Текст книги "Тегле"

Автор книги: Иван Афанасьев

Соавторы: Сергей Жданов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Сновидений своих Юрий не помнил, но зато, проснувшись, он с закрытыми глазами увидел карту местности: со всеми лесными тропинками, приметными точками, реками, переправами и деревнями. Никто, кроме ведуна, не мог отправить эту карту в его сознание. И он осознавал, что на той карте было незримо отмечено одно место – Увилбене Лас. Там его ждали, ждал не Радомысл, но более сильный ведун. До Увилбене Ласа – помнится, это место упоминал и историк Глузман – напрямик на юго-запад было километров сорок.

Вот и нужное место. Холм, заросший сосняком. Заходящее солнце отсвечивает от рыжей опавшей хвои. На небольшой поляне стоит деревянный истукан – человек с козьей головой. Вспомнился помощник демиурга, Кошру. Неужели он? Между деревьями торжественным шагом, под мерный ритм бубна в сторону Кондрахина направлялись несколько человек.

Юрий ждал их на краю поляны, благоразумно не приближаясь к истукану. Ментальное наблюдение показало, что весь холм был закрыт от постороннего наблюдения, а ведуны своего сознания не закрывали. Это было знакомство, ибо Юрий тоже снял всю защиту. Он одновременно разглядывал выходящих на поляну ведунов и обычным зрением, и астральным взглядом.

Первым шел высокий, лысый, босой старик. Длинную белую рубаху сжимал на талии сплетенный из лыка ремешок. В руке старик держал высокий посох и сосуд с медом. То был Ростиг, знаток древней мудрости, способный путешествовать душой в дальние края и в иные миры.

За ним следовал юноша в коротких сапогах и военной форме без знаков различия. Его юный возраст не вводил в заблуждение Кондрахина, оценившую его яркую, ровную энергетическую оболочку. Дабота, самый сильный из ведунов Увилбене Ласа. Самый сильный – но далеко не самый искусный. Дабота нес бубен и ритмично ударял в него. Соприкоснувшись с его сознанием, Юрий оторопел: Дабота находился в состоянии наведенного транса. Им полностью управлял следующий за ним Белогор, средних лет бородач в обычной одежде местного крестьянина.

Белогор имел чин гриваса, и остальные ведуны, состоящие в общине, подчинялись ему. Подчинялись не только по обычаю. Белогор владел немалым искусством подчинения себе людей, как обычными средствами, так и силой ментального воздействия. Слово Белогора на Совете было решающим.

Следующей на поляну вышла молодая женщина. Прихваченные золотым обручем русые волосы, нитка янтаря в вырезе платья, быстрый лукавый взгляд в сторону Юрия. Ярилка-искусница, мастерица сложных наговоров, заклятий, целительница, капризная и своевольная. Ярилка несла в руке несколько кисточек, размахивая ими в такт ударам бубна.

За ней на поляну вышел последний из ведунов – Вельг. Глядя на его энергетическую оболочку, слабую и подвижную, Кондрахин вспомнил жреца космоса, Сувело, с Иоракау. Как и у того, желто-розовая энергетическая оболочка Вельга была достаточно плотной только вокруг головы. Да и роль в сообществе ведунов Вельг выполнял сходную – ментальным прощупыванием отыскивал опасности, несомые внешним миром. Он единственный из всех знал в подробностях, чем живут села и города обычного мира, какие повороты делает международная политика.

Вельг, укутанный в длинный темный плащ, нес на вытянутых руках небольшой ящичек, из которого поднимались струйки дыма. Уже зная, что сейчас произойдет, Кондрахин спокойно ждал. Вслед за ведунами на поляне появились несколько их помощников. Двое из них, подойдя к Кондрахину, поклонились и принялись споро его раздевать. Выстроившиеся полукругом за спиной деревянного истукана ведуны с неподвижными лицами смотрели на эту процедуру.

