Текст книги "Крупным планом"

Автор книги: Иван Сабило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Мы с Поповым долго рассуждали на эту тему, несколько раз встречались и думали, как быть. И поняли: выход один – идти не вместе, но параллельно.

В его организации возникло немало недовольных, которые тут же пригрозили выходом из Союза, если такое соединение произойдёт. Это при том, что мы какое– то помещение имели, а они – нет, просто их пустила к себе ВААП, выделив им две комнаты. Много было шума от предстоящего объединения – радио, телевидение, газеты. Мы с Поповым дали интервью для «ЛГ».

А вскоре провели в Доме актёра «объединительное» собрание, пригласили на него губернатора В. Матвиенко, и она заявила, что если произойдёт такое объединение, власти города тут же решат вопрос о достойном помещении для писателей.

После собрания был устроен торжественный ужин. Впервые за много лет писатели чокались бокалами и улыбались друг другу. Правда, не обошлось без «приятной» для меня неожиданности: в разгар вечера ко мне с рюмкой в руке подошёл поэт Олег Левитан и, глядя в глаза, проговорил: «Я бы тебя за межняков из твоего «Открытого ринга» убил!» – «А нож ты уже наточил?» – спросил я. Он опустил глаза и протянул рюмку, чтобы чокнуться со мной. Мы чекнулись и разошлись. Я вспомнил, как почти полтора десятка лет назад вёз в Минск на 150-летие со дня рождения белорусского классика Франциска Богушевича питерских литераторов – главного редактора Ленинградского отделения издательства «Советский писатель» Юрия Помпеева, 1-го зама главного редактора «Невы» Евгения Невя– кина и только что принятого в Союз Олега Левитана. Не успел тронуться поезд, как наш Левитан стал жаловаться на судьбу: вот он, в отличие от нас, еврей, ему плохо, все видят в нём только еврея и не видят поэта. А ему так это обидно, что и жить не хочется. Сначала мы его как-то успокаивали, шутили, но, когда он, что называется, достал, пригрозили ссадить с поезда на ближайшей станции. Помогло. Он посидел молча, а потом стал читать вполне приличные, немного даже простецкие стихи…

Однако к делу.

Юристка Оксана Бородина, услышав фамилию Попов, да ещё Валерий, подозрительно взглянула на него и спросила:

– Это ваш рассказ я читала в «Огоньке»? А почему такой конец?

– Не знаю, такой получился, – смутился Попов.

– Надо же, – сказал я, – не перевелись ещё люди, которые читают!

– Да, я читаю с самого детства, – сказал Попов.

– Я не про тебя, – сказал я.

– И я – с детства, – сказала Оксана Петровна. – Я много болела, и потому было время читать.

– Нет худа без добра, – сказал Попов. А я подумал, что Оксана Петровна, увидев понравившегося ей автора, на радостях снизит нам расценки. Не снизила. Да ещё предупредила, что если мы вовремя не соберём необходимые документы, то и эти деньги пропадут. А Попов сказал, что когда получит гонорар из «Огонька», придёт к ней как будто официально, а на самом деле пригласит её по-дружески отметить публикацию рассказа. На том и расстались – пошли готовить недостающие документы.

20 июля. Был в собесе – получал ветеранское удостоверение. Пока ожидал своей очереди, слушал разговор двух тугоухих долгожителей:

– В Старой Руссе – грязи природные. Приехал почти хромой, на палку опирался. Две процедуры прошёл – палку бросил.

– Вишь как. А я свою похоронил. Отвёз на кладбище и просидел возле её могилы всю ночь.

– И хорошо, и не езди. Теперь везде лжецы. Особенно в правительстве. От них любую сказку услышишь.

– Про Кисловодск? Ты хочешь в Кисловодск?

– Да, брат, я теперь всё больше о смерти думаю.

– А что про неё думать? Пускай она про тебя думает. А тебе не про смерть думать надо, а про болезнь. Лично я не смерти боюсь, а болезни.

– Ты прав, народ больной. Испортился народ при Горбачёве и Ельцине. И нет лекарства, чтобы на поправку пойти. Нет такой таблетки для страны.

