355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Иван Сабило » Крупным планом » Текст книги (страница 12)
Крупным планом
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 19:01

Текст книги "Крупным планом"


Автор книги: Иван Сабило



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Часто моё чтение слушала её мама – сухонькая, невысокая бабка Палатка. Она садилась на лавку и рукодельничала – вязала носок или вышивала болгарским крестом. В солнечный день я торопился поскорее закончить чтение и рвануть к деревенским хлопцам, которые в это время строили запруду из дёрна на мелкой речке Гребёнке, чтобы набралась вода и можно было плавать. А когда шёл дождь, я читал долго, пока от моего чтения не уставала Оля, и тогда она брала мою руку и целовала её. И мне казалось, что наше чтение будет продолжаться всегда, пока мы оба живы и пока не иссякнут книги.

Потом она пошла на поправку, стала ходить, и чтение прервалось. А вскоре Ольга вообще переехала в город, устроилась на работу и вышла замуж за пожарного, дядю Сашу – большого, сильного человека с громким голосом.

Ещё я помню Аллу – выпускницу Белорусского университета, корректора в каком-то издательстве. Она приезжала в отпуск в Паздерки к моей тётке Наде, часто брала цветастую подстилку и шла за огороды, на оселицу, загорать. За осе– лицей бежала речка Гребёнка. Однажды я возвращался после купания и увидел спящую Аллу в голубом купальнике. Белокожая, светловолосая, с толстой косой на груди, она лежала на подстилке, а на её плечо пристраивался овод, чтобы напиться крови. Я прогнал его, наклонился и поцеловал её в губы. И пошёл дальше. Она окликнула: «Ваня, вернись!» – Я подошёл. – «Ты что сейчас делал?» – строго спросил она. – «Ничего, прогнал овода». – «А потом?» – «Поцеловал тебя». – «Разве я тебе разрешала?» – «Тогда прости, я не подумал». – «Прощаю, можешь свой поцелуй повторить.»

Встретил Валентина Устинова. Давно знаю этого поэта, мне по душе его стихи. Он сказал, что во время секретариата, когда речь шла о российско-белорусском книжном проекте, хотел предложить себя в качестве помощника в этом деле. Он сейчас занимается татарской литературой, и, возможно, его опыт пригодился бы и мне.

Я ответил, что уже разговаривал с его сыном Денисом, а тот, по моей просьбе, с Блудилиным-Аверьяном. И мы, в основном, определились, кто будет заниматься этим пока ещё далеким от ясности делом. Но и от помощи Валентина Алексеевича мы, разумеется, не откажемся.

Его сын Денис, когда мы с ним летали в Томск, говорил мне, что отцу негде жить. Дважды он получал квартиру от Союза писателей, дважды разводился и оба раза оставлял квартиру семьям, из которых уходил. Теперь без жилья, и никаких перспектив.

Хорошо, что у писателей есть Дома творчества.

Вечером, проходя мимо кабинета медсестры, заглянул к ней и попросил измерить давление. Так, от нечего делать, потому что чувствовал себя отлично. Однако что это: 155/100! Такого у меня ещё не было. Может быть, к перемене погоды? Хотя и погода на меня никогда особенно не влияла.

Удивившись несоответствию давления моему самочувствию, собрал в сумку всё, с чем приехал, и вышел за ворота.

Тут же подъехал Саша, и мы помчались домой.

16 октября. На пробежке увидел первые замёрзшие лужицы. Листья на деревьях свернулись и скукожились. Дует пронизывающий, обжигающий ветер. Первые заморозки, теперь облетят и те немногие листья, что изо всех сил пытались удержаться на ветках.

Октябрь уж наступил,

Уж роща отряжает

Последние листы

С нагих своих ветвей…

Есть вечные стихи.

Как звёзды. Как небо.

