Текст книги "Миша. Михаил. Медведь (СИ)"

Автор книги: Ирина Вильк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

   Колесников не стал возражать и поспешил убраться оттуда. Оглянулся. Где тут голубая ива?

   Дойдя до середины моста, Михаил заметил, медленно скользящую по гладкой реке, лодку, в которой сидела та самая черноволосая красавица. Как Михаил узнал позже, это была Мара, жена Чернобога. Из воды время от времени выглядывали головы людей. Опустив руки в воду, девушка гладила по головам, как будто успокаивала разыгравшихся детишек, и они опять исчезали в воде.

   Поежившись не то от холода, не то от странности происходящего, он перешел мост и уставился на стройный ряд берез.

   «Между третьей и четвертой», – вспомнил он слова Чернобога.

   С какой стороны, интересно? Слева или справа? Михаил пересчитал березы. Шесть. Все понятно. Но пора валить отсюда. Не оглядываясь, он шагнул между березами и ослеп.

***

   «Параллельный мир. Наследники короны»

   После гибели его четырех братьев, принц Аскольд был очень осторожен. Поэтому сейчас он внимательно смотрел на подвесной мост. Ему не нравились две доски. Они были подозрительно новыми. Взявшись за веревочные перила, он потряс их. Мост тихо поскрипывал, не предвещая ничего страшного, а ему очень надо было на ту сторону. Его манил белый эдельвейс, растущий на склоне горы за мостом. Аскольд очень хотел подарить этот цветок своей возлюбленной, которая была так же прекрасна. Поэтому принц, беспечно подумав: «Может, пронесет», осторожно поставил ногу на шаткий мост.

   Однако не пронесло. Тщательно подготовленная убийцей, ловушка сработала, и по ущелью еще долго носилось эхо Высочайшего предсмертного крика.

   Ну, наконец-то. Не кончина принца, конечно. Наконец, хоть какое-то разнообразие. Сломанный подвесной мост, а не банальное отравление.

   Кстати, что касается разнообразия:

   В этой царственной семейке все-таки имелся изобретательный наследник, который придумал еще один способ устранения соперников.

   И так. Слуги шептались на кухне.

   – Когда я обнаружил его в ванной, – рассказывал кондитеру камердинер, – вода была уже холодной. Вызванный к телу, дворцовый лекарь сказал, что принц захлебнулся несколько часов назад.

   – Уснул?

   – Нет. Судя по состоянию его ногтей, он сопротивлялся.

   – И, что? Никто ничего не видел и не слышал? Шума борьбы, например, – не отрываясь от замеса теста для эклеров, равнодушно поинтересовался кондитер.

   – Все молчат. Боятся, – прошептал в ответ камердинер. – Это уже пятая смерть.

   – Какой ужас! Но во всем этом есть кое-что положительное.

   – Что же это? – удивляется камердинер утопленника.

   – Число подозреваемых все сокращается. Нужно просто подождать пока из них останется только один.

   – И арестовать его?

   – Нет, конечно. Короновать, – при этих словах кондитер стал рисовать кремом на торте корону. – Король умер! Да здравствует король!

   – А я берусь организовать тотализатор, – камердинер взял баночку с золотыми драже.

   – Вам эта мысль не кажется немного... аморальной? – кондитер взглянул на камердинера, оторвавшись от короны.

   – Отнюдь, – пожал плечами камердинер. – Раз уж это все равно должно случиться, почему бы нам не заработать немного? Можно я посыплю? (это он про драже).

   – В серединку, – кивнул кондитер. – Я ставлю на Калерию.

   Камердинер только поднял брови от удивления. Но, все же, после некоторых размышлений, был склонен согласиться с кондитером.

   – А кто этот таинственный гость Его Величества? – сменил тему разговора властелин кухни.

   – Какой-то заморский ученый. Лечит нашего короля, – зашептал камердинер.

   – Сдается мне, никакой он не доктор, а иностранный шпион, – в ответ зашептал королевский кондитер. – Он никому не показывается на глаза, гуляет только ночью.

   – Ну, тогда он вампир, а не шпион, – бросила, проходящая мимо и, подслушавшая сплетников, прачка.

   Те быстро переглянулись.

