Текст книги "Тегле"

Автор книги: Иван Афанасьев

Соавторы: Сергей Жданов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Но нанести ментальный удар такой же силы сразу он не смог. Дабота легко объяснил, как это делается. Ментальный силовой удар во многом походил на удар физический, за исключением непосредственного мышечного действия, конечно. Поэтому уже с третьей попытки Кондрахину удалось расколоть плашку, вызвав одобрение своего молодого учителя.

– Заниматься с тобой мы будем до обеда. А потом, брат Трихор, поучишь меня физическим приемам боя? До Совета у нас еще будет время…

Снова Ростиг зажег свечу Совета, снова последним сел на свой чурбан сгорбленный Вельг, и гривас холодно произнес:

– Совет слушает твое мнение, Викус.

Ученик в этот раз выражался куда сдержаннее. Суть его высказывания состояла в том, что Совету предстояло выбрать: попытаться заманить Джироло в подвластные ведунам леса, или попытаться нанести удар в Риме. Он голосовал за Рим, хотя дело считал трудным.

Светояр поддержал его мнение:

– В родных лесах мы намного сильнее, кроме астрального восприятия, здесь нам помогут звери, птицы, наши сторонники из поселений. Даже попы выступят против Джироло, появись он здесь. Мы можем подготовить защитные заклятия и ловушки. Но заманить нам его сюда нечем. Так что придется Трихору и Даботе отправляться в Рим. Я могу отправиться с ними, если на то будет воля Совета.

Уныло качал головой Вельг:

– Мы лесовики, в городах не были. Среди многолюдья поневоле растеряемся. Итальянским наречием владею я, кое-как говорит Дабота. Мы не сможем приблизиться к Джироло, как обычные люди. В колдовском поединке победить владельца картины Третьей Печати невозможно. Кто знает, может он уже сейчас знает, какие мысли мы здесь обсуждаем.

– Ехать в Рим – почти самоубийство; но в этом случае само братство не подвергается угрозе. Только в Риме, я согласна с Вельгом, нас сразу обнаружат. И убьют. С Джироло мы сможем справиться только здесь.

– Брат Трихор прошел обучение приемам обычной человеческой войны. Он способен убить голыми руками нескольких человек, не применяя нашего искусства, он стреляет, бросает ножи, может подготовить взрыв. Вельг поможет, и Трихор заговорит на итальянском языке, – Дабота тщательно продумал свое выступление, и говорил спокойно, – Светояр прав, в Рим нужно отправляться нам двоим.

Ростиг сидел с безучастным видом, но когда гривас спросил его мнения, старый ведун поглядел в сторону Кондрахина и тихо сказал:

– Я хочу поговорить с братом Трихором. После этого, на следующем Совете, я выскажусь.

Белогор ничего говорить не стал, только молча задул свечу. Когда все встали, он тихо сказал на ухо Ярилке несколько слов, закрыв свое сознание. Ведунья подошла к Юрию, подождав, пока остальные ведуны покинут зал Совета.

– Гривас приказал познакомить тебя с Олконой. Я провожу.

Они возвратились на холм, где стоял истукан, но держались ближе к востоку. Среди сосновых стволов Юрий увидел небольшой навес над огороженным прутьями участком. Посредине участка, возле миски с родниковой водой сидел огромный ворон.

– Олкона, приветствую тебя от имени твоих бескрылых родичей. Здорова ли ты?

Ворон, как Юрий понял – самка, наклонила голову в сторону и внятно произнесла:

– Добре!

"Говорящий ворон. Неплохо. А какая у этой птички энергозащита! Дабота позавидует!"

Ярилка протянула Кондрахину кусок хлеба:

– Угости Олкону. Она берет подношение из рук, если признает члена братства своим родичем.

