Текст книги "Не выходя из боя"
Автор книги: Иван Кузнецов
Соавторы: Виктор Кочетков,Константин Потапов,Вениамин Кожемякин,Иван Кинаров,В. Лашманкин,Петр Моторин,К. Павлов,Владимир Тимонин,Василий Гузик,Михаил Гришин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)
Вершинин и Ильин обсуждали результаты встречи Козырева с Олегом Караваевым. Петр Васильевич сам ездил в Сызрань, ознакомился с рапортом дежурного по отделу, беседовал с Олегом. Нужно было принимать ответственное решение. Вывод о том, что разведка противника твердо намерена сделать Караваева связным, сомнений не вызывал, но к нему прибавилось весьма существенное дополнение – Караваев оказался преданным и надежным человеком. Это обстоятельство открывало новые возможности. Две из них были особенно заманчивыми. Во-первых, Михаил Козырев после «выполнения» задания, заслужив доверие англичан, должен получить новую «работу», несомненно сложнее и ответственнее. Во-вторых, послав Олега Караваева в Варшаву, можно было продолжить игру с английской разведкой и отделом польского генштаба, вновь взять под контроль канал связи между Валентиновым и резидентом «Барнабы». Сможет ли Караваев выполнить такую сложную роль? Верилось, что да: развит, энергичен, сообразителен, а главное – надежен…
Началась подготовка к ответственному заданию. А Михаилу Козыреву тем временем вновь предстояло тайными тропами идти за границу. Это был его последний маршрут. При переходе границы Советского Союза он погиб в случайно завязавшейся перестрелке. Вот как скажет на допросе оказавшийся в 1945 году в руках нашей контрразведки Валентинов:
«В декабре 1932 года во втором отделе польского генерального штаба я узнал, что при переходе границы из СССР в Польшу был убит Козырев. Мне передали документы, которые он вез от Короткова, но обстоятельства гибели скрыли, сославшись на несчастный случай. А месяца через три в Варшаву прибыл Олег Караваев, долго болел, так как сильно простудился во время нелегального перехода границы. Он дал вполне хорошее описание структуры и деятельности ленинградского «Клуба иностранных моряков». Не помню, откуда он почерпнул эти сведения. Подробно описал авиабригаду в Кречевицах, дал еще несколько незначительных сообщений по РККА и т. п. Находясь в Варшаве, написал несколько докладов о настроении населения. Центр заинтересовали сведения, переданные Коротковым, хотя они и нуждались в серьезных уточнениях. Меня торопили. Требовали активизировать работу «Барнабы». Ничего не оставалось делать, как готовить к заброске в СССР Караваева. Но быстро его подготовить не удалось».
Цель приезда Караваева в Самару была ясна: подтолкнуть «Барнабу», которая, по мнению англичан, к слову сказать, справедливому, работала без должной инициативы. Такова была цель Валентинова, пославшего Олега в Самару. Вершинин и Ильин поставили перед ним несколько иную задачу: Караваеву предстояло выяснить, чем же в действительности занимается Коротков, что он подготовил для передачи своим зарубежным хозяевам, каковы его планы.
…Встреча его с Коротковым произошла поздно вечером.
– Кто такой Михаил, который ко мне приезжал? – спросил Коротков.
– Михаил Николаевич – курьер-эмигрант. Много раз переходил границу. Передает поручения от Доктора.
– Разве не Мильский является главой организации?
– Нет, руководит делом бывший офицер, по кличке Доктор, Мильский же является одним из членов, но пользуется большим авторитетом.
– Скажи Мильскому, что он дурак. Они только умеют хвастаться, филькины грамоты пишут. Сами не знают, чего хотят. Запрашивает сведения о Трубочном заводе, производит ли он снаряды. Маленький ребенок и тот понимает, что если завод в данный момент и не военный, то при необходимости через десять часов будет точить снаряды… Дело не в этих сведениях и не в том, чтобы взорвать завод. Большевики новые настроят. Надо подготовить внутренний фронт, чтобы можно было ударить с тыла…
Коротков говорил зло, с раздражением, видно было, что он выкладывает свое сокровенное, над которым думал не один день.