Роняет лес багряный свой убор…

Сейчас так не пишут, не получается. Да и тогда так не писали, точнее, писал только один. Сейчас даже в самых лучших стихах всегда присутствует элемент «прислонённости» к чему-то, попытка что-то доказать самому себе и другим: дескать, я это вижу и объясняю себе и вам, что я это вижу. Не рождаю новое, а только заявляю, что я тоже способен родить. И даже показать то, что от меня уже родилось. Но не самого ребёнка, а лишь одеяло, в которое он якобы завёрнут. В лучшем случае – показать палец ребёнка и дать его потрогать. И не всегда понятно, кому принадлежит этот палец, – может быть, кукле?

А настоящий ребёнок – это совсем другое, это «Мцыри», «Анчар», «Зодчие», «Тёркин», «Соловьиный сад», «Соловьи в январе». И многое другое, что рождается словно бы само собой или что уже давно есть, без нашего участия, – как солнце, звёзды, луна, море, лес, горы. Или – как помидор, огурец, морковь, подсолнух – все из одной земли, а такие разные и необходимые!

Много раз убеждался в том, что читателей, способных понимать, а значит, и ценить литературное произведение, мало. Удивлялся, когда кто-то, даже близкие мне люди, прочитав мою повесть или рассказ, говорили совсем не о том, что в них главное. И потому, из деликатности, поясняли: «Просто написано, легко читается.» Или брали какой-нибудь эпизод и начинали обсуждать его: «Какая же она бесстыжая, он столько для неё сделал, а она осталась неблагодарной. Я бы так не смогла». Вот в этом «я бы так не смогла» и есть главное, что хотелось услышать мне, автору. В этом противостоянии моей героини и моей читательницы и есть главный смысл того, чего я добивался. Значит, задело, тронуло и, может быть, останется.

Я избегаю описывать больных, увечных людей, людей-инвалидов – так легче всего вызывать в читателе жалость. Я выбираю нравственно состоятельных героев, не забывая о великом двуединстве – отцы и дети. Больше всего на свете я люблю детей, поэтому в моих сочинениях, как правило, они действующие лица наряду со взрослыми. Всегда помню возвышающие ребёнка слова Антона Семёновича Макаренко: «Дети – это граждане!». Был ли я в своих рассказах, повестях, романах учителем? Наверное, да, если, в принципе, можно кого-то научить благородству и достоинству.

19 октября. Пришло наконец письмо из Федерального агентства по печати, подписанное М. Сеславинским:

«Уважаемый Сергей Владимирович!

Благодарим Вас за Вашу инициативу касательно выпуска 50-томного издания книг русских и белорусских авторов. Информируем Вас, что Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям активно сотрудничает с Министерством информации Республики Беларусь. Ежегодно при поддержке Роспечати проводится конкурс «Искусство книги стран СНГ», приобретающий всё большую популярность среди издателей Содружества. Белорусские книги неоднократно завоёвывали на данном конкурсе призовые места.

Российские издатели регулярно принимают участие в Минской международной книжной ярмарке в качестве Почётного гостя. Белорусские издатели регулярно участвуют в Московской международной книжной ярмарке и в национальной ярмарке «Книги России».

Интенсивно развивается книгообмен между нашими странами, а также кооперация между издателями и полиграфистами. В этом ряду издание 50-томной библиотеки российских и белорусских авторов, уверены, займёт достойное место.

Отрадно и то, что в настоящее время на всём пространстве Содружества усиливается интерес к литературе соседних государств. Так, в протоколе седьмого заседания Межгосударственного Совета по сотрудничеству в области периодической печати, книгоиздания, книгораспространения и полиграфии, состоявшегося 12–20 июня в г. Минске, зафиксирована необходимость рассмотрения возможности финансирования издания библиотечных серий под названием «Содружество».

Представлялось бы, на наш взгляд, целесообразным увязать оба этих проекта, выстроив единую модель культурно-литературного обмена народов Содружества.

Впрочем, если в рамках Союзного Государства будет принято решение о дополнительном издании 50-томной библиотеки белорусских и российских авторов, мы готовы в рамках своей компетенции оказать содействие предложенному проекту.

С глубоким уважением, М.В. Сеславинский».

