Текст книги "Лес пигмеев"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

В самый полдень люди остановились под кронами деревьев, чтобы пообедать содержимым корзин да расслабиться в тени до четырёх-пяти часов пополудни. На время сиесты дикие животные прилегли отдохнуть, и обширная равнина заповедника замерла под раскалёнными лучами солнца. Михаил Мушаша знал эту местность и умел предельно точно рассчитывать время и расстояние; когда огромный солнечный диск начал спускаться по небосклону, путники уже оказались возле лагеря и могли заметить шедший от разведённых там костров дым. Порой, вечерами, они снова выходили из своих палаток, чтобы посмотреть на животных, пришедших к реке напиться.

2. Сафари на слонах

Стая из полдюжины мандрил вознамерилась поломать оборудование путешественников. Так на земле лежали в разобранном виде палатки, повсюду были раскиданы мука, маниока, рис, бобы и консервные банки; рваные спальные мешки висели на деревьях, повреждённые стулья и столы валялись горами во внутреннем дворе. Эффект был таким, словно по временному пристанищу пронёсся очередной тайфун. Мандрилы, возглавляемые самым агрессивным из всех остальных, силой завладели горшками и сковородками. Те использовали последние в качестве гаррот, чтобы накатывать друг на друга, и нападать на любого, осмелившегося приблизиться.

– Что же с ними случилось! – воскликнул Михаил Мушаша.

– Боюсь, они слегка пьяные…, – объяснил один из служащих.

Обезьяны всегда бродили по временным стоянкам, готовые присвоить то, что могли унести с собой в зубах. Вечерами те рылись в мусоре, и стоило тщательно не спрятать съестные припасы, как их непременно крали. Существами они были отнюдь не симпатичными, показывали клыки и ухмылялись, однако ж при этом уважали людей и держались на безопасном расстоянии от человека вообще. Это нападение явно стало событием из ряда вон.

Смирившись с невозможностью контролировать животных, Мушаша отдал приказ выстрелить в них обезболивающим средством. Однако попасть в цель оказалось делом непростым, поскольку те, окончательно разбушевавшись, прыгали и бегали без остановки. В конце концов, один за другим, мандрилы получили укол успокоительного, от которого вялыми попадали на землю. Александр с Тимоти Брюсом помогли поднять тех за лодыжки и запястья и отнести животных на двести метров от лагеря, где никем более не тревожимые обезьяны сладко захрапели, пока лекарство оказывало своё действие. Их волосатые и вонючие тела оказались куда тяжелее, нежели то можно было предположить, исходя из размера обезьян. Александр, Тимоти и служащие сафари, их, так или иначе, трогавшие, были вынуждены принять душ, постирать одежду и сбрызнуться средством от насекомых, чтобы избавиться от перескочивших на людей блох.

Пока сотрудники сафари старались навести хоть какой-то порядок в сложившейся неразберихе, Михаил Мушаша выяснил, что же всё-таки произошло. По недосмотру управляющего один из мандрилов вторгся в палатку Кейт и Нади, где первая хранила свой запас бутылок водки.

Обезьяны-самцы даже на расстоянии учуяли алкоголь, хотя тот и находился в плотно закрытой таре. Бабуин украл бутылку, свернул горлышко и поделился содержимым со своими приятелями. Уже на втором глотке все немало опьянели, а на третьем разом, точно полчище пиратов, бросились на лагерь путешественников.

– Мне нужна моя водка, чтобы унять боль в костях, – пожаловалась Кейт, прикинув, что, точно золото, должна беречь те несколько бутылок, которые у неё есть.

– Вы не можете решить проблему с помощью аспирина? – намекнул Мушаша.

– Таблетки есть яд! А я использую лишь натуральные продукты, – воскликнула писательница.

Как только люди одолели мандрил и более-менее восстановили после их нашествия свой лагерь, кто-то обратил внимание на кровавую рубашку Тимоти Брюса. С присущим своей нации безразличием, англичанин допустил, что его, должно быть, укусили.

– Похоже, что один из наших ребят совсем не спал…, – пытаясь объяснить ситуацию, сказал он.

– Позвольте, я посмотрю, – настоял Мушаша.

