Текст книги "Маг поневоле (СИ)"

Автор книги: Иван Алексин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

– Слабомерки убогие! – К побагровевшим мужикам, на помощь, подбежал какой-то кряжистый седой дедок и, оттолкнув одного из них, рывком потянул зверя на себя. Тот лишь чуть сдвинулся.

– Нукася! – Невронд, успевший где-то раздобыть здоровенный топор, с утробным хеканьем, начал рубить здоровенную тушу. Во все стороны полетели кровавые брызги. Воздух сотрясла отборная ругань.

– Выталкивайте его наружу! – Потряс окровавленным топором Невронд, уполовинив всё-таки зверя. – Да поживей, увальни неповоротливые!

Подбежало ещё несколько мужиков и длинными деревянными шестами упёрлись в окровавленные остатки волка. Вновь гулко щёлкнул арбалет. Накинув на ворота толстенный деревянный брус, бородач облегчённо вытер обильный пот. Окрестности огласил разочарованный вой, упустившей добычу стаи.

– Вроде живи, друже.

Толчок, локтем в бок, окончательно привёл меня в чувство. Гонда плюхнулся рядом, потирая рукой лицо.

– Спасибо тебе дружище, – с чувством ответил я. Слова никак не хотели проталкиваться сквозь окаменевшие губы, язык не ворочался, а лёгкие, казалось, вот-вот разорвутся на части. – Если бы не ты, то всё, конец бы мне. Чудом выжил!

– Я бы на вашем месте не был в этом так уверен, недошлёпки поганые! – Нависший над нами дед, в окровавленном тулупе, был в ярости.

– Чего озлился, дядька? – Гонда, сохранивший сил, побольше, чем я, поднялся на ноги.

– Чего озлился, говоришь? – Потянулся к нему дед. – А по чьей вине я тулуп, почти новый, испортил? Ты чего выкормыш айхи у ворот под ногами путался? Чуть волколаков в деревню не привёл, паскуда! А ты знаешь тварь, что за такое бывает?

Гонда заметно побледнев, промолчал. К месту скандала стали придвигаться и другие мужики, заинтересовались обозники, промелькнули испуганные лица Марка с Лузгой.

– Он же меня спасал, – решил заступиться за друга я и, срывая накопившуюся злость, добавил. – Не по-людски это – человека на растерзание волкам оставлять. – И заметив, что к нам подошёл нахмуренный Невронд, обличительно добавил. – А вы даже перед целым обозом ворота закрыть норовили!

– Тебя сопляка спросить забыли! – Аж взвился дед. – Ты ещё учить меня будешь! Из-за тебя помёт нерюха, между прочим, чуть беда не случилась! Другие вон куда шустрее оказались! Вмиг ворота проскочили, а ежели такой нерасторопный, то сам и виноват! Другим наука будет! А сейчас мы с вас шкуры спустим, к Лишнему!

– Ты борода голосить то прекрати, – решил вмешаться Невронд. – Наказать бы их надо, да только не в твоей это власти. Они теперь по воле Троих господине князю принадлежат. Только он, да храм Троих, в их животах, теперича, вольны. Ты мне лучше ответь. Почему ворота перед обозом закрывал? – Невронд нехорошо прищурился. – Аль не видел, чей он?

– Троими клянусь, не распознал! – Сбледнул с лица староста. – Мало ли обозов сейчас до Вилича идут. Осень чай. Расторговаться людишки спешат. А как знак, значитса, храмовой узрели, так сразу открывать кинулись! Сами же видели! Мы Троих чтим! И пятину им платим, как положено!

– Что Троих чтите – это хорошо, – согласился десятник, не спуская глаз со старосты. – Да только, помнится, господине князь указ уж года три как подписал, о том, чтобы все караваны привечать и всяческую помощь им оказывать. Аль воля его для тебя ничего уже не значит, старик?

Что ты господине десятник! – Ещё больше заюлил староста. – Лишний попутал! Спужались мы! Стая то огромная. Всю деревню вырезать могли. А кто тогда налоги в казну княжью платить будет? – Начал канючить он. – С меня же за недоимки спросят! И Айхи с ними, с недошлёпками этими, – сплюнул он в нашу сторону. – Я из-за этих нерюхов и вас, как следует, приветить не успел! Щас живо стол накроем! Спасение ваше чудесное отметим! Вар у меня крепкий! Самолично настаивал! И воям вашим поднесём! Как полагается!