Впрочем, когда с Юрия сняли трусы, и он приподнял ногу, переступая через них, в лице Ярилки явственно отразилось некоторое оживление. В ее мыслях ничего не изменилось, но энергетическая оболочка молодой женщины стала темнее. Вельг протянул помощникам ящик. Перед Кондрахиным воткнули в землю копье, а затем к его древку привязали ременную петлю. Дымящийся ящик засунули в ременную петлю, и теперь дым из ящика поднимался прямо к ноздрям обнаженного пришельца. Помощник раздул огонь посильнее и отошел в сторону.

Над поляной раздался голос Белогора. Юрию казалось, что гривас говорит на чистом русском языке, хотя умом он понимал, что это не так. Просто мысли ведуна подкреплялись прямыми мысленными посылами и слушающий не мог понять их неправильно.

– Назови себя, жаждущий ученичества, и скажи, что привело тебя к нам?

Отвечая, Кондрахин сопровождал свои слова мысленными образами. При таком разговоре слова, собственно, были излишни, но ритуал следовало соблюдать.

– Зовут меня Юрий, я пришел, желая развить свои умения в том месте, где живут сильные и мудрые. Клянусь не применять своих умений во вред и не раскрывать тайн сего священного места недостойным.

Конечно, ритуал был совершенной нелепостью. Обычно его проходили ученики, допущенные к высшим тайнам служения. Они еще не владели мысленной связью, их готовили к ритуалу, заставляя выучивать ответы. Кондрахин взял весь ритуал прямо из сознания Белогора. Его принимали в ученики, чтобы он имел обоснование для нахождения в священном месте, куда не было пути непосвященным.

– Служишь ли ты христианским церквям или иным учениям, не признающим других богов, кроме своих?

– Не служу. Верю в силу Создателя нашего мира и в мудрость предков наших, завещавших охранять тайную мудрость.

Этот вопрос, по крайней мере, имел определенный смысл. Все дальнейшее течение ритуала казалось Кондрахину совершенной нелепостью.

– Согласен ли ты жить, согласно нашим заповедям, скрывая свое лицо и сущность ради сохранения мудрости предков?

– Согласен.

– Отдаешь ли ты свое тело братству Увилбене Ласа, когда это тело пройдет свой животный путь?

– Отдам, гривас.

– Нанесите на тело ученика нашего знаки принадлежности к братству!

Подбежавшие ученики обтерли Юрия мокрой тряпкой, а затем, обмакивая принесенные Ярилкой кисти в горшок с мазью, смазали ему определенные участки тела. В этих местах новопосвященный ощутил приятное жжение. Точка чуть пониже пупка, пересечения нижних ребер с боковой линией тела, первый поясничный позвонок, точки за мочками ушей. Юрий не понял замысла происходящей процедуры, но вдруг запахи из дымящего ящика стали сильнее, закружилась голова, удары бубна отдавались внутри черепа, как колокольный звон. Он почувствовал, что сознание покидает его и взлетает вверх.

Сверху, с верхушек сосен, сознание Кондрахина наблюдало, как внизу ученики обряжают его безвольное тело в обычную одежду учеников братства: зеленые суконные порты, зеленые лапти, серую рубаху в зеленых, напоминающих по форме листья, пятнах. На голову ему надели серебряный обруч. Глядя на свое, не подчиняющееся ему тело, он с блаженством вспомнил, что только что завещал братству свою, более ненужную, оболочку. Похоже, оно, это тело, перестало быть нужным своему хозяину намного быстрее, чем он ожидал.

Тело ему не принадлежало, но сознание – сознание вполне подчинялось воле Кондрахина. Он понимал, что сейчас, не связанное телесными ограничениями, оно может отправиться в любой уголок мира; неосязаемым, невидимым, всепроникающим. "Рим, Монте-Ватикано, Джироло." Команда была отдана без размышления. Поляна над ним слилась в смутное пятно, по нему пробежали яркие разводы, и картина прояснилась. Бестелесный в этот миг Юрий находился в длинной галерее, освещенной падающим через множество высоких стрельчатых окон светом. Возле одного из окон стояли двое, в фиолетовых мантиях до пола. Один из них – Джироло, его Юрий узнал по фотографии, которую показывал Кудеяр. Второй человек был незнаком, но Юрий, не задумываясь, взял из сознание его имя: Тибур… В тот же момент он почувствовал, что обнаружен. Расширяющийся, бурлящий багрово-синий поток энергии рванулся в его направлении и беззвучной волной вышвырнул бестелесное сознание вон, за пределы города, страны.

