Текст книги "Неизвестный Байконур. Сборник воспоминаний ветеранов Байконура"

Автор книги: Иван Стаднюк

Соавторы: Александр Трофимов,Геннадий Волков,Виктор Васильев,Михаил Плетушков,Альгимантас Науджюнас,Генрих Кудряшов,Юрий Князькин,Анатолий Усов,Абылай Айдосов,Геннадий Кудрявцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 37 страниц)

Начальник НИИ-4 В. З. Дворкин в книге «Незабываемый Байконур» сообщает: «Результаты исследований группы Тихонравова были изложены в отчетах НИИ-4 МО: «Исследование возможности и целесообразности создания составных ракет» (1950), «Исследование принципа ракетных пакетов для достижения больших дальностей стрельбы» (1951), «Выбор оптимальных вариантов ракет для стрельбы на большие дальности» (1952). На основании проведенных исследований в 1951 г. был разработан и выслан в ОКБ-1 проект экспериментальной ракеты пакетной схемы, способной осуществить запуск ИСЗ. В материалах проекта рассмотрены конструктивные особенности составной ракеты, состоящей из нескольких одноступенчатых ракет, представлена методика оптимизации ее параметров. Рассмотрены также вопросы старта, устойчивости полета, разделения ступеней, способы перелива топлива в баки ракеты, продолжающей полет после разделения ступеней. Некоторые результаты исследований использовались при эскизном проектировании ракеты Р-7. Проект содержал раздел, посвященный проблемам создания ИСЗ, вывода его на орбиту и спуска на Землю». На официальной защите в 1956 г. эскизного проекта первого ИСЗ С. П. Королев отметил, что проект спутника разработан в ОКБ-1 на основе исследовательских работ группы сотрудников НИИ-4 МО, возглавляемой М. К. Тихонравовым.

Вклад Нестеренко, оценившего и поддержавшего группу Тихонравова в то время, когда еще никто и не думал о пакетной ракете и спутнике, очень велик. Он сэкономил Родине несколько лет на создание межконтинентальной ракеты и спутника, что позволило обеспечить приоритет в осуществлении их полетов. Разве мог подумать тогда Алексей Иванович, что ему же придется воплощать теорию в практику, вкладывая свой недюжинный ум и энергию в создание космодрома Байконур, испытания первой в мире пакетной межконтинентальной ракеты Р-7 и запуск первого в мире искусственного спутника Земли?

Нестеренко был прогрессивным человеком и видел перспективы нового дела. Он участвовал в работах по исследованию зенитных управляемых снарядов для ПВО страны, по спуску и мягкой посадке на землю с помощью парашютно-тормозной системы груза, сбрасываемого с самолета (Сталинская премия 3-й степени, 14.3.1951).

Несмотря на то что деятельность А. И. Нестеренко в НИИ-4 всеми оценивалась положительно, в сентябре 1951 г. он был снят с должности за то, что, как вспоминал генерал-полковник А. А. Максимов, написал в ЦК докладную записку, где назвал работу группы С. П. Королева по созданию ракет типа Фау-2 экономической диверсией. Он мотивировал это тем, что Фау-2 в войне никакой погоды не сделали из-за низкой точности. Наши ракеты того времени имели точность 8 км по дальности и 4 км по боковому отклонению. Так что докладная имела достаточные основания. Главное же было в том, что многие испугались репрессий и расценили этот поступок как предательство. И несмотря на то, что Алексей Иванович всей своей последующей жизнью доказал беззаветную преданность ракетам, ему не простили его ошибки даже через много лет. Когда Совет ветеранов Байконура вместе с другими организациями к 70-летию А. И. Нестеренко вышел с ходатайством о присвоении ему звания Героя Советского Союза, которое он безусловно заслужил более многих околокосмических героев из Москвы (имевших, кстати, ошибки много крупнее, и к тому же небескорыстные), обращение оставили без последствий.