Староста проворно утянул десятника за собой. Начали расходиться и остальные: возницы засуетились возле взмыленных, еле стоящих на ногах, быков, ратники потянулись вслед за десятником, мужики, почёсывая бороды, разбрелись по своим делам и только молодёжь, вскарабкавшись на бревенчатый настил, возвышающийся над воротами, продолжала азартно пускать стрелы в подвывающую стаю.

– И не жалко им балбесам стрелы портить, – прогундел, подсаживаясь к нам, Марк. – Они же грошей стоят.

Рядом встал, неразлучный с ним, Лузга.

– Да ты присмотрись. Они же без наконечников, – ответил, все ещё, мрачный Гонда, потирая рукой правую, начавшую вспухать часть лица. – Учатся. А палок ещё настругают.

– Сильно тебе перепало? – Посочувствовал я. – Из-за меня всё.

– Да ничего, – оскалился мой друг. – Вскользь прошло. Я, в последний момент, головой мотнуть успел.

– И хорошо, что успел, а то зашиб бы. Удар у меня дюже крепкий.

Я обернулся на, раздавшийся за спиной, голос. Рядом стоял бородач, что закрывал ворота и добродушно нам улыбался, ощерившись, недостающим пары зубов, ртом.

– А ты сам виноват, – обратился он к Гонде. – Неча под горячую руку лезть. Мог бы и зашибить. – И повернувшись ко мне, с хитрым прищуром спросил. – Вы чай не родичи случаем? Уж больно он для тебя расстарался. Сначала воя уломал стрелу арбалетную в волколака метнуть. Тот шибко не хотел. Стрела то денежку стоит. Потом ко мне, значитса, под руку сунулся.

– Мы даже не с одной деревни, – пожал плечами я, с благодарностью оглянувшись на Гонду.

– О как, – удивлённо вскинул брови щербатый. – Так что же он шебуршился тогда? Аль должок у тебя перед ним, какой?

– Нет за мной никаких долгов, – отрезал, было, я, но спохватившись, добавил, вновь взглянув в сторону Гонды. – Хотя нет. Теперь-то как раз должок за мной есть. И преизрядный!

И отвернулся, не желая продолжать разговор. Если бы не Гонда, эта сволочь ворота у меня перед самым носом прикрыла бы. И волки, сейчас, уже косточки бы обгладывали, как у Силантия. Мысль о Силантии резанула неожиданной болью. Вот вроде и гад хороший был и меня чуть под монастырь, то бишь под храм, не подвёл, а всё же знакомый человек. Много ли у меня их в этом мире? Мда…

– А что же тогда так суетился то? – Не желал успокаиваться, между тем, мужик. – В чём интерес то был? Не за так же?

– Подружились мы в дороге, вот и помог! – Разозлился Гонда. – Тебе то, что за печаль?

– Ты лучше дядька скажи, где тут изба гостевая, нам под ночлег отведённая? – Встрял в разговор Лузга. – Притомились мы в дороге. А тут ты со своими расспросами.

– И харч занести не забудьте! – Оживился Марк. – Раз сами на обед не попали, то хоть поужинаем.

– Я за тем и подошёл. – Мужик почесал голову. – Никодиму, теперича, не до вас пока. Вряд десятника обласкать, да отцу-послушнику угодить. Вот меня и послал. Пошли, что ли?

Глава 4

Дом, выделенный старостой, нам для ночлега, энтузиазма не внушал. Собственно говоря, его и домом то можно было назвать с большой натяжкой. Тут, как я уже заметил, вообще жилые постройки не впечатляют: низкие, прижимистые, так и льнущие к земле своими покрытыми соломой крышами. Но всё, как говорится, познаётся в сравнении. Мда… Когда щербатый, после нескольких минут усердного топтания по грязи, с гордостью, показал нам на эту халупу, я вначале подумал, что он шутит. Но тот мои сомнения быстро развеял.

– Ну вот, значитса, вам и хата для ночлега. – Наш проводник привычно огладил бороду и гостеприимно махнул рукой, в сторону полуразвалившегося сарая. Хотя, пожалуй, насчёт сарая я погорячился немного. Не всякий сарай построен из тонких, не обструганных, жердин, неплотно подогнанных друг к другу. Чтобы как-то залатать образовавшиеся щели, всё это было замазано глиной, но, то ли глина была плохая, то ли замазывали, как придётся, но эта самодельная штукатурка зияла внушительными прорехами. Хотя может оно и к лучшему. Хоть немного светлее будет. Окон, незадачливые строители данного архитектурного сооружения, почему то не предусмотрели совсем. Довершала картину полуразвалившаяся крыша, накрытая подобием полуистлевшей дранки, до сих пор, каким-то чудом, не развалившейся в труху.