Кондрахина как будто ударили мягким, но тяжелым мешком. Он вновь был в своем теле и со стыдом ощущал, что тело это висит безвольным грузом на руках учеников. С трудом встав на собственные ноги, он взглянул на стоящих напротив ведунов. Ростиг глядел внимательно, готовый к неожиданностям. Дабота бездумно бил в бубен, Белогор готовился задать очередной ритуальный вопрос, Ярилка разглядывала прическу Кондрахина, и в ее сознании медленно вызревало понимание случившегося. Вельг вообще закрыл свое сознание, сосредоточившись на ментальном поиске вдали. Юрий подумал, что Вельг, пожалуй, понял, где побывало бестелесное сознание нового ученика.

– В знак вступления в братство прими от нас символическое угощение!

Белогор вел ритуал, как положено. Губы нового члена братства помазали медом, в рот ему вложили кусочек пареной тыквы, а в руку сунули небольшую сушеную рыбу.

– Отныне имя твое – Трихор. Поклянись в верности братству кровью, Трихор!

Юрию подали острый нож. Резанув себя по пальцу, он сделал несколько шагов вперед, мазнул кровью рога истукана. Когда он удалился от струи дыма и глотнул свежего воздуха, его сознание прояснилось. Он сразу сообразил, что его столкновение с Тибуром замечено всеми ведунами, просто им приходилось перед остальными учениками делать вид, что ритуал продолжается привычным порядком.

Сейчас этот порядок повелевал всем ученикам заново знакомиться со своим сотоварищем, получившим новое имя. В случае с Кондрахиным эта часть ритуала оказалась не лишней, ибо никто из учеников ранее Юрия не знал. Сейчас они поочередно обнимали его, представляясь и выслушивая в ответ неизменное: "Трихор. Здоров будь". После трех десятков объятий ученики чинно выстроились в ряд. Лишь двое из них носили на головах серебряные обручи, знак высшего ученичества. Прочие обходились бронзовыми или деревянными, причем среди носителей деревянных обручей многие возрастом куда как превосходили новичка.

Ярилка подошла к Кондрахину, с интересом заглянула в глаза. Сказала – мысленно:

– Я провожу тебя на Совет. Иди рядом со мной и не удаляйся, пожалуйста, никуда.

Шагая вслед за ведуньей, Кондрахин заметил, что все ученики, кроме двоих с серебряными обручами, ушли к западному склону холма, Ярилка же вела его к южному. Вслед за ними неспешно двигались и остальные ведуны. В небольшом овраге они добрались до прикрывающей вход в подземелье двери. Открывалась дверь просто, никаких запоров на ней не было. Они прошли темным бревенчатым коридором в квадратный зал с двумя круглыми окнами, присели на расставленные вокруг стола чурбаны. У стола стояло всего одно кресло, предназначенное для гриваса, все остальные садились, как придется.

Зал постепенно заполнялся. Пришли старшие ученики, Викус и Светояр, зажег на столе свечу Совета Ростиг, молча присел излучающий злобу Дабота, беззвучно опустился на свое кресло Белогор. Последним в зал вошел озабоченный Вельг.

Дождавшись, пока он умостится на чурбане, Белогор спросил:

– Что случилось с Трихором, Вельг?

Юрий промолчал, решив не задаваться вопросом, почему о случившемся с ним спрашивают другого.

– Он послал душу в Рим, и наткнулся на того, кто сильнее нас. Если бы он был в своем теле, его уничтожили бы сразу.

Чувствовалось, что ведун озабочен и немало удивлен случившимся. Его опыт подсказывал, что ученики на церемонии вступления в братство подобных приключений не испытывали.

Гривас взглянул на Юрия:

– Это случайность, или твою душу притянули туда?