Брюс поднял левую бровь. Этот жест считался единственным, который могло сделать его бесстрастное лошадиное лицо, и человек прибегал к нему, если возникала необходимость выразить любую из трёх эмоций, что был способен прочувствовать сам: удивление, сомнение и раздражение. В данном случае на лице явно читалась последняя, ведь сам мужчина ненавидел любого рода беспорядки вообще, вдобавок по настоянию Мушаши у того не осталось иного выбора как задрать рукав. Укус уже не кровоточил и, более того, успели образоваться струпья в тех местах, где зубы животного прокомпостировали кожу, но, тем не менее, опухло всё предплечье.

– Эти обезьяны заражают болезнями. Я, конечно же, вколю вам антибиотик, хотя будет лучше показаться врачу, – проинформировал Мушаша.

Левая бровь Брюса поднялась до середины лба: ясное дело, неразбериха кругом всё увеличивалась.

Михаил Мушаша вызвал по радио Анджи Ниндерера и объяснил той сложившуюся ситуацию. Молодая женщина-пилот ответила, что не может летать ночью, но на следующий день с утра пораньше непременно прибудет куда нужно, найдёт Брюса и отвезёт человека в столицу страны, Найроби. Руководитель сафари не мог скрыть улыбки: укус мандрилы предоставил тому неожиданную возможность в скором времени увидеть Анджи, к которой, не признаваясь самому себе, питал слабость.

Ночами Брюса трясло от лихорадки, и Мушаша уже не был уверен, что таковое происходит ввиду раны человека либо вызвано внезапным приступом малярии, но в любом случае гида не оставляла тревога, поскольку лично отвечал за благополучие туристов.

Как правило, рыскавшая по заповеднику группа кочевников-масаи добралась до временной стоянки ближе к вечеру, попутно гоня своих, с огромными рогами, коров. Это были люди крайне высокого роста, стройные, красивые и мужественные; вдобавок носили замысловатые украшения из ожерелий на шее и голове; одевались в завязывающиеся на талии ткани и были до зубов вооружены копьями. И считали себя избранным самим Богом народом; земля и всё её богатство принадлежали им лишь исключительно по Божьей милости. Это и давало людям право присваивать чужой скот, считавшееся неким обычаем, что крайне не нравился другим племенам. Поскольку у Мушаши не было скота, тот и не боялся, что его украдут. Соглашение между ними было предельно ясным: гид выказывал гостеприимство, когда те проходили по заповеднику, но они не прикасались к диким животным вообще.

Как и было принято, Мушаша предложил гостям еду и пригласил их остаться. Племени не понравилась компания иностранцев, но те согласились с их присутствием, поскольку один из детей был серьёзно болен. Люди ждали знахарку, которая находилась уже в пути. Слава о женщине разнеслась на всю область, та преодолевала огромные расстояния, чтобы лечить своих клиентов травами и силой веры. У племени не получалось общаться с ней на современный манер, но люди как-то узнали, что целительница прибудет к ним сегодня вечером, поэтому и остались сами на территории Мушаши. Как и предполагали члены племени, с заходом солнца все услышали отдалённый звон колокольчиков и амулетов знахарки.

В красноватой пыли наступающих сумерек наконец-то появилась разутая и несчастная, отвратительная на вид, фигура. Она была одета лишь в короткую юбку из какой-то тряпки, а скарб составляли несколько тыкв, сумок с амулетами, лекарства и две волшебные палочки, увенчанные перьями. Волосы свои знахарка не стригла с самого рождения, и их длинные завитки были вымазаны красной глиной. Выглядела женщина очень старо, кожа складками свисала с костей, хотя и ходила до сих пор прямо и чувствовала силу в своих ногах и руках. Само лечение пациента всегда проходило в нескольких метрах от лагеря.

– Знахарка говорит, что дух оскорблённого предка вошёл в ребёнка. Нужно выявить этот дух и отправить обратно в иной мир, к которому тот и принадлежит, – объяснил Михаил Мушаша.

Жоэль Гонсалес посмеялся, мысль, будто подобное случится в самом XXI веке, показалась тому крайне забавной.

