Текст книги "Дочь фортуны"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Отужинав, Джекоб Фримонт пригласил своих друзей на главное представление всего дня. Предлагалось взглянуть на некую китайку, кто мог всего лишь наблюдать, но которой не позволялось ничего трогать. Женщину звали А Той и она села на некий клипер вместе с мужем, торговцем преклонного возраста, который, обладая неплохим вкусом, полагал скончаться в открытом море, тем самым, сделав свою супругу полностью свободной. Уж она бы не теряла времени на вдовью скорбь и, чтобы как-то оживить оставшиеся дни морского путешествия, быстренько бы стала любовницей самого капитана, который оказался весьма благородным человеком. Затем высадилась бы в Сан-Франциско, чванная и обогатившаяся, то и дело замечала бы преследовавшие ее сладострастные взгляды, которые породили бы замечательную идею на них, собственно, и заработать. Сняла бы пару комнат, проткнула бы дырочки в разделяющей их стене и за унцию золота продавала бы преимущество на нее смотреть. Друзья обеспечили Джекобу Фримонту хорошее настроение, а, уплатив несколько долларов в качестве взятки, компании позволялось нарушить определенный порядок и войти в числе первых. Их и провели в узкую, пропитанную табачным дымом, комнатку, где уже толпилась дюжина уткнувшихся в стену мужчин. Люди появлялись из неловких отверстий, чувствуя себя по-ученически нелепо, и таким способом в другой комнате видели прекрасную молодую девушку, одетую в шелковое кимоно с разрезами от талии и до самого низа по обеим сторонам. А под ним она была полностью обнаженной. Ревом зрителей встречалось каждое из вялых движений, умело открывающих часть ее нежного тела. Джон Соммерс вместе с братьями Родригес де Санта Крус пополам сгибались от смеха, не в силах поверить в настолько униженную женскую долю. Там они и расстались, после чего капитан с журналистом пошли пропустить по последней рюмке. Выслушав перечисление различных путешествий и приключений Джекоба, капитан решился ему довериться.

– Вы помните Элизу, ту девушку, что жила с моими братом и сестрой в Вальпараисо?

– Отлично помню.

– Так вот, сбежала из дома почти год назад, и у меня имеются весомые причины полагать, что человек находится в Калифорнии. Я пытался найти девушку, однако ж, никто не слышал ни о ней, ни о ком-то еще, подходящим под описание.

– Единственные женщины, кто прибыл сюда в одиночестве, – все проститутки.

– Не знаю, как и могла прибыть – разве только, если она что-либо натворила. Единственное доказательство состоит в том, что девушка отправилась на поиски своего возлюбленного, молодого чилийца по имени Хоакин Андьета…

– Хоакин Андьета! Я же его знаю, более того, в Чили мы неплохо дружили.

– Так вот, человек все еще скрывается от правосудия. Его обвиняют в краже.

– Я в это не верю. Андьета по своему нраву очень благородный мужчина. По правде говоря, он горд и с потрясающим чувством чести, поэтому сблизиться с таковым оказалось не так-то легко. И юноша сам мне сообщил, что-де он с Элизой – влюбленные?

– Я лишь знаю, что молодой человек отплыл в Калифорнию в декабре 1848 года. А спустя два месяца исчезла и девушка. Моя сестра полагает, что та отправилась прямиком за Андьета. Хотя я не могу себе и представить, как можно совершить подобное, не оставив никаких следов. Так как вы все кочуете по временным стоянкам и расположенным на севере деревням, быть может, и удастся что-то выяснить…

– Сделаю все, что смогу, капитан.

– Я вместе с моими братом и сестрой будем вечно вам благодарны, Джекоб.

