные разведывательные подразделения занимались разведкой непрерывно и порой добивались очень значительных результатов.

Немалый эффект приносили действия поисковых групп и отрядов, которые вскрывали группировку сил и средств врага на всю тактическую глубину его боевых порядков. Одна из таких операций, проведенная разведчиками 43-й танковой дивизии, имела особенно большой успех и важные последствия.

Разведгруппы в этом поиске действовали в течение двух суток. Они прошли незамеченными через все тылы 13-й и 14-й танковых дивизий 3-го моторизованного корпуса немцев, установили точное расположение пехотных, моторизованных и танковых частей, их штабов, позиции артиллерийских и минометных батарей, места складов с горючим и боеприпасами. Вернулись разведчики с «языком», который оказался командиром немецкой пехотной дивизии вновь испеченным генерал-майором. К нам он попал в форме полковника (новый мундир, как выяснилось, еще не был готов). Не знаю, волновала ли эта деталь пленного. А вот командир разведотряда лейтенант А. А. Захаров был явно раздосадован, ведь он не знал, что удалось добыть в качестве «языка» фашистского генерала.

Разведгруппы были назначены от разведывательного танкового батальона дивизии. Их организацией и подготовкой занимался лично командир батальона Герой Советского Союза капитан В. С. Архипов. Он же и руководил действиями разведчиков. Задачу от командира дивизии полковника И. Г. Цибина Архипов получил утром 4 августа. [246] Во главе разведотряда он поставил лейтенанта А. А. Захарова.

Маршрут разведотряда, состоявшего из двух групп – лейтенанта А. А. Захарова и младшего лейтенанта Г. П. Губы, – проложенный на карте комбатом, был трудным и опасным. Он проходил там, где следовало ожидать большого скопления вражеских войск.

Так оно и оказалось на самом деле. Леса и рощи, села и небольшие хутора перед фронтом корпуса были забиты немецкими танками, артиллерией и мотопехотой. Противник стянул сюда и продолжал стягивать крупные силы. Все это тщательно фиксировали разведчики в течение 5 августа. В ночь на 6-е лейтенант Захаров отправил трех бойцов в батальон с подробным донесением.

Чтобы обеспечить безопасный выход разведотряда после выполнения задания, Захаров оставил группу младшего лейтенанта Губы на краю заболоченного кустарника, узкой полоской уходившего в расположение противника – по этому кустарнику они и пробрались накануне, словно по коридору, во вражеский тыл. А сам с пятью разведчиками решил задержаться, чтобы повнимательнее изучить обстановку вокруг двухэтажного дома в сосновом лесу, что находился в двух километрах от «коридора». Дом тщательно охранялся, что и привлекло к нему внимание группы. Он стоял в трехстах метрах от широкого шоссе, надежно скрытый от людских глаз густой кроной елей и сосен да густыми зарослями декоративного кустарника. К дому изредка подъезжали легковые машины и мотоциклы. Разведчики еще затемно выбрали удобное для наблюдения место в кустарнике, хорошо окопались и замаскировались. Стали наблюдать.

Первые же минуты наблюдения показали: перед ними резиденция крупного фашистского начальника. У дверей, по углам дома, у шлагбаума, который уже успели установить у въездных ворот, с автоматами в руках дежурили... офицеры!

Около полудня из дома вышел офицер. Лейтенант Захаров хорошо разглядел в бинокль полковничьи погоны. В сопровождении майора и двух автоматчиков он подошел к машине. Все трое заняли места, и машина покатила по шоссе.

– Это, пожалуй, если и не самый главный гусь, то что-то вроде того, – заметил кто-то из разведчиков. [247]

– Верно, – согласился Захаров. – На обратном пути будем брать. Лучшего «язычка» и не придумаешь.

Сообщив разведчикам свой план захвата «языка» и указав каждому порядок действий, лейтенант приказал нескольким бойцам переползти в более удобное место, имевшее хорошо скрытые пути отхода, и там притаиться.