Юрий протянул птице хлеб. Олкона, переваливаясь с боку на бок, подошла поближе и схватила его клювом за руку. Чуть-чуть, только чтобы обозначить намерения. Затем птица отошла в сторону, подпрыгнула, и, тяжело взмахивая крыльями, взлетела на верхушку сосны. Олкона смотрела на них сверху, а ведунья и ученик с недоумением глядели на нее. Ярилка никогда раньше не видела, чтобы Олкона летала. Она появлялась на своем участке и исчезала совершенно неожиданно, иногда ее не было несколько месяцев кряду. Где она путешествовала, как кормилась – неизвестно. Бывало, что птица отказывалась принимать пищу от кого-то из ведунов. Но брать клювом за руку, летать – такого Ярилка не припоминала.

– Учеников с Олконой не знакомят, не так ли? – Юрий понял, что Ярилка и сама слабо представляет, что на самом деле есть Олкона.

– Ты считаешься учеником, но все члены Совета понимают, что ты выше их. Твое появление очень многое меняет, нам приходится нарушать традиции. Иди спать. Мне запретили к тебе ходить.

Без пояснений было ясно, кто запретил – гривас, конечно. И не менее понятно было, почему. Белогор не мог допустить, чтобы в обучении нового брата произошли задержки. Братство Увилбене Ласа определилось в своей поддержке Кондрахина.

Завтракал в этот раз Юрий в большом ученическом доме, сидя за одним столом с Викусом и Светояром. Ученики ели в молчании, но мысленный разговор не прекращался. Кондрахин впитывал распорядок ученичества, традиции, легенды. Школа жила только летом, от распустившихся листьев до опавших. На зиму ученики расходились – кто по домам, кто жил мелкими группками в уединенных лесных избушках. На священном холме оставались зимовать в землянках всего несколько ведунов, охраняющих холм, кормящих Олкону, если та появлялась.

Ростиг ждал в зале Совета, неподвижно сидя на чурбане. Он поднял глаза на Юрия и внимательно смотрел, как тот садится.

– Ярилка права, ты совершенно не разбираешься в заклинаниях. На твоем чурбане я поставил заклятие неустойчивости. Если бы я не убрал его из-под самого твоего зада, ты бы не смог ходить, так кружилась бы голова. Не смог отличить от безвредного заклятия, или просто не поглядел?

– Не смог, – коротко ответил Кондрахин. Ростиг тоже говорил на итальянском, сопровождая слова мысленными посылами.

– Дабота учил тебя вчера простейшим вещам. Учишься ты быстро, не спорю. У тебя есть собственный оберег? Что он собой представляет?

– Камень.

– Если он рядом с тобой, убери его за пределы зала. Он кое-чему способен помешать.

Выполнив повеление старого ведуна, Юрий не стал садиться. На чурбане, где он сидел, вращалась багровая спираль энергии.

– Ага, теперь заметил. Правильно, это смертельное заклятие. Слушай, как его уничтожают…

Ростиг объяснял общие правила работы с заклятиями, рассчитывая, что подробности и тонкости дополнит позже Ярилка. Потом он спросил:

– Метки ставить и убирать умеешь? Слушай…

Оказалось, что отделение бестелесной души – лишь простейший способ, доступный хоть и не всем, но не редкий среди мастеров ментальных воздействий. Можно было отделять часть души, пригодную для наблюдения и не лишенную сознания, можно – частицу, способную лишь наблюдать, а можно – мелкую частицу, прилипающую к объекту, как метка. Со временем эта частица теряла связь с душой, и за нее нельзя было вытащить того, кто эту метку ставил.

– Когда ставишь метку, рискуешь. Если твое присутствие почувствуют, зацепят за метку и захватят всего. К тому же метка отбирает много сил. Очень много. Но тот, кто ею помечен, не сможет защититься от твоего воздействия, пока не снимет метку. Я смогу обучить тебя этому, но позже. Сейчас надо что-то делать с твоей душой. Ты очень эмоционален, почти как ребенок. Твоя ментальная энергия брызжет во все стороны, стоит тебе забыть о защите.

"Вот оно. Я же не вижу себя со стороны, думаю, выгляжу обычным человеком. А меня любой ведун распознает. Что же говорить про Тибура, который и так на меня настроен". В зале Совета – правильно решил Белогор – его упражнения могли остаться незамеченными.