Ответ как ответ: немного отчётности, немного совета и вроде бы даже какая-то поддержка. Но нет главного: что же само Агентство собирается предпринять для поддержки проекта, который «уверены, займёт достойное место». Будет ли оно обращаться в Министерство информации Беларуси? Или к руководству Союзного Государства? Не сказали. Однако и не отвергают, а «в рамках своей компетентности» даже собираются оказать содействие предложенному проекту.

Что ж, и на том спасибо. Мы сами побеспокоим вас кое-какими вопросами, но немного позже.

Ф. Кузнецов, с которым мы читали это письмо, остался доволен. Предложил мне тут же связаться с начальником управления периодической печати, книгоиздания и полиграфии Федерального агентства по печати Литвинец и переговорить о дальнейших шагах.

Я снял трубку и задал Нине Сергеевне два вопроса: будет ли Агентство связываться с Министерством информации Беларуси и будет ли оно обращаться в Союзное Государство с предложением поддержать наш проект?

– Нет, – сказала она, – вы уже сами решаете этот вопрос. Так что нам остаётся только пожелать успеха.

Разговор окончен. Кузнецов кивнул:

– Помогать не будут. Хорошо бы, не мешали.

– Всё, теперь обращаемся к белорусской стороне, – сказал я. – Надежда только на них. На нашей проблеме можно будет в какой-то степени понять, строится ли на самом деле Союзное Государство.

Ведём подготовку к 100-летию со дня рождения Самеда Вургуна. Я ознакомился с личным делом поэта, прочитал его книги. Посмотрел, что писала о нём критика, поговорил с Михалковым. И написал его очередное обращение:

«Горячо приветствую участников Торжественного вечера, посвящённого 100-летию со дня рождения выдающегося азербайджанского поэта Самеда Вургуна. На протяжении многих лет меня с ним связывала крепкая дружба, я неоднократно писал о его творчестве. Его стихи печатались в переводах крупнейших русских поэтов, таких как Павел Антокольский, Владимир Луговской, Константин Симонов. (.) Уже ровно полвека Самеда Вургуна нет с нами. Но его книги, его поэзия по-прежнему близки и дороги нам.».

Нет-нет да и задумаюсь, хорошо ли, что я пишу за Михалкова. С одной стороны, хорошо и даже почётно – писать за Великого Гражданина России. Это тебе не за какого-нибудь Ельцина или Горбачёва! А с другой – нужно писать своё и самому отвечать за написанное. Но у меня служба, я за неё получаю зарплату. И если у меня выходит, почему не сделать то, что, может быть, лучше, но с большим трудом сделает сам Михалков. Или не сделает вовсе. А это уже слабость организации, которую он возглавляет. И, что ни говорите, роль спичрайтера (раньше был помощник, референт) ещё никто не отменял и не отменит. (Американцы говорят: зачем самому делать то, что может сделать обезьяна!) И хватит об этом. Тем более, пишешь ты только то, что можешь. Ты же не можешь написать Гимн или «Дядю Стёпу»!

20 октября. Гуляли с внучкой по холмам. Она теперь самостоятельная, не только ты её куда-нибудь ведёшь, но уже и она может настоять на своём и повести совсем не туда, куда ты задумал. Научилась говорить бабушкино имя – Галя. И даже первое своё словосочетание: баба Галя. Если ей что-то нужно, говорит: га-га-га, хотя уже давно может говорить дай. Яблоко у неё – бля-бля, дед – де-де.

По пути на службу засигналил мобильник – позвонил профессор Тофик Меликов. Сказал, что приехал председатель Союза писателей Азербайджана Анар и племянник Самеда Вургуна Мансур Векилов (настоящая фамилия Самеда Вур– гуна тоже Векилов).

Я с благодарностью принял предложение встретиться с ними и порадовался, что увижу Мансура. С ним в июле 1987-го мы в составе небольшой делегации Союза писателей СССР были в Польше. С нами летал прозаик из Туркмении Валентин Рыбин. У нас были хорошие отношения, но с Мансуром я чувствовал себя свободнее. Он меня ничуть не теснил, наоборот, добавлял радости от пребывания в иной стране. Помню, в Варшаве, когда мы с переводчицей пани Марией проходили мимо цветочного магазина, Мансур купил ей несколько роз и сказал: «От нас!» Нужно было видеть, сколь благодарна была немолодая женщина за деликатный знак внимания.