Белогор осознал, что Юрий ему не до конца понятен и сейчас необходимо полное разъяснение ситуации. При этом глава Совета уже чувствовал, что разъяснение не столько разрешит какие-то проблемы, сколько поставит их в полный рост. И это предчувствие наполняло его мрачной сосредоточенностью.

– Не случайность, – Кондрахин уверенно посмотрел на членов Совета, – оказавшись отдельно от тела, я решил воспользоваться случаем и обнаружить того, кто желает моей смерти. Я нашел его, он разговаривал с Джироло. А потом он заметил меня.

Вельг распрямился на чурбане:

– Джироло – обладатель картины Третьей Печати. В какой момент тебя заметил тот, другой?

– Когда я узнал его имя. Джироло называл его Тибуром.

Ведуны переглянулись. Юрий почувствовал, что все они сразу загородились от ментального восприятия собеседников. Теперь он мог читать только мысли, сопровождавшие изреченные слова. То, что он воспринимал помимо слов: женский интерес и симпатия Ярилки, уважение двух старших учеников, озабоченность Белогора, спокойствие Ростига, тревогу Вельга и ярость Даботы, вдруг исчезло, оставив новичка наедине с прямым смыслом слов членов Совета.

– Значит, тот, другой, уже пытался тебя убить?

Это спросил Дабота, намеренно глядя в сторону. При этом вопросе на лицах остальных промелькнула тень раздражения. Гривас поднял руку:

– Позволь, Трихор, я несколько разъясню тебе смысл вопроса Даботы. Этот зал сокрыт от чужих помыслов и наблюдения. В его окнах днем и ночью виден свет, здесь тепло зимой, здесь мы свободно можем обмениваться мыслями и словами. Но тот, чье имя ты недавно узнал, намного превосходит доступные нашему пониманию силы. Поэтому поостерегись произносить вслух или в мыслях его имя. Достаточно того, что ты нам его назвал. Мы не забудем.

– Уж в этом можешь быть уверен, – прорычал Дабота, глядя на Белогора.

Глава Совета, сделав вид, что не заметил этого высказывания, продолжил:

– Дело в том, что убить ведуна, отпустившего свою душу, куда легче, чем ведуна в своем телесном обличье. Если бы тот не поспешил, дал себе время разобраться, в каком состоянии ты его выследил, он бы связал заклятием твою душу. Она никогда не вернулась бы в тело, а тот всегда бы имел ее под рукой для подробного допроса и страшных мучений. Избежать этого невозможно, и мы здесь беспомощны. Тебе повезло, что он использовал против тебя обычный силовой удар. Бесплотной душе он вреда не причиняет.

Здесь Белогор чуть скосил глаза в сторону Даботы и тот явственно покраснел, стиснув зубы. Однако ведун в военной форме глаз не опустил, наоборот, он надменно задрал голову, выпячивая подбородок в знак вызова. "Да он же еще подросток, не желающий признаваться в своей неопытности и несдержанности. В бой рвется, а старшие его сдерживают. На Совете он будет моим союзником".

– У меня возникают два вопроса. Первый – откуда тот знает тебя и почему желает твоей смерти? Второй – какого ученичества ты жаждешь, Трихор? Судя по твоим действиям, тебе уже доступны многие тайны. Радомысл предупреждал, что ты знаком с иными мирами. Теперь ты один из нас, и мы слушаем твою историю.

Рассказывать все Юрий не собирался. Сейчас, когда ведуны закрывали свое сознание, он мог успешно солгать и еще более успешно умолчать о многом. Поэтому он рассказал о своем кратком пребывании в Школе, о видении Розгора, о том, что выполнял определенное задание на Земле. Умолчал Кондрахин о том, что Земля – его родная планета, что он договорился о совместных действиях с Дмитрием и что здесь он тоже преследует свои цели, а не просто спасает свою жизнь.

Когда он закончил, Белогор обратил взор на Викуса:

– Что скажешь?

Ученик робко произнес:

– Я думаю, Тибур, – при звуке этого имени ведуны нахмурились, а Дабота сделал торжествующий жест рукой, – как-то связан с врагом Трихора на Земле. Оттого он Трихора чувствует, как угрозу.