Я даже растерялся немного. Он что издевается или это, у местных, шутка такая? Да я бы хлев для свиней, получше обустроил! Собственно что-то в этом роде я и хотел, уже было, высказать обнаглевшему селянину. Вот только реакция моих спутников остановила. Молча, словно такой ночлег, тут был в порядке вещей, Лузга, а следом за ним и Марк, прошли к дому, и немилосердно скрипнув, давно не смазанной дверью, вошли вовнутрь. Мда… Похоже, не шутил щербатый, притащив нас сюда. Определённо не шутил.

– Пошли. Чего встал? – Грубовато ткнул меня кулаком Гонда, кивнув в сторону развалюхи. Решив отложить претензии до лучших времён (Гонде виднее, когда можно права качать, а когда в две дырочки посапывать), я тоже вошёл в дом. Внутренний интерьер помещения, не пожелав приятно разочаровать, вполне соответствовал внешнему виду сооружения.

Мебели в избе не было. Вообще. К одной из стен скорбно привалилась маленькая скособоченная печка, без дымохода. Рядом с ней лежала жалкая кучка тонюсеньких дров, в два-три пальца толщиной. В противоположном углу, прямо на земляном полу, валялось с десяток грубо набитых соломой тюфяков, донельзя грязных и, похоже, являвшихся местным аналогом постели. Импровизированные окна, коими являлись многочисленные щели, почти не пропускали света и, если снаружи, только начинало смеркаться, то тут уже было довольно темно. Сильно пахло перепрелым сеном и чем-то ещё, значительно менее приятным. Спартанская, в общем, обстановочка. Ликург был бы доволен. Впрочем, моих спутников это не сильно смущало и, скинув с плеч опостылевшие за день мешки, они уже по-хозяйски оглядывали наше временное пристанище. На мгновение стало ещё темней и в сарай, следом за мной, вошёл щербатый.

– Какой-то неповоротливый твой дружок, – дружелюбно обратился он к Гонде. – То от волколаков убегая, еле ноги передвигает, то у хаты замер, как будто берыгу перед собой увидел. Зря ты взялся ему помогать. Во-первых, намучаешься весь, а во-вторых, без пользы всё это. Такие квёлые долго не живут. Не схарчат, так башку оторвут али ещё чего. – Мужик усмехнулся и укоризненно покачал головой. – Да ещё и без корысти. Виданное ли дело?!

– То дело моё, – нехорошо ощерился Гонда. – Ты лучше скажи, почто дров так мало? Да и где вы эти ветки взяли? Кустики у забора порубили, что ли?

– Не Гонда. Это осиновые чурки, – флегматично заметил Марк. Он уже вытащил из кучи один из тюфяков и, подтащив поближе к печке, начал на нём устраиваться. – Они и прогорают быстро, и жару почти не дают.

– Тут дров и на час не хватит! – Зло поддержал Гонду Лузга. – А ночи сейчас уже холодные. Чай осень, не лето!

– Да мы сами такими топим, – забегал глазками щербатый. – Лес то далече, а там волколаков полно. Сами же ели ноги унесли!

– Ты мне зубы не заговаривай. – Гонда был непреклонен. – Волколаки днём обычно на людей не кидаются, тем более осенью, когда дичи много. Спугнул их кто-то более страшный или нечисть, какая зашевелилась. По обычаю, вы должны дров выложить, чтоб до утра хватило. Или мне до Невродна дойти? Он как раз до вашей деревни зол!

– И чего разгалделись? Донесём мы вам дрова. – Новая тень перекрыла свет в дверном проёме. – Сами сопляки ещё, а гонору. – Староста в почти новом, не заляпанном кровью тулупе, важно прошествовал на середину избы. За ним шустро проскользнула женщина средних лет и, положив прямо на пол, начала шустро развязывать довольно внушительный узелок.

