Текст книги "Дочь фортуны"

Автор книги: Исабель Альенде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Что ж, Элиза, теперь-то ты мне расскажешь, что с тобой происходит, черт возьми, – приказал дядя тем тоном, которого в общении с ней не употреблял никогда в жизни.

В наступавшие моменты просветления Элиза знала, что капитан вряд ли станет ее союзником, как то ожидалось. От терпения, обычно выставляемого напоказ, в этой ситуации не было никакого проку: если дело касалось доброго имени ее семьи, то молодая женщина полностью становилась на сторону братьев. Молчаливая, юная особа выдержала его взгляд, встретив последний лицом к лицу.

– Роза говорит, что ты крутишь любовь с глупцом в разодранных ботинках, это так?

– Я видела его пару раз, дядя Джон. Этого не случалось уже несколько месяцев. Я даже не знаю имени молодого человека.

– Но ты его не забыла, правда же? Первая любовь – она точно оспа, оставляет неизгладимые следы. Вы виделись наедине?

– Нет.

– Я тебе не верю. Держишь меня за дурака? Любой сможет заметить в тебе перемены, Элиза.

– Я заболела, дядя. Просто съела неспелый фрукт, и теперь меня слегка подташнивает, вот и все. Как раз сейчас я шла в уборную.

– Да у тебя глаза как у суки во время течки!

– За что ты меня оскорбляешь, дядя!

– Извини меня, детка. Разве не видишь, как сильно я тебя люблю и за тебя переживаю? Я не могу допустить, чтобы ты загубила свою жизнь. У Розы и у меня есть отличный план… тебе бы не хотелось съездить в Англию? Я могу устроить так, что вы двое сядете на судно уже через месяц, а пока у вас еще есть время для того, чтобы купить все необходимое для путешествия.

– В Англию?

– Вы пропутешествуете первым классом, точно королевы, и расположитесь в Лондоне, в великолепном пансионе, находящемся в нескольких куадрах (463 м.) от Букингемского дворца.

Элиза поняла, что брат с сестрой уже решили ее судьбу. Последнее, что ей хотелось, это куда-то отправиться и в совершенно другом направлении, нежели Хоакин, и оказаться от него на расстоянии двух океанов.

– Спасибо, дядя. Мне бы очень хотелось познакомиться с Англией, – сказала девушка с той нежностью, что только могла выдавить из себя.

Капитан налил себе еще бренди, зажег свою курительную трубку и провел следующие два часа, перечисляя преимущества жизни в Лондоне. В этом городе наравне с нею любая сеньорита могла бы вращаться в лучшем обществе, ходить на танцы, в театр и на концерты, покупать самые красивые наряды и, наконец, удачно выйти замуж. Да и подходящий возраст для этого уже наступил. А не хотелось бы вам также съездить в Париж или в Италию? Никто не должен умереть, не повидав Венеции и Флоренции. А не взять ли ему на себя задачу потакать всем вашим капризам, и разве он не занимался подобным всю жизнь? Мир полон красивых, интересных, занимающих неплохое положение в обществе мужчин, что, впрочем, можно проверить и на себе, едва поправившись от оспы, которая валит многих людей этого порта. В Вальпараисо не место таким молодым, красивым и хорошо образованным девушкам, как она. И это не было виною молодой особы, что та влюбилась в первого встречного. И что касается этого развратника, как бишь его звали, похоже, служащий Джереми, не так ли?, то скоро она позабудет о нем. Любовь, как был в том уверен, умирает неумолимо, сжигая саму себя, либо вырывается с корнем, оказываясь на приличном расстоянии. Никто, кроме него, не мог дать девушке совета, каким бы плохим ни был последний, этот человек был знатоком насчет расстояний и любви, что обращается в пепел.

– Я не знаю, о чем ты мне говоришь, дядя. Мисс Роза выдумала романтическую новеллу, начинавшуюся еще тем стаканом апельсинового сока. Приходил некий тип, чтобы оставить тюки, та предложила ему прохладительный напиток, который человек выпил, после чего и ушел. Вот и все. Ничего не произошло, и больше его не видели.