Ждать пришлось почти шесть часов.

Место засады находилось у крутого поворота шоссе, скрытого кустарником, где любая машина должна была непременно замедлить ход. А это как раз и требовалось разведчикам.

Немцы, скажем прямо, допустили непростительную оплошность. Открытый «мерседес» с теми же пассажирами возвращался без дополнительной охраны.

Первым выскочил на дорогу из гущи кустарника разведчик Николай Петровичев и одним выстрелом убил шофера. «Мерседес» уткнулся в придорожную бровку и остановился. Петровичев бросился к дверце, рывком открыл ее. Тело шофера вывалилось ему под ноги. Сидевший рядом адъютант выхватил из кобуры пистолет, но справа у машины уже находились Захаров с двумя бойцами. Майора пришлось прикончить кинжалом.

Самый сильный красноармеец Василий Маркин бросился к задней дверце слева – там сидел полковник. Пока Захаров с товарищами обезвреживал автоматчиков, Маркин выволок полковника из машины, сгреб в охапку и уволок в лес. Один из разведчиков наблюдал за обстановкой на дороге в готовности открыть огонь.

В салоне оказался еще один очень тучный офицер. Он покорно вышел сам. При осмотре машины в ней обнаружили небольшой ящик с документами и Железными крестами. Его тоже разведчики прихватили с собой.

Красноармеец В. Шматков, по специальности механик-водитель, помог Петровичеву оттащить в кусты тело шофера, затем сел за руль и отогнал «мерседес». Все члены группы собрались вместе и быстро отошли от места поиска в глубь леса.

Понимая опасность положения, Захаров, не теряя ни минуты, повел свою группу в обратный путь. Пленные вели себя смирно. Полковник шагал бодро. А вот второй офицер с перепугу еле передвигал ноги. Пришлось тащить его поочередно на себе. Без передышки пересекли болото, потом вброд перешли речку и наконец приблизились к «коридору», где их ждала вторая группа – двадцать [248] семь человек во главе с младшим лейтенантом Губой.

Позади все было тихо. Видимо, немцы не обнаружили исчезновения полковника. И лишь когда весь разведотряд со своей добычей подошел к передовым постам родного разведбатальона, у противника начался переполох. Залаяли овчарки, застрочили автоматы, взвились осветительные ракеты, хотя было еще относительно светло.

Разведчиков с нетерпением поджидали начальник разведки дивизии капитан Архипов, врач, санитары с носилками.

Всю ночь в расположении гитлеровцев шла стрельба и бушевали фейерверки, но их поиски оказались тщетными. Командир пехотной дивизии и его личный фельдшер уже давно сидели в блиндаже комдива И. Г. Цибина и, покуривая сигареты, давали показания. А вот Захаров и его товарищи сами себе не верили: подумать только, притащили генерала!..

В пять утра на КП комдива Цибина приехали мы с генералом Фекленко: командарм Потапов, предосторожности ради, приказал ни в коем случае не перевозить пленного ночью с места на место и ждать самолета. Навстречу нам поднялся высокий и стройный немецкий полковник. Увидев генерала Фекленко, он первым делом попросил назвать фамилию и звание командира разведчиков, которые взяли его в плен. Услышав, что Захаров всего-навсего лейтенант, пленный с достоинством произнес: «Ну что ж, я солдат и люблю храбрых и сильных...»

В ходе возобновившегося допроса он многое рассказал о себе. Сообщил, в частности, что до мая сего года являлся комендантом одного из крупных французских городов. Сокрушенно качая головой, признался: никогда не предполагал, что попадет в плен, да еще в самом начале войны с Советским Союзом. Тем более, находясь в тылу своих боевых порядков... С досадой признался, что именно в тот день несколькими часами раньше он вручал на передовой награды отличившимся солдатам и офицерам. Не скрыл, что делал это для поднятия боевого духа войск перед готовящимся большим наступлением.