Я вам харч знатный принёс, расстарался, а вы зубы скалите! Даже вару немного налил, чтоб оплошку с воротами нашу, значитса, загладить. Ну и спасение ваше чудесное отпраздновать. Видно Трое сегодня с вами были. – Никодим обвёл нас взглядом и выразительно, давая прочувствовать оказанную честь, добавил. – Со своего стола гостинцы принёс. Расстарался! – И, махнув рукой, добавил, – а в дорогу харч вам Глашка опосля занесёт. Отведайте, что Трое послали.

Расстелив на земле огромный потёртый платок, женщина, со знанием дела, разложила на нём нехитрую снедь: с десятка два яиц, уже крупно нарезанные куски сала, также порезанные пополам помидоры, довольно крупные огурцы, изрядный пучёк лука и котелок ещё тёплого, с потрескавшейся шкуркой отварного картофеля. Посреди этого изобилия внушительно угнездилась пузатая глиняная баклажка, с мутноватой, дурно пахнувшей, жидкостью. Мои спутники, оживившись, быстро расселись вокруг. Староста, не чинясь, уселся рядом, на шустро принесённый бабой матрас и ловко разлил жидкость по кружкам.

– И ты седай, Тимофей, – повернулся Никодим к щербатому. – Чего встал?

– Стока народу спаслось, дядька Никодим, – с готовностью согласился тот, беря в руку кружку. – За это только Лишний выпить откажется. – И улыбнулся так, по-доброму, будто и не он ворота перед обозом закрывал.

Мужики выпили и, шумно выдохнув, потянулись к закуске. Я немного поколебался, с сомнением рассматривая мутноватую жидкость, но посмотрев на остальных, всё же решился. А чем чёрт… то есть этот… Лишний, не шутит. Денёк сегодня для меня выдался, прямо скажем, не лёгкий. Расслабится просто необходимо. А то так и умом тронутся недолго.

Вонючая гадость, только попав в рот, тут же настойчиво стала проситься обратно, но я проявил характер и вышел победителем из этого непростого поединка. Желудок обожгло жаром. На глазах выступили слезы. Кто-то добродушно похлопал меня по спине, в руку сунули огурец.

– Это да. Везучие вы, – продолжил, между тем, Никодим. Он смотрел хитро, с прищуром, словно выворачивая своим взглядом наизнанку. – Двое, правда, сгинули. – Староста огорчённо вздохнул и тут же злорадно оскалился, – А ещё двоим воям Невронд скулы набок посворачивал! Но то их вина, не наша. И за каким волколаком их Лишний наперёд обоза понёс? Совсем видать голову от страха потеряли. А без головы на плечах здесь долго не проживёшь.

– Твоя, правда, дядька Никодим. – Тимофей зацепил изрядный кусок сала и начал смачно его уплетать. – По нашей жизни пошустрей надо быть. – И, укоризненно так, посмотрел в мою сторону.

– Это да, – Никодим, даже не притронувшись к еде, продолжал пытливо нас оглядывать. – А почто вас так мало то? Чай не одну деревню обоз прошёл, коль обратно в Вилич катит. Аль кроме того бедолаги, ещё кого в дороге потеряли?

– А тебе то, что за дело? – Исподлобья взглянул на него Лузга.

– Дык староста я тутошний, – весело оскалился в ответ дед. – Мне до всего здесь дело есть. А до пришлых, которые за собой волколаков к деревне притаскивают, в особенности. – В голосе старосты проскользнула сталь, тут же сменившаяся добрым участливым тоном. – А тебя что, в твоей деревеньке, вежеству не учили? Иль ты думаешь, что раз ты недошлёпок, теперича, так я тебя и проучить уже не смогу?

"Как бы бока не намяли", – подумалось мне. – "Или, что ещё хуже, за забор не выкинули, в гости к волколакам. С этого станется. Вон как зло зыркает".

Только Лузга и не подумал пугаться.

– Волколаки за обозом жреческим пришли, – веско произнёс он, пристально разглядывая старосту. – Мы лишь при нём были. Да и уберутся они отсюда вскоре. Сам знаешь. Побегают и уберутся. Что им тут делать то? На стены то лазить они пока не научились. Небось, уже ушли.

– Ушли проклятые, – спокойно согласился Никодим, словно и не было у него только что стычки с Лузгой. – В сторону Вислого оврага подались.

– Огромная стая то, – задумчиво заметил щербатый, забрасывая в рот изрядный кусок сала. – Десятков пять голов, не меньше. Что-то рано они вместе сбиваться стали.