– Ой, дружище, вот только не подтрунивайте. В восьмидесяти процентах случаев больному и вправду становится лучше, – сказал ему Мушаша.

И добавил, что в одном случае даже видел двух катающихся по земле людей, которые кусались, испускали пену изо рта, рычали и лаяли. По словам их же родственников, несчастные были одержимы гиенами. Вот эта самая знахарка и вылечила бедных людей.

– Это называется истерия, – упомянул в своё оправдание Жоэль.

– Зовите подобное как хотите, однако ж факт в том, что посредством этой церемонии люди вылечились. Западная медицина, даже применяя все свои лекарства и электрический разряд, редко достигает схожих результатов, – улыбнулся Мушаша.

– Да ладно, Михаил, вы, получивший образование в Лондоне, учёный, вот только не говорите мне, что…

– Прежде всего, я – африканец, – прервал его натуралист. – В Африке доктора уже поняли, что вместо того, чтобы смеяться над целителями, куда лучше сотрудничать с таковыми. Порой, волшебство даёт лучшие результаты, нежели привезённые из-за границы методы. Народ в него верит, вот почему то и срабатывает. Внушение творит чудеса. И не презирайте наших колдунов.

Кейт Койд намерилась записать церемонию, и Жоэль Гонсалес, устыдившись своего вынужденного смеха, приготовил фотоаппарат, чтобы зафиксировать всё происходящее.

Люди уложили голого ребёнка на расстеленном на земле одеяле, а кругом расположились все члены его многочисленной семьи. Старуха начала ударять друг о друга свои волшебные палочки и шуметь тыквами, танцуя по кругу и одновременно исполняя религиозный гимн, который вскоре хором подхватило всё племя. Практически сразу же она погрузилась в транс, тело начало содрогаться, глаза закатились вверх, отчего стали видны одни лишь их белки. Меж тем ребёнок на земле онемел, выгнулся телом и стоял лишь на затылке и пятках.

Словно удар электрического тока Надя прочувствовала энергию церемонии, и, абсолютно не думая, а, скорее, подталкиваемая какой-то неизведанной эмоцией, сама присоединилась к религиозному гимну и бешеному танцу кочевников. На лечение ушло несколько часов, за которые старая колдунья приняла в себя злой, обуявший ребёнка, дух, и заключила его в своё собственное тело, – как объяснил происходящее Мушаша. В конце концов, у маленького пациента прошла окоченелость, и тот расплакался, что окружающие сочли за признак выздоровления. Тогда мать взяла бедняжку на руки и начала покачивать и целовать дитя на радость всех здесь присутствующих.

По истечении примерно двадцати минут знахарка вышла из транса и объявила, что теперь пациент полностью освободился от всего плохого и, начиная с этой самой ночи, может нормально кушать, а вот его родителям, напротив, стоит говеть три дня и этим они угодят вышедшему из ребёнка духу. В качестве единственного питания и благодарения за исцеление старуха предложила употреблять лишь тыкву вместе со смесью из прокисшего молока и свежей крови, которую пасторы из племени масаи получали путём небольшого разреза на шее коров. Затем знахарка удалилась отдохнуть прежде чем приступить ко второй части своей работы: изгнать поселившегося теперь в ней самой духа и отправить того в загробный мир, к которому, собственно, и принадлежал. Благодарное, племя стало коротать время до утра.

– Если данная система столь эффективна, мы сможем попросить эту добрую сеньору принять Тимоти, – предложил Александр.

– Без веры она не действует, – ответил Мушаша. – И вдобавок, целительница сильно вымоталась, и той нужно восстановить свою энергию, прежде чем она сможет заняться следующим пациентом.

А тем временем фотограф-англичанин трясся в лихорадке на своей койке до утра, пока под звёздным небом африканский мальчик с удовольствием кушал впервые за всю неделю.

Анджи Ниндерера появилась в сафари лишь на следующий день, как и обещал сам Мушаша, ранее связавшийся с ней по радио. Люди увидели самолёт женщины ещё в воздухе и отправились встретить её на Ленд Ровере, куда та, как правило, приземлялась. Жоэль Гонсалес хотел сопроводить своего друга Тимоти в больницу, но Кейт напомнила мужчине, мол, кто-то же должен сделать фотографии для статьи в журнал.