После института генерал-лейтенант А. И. Нестеренко был заместителем командующего артиллерией Белорусского военного округа (1.1951—1.1952), начальником ракетного факультета академии им. Ф. Э. Дзержинского (1.1952—3.1955). Возглавлял Государственную комиссию по испытаниям ракеты Р-11 на высококипящем окислителе с дальностью полета 270 км и точностью 1,5 км по дальности и 0,75 км в боковом направлении (апрель 1953—13 июля 1955). Когда маршал артиллерии М. И. Неделин предложил ему стать начальником вновь формируемого полигона в Тюра-Таме (НИИП-5), он без колебаний согласился, поменяв свое благополучное и прочное московское генеральское существование на неустроенность и трудности строительства на пустом месте в адских климатических условиях.

Алексей Иванович Нестеренко так описывает свои первые впечатления от посещения места строительства полигона в начале июня 1955 г.: «Как только приземлились на полевом аэродроме Джусалы и вышли из самолета, нас обдало жаром раскаленного степного воздуха, как будто мы попали в нагретую печь. От непривычно нагретого воздуха захватывало дыхание, а яркое солнце, как мощный прожектор, ослепляло глаза. Мы вспомнили про темные очки, которых, к сожалению, у нас не было. Остроумный адъютант маршала М. И. Неделина сказал: «Это вам не финская баня, а среднеазиатская пустыня».

Из поселка Джусалы специальной железнодорожной летучкой, состоящей из тепловоза и двух пассажирских купейных вагонов, мы поехали на станцию сосредоточения строителей. Там нашу летучку поставили на временный железнодорожный путь. В металлических, раскаленных солнцем вагонах мы обливались потом и жадно вдыхали воздух, как рыбы, выброшенные на берег. Страшно хотелось пить. Казалось, без привычки невозможно утолить жажду. Чтобы как-то облегчить возможность пребывания в вагонах, где можно было укрыться от палящего солнца, генерал Гайдуков приказал строителям цистерной подвезти воду к вагонам и поливать крыши вагонов водой, особенно ту часть вагона, где находился маршал. Но так как насосов не было, эту процедуру строители выполняли вручную ведрами. Эффект незначительный, но все-таки морально было легче. Тем более что эта примитивная операция производилась под непосредственным руководством генерала Гайдукова.

Только после заката наступала прохлада, которая способствовала быстрому восстановлению сил и энергии. Однако в ночное время нас одолевали другие неприятности – это надоедливые мухи, комары и москиты, мелкие и жгучие твари.

От пребывания дня в районе строительства полигона у нас сложилось удручающее впечатление о местности и условиях жизни будущего испытательного центра. Окинешь вокруг взглядом – и видишь бескрайнюю пустынную степь, покрытую скудной, выжженной солнцем травой. Сама пустыня испещрена такырами, солончаками и кое-где песчаными барханами. Пейзаж пустыни дополнялся множеством сусликов и кругом – ни одного дерева. На станции, где мы базировались, было только два кирпичных двухэтажных здания и с десяток полуоблупленных глинобитных хибар с плоскими крышами. У некоторых из них стояли юрты. Кое-где можно было видеть исхудалых ишаков да небольшие группки коз или овец. Окинешь взором все это, и грусть безысходная овладевает тобой».

Такое первое впечатление испытал каждый прибывающий на полигон. Тем не менее Нестеренко пишет: «Мое первое посещение полигона вызвало во мне различные чувства – и тревоги, и надежды, и уверенность в будущем, ибо я был уверен, что несмотря ни на что наш народ создаст этот полигон!» Нестеренко пишет и о кадрах, которые «решают все».

«Самый сложный период – комплектование космодрома. Нельзя было говорить, где место формирования, а те, кто давал согласие ехать туда, как только узнавали, что это в районе Джусалы и Казалинска (в Советской энциклопедии он значился как район «природной чумы»), сразу же отказывались, придумывали всевозможные причины: болезнь жены, тещи, детей. Работа действительно была утомительной, тяжелой, но уговаривать и разъяснять было необходимо». Большую помощь Алексею Ивановичу оказывали его заместители – А. С. Буцкий, А. Г. Карась, К. В. Герчик, Н. М. Прошлецов, В. И. Ильюшенко, А. И. Носов, А. А. Васильев, А. П. Метелкин, Н. Д. Силин, В. А. Лебедев, И. К. Кругляк. Помогали и маршал артиллерии М. И. Неделин и отдел кадров Министерства обороны.