– Ушли то, ушли, – задумчиво сдвинул брови староста. От его весёлости и следа не осталось. – Как бы вокруг деревни кружить не начали. Эти могут.

– Эт вряд ли, – не согласился Тимофей, продолжая аппетитно чавкать. – До зимы ещё далеко. Не должны они шибко голодными быть.

– Эти зверюги всегда голодны. Сколько не дай! – Вздохнул Никодим. – И днём на охоту вышли! Когда такое бывало? – И горестно вздохнув, ловко наполнил кружки. – Выпьем. Чего её жалеть то? Завтра ещё принесу. Вы всё равно навряд ли поутру уедите.

– А что же нам помешать то может? – Напрягся Гонда. В его голосе, несмотря на вызов, проскользнули нотки неуверенности.

– Так сами же, только что, ели ноги от волколаков унесли, – ласково, словно деревенскому дурачку, начал объяснять староста. – А ежели они не ушли далеко? Захочет ли отец-послушник рисковать? Ему шибко спешить некуда. Ему важней пятину в целости довести и головы своей при этом не сложить. Так что думаю, ещё трошки, вы у нас погостите.

– Ну, это как Трое решат, – примирительно заметил Тимофей, потянувшись к баклажке.

Дальнейшее мне запомнилось смутно. То ли вар этот слишком крепким оказался, то ли питок из меня никудышный, но развезло меня крепко. Помню, что ещё пару раз выпивали, потом я, вроде, уговаривал заспешившего куда-то Никодима остаться и не рушить компанию, затем заливисто смеялся шуткам, начавшего хохмить Тимофея, клялся в вечной дружбе Гонде, успел поцапаться с Лузгой, потом…. Потом, вроде, кто-то меня куда-то потянул, жарко нашёптывая на ухо, потом…

Ведро ледяной воды, окатившей с ног до головы, резко привело в чувство. Я зло выматерился, непроизвольно мотнув головой, зябко передёрнул плечами и огляделся по сторонам, в поисках кандидата, в набитие морды.

Открывшаяся картина, откровенно говоря, мне совсем не понравилась. Наступила ночь. Деревня погрузилась во мрак, который лишь подчёркивали, пара тускло светящихся окон, в доме неподалеку. И лишь огромная, с большую тарелку луна, нависшая, казалось бы, прямо над головой, позволяла хоть что-нибудь разглядеть.

Я стоял возле, примеченного мною ранее, колодца. Рядом, отчаянно ругаясь, отряхивалась давешняя Глашка. Ну, та, что еду нам принесла. Судя по всему, часть водяного душа перепала и ей. Возле колодца же, деловито сопя, копошился Гонда, как раз, в этот момент, извлекая очередную порцию воды.

– Ты что рехнулся?! – Накинулся я на друга, непроизвольно сжав кулаки. – Ты что творишь?!

– Очухался, значит? – Ничуть не смутился тот. – Ну что? Соображать начал? – Гонда в раздумье покосился на ведро в руках. – Или ещё добавить?

– Да чтоб ты сам в это ведро окунулся и вместе с ним в колодец провалился! – Решила конкретизировать свои ругательства Глашка. – Нерюх ушастый!

– Эк сказанула! – Впечатлился тот и повернулся ко мне. – Не братишка, тебе много пить нельзя! Совсем соображать перестаёшь. Я тебе талдычу, талдычу, а ты даже слов не слышишь. Прёшься вслед за этой, – Гонда презрительно мотнул головой в сторону, продолжавшей рекламировать его достоинства, Глашки. – Прям как баран в стойло! – Мой друг сокрушённо покачал головой. – Прав Тимофей. И как ты до своих лет дожить умудрился! Просто чудо какое-то!

– Да что случилось то? – Меня затряс озноб, то ли от холодной воды, то ли от страшной догадки.

– То и случилось, – буркнул в ответ Гонда и, повернувшись к продолжавшей голосить бабе, зло процедил. – Да угомонись ты уже. Видишь, не вышло у вас ничего.

– Не вышло и не вышло, – неожиданно сразу успокоившись, передернула плечами, та. – А только зря ты вмешался. Ему всё рано до города не добраться. Не здесь, так в другом месте переймут. А я бы его напоследок приласкала! – Глашка окинула меня откровенно наглым взглядом. – Он симпатичный.

– Старосту вон ласкай, – окрысился Гонда. – Или Тимофея!