Гривас сдвинул брови, тяжелым взглядом пригвоздив ученика к чурбану, и тот замолк. Глава Совета перевел взгляд на Светояра. Черты его лица разгладились. Ясно, что к Светояру он относился с большей симпатией.

– Я согласен с Викусом. Мне еще кажется, что тот, другой, сущности Трихора не знает и сильно его опасается. Оттого и его попытки убить Трихора так плохо подготовлены. Мне кажется, – Светояр глазами попросил у гриваса разрешения продолжить, – что если братство обучит Трихора умению видеть проявления чужой воли, он сможет противостоять тому, чье имя он теперь знает.

Лицо Белогора выразило мгновенное разочарование. Любимый ученик высказал совсем не те мысли, что ожидались. Но гривас был знатоком людских душ и явно умел справляться с такими неприятностями. Как ни в чем ни бывало, он взглянул на Вельга.

– Как ты понимаешь нашу задачу, Вельг?

– Мы давно противостоим владельцу картины Третьей Печати, он наш враг. У Трихора свой враг. Его и наш враги объединились, значит, и нам следует объединиться.

Старшие ученики одобрительно закивали, но тут же принимали невозмутимый вид при взгляде гриваса. Дабота подскочил, сделав радостный жест уже двумя руками. Ростиг неодобрительно качал головой, Ярилка улыбалась, глядя на Даботу. На лице Белогора не отразилось никаких чувств, и Кондрахин понял, что мнение Вельга по-настоящему неприятно поразило его.

– Ярилка, что ты думаешь? Следует нам учить Трихора умениям, пригодным лишь для битвы, должны ли мы ему помочь против того?

Судя по порядку, в котором гривас опрашивал членов Совета, старше Ярилки по положению были только сам гривас, Ростиг и Дабота. Мнение Ярилки, видимо, было решающим. Юрий не сомневался, что сам Белогор и Ростиг выскажутся против помощи пришельцу, а Дабота его поддержит. Мнение учеников вряд ли будет приниматься в расчет.

Ведунья высказалась уклончиво. Раз уж так случилось, что Трихора поспешно, просто с неприличной быстротой приняли в братство – да и как не принять, если его умения выдают в нем почти созревшего ведуна – то братство теперь просто обязано обучить его навыкам, способствующим сохранению его жизни. А раз братство столкнулось с нынешним обладателем картины Третьей Печати, и вряд ли он о братстве Увилбене Ласа позабыл, то хорошо подготовленный боец братству более чем нужен.

При этих ее словах Белогор пожевал губами и скосил глаза в сторону Ростига. Тот ответил ему мгновенным взглядом. Видимо, эти двое могли общаться между собой и без слов, и без мыслей.

Ярилка продолжила:

– Пока Трихор находится среди нас, он подчиняется решениям Совета. Член братства, пожелавший жить своим умом, братство покидает, уходит в леса, где нет других членов братства. Таков обычай, и не нам его нарушать. Трихор покинет нас, если в том возникнет необходимость. А сейчас, мне кажется, он нуждается в нашей поддержке.

Дабота, как и предвидел Юрий, предложил всеми силами и очень быстро готовить из Трихора бойца.

– Я научу его всему, на что сам способен. Обычаи соблюдать некогда. Скажи, Вельг, когда состоится та встреча, после которой немцы начнут воевать?

– Меньше четырех недель осталось.

– Видите! – вскрикнул Дабота, протягивая руку в сторону гриваса. – Через четыре недели наш враг освободится от трудов по подготовке большой войны и найдет время для нас! Мы должны опередить его. Стоит нам справится с владельцем картины, и тот, другой, станет намного слабее. Он лишится самого сильного подручного. Трихор, если ты поможешь нам, ты и себе поможешь не меньше!