24 мая 1955 г. в Генштаб были представлены проекты штатов полигона, разработанные оргштатной группой, а 2 июня директивой Генштаба определена оргштатная структура полигона. Приказом министра обороны СССР № 00105 от 3.8.1960 г. в ознаменование создания полигона установлен ежегодный праздник – 2 июня, который считается также днем ежегодного праздника всех подчиненных частей, имевшихся в соединении на 3.8.1960 г., за исключением войсковых частей 14332 и 14251, которым праздник установлен 1 сентября.

В полигон по штату вошли следующие части и подразделения: штаб полигона (начальник штаба полковник А. С. Буцкий, с 1.11.1956 г. – полковник А. Г. Карась, с 10.7.1957 г. – полковник К. В. Герчик) в составе семи отделов – 1, 2, 3, 5, 6, 7, 8-й. Штабу подчинялись базы специальных испытательных полей: база падения блоков 1-й ступени в/ч 13961 в Казахстане в районе Ладыженки (подполковник Л. А. Кондратюк) и база падения головных частей и остатков 2-й ступени на Камчатке – отдельная научно-испытательная станция (начальник ОНИС полковник Б. Ф. Козлов, с 24.12.1955 г. – полковник И. К. Павленко) с комплексом из шести ИПов района «Кама» (ИПы 12–17, начальники, соответственно, майор В. К. Зимин, инженер-майор Михейчик Л. В., инженер-капитан И. С. Почко, подполковник П. Д. Янович, подполковника Г. Сальников, инженер-подполковник В. А. Вейденбах). В ОНИС также входила 28-я отдельная смешанная авиаэскадрилья (командир – майор Н. Г. Буренков). Политотдел полигона (полковник Н. М. Прошлецов, умерший 10.9.1956 г. после тяжелой болезни, с 28.4.1956 г. – полковник В. И. Ильюшенко). Служба опытноиспытательных работ – ОИР (инженер-подполковник А. И. Носов) в составе пяти отделов – 9-й (2-я лаборатория, 1-я и 3-я были подчинены 16-му отделу службы НИР), 11, 12, 13, 15-й – и физикохимической лаборатории. Службе подчинялся комплекс пунктов радиоуправления и измерения РУПИ – основной «А» (в/ч 25642) Тартугай (майор А. В. Родионов), зеркальный «В» (в/ч 14094) Тогыз (инженер-подполковник Я. А. Плотников) и временный. Службе ОИР подчинялись сборочная бригада (инженер-подполковник Б. А. Шпанов) и 229-й отдельный дивизион 77-й инженерной бригады – в/ч 55831 (подполковник И. И. Черенков), имевший 583 военнослужащих и исполняющий обязанности испытательной части. Дивизион имел командование, штаб и 4 батареи. Две батареи располагались на площадке № 2: 1-я – комплексных испытаний и пуска (командир майор Н. Д. Голованов) и 2-я – наземного оборудования (майор В. Г. Козлов). 3-я батарея располагалась на РУП «Б» (пункт боковой радиокоррекции – командир майор В. И. Нестеренко). 4-я батарея – обработки опытных данных (командир майор B. C. Беляев) – располагалась на площадке № 10. С 1.7.1957 г. на базе личного состава дивизиона сформирована отдельная инженерная испытательная часть (ОИИЧ) в/ч 25741 (подполковник О. И. Майский), имевшая по штату 889 военнослужащих и 9 рабочих и служащих.

Служба научно-исследовательских работ – НИР (инженер-полковник А. А. Васильев) в составе четырех отделов – 4, 10, 14, 16-й, двух отдельных лабораторий (фото и специзмерений) и комплекса измерительных пунктов (ИП) района «Тайга» в Казахстане (ИП-1-9). Начальниками ИПов 1–9 были (подполковник Г. М. Колеганов, в/ч 13951, техник-лейтенант В. А. Сивов, в/ч 25632, техник-лейтенант А. А. Соколов, в/ч 25619, подполковник А. И. Ларцев, в/ч 14216, майор С. А. Амплиев, в/ч 25757, подполковник В. Д. Ветласенин, в/ч 14018 (пос. Амангельды), инженер-подполковник А. Т. Мороз, с 1957 г. майор Ю. М. Медведев, в/ч 14289, майор П. М. Гавриленко, в/ч 25589 (поселок Жаксы), подполковник И. С. Юдаев, в/ч 14143 (поселок Киевка).