Когда на вечернем Совете пришла очередь Ростига говорить, ведун предложил послать в Рим одного Трихора.

– Сейчас он слабый боец, но учится быстро. Главное – он сможет остаться незамеченным в городе. Но на Совете прозвучали очень правильные предложения: мы действительно сильны только в родных лесах. У меня возникла мысль, что владелец картины Третьей Печати знает об этом не хуже нас. Поэтому пусть Джироло думает, что мы надеемся его к нам заманить. Он воздержится появляться у нас, но меньше внимания уделит Риму.

Очень сдержанно высказавшись, что решения принимать пока что рано, гривас предоставил слово Кондрахину.

– Я придумал, как заманить нашего врага сюда. Мы знаем, что к войне народы подталкивает католическая церковь, ее глава, папа римский Целестин Пятый. Его наверняка оберегают – и обычная охрана и ментальные стражи. Убийство папы может сильнее подтолкнуть к войне, чем усилия папы живого. А вот покушение, да еще такое, за которым Джироло усмотрит наши следы, могут надоумить его на визит сюда. По крайней мере, он может подумать, что его сюда выманивают.

Оставшийся после Совета Ростиг спросил, как его приняла Олкона.

– Нарушу все традиции, раз твое появление уже необратимо. Слушай. Олкона редко летает, как обычная птица, при помощи крыльев. Ты первый, кто на моей памяти это увидел. Она перемещается между мирами. Даже не все ведуны в нашем братстве знают об этом. Подержав тебя за руку, а потом взлетев, она показала твое особое положение и судьбу. Я доверю тебе те тайны, что даже в братстве доступны лишь избранным. Но сначала Белогор займется как следует твоим душевным равновесием.

Следующую неделю Юрий не успевал подумать ни о чем, так загрузили его ведуны. Ярилка учила его плести свои заклятья и распознавать чужие, Дабота – наносить удары минимальной силы, но убивающие наверняка, Вельг давал уроки итальянского, используя некоторые приемы гипнотического влияния, рассказывал о Риме, научил посылать свою бесплотную душу в недалекие путешествия, наблюдать за ближними деревнями. Между занятиями с равномерностью хорошо смазанного часового механизма появлялся гривас и тренировал Кондрахина держать свое астральное поле невыраженным, как бы вовсе не существующим.

Ростиг показывал, как снимать метки, проводя полное очищение души и тела. Для этого годилась даже обычная вода, и Юрий раз за разом опускался в темную воду озера. Огонь очищал лучше, на очистку в огне приходилось настраиваться не так долго. Но огонь требовался большой, в рост человека. К тому же одежда безвозвратно сгорала, тогда как после водной процедуры ее можно было высушить и надеть.

– Почти наверняка в покоях папы римского да и всем папском дворце ты либо наступишь на заклинание, либо ненароком нацепишь метку. Вряд ли они будут убийственны – там обитают много престарелых кардиналов, об их здоровье наверняка позаботятся, установят не смертельную защиту от чужака. Иначе их подслеповатые кардиналы перемрут за неделю. Думаю, у тебя будет время на процедуру очистки, несколько часов. Успеешь в фонтан залезть, их в Риме достаточно.

– Я слышал, есть такая метка, после которой человек быстро остается без разума. Его похищают уродливые создания, которые тем и живут. Научишь меня ставить такую метку? – спросил Юрий, памятуя, как он едва не отдал концы на Иоракау, когда его же союзник по кондрахинскому недомыслию снабдил его такой меткой.

Старый ведун отрицательно покачал головой. Это было высшее, и очень опасное искусство, доступное даже не всем тем, кто мог самостоятельно преодолевать барьеры между мирами. Ростиг слышал о таких метках, знал и то, что ставящий их в момент постановки сам не меньше рисковал пострадать от похитителей разума. Да и потом, как справедливо заметил ведун, Юрию вообще искусство ставить убийственные метки не требовалось. Если он сумеет близко подобраться к Джироло, то ему проще убить того обыкновенными человеческими средствами.

