Текст книги "Варяг I (СИ)"
Автор книги: Иван Ладыгин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Он закончил и уставился на меня. В его глазах читалась усмешка и холодная констатация факта, мол: «Ты стал на порядок дороже, парень. Не подведи вложенных ожиданий».
Ко мне начали подходить другие воины. Кто-то – нехотя, с оглядкой на ярла, кто-то – с радостью. Даже хмурый Гуннар, всегда смотревший на меня с откровенным подозрением, тяжело, по-медвежьи, хлопнул меня по здоровому плечу.
– Чисто ты его уложил, скальд, – проворчал он, не глядя мне в глаза. – Не каждый так сможет. Берсерка, да еще и заряженного зельем Ставра… это тебе не щенка придушить. Молодец. Больше мы тебя не потревожим.
В его сиплом голосе, в этой скупой фразе, было нечто вроде уважения. Сурового, выстраданного, неохотного, но уважения. Я лишь кивнул, не находя слов. Они просто застряли где-то в горле, перекрытые тугим комком пережитого.
Потом я поймал взгляд Астрид. Девушка не смела подойти ко мне через все это пространство, усеянное людьми, но ее лицо… Оно сияло. Сияло облегчением, гордостью, страхом и безумной радостью.
Я устало, но очень искренне улыбнулся ей. И эту мою улыбку заметил Бьёрн. В уголках его глаз, в легчайшем движении скул, собрались грозные тени.
Спустя полчаса Эйвинд помог мне собрать мои новые, внезапно свалившиеся на меня богатства. Мы перенесли дубовый сундук, тяжелое оружие и сверток с драгоценными мехами в мою обитель.
Мне уже давно выделили настоящий угол под самой крышей, отгороженный от основного зала грубым, но плотным холщовым пологом. Не роскошь, не богатство – но личное пространство. Твердая земля под ногами. Знак возросшего статуса. Там же я спокойно осмотрел и обработал свою рану. Как оказалось, все было терпимо. Обошлось без проблем.
Вечером того же дня, когда первые звезды только начали проступать в прояснившемся небе, Бьёрн созвал совет. В его горнице, в свете смоляных факелов, собрались доверенные люди: старые, проверенные берсерки, бонды, Эйвинд и несколько других авторитетных бойцов. Понятное дело, они захватили с собой и меня.
На большом дубовом столе была расстелена грубая карта. Горы, фьорды, леса – все было изображено условно, но узнаваемо. Бьёрн ткнул в нее пальцем с обкусанным, грубым ногтем.
– Смотрите и вникайте. Это наша земля, наша кровь. – Он обвел пальцем большой, удлиненный участок суши, и у меня в голове наконец щелкнуло. Очертания… Да это же… Это прототип Готланда? Или Сааремаа? Но названия, которые он произносил – Хьорт, Ульвхейм, – ничего мне не говорили, они были чужими и гортанными.
– Вы знаете, что он уже давно разделен на три удела. Наша часть – здесь, на западе. – Он ткнул в участок у самого фьорда. – Здесь, на севере, за Сумрачным лесом, сидит Эйрик-Собака и предатель! Он переметнулся к Харальду и ждет своего часа. А здесь, на востоке, за горной грядой, – Ульрик Старый. Ему плевать на всех, сидит в своем хуторе, как сыч на сухом дереве, коптит рыбу и считает ворон.
Бьёрн обвел горящим взглядом каждого из нас. От него буквально смердело амбициями.
– Моя цель – объединить весь остров под своей рукой! Вернуть наследие предков, то, что когда-то было утрачено! Сделать так, чтобы наш стяг, стяг Буяна, реял над каждой бухтой, над каждым хутором!
Мужчины одобрительно загомонили, а ярл откинулся назад и обнародовал срок:
– Выступим через два дня. У нас примерно полторы сотни воинов. А у Эйрика – в два раза больше. Силы заведомо неравные.
Первыми, как и ожидалось, заговорили самые отчаянные викинги. Их мозги были настроены на одну волну.
– Можем вломиться напрямик! – рявкнул один, ударив здоровенным кулаком по столу. – Внезапная атака на их ворота, наша храбрость и благословение Тора сделают свое дело! Будем рубиться, пока руки держат топор! Пока глаза видят врага! В Вальхалле нас примут с радостью, и мы будем пировать вечно!