В состав полигона входили следующие части и подразделения: отдельный батальон связи – в/ч 14315 (подполковник Г. П. Дробы-шевский), отдельный автотранспортный батальон – в/ч 25667 (майор В. М. Быков, с 4.10.1956 г. майор А. Г. Блинов), отдельная производственная эксплуатационно-техническая рота – в/ч 13978 (майор И. П. Кузнецов), 6-е отдельное авиационное звено (старший лейтенант Н. Д. Лубнин), 181-я отдельная рота охраны (капитан М. Е. Бушмакин), военно-почтовая станция – в/ч 14400 (старший лейтенант административной службы А. И. Афонин), 1500-й военный госпиталь – в/ч 25718 (подполковник медицинской службы А. В. Соловьев), поликлиника 1500-го военного госпиталя (майор медицинской службы Ф. Е. Матвиевский), 3-й отдельный противочумный отряд – в/ч 14199 (майор ветеринарной службы В. Е. Деревяшкин), Дом офицеров (майор П. С. Калин, с сентября 1957 г. – майор B. C. Горин), военная комендатура (подполковник А. М. Пышкин), гауптвахта (лейтенант В. А. Шахматов), полевое управление Государственного банка (майор интендантской службы П. Д. Плаутин).

Кроме этого в полигон входили: САРМ (старший инженер-лейтенант В. В. Климов), отдельная центральная экспериментальная ремонтная мастерская (инженер-майор В. Н. Калиновский), склад артвооружения (техник-лейтенант В. Е. Деев), три пожарных команды (начальники техники-лейтенанты Ф. М. Левошин, А. Я. Нестеров, П. А. Ходаковский), кислородно-азотный завод (инженер-подполковник Н. П. Клименко), центральная дизельная электростанция (младший инженер-лейтенант Р. В. Щербачев), два энергопоезда (инженер-лейтенант К. В. Иванов), ТЭЦ (майор Юдин), скотоубойный пункт (лейтенант интендантской службы В. В. Редька), банно-прачечный дезинфекционный пункт (лейтенант интендантской службы В. П. Талалаев), 13-й банно-прачечный дезинфекционный поезд (майор Е. И. Шинкаренко), центральная материальная база (капитан И. П. Писанов), хлебопекарня (лейтенант интендантской службы Н. М. Черленяк), кинобаза (лейтенант Б. Г. Быков), 50-й отдел военной торговли (Д. И. Волков), промкомбинат (В. А. Боровков), торгово-заготовительная база (З. С. Хуциев), три столовые № 1–3 (Ирюков, У. Утаров, В. А. Котельников), вечерняя общеобразовательная школа при Доме офицеров (Е. М. Кузнецова). Вот с таким огромным хозяйством приходилось управляться Алексею Ивановичу Нестеренко, и он со своими помощниками делал это успешно.

Алексей Иванович был находкой для нового небывалого полигона. Подбор кадров облегчала предыдущая должность начальника факультета. Офицеры верили ему и давали согласие ехать вместе с ним на покорение пустыни и космоса. Он также уговорил перейти на новый полигон большую группу офицеров Капустина Яра, что позволило воспользоваться их опытом на новом полигоне. Для формирования также пригодились старые связи и фронтовая дружба: отдельная испытательная станция района падения ГЧ для Камчатки формировалась в НИИ-4, а большинство других служб полигона в Капустином Яре (ранее генерал Вознюк формировал свой полигон в НИИ-4 у Нестеренко, теперь отдал долг). Используя обширные связи, нетрудно было договориться и о подготовке испытателей на предприятиях промышленности, в НИИ и КБ.