– Сведущие в ментальных воздействиях люди всегда поддерживают наготове приемы защиты от таких воздействий. Дабота ведь тебя и этому учит? А против стрелы, кинжала или пули специально никто защиту не готовит, все надеются, что обычного убийцу почувствуют на расстоянии. Так оно обычно и бывает.

"Неужели никто не догадался подсылать убийц с защищенным разумом? Не может такого быть. Не иначе, Ростиг просто не знает таких случаев. Незаметно закрыть мыслезащитой другого человека можно, если находишься рядом. Значит для такого покушения пригоден только выстрел издали: оказаться вблизи охраняемого чародея означает быть раскрытым, не спасет и мыслезащита. Но выстрел издали легко подготовить, только если знаешь маршрут передвижения того, кого собираешься убить. Ни Джироло, ни Тибур выследить себя не дадут".

Идея организовать Тибуру ловушку, имитировав покушение на папу римского, все больше казалась Кондрахину единственно пригодной. Только покушение, покушение неудачное, но имеющее видимость настоящего, могло заставить Тибура держаться вблизи Целестина Пятого. Тибур не мог пожертвовать папой, без усилий которого, как полагал Вельг, Италия могла сохранить в грядущей войне нейтралитет, а это резко меняло расстановку сил.

Нейтралитет Италии развязывал руки и Франции, и Балканскому Союзу, вполне возможно, что Турция тоже предпочла бы избежать военных действий. Турецкий флот на Средиземном море уступал объединенным силам балканцев, французов и греков. В такой ситуации десант на европейские берега проливов выглядел чистой авантюрой.

На очередном Совете, четвертом по счету, Белогор высказался первым:

– Трихор способен спрятаться в толпе людей, мирохранители папы римского не отличат его от обычного верующего. Он умеет гипнотизировать неустойчивых людей, способен прикрыть мыслезащитой своих помощников. Его научили различать заклятия-ловушки, наносить и отражать ментальные удары. Я хочу сказать, что общая подготовка его завершена. Прошу членов Совета высказываться.

Викус и Светояр предложили себя, чтобы помочь Трихору в Риме. Оба, оказалось, уже немного владеют итальянским. Вельг сказал, что он готов, несмотря на опасность, бестелесной душой находиться в Риме, подсказывая и разведывая. Ярилка считала, что важнее выработать хороший план действий, а лишние люди в Риме окажутся скорее помехой. Дабота заявил, что он в Риме будет не лишним, согласившись, что разведку и подготовку атаки на владельца картины Третьей Печати он вряд ли проведет успешно. Молодой ведун настаивал лишь на своем участии в самом действии.

Ростиг сказал свое слово, глядя в пол. Тихим голосом, так, что присутствующие даже перестали дышать, стараясь его расслышать.

– Мы все согласились, что Трихор отправится в Рим и постарается ударить по владельцу Третьей Печати. Для этого он устроит покушение на Целестина Пятого, используя загипнотизированного случайного одиночку. Охрана схватит покушавшегося, и в этот момент владелец картины Третьей Печати должен вспомнить о нас, о братстве Увилбене Ласа. Мы позже обсудим, как этого добиться. Теперь я предлагаю согласовывать наши действия здесь без Трихора, а Трихор пусть обсуждает свои римские планы не со всем Советом, а наедине с теми, кого сочтет нужным.

Старейший ведун замолк, но головы так и не поднял. Предложение Ростига было разумно, Кондрахин и сам намеревался обсуждать свои римские планы только с Ростигом и Вельгом, но предложить такое, нарушающее традиции, изменение без всеобщего раздражения, мог только старейший. Даже авторитета гриваса могло не хватить, чтобы убедить членов Совета в том, что им нельзя безоговорочно доверять.

Белогор внимательным взором осмотрел сидящих. Подал голос лишь смертельно обиженный Дабота.

– Уважаемый Ростиг считает, что, оказавшись в Риме, Трихор легко выдаст все Братство? А мы, едва сюда пожалует Джироло, тут же побежим ему рассказывать все о планах Трихора? Или мы здесь не ведуны, знатоки старинной мудрости, а ученики, вчера украсившие лбы деревянными обручами?