Пока люди заправляли самолёт бензином и собирали больного с его вещами, Анджи присела под навесом насладиться чашечкой кофе и немного передохнуть. Она представляла собой африканку с кофейного цвета кожей, здоровую и высокого роста женщину в теле и хохотушку неопределённого возраста – можно было дать как двадцать пять, так и все сорок лет. Лёгкая улыбка и освежающая красота прельщали любого с первого взгляда. Рассказала, что родилась в Ботсване, а на Кубе научилась управлять самолётами, где даже получала стипендию. Незадолго до своей смерти её отец продал ранчо и скот, которыми владел, чтобы обеспечить дочь приданым. И вместо того, чтобы на оставленные деньги найти себе представительного мужа, как того желал отец, женщина приобрела на них свой первый самолёт. Анджи была свободной птицей высокого полёта, нигде не имея собственного очага. Работа бросала женщину с места на место – день она колола вакцины в Заире, на следующий уже перевозила актёров и техников для очередного приключенческого фильма на равнины Серенгети, либо же доставляла группу отважных альпинистов к подножью легендарной горы Килиманджаро. Та хвалилась, что обладает силой буйвола и даже делала на неё ставки, подтверждая последнюю в рукопашной борьбе с любым мужчиной, осмелившимся принять вызов. Женщина родилась с отметиной в форме звезды на спине, с безошибочным знаком удачи, по её же словам. Благодаря звёздочке та выжила в бесчисленных приключениях, через которые уже пришлось пройти. Однажды её чуть не забила камнями толпа в Судане, в другой раз дама на пять дней затерялась в эфиопской пустыне – в одиночестве, без транспорта, еды и лишь с одной бутылкой воды. Однако ж это ничто по сравнению с выпавшей возможностью спрыгнуть на парашюте и упасть в кишащую крокодилами реку.

– Всё это случилось ещё прежде чем у меня появился собственный Сессна Караван, который никогда не попадает в передряги, – поспешила прояснить ситуацию женщина, закончив рассказывать свою историю членам группы «Интернэшнл джиографик».

– А как же вы унесли ноги? – спросил Александр.

– Крокодилы развлекались, пережёвывая ткань парашюта, что дало мне время доплыть до берега и оттуда убежать. На этот раз я освободилась, но рано или поздно всё же умру, съеденной крокодилами, такова моя судьба…

– Откуда вы это знаете? – поинтересовалась Надя.

– Но мне это сказала гадалка, которая может видеть будущее. У Ма Бангезе хорошая репутация: она никогда не ошибается, – ответила Анджи.

– Ма Бангезе? Сеньора в теле, у которой есть место на рынке? – вмешался в разговор Александр.

– Она самая. Только не в теле, а скорее крепко сложенная, – внесла ясность Анджи, которую всегда несколько неприятно задевала тема веса человека.

Александр с Надей переглянулись, удивленные этим весьма странным совпадением.

Несмотря на внушительные габариты и своё суровое обращение с окружающими, Анджи была не лишена определённого кокетства. Одевалась в цветастые туники, носила увесистые этнические украшения, приобретённые на ярмарках народных промыслов, и обычно красила губы в манящий розовый цвет. Женщина выделялась замысловатой причёской из дюжины косичек, усеянных цветными бусинками. И сама говорила, что род её работы смертелен именно для рук, и та никоим образом не собиралась допускать, чтобы последние стали напоминать руки механика. Так, она сохраняла свои длинные крашеные ногти, а для защиты кожи пользовалась черепашьим жиром, в чудесных свойствах которого никогда не сомневалась. Тот факт, что черепахи на деле самые морщинистые существа, никак не уменьшал доверие женщины к данному средству.

– Я знаю нескольких мужчин, которые влюблены в Анджи, – отметил Мушаша, но всё же воздержался от того уточнения, что он сам был одним из них.

Женщина подмигнула гиду и объяснила, что никогда больше не выйдет замуж, поскольку сердце той уже разбито. Ведь сама была влюблена лишь раз в жизни: тем человеком оказался воин из племени масаи, имевший пять жён и девятнадцать детей.