На долю А. И. Нестеренко выпал самый тяжелый период в жизни космодрома – проектирование, строительство, формирование, организация испытаний, жизни и быта практически на голом месте в сжатые сроки, когда все небывалые работы надо было делать параллельно. Нестеренко занимался отводом земельных участков для стартового района, поселка, баз падения отделяемых частей, пунктов радиоуправления полетом ракеты (РУП), измерительных пунктов (ИП), согласованием проектных документов и графиков строительства, подбором кадров, формированием частей и подразделений. Трудно проходило выделение земельных участков в Казахстане для строительства ИП, РУП, полей падения ступеней. 19.10.1955 г. Нестеренко писал Председателю Совета Министров Казахской ССР: «Постановлением СМ СССР от 29.4.1955 г. и распоряжением СМ Казахской ССР от 18.5.1955 г. Министерству обороны кроме участка 290 000 га по Кзыл-Ординской области должны быть отведены 5 участков по 400 га каждый и 7 участков по 200 га каждый в Актюбинской, Акмолинской, Кзыл-Ординской, Кустанайской и Карагандинской областях». Когда Нестеренко приехал к Председателю СМ Казахской ССР Д. А. Кунаеву с документами об отводе участков, тот отказал ему на том основании, что там пастбища для баранов. И только когда Нестеренко обратился к Первому секретарю ЦК Компартии Казахстана Л. И. Брежневу, которого знал по Черноморской группе войск, вопрос был решен положительно.

Особенно много хлопот Алексею Ивановичу доставляла база падения ГЧ «Кама» на Камчатке, также создаваемая на голом месте, без надежных коммуникаций, в самом отдаленном, в буквальном смысле медвежьем углу (многочисленные медведи были главным населением этого безлюдного района). Требовалось в кратчайшие сроки, ввиду окончания навигации, согласовать с Министерством морского флота страны состав плавсредств для доставки на Камчатку личного состава, сложной радиотехнической, телеметрической и другой техники, причем разгрузку нужно было производить на рейде без всяких портовых сооружений и средств. В этих работах ему помог командующий Дальневосточным военным округом Маршал Советского Союза Малиновский, под командованием которого Нестеренко воевал на Южном фронте. Нестеренко неоднократно вылетал на Камчатку для личного контроля хода доставки грузов, имущества и спецтехники, контроля строительства и развертывания техники, обустройства личного состава и семей военнослужащих.

Большое внимание он уделял непосредственной связи с НИИ, КБ и предприятиями промышленности, где проходили подготовку офицеры-испытатели. Он осуществлял связь с Генштабом и аппаратом МО по вооружению, решал оргштатные вопросы, занимался главными проблемами перспективного развития Байконура, проявлял недюжинные способности хозяйственника, предвидя и устраняя многие сложности, вызванные недостатками проекта, контактируя с авторами проекта, вникая до мелочей во все вопросы планирования, строительства, быта, обеспечения и культуры.

Трудно было с размещением людей. Жили в спецпоезде, палатках, старых железнодорожных вагонах, землянках, сборно-щитовых бараках, на станциях Тюра-Там и Джусалы снимали комнаты или овчарни у казахов. Трудно было с хлебом, столовыми, баней, прачечной, водой, магазинами, почтой, связью, электроэнергией. Все эти вопросы приходилось решать Нестеренко вместе со своими заместителями.

Алексей Иванович был простым и доступным человеком для всех без исключения, ни капли чванства и высокомерия. Он был контактен и бесконфликтен, хорошо ладил со своими заместителями и начальниками. Опытный организатор, деятельный руководитель, вникающий во все мелочи, влияющие на жизнь и работу подчиненных ему людей. Умелый учитель и воспитатель, он находил нужные слова и ключи к их душам. Требовательный к себе и подчиненным, он умел выслушивать их мнение и использовать рациональное зерно в своей работе. Особенно тепло он относился к молодежи, часто выступал на комсомольских собраниях, встречался со школьниками, солдатами, молодыми офицерами и откликался на все их чаяния и запросы. Его уважали и любили все, кто его знал.

Алексей Иванович был незаурядным человеком. В 1935 г. он возглавил тысячекилометровый пробег на лыжах отряда курсантов Томского артиллерийского училища. Расстояние в 1070 км отряд прошел за 11 ходовых дней. На финиш прибыли без единого отставшего. Этот переход был отмечен приказом Наркома обороны К. Е. Ворошилова. А через две недели Нестеренко участвовал в окружных соревнованиях на лыжах на дистанции 50 км в полном снаряжении со стрельбой на 48-м километре и установил всеармейский рекорд. Он занимался лыжным спортом до самой войны. Кроме лыжного спорта увлекался легкой атлетикой, конным спортом и планеризмом. Сам разносторонне развитый человек, автор книг и художник, мастер спорта по лыжам, он старался благоустроить поселок, быт, обеспечить отдых испытателей после трудной работы. И на полигоне утро офицеров штаба начиналось с физзарядки во главе с Нестеренко.