Позвонил Кузнецову домой – он прийти не сможет, неполадки со здоровьем. Попросил меня поговорить с Анаром и пригласить его на встречу в МСПС, в понедельник.

У входа в ЦДЛ встретился с дочкой. Разделись, вошли в Большой зал, где уже полно кавказских людей. У нас места в первом ряду. Здесь же Тофик Меликов, он сказал, что из-за болезни не смог приехать Мансур Векилов. И напомнил мне, что моё место в президиуме. Познакомил меня с Анаром – коренастым человеком с большой головой, большим лицом и несколько замедленным взглядом. Я сказал ему о предложении Кузнецова встретиться для разговора. Анар не спросил, где и когда, а стал объяснять, что остановился он в представительстве Азербайджана в Москве, в гостевом доме, но, к сожалению, не знает, какой там номер телефона. И времени у него мало, как у всякого гостя Москвы. Так что лучше всего договариваться с Тофиком, он поможет нам связаться.

Открыл вечер Тофик Меликов. Он стал говорить о жизни и творчестве Самеда Вургуна. При этом не удержался от банальностей: и трудно жил Самед в тоталитарном государстве, и под давлением властей, а часто из страха репрессий, писал о вождях – о Ленине, о Сталине; воспевал и восхвалял революцию, социализм и светлое будущее – коммунизм. Не преминул также сказать о выдающемся таланте поэта, его широчайшем творческом диапазоне, правда, в рамках соцреализма. И предоставил слово мне.

Я прочитал обращение Михалкова и решил дополнить его:

– Наше круто изменившееся время, – сказал я, – подвергло ревизии многое из того, что ещё недавно было дорого нам и составляло смысл нашей жизни. Не обошлось без перегибов. Многих хороших писателей, деятелей искусства стали обвинять в приверженности соцреализму. Обязательно утверждается, что всех поголовно писателей держали в узде, что писатели боялись пойти «не в ногу» и, дескать, поэтому писали о вождях, о революции и прочий вздор. При этом забывается, а часто лицемерно отбрасывается тот факт, что наша страна в двадцатые– пятидесятые годы, по выражению Томаса Манна, находилась на революционном подъёме. Писатели, как и подавляющее большинство граждан Советского Союза, строили новое общество, крепя мощь Державы. «Писали из страха?» Кто писал из страха? Маяковский писал о Ленине, о социализме «из страха?» Или Есенин? Или Пастернак и Мандельштам? А какой, скажите, страх владел Самедом Вургуном? Бросают в него камни как в представителя соцреализма, но я сейчас вам прочитаю строки, которыми он завершает своё стихотворение «Рейхстаг» в переводе Павла Антокольского:

Здесь вписаны и ваши имена,

Сыны Баку, сыны родного края.

Пускай придут иные времена,

Ваш подвиг будет жить не умирая.

Вот он стоит, поверженный рейхстаг,

Проломы, бреши, битый камень, щебень,

Куски колонн, провалы, в ста местах

И купола раздавленного гребень…

И падают снежинки на рейхстаг,

Ткут саван для железного скелета,

И внятно говорит картина эта:

Любой завоеватель кончит так!

Каким вождём или каким «режимом» подсказаны эти слова? Из какого «страха» они написаны? И если такие стихи – соцреализм, то я за соцреализм! – так завершил я своё выступление.

23 октября. Завтра день рождения Саши, а подарка у меня ещё нет.

Утром встретился с Кузнецовым. Пришли к нему в кабинет. Он попросил меня побывать на вечере «15 лет независимости», который проводит посольство Казахстана, и, в случае необходимости, выступить от МСПС. Задумался и заговорил совсем о другом:

– Я хочу, чтобы то, что сейчас я вам скажу, осталось между нами. Мне кажется, необходимо от Бояринова передать вам решение всех оргвопросов. Чтобы вы отвечали за оргработу, а ему оставить только экономику. Чтобы вы были здесь, как когда-то Верченко в Союзе писателей СССР. Вы и так этим успешно занимаетесь, но я хочу, чтобы это было официально закреплено за вами. Мы все ждём окончательного решения суда по нашей недвижимости, и тогда мы сможем многое поправить в наших издательских делах, в осуществлении премии для переводчиков. А возможно, и в зарплатах для сотрудников. Как ваше мнение?