Элиза Соммерс осталась с караваном Джо Ромпеуэсос, где продолжала играть на пианино, поровну деля с мадам получаемое вознаграждение. Приобрела сборник песен, положенных на американскую музыку, и еще один с латиноамериканскими мотивами, с помощью которых воодушевляла музыкальные вечера и досужие часы. Также обучала читать индийского мальчика, помогала в нескончаемых повседневных делах и приготовлении пищи. Как и говорили все, составляющие маскарадную группу: лучше мы не питались еще никогда. По-прежнему прибегая к сухому мясу, бобам и ветчине, готовила вкуснейшие блюда, создаваемыми в моментном энтузиазме; покупала мексиканские приправы, которые добавляла к рецептам чилийских блюд Мамы Фрезии, при этом добиваясь просто восхитительных результатов. Торты же и вовсе пекла без каких-либо ингредиентов, за исключением сала, муки и консервированных фруктов, однако ж, раздобыв яйца и молоко, ее вдохновение в области гастрономии тут же взошло к небесным вершинам. Вавилонинян, Злой, не разделял пристрастие мужчин к приготовлению пищи, хотя был первым, кто стремился отведать все что можно на банкетах в честь молодой пианистки, но в то же время предпочитал не отпускать свои саркастические комментарии. Привыкший поднимать охрану прямо ночью, бóльшую часть дня великан спал как убитый, но чуть только кухонный смрад достигал его драконьего чутья, как мигом пробуждался и не медлил занять близ кухни наблюдательный пункт. Ведь самого вечно мучил неутолимый голод, хотя при этом даже не допускал возможности заполнить до конца свое грандиозное брюхо. Задолго до прибытия Чиленито, как они звали мнимого Элиаса Андьета, его основной рацион составляли животные, которых ловил на охоте, для чего нужно было уходить далеко, смешивать все с горстью крупной соли и располагать на своих руках, держа до тех пор, пока это не обуглится. Таким способом всего за пару дней был способен жадно съесть целого оленя. Благодаря знакомству с кухней пианистки получилось утончить собственный вкус, а, значит, и ежедневно выходить на охоту, выбирать из пойманной добычи самые нежные куски и передавать их куда следует уже очищенными и освежеванными.

На протяжении всего пути Элиза на своей могучей кляче возглавляла конный караван. Несмотря на свой общий печальный вид, он оказался таким же благородным, точно группа из чистокровных гнедых коней с совершенно ненужным, висящим поперек сбруи, ружьем и дитем барабана, принадлежавшем всей группе. Девушка настолько комфортно ощущала себя в мужской одежде, что не раз спрашивала себя же, мол, а сможет ли когда-нибудь заново одеться женщиной. И была уверена лишь в одном: со дня вступления в брак с Хоакином Андьета корсет она уже больше не оденет. Если путники доходили до реки, женщины живо суетились, чтобы наполнить бочки водой, постирать одежду и выкупаться. Именно эти моменты и были для нее самыми трудными, ведь приходилось придумывать различные предлоги, и с каждым разом все более подходящие для того, чтобы привести себя в порядок в полном одиночестве.

Джо Ромпеуэсос, голландская силачка из Пенсильвании, которая в необъятности Запада нашла свою судьбу, обладала настоящим талантом фокусника в том, что касалось карт и костей, а плутовская игра увлекала ее целиком и полностью. Зарабатывала на жизнь с помощью ставок, пока женщине не пришло в голову заново возродить бизнес с девочками и пока не обежала всю Вета Мадре «в поисках золота», как сама называла подобную разновидность горного дела. И была уверена, что молодой пианист настоящий гомосексуал и, стало быть, привязалась к новенькому так же, как когда-то к мальчонке-индейцу. Никак не позволяла того, чтобы девочки над ним насмехались либо Вавилонянин звал бы человека лишь кличками. Ведь не было вины бедного мальчика в том, что родился на свет без признаков будущей бороды и с таким тщедушным видом, равно как и сама мадам не чувствовала никаких неудобств из-за того, что родилась мужчиной в женском теле. Это были всего лишь остроты, пришедшие на ум Господу Богу, чтобы впредь Самому не мучиться подобными вещами. Ребенка когда-то выкупили за тридцать долларов у каких-то американских охранников, истребивших остаток племени. На тот момент дитю исполнилось четыре или пять лет, он представлял собой скелетик с полным червяков брюхом. Однако в считанные месяцы насильственной кормежки и подавления вспышек гнева, чтобы не так были ощутимы тычки головой о колеса вагона, малыш рос не по дням, а по часам, вскоре раскрыв в себе истинную природу воина – стоическую, непроницаемую, терпеливую. Его звали Том Без Племени, чтобы человек никогда не забывал о долге мщения. «Имя неотделимо от сущности», – так говорили индейцы, и Джо была полностью согласна, что и побудило придумать соответствующую собственную фамилию.