– Человек был долговязым с янтарного цвета глазами, – сказала Анджи.

– И что же случилось…? – хором спросили Надя с Александром.

– Он не захотел на мне жениться, – печально вздохнув, заключила женщина.

– Да что за глупый мужчина! – посмеялся Михаил Мушаша.

– Мне было десять лет, и я весила на пятнадцать килограмм больше чем он, – объяснила Анджи.

Женщина-лётчик закончила пить кофе и приготовилась идти. Друзья попрощались с Тимоти Брюсом, кого в предыдущую ночь лихорадка настолько ослабила, что человеку не хватило сил даже поднять левую бровь.

Последние дни сафари прошли очень быстро и в море удовольствия от проведённых верхом на слонах экскурсий. Путешественники вновь увидели небольшое племя кочевников, и сами удостоверились, что ребёнок вылечился. Одновременно по радио люди узнали, что Тимоти Брюс до сих пор лежит в больнице, страдая как от малярии, так и от укуса заражённого мандрила, и крайне неохотно принимает антибиотики.

Анджи Ниндерера пришла разыскать их лишь к вечеру третьего дня и осталась ночевать в лагере, чтобы раньше уйти на утро следующего дня. Уже с первых минут встречи с путешественниками она хорошо сдружилась с Кейт Койд; обе были ещё теми пьяницами – Анджи заливала в себя пиво, а Кейт – водку – и у обеих имелся неплохой запас ужасающих историй, чтобы очаровывать своих слушателей. Этим вечером, когда вся группа уселась вокруг костра, наслаждаясь жареным мясом антилопы и другими, приготовленными поварами, вкусностями, две женщины устроили словесную перепалку, чтобы затмить публику своими приключенческими историями. Даже Боробá слушал эти рассказы с немалым интересом. Обезьянка проводила время среди людей, к компании которых уже привыкла, наблюдала за Коби и играла с семьёй из трёх карликовых шимпанзе – любимцами Михаила Мушаши.

– Таких на двадцать процентов меньше, и они куда спокойнее обычных шимпанзе, – объяснил Мушаша. – Главные у них самки. А это означает лучшее качество жизни – меньше конкуренции и больше сотрудничества, в своей общине животные хорошо спят и едят, малыши защищены, да и вся группа, скажем, живёт нескучно. Ведь они не как остальные обезьяны, у которых самцы кучкуются в банды и только знай себе дерутся.

– Вот бы так было и среди людей! – вздохнула Кейт.

– Эти небольшие по размеру животные очень похожи на нас: бóльшая часть нашего генетического материала похожа на их вплоть до формы черепа. Можно с уверенностью утверждать, что у нас с ними общий предок, – сказал Михаил Мушаша.

– Тогда ещё есть надежда, что нас, как и их, ждёт эволюция, – добавила Кейт.

Анджи курила сигары, которые, по словам женщины, были её единственной роскошью, а также дама гордилась смрадом, что испускал её самолёт. «Кому не нравится запах табака, пусть себе идёт», – как правило, говорила она жалующимся клиентам. Недавно завязав с курением, Кейт Койд жадными глазами следила за рукой своей новой подруги. Женщина бросила курить уже более года назад, однако её таковое желание никуда не исчезло и, наблюдая за движением сигареты Анджи изо рта в рот, той захотелось плакать. И даже вынула из кармана свою пустую трубку, которую всегда носила с собой особенно для подобных моментов отчаяния, и печально начала ту пожёвывать. Женщина была вынуждена признать, что вылечила туберкулёзный кашель, который раньше не давал болящей нормально дышать. Изначально та успокаивала недуг при помощи чая с водкой и нескольких порошков, даденных самим Валимаи, шаманом с реки Амазонка и хорошим другом Нади. Её внук Александр приписал свершившееся чудо амулету с драконьими экскрементами, который подарил сам король Дил Баадур ещё в Запретном Царстве, в волшебной силе которого был твёрдо убеждён. Кейт не знала, что же теперь думать о собственном внуке, прежде бывшем рациональным молодым человеком, а теперь склонным к всякого рода фантазиям. Дружба с Надей его сильно изменила. Теперь Алекс слишком доверял этой окаменелости, несколько граммов которой растолок в порошок, растворил те в рисовом ликёре и заставил мать выпить средство, чтобы побороть рак. Лизе, повесив себе на шею, стоило носить остатки окаменелости в течение месяцев, но теперь их использовал Александр, который, даже моясь в душе, не снимал с себя чудодейственное средство.