– Если все и так, как ты говоришь, значит, повезло: тебе необязательно вырывать с корнем эту фантазию из своей головы.

Джон Соммерс все пил и разговаривал вплоть до рассвета, в то время как Элиза, съежившись в кожаном кресле, предавалась мечтам, думая, что, в конце-то концов, ее молитвы на небе были все-таки услышаны. Но своевременного землетрясения, которое бы спасло девушку от ужасной крайней меры Мамы Фрезии, так и не произошло: зато с этим справился ее дядя. В своей хижине в патио индианка прождала ее целую ночь.

Прощание

В субботу ближе к вечеру Джон Соммерс пригласил свою сестру Розу навестить корабль семьи Родригес де Санта Крус. Если все удастся с переговорами текущих дней, на его долю что-то перепадет: наконец, исполнит свою мечту пуститься в плавание на паровом судне. Немного позже Паулина пригласила их в зал Английской гостиницы, где и поселилась. Проделала путешествие с самого севера, чтобы пустить в ход свой проект, в то время как ее муж уже несколько месяцев был в Калифорнии. Прибегли к бесперебойному судовому транспорту, курсировавшему туда и обратно, чтобы поддерживать связь посредством реальной корреспонденции, в которой объяснения в супружеских чувствах чередовались с планами по торговле. Паулина, лишь опираясь на собственную интуицию, отдала предпочтение Джону Соммерсу, чтобы вовлечь молодого человека в свое предприятие. У нее остались туманные воспоминания о том, что мужчина приходился братом Джереми и Розе Соммерс, неким гринго, которого по пару поводов приглашал на свою дачу ее отец, хотя сама видела его лишь раз и едва ли перебросилась с этим человеком несколькими вежливыми словами. Его единственным отношением к семье была лишь общая дружба с Джекобом Тоддом, но за последние недели все-таки удалось кое-что выяснить и услышать, чем она осталась вполне довольна. Капитан обладал прочной репутацией среди моряков и в торговых конторах. Можно было верить как слову, так и делу этого человека гораздо более, нежели обычному в эти дни коллективному помешательству, когда буквально любой сумел бы арендовать судно, создать компанию искателей приключений, с которыми и выйти в море. В общем, все же находилось несколько прощелыг; к тому же, суда были наполовину сломанными, но подобному факту не придавалось особого значения, потому что по прибытии в Калифорнию от обществ не оставалось и следа, люди покидали суда, и все устремлялись к месторождениям золота. Паулине, тем не менее, была свойственна дальновидность. Для начала женщине совсем не пришлось уважать требования иностранцев. Ведь единственными ее компаньонами были муж и шурин, а значит, основная часть капитала принадлежала самой даме, так что могла уверенно принимать решения, и никто бы не посмел этому помешать. Паровое судно, лично этой женщиной нареченное «Фортуна», хотя и достаточно небольшое и подвергшееся хлестанию морских волн, оказалось в безупречном состоянии. Та намеревалась щедро заплатить экипажу, чтобы его члены не сбежали на очередную, по поводу золота, пирушку, однако предполагала, что без железной хватки доброго капитана так бы и не удалось сохранить дисциплину на борту судна. Идея ее мужа и шурина состояла в вывозе инструментов для разработки полезных ископаемых, древесины, шедшей на постройку жилищ. А также рабочей формы, домашней утвари, сухого мяса, злаков, бобов и других еще не испорченных продуктов, но едва женщина высадилась в Вальпараисо, как поняла, что подобный план уже приходил в голову довольно многим, поэтому могла столкнуться с довольно жестокой полемикой. Тогда бросила взгляд кругом и увидела просто потрясающее количество фруктов и овощей того обильного лета. И его было совершенно невозможно продать. Овощи росли во многих патио, и деревья надрывались под тяжестью плодов; но мало кто был готов заплатить за и так получаемое даром. Затем подумала о земельном владении своего отца, где съестное гнило прямо на земле, потому что в сборе урожая никто не был заинтересован. Если бы это можно было отвезти в Калифорнию, все бы было гораздо ценнее самого золота, – вот к какому выводу пришла, наконец, женщина. Свежие продукты, чилийское вино, лекарства, яйца, изысканная одежда, музыкальные инструменты, а почему бы не отказать и в театральных представлениях, опереттах, сарсуэлах. Сан-Франциско ежедневно принимал сотни иммигрантов. На данный момент речь шла об искателях приключений и бандитах, но, несомненно, потоки людей прибывали и с другого края Соединенных Штатов: честные фермеры, адвокаты, доктора, учителя и многие другие представители порядочного люда, намеревавшиеся обосноваться здесь со своими семьями. Где есть женщины, появится и цивилизация, а стоит ей зародиться в Сан-Франциско, как мое паровое судно будет обеспечено всем необходимым, – так решила эта женщина.