Но даже в его голосе не было настоящей злобы. Он понимал – враги братства сильны, а война, еще даже не начавшаяся, уже требует чрезвычайных мер.

Снисходительно, но и мягко, ответил Даботе гривас:

– Возможности владельца картины Третьей Печати нам, к сожалению, неизвестны. Я не верю в то, что он способен различить слова и мысли, которые рождаются в этом зале. Но легенда, приписывающая ему всеведение враждебных умыслов, несомненно, имеет основания. Так что не обижайся, Дабота. Не ты один будешь отстранен от римских событий.

Белогор отвел взгляд от ведуна в военной форме, и, обращаясь уже ко всем, произнес:

– С завтрашнего дня сюда начинают прибывать члены братства, чтобы забирать понемногу учеников. К моменту появления Трихора в Риме на священном холме останутся только старшие ученики и ведуны. На Советах Трихор более не присутствует, в зале Совета – не ночует. Ростиг позаботится о его ночлеге. Другим членам братства о Трихоре не рассказывать. Замыкайте сознание. И, начиная с завтрашнего утра, все закрываем свои мысли.

Ведуны с серьезными лицами смотрели на Белогора. Даже Ростиг поднял голову. Никто не возразил гривасу.

– Трихор, тебе более незачем здесь оставаться. Мы сейчас начнем следующий Совет, пятый по счету. Ростиг, загаси свечу Совета…

Уходящего Кондрахина разом настигли прощальные приветствия-мысли остающихся в зале ведунов. Прислонившись спиной к теплому сосновому стволу, он без мыслей, без чувств, ждал окончания следующего Совета. Совета, который не упомянет его имени, Совета, который уже ничем ему не поможет.

Он догнал неспешно бредущего ведуна, уже зная, что Ростиг не собирается направляться к себе в дом. Ничем не выдав, что заметил Юрия, старейший шел к навесу, под которым жила Олкона. При их приближении птица отпрыгнула в сторону и хрипло прокричала:

– Чужой, чужой!

Почему-то совсем не удивившись, Кондрахин поинтересовался у Ростига:

– Олкона и по-русски говорит?

– По-русски говоришь ты. Она лишь обратилась к тебе на твоем родном языке. Поблагодари Олкону, только мысленно, за то, что она допустила тебя стоять рядом с ней. Только здесь я могу открыть тебе одну из самых опасных тайн. Речь пойдет о картине Третьей Печати. Ты знаешь, что она представляет собой?

Юрий с сомнением пробормотал:

– Все говорят о картине, и у меня возник образ обычной – по виду – картины, которая каким-то образом показывает враждебные мысли.

Ростиг кивнул:

– Таково общее представление. В мире, что называется Розгор, существуют шесть печатей. По две на каждую обитающую там разумную расу. Как выглядят печати в том мире, каковы их возможности – для нас не столь важно. Ни одну печать изъять с Розгора невозможно, это привело бы к разрушению целого мира. Картина Третьей Печати – отдаленное подобие существующего на Розгоре. Но даже в таком качестве ее возможности огромны. Она открывает дверь между мирами, она способна перебросить отсюда на Розгор или в противоположном направлении целое войско, вызвать пожары, землетрясения, наводнения, ураганы. Ее владелец сможет мгновенно перенестись от нее в любое желаемое место, или вернуться из любого места к ней. Я не знаю, в какой степени Джироло смог овладеть ее возможностями, ибо это очень непросто. Либо он почти всесилен, овладев всеми ее возможностями, либо он использует ее понемногу, опасаясь навредить по неумелости самому себе.

Кондрахин перебил медленный рассказ ведуна:

– Почему Джироло? Тот, другой, намного сильнее. И он может перемещаться мгновенно, я точно знаю. Может, это он владеет картиной?