– Он может вылечить сломанные кости и прочие болезни, Кейт, а также способен отталкивать стрелы, ножи и пули, – заверил женщину её внук.

– На твоём месте я бы это не пробовала, – сухо ответила она, хотя, пусть и неохотно, всё же позволила натереть себе грудь и спину драконьими экскрементами, бормоча про себя, что, мол, здравый смысл они оба уже потеряли.

Этим вечером в лагере вокруг костра, Кейт Койд и остальные сожалели о том, что нужно прощаться с их новыми друзьями и с этим поистине райским местом, где все провели незабываемую неделю.

– Перед уходом я хочу увидеться с Тимоти, – сказал Жоэль Гонсалес, чтобы как-то себя утешить.

– Завтра мы уезжаем около девяти часов утра, – подготовила их Анджи, закидывая себе в глотку сразу полкружки пива и тут же берясь за свою сигару.

– Кажется, ты выглядишь уставшей, Анджи, – заметил Мушаша.

– Просто последние дни выдались тяжёлыми. Мне нужно было отвезти продукты питания на другую сторону границы, где живёт совсем отчаянный народ; поистине ужасно столкнуться с голодом лицом к лицу, – сказала она.

– Это племя из очень благородной расы. Ранее все жили достойно, занимаясь рыбалкой, охотой и земледелием, однако ж колонизация, войны и болезни привели народ к полной нищете. Теперь они живут за счёт благотворительности. Если бы не пакеты продуктов, что они получают регулярно, все бы давно умерли. Половина жителей Африки существуют на сумму более скромную, нежели прожиточный минимум, – объяснил Михаил Мушаша.

– И что это означает? – спросила Надя.

– Что им не хватает средств, чтобы нормально жить.

Этим утверждением гид положил конец приёму пищи, который уже длился, перевалив за полночь, и объявил, что пора расходиться по палаткам. Час спустя в лагере царила полная тишина.

Ночью лишь один служащий из всей охраны остался бдеть и подпитывать костры, но через некоторое время даже и его одолел сон. Пока весь лагерь отдыхал, кругом него бурлила ночная жизнь; под огромным звёздным небом расхаживало туда-сюда множество видов животных, которые в это время как раз выползали на поиски пропитания и воды. Африканской ночью можно запросто услышать настоящий концерт различных голосов: нерегулярно звучащий рёв слонов и отдалённый лай гиен. Вдобавок это перемежается ещё и с визгом напуганных каким-то леопардом мандрил, кваканьем жаб, пением цикад.

Незадолго до рассвета Кейт резко проснулась, поскольку подумала, что услышала шум, раздававшийся где-то уж слишком близко. «Мне, должно быть, это приснилось», – прошептала женщина, переворачиваясь на своей полке. Она попыталась подсчитать, сколько же по времени удалось проспать. На женщину давили хорошо ею же прожитые шестьдесят семь лет, за которые тело весьма закалилось в проведённых экскурсиях. «Я очень стара для подобного стиля жизни…», – подумала писательница, однако ж немедля отреклась от своих слов, убеждённая в том, что иначе и вообще жить не стоит. Женщина более страдала от вынужденной неподвижности в ночные часы, нежели от дневной усталости; ведь время в палатке шло ужасающе медленно. В этот миг вновь послышался шум, разбудивший её окончательно. Та не могла его узнать, но всё же показалось, что звуки скорее напоминают царапание либо же расчёсывание чего-либо.