Паулина пригласила на чай капитана Джона Соммерса и его сестру Розу, когда чуть спáла полуденная жара, и задул с моря легкий свежий ветерок. Сама вышла в непомерно роскошном наряде для скромных обитателей этого порта. С ног до головы он был сшит из муслина, также украшенный кружевом цвета сливочного масла, с венком из завитков над ушами и куда большим количеством драгоценностей, нежели то было уместно в настоящее время дня. Ее сын двух лет от роду дрыгал ногами на руках одетой в униформу няньки, а весь покрытый шерстью и сидевший у ног щенок получал куски пирожного, которые женщина давала тому прямо в морду. Первые полчаса прошли за различными представлениями, чаепитием и воспоминаниями о Джекобе Тодде.

– Что же случилось с этим добрым другом? – хотела знать Паулина, которая никогда не забудет вмешательство неряхи-англичанина в свои любовные отношения с Фелисиано.

– Уже порядочное время я ничего о нем не знаю, – проинформировал ее капитан. – Пару лет назад отправился со мною в Англию. Приехал крайне ослабленным, однако морской воздух пошел ему на пользу и, сойдя на берег, с настроением у этого человека стало все в порядке. Последнее, о чем мне известно, – мужчина подумывал образовать утопическое общество.

– Какое-какое? – воскликнули в унисон Паулина и мисс Роза.

– Некую группу, которая бы жила вне человеческого общества, со своими собственными законами и правительством, и оно бы соблюдало принципы равенства, свободной любви и работы на началах коммунизма, – так мне кажется. По крайней мере, именно этими словами и разъяснялся данный вопрос во время путешествия.

– Подобные вещи, пожалуй, самые ненормальные из того, о чем мы все уже успели подумать, – пришла к выводу мисс Роза, чуть пожалев своего верного поклонника.

– Люди, в голову которым приходят оригинальные идеи, в конце концов, всегда имеют славу безумцев, – отметила Паулина. – Если не ходить далеко, то у меня тоже есть идея, которую мне бы хотелось с вами обсудить, капитан Соммерс. Я уже осмотрела судно «Фортуна». Сколько времени оно будет идти от Вальпараисо до залива Гольфо-де-Пенас?

– Залив Гольфо-де-Пенас? Похоже, нужно брать курс на юг!

– Конечно. Вниз по реке от порта Аисон.

– А что же я буду там делать? Ведь там ничего нет, за исключением, разве что островов, леса и дождя, сеньора.

– Вам знакомы эти края?

– Да, но полагал, что речь идет о том, чтобы отправиться в Сан-Франциско…

– Попробуйте эти небольшие пирожные из слоеного теста, они – настоящая услада, – предложила она, лаская собаку.

Пока Джон и Роза Соммерс беседовали с Паулиной в зале Английской гостиницы, Элиза обежала квартал Алмендрал с Мамой Фрезией. В это время уже начинали собираться ученики и гости на танцах, что устраивала академия, и как-то по-особому мисс Роза отпустила ее сходить туда на пару часов в сопровождении няни, выступавшей в роли ее компаньонки. Обычно та не разрешала девушке появляться в академии без себя, хотя педагог по танцам и не предлагал алкогольные напитки вплоть до захода солнца, держа подобные на приличном расстоянии от шаловливой молодежи первые несколько часов вечера. Элиза, решившая извлечь выгоду из этой единственной возможности выйти на улицу без мисс Розы, убедила индианку, чтобы та помогла осуществить задуманное.