В этом разговоре Олегу удалось выяснить, что с Мильским Коротков был связан и раньше, дал согласие возглавить все «дело», а теперь ничего делать не будет.
– Разве можно сейчас работать? – ворчал Коротков. – Каждый друг друга боится. Мильский надеялся на Клюге, – продолжал Коротков, – но тот показал ему спину, трус… Никаких сведений я тебе не дам и собирать не буду. От других они тебе тоже не нужны. Ты пойдешь без них. Будешь бороться пером. Твоя задача – обрисовать наше положение, показать другим нашу настоящую жизнь. Агитировать за интервенцию. Этим ты больше принесешь пользы делу, чем сбором сведений и взрывами. А перейдешь границу – обратно не возвращайся. Жди победы. Мильскому передай, что он идиот. Не умеет работать…
Коротков был виден насквозь: никакой резидентуры в Самаре нет, да и ставка на Короткова тоже провалилась.
Дальше разговаривать не имело смысла, и он задал Короткову последний вопрос:
– Какой же политической платформы вы придерживаетесь?
– Никакой. Сперва надо от большевиков освободиться, а там будет видно…
Перед уходом Олег, по совету Ильина, как бы между прочим, сообщил Короткову, что Козырев погиб при переходе границы и все документы попали в руки чекистов. Обернувшись, он увидел полное растерянности лицо Короткова.
…Прошло более пяти лет. На участке Засновского погранотряда при попытке перейти государственную границу Союза Советских Социалистических Республик была задержана Божена Мильская, по национальности немка, подданная Германии.
При задержании у нее были обнаружены фальшивый паспорт и другие документы, две с половиной тысячи рублей советских денег, пистолет браунинг с патронами. На следствии Божена показала, что для шпионской работы на территории СССР она была завербована сотрудником второго отдела польского генштаба.
Из показаний Божены было видно, что перед заброской в СССР ей дали задание поселиться на жительство в Минске, Москве или Калинине, устроиться на работу, а через некоторое время выехать в Куйбышев. В Куйбышеве поручалось разыскать Короткова и выяснить, почему от него нет никаких вестей. Отработать с ним новый пароль, о котором сообщить в Варшаву. Встретиться с надежными людьми из прежних знакомых и завербовать их для шпионской работы.
Приехав в Москву, Божена пыталась остановиться у своей давнишней подруги, но та, узнав, откуда она прибыла, проявила излишнее любопытство, напугавшее Божену. Она была вынуждена сразу же уехать в Куйбышев. Но и здесь знали, что она живет в Германии, и отнеслись к ней с недоверием. Весть о том, что Коротков арестован уже несколько лет назад, окончательно выбила ее из колеи.
Бежать! Как можно скорее бежать из этого ада, где все чужие, ненавистные люди.
Не прожив в Советском Союзе и двух недель, Божена ринулась обратно…
Что же произошло за эти пять лет, которые разделяют встречу Олега с Коротковым и приезд дочери Мильского в Советский Союз?
Враждебная деятельность Короткова была установлена, и так называемую резидентуру пришлось ликвидировать. Олега за границу не послали, оставили в Союзе в надежде, что к нему будет прислан связной, но тот не появился.
Вот что стало известно об этом из показаний Валентинова:
«Центр английской разведки неоднократно интересовался состоянием работы резидентуры, находящейся в Куйбышеве (Средневолжском крае). Я как резидент Восточного сектора ничего утешительного сообщить не мог. Караваев в Варшаве не появлялся, присылал иногда короткие сообщения, не имеющие никакой ценности, просил направить к нему курьера.
После гибели Козырева хорошо отлаженная связь в приграничной полосе нарушилась. Направить курьера было невозможно. О Короткове никаких известий не поступало. В этот период ко мне дважды приезжал Богатов, сильно ругал Мильского, но помочь ничем не мог. Видя безнадежность создавшегося положения, махнул рукой и уехал.
Что он докладывал в центр, мне неизвестно, но сначала была прекращена выдача денег на Мильского и Караваева, затем последовал разнос, а в 1935 году была ликвидирована руководимая мною резидентура и центр английской разведки отказался со мной работать».