26 июля. В зале фундаментальной библиотеки имени императрицы Марии Фёдоровны Педагогического университета имени Герцена собралась инициативная группа по созданию Общества творческой и научной интеллигенции – друзей России и Беларуси. Пришло более 30 человек – профессора, писатели, журналисты. Я выразил сомнение, что такое Общество необходимо. Потому что и в Беларуси, и в России вряд ли можно отыскать здравомыслящего человека, который против сближения наших народов, против дружбы и сотрудничества между нашими государствами. Но с моим утверждением не согласились и предложили мне возглавить новую общественную организацию. Я не стал возражать, хотя понимал, что у неё нет ни малейших перспектив уже хотя бы потому, что слишком скудна материальная подоплёка. Сложно быть тимуровцами на седьмом-восьмом десятке лет. А на одном энтузиазме в наши дни далеко не уедешь.

4-6 августа. Из Минска приехал писатель Сергей Трахимёнок – рослый, с открытым лицом и широкой улыбкой. Остановился у меня. Собирается в Питере выпустить свой новый роман. Попросил меня написать предисловие. Лёгкий в разговоре полковник, он возглавляет кафедру какого-то минского высшего военного учебного заведения. Раньше я прочитал его рассказы, просто и хорошо написанные, трогающие душу.

Утром позвонил Алексей Васильевич Воронцов, приглашает на дачу. Я сказал, что у меня гость. Воронцов обрадовался:

– Зовите и его. Будет Дмитрий Сивицкий, кое-кто ещё, так что поговорим.

Поехали на двух машинах. С нами друг Трахимёнка – Сергей, управляющий банком. С Сивицким – Анатолий Чеботков, гендиректор Мегапрома, и Игорь Руденков, директор ЗАО «Беларусь – МТЗ». Игорь – сын бывшего руководителя представительства Посольства Республики Беларусь в Петербурге Владимира Михайловича Руденкова, с которым я хорошо знаком и который вместе с женой был на представлении моей книги «Открытый ринг» в Доме журналиста.

Дача Воронцова – на Средневыборгском шоссе, рядом с Медным озером. Большой дом из силикатного кирпича, прекрасно оснащён и обустроен, всё из дерева, отличная мебель.

Во дворе беседка. В ней мы повели наше застолье и разговоры – сплошные анекдоты. Нет, не умеем мы собираться в неформальной обстановке для дела. Казалось бы, встретились известные, состоятельные люди, порешайте что-нибудь, о чём-нибудь договоритесь. Так нет же – анекдоты! Когда солнечный, ветреный день стал клониться к вечеру, я предложил поддержать издание газеты «Литературный Петербург». Пообещал, что газета будет публиковать самые разные материалы на тему экономических связей Беларуси и России и строительства Союзного государства. Ответа не получил.

На обратном пути заехали ко мне. Я поставил чайник. Сивицкий увидел на стеллаже толстенный роман Жолта Харшаньи «Грёзы любви» – о Ференце Листе, подаренный мне поэтом и переводчиком книги Сергеем Вольским, и взял почитать. Сказал, что его дочка занимается музыкой, ей будет интересно.

7 августа. Был на даче, у своих. Прикатил Саша из Москвы и внучатая племянница моей жены Маша с дочкой Лилей – из Чернигова. После обеда у меня на руках сидит Мария. Увидела, что бабушка Галя взяла на руки полуторагодовалую Лилю, и вдруг захныкала, затрепетала у меня на руках, устремилась к бабушке – ревнует. Чудеса на веранде: всего-то четыре с половиной месяца, а надо же!

Позвонил С.В.Червонюк – отец Олега и Сергея Червонюков – трагических героев моего романа «До выстрела». Сказал, что роман напечатали и привезли из Москвы. Книга ему нравится, договорились встретиться в среду, 10-го, в писательской организации.

8 августа. Утром приехал в Дом творчества «Комарово», больше чем наполовину пустой – писатели не способны оплачивать в нём своё проживание. Больно смотреть, в какую лачугу превратился некогда вполне пригодный для работы и отдыха дом. И немудрено: директора тут меняются как перчатки. Даже чаще. Совсем недавно была Тереза Владимировна, после неё Валентина Павловна, потом Степан Васильевич, потом Конышев, теперь Князев… Кто следующий? И каждый что-то брал с несчастного Дома, ничего не давая взамен.

Такое чувство, что зря приехал, что можно было работать и дома, где никто не мешает. Соблазнился тем, что отсюда, из Комарова, до моей дачи – всего четыре остановки на электричке.

Определился на 15 дней, но смогу ли выдержать?