Сонное состояние окончательно рассеялось, и Кейт сладко потянулась на койке, ощутив своё пересохшее горло и трепетавшее сердце. Сомнений не было: там снаружи находилось что-то, от чего её саму отделяла лишь ткань палатки. Крайне осторожно, чтобы ни в коем случае не шуметь, женщина щупала в темноте, ища вечно оставляемый ею поблизости фонарик. Когда же удалось схватить тот пальцами, она поняла, что вспотела от страха и не могла включить инструмент влажными руками. Женщина попыталась сделать это вновь, как услышала голос Нади, которая делила с ней одну палатку.

– Тссс, Кейт, не включайте свет… – прошептала девочка.

– Да что происходит?

– Это львы, не пугайте их, – сказала Надя.

У писательницы выпал из руки фонарик. Она почувствовала, как кости становятся мягкими, словно пудинг, и внутренний крик, исказив рот, чуть было из него не вырвался. Даже сделанная когтём льва одна царапина разодрала бы тонкую нейлоновую ткань палатки, и представитель кошачьих упал бы сверху прямо на них. И это был бы не первый случай, когда во время сафари именно подобным образом умирает турист. Находясь на экскурсии, люди видели львов со столь близкого расстояния, что могли пересчитать у последних зубы; тогда каждый решил, мол, тому бы не понравилось терпеть ещё и их прикосновение к собственной плоти. У женщины мельком в мозгу пролетел образ первых христиан в римском Колизее, обречённых на смерть, будучи сожранными этими зверьми. Пот бежал по лицу, пока сама искала на земле фонарик, запутавшись в москитной сетке, защищавшей походную кровать. Она услышала мурлыкание большой кошки и опять прежнее царапание.

На этот раз содрогнулась сама палатка, будто на неё сверху упало дерево. В ужасе, Кейт всё же удалось понять, что и Надя подражала издаваемому большими кошками шуму. Наконец, та отыскала фонарик, который, пусть дрожащими и влажными пальцами, но всё же получилось зажечь. Тогда женщина увидела сидящую на корточках девочку, чуть ли не уткнувшуюся лицом в ткань палатки, и восхищённую от того, что способна мурлыкать не хуже находящегося по другую сторону хищника. Застрявший внутри Кейт крик наконец-то вырвался, превратившись в ужасающий вопль, который заставил Надю немало удивиться, и девочка даже упала на спину. Ручища Кейт схватила молодую девушку за предплечье и стала тянуть её к себе. Новые крики, на этот раз сопровождаемые устрашающим рёвом львов, нарушили спокойствие лагеря.

В считанные секунды служащие и гости высыпали на улицу, несмотря на чёткие указания Михаила Мушаши, не раз предупреждавшего их об опасностях ночных вылазок из палаток. Рывками Кейт удалось выволочить Надю наружу, пока девочка пиналась изо всех сил, пытаясь освободиться. В суматохе разрушилась половина палатки, оторвалась одна из москитных сеток и упала на них сверху, обернув собой обеих, отчего последние напомнили остальным двух личинок, борющихся за то, чтобы выбраться из кокона. Александр, как первый подоспевший, подбежал к ним и попытался освободить запутавшихся в москитной сетке. Едва освободившись, Надя толкнула его, придя в бешенство, поскольку её беседа со львами была прервана очень уж грубо.

Меж тем Мушаша выстрелил в воздух, и рёв уходящих прочь хищников стал слышаться всё глуше и глуше. Служащие зажгли несколько фонарей, сжали в руках оружие и отправились прочёсывать окрестности. На ту пору слоны не на шутку всполошились, и смотрители пытались успокоить животных, прежде чем те пойдут будоражить загоны и нападут на лагерь с людьми. Обезумев от запаха львов, три шимпанзе-пигмеи завопили в голос и повисли на первом, кто оказался ближе всех. Меж тем Боробá взобрался на голову Александра, тщетно пытавшегося снять оттуда обезьяну, стягивая последнюю за хвост. В наступившей суматохе никто так и не понял, что же именно произошло на самом деле.

Вдруг Жоэль Гонсалес с ужасом закричал.

– Змеи! Питон!

– Это львы! – поправила его Кейт.

Жоэль, сбитый с толку, резко замер.

– А не змеи ли? – неуверенно произнёс он.

– Нет же, это львы! – повторила Кейт.

– И ради них вы меня разбудили? – пробормотал фотограф.