– Мамочка, дай мне свое благословение. Мне необходимо отправиться в Калифорнию на поиски Хоакина, – попросила она женщину.

– И ты поедешь туда в одиночку и беременная! – в ужасе воскликнула та.

– Если ты мне не поможешь, я все равно поступлю также.

– А если ты это сделаешь, я себя убью. И затем все твои последующие ночи пройдут в глубокой скорби. И я не шучу, – возразила индианка с жестокой решимостью в голосе.

В предыдущий день она видела группу торгующих женщин в порту, для того чтобы смочь сесть на судно. По внешнему виду они так отличались от прочих, что бродили по улицам, покрытые черными накидками и зимой и летом, и можно было предположить, что те очень походили на уличных женщин, с которыми развлекался ее дядя Джон. «Вот лисы, ложатся под мужчин за деньги, тем самым уготавливая себе дорогу прямо в ад», – так объясняла девушке Мама Фрезия подобную ситуацию. А еще использовала некоторые фразы капитана из его рассказов Джереми Соммерсу о чилийках и перуанках, которые отправлялись в Калифорнию, строя планы завладеть золотом горняков, но не могла даже себе представить, как они обстряпывали подобные дела. Если эти женщины могли поехать в путешествие в одиночку и выжить там без всякой помощи, значит, подобное под силу и ей, – подвела итог молодая девушка. Уходила в спешке, сердце так и трепетало в груди, а лицо, покрывавшееся потом от жары декабря, летнего месяца в Чили, наполовину скрывал веер. Прихватила с собой небольшую вельветовую сумку, где лежали драгоценности из приданого. Ее новые туфли были сущим мучением, а корсет ощутимо сдавливал талию. Вонь от открытых канав, где текли сточные воды города, лишь увеличивала и без того подкатывающую тошноту, и все же шла так прямо, как когда-то училась за занятиями равновесием с книгой на голове и игрой на фортепьяно с привязанной к спине металлической палочкой. Маме Фрезии, которая все жаловалась и невнятно говорила что-то нудное на своем языке, едва удавалось поспевать за молодой девушкой – ведь на ту пору уже обладала тучной фигурой и страдала расширением вен. Куда мы идем, детка, ради Бога, но Элиза не могла ей ответить, потому что сама этого не знала. И была уверена лишь в одном: никто не собирался закладывать ее драгоценности и покупать билет до Калифорнии, потому что способа сделать это таким образом, чтобы ее дядя Джон ничего не узнал, не было. Несмотря на дюжины морских судов, которые приставали к берегу ежедневно, Вальпараисо по-прежнему оставался небольшим городом, в порту которого капитана Джона Соммерса все знали очень хорошо. Также не рассчитывала и на документы, удостоверяющие личность, и еще менее уповала на паспорт, что было невозможно получить, потому что в эти дни оказалось закрытым дипломатическое представительство Соединенных Штатов в Чили, которое улаживало спорные моменты противоречивой любви североамериканского дипломата к некой чилийской даме. Элиза решила, что единственный способ последовать за Хоакином Андьета в Калифорнию состоял в посадке на судно и дальнейшем на нем путешествии «зайцем». Ее дядя Джон уже, бывало, рассказывал, что иногда на судно попадали нелегальные путешественники, в чем последним помогали некоторые члены экипажа. Возможно, кое-кому так и удавалось оставаться незамеченными во все время морского путешествия. Другие же умирали, а их тела, не опознав, бросали в море. Хотя если впоследствии и получалось обнаружить таковых, последних все равно наказывали, как, впрочем, и тех, кто им помогал в подобном деле. Это был лишь один из случаев, говорил тогда мужчина, когда пришлось применить, причем в высшей степени непреклонно, свою бесспорную капитанскую власть: в открытом море не существовало никаких законов, и тем более справедливости.