9 августа. Написал рассказ, которому дал название «Варвары» (или, может быть, «Цена»?): муж и жена вынуждены продать отличную дачу с домом, баней, времянкой и сараем в Комарово по высокой, как им кажется, цене. Дачу они возводили много лет и весьма ценят то, что было создано. У них покупают не торгуясь. Потом муж вспомнил, что забыл на даче лыжи. Приезжает, чтобы забрать их, и, к своему ужасу, видит, как бульдозер сметает все дачные строения в пух и прах. Оказывается, покупателям нужна только земля, и ничего больше. Один из них говорит: «Нам история ни к чему, нас интересует лишь география».

10 августа. В писательскую организацию приехал Степан Васильевич Чер– вонюк и привёз мне 150 экземпляров моего романа «До выстрела». Хорошо издан, в красивой суперобложке, 350 страниц, тысячный тираж. Пришёл Николай Коняев. Мы вчетвером, вместе с женой Степана Васильевича, отметили выход книги армянским коньяком. Первую рюмку подняли в память о сыновьях Степана Васильевича. Вскоре Коняев ушёл. Мы поехали к вдове Олега Червонюка – Ие, на Свечной переулок. Купили арбуз, хризантемы, коньяк, куру-гриль, что-то к чаю. Пришли в квартиру, которую когда-то купил и отремонтировал Олег. Красиво, уютно, ничего лишнего. Посреди комнаты – огромный диван – «углом». Лера – дочка Ии и Олега – сейчас с бабушкой в Крыму. Говорили об Олеге, Серёже, о книге и особенностях её написания. Прежде всего, о скудости материалов-воспоминаний. Бывшие коллеги, друзья Олега, по неизвестным мне причинам оказались крайне скупы на информацию. Будто что-то скрывали, а может, глуповаты, не могут воедино связать прошлые события и своё понимание сути того, что происходило. Многое пришлось додумывать, а точнее, писать «из себя». Но, кажется, Степан Васильевич и Евдокия Андреевна довольны книгой. Доволен и я. Сколько раз хотелось бросить работу над нею, потому как постоянно чувствовал, как она сопротивляется, не хочет «писаться». Однако чувство преодоления и спортивный азарт взяли верх – дописал. И сам подивился, сколь точна поговорка «Дорогу осилит идущий».

Домой вернулся около полуночи. А тут сюрприз: мои вернулись с дачи. Приехали принять ванну и передохнуть от дачной жизни.

11 августа. Утром, не успел явиться в Комарово, как позвонила Галина и сказала, что разговаривала с вдовой Радия Погодина Маргаритой Николаевной и та напомнила, что через пять дней Погодину исполнилось бы 80 лет. Попросила меня связаться с директором Областной детской библиотеки Майей Сергеевной Куракиной, которая готовит радиопередачу о Погодине, и 16-го числа принять в ней участие.

Читал свой роман «До выстрела». Написано плотно, связно и – в целом – о жизни. И смерти. Всё ведём разговоры, как в наше новое время бедствуют старики. Но в ещё более бедственном положении молодые…

12 августа. С утра Дом творчества заселили подростками – от 12 до 17 лет. Нормальные дети: прилетели с магнитофонами, гитарами, с какими-то особенно звучными трещотками. Сказали, что на 3 дня. В коридорах вопли, хохот и грохот. Невозможно выдержать, и я отправился домой. Вовсе не из протеста или обиды на детей. Просто нет настроения.

16 августа. Сегодня Радию Погодину исполнилось бы 80. Его и Фёдора Абрамова я считаю лучшими прозаиками всего ленинградского периода. Художники. Погодин до своей неизлечимой болезни был отдан детям, а когда заболел, писал повести для взрослых, но и в них было что-то от детскости, от изначального узнавания мира. Рядом с Погодиным и Абрамовым я бы ещё поставил Алексея Толстого, Ольгу Форш и Юрия Германа. А дальше нужно думать. Дальше Михаил Пришвин, но он не ленинградец. К сожалению, эти светлые литературные имена всё реже звучат в скудной на таланты постперестроечной жизни.

В середине 90-х наша писательская организация предложила администрации Санкт-Петербурга установить мемориальную доску на доме, где жил выдающийся русский писатель, герой Великой Отечественной войны, полковой разведчик, кавалер двух орденов Славы, двух орденов Красной Звезды, ордена «Знак Почёта», ордена Отечественной войны, обладатель Международного диплома имени Г.Х. Андерсена, лауреат Государственной премии РСФСР Радий Петрович Погодин. Нам тут же ответили, что установить мемориальную доску не позволяет положение, по которому такая акция проводится не ранее чем по истечении 25-летнего срока после смерти героя. Хотя мы знаем немало примеров, когда не только этот простой знак, но даже памятники устанавливались лицам, заслуги которых значительно скромнее, и не дожидались 25-летнего срока. Ещё хорошо, что писательская общественность Санкт-Петербурга и сотрудники Ленинградской Областной библиотеки добились присвоения ей имени Радия Погодина.

Недавно мы в нашем издательстве «Дума» выпустили новую книгу писателя «Река» на средства, выделенные Издательским советом Санкт-Петербурга. Три десятка экземпляров и небольшую сумму денег передали Маргарите Николаевне, вдове Радия Петровича. За несколько дней до этого, пока она ходила в магазин, грабители взломали дверь её квартиры, унесли что смогли, теперь дверь нужно было менять, и деньги ей пришлись как нельзя кстати.

Позвонил ей – болеет, теряет слух и зрение, один глаз ей зашили, другим плохо видит. Но обрадовалась звонку, пригласила нас с Галиной в гости, и мы приехали к ней на Васильевский остров, привезли с собой угощение и вино. Подивились ухоженности и чистоте квартиры, увешанной живописными картинами Погодина. На одной – две черепахи возле горы арбузов, некоторые из них расколоты и обнажили свою внутреннюю красную суть. На другой картине – жираф, пытающийся войти под низкую городскую арку. Примитивизм, но красочный, тёплый. То же самое и на других картинах.

Года через два-три нужно вернуться к вопросу о мемориальной доске.

26 августа. Минск. Приехал к маме. Разговаривать трудно, она плохо слышит. Меня узнала, но не верит, что мне шестьдесят пять. Сказала, что я старик.

– Нет, мама, пока я твой сын, стариком быть не могу, не имею права.

– Ну да, я же старше тебя на двадцать шесть лет. Это я старуха. Загостилась я, пора домой.

Я сказал, что она дома: ухоженная, досмотренная. А что касается «дома», то там мы все окажемся, не надо торопиться.

– Ай, сынок, человек живёт, пока чем-то занят. А какая у меня жизнь, если я ничего не делаю? Не дай бог никому. Скорее бы попрощаться со всеми и в путь– дороженьку.

Меня, как, наверное, всех, смущают слова о смерти, особенно когда их произносит кто-то близкий. Стараюсь найти другую тему, и часто удаётся «поменять пластинку».

– Да, мам, чуть не забыл. Ты раньше умела толковать сновидения, может, и теперь объяснишь, что значит мой сон. Приблизительно, раз в три-четыре года во сне я оказываюсь голым на улице. Мне стыдно, неловко, закрываюсь руками, бегу дворами и даже еду в троллейбусе, представляешь! Люди смотрят на меня, иные отворачиваются, кто-то посмеивается, а я просыпаюсь и долго переживаю своё состояние. К чему бы такое?

– Живёшь не по правде, может быть, что-то скрываешь от жены. Живи так, чтобы нечего было скрывать.

– Но не может же душа быть нараспашку? Что-то должно оставаться личным, до чего никому нет дела?

– Тогда не удивляйся и не гадай, что тебе такое снится.

Дома у Аврутина встретился с Алесем Мартиновичем, Сергеем Трахимёнком, Александром Соколовым. Говорили о Президенте Лукашенко. У моих белорусских друзей есть понимание, что он сохраняет в стране всё лучшее, что было при советской власти.

Одно из отличий советской страны от нынешней России в том, что наша прежняя страна была страной коллективов, с коллективной идеологией, моралью и строгим отношением к труду как мерилу всех вещей. И гениальным по своей простоте и доступности лозунгом: «Кто не работает, тот не ест». Нынешняя Россия – страна групп и группировок, в которых мерилом являются деньги. Совсем другие люди. Подменённые. Их неозвученный лозунг: «Деньги есть – можешь не работать».

11 ноября. Петербург. Должен был состояться очередной арбитражный суд, но заседание перенесли на 19 января. Это уже 4-й суд. Первые три окончились неудачей для КУГИ. Судья Дудина сказала мне: «Иван Иванович, делайте что-нибудь, подключайте журналистов, общественность. Что же Вы проблему с вашим помещением взвалили только на меня?!»

Я поблагодарил её, но не стал объяснять, что все свои возможности в отстаивании нашего помещения мы исчерпали. Вплоть до встречи с губернатором. И никакого толку. Есть неузаконенная линия на развал творческих союзов.

Вместе со мной были поэт, капитан первого ранга Борис Орлов и прозаик, бывший таможенный генерал Валентин Аноцкий. Генерал высказал предложение выкупить у города помещение по его номинальной (не рыночной) стоимости. Он ездил в Гос. Думу, разговаривал с депутатом Валерием Драгановым о наших проблемах. Тот обещал помочь, а для этого подыскать спонсора.

Если бы такое удалось, возможно, руководителем писательской организации мог бы стать Аноцкий.

Скоро отчётно-выборное собрание, а я всё ещё не вижу будущего руководителя. Те, кто могут, не хотят. А тех, кто рвутся возглавить писательскую организацию, близко подпускать нельзя.

От переизбытка забот и постоянных стрессов, кажется, сойду с ума. Живу один. Полная депрессия, не могу написать ни строчки. И эти записи поверхностные, без проникновения в суть происходящего. Ещё никогда я не принадлежал себе так мало, как сейчас.

Живу памятью. Когда не пишется, лучше всего вспоминать… Помню: около 30 лет назад, когда на Лентелевидении создали фильм-спектакль по моей повести «Пробуждение», после просмотра первой серии ко мне подошла француженка (Аннет или Жаннет, она стажировалась по переводу русских фильмов на французский) и с некоторым сожалением сказала: – «Иван, не кажется ли вам, что вы в своей стране, в своих книгах и кинофильмах придаёте слишком большое значение теме войны и военных событий?» – «А вы у себя?» – «Нет, – сказала она, – мы во Франции если и показываем войну, то стараемся делать это легко, даже весело». – «Ну да, – сказал я, – как воевали, так и показываете».

Моя Аннет-Жаннет словно бы обиделась, а после второй серии сказала: «Я подумала и поняла: да, есть разница в нашей и вашей войне. У вас, наряду со взрослыми, воевали дети, а у нас нет. Поэтому ваши фильмы грустные». Тогда я назвал ей одного французского мальчика-воина – Гавроша! И она рассмеялась.

Мы потом с нею встретились ещё раз, когда фильм показали по телевидению. Она была одета в белую кофту с длинными рукавами и в чёрный костюм-комбинезон. Лицо без косметики, и, наверное, поэтому она казалась моложе своих 27 лет. Я думал, Аннет-Жаннет будет опять говорить о фильме, но она задала неожиданный вопрос: «Иван, вы женатый человек?» – «Ну да. А почему вы спросили?» – «Так, – сказала она. – Мне кажется, у вас в стране все мужчины женатые». – «А у вас?» – «Нет, у нас много холостых, и они не хотят жениться». – «Так заставьте», – сказал я. – «Но как это сделать?» – «Проще пареной репы: поманите пальцем понравившегося вам мужчину и спросите: «Родимый, у тебя паспорт с собой? Тогда пойдём распишемся!»

О, как она смеялась, эта симпатичная француженка! И сквозь смех пообещала так и сделать. Не знаю, сделала ли?

18 ноября. В Российской Национальной библиотеке (бывшей «Публичке») состоялось представление книги о Союзном государстве Беларуси и России. Огромный синий том, дорогое издание. Много выступающих, говорили о вечной и нерушимой дружбе двух народов, о взаимопроникновении и взаимообогащении культур. Мы сидели вместе с Аркадием Пинчуком, он и меня подталкивал выступить.

Перед традиционным на подобных встречах застольем я сказал, что хорошо бы в добавление к такому гигантскому тому, который возможно хранить лишь в кабинете или в читальном зале, выпускать малоформатные издания о Союзном государстве. Чтобы мальчик или девочка, заинтересовавшись этой темой, могли взять книжку и, прислонившись к стенке или присев на ступеньку школьной лестницы, перелистать её, а возможно, обнаружив в ней что-то интересное для себя, и почитать. А на такую неподъёмную книгу он просто не обратят внимания.

Кто-то кивнул, но уже внимание гостей было устремлено на столы, где призывно громоздились выпивка и закуска.

2 декабря. Мойка, 12. Отчётно-выборное собрание писательской организации. Прибыл из Москвы 1-й секретарь правления Союза писателей России Геннадий Иванов. Накануне он позвонил мне и попросил встретить его на вокзале с тем, чтобы побывать у Глеба Горбовского. С Горбовским он договорился о встрече, тот обещал передать ему рукопись для публикации в каком-то поэтическом сборнике.