Чекистам удалось внедриться в обе резидентуры, они знали о замыслах врага, сковывали его деятельность, в ряде случаев направляя его по ложному пути. В этом немалая заслуга куйбышевских чекистов. Полученные оперативные данные помогли в ходе следствия до конца разоблачить вражескую агентуру.
Заброска на территорию СССР Божены Мильской была последней попыткой связаться с резидентом Коротковым, возобновить работу. Вместе с тем, это был последний акт в работе чекистов по делу «Залет».
Остается сказать несколько слов о Валентинове. В 1935 году по известным уже причинам его работа в английской разведке прекратилась. Он искал выхода, и в 1936 году его подобрала германская разведка, которой он служил верой и правдой до последних дней фашистского рейха.
После разгрома фашистской Германии Валентинов был разоблачен и понес заслуженную кару.
А. Казанский
ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ
Митрюхина вызвали в Москву. Принял его Серго Орджоникидзе. Вышел из-за письменного стола, приветливо поздоровался и усадил в кресло.
– Я познакомился с характеристиками, материалами. Неплохо о тебе пишут, – сказал Орджоникидзе и положил ладонь на папку с бумагами. – А теперь расскажи мне о себе сам, расскажи все, понимаешь, все подробно.
Владимир Иванович рассказал, что в партии с октября 1917-го, был в Красной гвардии, воевал, ас 1918 года в ЧК.
Нарком задавал вопросы, уточнял, требовал подробностей.
Потом вызвал своего секретаря.
– Позвони в ЦК, скажи – я не возражаю. Передай: Митрюхин – хороший большевик, опытный чекист.
Шел 1935 год. Страна напрягала силы для укрепления оборонной мощи. Нужны были деловые, надежные и преданные кадры. Орджоникидзе интересовало прошлое Митрюхина для того, чтобы выяснить его деловые качества и способности. Решался вопрос о направлении на руководящую работу на крупный завод оборонного значения.
Чем же заслужил Митрюхин такой отзыв наркома Орджоникидзе, человека требовательного и скупого на похвалы?
* * *
В ожидании гудка рабочие Пензенского паровозного депо обычно собирались в единственном теплом и сухом месте – в токарном цехе. Курили, делились новостями. Потом, повесив на табельную доску свои марки, расходились по рабочим местам.
Так началось и морозное утро 27 февраля 1917 года. Однако в этот раз гудка долго не было, а когда собралась вся смена, поднялся на один из станков котельщик Чернышов и зачитал телеграмму:
– Царское самодержавие свергнуто!
Чернышов с трудом успокоил товарищей по работе, призвал к организованности. Митинг принял несколько решений, в том числе о создании боевой дружины для охраны революционного порядка. Тут же началось ее формирование. Вначале записались 15 человек. В числе первых был и Митрюхин. В эту же ночь он был назначен на пост в проходной депо, впервые взял в руки наган, отобранный у одного из жандармов.
Паровозное депо, где в 1916 году начал работать слесарем семнадцатилетний Володя, и фабрика Сергеева были предприятиями с наиболее крупными трудовыми коллективами. Их рабочие имели некоторый опыт забастовок и были настроены революционно. Летом семнадцатого ряды пензенского пролетариата пополнились питерскими рабочими: частично эвакуировался из Петрограда Трубочный завод. Дружина, быстро возросшая численно, отстаивала предприятия от нападений бандитствующих элементов, давала отпор проискам черной сотни. Осенью дружина влилась в Красную гвардию, при этом случайные и враждебные лица отсеялись. В декабре молодой красногвардеец Митрюхин участвовал в операциях по занятию дома губернатора и других учреждений города.
В апреле 1918 года Владимир Митрюхин дежурил в штабе отряда на станции Пенза-Первая. В пять часов утра прибежал военный моряк. Рассказал, что он чудом вырвался из Кузнецка: город заняли банды, прискакавшие из Хвалынска. Разгромили советские учреждения, начались грабежи, насилия.