– Спасибо за заботу, друже, – обрадовался Тимофей, выходя из-за угла дома и встав аккурат между дверью и нами. За его спиной нарисовались ещё трое угрюмых мужиков. – Ты я гляжу, за всех переживаешь. И за меня, и за ущербного этого, – кивнул щербатый в мою сторону. – Тебе бы не ушлёпком быть, а в жрецы податься!

– Это уж как Трое решили. – Гонда напрягся, засунув руку за пазуху.

Я, поняв, что дальнейшая беседа не сулит нам ничего хорошего, начал лихорадочно оглядываться, в поисках хоть чего-нибудь, что могло послужить оружием. Как назло, в почти полной темноте, разглядеть ничего путного не удавалось. На душе стало паскудно. Похоже, моя дурость, завела в очередную жопу, из которой уже не выбраться. Да и друга ещё за собой утяну. Прав Тимофей – нечего со мной нянчиться было!

– Да вы не суетитесь так. – Тимофей с интересом наблюдал за нашими с Гондой телодвижениями. – Неужто же десяток мужиков с двумя сопляками справится, не смогут?

Я, ещё больше похолодев, обернулся и увидел, как с другой стороны надвигаются ещё несколько тёмных фигур.

– А проблем со жрецами не боитесь? – Вкрадчиво поинтересовался Гонда. – Совсем вы обнаглели. На постое изгоев вязать.

– На каком постое? – Деланно удивился, потихоньку приближаясь, Тимофей. – Кто видел то? Подорожнички ваши спят без задних ног, а больше послухов и нету. Сами вы сбежали. Как есть сами! – Щербатый сокрушённо взмахнул руками. – Ну, это не беда! Мы отцу-опричнику повинимся за недосмотр и пообещаем его исправить. Всей деревней ловить будем! – Горячо заверил нас Тимофей. – И если Трое благословят, обязательно, со временем, споймаем. – И весело подмигнул мне, гадёныш.

– Думаешь, послушник поверит? – Решил вмешаться в разговор я. – Со стигмой убегать, дураков нет. Тем более, вдвоём.

Не поверит, конечно, – легко согласился, со мной, Тимофей. – Только ему дела нет до вас. Раз такие олухи, что схватить себя дали, значит, на то воля Троих будет. А жрецам и князю сплошная польза. И вас вернут, и ещё шестерых в довесок получат!

– А не боишься, что я заору сейчас? – Сухо поинтересовался Гонда, напряженно всматриваясь в Тимофея. – Вои то по соседству ночуют, – кивнул он на освещённые окна. – Не спят ещё, поди.

– Ещё как спят, – неожиданно подала голос Глашка. – Дядька Никодим их от души напоил. А меня послал, только когда убедился, что спят все крепко. – Баба причмокнула губами и звонко рассмеялась. – Тяжко им завтра будет. Уж точно не до вас.

– Ну, хватит из пустого в порожнее переливать, – похрустел пальцами щербатый, повернувшись к Гонде. – Ты парень ушлый. Это я сразу понял. Ты же для себя его, зачем то бережёшь. – Кивок в мою сторону. – Но сейчас тебе бы самому ноги унести. Мы можем забрать вас обоих. Но этот малохольный, – и опять, сволочь, в мою сторону, кивает, – кое в чём всё-таки прав. Двое из четверых многовато. Поэтому уговор такой. Мы твоего дружка забираем, Глашке под крылышко. Она у нас баба горячая! – Тимофей сладостно причмокнул. – И ей в радость, и ему хоть какое-то утешение напоследок. А ты иди себе, досыпай. А поутру скажешь, что не выдел ничего. А мы за то вам гостинцев с избытком занесём. И всем хорошо будет!

Гонда не ответил, продолжая не сводить с Тимофея глаз.

– Прав он, Гонда, – решил я развеять колебания друга. – Нечего тебе из-за моей дурости пропадать. Что смог, ты сделал. – Несмотря на мокрую одежду и довольно прохладный ветер, меня бросило в жар. – Видно судьба у меня такая.

Гонда смерил меня взглядом, с ног до головы, и неожиданно расхохотался. – Не обижайся Вельд, но ты и вправду странный какой-то! Какая судьба?! Всё Трое решают. – Он повернулся к Тимофею и, с вызовом, добавил. – И сегодня они решили, что Глашка будет спать одна!