Другие зашумели, загалдели в поддержку. Бьёрн слушал молча, с каменным, непроницаемым лицом, лишь пальцы его слегка барабанили по рукояти ножа. Потом его взгляд, тяжелый и пронзительный, упал на меня.
– А ты, скальд? – спросил он, и в горнице наступила тишина. – Повтори-ка нам свою «рабскую» тактику. Ту, что на песке у причала рисовал. Послушаем мудрость иноземцев.
Все взгляды, от любопытных до враждебных, устремились на меня. Я сделал шаг вперед, к столу. В голове проносились схемы Сунь-Цзы, манипулы римских легионов, тактические ходы Александра. Но говорить нужно было их языком. Языком силы, хитрости и выгоды.
– Сила против силы – удел баранов, идущих на убой, – начал я, и в горнице повисла напряженная тишина. – Мы должны ударить не грудью, а военной хитростью. Как Локи.
Я ткнул пальцем в точку на карте, рядом с условным изображением борга Эйрика.
– Основные наши силы – три драккара – должны демонстративно высадиться здесь, на главном пляже. Они должны зажечь много огней и создать видимость подготовки к долгой и нудной осаде. Это прикует все внимание противника к главным воротам.
Второй отряд с нашими лучшими лучниками и метателями копий должен скрытно, малым ходом, подойти с фланга, вот здесь, где скалы. Эти смельчаки поднимутся на уступ и начнут обстреливать внутренний двор и тылы защитников. Главное – посеять панику, суету и смятение.
А еще… – я перевел палец на другой скалистый участок позади борга. – Часть наших бойцов может высадиться здесь. Мы можем поджечь с тыла всё его хозяйство. Склады продовольствия. Конюшни. Кузницу. В общем, всё, что горит.
Я посмотрел прямо на Бьёрна.
– Огонь и паника в собственном тылу деморализуют любого врага лучше десятка берсерков. Они дрогнут, запаникуют, отвлекутся. И в этот самый момент наши основные силы пойдут на решительный штурм главных ворот. Они будут ослаблены, защитники – растеряны. Удар будет сокрушительным. И не потребуются ложные маневры с отступлением. Но все это нужно будет провернуть ночью… Так я это вижу.
Эйвинд первым нарушил повисшее молчание. Его глаза загорелись азартом и пониманием.
– Хитро! – воскликнул он, хлопнув себя по колену. – Ох, как хитро! Ясно, как день! Я пойду с тобой!
Старая гвардия заворчала, зароптала, недовольная бесчестной, по их мнению, тактикой. Но Бьёрн резко поднял руку, и все сразу смолкли.
– Довольно! – его голос прозвучал, как удар бича. – План… хорош. – Он медленно обвел взглядом карту, будто прокручивая в голове каждую мелочь. – Но нужно обдумать детали высадки, сигналы. В общем, надо подготовиться. Через два дня отправимся в путь. Пока на этом всё.
Совет начал медленно расходиться, люди выходили, шепотом обсуждая услышанное. Бьёрн кивком и взглядом задержал меня.
– Останься. Поговорим.
Когда горница окончательно опустела, и в воздухе остался только запах дыма, кожи и меда, он подошел ко мне вплотную.
– Я видел, как ты смотришь на Астрид, – сказал он тихо. – И как она смотрит на тебя. Она мне не простая служанка, не рабыня с рынка. Она – дочь моей сестры. Плоть от плоти моего рода. Кровь моей крови.
Его взгляд стал тяжелым, давящим, как гробовая плита.
– Тронешь ее без моего слова – зарублю на месте, как скотину. Обманешь ее, обидишь – сожгу заживо на этом самом дворе. Ясно?
Я выдержал его взгляд, стараясь не моргать и не отводить глаз. Внутри все сжалось в один тугой, холодный комок.
– У меня и в мыслях не было бесчестить ее или причинять ей зло, ярл, – ответил я, и голос, к моему удивлению, не дрогнул, прозвучал твердо и ровно.
Бьёрн вдруг разразился своим громовым, раскатистым, немного пугающим смехом и тяжело треснул меня по плечу – так, что я едва устоял на ногах.