Митрюхин поднял отряд по тревоге, позвонил в ЧК и руководству Совета. Специальным поездом отряд выехал в Кузнецк и в два часа дня был уже там. Совместно с отрядом, прибывшим из Сызрани, бандитов разогнали, к вечеру порядок был восстановлен. Через несколько дней пришло сообщение о мятеже в Саратове. Митрюхин в составе отряда выехал туда. А потом отряд вошел в состав 1-го Пензенского советского полка и был на разных участках гражданской войны. На Уральском фронте, в тяжелых климатических условиях, в окружении враждебно настроенного казачества молодой красноармеец получил настоящую закалку как боец и как будущий чекист. Там же в боях он был контужен.
* * *
На станции Митрюхина ждала подвода. Возница помог натянуть тулуп, взобрался на облучок, зажал коленками винтовку и дернул вожжи. Вслед за ними тронулась другая подвода с тремя вооруженными людьми в штатском.
– Что за народ на тех санях? – спросил Митрюхин.
– Да это наши ребята, из нашего отдела.
– Зачем они здесь? Приезжали по делу?
– Известно зачем. Встречать. Для охраны. У нас тут без этого нельзя. Пошаливает банда Ямана. Сам главарь – настоящий зверь.
– Ну, это зря. Я привык защищаться сам.
Возница ничего не ответил. Только неопределенно хмыкнул.
Лошади бежали ходко, прошло несколько часов, а Нижнего Ломова все не было видно.
– Сколько же верст до Ломова? По времени вроде бы должны быть на месте.
– Верста – она зависит от того, как ее считать, товарищ начальник. Мы поехали по другой дороге. Подальше будет, зато поспокойнее.
Добрались только к вечеру. Митрюхина с женой привезли прямо к приготовленной квартире – две крохотные комнатки в одноэтажном доме, а вторая подвода завернула к воротам уездного ГПУ.
Не успели согреться с дороги чаем, прибежал дежурный:
– Товарищ уполномоченный, начальника милиции убили…
Начальник уездной милиции Перепелкин возвращался в Нижний Ломов по лесной дороге. Внезапно из-за деревьев раздались выстрелы и одна из первых пуль оборвала его жизнь. Несколько позднее выяснилось, что главарь банды Синюков, узнав о назначении нового начальника ГПУ, решил подготовить ему «встречу» и устроил засаду на основной дороге, ведущей от станции Титово. Бандиты из числа местных жителей опознали лошадей, увидели знакомую им повозку и решили, что едет тот, кого они ждали. Митрюхина же в это время провезли по кружной дороге.
В Нижний Ломов Митрюхина направили как чекиста, имеющего опыт борьбы с бандитами: перед этим назначением он несколько месяцев занимался в соседней губернии ликвидацией антоновщины.
В окрестностях Нижнего Ломова орудовали разбежавшиеся антоновцы, в основном местные жители. Прекрасно ориентируясь в родных местах и имея поддержку со стороны родственников, они все больше наглели. Терроризировали актив сел, дважды останавливали на перегоне недалеко от Выглядовки пассажирские поезда и грабили пассажиров. Устраивали набеги на населенные пункты даже в дневное время.
В городе появлялись листовки, с угрозами по адресу коммунистов, подписанные кличками бандитов. Проверка же показала, что изготовлены они новоявленными молодыми анархистами-максималистами. Поступили данные, что эти молодчики тайно собираются в бывшей женской гимназии, изучают там произведения Бакунина и намечают планы своих антисоветских действий. За литературой ездили в Петроград, а организационную помощь получали от анархистов Самары. Главарь тайной группы Смолюков якобы по заданию «инициативной группы» связался с бандитами, сообщал им о готовящихся против них операциях и получал от них материальную помощь. Его не раз видели в Верхнем Ломове в домах у бандитов. Задержанный чекистами Смолюков вначале отказался от дачи показаний. Но, другие задержанные оказались более разговорчивыми и рассказали, кто есть кто.
Как-то летом Митрюхин в домашней одежде, в сандалиях на босу ногу пошел в магазин. Видит, на площади перед уездисполкомом топчутся двадцать вооруженных всадников на разгоряченных конях. Митрюхин подошел к ним.