Большая часть незаконных торговых сделок, совершаемых в порту, по словам дяди, заключалась в тавернах. В подобных заведениях не было и ноги Элизы, хотя та и видела некую женскую фигуру, направлявшуюся в близлежащее помещение, и признала в ней одну из женщин, что буквально за день были на пристани, подыскивая для себя способ сесть на судно. Представляла собой довольно молоденькую кокетку с двумя черными, висящими по спине, косами. Одета была в хлопковую юбку и вышитую блузку, а плечи покрывал шейный женский платок. Дважды не думая, Элиза последовала за ней, пока Мама Фрезия оставалась на улице, еле произнося объявления. «Вход сюда лишь одним шлюхам, моя девочка, а это смертный грех». Затем толкнула дверь, и потребовалось всего лишь несколько секунд, для того чтобы привыкнуть к темноте, к табачному дыму и запаху прогорклого пива, что уже как следует пропитали воздух. Заведение было полно мужчин, которые только и смотрели на этих двух вошедших женщин. На мгновение воцарилась выжидательная тишина, а затем разразился хор насмешек и непристойных комментариев. Некая дама продвинулась опытным шагом к стоящему в глубине помещения столу, размахивая руками направо и налево, когда кто-то лишь пытался к ней прикоснуться. Тем не менее, Элиза ощупью отошла подальше; объятая ужасом, так до конца и не поняла, что же произошло, и почему на нее кричали все эти мужчины. Достигнув двери, молодая женщина почти что столкнулась с клиентом, намеревавшимся войти внутрь. Тип испустил некое восклицание на другом языке, и тому удалось крепко удержать девушку, когда последняя чуть было не соскользнула на пол. Увидев ее, человек не мог оправиться от замешательства. Элиза в своем девственном наряде и с веером совершенно не соответствовала данному месту. В свою очередь та посмотрела на мужчину и тотчас же признала повара-китайца, которого и приветствовал буквально за день ее дядя.

– Тао Чьен? – спросила девушка, мысленно благодаря свою хорошую память.

Мужчина поприветствовал ее, соединив руки перед лицом и наклоняясь несколько раз подряд, в то время как в баре все не смолкали насмешки. Два моряка встали со своих мест и приблизились к ним своей шаткой походкой. Тао Чьен указал Элизе на дверь, и оба вышли.

– Мисс Соммерс? – осведомился тот снаружи.

Элиза согласилась, но сказать чуть больше так и не вышло, потому что их прервали те два моряка из бара, которые появились в двери, в конец пьяные и ищущие возможности подраться.

– Как же ты осмелился побеспокоить эту драгоценную сеньориту, ты, китайская тварь? – нападала с угрозами эта парочка.

Тао Чьен опустил голову, полуобернулся и жестом дал понять, что уходит. Тем не менее, один из мужчин задержал его, чуть приподняв за косу и задав легкую трепку, в то время как другой невнятно говорил комплименты, испуская запашок дешевого вина прямо в лицо Элизы. Китаец, как кошка, вернулся очень быстро и натолкнулся на агрессора. В руке у него был огромный нож, лезвие которого сверкало точно зеркало под летним солнцем. Мама Фрезия испустила жалобный вопль, и, особо не размышляя, ударила находившегося поблизости моряка с лошадиной силой, взяла Элизу за руку и пустилась рысью вниз по улице с довольно неожиданной ловкостью для человека такой весовой категории. Они пробежали несколько куадр, унося ноги из зоны повышенной опасности, без всяких остановок и передышек вплоть до небольшой площади святого Августина, где Мама Фрезия, продолжая содрогаться, тут же рухнула всем телом на первую попавшуюся скамью.

– Ай, детка! Если об этом узнают хозяева, то меня просто убьют! Идем домой сейчас же…

– Да я же еще не сделала то, что собиралась, мамочка. Мне нужно вернуться в эту таверну.