Несмотря на напряженный труд строителей на основных объектах полигона, уже к 1957 г. были построены купальня на реке Сырдарье, летняя танцплощадка, крытый Летний театр на 600 мест. И сделано было это при его участии и активной работе начальника политотдела В. И. Ильюшенко. В гарнизоне была отличная библиотека, прекрасная самодеятельность, проводились спартакиады и смотры художественной самодеятельности, зеленели первые посадки, превратившие поселок в настоящий оазис, в город-сад, хотя скептики утверждали, что в этой пустыне на солончаках ничего не растет. Алексей Иванович ко всему этому приложил руку и достоин памятника и в истории Байконура и в истории ракетно-космической эры! А что касается мимолетных ошибок, то в сороковые и в начале пятидесятых годов мало кто верил и в ракеты и в завоевание космоса, и даже С. П. Королев, услышав впервые предложения М. К. Тихонравова, усомнился в их осуществлении в ближайшее время. И только приехав к Тихонравову в НИИ-4 и посмотрев его расчеты и графики, он убедился в осуществимости космического полета в ближайшее время с помощью пакетных ракет, созданных из уже существующих ракет. Но Нестеренко за несколько лет до этого, несмотря на недоверие и недовольство начальников, предоставил Тихонравову возможность работать в своем институте над проектом ракеты для полета человека в космос (значит, верил!), добился разрешения для Тихонравова прочитать доклад на научной сессии Академии артиллерийских наук, обеспечил рабочее сотрудничество с Королевым, которое в конце концов привело к созданию первой в мире межконтинентальной ракеты Р-7, первого в мире искусственного спутника Земли.

Я впервые увидел фамилию Нестеренко на обороте своего командировочного предписания, полученного в отделе кадров Министерства обороны на Фрунзенской набережной от известного полковника Чайникова, через которого на полигон прошло целое поколение испытателей. Назначение было настолько секретным, что предписание и билет нам вручили только накануне отъезда. Мы – это 4 выпускника Военной Краснознаменной инженерной академии связи им. С. М. Буденного, авангард контингента из 20 выпускников, отобранных еще за год до этого кадровиком Министерства обороны для неизвестного нам назначения. До этого не говорили, куда нас назначили. В предписании была указана только войсковая часть без места дислокации. И только в железнодорожном билете мы прочли название конечной станции – «Тюра-Там». На обороте предписания едва заметным карандашом было написано: «Хозяйство генерала Нестеренко. Начальник аппаратной машины». Из всего этого я понял, что едем в большую часть (начальник – генерал, и на том спасибо!) и назначен я на должность начальника аппаратной машины, неизвестно, правда, какой. Название «Тюра-Там» нам ничего не говорило, и первым делом мы отправились в книжный магазин и купили географический атлас, где с трудом нашли в Приаральских Каракумах обозначенную самым малым кружком и самым маленьким шрифтом станцию у реки Сырдарья (хорошо, хоть пустыня с рекой!). Поехали на Казанский вокзал узнать, сколько нам ехать до места назначения. Вначале сказали, что поезда на этой станции не останавливаются, потом выяснили, что с недавнего времени некоторые пассажирские поезда останавливаются на 1 минуту, а ехать нам придется трое суток.

Мы приехали в Тюра-Там в субботу 22 июня 1957 г. после окончания рабочего дня. Разместившись в гостинице на первом этаже третьей казармы, поужинав в столовой, расположенной в деревянном бараке на площади Труда, недалеко от нынешнего закладного камня у клуба строителей, мы отправились купаться. Купальня представляла собой два мостка на сваях, удерживаемых еще и тросами с берега Сырдарьи, с глухими деревянными стенками и натянутым между мостками тросом ограждения. Но вода! Такую воду в России можно увидеть только во взбаламученной глинистой луже. Вода была абсолютно непрозрачной, коричневой по цвету взвесей глины и песка, которые она несла с бешеной скоростью горной реки. Мы с опаской нырнули с мостков в эту воду. Она охлаждала и смывала липкий пот, вызванный жарой. Против течения невозможно было выплыть, даже сплошные стенки мостков не усмиряли бурного течения. Рядом с нами появился пожилой мужчина. Вынырнув после прыжка с мостка и, видимо, случайно глотнув воды, возвращая на место длинные волосы, маскирующие лысину, сказал: «Генерал нырнул, воды хлебнул!» Он как бы представился нам, разглядев в нас новичков. Мы поняли, что перед нами начальник соединения. Других генералов в таком месте не должно быть. Поскольку мы его не знали, то, памятуя армейскую истину – всякая кривая вокруг начальства короче прямой, мы поспешили закруглиться с купаньем и отправились в гостиницу.