   – Где у вас тут чеснок хранится? – шмыгнул носом камердинер. – А то у меня, что-то насморк разыгрался.

***

   «Прошлая жизнь. Михаил»

   Девственно белый снег сверкал под ярким зимним солнцем. Когда глаза Михаила привыкли к смене освещения, он увидел довольно широкую укатанную дорогу, седые ели вдоль нее, лошадей с заиндевевшими мордами, людей в тулупах, длинный обоз из санных повозок. Зима? Уже? Ведь когда Колесников ступил на призрачный мост, была ранняя осень. Сколько же времени он пользовался гостеприимством Чернобога? Прямо как Герда, которая провела целое лето, как один день, у старушки с розами.

   Михаил потрогал свое лицо. Странно. Борода и усы. Успели вырасти? Допустим, если учесть парадоксы времени. Но нос точно не его. У того Михаила, из двадцать первого века, нос был красивый, почти греческий, а этот мясистый. Картошкой. А еще кустистые брови. Жалко нет зеркала. Посмотреть бы на все это вместе. Так, без паники. Все можно объяснить. Если успокоиться и подумать. Человеку, побывавшему в нави и запросто разговаривавшему с самим Чернобогом уже ничего не должно быть страшно.

   И так, лицо чужое, значит и тело не его. Хотя почему же? Как раз очень даже его! Это тело из его прошлой жизни. Тело опричника. Точно. Но, как же его собственное тело? Тело мента. Михаила Колесникова. Оно же упало в воды реки Золотухи!

   «Это мог видеть только старик рыбак. Надеюсь, он вызвал помощь! Мне же надо будет куда-то вернуться», – подумал мент.

   Последнее время неожиданные события вокруг Колесникова, встречи, сны и слова, сказанные и недосказанные, как будто пытались подготовить его к путешествию. И у них получилось.

   Переместившись из нави прямо в это тело, Колесников не испугался. Ну, разве что, совсем чуть-чуть. Он еще раз огляделся. Судя по тому, что сейчас вокруг него происходило, он действительно в своей прошлой жизни. В теле, вмещающем когда-то его душу. Теле опричника. Ну да! Черная одежда. Знак волчьей головы на ней. Слава богу, что не сама голова. Он, верхом на лошади, судя по всему, сопровождает обоз. Верхом? Ой! Он же не умеет! Но, кажется, это умеет делать тело опричника. Михаил очень надеялся, что не упадет с лошади. Мышечная память и все такое...

   – Эй, Михаил, уснул, что ли? – услышал Колесников. – Догоняй.

   «Это он мне?» – подумал мент. – «Откуда он знает? А-а-а! Видимо мое средневековое воплощение зовут так же. Что ж, тем проще».

   Михаил попытался заглянуть внутрь себя. В поисках хозяина тела.

   «Эй! – мысленно позвал мент. – Отзовись. Ты там, Михаил? Я тебе не враг. Мне помощь твоя нужна. Да не молчи! Ты понимаешь, что я не умею ездить верхом? Если я упаду, сломается твоя нога, между прочим. Если ты меня слышишь и понимаешь, намекни, хоть как-то».

   Никакого отклика. Ладно. Придется справляться самому. Мент в теле опричника, судорожно вцепившись в гриву лошади, догнал последнюю повозку. Когда его лошадь перешла на шаг, Михаил смог продолжить свои размышления.

   Почему он из нави попал в это тело, а не в свое, оставленное им в двадцать первом веке? Ведь он сделал все, как велел ему Чернобог. Неужели он неправильно посчитал березы? Или это хозяин славянского загробного мира ошибся? Но ведь Боги не ошибаются. Может быть, Чернобог пошутил? Так со смертью не шутят!