Мама Фрезия скрестила руки, категорически не желая сходить с этого места, в то время как Элиза прогуливалась большущими шагами, стараясь сообразить некий план, несмотря на собственную растерянность. Она не располагала большим количеством времени. Указания мисс Розы были ясными и однозначными: ровно в шесть та заберет их у главного входа в академию танцев и отвезет обратно домой. Нужно было действовать без промедления, так решила она, ведь другая такая возможность уже вряд ли представится. Подобным образом и размышляли женщины, когда увидели китайца, спокойно шедшего к ним своей шаткой походкой и как всегда с невозмутимой улыбкой. Снова стал произносить свои обычные извинения наподобие приветствия, после чего обратился к Элизе на прекрасном английском языке и спросил ту, не нуждается ли в помощи уважаемая дочь капитана Джона Соммерса. Она пояснила, что приходится этому человеку не дочерью, а всего лишь племянницей, и в порыве внезапного то ли доверия, то ли отчаяния призналась собеседнику, что и вправду нуждается в помощи, и тут речь шла уже о более частном деле.

– Что-то такое, о чем не может знать капитан?

– Знать об этом не может никто.

Тао Чьен извинился. Капитан – добрый человек, – сказал он, и выкрал того незаконным способом, чтобы посадить на судно, и это сущая правда. Однако сам вел себя с ним хорошо и даже не думал предавать. Удрученная, Элиза упала в обморок на скамью, спрятав лицо меж рук, пока Мама Фрезия, ни слова не понимая по-английски хотя и догадываясь о намерениях, наблюдала за ними. Уже под конец сама подошла к Элизе и вырвала у той вельветовую сумку, где лежали составляющие приданое драгоценности.

– Ты полагаешь, что в нашем мире кто-то делает что-либо даром, детка? – произнесла тогда женщина.

Элиза тотчас же все поняла. Вытерла слезы и указала на лавку рядом с собой, приглашая молодого человека присесть. Затем сунула руку в сумку, вынула жемчужное ожерелье, которое буквально на днях подарил ей дядя, и положила на колени Тао Чьену.

– Можете спрятать меня на судне? Мне нужно попасть в Калифорнию, – объяснила та свое намерение.

– Зачем это? Подобное место далеко не для женщин, наоборот, там живут одни бандиты.

– Мне нужно что-то найти.

– Золото?

– Это гораздо ценнее золота.

Мужчина так и стоял с открытым ртом, ведь никогда прежде не видел женщину, способную в нашей реальной жизни прибегнуть к крайностям, такие встречались лишь в классических романах, в конце которых героини непременно умирали.

– Имея на руках это ожерелье, можешь купить себе посадочный билет. Тебе нет необходимости путешествовать тайком, – обратил ее внимание Тао Чьен, который по жизни не намеревался сбиться с толку, каким-то образом нарушая закон.

– Ни один капитан не возьмет меня в плавание, не предупредив перед отплытием мою семью.

Первоначальная улыбка Тао Чьена сменилась неподдельным оцепенением. Да разве эта женщина не думает более ни о чем, как обесчестить свою семью, и еще надеется, что я в этом помогу! У молодого человека не было сомнений, что в ее тело вселился сам дьявол. Элиза еще раз сунула руку в сумку, вынула оттуда золотую брошь с бирюзой и положила ее рядом с ожерельем на ногу этому мужчине.

– Вы когда-нибудь любили кого-то больше своей собственной жизни, сеньор? – произнесла она.

И тогда Тао Чьен впервые с момента знакомства заглянул ей в глаза, в которых непременно что-то заметил, потому что все-таки взял ожерелье и спрятал украшение под рубашку, после чего вернул ей брошь. Затем поднялся, поправил хлопковые брюки и нож мясника за поясом на талии и снова чинно поклонился.

– Уже не работаю на капитана Соммерса. Завтра, направляясь в Калифорнию, в открытое море выходит бриг «Эмилия». Приходи сегодня вечером к десяти, и я посажу тебя на борт.

– И каким это образом?