– Возможно, – согласился Ростиг, – Тибур сильнее, но это не значит, что он сможет отобрать у Джироло картину. Она настроена на одного владельца и при его жизни другому не удастся ею воспользоваться. А Джироло человек старый, он мог настроить картину защищать себя. Тогда Тибур не рискнет причинить ему вред или силой отобрать картину. Тибура здесь, рядом с Олконой, можешь смело называть по имени, – пояснил старейший ведун, заметив вопросительный взгляд Кондрахина, – я уверен в ее защите больше, чем в защитных оберегах зала Совета.

На чем основывалась уверенность ведуна, он не разъяснил. Хотя Ростиг не закрывал своего сознания, Юрий не мог взять оттуда ничего, кроме обычных мыслей идущего по лесу человека. Старейший, отведя его к шалашу на лесной опушке возле картофельного поля, спросил:

– Сможешь поддерживать защитный слой мыслей, чтобы обходиться без мыслезащиты? Как я сейчас?

Подумав, Кондрахин ответил утвердительно. Да, в этом для выросшего в большевистской России человека сложности не было: думать не то, что ты думаешь на самом деле, пряча за обыденными и дозволенными мыслями в уголке сознания мысли настоящие.

– Тогда приучайся пользоваться таким способом защиты. Завтра придет Дабота, это его шалаш. Продолжишь с ним изучение ментальных ударов, но уже под открытым небом, без защиты зала Совета.

Наутро Дабота с Кондрахиным переломали множество веток, стремясь наносить удары, который не выдали бы наблюдателю своей сути. Дабота сумел сломать ствол сосны, сантиметров десяти в обхвате, успехи его ученика были несколько скромнее. В шалаше, наскоро прикрытом несколькими слоями мыслезащиты, Дабота рассказал о случае, который весьма уронил его репутацию среди других ведунов.

– Чувствую – он. Сзади. Олконы на холме не было, значит, владелец картины Третьей Печати может появиться. Ну, думаю, конец тебе, старый поп. Удар подготовил широкий, чтобы переломать все в двадцатиметровой полосе. Бил назад, не глядя, не оборачиваясь. Чувствовал, что до него шагов пятнадцать. Ударил со всей силы. А то оказалась его бестелесная суть. Что бы мне приглядеться получше! Прихватил бы ее словощипом и отвел бы на допрос в зал Совета.

Как оказалось, бестелесная душа могла проникнуть в любое помещение. Преград для нее не существовало. Но в астрале она выглядела, как тень, при соответствующей настройке зрения ее легко было обнаружить. А, обнаружив, захватить словощипом – заклятием, которое готовилось около получаса и сохранявшимся девять дней. Обычно ведун размещал готовый словощип у себя на правом ухе. Вот и сейчас мочку уха Даботы обвивало видимое в астральном зрении зеленое колечко.

Так что пользовались ведуны бестелесными путешествиями лишь там, где не рассчитывали встретить враждебного отношения или других ведунов. В домах иногда ставили целую сеть из словощипов, но пользоваться такими помещениями после становилось не очень удобно. Любой человек, чувствительный к ментальным воздействиям, ощущал в таких комнатах страх и удушье. Юрий запоминал, прикидывая, как он сможет это использовать, и сколько таких сетей нагородили в Ватикане сейчас Джироло с Тибуром.

Вечером к нему зашел Ростиг:

– Оставь свой камень здесь, пойдем со мною. Постараюсь научить тебя одному полезному умению. Если не получится, ничего страшного, завтра его заберешь. Ночами здесь никто не ходит.

Юрий спрятал камень под корнями дерева, укрываясь даже от Ростига. Не используя мыслезащиты, он шел, размышляя о прозаических вещах: погоде, жизни леса, и удостоился похвалы старого ведуна.

– Мне потребовались годы, чтобы научиться двоемыслию. Ты справился за сутки. Быстро учишься.

– В городах без двоемыслия не проживешь, – не задумываясь, ответил чистую правду Кондрахин.

Они вновь пришли к загону Олконы, и вновь говорящая птица отпрянула от Юрия подальше, даже взмахнула крыльями. Ростиг напрягся, мгновенно создавая защиту, но Олкона осталась под навесом, и ведун расслабился.