– Скажи, парень, – обратились к нему, – где тут уком партии?
– Кто ж там будет сегодня… Воскресенье, все на речке, – соврал Владимир Иванович. – А зачем вам?
– У нас дела, – ухмыляется один и подмигивает. – Ладно, в другой раз. От нас не уйдут…
Оказалось, что это была группа бандитов, прибывшая учинить погром. В молодом человеке в сандалиях они не опознали начальника ГПУ.
Записки же с угрозами расправы Синюков и Яман посылали Митрюхину несколько раз.
Главари банды быстры на расправу: почуют активность против них – изрубят, исполосуют. Угрозы и насилие сделали свое, и чекистам трудно было получить у местных жителей какие-либо данные о бандитах. Информация, поступающая от сельского актива, была слишком общей. А как бороться вслепую, на зная ничего о противнике?
Однажды ночью в окно квартиры Митрюхина осторожно постучали. Кто там может быть? Дежурный? Вряд ли… Что-то уж очень несмело.
– Кто?
– Владимир Иванович, поговорить надо…
– Кто все-таки?
– Ну я… Федор…
Митрюхин быстро оделся, зажег фонарь и открыл дверь. На пороге стоял рослый мужчина в старой шинели. Заветренное лицо покрыто нечесаной темной бородой. Усталые глаза отчаявшегося человека.
– Заходи.
Незнакомец за ствол втащил винтовку, прислонил ее к кадушке и осторожно закрыл за собой дверь.
– Не могу я больше быть там, нет сил смотреть на них… Пусть простит меня Советская власть, если может… или расстреляет.
– Я не Советская власть, я только ее представитель. И ничего обещать не могу. Проходи в комнату.
Слушал бандита чекист, и крутые желваки ходили под скулами. Сколько же обманутых темных людей, сбитых с толку демагогическими лозунгами Антонова, бродит по лесам. И вот этот тоже. В окопах первой мировой гнил. В Красной Армии был. А вернулся в деревню – окрутили кулаки. Только теперь понял, куда, к кому попал. Грабежи, убийства. Разве об этом думал и мечтал, когда возвращался с фронта? О земле думал, о жене, детях…
Качает понимающе головой Митрюхин, вставит два-три слова и снова слушает рассказ Федора. А того до души трогает молчаливое внимание человека, его неторопливые короткие вопросы.
– Это ты, Федор, правильно говоришь, – подбадривает Митрюхин. – Нехорошо убивать, грабить свой народ. Получил землю от Советской власти, будь добр, обрабатывай ее. Ты правильно сделал, что пришел с повинной головой. Думаю, Советская власть это учтет и, возможно, простит. Ну, а как Яман? Простит ли он тебе уход из банды? Предположим, ты уедешь отсюда. Страна большая, и он не найдет тебя. А как твоя родня? Не будет ли мстить Яман за тебя? Неужели Яман вечно будет издеваться над твоими братьями, сестрами, над народом? Давай подумаем вместе, как нам быть, как быстрее кончить с Яманом. Может быть, вместе лучше расправиться с ним и тогда не будет надобности прятаться, уходить из родных мест?
Долго длилась беседа. Договорились, что Федор пока вернется в банду, но время от времени будет приходить к Митрюхину.
В следующий раз он пришел поздно вечером. И тот вечер едва не был последним для обоих.
Владимир Иванович заставил Федора раздеться, усадил за стол, налил горячего крепкого чая. Вдруг Александра Михайловна крикнула «Ложись!» и упала на пол, как ее учили в ЧК, где раньше работала. Федор прижался к стене. Приподняв занавеску, Митрюхин увидел фигуру, перепрыгнувшую через куст бузины. Жена, оказывается, увидела над верхней рамой окна человека с гранатой в руке. Внезапный крик молодой женщины, видимо, ошеломил бандита, а там послышался топот коней приближающегося наряда милиции.
– Это по вашу душу, Владимир Иванович, – заключил Федор.
– Твоя бы тоже оказалась на небесах, – ответил Митрюхин.