Я не мог согласиться с его предложением. Во-первых, большей власти, чем у меня есть, мне не нужно. Мне вообще власть над писателями не нужна, над писателями властен только Бог. Во-вторых, это обязательно приведёт к столкновению между мной и Бояриновым. А подобных отношений нам только и не хватало. В-третьих, как же Кузнецов, такой опытный руководитель, не понимает, что он делает? Если для него это попытка ещё больше приблизить меня к себе, то весьма неуклюжая. И ещё более неуклюжая, если он таким образом хочет укрепить меня.

– Феликс Феодосьевич, я думаю, делать этого не нужно. Мы с вами уже работаем, у нас неплохо получается, и будем работать дальше. Пускай всё остаётся как есть. У нас в коллективе сейчас неплохая обстановка. Всё идёт, как задумано, как определено нашими планами.

– Ну хорошо, – согласился он. – Так и будем действовать.

Кажется, в этом объединяющем обоих «так и будем» есть понимание того, что он видит мою правоту и согласен со мной.

24 октября. Вечером всей семьёй отмечали Сашино тридцатилетие. Подарили ему две рубахи и галстук. У папы юбилей, а все разговоры о дочке. Она в это время спала в своей кроватке.

26 октября. В «Московском литераторе» вышла моя статья о слёте городов– героев в Смоленске. Несколько десятков экземпляров газеты я передал генералу Мартынову.

Целый месяц «бушуют» венгры в Будапеште. Поводом к протестам и требованию отставки правительства социалистов во главе с Дюрчанем послужило его признание в том, что они (правительство) врали народу о положении дел в венгерской экономике. А тут подошёл юбилей – 50-летие печально знаменитого венгерского восстания. Или революции, как принято сейчас называть. Тогда советские танки яростно расправились с восставшими. Более 700 наших солдат и офицеров погибли в той операции. Но порядок в Венгрии навели. По плану «Вихрь», который разработал тогдашний министр обороны СССР маршал Г. Жуков, в Венгрию вошли 17 дивизий в количестве 60 тысяч человек и 6 тысяч танков. Руководил операцией маршал И. Конев.

Кроме того, под руководством Яноша Кадара для подавления восстания были созданы отряды «фуфаечников», как их называли сами венгры. Такое название они получили потому, что с советских складов им выдали военные фуфайки. Их численность составила 25 тысяч человек. Они сыграли важную роль в наведении порядка в Будапеште, а потом были преобразованы в Народную милицию.

Главный организатор венгерской революции, бывший сексот Ежова-Ягоды Имре Надь (возможно, один из тех, кто расстрелял царскую семью) был казнён. А вместе с ним и более 200 его активных помощников.

Ныне многие историки и политики утверждают, будто бы венгерские события 1956 года предопределили будущий распад СССР и всего социалистического лагеря. На Западе бурно восхваляют венгров за их революцию. Но и сейчас Венгрия, в основном Будапешт, бушует, кипят страсти, идут столкновения с полицией, вдребезги разлетаются витрины магазинов, поджигаются автомобили. И, странное дело, всё это происходит только в тёмное время суток. А днём служащие идут на службу, рабочие – на работу, студенты и учащиеся – на учёбу. Хороши волнения, которые возникают как по взмаху дирижёрской палочки.

Решил точнее узнать, что там происходит. Позвонил в Петербург писателю Сергею Владимировичу Вольскому. Его дед Г. Зуккау, первый переводчик на русский язык «Бравого солдата Швейка», расстрелян в 37-м как враг народа. Его внук, Сергей Вольский, ещё в детстве самостоятельно освоил венгерский язык и стал переводить многих венгерских прозаиков, поэтов, драматургов. Ему принадлежит и перевод книги Жолта Харшаньи «Грёзы любви» – о жизни и творчестве Ференца Листа. Много раз Сергей Вольский бывал в Венгрии, подолгу жил и работал там, – кому как не ему знать нынешнюю обстановку.