– С чего бы это? – Мгновенно напрягшись, щербатый сделал ещё шаг в нашу сторону.

– С того это, что мы не спим давно, – раздался злой голос, от двери.

– И молчать поутру не собираемся, – согласился, с другом, Марк.

– А может, вы нас всех четверых повяжете? – Вкрадчиво поинтересовался Гонда, у насупившегося Тимофея. – Одного отец-послушник даже не заметит, двоих, поморщившись, простит, но всех утащить! – Гонда, с показным восхищением, развёл руками. – Я даже не представляю, что будет. – Друг озадаченно почесал голову. – Просто о такой наглости даже старики не рассказывали. О вашей деревне легенды слагать будут!

– Вернее о том, что от неё останется, – решил поправить Гонду Лузга. Он, прислонившись к дверному косяку, с интересом наблюдал за разворачивающимся действом.

Тимофей несколько секунд, с каким-то злым интересом, рассматривал моего друга, потом что-то решив для себя, сплюнул и растворился в темноте. Мужики, так и не проронившие, за время переговоров, и полслова, всё так же молча, последовали за своим вожаком.

– Жаль я у ворот тебя не пришиб, – послышалась уже издалека и вскоре всё стихло.

Я, молча, вытер холодный пот со лба, чувствуя, что меня начинает изрядно потряхивать.

– Нескучно ты живёшь, Вельд, – широко зевнул Лузга, отлепляясь от косяка. – Я тебя только один день знаю, а ты уже умудрился столько раз в дерьмо вляпаться, что и иная свинья, столько не отыщет!

– Ты смотри. Трое пока тебя берегут. Но им может и надоесть. Боги так непостоянны, – добавил Марк, направляясь вслед за другом.

– Пошли в тепло. Ты продрог совсем, – положил мне руку на плечо Гонда. – Тебе, с твоим везением, ещё и простудится, не хватало. Тут хоть умри, возницы в свои телеги не пустят.

Внутри было относительно тепло. Печка весело потрескивала, только что закинутыми дровами, рядом с ней, положив под себя по два тюфяка-матраса, громко похрапывали Марк с Лузгой. Я даже позавидовал. Тут иной раз весь извертишься, пока уснёшь, а эти только коснулись головой подушки и уже в царстве Морфея.

– Снимай одежду и к печке двигайся, – деловито распорядился Гонда. – Продрог вон весь. А тут ещё и дует со всех сторон. Подхватишь горячку – нянчись тогда с тобой.

У меня подкатил комок к горлу.

– Опять ты меня выручил, – покаянно посмотрел я на друга, скидывая промокшие обноски. – Во всём прав это урод. Придурок я и с головой не дружу. Ты же говорил, что в деревне остерегаться местных нужно и что напоить могут и даже с бабой угадал. Вот только, сколько осляте псалтырь не читай, он умней не станет. Вот и я… Как тот осёл. – Я горестно уставился на, весело подмигивающий в печи, огонь.

– Да не расстраивайся ты так сильно. – Гонда кряхтя, задвинул на дверях массивный засов, (собственно говоря, единственную прочную вещь, в полуразвалившейся халупе). – Это из-за пустоши всё. У нас в деревне бают, что даже если милостью Троих кому-то оттуда невредимым выбраться удаётся, то он всё равно несколько дён сам не свой ходит. И глупости разные вытворяет. Видно Лишний так забавляется! Даже отцы-радетели ходоков, в запретный город, только раз в седмицу посылают, чтоб в себя прийти могли. Тогда хоть надежда есть, что с добычей вернутся. А у тебя ещё и с памятью беда. Чего же хорошего ожидать? Но я думаю и у тебя, со временем, всё наладится. Главное до Вилича благополучно дойти. Но тут я уж пригляжу.

Мой друг ненавязчиво забрал, из моих рук, одежду и ловко пристроил на небольшие жердины возле печки.

Я почувствовал, как на глазах начали наворачиваться непрошенные слёзы. Пусть мир тут поганый и могучим властелином мне, похоже, не быть, но хоть с другом повезло. И, похоже, сильно повезло. Что люди здесь в основном дерьмовые и каждый, ради грошовой выгоды, готов ближнего своего на куски порвать, мне и дня хватило понять. И тем невероятнее была удача подружиться с Гондой. Другом, который поможет, научит, да и просто в беде не бросит. Вон даже рискнул, с Тимофеем сцепится, хотя мог просто, в сторону, уйти.