– Знаю! Вижу же, чем ты думаешь, парень! Но и глаза у тебя не врут! Мужик ты неплохой, хоть и с приветом!
Смех его так же внезапно стих, как и начался. Он снова стал серьезен и суров.
– Но чтобы свататься к девке моего рода, мало быть хорошим бойцом или хитрым скальдом. Нужен статус. Настоящий. Вес. Стань хотя бы настоящим карлом. Получи надел земли после этого похода. Настоящую землю, с лесом и водой. Заложи свой собственный хутор. Заработай настоящую, мужскую славу, а не репутацию выскочки-скальда или удачливого лекаря. Тогда… тогда поговорим. А иначе – нет.
Его слова были суровы, даже жестоки. Но по меркам их мира – более чем справедливы. Он давал мне шанс. Ставил передо мной цель. Строил лестницу, по которой я должен был подняться.
– Я понимаю, ярл, – кивнул я, глядя ему прямо в глаза. – Я непременно заработаю это право. Своими руками. Своей кровью, если потребуется.
Бьёрн довольно хмыкнул, и в его глазах мелькнуло нечто вроде одобрения.
Я ушел от него с тяжелой, но на удивление ясной головой. Ноги сами понесли меня прочь от домов, от людского шума, вверх, по тропинке, к скалам над фьордом. Я шел, не разбирая дороги, пока не оказался на самом краю обрыва. Под ногами стелилась темнеющая, бездонная пропасть, внизу гладко мерцала почти черная вода, которая принимала в свое лоно последние, багровые лучи уходящего солнца. Небо на западе полыхало огнем – багрянцем, золотом, алым. Воздух здесь звенел от чистоты.
Я стоял и смотрел. На этот дикий, жестокий, невероятно красивый мир. Буян. Мой дом. И чувствовал невероятный прилив… жизни. Принадлежности. Планы, идеи, проекты роились в голове сами собой, рождаясь из глубины памяти человека 21-ого века.
Как внедрить трехпольный севооборот на этих каменистых, скупых почвах? Как улучшить меха в кузнице Торгрима, чтобы поднять температуру и получать сталь лучшего качества? Как построить небольшую ветряную мельницу на этом холме, если удастся смастерить хоть какие-то подшипники из подручного железа и дерева?
Легкие, почти неслышные шаги позади заставили меня вздрогнуть. Нежные, чуть шершавые от постоянной работы ладони закрыли мне глаза.
– Угадай, кто? – прозвучал сзади игривый, дрожащий от волнения голосок.
Я улыбнулся и положил свою руку поверх ее маленькой ладони.
– Кто бы это мог быть? – сделал я задумчивое лицо, хотя сердце застучало чаще и громче. – Наверное, сама богиня Фрейя сошла с небес, чтобы посмотреть на мое жалкое существование и посмеяться над простым смертным!
Я медленно повернулся.
И, конечно же, передо мной стояла Астрид. Она заливалась румянцем и смущенно прятала свои волшебные глаза. Большие, синие, бездонные. Утонуть в которых – для многих мужчин стало бы последним сокровенным желанием.
– Что теперь будет, Рюрик? – прошептала она, явно намекая мне на предстоящий поход.
Я посмотрел на ее милое, веснушчатое личико, на упрямые рыжие пряди, выбивающиеся из-под платка, на тонкую шею. На закат за ее спиной, который делал ее силуэт нереальным, божественным. И вспомнил. Вспомнил свою прошлую жизнь. Пыльный кабинет. Стеллажи с книгами. Одинокую, стерильную квартирку с кондиционером. Пластиковый, безопасный, пустой мир без любви, без цели, без этого неба над головой, без этого запаха моря и дыма.
Решение пришло само собой. По велению сердца. По зову крови.
Я взял ее руки в свои, ощутив их хрупкость и силу.
– Я люблю тебя, Астрид, – сказал я тихо, но так четко, что слова прозвучали, как клятва. – И я люблю эту землю. Эту суровую, прекрасную землю. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
Девушка замерла, в ее глазах вспыхнул восторг, а следом – настоящий, животный страх.
– Но ярл… он никогда… он ведь не позволит… он…
– Он дал мне шанс, – перебил я ее мягко, но твердо. – Мне нужно победить в этом походе. Заработать себе настоящее имя. И землю. И я сделаю это. Ради тебя. Ради нашего будущего. Здесь, на этом острове.