В караване позорными голубками называли двух сестер из штата Миссури, которые уже довольно давно совершали свое сухопутное путешествие, растеряв по дороге свои семьи. Эстер, молодая девушка восемнадцати лет сбежала от своего отца, некоего религиозного фанатика, жестоко ее поровшего; и красивая мексиканка, дитя любви отца-англичанина и матери-индианки, кого принимали за белую, выучившую четыре фразы на французском языке, чтобы обманывать различных зевак, ведь согласно популярному мифу, француженки считались более искушенными. В том обществе искателей приключений и подлецов можно было встретить и расовых аристократов; за белых принимали метисов с кожей цвета корицы, однако ж, презирали какое бы то ни было смешение с неграми. Четыре женщины неустанно благодарили судьбу за столь им необходимую встречу с Джо Ромпеуэсос. Эстер была единственной, не имевшей за плечами никакого опыта, девушкой, тогда как другим уже приходилось работать в Сан-Франциско, почему и дурная жизнь была им далеко не чуждой. Этим девушкам не выпало на долю работать в салонах высокого класса; не понаслышке знали об ударах судьбы, болезнях, наркотиках и способных на низости сплетниках. То и дело подцепляли бесчисленные заразы, испытали на себе дикие и жестокие средства лечения и столько абортов, что остались бесплодными на всю дальнейшую жизнь, однако ж, далеко не сожалели о данном факте, напротив, считали его неким благословением. Вот от подобной, полной всяких гнусностей, жизни и избавила их Джо, увезя куда подальше. И уже затем как могла поддерживала девушек, кто ныне переживали долгий и мучительный период воздержания, с помощью которого те надеялись избавиться от своего пристрастия к опиуму и спиртному. Молодые женщины платили ей дочерней преданностью, потому что сама, помимо прочего, обращалась с ними вполне справедливо и не обкрадывала. Ужасающее присутствие Вавилонянина обескураживало склонных к насилию и ненавистному пьянству клиентов, впрочем, хорошо питавшихся и рассматривающих бродячие вагоны в качестве неплохого стимула поддержать собственные здоровье и дух. В этих без конца и края горах и лесах люди ощущали свою полную свободу. Ничего легкого, равно как и романтичного никогда не было в их жизни, но, несмотря на это, удалось накопить небольшую сумму, а, значит, при желании вполне можно было бы отправиться далее. Хотя на подобное никто не отваживался, потому что эта немногочисленная группа людей каждому в ней состоящему напоминала собственную семью, которая и была в его прошлом.