В понедельник мы прибыли в штаб соединения и нас направили на прием к Нестеренко. Штаб располагался на том месте, где сейчас находится Дом культуры строителей и памятник Шубникову. Он состоял из барака, стоящего на стороне улицы, обращенной к реке (в нем размещался Нестеренко со штабом), и второго барака в противоположном углу дворика, с центральной кирпичной частью, где находились секретная часть и служба измерений. Дворик был засажен палками-саженцами тополей с первыми листьями. Входы в бараки штаба, выходящие внутрь дворика, соединялись между собой аккуратно размеченной грунтовой дорожкой. Мимо нас в кабинет быстрыми шагами прошел генерал-лейтенант в голубой рубашке с поясом и погончиками (мы таких еще не видели!) и в темно-синих брюках с красными лампасами. Мы же истекали потом в закрытых кителях со стоячим воротом времен Отечественной войны и при сорокаградусной жаре позавидовали его форме белой завистью – нам бы такую!

Он пригласил всех в кабинет, познакомился с каждым и начал нам рассказывать о полигоне. Сказал, что полигон создается для решения важной государственной задачи – испытаний межконтинентальной ракеты, что он находится в стадии строительства, но уже начал работать, было много трудностей. Но это временно! Уже пущен мотовоз на площадку, построены купальня, танцплощадка, на днях открывается Летний театр на 600 мест, открыты магазин, столовая, построено общежитие. Семейные живут в бараках и вагонах, но уже заложены каменные дома для офицерского состава. Работают школа и Дом офицеров, размещенные в бараках. Заасфальтированы улицы, закончена бетонка до площадок, посажен парк, сделано уличное освещение. Он увлеченно говорил нам об этих достижениях и перспективах так, что мы сами увлеклись и поняли: с этим человеком можно служить, он сделает все для людей, он энтузиаст того большого дела, которое поручила ему страна, и нам нельзя ударить в грязь лицом. Пожелав успехов в работе, генерал направил нас к своему заместителю по научно-исследовательской работе полковнику А. А. Васильеву для получения назначений.

Затем были встречи в общежитии «Казанский вокзал». Алексей Иванович несколько раз приходил, беспокоясь о порядке в общежитии, об отдыхе офицеров, о библиотеке и читальном зале, танцплощадке и буфете, которые располагались в западном крыле казармы. Он заботился о спортивных площадках у общежития (волейбольной, баскетбольной, футбольной и гимнастической со снарядами). Гантели, гири и эспандеры хранились внутри общежития в закрытых ружейных пирамидах. У каждой из пяти казарм стояли открытый киноэкран и ряды скамеек, и каждый волен был с наступлением темноты выбирать свой «кинотеатр» со своим кинофильмом, правда, программа не блистала разнообразием. В библиотеке читали книги и журналы, играли в шахматы. Сюда же стали приходить письма после открытия почтового отделения «Кзыл-Орда—50» (до этого работало только почтовое отделение строителей «Ташкент—90»), Письма раскладывались в ящик с отделениями по алфавиту. Приезжал Алексей Иванович и на первый ИП, где его также интересовали бытовые условия и обустройство части, снабжение и материально-техническое обеспечение.