Она взглянула на меня с бесконечной нежностью, доверием и той самой грустью, которая бывает только у женщин, провожающих своих мужей на войну.
– Тогда… спой мне, – попросила она, и ее голос дрогнул. – Спой мне о нас. О том, что будет. О будущем, которое ждет нас…
Я обнял ее, притянул к себе, ощутив ее тепло сквозь тонкую ткань платья. И тихий, медленный напев скальда о любви смешался с могучим вечным шумом прибоя и уходящим, багровым светом заката…
Глава 12
Утро на Буяне часто начиналось с тумана. Он стелился по двору ярла, закручиваясь в призрачные воронки у амбаров, смешиваясь с дымом из очагов и запахом влажного дерева, морской соли и навоза. Сегодня этот туман скрывал меня и мое новоприобретенное богатство.
Мой угол двора был оцеплен незримой стеной отчуждения. Одни с жадностью смотрели на груду вещей, накрытых дерюгой. Другие – с ненавистью. Это было наследство Храни. И теперь оно принадлежало мне, вольноотпущеннику, вчерашнему рабу.
Рядом со мной крутился тощий пацан. Он старательно делал важный вид и судорожно сжимал древко копья. Но в глазах нет-нет, а проскальзывало легкое волнение. Бьёрн прислал его не столько для защиты, сколько для напоминания: всё, что у меня есть, – пока лишь на временном хранении.
Я откинул мокрую от росы ткань, и передо мной раскинулась материализованная жизнь воина. Статус Храни, его гордость и его грехи. Теперь это был мой военный бюджет и фонд развития. В руках я сжимал восковую дощечку и стило – инструменты, столь же чуждые здесь, как и я сам. Но я начал записывать. Систематизировать. Это успокаивало, возвращало мне иллюзию контроля.
Затем я взял в руки топор. Этакий бородовидный крепыш. Рукоять была выполнена из ясеня, отполированного до гладкости. У обуха он был окован бронзовой лентой против перерубания. У самого обуха пестрело клеймо мастера: стилизованная птица, ворон или ястреб. Имя кузнеца всегда являлось гарантией качества. Я положил его рядом, ощутив приятную, зловещую тяжесть.
Далее я решил осмотреть копье. Древко было длинным и упругим, из выдержанной сосны. Наконечник оказался не листовидным, а «крылатым». Он был предназначен для таранного удара конного или пешего воина. И у него была одна миссия – пробить кольчугу, застрять в щите или кости, вывести противника из строя одним ударом. Оружие профессионала, знающего свое дело.
Потом я полез в сундук и, к своему восторгу, нашел там скрамасакс. Я вынул его из ножен. Длина клинка оказалась с мой локоть, около пятидесяти сантиметров. Не нож, но еще и не меч. Тяжелый, с одним лезвием и толстым обухом. Рукоять из мореного дуба, украшенная бронзовыми заклепками, образующими подобие волчьих зубов. Ножны – деревянные, обтянутые кожей, с изящной бронзовой оковкой устья и наконечника. Он лежал в руке как продолжение тела. Холодный, готовый к работе. Интересно, откуда такая красота оказалась у Храни?
Мой взгляд упал на шлем. Я поднял его. Он был скроен из нескольких толстых кожаных сегментов, скрепленных продольными полосами. Наносник и нащечники были усилены дополнительными накладками. Внутри покоился стеганый подшлемник из льна. Он был пропитан потом и отвагой предыдущего владельца.
Я поднял наручи. Кожаные, с нашитыми методом клепки продолговатыми железными пластинами. Добротная работа, но примитивная конструкция. Удар сверху мог смять их, покалечив руку.
Затем я поднял гривну. Это был небольшой серебряный прут, толщиной в палец и весом грамм в двести. На нем виднелись насечки, подтверждающие пробу. Банковский слиток темных веков. Не иначе…
Хмыкнув себе под нос, я высыпал горсть монет на ладонь. Восточные дирхемы. Вязь, похожая на арабскую. Они были почти не стерты. Свежие деньги. Храни либо недавно получил их в какой-то крупной сделке, либо просто не успел просадить.