А еще девочки Джо Ромпеуэсос были убеждены, что молодой Элиас Андьета, с истощенным видом и мелодичным голосом, представлял собой женоподобного мужчину. И именно этот факт придавал всем спокойствие, когда приходилось раздеваться, мыться, а также разговаривать на любую тему в его присутствии, воспринимая последнего за одну из самих себя. Компания приняла ее настолько естественно, что Элиза, как правило, забывала о своей мужской роли, и лишь один Вавилонянин брал на себя смелость напоминать об этом девушке. Ведь сама же и взяла на себя задачу преобразовываться в это малодушное лицо мужского пола. Поэтому, находясь почти вплотную, наблюдала за ним, внося исправления в поведение, когда сидела, держа ноги вместе либо встряхивала короткими нечесаными волосами далеко не мужским жестом. Также обучал девушку чистить и смазывать свое оружие. Хотя нередко терял терпение, пытаясь воспитать в ней меткость: ведь при каждом нажатии на спусковой крючок, его новоявленный ученик неизменно закрывал глаза. Сам же нисколько не впечатлился Библией Элиаса Андьета, напротив, полагал, что тот использует книгу для оправдания собственных глупостей и держался мнения, что, если мальчик и не думал становиться проклятым проповедником, которому нечистая сила внушала бы различные глупости, то лучше бы посвятил себя кулинарному делу. Вот тогда и увидим, придут ли в голову человеку какие-то идеи, свойственные мачо. Ведь был едва способен подписать свое имя и читал-то с грехом пополам, однако ж, мысли о смерти никак не допускал. Говорил, что зрение уже подводит, почему и не удается толком разглядеть буквы, хотя был еще вполне способен выстрелить меж глаз насмерть перепуганному зайцу метров со ста. По обыкновению просил Чиленито прочесть вслух запоздалые газеты и эротические книги мадам Ромпеуэсос, и не столько из-за встречающихся там кулинарных отступлений, сколько ввиду романтического повествования, что никогда не оставляло его равнодушным. Меж тем речь в них неизменно шла о страстной любви представителей европейского дворянства и простолюдинок, а иной раз и наоборот: некая аристократка теряла голову по полнейшей деревенщине, однако человеку честному и гордому. В этих рассказах женщин всегда рисовали писаными красавицами, а ухажеры представали перед читателями неутомимыми в пылу мужчинами. На заднем фоне все сопровождалось вакхической сегидильей, представляющей собой строфу из четырех рифмованных стихов, хотя в отличие от прочих романов грубо эротического плана, продаваемых повсюду за десять сентаво, здесь можно было напасть на какой-то сюжет. Элиза читала произведения вслух, не выражая при этом ни малейшего удивления, словно сама заново пустилась во все тяжкие, в то время как, усевшись вокруг девушки, Вавилонянин с тремя голубками, преисполнившись удивления, все слушали и слушали. Эстер не принимала участие в подобных представлениях, потому что описания действий казались ей бóльшим грехом, нежели их непосредственное совершение. У самой же Элизы горели уши, однако же, не могла не признавать неожиданной элегантности, с какою были выведены все эти гнусности: мало того, некоторые фразы напоминали ей безукоризненный стиль мисс Розы. Джо Ромпеуэсос, кого какие бы то ни было вариации плотской страсти практически не интересовали, а подобные чтения, стало быть, лишь наводили скуку, самолично заботилась о том, чтобы ни одно таковое слово никоим образом не дошло до ушей Тома Без Племени. Ведь выращивала мальчика, чтобы тот стал главным индейцем, а не каким-то там сводником шлюх, говорила женщина, и, стремясь сделать из него настоящего мачо, также не разрешала малышу называть себя бабушкой.

– Ничья я не бабушка, черт бы тебя побрал! Я – Ромпеуэсос, ты меня понял, хитрый сопляк?

– Да, бабушка.

Вавилонянин, Злой, некогда уличенный в преступлении тип из Чикаго, пешком пересек континент задолго до начала золотой лихорадки. Говорил на языке индейцев и чем только ни занимался, чтобы заработать на жизнь, начиная с показа феноменов в бродячем цирке, где в скором времени как поднимал лошадь выше головы, так и таскал зубами груженный песком вагон, и заканчивая работой грузчиком на пристанях в Сан-Франциско. Там и обнаружила его мадам Ромпеуэсос и включила в состав каравана. Был способен трудиться за нескольких человек одновременно и, держа такого мужчину при себе, в бóльшей защите сама женщина уже не нуждалась. Вместе им было под силу напугать какое угодно число недоброжелателей, что, впрочем, на деле уже не единожды проявлялось.

– Тебе нужно быть сильным человеком, в противном случае, тебя просто сметут, Чиленито, – советовал он Элизе. – Ты не думай, что я сам был всегда таким, каким ты ныне меня видишь. Ранее я был таким же, как и ты, тщедушным и наполовину вялым существом, однако ж, взялся за гири и вот, взгляни, пожалуйста, на мои мускулы. И теперь практически все меня побаиваются.

– Вавилонянин, ты же ростом за два метра и весом нелегче коровы. Ни в жизнь не буду походить на тебя!

– Дело не в размере, дружище. Что принимается в расчет, так это яички. Возможно, я был большим испокон веков, но все равно надо мной посмеиваются.

– И кто же над тобой подтрунивает?