Всеобщее оживление охладили слова Ростига:

– Или вы все забыли, чему вас учили, когда вы были несмышлеными отроками… и отроковицами? Источник нашей силы, ее непременное условие – умение сдерживать эмоции. Мы стремимся не поразить врага, а избежать противостояния. Мне могут возразить, что против нас уже применили силу. Я помню, я помню многое, что для других членов Совета лишь истории, рассказанные старейшими. А я сам помню и Ориведа, и Постиха. Я говорил с ними, сидел за одним костром, ел из одного котла. Кому как не мне скорбеть по ним! Но вспомните: тогда братство не стало мстить, мы решили выждать, и многие годы нами никто не интересовался.

– А потом братство потеряло четверых учеников зараз! – не удержался Дабота, и Белогор прикрикнул на него:

– Не перебивай!

Ростиг продолжал в том же духе, и в словах его были серьезные резоны. Действительно, с православной церковью братство кровавых стычек уже давно не имело. Попы не лезли в леса, удовлетворившись тем, что выгнали ведунов из деревень. Джироло, которому братство было обязано смертью нескольких своих членов, находился далеко и вряд ли даже знал, где расположено братство. При известной осторожности, при ограничении ментальной активности можно было бы существовать тихонько и дальше.

Ростиг соглашался, что это не самый хороший выход, но опасался, что обратив на себя внимание обладателя картины Третьей Печати, братство понесет куда больший ущерб.

– Помните, что в нашей традиции есть такое правило: решение о применении воинских умений принимается после семи Советов, не меньше, – закончил свое выступление старейший ведун.

Белогор тяжело взглянул на Даботу, который порывался что-то сказать, и буйный недоросль словно проглотил язык. Неторопливо гривас перечислял все возможные неприятности, которые сулил братству приход Трихора.

– Итак, рискуем мы многим, рискуем самим своим существованием. Речь идет не только о наших жизнях. Если бы присутствующие здесь восемь членов братства представляли только самих себя, я первый повел бы вас в бой. Но мы, как и наши ученики, что по молодости лет и малости знаний здесь не присутствуют, храним древние тайны, традиции, который хранились до нас сотнями поколений. Имеем ли мы право подвергать смертельной угрозе их труды? Что скажут о наших деяниях, если именно на нас оборвется древняя традиция?

Глава Совета обвел указующим жестом руки всех сидящих в зале. Ответом было всеобщее молчание. Ростиг вздумал было приподняться со своего чурбана, но гривас произнес негромко:

– Совет еще не окончен, Ростиг!

И тот послушно сел на место.

– А теперь пусть Трихор, выслушавший нас всех, и помнящий о том, что решение о битве принимается после семи обсуждений, скажет нам, что он собирается делать в ближайшие дни.

Когда гривас задул свечу Совета, и ведуны молча ушли, Кондрахин внимательно осмотрел зал. Пол и стены выложены плитками из ракушечника, пол – теплый на ощупь. Два круглых окна только из середины зала казались выходящими на вольный воздух. Подойдя ближе, Юрий разглядел, что в окна не было видно ни леса, ни неба. Казалось, они выходили на огромную светящуюся поверхность. Свет не солнечный, не лунный, не электрический. Кондрахин не мог сравнить его с чем-либо известным ему ранее.

Потолок был дощатый. Подпрыгнув, он коснулся дерева пальцами. Обычное дерево, не очень старательно обструганное. Астральное зрение показывало более существенные особенности: весь зал, со всех сторон, окружали переплетения и сети энергетических линий. Такие же линии охватывали стол, кресла, чурбаны. Озадаченный Кондрахин постоял, всматриваясь астральным зрением, затем медленно приблизился к стене.

Обычные органу чувств утверждали, что размеры зала – семь шагов от стены до стены. А астральные его размеры были никак не меньше полусотни шагов. Приближаясь к физической границе зала Совета, Юрий оставался на таком же удалении от его астральной границы.

"Однако эти ведуны не просто лесные отшельники. Пока я не видел ни одного Вступившего-на-путь, но такой зал явно сотворен кем-то из них. Под такой защитой можно целое сражение скрыть. Однако даже здесь они боятся Тибура. Потому Белогор и повелел мне ночевать в зале, нарушив все традиции. Однако надо бы узнать, что же это за картина Третьей Печати?"