Потом я развязал одну из тугих пачек и рассмотрел соболиные шкурки. Мех высшей ликвидности! Он ценился наравне с серебром на рынках от Бирки до Багдада. В моем мире… Каждая шкурка была выделана идеально, подшерсток оказался густым и шелковистым. Это уже было какое-никакое, но состояние!
На привязи у забора стоял молодой бычок. Породой он напоминал норвежскую красную. Мычал тихо, глупо глядя на меня большими глазами. Рядом стояли две козы, рогатые и бодливые. И всё это – живой капитал.
Я сделал последнюю пометку на дощечке и испугался своих хладнокровных мыслей:
«Он был не просто воином, а настоящим стяжателем. Храни оказался куда полезнее мертвым, чем живым».
Сразу после инвентаризации я отправился в кузню.
Воздух в обители Торгрима был густым, как бульон. Пахло углем, потом, кожей и древесиной. Здесь время текло иначе, измеряясь ударами молота о железо. Я вошел, сбросив с плеч тяжелую ношу – наручи и шлем Храни. Они с грохотом упали к ногам старого кузнеца.
Торгрим не отрывался от работы. Он насаживал новый молот на древко, подбивая клинья с точностью хирурга.
– Принес похвастаться, скальд? – просипел он, не глядя на меня.
– Принес работу, – поправил я его. – И оплату.
Он наконец поднял сузившиеся глаза. Я поднял наруч.
– Твоя работа? Пластины крепкие, но сидят плохо. Удар топора сомнет их в гармошку и переломает руку.
Торгрим хмыкнул и отложил молот в сторону.
– Такие все носят, парень. Железо – дорогое удовольствие. Нельзя всю руку в сталь одевать. Хочешь полные латы – отправляйся к Элирийцам, к их королю, и вступай в паладины.
Я не удивился незнакомым словам и не стал спорить. Подобрал с пола обгорелый уголек, нашел плоский камень для отбивки косы и начал рисовать. Линии были грубыми, но понятными.
– Видишь? – я ткнул пальцем в рисунок. – Мне не нужно больше железа! Просто надо сделать хитрее. Пластины не в ряд, а внахлест. На кожаной основе, пропущенной через прорези в них. Как чешуя дракона. Удар будет не приниматься, а распределяться и соскальзывать.
Я перевел руку на шлем.
– И это… Наносник – слабое место. Он должен быть не отдельной полоской, а частью цельной железной маски. Которая крепится сюда, к кольчужной бармице, если она будет. Чтобы лицо дышало, но было защищено от скользящего удара.
Торгрим молчал, вглядываясь в угольные каракули. Его мозг, привыкший к прямолинейной логике металла, переваривал чужеродные концепции. Я видел, как в его глазах вспыхивал сначала скепсис, потом интерес, азарт мастера, столкнувшегося с новой задачей.
– Это… – он протянул руку, словно ощупывая невидимую конструкцию в воздухе. – Сложная работа. На неделю. Не меньше. Да и кольчугу тебе надо бы сплести. Целее будешь!
Я уже доставал кошель. Развязал шнурок и высыпал на наковальню, рядом с его молотом, все дирхемы, которые у меня были. В довесок положил и гривну. Все это звякнуло, весело сверкнув на фоне почерневшего железа.
– Вот задаток. Сделай мне качественные наручи. Мне нужна полная защита предплечья от кисти до локтя. И переделай наносник, если получится. Остальное – со временем…
Он долго смотрел на монеты, потом на меня, потом снова на чертеж. Наконец, тяжело вздохнув, сгреб дирхемы в покрытую ожогами и шрамами ладонь.
– Ладно, скальд. Будет тебе твой драконий наряд. Посмотрим, убережет ли он тебя от дурости.
Сделка была заключена. Я купил технологическое превосходство. И в очередной раз закрепил союз с одним из самых уважаемых людей Буяна.
Вдохновленный сделкой с Торгримом, я решил избавиться от ненужной собственности.
Я вывел скот на свободное место у главной улицы. Оно превратилось в стихийную рыночную площадку. Я не стал орать и зазывать, как это делали другие. Просто вкопал кол, привязал бычка, отпустил коз щипать жухлую траву у забора. Пусть товар говорит сам за себя. Качество видно.
Вокруг сразу же образовалась зона отчуждения. Одни смотрели с откровенной завистью, другие – с подозрением. Продавать добро убитого врага – дело рискованное. Могли и обвинить в воровстве.