   И все же он здесь. В эти смутные времена. В теле опричника. Кстати, где это здесь? Михаил еще раз огляделся. Елки, снег, русская речь. Одно можно сказать совершенно уверенно: это Россия. Средневековая Россия. Кто же его сюда отправил? Старушка из обезьянника? Но, такое вряд ли подвластно человеку. Что же тогда произошло? Небесная канцелярия напортачила? Всякие там дебеты, кредиты, списки, предписания, назначения, путевки и приказы? Или, какой-то обидчивый небесный клерк карьерист задумал свою игру? Как понять, что Колесников должен сделать, чтобы вернуть свою жизнь? Украсть, убить, умереть самому? Ему. Сегодняшнему Михаилу – опричнику. Ну, уж нет! Не выйдет! Этот обиженный игрок ошибся. Не учел, что поставил на мента. И не просто полицейского, а умного, хитрого, прозорливого оперативника. Михаил, между прочим, раскрыл не одно дело, не одну мразь арестовал. Остается только узнать правила игры, и еще посмотрим, кто кого.

   Все. Теперь ему надо подумать о том, что делать дальше.

   «И так, еще раз: это – Россия. Я опричник. Значит шестнадцатый век. Эпоха Ивана Грозного. Зима. Длинный обоз. Что в этих повозках? Вот бы подсмотреть».

   И еще мелькнуло: «Там Либерия. Знаменитая библиотека».

   Сумасшедшая идея? Может быть. Но вся эта ситуация в целом тоже достаточно сумасшедшая. Он здесь, его тело там... без души, в смысле – без сознания. Если достаточно здоровое тело временно покидает сознание, оно (тело, конечно) умирает? Впало в кому? Колесников очень надеялся, что старик все же догадался достать его из воды и отвезти в больницу. И его бедное тело уже не лежит на дне реки или на холодной земле под дождем и ветром.

   А сейчас Михаил должен использовать все свои чувства, интуицию, умения и способности, включая навыки тела опричника, чтобы не совершить ошибки и вернуться домой. В свое родное тело. Целым и невредимым. Как говориться: в трезвом уме и здравой памяти. Надо только понять, чего от него хотят.

   Древние боги, обереги, прошлые жизни, нави, яви, призраки, библиотека, опричнина, Иван Грозный. Просто голова кругом. Если это вселенная подает ему знаки, то, как ему, извините, их понять? Допустим, они намекают на Либерию, не зря же мысль о ней всплыла в его мозгу. Тогда, что он должен с ней сделать? Прочитать, украсть, закопать, сжечь? Библиотеку Ивана Грозного ищут больше четырехсот лет. Есть мнение, что она сгорела, сгнила, испорчена дубильной кислотой, ее съели мыши или грибок. А если и не так, то те лохмотья, которые от нее остались, точно рассыплются в руках исследователя, рискнувшего их коснуться. А может, вовсе и не было никакой Либерии? Есть мнение, что на библиотеке лежит заклятие или проклятие, поэтому ее до сих пор не нашли. Но здесь, сейчас, в шестнадцатом веке, Михаил был почти уверен в том, что знаменитая библиотека находится в повозках этого обоза. Но как же это проверить? Он ведь не может у всех на виду залезть под полог. Хотя, почему нет? Он охрана? Да. Значит, имеет полномочия!

   Колесников аккуратно приподнял полотно, прикрывающее груз на одной из повозок, и увидел кованый уголок большого сундука. И, что? В шестнадцатом веке вещи обычно перевозили именно в сундуках. Это вовсе не значит, что в них Либерия. Придется остаться с обозом до конца путешествия.

   Остаться? Можно подумать у Михаила есть выбор. Вряд ли, он сейчас может самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Если его путешествие кто-то спланировал и подготовил, он, как герой компьютерной игры, должен следовать сценарию и выполнять возложенную на него миссию. Сейчас Колесников заложник ситуации. Но он подождет и, когда-нибудь перехватит инициативу. А пока... Он попробует выжить. Вдруг в этой игре у его героя только одна жизнь и разработчик не подумал о возможности сохранения?

   Однако, Колесникова немного беспокоило возвращение домой. В свое тело, в свое время. По закону жанра он не должен оставаться в этой эпохе навсегда.

   А еще, его беспокоило место нахождения того, другого Михаила. Тезки. Опричника, чье тело он занял. Вот где он сейчас? Беседует с Чернобогом? Спрятался в дальних уголках своего мозга? Или бродит по улицам незнакомого города в его, Колесникова, теле?

   «Современному человеку проще сориентироваться в средневековье, чем дикарю (прости, опричник) в нашем времени».