– Постыдились бы, дружище, ради Бога! – подтрунила появившаяся в пижаме Анджи Ниндерера.

Только тогда Жоэль Гонсалес осознал, что был полностью голым, отчего и отступил к своей палатке, прикрываясь обеими руками.

Немного погодя вернулся Михаил Мушаша с новостью о том, что поблизости всё же есть следы нескольких львов и что палатка Кейт и Нади разорвана.

– Подобное в лагере происходит, пожалуй, впервые. Эти животные никогда на нас не нападали, – взволнованный, отметил гид.

– Они на нас и не напали! – прервала его Надя.

– А, тогда с их стороны это был визит вежливости! – возмущённая, сказала Кейт.

– Те пришли всего лишь поздороваться! Если ты не начнёшь визжать, Кейт, мы бы ещё поговорили!

Надя отвернулась и быстро скрылась в своей палатке, в которую была вынуждена входить ползком, поскольку лишь два её угла и устояли.

– Не обращайте на неё внимания, это подростковый период. У девочки он пройдёт, от этого рано или поздно излечиваются все, – высказался Жоэль Гонсалес, вновь здесь появившийся уже обёрнутым в полотенце.

Остальные воздержались от комментариев, и никто уже больше не спал. Люди раздули костёр и следили, чтобы не потухли факелы. Боробá и три шимпанзе-пигмеи, всё ещё насмерть перепуганные, устроились как можно дальше от палатки Нади, где по-прежнему пахло хищником. Немного спустя послышалось хлопанье крыльями летучих мышей, что говорило о наступившем рассвете, и тогда повара начали процеживать кофе и готовить на завтрак яйца с беконом.

– Я никогда не видел тебя столь нервной. С возрастом твой характер становится мягче, бабушка, – сказал Александр, передавая Кейт первую чашку кофе.

– Не называй меня бабушкой, Александр.

– А ты не зови меня Александр, моё имя – Ягуар, по меньшей мере, для моей семьи и друзей.

– Ба, оставь меня в покое, сопляк! – ответила она, обжёгшись первым же глотком дымящегося напитка.

3. Миссионер

Служащие сафари погрузили вещи в Ленд Ровер и проводили недавно приехавших до самолёта Анджи, ждущего в нескольких километрах от лагеря, на расчищенном пространстве. Для гостей эта прогулка на слонах оказалась последней. Гордый Коби, на котором Надя ездила верхом всю неделю, предчувствовал разлуку и казался грустным, как и вся группа «Интернэшнл джиографик». Таким же был и Боробá, потому как уже в прошлом остались три шимпанзе, с которыми обезьянка отлично ладила; впервые в жизни она была вынуждена допустить, что умные, как и она сама, обезьяны всё же существуют.

По Сессна Караван были видны как годы использования, так и мили полёта. Вывеска сбоку говорила о его гордом имени: Супер Халкон. Анджи нарисовала на корпусе самолёта голову, глаза, клюв и когти хищной птицы, но со временем краска слезла, и транспортное средство выглядело скорее жалкой ощипанной курицей в отражающемся утреннем свете. Путешественники вздрогнули от самой мысли использовать агрегат в качестве средства передвижения; за исключением, пожалуй, Нади, поскольку в сравнении с допотопным и ржавым небольшим самолётом, на котором её отец перемещался в окрестностях реки Амазонка, Супер Халкон Анджи смотрелся великолепно. Та же банда дурно воспитанных мандрил, которая выпила водку Кейт, теперь, заняв собой, расположилась на его крыльях. Обезьяны развлекались, с превеликим вниманием убивая вшей на телах друг друга, как обычно то делают сами люди. Во многих местах мира Кейт видела тот же нежный ритуал по выведению вшей, объединяющий семьи и создающий дружеские связи. Порой, дети выстраивались в ряд один за другим – от самого маленького до самого большого, чтобы поскрести друг другу головы. Женщина улыбнулась при мысли о том, что в Соединённых Штатах даже одно слово «вошь» вызывает холодок ужаса. Анджи начала бросать камни в бабуинов и осыпать тех ругательствами, на что животные выказали олимпийское презрение и не двигались до тех пор, пока слоны не оказались практически над ними.