Первым подошел Асгейр. Он молча, по-хозяйски обошел бычка, потрогал холку, заглянул в зубы. Потом взял в руки связку соболя, потеребил мех, оценивая густоту подшерстка.
– Меха зря здесь выставляешь, – тихо сказал он, отойдя со мной в сторону. – Местные оценят вполовину. Вези это на тинг в Убваллу, к ярлу Готтингу. За эту связку соболя он даст тебе трех боевых коней. Или шесть легких кольчуг. А скот я могу сбыть здесь. Он не для дальних дорог.
Я кивнул, поблагодарив за совет. А он исчез так же незаметно, как и появился. Через полчаса я увидел, как он возвращается в сопровождении угрюмого бородача в поношенной кожанке, но с уверенным взглядом свободного землевладельца – бонда. Тот, не здороваясь, прошел к бычку. Молча, профессионально ощупал его мышцы, ребра, осмотрел копыта, заглянул в глаза. Потом так же бегло осмотрел коз. Кивнул Асгейру.
Начался торг. Вернее, его полное отсутствие. Бонд не предлагал цену. Он указал рукой на свою повозку, стоявшую поодаль.
– Буду платить не серебром, – прохрипел он. – Глянешь?
Я кивнул. Это было даже лучше. Серебро абстрактно. Оружие и снаряжение – конкретно и полезно прямо сейчас.
Он перечислил, тыча толстым пальцем в повозку: два добротных боевых топора (попроще, чем у Храни, но крепкие, с хорошей закалкой), три копья с листовидными наконечниками – универсальные, для метания и ближнего боя. И – что было ключевым – большой круглый щит из легкой липы с новым железным умбоном и кованой оковкой по краю. Он был выкрашен в красный цвет.
Скрытый смысл читался легко. Это была не просто оплата. Это была стратегическая инвестиция. Бонд получал ценное мясо, шкуры и меха для продажи. Я – возможность вооружить небольшую группу верных людей или иметь серьезный запас оружия. Асгейр, молча наблюдавший за сделкой, выступал гарантом и свидетелем. Его авторитет делал сделку легитимной.
– По рукам! – сказал я.
Бонд хмыкнул, кивнул своим людям, и те начали перегружать оружие к моим ногам и уводить скот. А я стал богаче.
Далее я хотел поэкспериментировать и хорошенько подготовиться к будущей военной кампании.
Место для своих опытов я выбрал тщательно. Скрытая морская пещера в получасе ходьбы от Буяна. Добраться до нее можно было только в отлив, перебираясь по скользким камням. Внутри было сыро, темно и пахло йодом, разложившимися водорослями и временем. Идеальная лаборатория для алхимика!
Я разложил на плоском, как стол, камне свое новое, самое ценное богатство. Не серебро и не оружие, а ингредиенты.
Селитру я соскоблил костяным скребком со старых известняковых стен скотного хлева. Белесые, солоноватые на вкус высолы являлись продуктами испарения мочи и разложения навоза. Примитивно, но эффективно.
Серу я выклянчил у Торгрима под благовидным предлогом – «для очистки и пайки металла». Желтые, зловещие комочки грели душу.
Также я прихватил с собой ивовый уголь. Я жег лозу в каменном горшочке без доступа воздуха, получая легкий, пористый уголь, который легче было растолочь в мелкий, однородный порошок.
Ну, а вишенкой на торте была сосновая смола. Ее я варил на краю кузницы, на медленном огне, пока она не превратилась в густую, липкую, черную как ночь массу.
Я действовал методом проб и ошибок, вспоминая смутные обрывки знаний из книг и реконструкторских опытов. Первая смесь просто обуглилась и задымила. Вторая – вспыхнула и тут же погасла. Я регулировал пропорции, растирая компоненты в каменной ступе. Наконец, нашел нечто работающее. Формулу, близкую к раннему греческому огню.
Для испытания я слепил из влажной глины небольшой горшок, заполнил его смесью, вставил холщовый фитиль, пропитанный все той же смолой. Сердце колотилось где-то в горле. Я чиркнул кресалом.
Фитиль зашипел, затлел. Я швырнул горшок в большую лужу соленой воды, оставшуюся в углу пещеры после отлива.