– Пока не знаю. Там посмотрим.

Тао Чьен еще раз вежливо извинился на прощание и ушел так же таинственно и без промедления, что, казалось, будто человек испарился. Элиза и Мама Фрезия вовремя вернулись в академию танцев и обнаружили извозчика, который ждал их уже с полчаса, что-то попивая из своей фляжки.

“Эмилия”, судно французского происхождения, когда-то было еще вполне ничего и ходило на приличной скорости, однако же, успело пересечь далеко не одно море и за века потеряло юношеский задор. Теперь на нем можно было заметить многие застарелые, причиненные морем, шрамы, следы от моллюсков, вкрапленные в его матерые бока. Его усталые суставы так и стонали под хлестом волн вместе с испачканными и залатанными несчетное количество раз парусами. Все судно, казалось, представляло собой какие-то остатки от старых и изношенных нижних юбок. Вышло в открытое море из Вальпараисо солнечным замечательным утром 18 февраля 1849 года. На борту находилось восемьдесят семь пассажиров мужского пола, пять женщин, шесть коров, восемь свиней. А еще присутствовали три кота, восемнадцать матросов, капитан-голландец, пилот-чилиец и повар-китаец. Также села и Элиза, но единственным, знавшим о ее существовании на борту, человеком был Тао Чьен.

Пассажиры кают первого класса без особых церемоний скучивались на мостике в носу судна. И все же им было гораздо удобнее, нежели остальным, которые располагались в крошечных каютах на четыре кубрика каждая, либо на самих палубах после того, как был брошен жребий, чтобы решить, куда поместить тюки людей. Одна, находившаяся под ватерлинией, каюта была отдана пяти чилийкам, которые плыли в Калифорнию попытать счастье. В порту Кальяо на борт поднялись две перуанки, которые подсели к ним же без особого жеманства, где на двоих приходилась одна койка. Капитан Винсент Кац проинформировал моряков и пассажиров, чтобы те даже не помышляли о малейшем контакте с дамами. Не намеревались же они, в самом деле, мириться с неподобающей торговлей на собственном судне, а по глазам последних было вполне очевидно, что путешественницы из них самые что ни на есть добродетельные, и все же в рейсе, хоть и логически, подобные наказы нарушались вновь и вновь. Мужчины скучали в женском обществе, а они, скромные проститутки из простонародья, пускались в любые приключения, не имея в своих кошельках ни песо. Коровы и свиньи, надежно привязанные в небольших загонах на специальных мостиках для скота, должны были обеспечивать свежим молоком и мясом мореплавателей, чей рацион, в основном, состоял из бобов, твердых и темных лепешек, сухого просоленного мяса и того, что удавалось выловить в море. Чтобы как-то возместить подобную скудость, более состоятельные пассажиры везли с собой собственные съестные припасы, и особенно вино и сигары, хотя все это происходило на фоне терпящего голод большинства. Два кота бродили без привязи, чтобы не давать воли крысам, иначе последние плодились бы с невероятной скоростью за два месяца, сколько и длилось морское путешествие. Третий путешествовал вместе с Элизой. Внутри судна «Эмилия» громоздился различный багаж путешественников и предназначенный для торговли в Калифорнии груз, и все это на ограниченном пространстве размещалось как можно плотнее. Ничего из подобных вещей не должно было достигнуть конечного пункта, и туда никто не входил за исключением повара, единственного человека, имеющего полноправный доступ к сухому, строго нормированному питанию. Тао Чьен хранил ключи, подвесив их на свою талию, и лично отвечал перед капитаном за содержимое винного погреба. А в нем, в самом глубоком и темном месте трюма, в полости размером в два метра, находилась Элиза. Стены и крыша ее временного помещения были созданы из баулов и ящиков с товаром, кроватью служил мешок, а свет давал лишь жалкий огарок свечи. Только и располагала что плошкой для еды, кувшином для воды да ночным горшком. Могла сделать всего пару шагов и растянуться меж тюков. Также имела право плакать и кричать, сколько влезет, потому что шлепки волн о борт судна совершенно заглушали ее голос. Единственной связью с внешним миром был на ту пору Тао Чьен, который, как только мог, спускался туда под любыми предлогами, чтобы накормить ее и опорожнить ночной горшок.