К сожалению, он не особенно осведомлен о том, что там происходит. Его связи с Венгрией, с писателями и переводчиками практически прекратились. Чем там всё кончится, трудно сказать. Скорее всего, заставят правительство уйти в отставку, а что будет дальше – время покажет. На Западе никто всерьёз к нынешним венгерским событиям не относится, венгров не любят, так же как и румын.

– Может быть, потому, что они во время Второй мировой воевали на стороне Гитлера? – спросил я.

– Нет, это уже забыто, просто сейчас ничего хорошего собой венгры не представляют. Думали, вступят в НАТО и Запад их озолотит, а выяснилось, что Западу на них наплевать. У Запада свои проблемы.

– Но и к России они не особенно льнут. Наоборот, при каждом удобном случае стараются подчеркнуть своё негативное к нам отношение.

– К России сейчас никто не льнёт. При таком «могуществе», какое мы собой являем, Россию и дальше будут гнобить. И нужных России перемен трудно ожидать. В общем, мало хорошего, но жить надо.

Мне сделалось не по себе от горьких слов этого талантливого человека. Вспомнил, что и дома у него не всё благополучно, немалые проблемы с единственным сыном. Захотелось сказать ему что-то хорошее, и не удержался:

– Разговаривал недавно с Феликсом Кузнецовым и предложил ему учредить в МСПС Международную литературную премию для переводчиков, дав ей имя Николая Ивановича Гнедича.

– Нужная премия и хорошее название. Но Кузнецов охладил твой пыл – нет денег?

– Не совсем. Он вспомнил, что в Союзе писателей СССР была премия «Лотос», но из-за отсутствия средств она потеряна. Надо восстанавливать, но для этого нужно выиграть суд над Ларионовым. И вернуть помещение, которое он продал за бесценок и которое приносило основной доход.

– Будем ждать, – сказал Сергей.

…Интересно, есть ли богиня Ожидания? И как она выглядит? Наверное, многолика?

В конференц-зале – представление семитомника серии славянской поэзии «Из века в век». Испытал удовольствие оттого, что не нужно выступать, а можно только сидеть и слушать.

Позвонил в Петербург Борису Орлову, напомнил о вечере питерских писателей в Москве, но тот стал кивать на Владимира Скворцова: дескать, у него сейчас туго с финансами, а сами писатели вряд ли смогут оплатить дорогу в Москву и обратно.

– Бухгалтерия МСПС выделяет 5 тысяч рублей на проведение вечера, – сказал я. – Но дорогу вам придётся оплатить самим.

– Будем искать средства, – сказал Борис Александрович.

30 октября. С утра на улице белым-бело – в Москву вернулся первый снег. И, выходя из дома, хочется как следует вытереть ноги, чтобы не испачкать его. Снег облепил деревья и кусты, а на земле и на асфальте быстро тает, полно глубоких и мелких луж. В общем, раздолье для нашей Марии. Я не запрещаю ей ходить по лужам: когда же и ходить, если не теперь!

Получил письмо из Америки от Славы Гозиаса. В нём он обрушивается на американскую действительность, на почту, на порядки: «.Бушу, вроде бы, не усидеть на пьяной заднице. Одно безусловно: врать и пропагандировать американцы умеют лучше русских и старательней. Причём во всём, включая рекламу товаров и продуктов, где получается так, что американцы лучше иных людей, а товары их высшего качества, хотя большинство товаров делается в Китае и Японии, Корее и Латинской Америке. Ну их к чертям. В газетках родного Отечества, которые изредка читаю, вовсе перестали попадаться знакомые имена – ни в культуре, ни в общественных упражнениях. Вероятно, по новым временам культура не в почёте – так, шуты при олигархах, как в древние времена. (.) Чубайс назвал новую Россию либеральной империей, а это всё равно что нос в заднице с выходом подмышкой.»