Он не погас. С ним произошло нечто дьявольское. Он загорелся с противным, шипящим звуком. Желтое, маслянистое, неестественно яркое пламя запрыгало по поверхности воды, расползаясь сальными, зловещими пятнами. Воздух наполнился едким, удушающим запахом горящей серы и смолы. Черная, маслянистая сажа оседала на камнях. Пламя горело даже под тонкой пленкой воды, плясало и извивалось, словно живое существо, посланное из самых тёмных миров.
Я наблюдал, завороженный и одновременно испуганный. Это было жалкое подобие легендарного «греческого огня», лишенное главного компонента – нефти. Но для суеверных викингов, никогда не видевших ничего подобного, этот огонь, ползущий по воде, стал бы воплощением самой магии. Пламя Сурта! Оружие не столько физического, сколько психологического поражения!
Я засыпал его песком, залил остатками воды из бурдюка. Шипение прекратилось. В пещере повисла зловещая тишина, нарушаемая лишь плеском волн и моим собственным тяжелым дыханием. Я изготовил еще три таких же «огненных горшка», тщательно завернул их в холстину и уложил на дно своей вещевой сумки, присыпав сверху запасной одеждой. Оружие массового поражения и тотального террора было готово!
Но на этом мои дела не закончились…
Луг за поселением был утоптан сотнями ног. Здесь тренировались, сходились в поединках, мерились силой. Земля, обильно политая потом, а иногда и кровью, была твердой как камень. Через два дня мне предстояло окунуться в настоящее сражение. Поэтому пора было вспомнить не только теорию историка, но и мышечную память реконструктора.
Я взял в руки свой новый щит. Я хотел привыкнуть к его весу, к хвату, к тому, как он ложится на руку. Затем я вытащил скрамасакс Храни. Он лежал в ладони удивительно естественно, будто всегда был ее продолжением. Баланс был идеальным.
Я закрыл глаза и вернулся в свое прошлое.
Я снова был в спортзале на окраине Москвы. Запах пота и дерева, лязг тренировочных мечей, крик тренера: «Коротко! Точно! Экономично! Не сила, а точность! Работа ног! Дыши!»
Я начал двигаться, используя короткие, резкие тычки скрамасаксом: подрезы под руки, в пах, быстрые уходы с линии атаки, постоянная работа ногами. Щит – не стенка, а активное оружие – его я тоже использовал на полную: отвод, удар умбоном, прикрытие для контратаки.
Я открыл глаза, весь в поту, дыхание сбилось. Увидел Эйвинда. Он стоял, прислонившись к столбу забора, и молча наблюдал, скрестив руки на груди. На его лице играла сложная гримаса – недоумение, насмешка и любопытство.
– Странно… – произнес он наконец, оттолкнувшись от столба. – Выглядит смешно. Жалко. Но… смертельно. Движешься как змея. Не по-нашему.
– Хочешь попробовать? – я убрал щит и бросил ему деревянный тренировочный меч.
Он поймал его на лету, усмехнулся, вращая запястьем.
– Почему бы и нет? Поучим песню нового скальда!
Мы сошлись. Он атаковал сразу, яростно, как берсерк, – мощными рубящими ударами, которые должны были снести мне голову с плеч. Я уклонялся, отступал, заставлял его тратить силы впустую, кружил вокруг него. Деревянные клинки с глухим стуком встречались, но мои удары были короче, точнее. Он ломился, пыхтел, злился. И в какой-то момент, сделав слишком широкий замах, открылся полностью.
Мой деревянный скрамасакс плавно, без усилия, коснулся его шеи, прямо под челюстью, и остановился.
Эйвинд замер. Ярость в его глазах погасла, сменившись холодным и трезвым расчетом. Он отступил на шаг и опустил меч.
– Ладно, – хрипло сказал он. – Бывает и так. Надо будет! И меня поучишь своей змеиной манере! Если, конечно, не сдохнешь.
Я кивнул, вытирая пот со лба. Я не победил его в настоящем бою. Но я доказал, что мой метод имеет право на жизнь. Я выработал свой стиль. Гибрид. Смертельный гибрид прошлого и будущего.