Больше всего в этой истории волновало Митрюхина одно обстоятельство: видел или не видел бандит Федора? Сидел Федор в простенке между окнами. Если видел, задуманный план можно считать провалившимся. И все надо начинать сначала. А если не видел, не заметил?
И Федор рискнул снова вернуться к Яману – одному из самых жестоких и хитрых бандитских вожаков. Нет, пока в банде ничего не заподозрили. Владимир Иванович дал задание Федору – оторвать хотя бы на короткое время атамана от банды и дать знать об этом в ЧК. Рассчитывали задержать Ямана и надеялись, что арест его приведет к распаду всей шайки. От Федора да и по другим сведениям было известно, что за последнее время рядовых бандитов потянуло домой, к земле, к семьям и банда держится за счет угроз и насилия со стороны главаря.
Прошло несколько дней. Наконец-то раздался долгожданный стук в окно. Потом нервно застучали в дверь.
– Убил я его! – Федор, задыхающийся и бледный от бега и волнения, сел прямо на пороге.
– Разве я велел убивать? Ты должен был только сообщить, где он.
– Нечаянно убил… Он сам напал, я не хотел…
Владимир Иванович дал ковш воды, усадил Федора за стол, протянул папиросу. Федор жадно затянулся, кажется, чуть успокоился, но как-то расслабился, скис.
– Рассказывай. Давай все по порядку, – потребовал Митрюхин.
Как договорились, Федор уговорил Ямана «поразмяться», погулять у Анисьи, к которой он изредка похаживал.
Молодая вдова встретила приветливо, хотя особой радости не выразила. Подаренный кашемировый платок тоже не вызвал у нее восторга. Мельком взглянув на подарок, Анисья тихо вымолвила:
– Не новый.
Пили много, но Яман долго не пьянел. Ругал своих, которые были в воскресенье в Ломове, никого не застали, вернулись с пустыми руками.
– Другой раз сам пойду в Ломов. Вырежу всех начальников и комиссаров. Один буду править! – бахвалился Яман. – Что мне уезд, на Пензу пойду, всю губернию займу! Они у меня попляшут! А тебя, Федя, командиром полка назначу. Нет, начальником дивизии, вот кем.
– А меня? – пискнула Анисья.
Яман ущипнул ее за щеку, левой рукой рывком стянул с лавки и усадил к себе на колени.
– Одену в атлас и бархат. Шляпу с перьями достану.
Уже в полночь Яман отпустил Федора спать в сенях. Федор полежал там немного. Прислушался. Тихо. Изредка хихикала опьяневшая Анисья, но потом тоже затихла. Федор бесшумно обулся, взял винтовку и шагнул к выходу. В это время неожиданно открылась дверь и показался Яман. Глаза у него скосились. Федор знал – это нехороший признак, в нем проснулся зверь.
– Ты куда собрался? Бежать? Предать меня захотел? Говорили мне, ты бегаешь в чека, не верил. Вот тебе чека! – и Яман поднял наган.
Первым выстрелил Федор. При появлении Ямана Федор, не отрывая глаз от атамана, нащупал спусковой крючок. Когда Яман прицелился, Федор, как была винтовка на весу, так и выстрелил. Руку сильно оттянуло назад, пуля угодила Яману в лоб. Рука Ямана сжалась в предсмертной судороге, и раздался выстрел. Его последний выстрел. В сенях что-то разбилось. Анисья в ужасе уставилась на безжизненное тело любовника.
– Бери за ноги, оттащим к бугру, – скомандовал Федор. – Потом пол вымоешь. Холодной водой. Спросят, скажи – мы ушли в полночь. Ты ничего не видела! Поняла, дура?
Анисья кивнула головой, взялась за ноги убитого.
* * *
– Так, – протяжно выдавил из себя Митрюхин. – Что будет, если в банде узнают про убийство?
– Убьют. Меня и Анисью. Филька убьет.
– Поедешь с нами. По дороге ни с кем из наших не разговаривай, от меня не отходи. Сядешь на мой тарантас. Покажешь место, а потом уйдешь от нас.