Когда по коридору прошелестели мягкие шаги, и в зале появилась Ярилка, Юрий не удивился. Молодая женщина бросила на пол две медвежьих шкуры:

– Принесла тебе постель. Негоже на камнях ночевать.

Ведунья не закрывала своего сознания, поэтому Кондрахин явственно понял, что постель она принесла не ему одному. Мысленно она спрашивала Юрия:

– Сможешь? Не подавила в тебе колдовская наука естественного стремления к женщине? Я тебе нравлюсь?

Взглянув на Ярилку, которая успела после Совета умыться и нанести на кожу ароматные мази, Юрий не мог не признать, что женщина хороша. Одной этой мысли в его сознании оказалось достаточно, чтобы ведунья решительно сбросила с себя длинное зеленовато-синее платье и прильнула к нему жарким телом.

Позже, обнимая лениво дремлющую Ярилку, Юрий на всякий случай закрыл от нее свое сознание. Он справился, выполнил свои мужские обязанности. Но выполнил он их только – приходилось признать – благодаря особым талантам Ярилки в постельных утехах. Окажись на ее месте обычная женщина – оставаться ей ни с чем. "Интересно, с кем она здесь сходится? Ведуны, да и большинство учеников наверняка к женщинам равнодушны. По деревням ходит? Так ее бабы точно ведьмой сочтут, при таких-то умениях! Ни один мужик из ее объятий домой добровольно не пойдет. Нет, в деревнях ей не место".

Проснувшись, женщина взглянула на Кондрахина с недоумением. Он снял мыслезащиту, но было поздно. Ярилка встала, и, покачивая ягодицами, смотрела на него сверху. Юрий любовался ее стройным телом, отчетливо понимая, что оно не вызывает у него никаких желаний. Поняла это и женщина.

– В твоей юности была ведьма, похожая на меня? – спросила женщина, поднимая с пола платье.

– Нет.

Юрий ответил сразу, хотя полный смысл вопроса он понял с некоторым запозданием. Ярилка и другие ведуньи, не утратившие интереса к физической близости с представителями иного пола, выполняли особые функции. Их роль заключалась в том, чтобы совратить тех подростков, чье развитие при наличии ведовских способностей шло в нежелательном направлении.

Как способность к ментальным воздействиям подавляла половые потребности мужчин, так и интенсивная половая жизнь подавляла развитие ведовских способностей. Таких подростков подобные Ярилке ведуньи совращали, а когда те входили уже в мужской возраст, и ведунья их бросала, освобождая место для законной венчанной жены, развивать ведовские умения было уже поздно.

Многих могущественных по своим задаткам черных ведунов ведуньи лишали сил, заодно под их опасные чары попадали и ведуны белые. Ведь распознать в подростке путь, на который он встанет в дальнейшем, без ошибок не удается. К тому же всегда находились те, чьи способности проявлялись либо с детства, либо уже во взрослом состоянии.

– Утром приходи ко мне, – в сознании Кондрахина появилась картина небольшого дома на окраине лесного озера, – я тебя покормлю. В этом зале съеденная пища не принесет пользы твоему телу.

Еще до рассвета, но уже при хорошей видимости, Юрий вышел к озеру. Небольшая впадина между двумя холмами, на ровном берегу – четыре маленьких дома. Каждый из них был защищен сетью медленно переливающихся потоков энергии, среди которых преобладали чистые белые цвета. На противоположном берегу виднелся большой дом, также прикрытый мыслезащитой. Судя по всему, там жили ученики.

Кондрахин постучал в дверь три раза и, после паузы, еще три. Ярилка пригласила его войти, и он толкнул дверь. Дощатые стены, соломенная крыша, убогий очаг с выведенной в окошко железной трубой. Лежанка из половины древесного ствола, накрытая шкурой, несколько чурбанов вместо стульев. И все защищено кольцами, спиралями, сетями заклятий. В недоумении он остановился на покрытом соломой полу.