К вечеру ветер стих, и мы отправились на рыбалку. Фьорд превратился в гладкое, свинцовое зеркало, в котором тонули багровые отсветы заката. Мы сидели с Эйвиндом на плоском камне у самой воды, забросив простые удочки с костяными крючками. Между нами стоял бурдюк крепкого меда. Рядом валялась половинка копченой сиганы.
Тишина была комфортной и не требовала слов. Эйвинд первым отпил из бурдюка, смачно крякнул и передал его мне. Горячая жидкость обожгла горло, разлилась по телу теплом.
– Когда я в первый раз убил… – хрипло начал он, глядя на алую дорожку на воде. – Я не помнил ничего, кроме его глаз. Пустых. Как у рыбы на льду. Потом три дня меня рвало желчью в лесу. Так и становятся мужчинами. Через блевотину и дрожь в коленках.
Я сделал еще глоток. Мед был крепким, обманчиво сладким.
– А я помню все, – тихо сказал я. – Каждый звук. Хруст. Хлюпающий звук, когда металл входил в тело. Теплую кровь на руках… Меня не мутило. Я просто… будто стал пустым. Как этот камень.
– Так и становятся мужчинами, – Эйвинд посмотрел на меня, и в его взгляде не было насмешки. – Ты не получил от этого удовольствия. Не захлебнулся яростью. Значит, ты не чудовище, а настоящий воин. Ты просто сделал работу. Грязную работу.
Мы замолчали. Рыба не клевала. Вода была слишком холодной.
– У меня… там, откуда я родом, был пес, – сказал я неожиданно для себя. Слова вырвались сами. – Бой. Умный был черт! Мы ходили с ним в лес, гуляли по полям. Он таскал в зубах мою шапку… и на душе становилось легче. Не так одиноко.
Эйвинд кивнул и снова протянул мне бурдюк. Его лицо смягчилось.
– Верный зверь – дар Одина. Что с ним сталось?
– Я бросил его… – грустно признал я. – Наверное, он уже умер, последовав за мной…
Эйвинд странно взглянул на меня:
– Может, Всеотец увидит твою печаль и пошлет тебе нового спутника? Хорошего пса, например. Хотя собаке не объяснишь, за что ты воюешь. Она просто будет знать, что ты – свой.
Мы просидели так до тех пор, пока последняя полоска заката не угасла за горами. Мы осушили бурдюк с медом, захмелели и разошлись почти друзьями.
Возвращаясь в поселение по узкой тропе вдоль ручья, я наткнулся на Ставра. Он стоял неподвижно, сливаясь с тенью огромной ели, словно был частью этого пейзажа. Его темный шерстяной плащ был скреплен фибулой в виде двух воронов. В руках он держал длинный посох из темного, отполированного дерева.
Я остановился как вкопанный. Рука сама потянулась к рукояти сакса.
– Мы враги? – спросил я, отчеканивая каждое слово. – Говори прямо, колдун. Мне некогда играть в твои игры.
Он медленно повернул ко мне свое лицо. Его орлиные глаза сейчас казались слепыми и мутными, но я чувствовал, что он видит меня насквозь.
– Враги? – его голос прозвучал как эхо в глубоком ущелье. – О, нет. Что ты? Я – Прыгун Судьбы. И я делаю лишь то, что мне велят Норны. Режу нити, которые должны быть перерезаны. Связываю те, что должны быть связаны. Один обратил на тебя свой взор. Храни был слабой, гнилой нитью в полотне. Его оборвали, чтобы усилить тебя. Я лишь поднес ножницы.
– Я сам тку свою судьбу, – бросил я вызов, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.
Легкая, почти незримая усмешка тронула его бескровные губы.
– Так думает каждая нить, скальд, пока не увидит готовый узор со стороны. Твой путь усыпан не только славой. Впереди туман тьмы. Он скрывает лик и друга, и врага. Так что берегись.
Он развернулся и бесшумно растворился в сгущающихся сумерках, словно его и не было. А я стоял один и слушал как стучит мое сердце.
Только очередного шарлатана мне не хватало!
Я тщетно пытался разбудить в себе скептика, но рука сама потянулась к камню вёльвы.
– Чур меня! – раздраженно пробурчал я и отправился к себе домой.
На следующий день утро выдалось хмурым. Небо объелось свинца и облокотилось на наши головы. Это была идеальная погода для войны.