Через некоторое время небольшой отряд выехал из города. За бугром, указанным Федором, залегли. Митрюхин отпустил Федора, и он скрылся в темноте. Раздались два-три выстрела – это стрелял Федор. Цепочка открыла «ответный» огонь. На рассвете пошли за бугор и там нашли труп Ямана.
В банде быстро распространился слух, что их атаман попал в засаду и убит в перестрелке.
Предположения чекистов оправдались: банда после гибели главаря распалась. Но оставался Синюков, этот рыжий командир «зеленой армии». Еще зимой чекисты напали на его след, но ему удалось тогда уйти.
Из Пензы на помощь прислали взвод войск ОГПУ, прикомандировали конный резерв милиции и усилили оперативную работу. К осени 1923 года банда Синюкова и другие более мелкие шайки были разгромлены. Однако самому Синюкову удалось бежать. В уезде стало спокойно. Митрюхина отозвали в губернский отдел ОГПУ.
Розыск Синюкова продолжался. Во время суда над другими бандитами он заочно дважды был приговорен к расстрелу. Поступили сообщения, что Синюков живет в Ростове и сапожничает. Послали запрос в Ростов. Задержали преступника, привезли и доставили к Митрюхину.
– Кем работаете?
– Сапожником.
Высокий, молодой, волосы темные. Нет, что-то не так. Пригласили свидетелей, знавших Синюкова.
– Нет, – говорят, – не он. Тот совсем не такой.
Ошиблись ростовчане, задержали другого Синюкова, какого-то мелкого уголовника. Пришлось направить на Дон своих сотрудников и свидетелей-опознавателей. Вернулись они и не одни, с задержанным.
В кабинет вводят маленького старика. Идет спокойно, ступает осторожно. Рыжая борода клинышком аккуратно расчесана. На пороге снимает шарообразную матерчатую шапку, остается в тюбетейке. Хочет снять галоши.
– Садись, – показывает чекист на стул.
Неужели этот благообразный старик и есть тот зверь и садист, гроза нескольких уездов? Нет ли снова ошибки? Однако приметы сходятся. Да и свидетели не должны бы обознаться. Ездили двое: бывший бандит, добровольно сдавшийся чекистам, и другой – пострадавший от Синюкова.
– Фамилия?
Старик называет какую-то вымышленную. Чекист садится за приставной столик лицом к лицу с задержанным, предлагает ему закурить, берет и сам папиросу. Наклоняется к старику.
– Давно мы с тобой ждали встречи друг с другом: ты со мной – еще прошлой зимой, в лесу, а я с тобой – в Ломове. Здравствуй, Синюков! Я Митрюхин.
Лицо старика моментально преобразилось, глаза начали бегать, он озирался по сторонам, задержал взгляд на окнах. Теперь он зверь, готовый к прыжку. Митрюхин запирает окно. Такая предосторожность правомерна: раньше Синюкову удавалось бежать из-под стражи.
Допрос заканчивается поздно вечером. Сотрудники уводят бандита.
* * *
Летом 1927 года Митрюхина назначили районным уполномоченным в Чапаевск. К этому времени враги и «бывшие люди», потерпевшие неудачу в открытых боях, перешли к другим формам борьбы: устраивали саботажи, провокации, распространяли ложные слухи, стремились использовать любой случай, каждый повод, чтобы чем-то навредить, омрачить трудовые будни народа.
Как-то раз, возвратившись на исходе дня из Самары, Митрюхин от сотрудника милиции на вокзале узнал о драке между двумя заезжими самарскими уголовниками – «гастролерами», не поладившими между собой во время игры в бильярд. Один другого ударил ножом. Удар оказался смертельным. Убийцу схватили, отвели в отделение милиции. Кто-то по городу пустил панический слух: самарская шпана приехала бить чапаевских рабочих и одного уже убила. А милиция укрывает убийцу. Сотрудник милиции, задержавший убийцу, вместо того чтобы разъяснить пришедшим к нему рабочим суть дела, а может быть, и дать взглянуть на тело убитого, решил «показать свою власть», прогнал пришедших и для конвоирования задержанного затребовал наряд из войсковой части.
И вот около здания милиции стала собираться толпа. Когда сюда подошел Митрюхин, на улице скопилось несколько сот человек. В первых рядах сновали какие-то юркие и крикливые субъекты, требовавшие выдачи убийцы и угрожавшие громить отделение милиции. Уполномоченный ГПУ взошел на крыльцо, попросил успокоиться, объявил, что хочет рассказать правду. Его не слушают. Кто-то хватает кирпич и пытается ударить им по голове Митрюхина, тот уклоняется, и кирпич, угодив в стену, разлетается на куски. Кто-то другой сталкивает Владимира Ивановича с высокого крыльца, и он насилу выбирается из толпы.
Город был переполнен слухами, кто-то будоражил и настраивал на недоверие к местным советским органам людей. Но кто? В памяти застряло несколько перекошенных злобой и ненавистью лиц из первого ряда толпы. Но кто они, где их искать? А действовать нужно было незамедлительно, причем безошибочно. Митрюхин был уверен, что здесь не обошлось без руки врага, а им могли не сговариваясь помогать уголовники, которые во время смуты не прочь погреть руки.
Посоветовавшись с секретарем горкома партии, Митрюхин решил пригласить известных в городе бывших полицейских, торговцев, черносотенцев. Кто сам пришел по повестке, кого пришлось привести.
И чекист не ошибся. Среди собранных оказались вчерашние знакомые: и тот, который замахивался кирпичом, и тот, который столкнул с крыльца. Еще несколько человек из стоявших в первых рядах. Митрюхин обо всем этом доложил в горкоме партии.
– Надо признаться, в этом деле есть и наша вина, – сказал секретарь, – мы недостаточно оперативно информируем рабочих о событиях, и поэтому они нередко начинают верить различным слухам. Вы во всем разобрались, товарищ Митрюхин, знаете все подробности, вот и идите по заводам, соберите рабочих и расскажите им, как все произошло, кто виновен, в общем, всю правду.
В этот день Митрюхин побывал почти на каждом предприятии и выступал с рассказом о том, какую роль в распространении слухов играли недобитые враги Советской власти, подробно и ярко живописал их «деятельность».
Такие встречи с народом очень действовали. Рабочие сами стали приводить в милицию и в ГПУ распространителей провокационных слухов.
Тщательное расследование помогло выявить главных виновников беспорядков. Краевой суд сурово наказал их.
В один из весенних месяцев банки Самары и других городов Поволжья забили тревогу: поступают фальшивые двадцатикопеечные монеты. Подделка денег во все времена сурово каралась. Это ведь не что иное, как посягательство на экономическую основу страны, на суверенные права государства.
Начались поиски. Поступили данные о вооруженной шайке, имеющей специальное оборудование. Следы привели в один из домов поселка Кузнецова. Задержали двоих, нашли кучу фальшивых монет, но никаких станков и оборудования не обнаружили. Арестованные отпирались, уверяли, что у них ничего такого нет и не было. Быстро удалось собрать сведения о связях задержанных, каковы их ежедневные маршруты, какими деньгами они обычно расплачиваются в магазинах.
В. И. Митрюхин. Фото 1934 г.
Умелое использование косвенных показаний дало результаты – один из задержанных назвал адрес дома, где, по его предположению, должна быть мастерская шайки. Медлить было нельзя: узнав о задержании участников, главарь может ликвидировать свое «хозяйство» и скрыть следы. Поэтому пришлось выехать на место без предварительного изучения и разведки. Поехали на автомашине сотрудники Митрюхин, Коган, Евдокимов и другие.
Быстро нашли отдельно стоящий особняк за высоким забором. Ворота на запоре. По двору бегает громадный пес. Постучали. Никакого ответа. Поинтересовались у соседей, где хозяева. Те ничего вразумительного не могли сказать, только то, что хозяева – люди замкнутые. Лишь одна словоохотливая старуха, вечно сидевшая на лавке у ворот, оказывается, видела, как хозяин дома перепрыгивал со двора через забор, а до этого спускался по лестнице с чердака. Ясно, значит, заперли на внутренние запоры и ушли через забор, не захотели вешать замок.