– Да все, вплоть до моей матери, покойся она в мире. Я расскажу тебе такое, чего никто не знает…

– Неужели?

– Ты ведь помнишь о Вавилонянине, Добром?… Так вот, ранее им я и был. Хотя последние двадцать лет я – Вавилонянин, Злой, и ты знаешь, сейчас мне, в любом случае, намного лучше.

Позорные голубки

В декабре на складчатые склоны горных хребтов внезапно опустилась зима, и множество шахтеров вынуждено было оставить свои принадлежности и разъехаться по деревням, ожидая наступления весны. Снег лег лишь жалким покровом на опустевший участок земли, сплошь пробуравленный известными своей алчностью муравьями, и оставшееся золото вновь пребывало нетронутым в тиши лона природы. Джо Ромпеуэсос вела свой караван в одну из небольших недавно образовавшихся деревень, расположенную вдоль Вета Мадре, где уже сняла барак, в котором намеревалась перезимовать. Продала самок мула, купила большую деревянную бадью для купания, организовала кухню, поставив две печки, раздобыла куски обычной ткани и сапоги из грубого сукна для своих людей ввиду необходимости всего этого в период дождей и холодов. По всему бараку начали скоблить грязь и развешивать занавески, выделяя таким способом комнаты, располагать кровати с балдахинами, зеркала в золоченой оправе и устанавливать пианино. Мадам тотчас отдала визит вежливости тавернам, магазину и кузнице, другими словами, всем имеющимся здесь центрам общественной деятельности. Что касается периодических изданий, деревня располагала новостным листком, отпечатанным древнейшим способом, который волей-неволей курсировал по континенту и к которому прибегла Джо, чтобы без обиняков объявить народу о своем деле. Помимо своих девочек женщина предлагала бутылки лучшего кубинского и ямайского рома, как сама их и величала, хотя, по правде говоря, все представляло собой скорее людоедское поило, способное круто изменить людские души, обратив те к книжкам «погорячее» и к паре игровых столов. Клиенты охотно посещали заведение. Был и еще один бордель, однако различные новшества всегда встречались на ура. Хозяйка другого учреждения выпаливала лукавую волну клевет по отношению к своим соперникам, однако ж, воздерживалась от открытого противостояния в этот замечательный для Ромпеуэсос и Вавилонянина, Злого день. В бараке можно было порезвиться позади импровизированных занавесок, потанцевать под аккомпанемент пианино и сыграть на значительные суммы под присмотром самой хозяйки, которая не принимала участия ни в драках, ни тем более в мошенничестве различного плана, что творилось под крышей ее заведения. Элиза видела, как за пару ночей мужчины расставались с доходом, заработанным за месяцы титанических усилий, после чего плакали на груди девочек, которые, собственно, и помогали тем беднеть.