Нестеренко был членом Государственной комиссии по испытаниям ракеты Р-7 и первых спутников, где не раз выступал с дельными предложениями, хотя к нему не всегда прислушивались. Известно, что на заседании Государственной комиссии в Москве 10 апреля 1957 г. Нестеренко попросил отменить распоряжение об отправке жидкого кислорода на полигон, убедительно доказав, что полигон, стартовый комплекс и сама ракета не могут быть подготовлены до 1 мая, а кислород испарится. Но кислород все-таки направили на полигон к 25 апреля, и он испарился. Пришлось второй раз посылать цистерны для заправки, отняв у промышленности, особенно у металлургии, несколько десятков тонн кислорода. Пуск состоялся 15 мая. Приходилось ему защищать своих подчиненных от нападок весьма влиятельных лиц в напряженной обстановке испытаний, порой рискуя своей карьерой. А для этого иногда требуется больше храбрости, чем на фронте. Так, например, после первого полета ракеты 21 августа головная часть разрушилась в районе Камчатки. Необходимо было найти обломки для материального доказательства достижения района цели. Но их долго не находили. Королев на Госкомиссии потребовал отстранения начальника базы падения полковника Павленко от должности. Нестеренко возмутился: «Как смеете вы вмешиваться в дела военных!» На что председатель комиссии Рябиков сказал: «Мы можем снять погоны и с вас!» Обстановку разрядили товарищи, подсчитавшие, что вероятность найти обломки ГЧ на большой площади рассеяния меньше, чем при поиске иголки в стоге сена. Все-таки несколько обломков было найдено в течение недели, и 27 августа было опубликовано сообщение ТАСС.

Мне запомнилось первое торжественное собрание по случаю публикации этого сообщения. В Летнем театре приказано было собрать всех офицеров полигона, за исключением находящихся в наряде. Зрительный зал был заполнен примерно на три четверти. Президиум из командования полигона начал занимать места, когда выяснилось, что нет микрофона. Нестеренко приказал вызвать начальника Дома офицеров подполковника Калина. Тот пробежал через весь зал к сцене, но вразумительно не мог ответить, почему нет микрофона и где его можно найти. Нестеренко рассердился не на шутку. «Смотрите, товарищи офицеры, – сказал он, обращаясь в зал, – какой же он начальник Дома офицеров, если даже не может подготовить торжественное собрание». (После этого случая на место Калина был назначен майор B. C. Горин, человек большой культуры и таланта.) Наконец откуда-то принесли микрофон, и собрание началось. Нестеренко торжественно зачитал сообщение ТАСС. Вот его текст:

«В соответствии с планом научно-исследовательских работ в Советском Союзе произведены успешные испытания межконтинентальной баллистической ракеты, а также взрывы ядерного и термоядерного оружия.

На днях осуществлен запуск сверхдальней, межконтинентальной, многоступенчатой баллистической ракеты.

Испытания ракеты прошли успешно, они полностью подтвердили правильность расчетов и выбранной конструкции. Полет ракеты происходил на очень большой, еще до сих пор не достигнутой высоте. Пройдя в короткое время огромное расстояние, ракета попала в заданный район.

Полученные результаты показывают, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара. Решение проблемы создания межконтинентальных баллистических ракет позволит достигать удаленных районов, не прибегая к стратегической авиации, которая в настоящее время является уязвимой для современных средств противовоздушной обороны.

Учитывая огромный вклад в развитие науки и большое значение этого научно-технического достижения для укрепления обороноспособности Советского государства, Советское правительство выразило благодарность большому коллективу работников, принимавших участие в разработке и изготовлении межконтинентальных баллистических ракет и комплекса средств, обеспечивающих их запуск».

Мы с гордостью слушали слова сообщения ТАСС. Это было первое упоминание о нашем полигоне (хотя и неназванном), о нашей работе (хотя нас забыли упомянуть). Мы-то знали, что без нас этого пуска не было бы. Как бы хорошо ни разрабатывали и ни изготовляли ракету, нам приходилось очень много работать в МИКе и на старте для устранения недостатков, чтобы она полетела, а после полета разбираться с недостатками в полете по результатам измерений. Мы вполне сознавали, что межконтинентальная ракета изменила стратегическое положение в мире. США лишились своего главного козыря – стратегической недосягаемости и неуязвимости. Ядерная дубинка, которой они угрожали, стала обоюдоострым оружием и разговаривать с позиции силы стало невозможно. Правда, хваленое ЦРУ «прохлопало» создание нового полигона и межконтинентальной ракеты и объявило сообщение ТАСС красной пропагандой. Но американцам недолго оставалось тешить себя неверием. Скоро мы запустим первый в мире спутник, и его, летящего на орбите, и вторую ступень ракеты увидит весь мир невооруженным глазом. А ведь эта красная пропаганда слишком наглядна и материальна!