Ведунья разогнала его сомнения:

– Садись смело, мои заклинания направлены не против людей. Это обереги, дабы вредные заклинания не смогли проникнуть в мое жилище. Тебя, я смотрю, учили очень немногому…

– Я большему сам научился, – Юрий непроизвольно отводил глаза от хозяйки в сторону очага, где на вертеле обжаривался порядочный кусок баранины, и, вспоминая приличия, вновь смотрел на Ярилку.

Ведунья расставила на столе глиняные неровные тарелки, разложила по ним травы, хлеб, вареную картошку. В обычные граненые стаканы налила молока, ткнула острым ножом в баранину.

– Ешь пока картошку, – предложила она Юрию, – мясо скоро поджарится.

– Почему ты пользуешься словами? – мысленно спросил Кондрахин, жадно глотая пищу, – Я хорошо владею мысленной связью.

Ярилка глядела на него, подперев голову рукой, не обращая внимания на еду. Она грустно улыбнулась, услышав его вопрос.

– Когда чужаки подслушают мысленную речь, они смогут узнать больше, нежели подслушав обычный разговор.

А затем подоспело мясо, и Юрию на некоторое время совершенно расхотелось задавать вопросы. Ярилка с Кондрахиным ушли, едва он насытился. Закрывая дверь, она наложила на нее заклятие. Теперь тот, кто вошел бы в ее дом своевольно, получил бы сильный удар, полностью парализующий мышцы на несколько часов.

Уловив мысли своего спутника, ведунья бесстрастно сказала:

– Дабота и Белогор ставят на дверь заклятия прекращения дыхания. Они живут вместе вон в том доме. Тебе пора идти в зал Совета. Дабота горит желанием начать твое обучение. Я думаю, он уже там.

Дабота появился в зале почти сразу же за Кондрахиным. Он нес в руках стопку деревянных плашек. Аккуратно положив их на стол, он поздоровался:

– Доброе утро.

Юрий ответил не раздумывая, запоздало сообразив, что ведун заговорил с ним на неизвестном языке. Благодаря мысленному сопровождению смысл слов был понятен.

– Я буду говорить с тобой на итальянском, привыкай. Придется сражаться в Риме, без знания языка не обойтись. Наши враги часто говорят еще и на латыни, но этого языка я не знаю.

Кое-что понимал по латыни Кондрахин, но об этом он предпочел умолчать. Зато поинтересовался, как Дабота освоил итальянский.

– Вельг дает мне уроки. Он несколько языков знает. Слушает целыми днями, что творится за краем наших лесов, вот и запомнил много слов. Он старый, Вельг.

С утра молодой ведун был настроен не столь злобно. Он вручил Кондрахину одну из деревянных плашек и попросил держать покрепче.

– Сейчас я ударю по ней рукой, а потом нанесу ментальный удар. Смотри.

Дабота, неумело размахнувшись, ударил изо всей силы по деревяшке. Юрий заметил, что бить рукой юноша не умел, но удар, тем не менее, получился неплохим. Не хватило совсем чуть-чуть. А затем ведун ударил, используя ментальную силу. Обломки деревянной плашки разлетелись из рук Кондрахина по залу.

– Я нанес простейший силовой удар. В нем нет конкретного приказа, попав в человека, он ломает кости и размозжает внутренние органы. Поэтому и чародейская защита от него требует не искусства, а силы или ловкости. Попробуй ты, Трихор.

Брат Трихор привел молодого ведуна в полное ошеломление, расколов плашку коротким, без замаха ударом руки.

– Тот, кто учил меня этому, – усмехнулся Юрий, – ударом кулака легко разбивал стопу из шести кирпичей.

– Да? И что же после этого было с его кулаком? Я себе сейчас все костяшки пальцев отбил, – признался Дабота.

– Если удар наносится правильно, никаких повреждений быть не может в принципе. Суть в том, что энергия направляется впереди бьющей поверхности. Физический контакт, конечно, тоже присутствует, но в незначительной степени. На востоке это называют шивари. И второе важное условие: кулак должен ставить точку, а не плясать в момент соприкосновения с преградой. Попробуй стать боком к стене и наноси удары. Когда перестанешь отбивать свой локоть о стену, считай, научился. Ладно, а пока я попробую твою технику.