Прошло не так много времени, а шахтеры уже успели привязаться к Джо. Несмотря на свой пиратский вид, у женщины как-никак было материнское сердце, которое обстоятельства этой зимы подвергли различным испытаниям. Внезапно разразилась эпидемия дизентерии, что повалила добрую половину населения, а некоторых и вовсе убила. Едва узнав, что кто-то уже лежит в смертельном трансе в одной из отдаленных хижин, Джо просила одолжить ей в кузнице пару лошадей и вместе с Вавилонянином пускалась во весь опор выручать несчастного. Обычно их сопровождал кузнец, замечательный по своим качествам квакер, хотя и порицавший деятельность этой бабищи, однако ж, всегда стремившийся прийти на помощь ближнему. Джо заставляла больного поесть, мыла человека, стирала одежду и утешала того, перечитывая по сотому разу письма от находившейся очень далеко семьи, а Вавилонянин и кузнец, тем временем, расчищали снег, искали, где бы взять воду, рубили дрова, аккуратно складывая их рядом с печью. Если человеку было совсем уж плохо, Джо заворачивала больного в одеяло, точно мешок, клала того поперек своего вьючного животного и везла к себе домой. И уже там женщины заботились о нем чуть ли не с профессионализмом медсестер, довольные тем, что, наконец-то, выпала возможность в полной мере ощутить себя самих добродетельными людьми. Но и многого они делать не могли. Так, приходилось обязывать пациентов выпивать литрами сладкий чай, чтобы окончательно не высохнуть, поддерживать их в чистоте, одетыми и в состоянии покоя, подпитывая надеждой, что, пропоносив, те облегчат душу, и, кроме того, окончательно пройдут приступы лихорадки. Кое-кто умирал, иные же неделями возвращались в этот мир. Джо была единственной, ловкой и обладавшей сноровкой женщиной, чтобы достойно бросить вызов наступающей зиме, в течение которой по-прежнему намеревалась посещать самые отдаленные хижины; только таким способом ей удавалось обнаруживать тела, уже давно ставшие похожими на некие хрустальные статуи. Но не все оказывались жертвами заболеваний, иногда отдельные представители стреляли себе в рот, потому что больше не могли терпеть заворот кишок, выносить мучительные одиночество и бред. В паре случаев Джо была вынуждена закрыть свое дело, потому что весь барак был устлан плетеными ковриками, а ее голубки, выхаживая больных, совсем изголодались. У «шерифа» деревни начиналась сильная дрожь, стоило ей появиться со своей голландской трубкой и потребовать помощи своим торопливым, несколько пророческим, голосищем. И никто был не в силах ей отказать. Те же самые мужчины, которые в сутолоке плохо отзывались о деревне, покорно выстраивались, готовые услужить. На ничего подобное больнице они не рассчитывали, ведь единственный врач сам давно загнулся, и совершенно естественно ей пришлось взять на себя задачу мобилизовать все возможные средства, стоило речи зайти о скорой помощи кому-либо. Счастливчики, которым та спасла жизнь, добровольно становились ее преданными должниками, и таким способом этой зимой удалось создать некую сеть нужных и полезных связей, оказавших ей поддержку и после пожара.

Кузнеца звали Джеймс Мортон, и он был одним из так редко встречающихся представителей порядочных людей. Испытывал ничем непоколебимую любовь к человечеству в целом, включая и своих идеологических врагов, которых считал неудачниками лишь по собственному неведению, а не ввиду собственной испорченности. Был неспособен на низость, не мог представить ее в роли ближнего, предпочитал верить, что чужая развращенность всего лишь некий изъян человеческого характера, впрочем, поправимый с помощью света милосердия и любви. Происходил из длинного рода квакеров штата Огайо, где на принципах тайной солидарности сотрудничал со своими братьями, помогая беглым рабам прятаться и переезжать в свободные штаты, а также в Канаду. Подобная деятельность гневила рабовладельцев, и однажды ночью некая орава напала на ферму и все подожгла. Без какого-либо движения, семья наблюдала за происходящим, потому что сильная преданность вере так и не позволила взять в руки оружие и пойти с ним на таких же, как сами, людей. Семья Мортон была вынуждена покинуть свою землю и рассеяться по обширной территории, но все же люди поддерживали между собой, хотя и редкую, связь, потому что принадлежали гуманному обществу аболиционистов. Поиск золота не казался Джеймсу достойным средством обеспечения своего существования, потому что таким способом он ничего не производил, равно как и не оказывал различного рода услуги. Богатство принижает душу, затрудняет человеческую жизнь и порождает несчастье, – утверждал этот человек. Более того, золото – металл мягкий, никаких орудий труда из него не сделать, вдобавок никак не удавалось понять природу очарования, что оно производило на остальных. Высокого роста, мощный, с густой бородой цвета лесного ореха, небесно-голубыми глазами и толстыми, помеченными бесчисленными ожогами руками, был сущим перерождением бога Вулкана, освещенный великолепием своей кузницы. Во всей деревне насчитывалось всего лишь трое квакеров, людей работящих и семейных, никогда не жалующихся на собственную судьбу, и, пожалуй, единственных, которые не давали клятв. К тому же они были трезвенниками и избегали борделей. Регулярно собирались вместе и укреплялись в вере без лишнего кривляния и с помощью положенных проповедей, и между делом терпеливо ожидали прибытие группы друзей, когда-то вышедших с Востока с целью увеличить общество. Семья Мортон часто посещала барак мадам Ромпеуэсос, чтобы помочь ей справиться с жертвами эпидемии, и в один из своих визитов там же познакомились с Эстер. Девушка как-то их навестила, и той полностью заплатили за услуги, хотя всего лишь присела рядышком просто побеседовать. Семья не могла понять, почему же она выбрала подобную жизнь.