Всю компанию составлял один кот, запертый в винном погребе для того, чтобы ловить крыс, однако за ужасные недели мореплавания несчастное животное совсем ошалело и под конец, к большому сожалению Тао Чьену пришлось пройтись ножом по его шее.

Элиза попала на судно, будучи в мешке на плече одного из грузчиков. Он со многими другими поднимал груз и другой багаж при посадке в Вальпараисо. Никто так и не узнал, как Тао Чьену удалось договориться, сделав одного из мужчин своим сообщником, и обмануть бдительность капитана и его помощника, которые все, что проникало на судно, отмечали в специальной книге. До этого удалось выкроить несколько часов, прибегнув к некой замысловатой уловке, что состояла в подделке написанного семьей дель Вайле приглашения посетить на днях их дачу. И это отнюдь не было абсурдной идеей. Уже в двух ранее произошедших случаях дочери Августина дель Вайле приглашали ее в свое поместье, и поехать туда позволила сама мисс Роза лишь в сопровождении Мамы Фрезии, как, впрочем, всегда и было. Молодая женщина попрощалась с Джереми, мисс Розой и своим дядей Джоном с притворной легкомысленностью, в то время как, откровенно говоря, с ее души камень так и не свалился. Видела, как все сидели за столом, завтракали, читали английские газеты, совершенно наивные в своих планах, само болезненное сомнение почти заставило женщину отказаться от намеченного. Эти люди были ее единственной семьей, олицетворяли собой безопасность и благополучие, хотя она, напротив, перешла все границы порядочности, и уже не представлялось возможным вернуться назад. Семья Соммерс воспитала девушку в соответствии со строгими нормами хорошего поведения, и такой серьезный промах, несомненно, запятнал бы репутацию всех остальных. Ведь ее бегство не лучшим образом отразилось на репутации семьи, хотя, по крайней мере, какое-то сомнение все еще жило: члены семьи могли спокойно сказать, что девушка умерла. Какие бы объяснения ни давались окружающим, она бы не осталась в семье, чтобы все члены испытывали стыд и далее. Мытарство отправиться на поиски своего любовника казалось девушке единственно возможным путем, но в тот момент молчаливого прощания на нее налетела такая грусть, что вот-вот была готова расплакаться и сознаться в поступке. Ко всему прочему последний мысленный образ Хоакина Андьета в ночь отъезда пришел вновь и чрезвычайно пунктуально, чтобы лишний раз напомнить о любовном долге. Вполне довольствовалась несколькими прядями распущенной прически, надела соломенную итальянскую шляпку и вышла, попрощавшись жестом руки.

Взяла с собой и чемодан, в котором лежали приготовленные мисс Розой лучшие летние платья, несколько украденных из комнаты Джереми Соммерса реалов и составляющие приданое драгоценности. У нее был соблазн также завладеть украшениями мисс Розы, но в последнее мгновение все же взяло вверх уважение, питаемое к этой женщине, которая заменила ей мать. В ее комнате, внутри пустого сундука оставила короткую записку, благодаря за то многое, что получила в этой семье и что считала вдвое большим, нежели того хотела. Вдобавок описала и то, что забрала с собой, желая таким способом защитить слуг от каких бы то ни было подозрений. Мама Фрезия положила в чемодан самую прочную обувь девушки, а еще тетради и связку любовных писем от Хоакина Андьета. К тому же захватила с собой тяжелую, шерстяную с длинным ворсом накидку, подарок от самого дяди Джона. После чего обе вышли, не вызывая подозрений. Кучер оставил их на улице у поместья семьи дель Вайле и, не дождавшись, пока женщинам откроют дверь, исчез из виду. Мама Фрезия и Элиза направились по направлению к порту, чтобы встретиться с Тао Чьеном в заранее условленных месте и времени.