Оригинально пишет Слава, причём всегда. Но не это главное, а главное то, что не нашёл он себя в Америке. Не прижился, а лишь пристроился. И прижиться нет ни времени, ни сил. О Президенте Буше пишет, как журналист средней руки, хотя писатель, автор двух десятков книг стихов и прозы. Две из них помог выпустить я в издательстве «Дума», на средства автора. Первая – сборник повестей и рассказов «Васильевский остров», вторая – роман «Музыка по Оглоблину». Вполне профессионально, и такое ощущение, что он никуда не уезжал, а продолжает жить в СССР, в Ленинграде. И время у него прежнее, шестидесятые-семидесятые. И герои тоже наши, с милыми (если оценивать из нынешнего времени) недостатками. В своих сочинениях ни слова об Америке, будто и нет её. И не было. И не будет.

«Остановись, мгновенье!..» Для Славы Гозиаса оно остановилось. Счастливый Слава Гозиас. Но вот насколько?

2 ноября. Мария, когда ей задаёшь какой-нибудь вопрос, чётко отвечает: «Да». Она уже хорошо произносит: «Галя», «бабочка – бабаль», «пить – па».

Проявляет интерес к зеркалу, но ещё не понимает, что видит в нём себя. Думает, это телевизор. Пользуйся, Машенька, зеркалом, оно помогает человеку выглядеть пристойно, потому что заставляет не только посмотреть на себя, но и заглянуть в себя. А телевизор, так же как спички, детям опасен.

Иногда задумаешься, какое гениальное изобретение – телевизор. До недавнего времени он занимал второе место после книги. А сейчас на третье место его потеснил компьютер. Если бы ещё использовали эти изобретения по назначению, а то ведь, в основном, кажут нам собрание дураков и нравственных развалин. Впрочем, оставим больную тему, немало других.

Рано является ночь, к шести вечера уже темно. Кроме нас, никто с маленькими детьми не гуляет.

Грядут праздники. Чтобы предать забвению праздник Великой Октябрьской социалистической революции, изворотливые умы придумали «День национального единства». И нашли повод – около четырехсот лет назад народное ополчение под водительством Минина и Пожарского выдворило поляков из Москвы. Только сейчас об этом вспомнили и, что называется, «потеснили» одно событие другим. Но и на этот раз вышло не по-людски. Уточню: 7-го ноября 1941 года, когда враг стоял у стен Москвы, на Красной площади состоялся военный парад войск Красной Армии, посвященный 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Он, по утверждению участников, историков и очевидцев, добавил сил сражающейся стране, вдохновил на борьбу против фашистской нечисти. И вот спустя 65 лет принято решение реконструировать это событие и провести новый парад в память. исторического парада. То есть праздновать нынешний день рождения во имя предыдущего дня рождения, а не во имя того, кто в этот день родился. Ну, сущий бред, иного не скажешь.

Мир меняется к худшему, это самая большая опасность. Всё больше отдаляется Бог, всё активнее ведут себя бесы – от комаров до либералов.

Часто задумываешься над теми нелепостями, которые как будто в силу малой культуры, а на самом деле математически расчётливо учиняют власти предержащие в нашей стране. Неужели не боятся, что рано или поздно все эти «нелепости» им вылезут боком? Нельзя же бесконечно глумиться над здравым смыслом и плевать в душу народа!

Нужна национальная идея развенчания позорной мысли, что можно жить без культуры, а только с «баксами».

5 ноября. Скорбный день нашей семьи: четыре года назад ушла из жизни мама Саши – Людмила Леонидовна. Она немного не дожила до 50-ти. Рак. Я познакомился с нею за два года до её смерти. Статная, красивая женщина, талантливая рассказчица. Особенно интересны её рассказы о сыне Саше. Все женщины хорошо рассказывают о своих детях, потому что любят их. Но Людмилу Леонидовну отличала одна особинка – она говорила о сыне, не приукрашивая его, не стараясь обязательно уверить вас в том, что её сын лучше всех. Так может рассказывать друг, который понимает, что тот, о ком он рассказывает, не лишён недостатков.