Утром с вокзала мы поехали к парку Победы – там, на улице Кузнецовской, живёт поэт. Увы, никто нам не открыл входную дверь, и мы отправились в писательскую организацию. Отсюда я позвонил Горбовскому, он сказал, что перепутал дни, и попросил прощения. На собрании его не будет – болен. Я пожелал ему поскорее поправиться, угостил Иванова чаем, и мы отправились на Мойку.

Кворум есть. Из 256 писателей, состоящих на учёте в нашей писательской организации, на собрание пришло 167. Я коротко рассказал о том, что нами сделано за отчётный период, и сразу перешёл к вопросу о выборах правления и его руководителя. При этом сказал:

– На протяжении двух лет я подыскивал себе замену, разговаривал с Коняевым, Скоковым, даже с бывшим таможенным генералом, прозаиком Аноцким, т. е. с теми, кто мог бы повести нашу писательскую организацию дальше. И, наконец, остановился на кандидатуре Бориса Орлова. Он поэт, морской офицер и, думаю, справится с трудностями. Больше некому. Те, кто могли бы руководить, не хотят, а те, кто рвутся к руководству, не смогут. Так что Орлов. Надеюсь, вы его поддержите.

Когда я закончил своё выступление, Иванов мне тихонько сказал, что я слишком явно предложил собранию Орлова, как бы не запротестовали.

– Не думаю, – сказал я. – Предлагая Орлова, я делаю не только его ответственным за руководство, но и себя. Значит, буду помогать. И все это понимают.

После недолгих дебатов собрание избрало председателем Орлова. Так завершился мой долгий путь руководителя одной из крупнейших в стране писательских организаций. Он длился с 13 мая 1993 года по нынешний день. Благодарю Бога, что помог мне выдержать этот марафон. Надеюсь, никогда больше не впрягусь в ярмо формального писательского лидера. А точнее, литературного функционера.

22 декабря. Низковицы, Ленинградская область. Был на дне рождения у своего друга Владимира Иванова, ему исполнилось 70. Почти 20 лет назад мы с ним познакомились в туристской поездке в Греции, потом перелетели в Болгарию и в софийской гостинице до самой ночи пили Слънчев бряг и Плиску за дружбу народов. Так что утром по пути в Рильский монастырь искали «поликлинику»… Бесконечной доброты мужик, бывший главный механик Ленинградской фабрики «Рабочий», а ныне следит за паровыми котлами на каком-то питерском предприятии. Раньше с женой Галиной жил в Ленинграде, на Васильевском Острове. Смерть 18-летней дочки-студентки (во время молодёжной вечеринки упала с балкона восьмого этажа) и неудачный обмен квартиры привели к тому, что они потеряли жильё в Питере и оказались в Низковицах, что в 40 километрах от Питера. Сам построил кирпичный дом, привёл в порядок приусадебный участок и превратился в сельского жителя. Когда же неправильно заложенный при строительстве фундамент под моей дачной печкой покосился и печка повела в сторону весь дом, мы приехали с ним на дачу, два дня покопались и выправили.

В подвале его дома есть маленькая, только на двоих, сауна. Пока жена занималась столом, мы с ним попарились, повспоминали двух красавиц – Грецию и Болгарию – и даже не отказали себе в удовольствии помечтать о новой встрече с ними.

Приехали гости – весёлые, образованные ребята, многолетние друзья этой семьи. Главная тема разговора – о живой воде, о том, что воду для чая или кофе нельзя кипятить дважды, а тем более трижды или четырежды. От этого её молекулы летят вверх тормашками, и она перестаёт быть «живой». Его жена Галина Петровна – ленинградская финка, бывшая гребчиха, мастер спорта. Крупная, добродушная женщина, кумиром которой всю жизнь является её муж, Вовочка. Написала большую статью, где с болью говорила о том, что гребной спорт в России всё более приходит в упадок и, если не принять срочных мер, придётся «ставить вёсла на вечную просушку». Статью показала мне, я отредактировал и отослал в журнал «Спортивная жизнь России». Там её напечатали и даже прислали Галине Петровне хороший гонорар (это было в советское время).

31 декабря. Из Москвы встречать Новый год приехала вся моя семья. Галина и дочка с Машей – поездом, Саша – на только что купленной новенькой машине Опель (Астра). «Зимняя» Мария отличается от «летней». Долго вглядывалась в меня, но, кажется, узнала. Взял её на руки – она ищет глазами бабушку или маму – с ними спокойнее.

Новый год встречали при спящей Марии.

Жалко людей, в чьём доме нет ребёнка.