– А почему ты на предложение Тимофея не согласился? – Решил поинтересоваться я, подвигаясь поближе к печке. Языки пламени весело танцевали на осиновых поленьях, окутывая теплом. – Положение то безнадёжное было. Ещё и тебя бы из-за меня схватили. Это же просто чудо, что Марк с Лузгой так вовремя проснулись. Вон как храпят, – мотнул я головой в их сторону. – Их и из пушки не разбудишь!

– Так ты не понял ничего?! – Весело рассмеялся мой друг, присаживаясь рядом. – А ну да. Ты же не от мира сего. – Хлопнул он меня по плечу. – Всё же с самого начала ясно было. Как только мы в деревню прибежали! Люди здесь плохие. Вот в чём дело то.

– Ну, это-то понятно, – согласился я с ним. – Хорошие ворота закрывать бы не стали.

– Да нет, – поморщившись, Гонда сокрушённо покачал головой. – То, что ворота перед нами закрыть пытались, это как раз нормально. Кому какое дело до чужого обоза? Свои лапти дороже чужих сапог. Так что, если бы обоз не жреческий был, ни в жизнь не открыли бы. – Юноша неспешно развязал узелок и, достав небольшую деревянную баклажку, смачно приложился к ней. – Будут они рисковать из-за случайных путников! Если волколаки за ворота проскочат – беда будет. Живучие твари! – Баклажка перекочевала ко мне. – Года три назад к нам в деревню две такие зверюги заскочили. Фомка-кривой вару на посту нажрался и чего-то там не доглядел. И зачем он ворота открыл? У него уже не спросишь. Они его первого загрызли. Насилу этих тварей одолели. А если бы их больше было?

– И многих загрызли? – Поинтересовался я, с наслаждением глотнув чего-то холодного и освежающего, по вкусу похожего на квас.

– Да почти два десятка, – вздохнул Гонда, поворошив палкой угли. – Очень уж лютые были. Да вдову Фомки, в тот же день, вместе с детьми, на ночь глядя, из деревни выгнали. Хорошо не убили.

– Чего же хорошего то? – Не согласился я. – Ночью в лесу всё равно далеко не уйдешь. Кто-нибудь да обязательно схарчит. Сам же говорил.

– У нас деревня у самого края леса стоит. – Гонда убрал баклажку обратно. – И река рядом. Может и уцелели. Тут уж как Трое решат.

– А почему эти…. Ну, волки, днём на нас напали?

– Не волки, а волколаки, – поправил меня мой друг. – Волки то помельче будут. А что днём напали, так, кто же их знает! – Пожал он плечами. – Обычно они на охоту только с закатом выходят. Не любят они солнца. Пережидают его где-то в лесу. Может, вспугнул их кто-то более сильный. Или оголодали совсем. Хорошо деревня рядом уже была. Не отбились бы мы.

– Ну, в этом я не сомневаюсь, – согласился я. И вернулся к заинтересовавшему меня вопросу. – Деревня то почему плохая? По мне, так моя не лучше.

– А ты разве не заметил, – покосился на меня Гонда, – что никто баллот вчера не тянул? А ведь это, по обычаю, в тот же день, по приезду делать надобно. Смекаешь?

– Это значит они уже кого-то? – Похолодел я от внезапной догадки.

– Видать, в прошлом годе, тоже о таких же, как мы, горемыках, заботу проявили, – зло процедил Гонда. – Понравилось на чужой хребтине выезжать. Поэтому ни я, ни вон они. – Друг кивнул в сторону все громче храпевших ребят, – и не удивились, когда староста пожаловал и варом угощать стал. Прямо как гостей дорогих. – Гонда презрительно сплюнул. – Про тулуп заляпанный, и не вспомнил!

– И всё же пить с ним стали? – Поразился я.

– Так нам-то, как раз, ничего и не грозило, – весело усмехнулся мой друг. – Даже Лишнему ясно, что староста именно на тебя глаз положил. Тут народ глазастый. Сразу поняли, кого окрутить легче будет. К тому же Никодим, не зря, поначалу, с воями бражничал. Наверняка выведал, что твоего односельчанина, как раз, волколаки у ворот и сожрали. А остальным и дела до тебя быть не должно. Лишь бы силком не волокли. А так и пожрали и вару выпили – красота! А больше одного им и не надо было. Сам выдел.