– Между поркой розгами, что получала от отца, и нынешним занятием, тысячу раз предпочитаю жизнь, которая у меня сейчас и есть.

– А за что он тебя бил?

– Да обвинял в склонности к роскоши и совершении греха. Думал, что и по сей день Адам был бы в раю, не искуси его тогда Ева. Возможно, он был и прав, ведь ты уже видишь, каким образом я зарабатываю на жизнь…

– Есть много другой работы, Эстер.

– Но и эта не слишком плоха, Джеймс. Закрываю глаза и ни о чем не думаю. И так всего лишь несколько минут, которые не медлят истечь.

Несмотря на превратности профессии, в свои двадцать лет молодая девушка сохранила свежесть и определенное очарование в искренней и безмолвной линии поведения, столь не похожей на манеру держать себя ее компаньонок. Кокетства не было и следа, напротив, смотрелась здоровой на вид, с умиротворенным и нежным выражением лица и крепкими крестьянскими руками. На фоне остальных голубок выглядела менее изящной, зато была настоящей обладательницей светлой кожи и нежного взгляда. Сам кузнец и не знал, когда начал о ней мечтать, видеть облик женщины в разлетающихся в кузнице искрах, в свете раскаленного металла и в безоблачном небе. И доходило вплоть до того, что мужчина был уже более не в силах игнорировать нечто мягкое и пушистое, что окутывало собою сердце и угрожало полностью его покорить. Худшее же несчастье состояло в том, что как-то незаметно влюбился в женщинку, мысли о которой никак не могли прийти в голову и, более того, оказалось совершенно невозможным оправдаться в подобном поступке перед самим Господом и окружающими людьми. Решивший победить нахлынувшее искушение тяжким трудом, все чаще запирался в кузнице, чтобы вкалывать там, точно умалишенный. Бывало, что несколько ночей подряд вплоть до рассвета слышались удары молотка просто немыслимой силы.

Еле-еле разузнав постоянный адрес китайского ресторана в Сакраменто, Элиза написала туда Тао Чьену, сообщив свое новое имя Элиас Андьета и испрашивая совета о том, как бороться с дизентерией. Ведь единственным известным ей средством от такой заразы был кусок сырого мяса, привязанный к пупку кушаком из красной шерсти, как то делала Мама Фрезия в Чили, но оно так и не приносило ожидаемых результатов. Девушка болезненно по нему скучала, а порой даже встречала рассвет в объятиях Тома Без Племени, воображая в замешательстве чуткого сна, что находится рядом с Тао Чьеном, хотя шедший от мальчика запах дыма неизменно возвращал ее к реальности. Свежим благоуханием моря ее друга больше никто не обладал. Разделяющее их расстояние в милях было не таким уж и большим, однако, из-за жестокости и суровости климата путь представлялся тяжким и опасным. Ей пришло в голову присоединиться к почтальону, чтобы продолжить поиски Хоакина Андьета, как и делала уже не раз в прочих случаях, однако в ожидании подходящего, порой, проходила далеко не одна неделя. И не только зима накрывала все ее планы. В эти дни еще более увеличивались тревога и беспокойство среди американских шахтеров и чилийцев, находящихся на юге Вета Мадре. Англичане, сытые по горло присутствием разных иностранцев, сплачивались и пытались выгнать последних, прочие же оказывали сопротивление, первым делом прибегая к оружию, а затем разбираясь в присутствии судьи, который вполне признавал их права. Вовсе не направленное на запугивание агрессоров, его постановление только возбуждало людей. Так, несколько чилийцев закончили свои жизни на виселице либо сброшенными с кручи, а уцелевшие были вынуждены спасаться бегством. Ответная реакция заключалась в образовании банд, готовых к атакам и нападению, другими словами, к свойственной многим мексиканцам линии поведения. Элиза понимала, что не в силах рисковать; было вполне достаточным и ее переодевание в латинского мальчика, которого, впрочем, и не трудно обвинить в любом вымышленном преступлении.