– Не только Тибур способен к мгновенному перемещению. Трудно освоить перемещение куда-то, но много легче освоить возвращение. Ты оставил свой камень возле шалаша Даботы. Сейчас я скажу, как настроиться на мгновенное возвращение к нему. Настройка на возвращение нетрудна, если твоих умений и энергии достаточно. Энергию можно накопить за несколько минут…

На словах все было несложно, но Кондрахин потратил почти час времени и несколько десятков попыток, покрываясь потом, выходя из себя и возвращая сосредоточенность дыхательными упражнениями. Ростиг присел на землю в нескольких шагах. Помалкивал, даже не поднимал глаз, разгребая опавшую хвою прутиком. После одной из попыток вдруг сказал:

– Если переместишься, почувствуешь упадок сил. Но не ложись, отойди от шалаша на север четыре сотни шагов. Держи камень при себе все время. Найдешь стог соломы, закопайся в него и спи.

Вновь и вновь представлял себе Юрий лежащий в руке камень, тянулся к нему, тщательно поддерживая состояние полуотделенности души от тела. Когда он вдруг испытал ощущение падения, то вначале подумал, что так его тело отреагировало на очередную неудачу. Но тут он обнаружил себя стоящим на четвереньках, уткнувшись носом в дерево, под которым он спрятал камень. Получилось! Он мгновенно вернулся к шалашу Даботы!

На радостях Кондрахин вскочил, не чувствуя усталости, и припустился к северу. Он прошел не больше десятка шагов, когда его вдруг повело в сторону. Прислонившись к дереву, он передохнул. Сейчас он ощущал, какая огромная усталость на него навалилась. Ноги подгибались, и даже зажатый в руке камень тянул его вниз. Но следовало идти. Его перемещение могли обнаружить, а он был совершенно беззащитен.

Покачиваясь, хватаясь то за одно, то за другое дерево, двигался Юрий к стогу. Он не поддерживал мыслезащиту – не было сил даже на это, не было и мыслей в голове. Добравшись до низкой копны соломы, он засунул в разворошенную копну свое тело, проваливаясь в сон.

– Трихор, просыпайся! – Вельг тормошил его за торчащую из соломы ногу. Юрий выбрался наружу, стряхнул солому с одежды. Вельг просто лучился от радости:

– Ночью возле шалаша, в котором ты ночевал допрежь, заметили появление бестелесной души. Пора тебе освоить разведку не полной душой, а лишь глазами ее. Я постерегу твое тело здесь, смогу подсказать. Отправляй свои глаза в Рим, на купол собора Святого Петра.

Странное ощущение: тело сидит на траве, облокотившись на солому, а глаза видят площадь Святого Петра, Дворец Инквизиции, сады Ватикана, Бельведер.

– Над садами, – послышалась подсказка Вельга.

Теперь зрячая часть души Кондрахина парила над аллеями, фонтанами, статуями. Он оглядел здания радиостанции, пролетел вдоль внутренней стены к Академии.

– Чуть направо и назад, – командовал Вельг, которому Кондрахин, как мог, пересказывал увиденное.

Вот оно, то, ради чего все затевалось. Целестин Пятый в сопровождении двух кардиналов идет медленным шагом среди ровно подстриженных газонов. В охране – трое держащихся поодаль крепких мужчин в темных костюмах. Один держится впереди, другой – сзади, шагах в сорока. Третий стоит на пересечении аллей, просматривая большую часть папского сада. На выходах из сада замерли швейцарские гвардейцы в латах и оранжево-черных полосатых штанах. Вооружены они настоящими мечами и алебардами.

– Возвращайся!

Удовлетворенно поглядев на Кондрахина, Вельг пояснил:

– Швейцарские гвардейцы знают всех в Ватикане, кому дозволено появляться в садах, в лицо. Своими мечами и алебардами они владеют отменно. Но бегать в латах трудно, здесь ты прав. Телохранители в костюмах вооружены пистолетами. Если твой человек сможет спрыгнуть со стены возле прохода в сторону Академии, его увидит лишь один из гвардейцев. Но ты постараешься временно его обездвижить. Тогда твой наемник сможет приблизиться к папе среди деревьев на тридцать шагов. А там его увидит телохранитель, идущий сзади. Вопрос в том кто выстрелит первым и кто попадет. Но ведь нам это неважно, не так ли?