Она приезжала к нам в Петербург без Саши – сын после «Можайки» служил в Якутии на станции слежения за спутниками. Мы с Галиной и дочкой были рады её визиту. И тогда же Людмиле Ивановне и нам стало ясно: быть свадьбе.

Она состоялась через два года. Но Людмила Ивановна была уже смертельно больна. Похудевшая и словно бы ставшая намного старше, она держалась так, чтобы не омрачать своею болезнью торжество молодых.

Всей семьёй поехали на кладбище, в Сколково. По слухам, здесь собираются построить и открыть помпезный научный центр, так называемую русскую «силиконовую долину». А куда же тогда РАН?!.. По дороге купили цветы. На кладбище среди множества могил и памятников есть и наша оградка, за которой две могилы и два деревянных креста. Рядом с могилой Людмилы Леонидовны могила и крест отца Саши, Николая Ивановича. Уже заказали памятник, который собираемся установить весной. Николай Иванович прожил на два месяца дольше Людмилы Леонидовны, с которой когда-то вместе рос и учился в одном классе, он умер от сердечной недостаточности.

Саша положил розовые гвоздики на могилу мамы, красные – на могилу отца.

Когда собрались уходить, мне показалось, что цветы не совсем хорошо лежат, что их нужно поправить. Я вошёл в ограду и вслед за мной в новых, только вчера купленных огромных ботинках вошла Мария. Стала прохаживаться между могилами, споткнулась, упала и заплакала. Её слёзы подчеркнули скорбность минуты.

Вскоре после того, как мы вернулись домой, к нам приехал Сашин дядя – родной брат его мамы Александр Леонидович (внешне похожий на Влада Листьева). Он купил новую машину «Нисан» и на ней уже после нас заезжал на кладбище. С ним я познакомился несколько лет назад в Питере, на свадьбе его дочери Наташи, которая вышла замуж за питерского парня Диму. Наташа имела высшее юридическое образование, но рождение дочки, а потом сына не позволяло ей тратить много времени на службу. И тогда я пригласил её на должность бухгалтера в писательскую организацию. Галина помогла ей освоить это дело, и несколько лет она работала у нас, где была минимальная зарплата, но где не требовалось постоянного присутствия.

Наташа хороша собой: рослая, чуточку похожа на красивую японку, с милой, трогательной улыбкой и умным, тёплым взглядом. После того как её родители развелись, мама осталась в Петербурге, а папа уехал в Москву и женился на Нине Александровне. Маленькая Наташа стала жить в семье Докучаевых и расти вместе с Сашей. Так и выросли. Наташа стала учиться в юридическом институте, а Саша уехал в Петербург и поступил в Военно-космическую академию имени Можайского. Теперь Саша вернулся в Москву, а Наташа избрала Петербург.

Второй раз мы с Александром Леонидовичем встретились опять в Питере и опять на свадьбе, только теперь уже моей дочки. Наше родство крепнет, чему мы оба рады. Правда, редко видимся.

6 ноября. Продолжил работу над детской повестью «Сказание о славном герое Пете, победившем короля Алкоголя и принца Никотина». Когда-то по совету Радия Погодина я стал переделывать их на Дымов. Потому как появился ещё один, даже не король, не принц, а император – Наркомор. Думал даже создать одного змея, трёхглавого. Но слишком громоздким для моего сказания будет это чудовище. И его аббревиатурное имя, например, НАРНИКАЛ. Ужас! Пришлось остановиться на Дымах.

По 1-му каналу ТВ идёт передача «Пусть говорят». Сегодня она посвящена предстоящему показу фильма «Тихий Дон». Но речь почему-то не о романе, не о событиях мировой важности, которые в нём отражены, а про дела альковные, постельные – кто кому изменяет, кто от кого ушёл. Приглашены в передачу какие– то бесстыжие «казаки и казачки» с тихим умом и громким голосом, которые, ничуть не стесняясь, говорят об изменах. И думаешь: как умело нынче разработаны телетехнологии, чтобы выхолостить, исказить великое произведение, сместить акцент с большого на малое, с крупного на мелкое и пошлое.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю