Текст книги "Со скоростью "Хикари""

Автор книги: Ирина Стражева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

То ли туман, то ли облако…

Международный день авиации и космонавтики я встречаю на японской земле.

Путь из Нара в Киото не был утомительным. До вокзала мы с Такэи-сан доехали на такси, потом сели в электричку и через сорок минут были на месте.

Около здания отеля, в котором мы в прошлый раз жили с Марет Ульвик, уже ждут супруги Фудзита.

– Рады новой встрече с вами, – говорит Кэйко-сан. – Приятно, что день космонавтики совпадает с цветением сакуры. Как чувствует себя Марет-сан? Жаль, что она не приехала с вами.

В отеле останавливаться я не буду. К концу дня уже надо быть в Токио. Садимся в машину и едем в ботанический сад. В эти дни его можно назвать бело-розовым садом – так украсили его своим цветением деревья сакуры.

Белые, розовые, кремовые цветы распустились на оголенных ветвях, и лишь кое-где можно увидеть еще очень робко пробивающуюся листву.

На главной аллее ботанического сада замедляем шаги. Ну как не остановиться около красного ковра, вытканного из живых тюльпанов? А вдали кружевная стена из сакуры. Как жаль, что я не художник!

– Зайдемте в теплицу. Там много экзотических растений, привезенных из многих стран.

Идем с Кэйко-сан по застекленной веранде, проходим в основное помещение. Экзотики здесь предостаточно!

Первый раз вижу, как растет папайя, соком которой мы сегодня утром с Такэи-сан утоляли жажду. Неподалеку от нее на грядке зреют ананасы. Да, именно на грядке. Когда-то, еще по детской наивности, я думала, что ананасы растут на деревьях. И только через многие годы жизни, попав на Азорские острова, увидела в теплице о-ва Сан-Мигель вылезающие из-под земли чешуйчатые плоды. И вот опять приятная «ананасовая» встреча.

Задержались и около кофейного дерева. Хорошо, что растут на земле такие деревья. Их зерна дают возможность миллионам людей подбодрить себя одним из прекраснейших напитков в мире.

В теплице много оригинальных композиций из цветов, свисающих и переплетающихся лиан. Решили с Кэйко-сан сфотографироваться около такой красоты.

Дорожки ботанического сада уводят в его глубины. И здесь повсюду очарованные цветением дикой вишни люди. Тоже, как и в парке Уэно, сидят и лежат под деревьями на циновках. Тоже многие застыли в задумчивой неподвижности.

 
Идешь по облакам,
И вдруг на горной тропке
Сквозь дождь – вишневый цвет.
 

Пер. В. Марковой

Это уже стихотворение поэта Кито.

Чувствую, что, надышавшись весенним воздухом, тоже скоро начну сочинять стихи в стиле хокку…

После экскурсии в ботанический сад едем в университет.

– К сожалению, я могу показать вам только свой рабочий кабинет, – говорит r-н Фудзита. – Учебный год в университете еще только начинается. И к тому же сегодня суббота.

«Тоёта» долго кружит по университетскому двору. Около зданий и на дорожках, ведущих к ним, группами стоят студенты. Они оживленно беседуют друг с другом. После каникул всегда хочется поделиться чем-то новым со своими сокурсниками.

Длинный коридор приводит к дверям кабинета г-на Фудзита. Небольшая комната. На полках книги. Они вместе с бумагами лежат и на письменном столе. Г-н Фудзита берет с полки книгу, протягивает мне. «Ветка сакуры» Всеволода Овчинникова. Русское издание.

– Эта книга мне очень дорога, – говорит г-н Фудзита. – Личный подарок автора с дарственной надписью. А это еще три издания, но только уже на английском языке.

Он берет в руки поочередно еще три книги, перелистывает страницы.

– Писатель долгое время жил в нашей стране, хорошо знаком с ее обычаями, образом жизни людей. Многие считают, что здесь рассказано о нас лучше, чем мы есть на самом деле.

Говорим о Гагарине. Сегодня день памяти о его бессмертном подвиге. Г-н Фудзита в прошлый мой приезд рассказывал, как тепло принимали жители Киото первого космонавта. Пребывание Гагарина в Японии стало достоянием истории.

За окном кабинета г-на Фудзита цветет мимоза.

– Вам нравятся эти цветы? – спрашивает Кэйко-сан.

– Они напоминают мне о детстве, прошедшем у берегов Черного моря. Я выросла в Сухуми, и в парке, где был наш дом, весной тоже цвела мимоза.

Поговорили и о делах учебных, о целесообразности контактов между студентами наших стран. Прошли по этажам учебного корпуса. Тихо в длинных коридорах, закрыты двери читальных залов, лекторских аудиторий.

– Скоро здесь забурлит жизнь, начнутся занятия, – говорит г-н Фудзита. – А теперь мы хотим пригласить вас к себе домой. Живем мы неподалеку отсюда, в университетском городке.

На фоне горы двухэтажные домики. Перед каждым из них миниатюрный сад. Иногда это одно маленькое деревце и лежащий с ним рядом камень, а то просто площадочка, посыпанная белым гравием и окаймленная цветами.

Перед входом в дом снимаю туфли, оставляю, как и хозяева этого дома, их в передней.

Кэйко-сан любезно приглашает пройти в комнаты, раздвигает легкую перегородку:

– Посмотрите, как мы живем.

Как и в каждом японском доме, размеры комнат определяются количеством имеющихся в них татами. В гостевой комнате размером в шесть татами мебели почти нет. У стены стоит низенький стол, на полу лежат подушки для сидения. В нише, встроенной в стену, стоит ваза с цветами. Это и есть токонома. Тут же висит какэмоно – картина в виде свитка.

Как и каждую женщину, меня интересует кухня. Здесь все продумано для удобства хозяйки. Кстати, подобные образцы современного кухонного оборудования недавно демонстрировались на японской выставке в Москве.

Поднимаемся на второй этаж. В спальне тоже нет привычной для нас мебели: кроватей, платяных шкафов. Спят на полу на татами. После сна перины, подушки, одеяла убираются в стенные шкафы.

Экскурсия по дому продолжается. В рабочем кабинете г-на Фудзита лежат бумаги, книги.

– Много приходится заниматься и дома. Видите, сколько еще не законченных трудов? И количество бумаг лавинообразно растет. Впрочем, для вас это не открытие. Хорошо известно, что научная деятельность требует и раздумий, и времени. А времени у людей в наш бурный век почему-то всегда не хватает…

Супруги Фудзита недавно купили этот дом и прилегающую к нему землю. Деньги заплатили немалые, но зато теперь отпали заботы об устройстве жизни. Каждый может спокойно заниматься своей работой.

Садимся за стол. Кэйко-сан угощает кофе и испеченным ею пирогом.

– У нас немного времени, но можно еще раз проехаться по городу, посмотреть, как повсюду в Киото цветет сакура, – предлагает г-н Фудзита.

– По дороге споем вам песню, посвященную цветению дикой вишни, – добавляет Кэйко-сан.

Первой в машине запевает обещанную песню Кэйко-сан. К жене присоединяется и сидящий за рулем «Тоёты» г-н Фудзита. Поют они очень слаженно, и голоса приятные.

Прошу Кэйко-сан записать мне слова песни. В переводе на русский язык они читаются так:

 
Сакура! Сакура!
Сакура! Сакура! Март. Небо.
Бесконечное вокруг,
То ли туман, то ли облако,
И нежный такой аромат.
Давайте, давайте
Пойдем смотреть!
 

– Может быть, это не очень точный перевод, – уточняет Кэйко-сан. – Но содержание именно такое.

Каким прекрасным эпиграфом могут стать слова этой песни для пришедшей на Землю весны!

Жаль было расставаться с Киото, с гостеприимными хозяевами, дважды уже оказавшими мне здесь «киотоское гостеприимство».

Поезд мчится со скоростью двести десять километров в час. И позади уже Киото. Такэи-сан мечтательно смотрит в окно. Слышу, тихонько поет песню о сакуре.

Как вы живете, женщины?

Эрико-сан заходит в мой номер, протягивает газету «Асахи».

– Поздравляю с прошедшим Днем космонавтики. Ваше интервью опубликовано в вечернем выпуске десятого апреля.

– Доброе утро, Эрико-сан! Охайё! Рада вас видеть и спасибо за приятное известие.

Разворачиваю газету. Долго вглядываюсь в строки, заполненные иероглифами. Но прочесть их, увы, не могу. Знаю только, что читать надо сверху вниз и справа налево. Обращаюсь за помощью к Эрико-сан.

Интервью большое. Кроме текста даны три фотографии: Юрия Алексеевича Гагарина, изображение спускаемой кабины корабля-спутника «Восток» и моя. Подняла вверх руку: неужели так темпераментно жестикулировала?!

В свою очередь, даю Эрико-сан газету осакского отделения «Асахи». Там интервью «около Дайбуцу».

– Да, должна вас еще порадовать. Ваше желание побывать на интересном предприятии завтра осуществится. Поедем с вами в частный образцовый детский сад. А сейчас надо спускаться вниз. У подъезда в отель ждет машина.

Я приглашена в гости к активистке ОЯСС, начальнице женского отделения Общества г-же Цудзи. Ее муж – член социалистической партии, секретарь Парламентской ассоциации японо-советской дружбы.

Супруги Цудзи живут в городе Иокогама. Они встречают нас около калитки двухэтажного дома, приглашают войти в него.

С г-жой Цудзи я уже знакома. Она хочет показать мне комнаты и рассказывает о семье. Детей у них трое: сын и две дочери. Сын – студент, а обе дочери еще школьницы. Младшая любит музыку и уже сносно играет на пианоле. Сейчас она нам что-нибудь сыграет.

Девочка немного волнуется, садясь за инструмент, но играет уверенно и с артистизмом. Немного рассказывает о своей школе и подругах.

Г-жа Цудзи поглядывает на часы. Сейчас должны прийти ее соседки. Они хотят узнать о жизни советских женщин побольше. Скоро здесь будет и г-жа Накати, за ней уже поехал г-н Цудзи.

В гостиной почти европейский стиль. На застекленных полках шкафов много книг. Много также и сувениров. Матрешки, модель первого искусственного спутника Земли. Это память о встречах с советскими людьми, побывавшими в Японии.

– А вот и наши женщины.

Г-жа Цудзи знакомит меня с ними, называя их имена.

Вскоре приезжает и г-жа Накати. С интересом расспрашивает она меня о поездке в Нара и Киото. Она привезла с собой и газету «Асахи» с «гагаринским интервью». Уже сняла с нее ксерокопии, чтобы раздать членам ОЯСС.

Любуюсь видом сидящих рядом со мной женщин. Встречу будет вести г-жа Накати. С чего начнем разговор?

Сначала хотят послушать меня. Просят ответить на вопрос: не трудно ли советским женщинам совмещать заботу о детях, муже, доме со своей работой, большой общественной деятельностью? Как складывается день советской женщины? Много ли у нас женщин-ученых, государственных деятельниц? Но самое главное: как мы все успеваем? В сутках всего двадцать четыре часа.

Как мы все успеваем? Конечно, не все еще в нашей жизни гладко, проблем нерешенных еще много. Но у нас полное равенство с мужчинами. Наши женщины работают в самых разных областях народного хозяйства. Велика их роль в науке, культуре, искусстве. Много женщин депутатов, руководителей предприятий.

Задаю и я встречные вопросы. Тоже хочется побольше узнать и о японской семье: какими интересами живут мои собеседницы?

– Чем мы занимаемся? Что у нас самое главное? – переспрашивает меня одна из соседок г-жи Цудзи. – Заботимся о муже, детях. Убираем свой дом. А еще занимаемся вышивкой, ходим на занятия по аранжировке цветов…

Женский вопрос в Японии, как я поняла, непростой. Конституция 1946 г. предоставила японским женщинам равный статус с мужчинами, но укорененная веками патриархальная система семьи все еще нередко проявляется в современной жизни. Мне рассказывали, что на некоторых предприятиях вообще не берут на работу женщин, особенно на таких, где нужен высокий профессионализм и общеобразовательный уровень. Заработная плата за равный с мужчинами труд у японских женщин нередко чуть ли не вдвое меньше. Рождение ребенка или замужество часто лишают работницу возможности продолжать свою деятельность на данном предприятии.

Словом, в женской проблеме есть еще над чем призадуматься.

Несколько вопросов лично ко мре. Правда ли, что я сама летала на самолете, написала много книг, посвященных авиации и космонавтике? Как сложилась судьба моих детей? И могу ли я хоть немного рассказать о моем муже академике Янгеле?

Отвечаю на эти вопросы.

Одна из женщин поднимается со своего места. Она говорит, что всех сейчас очень волнует вопрос о ядерной угрозе. Неужели может когда-нибудь еще раз повториться трагедия Хиросимы и Нагасаки и на обожженных камнях омертвевшей планеты останутся только миллионы теней, как это случилось на мосту Айои?

…День 6 августа 1945 г. никогда не изгладится из памяти людей. В 8 часов 15 минут над одним из красивейших городов Японии, расположенном в южной части о-ва Хонсю, поднялось зловещее облако ядерной смерти. Хиросима стал первой жертвой ядерного безумия.

И каким страшным памятником смерти стали гранитные плиты переброшенного через реку моста Айои! На них остались только тени куда-то бегущих с поднятыми руками девяти человек. Только тени.

И каждый год теперь в Хиросиме в 8 часов 15 минут звонит колокол. Он напоминает людям о том, что было.

А 9 августа в трауре Нагасаки. Еще одно грибовидное облако принесло в этот японский город страшную смерть.

…Прощаясь с соседками г-жи Цудзи, мы обменялись сувенирами. Я получила в подарок несколько вышитых салфеток и золотистый веер с изображением цветущей сакуры. Ответно вручила каждой моей собеседнице значок с портретом Юрия Гагарина.

После ухода соседок г-жа Цудзи вновь пригласила к столу. Теперь «кулинарный экзамен» будут держать ее дочери. В японских школах учат готовить национальные блюда. На наших тарелках розовый рис, креветки, каштаны и домашнее «фирменное» печенье.

– Спасибо, девочки, – благодарю школьниц. – Все было очень вкусно. Экзамен выдержан с отличной оценкой.

День завершился прогулкой по городу. Но сегодня воскресенье и неизбежны «автомобильные пробки». Они не дают возможности познакомиться поближе с жизнью одного из крупнейших портов мира. На стоящие у причалов корабли я посмотрела лишь с высокого берега Йокогамы.

…Вечером спустилась на первый этаж за вечерним выпуском газеты «Асахи». Только что из Москвы прибыла группа советских специалистов. Будут жить в этом отеле. Перебросилась с ними несколькими фразами.

– Занимаемся рыбными делами, – сказал руководитель группы. – В Японию приезжаем уже не в первый раз. Деловые контакты.

Около бюро информации стоят два очень старых по виду японца, просят переводчика, сопровождающего советских специалистов, что-то выяснить с оформлением их номеров.

– Плохо видят, – говорит переводчик, обращаясь ко мне. – Одному уже восемьдесят восемь лет, а другой еще старше.

– У вас много престарелых людей? – спрашиваю переводчика.

– Да. Характерное явление века – старение населения, – отвечает он на мой вопрос. – У мужчин, по статистике, средняя продолжительность жизни семьдесят два года, у женщин – семьдесят семь. В печати сообщалось, что в Японии больше всего долгожителей.

– Больше всего долгожителей у нас в Дагестане, – не соглашаюсь я с переводчиком.

– Где? – переспрашивает он. – В Дагестане? Это на родине Гамзатова.

– Вы знаете Гамзатова?

Переводчик расплылся в улыбке.

– Гамзатова знают все. Это очень хороший поэт, особенно его стихи нравятся женщинам. Он был у нас в Японии.

…Народного поэта Дагестана действительно знают далеко за пределами нашей родины. Не так давно в составе группы писателей я побывала в Дагестане, встречалась с Расулом Гамзатовичем Гамзатовым. Это человек редкого обаяния.

В памяти осталась поездка в горный аул, где родился поэт. Место это удивительной красоты. Отвесные скалы. Такое близкое, особенно в ночную пору, небо. И орлы, парящие в вышине. Так вот, в доме, куда нас пригласили, моими собеседниками оказались еще совсем бодрые по виду аварцы.

– Сколько вам лет, если не секрет? – спросила я одного из них.

– Я самый молодой, – сказал он. – Мне сто двадцать. За столом сидят мои односельчане. Они намного старше меня.

Переводчик выслушал мой рассказ о дагестанских долгожителях с заметным интересом, спросил:

– Как вы думаете, можно поехать в Дагестан к Гамзатову по туристской путевке?

– Думаю, что можно, – ответила я. – А пока советую вам прочесть, если вы не читали, книгу, которую написал в прозе Расул Гамзатов. Она называется «Мой Дагестан».

Я очень горжусь тем, что у меня есть эта книга с автографом народного поэта. Она полна житейской мудрости.

В рыбном царстве

– Наконец-то утро без дождя! Самая подходящая погода для посещения рыбного рынка, – с такими словами обращается ко мне ранним утром Эрико-сан. На часах еще только начало седьмого.

Знаменитый оптовый рынок столицы часто называют именно «рыбным рынком». Он расположен в южной части района Гиндзы в квартале Цукидзи. От отеля, в котором я живу, до него всего минут десять ходьбы.

Бодро шагаем с Эрико-сан по улицам уже проснувшегося города. Открываются двери небольших магазинов и лавочек. Их владельцы, вооружившись щетками с длинными ручками и пылесосами, убирают, чистят, наводят порядок. На тротуары выносятся полиэтиленовые мешки с мусором. Скоро за ними приедет специальная уборочная машина.

На улицах много велосипедистов: кто едет по домашним делам с корзинами на багажнике, кто уже спешит на работу. В часы «пик» транспорт очень перегружен. Поэтому лучше встать чуть раньше и без давки проехать на автобусе или в поезде метро.

Чем ближе мы к рынку, тем чаще встречаем небольшие трехколесные грузовички. В кузовах порожняя тара. Они едут за рыбой.

Центральный рынок столицы – ее знаменитое «чрево». Сюда пришли продавцы, покупатели и любопытствующие туристы. Подобных рынков в мире немного. Рынок славится своей чистотой и огромной пропускной способностью: около трех тысяч тонн рыбы в день.

Рыба. Везде рыба. Сотни лавочек прижались друг к другу. Рыба на лотках, на прилавках, в бочках, банках, корзинах. Крупные рыбины с уже остекленевшими глазами висят на огромных крюках, вбитых в стены. В чанах, наполненных водой, трепещутся мелкие и средние рыбешки.

Рыба соленая. Рыба свежая. Рыба копченая. А вот эти серебристые рыбки всего лишь несколько часов тому назад стайками носились в море в поисках корма. Теперь кормом стали сами.

Подхожу к одной из лавок. Какая гигантская рыба! Г олова свесилась по одну сторону стола, хвост с другой его стороны почти касается пола. Рядом с этим гигантом не рыба, а сувенирный набор рыб-колючек. Ну просто богатый экспонатами натурный ихтиологический музей!

Идем по рядам дальше. Тут креветки, тут угри, а здесь всевозможная утварь для домохозяек. Залюбовалась в одной из лавок набором рыболовецких крючков, а из дальнего угла мне машет рукой хозяин. Подошла поближе посмотреть на его товар. На полках лежат ножницы для разделки рыбы, пилки, набор маленьких и больших сковородок. Сколько заложено творческой смекалки в создание всех приспособлений и инструментов!

Японец достает из ящика оригинальное устройство, похожее на «сетчатую ловушку». Он называет ее «пасть акулы». Такое устройство, как он говорит, сделано для копчения рыбы. Сейчас он продемонстрирует, как надо им пользоваться. В руках у него рыба, которую он ловко закладывает в «пасть акулы». Надо поворачивать при копчении ее и влево, и вправо.

Демонстрация окончена. Вопрос к Эрико-сан: как лучше упаковать «пасть акулы»? Наверное, лучше положить ее в коробку?

– Этот продавец просто загипнотизировал вас! – восклицает Эрико-сан. – Хорошо, что он еще не уговорил вас купить набор этих громоздких сковородок для жарения рыбы!

Но покупка сделана. Хозяин лавки доволен. Я, как он говорит, у него сегодня первая покупательница. Для того чтобы день был удачным, он хочет угостить меня и Эрико-сан рыбой, которую он только что вынул из «пасти акулы». Спрашивает меня: видела ли я когда-нибудь живую акулу? Отвечаю ему, что видела в музее только акулий скелет. Этот человек, видимо, любит и понимает шутку. Он от души смеется и кланяется.

Вкуснейшую копченую рыбу хозяин лавки пробует вместе с нами. Денег за нее не берет.

На оптовом рыбном рынке торгуют также и готовой продукцией: консервами, разными сортами икры. На прилавках лежит много зелени. Можно при желании осуществить «рыбную дегустацию» и вдоволь насладиться запахом жареной и копченой рыбы.

За невысокими столиками, расставленными вдоль тротуара, сидят люди. Большинство в рабочей одежде. Хозяин одной из многочисленных лавок суетится около дымящейся печурки. Смотрим с Эрико-сан, как ловко чистит он рыбу, тут же бросает на раскаленную сковородку.

Из соседней лавки выходит солидный по виду, немолодой японец. В руках у него чашка с рисом. Сел за один из свободных столиков и стал есть свой рис. И мне тут же вспомнилась поучительная и остроумная японская сказка. Ее содержание таково.

…На улице Терамаки в древнем Киото жили два соседа. Лавки их были в смежных домах. Один из них был богат, но отличался скупостью. Второй был владельцем рыбной лавки. В ней он не только торговал рыбой, но и готовил для продажи разные рыбные блюда. Особенно славился своими вкусовыми качествами приготовленный им жареный угорь. Он коптил его сначала на бамбуковой рогатке, а потом жарил в кипящем масле. Готовое блюдо приправлял изобретенным им ароматным пряным соусом. Посетителей в этой рыбной лавке было всегда много.

Богатый сосед был не только скрягой, но и весьма изобретательным человеком. Однажды его осенила блестящая мысль. В обеденный час, взяв в руки миску с вареным рисом, он отправился к соседу «на дружескую беседу». Усевшись около дымящейся сковороды, на которой жарилась рыба, купец начал есть свой рис. При этом он жадно вдыхал рыбный аромат. В конце своей трапезы даже призадумался: ел ли он рыбу или только нюхал ее?

С той поры скряга-купец стал постоянным посетителем рыбной лавки. Придет в обеденный час, сядет у жаровни и ест свой рис.

Рыботорговец был наблюдательным человеком. Он вскоре понял, с какой целью к нему ежедневно заходит сосед.

– Эге! – воскликнул он. – Надо потребовать с купца вознаграждение! Он даром нюхает мою рыбу и имеет даровую приправу к своему обеду. У меня торговое дело, а не благотворительный дом.

Подсчитав, сколько раз приходил к нему сосед, рыботорговец составил счет и понес его к купцу. Тот внимательно просмотрел денежный документ, улыбнулся и велел жене принести шкатулку с деньгами. Взял оттуда пригоршню золотых и серебряных монет и бросил их на блюдо. Он долго потряхивал его, прислушивался к звону денег. Потом слегка прикоснулся веером к лежавшему перед ним счету. Сказал затем рыботорговцу, поклонившись:

– Ну вот. Теперь мы, надеюсь, квиты.

– Как квиты?! Вы отказываетесь мне платить?!

– Никоим образом, – спокойно ответил купец. – Вам, милый сосед, было угодно подсчитать стоимость запаха угрей. Я заплатил вам за это звоном моих монет. Я нюхал вашу рыбу, а вы слушали, как звенят мои монеты. Разве мы теперь не квиты? Впрочем, если вы находите, что мой нос получил больше, чем ваши уши, я готов потрясти блюдо еще несколько минут.

Это были последние фразы, которыми обменялись соседи.

Единственным утешением рыботорговца было то, что теперь скряга лишился столь нравившейся ему ежедневной приправы. Но каково было его удивление, когда на другой день из лавки купца до него донесся запах жареной рыбы. «Неужели мой сосед решил открыть собственную рыбную лавку? – размышлял обеспокоенный рыботорговец. – Он может подорвать мое дело!». Но его опасения были напрасны. Купец вовсе не собирался заниматься рыбной коммерцией. Просто, идя по улице, он подобрал брошенную кем-то голову камбалы без всяких признаков на ней мякоти. Ее-то он и клал на свою жаровню, приступая к обеду. Как известно, рыбья кость, подгорая, пахнет не хуже, чем жареная рыба.

Голова камбалы долго служила скряге. Стоило только немного подержать ее над жаровней – и рыбный запах заполнял все помещение. Прекрасная приправа к миске вареного риса!

Таков конец сказки.

– О! И вы в такой ранний час на рынке?! – таким возгласом приветствует меня знакомый сотрудник советского посольства.

– Потрясающий рынок! – восторгаюсь я. – Какие есть экземпляры! И вот… Купила оригинальное приспособление. Называется «пасть акулы». Это для копчения рыбы.

– Значит, уговорил и вас. Талант! Наверняка купили вон в той крайней лавке. Этот продавец славится своим умением продавать приезжим именно «пасть акулы».

Походили вместе по рынку. И, разглядывая сегодняшний улов, мой знакомый обратил мое внимание на одну из рыб.

– Я сейчас расскажу вам сказку о «неприступном замке». Хорошая иллюстрация к сегодняшней экскурсии.

Ну что же, послушаем еще одну сказку.

«Среди множества рыб в море обитает рыба, которую называют брасом. Она редко становится добычей рыбаков и, как правило, украшает лишь праздничные столы. Живет в море и башенка – улитка, которая служит пищей для бедняков. Жарят ее обычно в ее же раковине.

В одно раннее утро башенка и брас встретились в заливе. Рыба позавидовала улитке: живет в собственном домике, таком просторном, и над головой у улитки всегда надежное укрытие. Улитка самодовольно улыбнулась. Ответила брасу: дом, и вправду, надежен. Ей, улитке, искренне жаль тех, у кого нет домашнего очага. С сожалением смотрела башенка на браса.

Разговор внезапно прервался. В воде показался невод, тянувшийся за рыбацкой лодкой. Брас и находившиеся неподалеку от него рыбы стремительно понеслись прочь от опасных сетей. А улитка плотно прикрыла крышку своей раковины. Подумала, что вряд ли удалось брасу скрыться, и крепко заснула».

На этом месте рассказчик вдруг замолчал. Мимо нас прошел человек, несущий на голове пять больших ящиков с рыбой.

– Несет такую тяжесть, словно фетровую шляпу, – не удержался от комментария мой знакомый.

– Так что же было потом с брасом и башенкой? «Улитка, открыв через некоторое время дверцу своего хваленого домика, обнаружила, что лежит на грязном прилавке рыботорговца в куче мелких рыб. После долгого и томительного ожидания ее за бесценок купила бедная женщина. Дома она тут же зажарила улитку и, не вынимая из раковины, стала ее есть. Таким образом „неприступный замок“ превратился в обычную тарелку для еды. Женщина выбросила раковину вместе с остатками пищи на помойку. Вместе с мусором эту раковину потом сожгли».