"Братству Увилбене Ласа действительно неважно, уцелеет папа или нет. Что покушение на него, что его смерть – и пожелавший отомстить Джироло отправится в здешние леса, где братья вовсю готовятся к смертельной схватке с ним. А не пожелает кардинал очертя голову лезть в ловушку – что же, тогда брат Трихор, натасканный на убийство здешними ведунами, колдунами Иоракау и инструкторами НКВД, достанет его и в Риме, в собственной опочивальне. Только вот мне смерть папы совершенно не нужна. У Джироло с Тибуром хватит умения использовать его убийство для разжигания войны. Живой папа нужен только мне".

– Целестин Пятый прогуливается там ежедневно?

– Вот уже шесть дней я наблюдаю за ним, и он всегда появляется здесь в это время. Еще я знаю, когда он бывает во дворе Бельведера. Остальное время папа римский проводит в помещениях, куда отправлять душу слишком рискованно.

Вельг отвел Кондрахина к еще одному шалашу Даботы. Среди густого ольховника шалаш не был виден и за десять шагов. Дабота оказался уже на месте.

– Оставь мне камень. В руки не давай, положи у входа в шалаш. Я пригляжу за ним, а ты отправляйся к Олконе.

Сегодня ведун не только был в военной форме, он нанес на лицо зеленые и коричневые полосы. Дабота закрывал сознание, и вокруг его фигуры крутились слабо различимые при солнечном свете энергетические спирали подготовленных заклятий. Юрий не мог поручиться относительно всего братства, но Дабота свою личную войну уже начал.

Ростиг сидел возле навеса, вплотную прижавшись к низкому заборчику. С другой стороны ограды Олкона неспешно клевала кусок хлеба. Появление Кондрахина птица отметила хлопаньем крыльев, отскочив от него в дальний угол. Ростиг, не изменяя положения тела, негромко поздоровался.

– Олкона согласна терпеть тебя рядом в последний раз. Повтори перемещение к камню. Дабота присмотрит за тобой. И – да будет на тебе благословение Сванвита!

В этот раз перемещение удалось с третьей попытки. Юрий даже остался на ногах, опустившись на одно колено лишь для того, чтобы поднять камень. Из шалаша появились Викус и Светояр, подхватили его под руки и понесли бегом. Сначала ноги Кондрахина волочились по земле, но потом он собрался с силами и поднял их. Ученики оказались крепкими ребятами. Не прошло и десяти минут, как они оказались в ученическом доме. Положив Юрия в комнате Викуса, ученики быстро создали в комнате дополнительные защиты, хотя она и так была неплохо защищена.

Тишина в доме подсказывала, что остальных учеников уже отправили подальше от священного холма. Полежав полчаса, Юрий пришел в себя. Он еще не мог наносить ментальных ударов, но был способен идти, закрывать свое сознание. Однако он предпочел ждать.

Юрий ожидал увидеть Ростига или Даботу, но пришел к нему Белогор. Взглядом послав учеников за дверь, ведун присел на неизменный чурбан.

– Дабота сумел захватить словощупом часть души, что шпионила за твоими перемещениями. Он тянул ее к себе, тот – к себе. Как обычно, у нашего молодого силача не хватило терпения. Он нанес удар через душу по телу врага. Такое возможно, когда у разделенной души зажаты обе половинки. Ударил от души.

Юрий молча ждал продолжения. Уже нетрудно было догадаться по сдержанности гриваса, что Даботе пришлось испытать очередное разочарование.

– Наверное, тот, чью душу он поймал – владелец картины Третьей Печати. Иначе невозможно объяснить его защиту. Дабота ударил точным, сконцентрированным ударом. Попал. Но защита отразила удар, как всегда, разбрызгивая энергию во все стороны. Часть отраженного удара пришлась на самого Даботу. У него сломана рука, ребра, разорвана селезенка.

Кондрахин приподнялся на лежанке.