В конце января 1850 года настал жуткий холод, каких немало повидали эти края. Никто не осмеливался покидать свои дома, деревня казалась вымершей, и более десяти дней барак не посетил ни один клиент. Стояли такие холода, что к рассвету вода в умывальном тазу замерзала окончательно, несмотря на никогда не остывавшие печи. Бывало, что выпадали ночи, когда людям приходилось забирать лошадь Элизы прямо в дом, чтобы спасти животное от прискорбной участи прочих, встречающих рассвет, полностью скованными кусками льда. Женщины спали по двое на кровати, и она поступала также на пару с ребенком, к которому со временем начала испытывать ревнивую и очень сильную привязанность, возвращаемую им обратно с упорным постоянством. Единственным человеком в этой компании, который мог соперничать с Элизой в расположении к себе малыша, была Ромпеуэсос. «Однажды и у меня будет сильный и храбрый сын, такой, как Том Без Племени, но гораздо жизнерадостнее. Это малыш никогда не смеется», – рассказывала она в своих письмах Тао Чьену. Вавилонянину, Злому не удавалось засыпать по ночам, поэтому проводил немало времени в темноте, слоняясь из угла в угол барака в своих, из грубого сукна, сапогах, одежде из выдолбленной кожи и наброшенной на плечи накидке. Уже перестал брить голову и выделялся среди прочих короткой волчьей плешью, какая также красовалась на его пиджаке. Эстер связала ему шерстяную шапку желтого цыплячьего цвета, закрывающую все уши, тем самым, придавая вид чудовищного ребенка. Он и был тем, кто тогда ранним утром ощутил несколько слабых ударов, которые ясно выделялись на фоне привычного, характерного для сезона дождей, шума. Приоткрыв дверь с помощью находящегося в руке пистолета, обнаружил на снегу брошенный тюк. Встревоженный, тут же позвал Джо, и уже им двоим, борющимся с ветром, чтобы дверь не вырвало с корнем, кое-как удалось втащить его внутрь. В тюке опознали полуобмороженного человека.

Привести в себя гостя оказалось не так-то легко. В то время как Вавилонянин его растирал и всячески пытался напоить бренди, Джо разбудила женщин. Затем зажгла плиты и поставила воду для того, чтобы наполнить ванну, куда его позже и погрузили до той поры, пока постепенно не ожил, а также не утратил синюшный цвет и смог-таки, наконец, произнести несколько слов. Нос, ноги и руки существенно горели, долгое время пробыв во льду. Как со временем он сказал сам, был простым крестьянином из мексиканского штата Сонора, пришедшим, как и множество прочих соотечественников, в Калифорнию на прииски. Мужчину звали Джек, английским именем, которое, без всякого сомнения, было не его, к тому же и все остальные, жившие в этом доме, никогда не пользовались своими истинными именами. Было время, когда несколько раз оказывался практически на пороге смерти, но стоило лишь показаться, будто в данной ситуации поделать с ним уже ничего нельзя, как тут же возвращался из другого мира и глотал ликер только так. Около восьми, когда, наконец, утихло ненастье, Джо приказала Вавилонянину пойти поискать доктора. Услышав ее, мексиканец, который до того пребывал неподвижным и дышал, точно рыба, издавая трель, открыл глаза и выпалил громкое «нет!», тем самым, лишь всех испугав. Никто не должен был знать, что там находился человек; он выдвигал свои требования столь свирепо, что остальные даже не осмеливались перечить. И особые объяснения оказались вовсе не к месту: ведь было очевидно, что у мужчины имеются проблемы с правосудием, а эта деревня со своей виселицей на площади оказалась, пожалуй, последним местом в целом мире, где беглец пожелал бы найти для себя убежище. Лишь жестокость разгулявшегося ненастья и могла вынудить его приблизиться к тем местам. Элиза ничего не сказала, но и не удивилась реакции мужчины: повсюду пахло подлостью.