   Он представил, как опричник, хозяин его нынешнего тела, пялится на людей современной Вологды, шарахается от проезжающих мимо, автомобилей и, голодный, грабит ларек с хлебом в его, между прочим, ментовском теле. От таких мыслей ему стало не по себе.

   «А я? Как быть со мной? Может однажды, я просто засну в теле опричника, а проснусь в своем? Если меня здесь не убьют, конечно. Прости, Михаил. Постараюсь подороже продать твою жизнь. Какое тут имеется оружие? Сабля? Острая. Будем надеяться, что это тело хорошо владеет холодным оружием, и ты, хоть чуть-чуть, мне поможешь. Слышишь, опричник?».

   Как позже выяснилось, обоз двигался в сторону Вологды. Это утвердило Колесникова в мыслях о Либерии, потому что в научном мире существует теория о возможности нахождения библиотеки Ивана Грозного в этом городе. Ведь царь одно время собирался сделать Вологду столицей.

   Михаилу очень нравилось, что он стоит на пороге крупнейшего исторического открытия. Что скоро, он прикоснется к великой тайне, к старинным книгам, таящим в себе знания прошлого.

   Прикоснется в этом времени. А потом и в своем! Дух захватывало от перспектив. Слава, почет, деньги. Кира одумается... Осталось только вернуться живым и здоровым.

***

   «Параллельный мир»

   Опять дворец. Вернее, его заднее крыло.

   – Какие новости, Мария? – спросила экономка, оторвавшись от своих подсчетов. – Давно ты не приносила сплетен.

   – Обижаешь, Магда, никакие это не сплетни. Чистая правда, вот тебе крест, – ответила Мария, горничная принцессы Марты, и перекрестилась. – После смерти брата, Марта не выходит из комнаты, – шепнула горничная. – Боится. У нее... погоди..., как же это...? Офидиофобия.

   – Это, что еще за болезнь такая? – ахнула экономка.

   – Это не болезнь, это фобия. Доктор сказал – боязнь змей.

   – Ученый человек. А слово-то, какое мудреное. Идиотофобия.

   – Офидиофобия, а не идиотофобия, – уточнила горничная, – это боязнь змей, а не идиотов. Хотя и этих вокруг хватает.

   – Но в наших широтах ядовитые змеи, вроде, не водятся, – удивилась экономка.

   – Зато водятся ядовитые пауки.

   – Пауки – это уже другая фобия, насколько я понимаю? – спросила Магда.

   – Да, это называется арахнофобией. Тоже доктор сказал. Столько фобий, что не знаешь, куда от них деваться.

   – Я вот приведений боюсь. Это какая фобия?

   – Это уже не фобия. Это истерия, – закатила глаза горничная. – Приведений не существует.

   – Ты просто в подвалах дворца не бывала, – ухмыльнулась экономка. – Но принцесса не сможет прятаться всю жизнь. Смерть идет за ней по пятам.

   – Это точно. Сегодня сдохла ее любимая левретка. Все подозревают отравление.

   – Да уж, здесь кто кого. Сколько их осталось?

   – Немного. Я болею за принцессу Марту, – зашептала горничная, почему-то, оглядываясь.

***

   «Прошлая жизнь. Михаил»

   Обоз въехал на территорию Вологодского кремля и, на площади сразу стало тесно. Шестеро стражников принялись разгружать сани. Они таскали сундуки в большой деревянный дом. Михаил следил за разгрузкой и думал, что это бревенчатое здание не слишком надежное хранилище для такого богатства.

   Часть повозок, под присмотром сотника, разгружалась в другом здании. Когда стражники занесли в дом последний сундук из, вверенных Михаилу, он взял на караул у дверей. Тут он заметил худого старика в лохмотьях. Ноги его были обмотаны какой-то дерюгой и обвязаны бечевой. Всклокоченные волосы лежали на костлявых плечах, а нечесаная борода спускалась на впалую грудь. Он, молча и, как будто изучающее, смотрел на Колесникова. Михаилу стало холодно, не то от мороза, не то от пронизывающего взгляда старика.

   Мент-опричник, порывшись в карманах, нашел медную монету и бросил старику. Не хорошо, что бросил? Может быть. Но старик стоял слишком далеко, взгляд его был слишком пронизывающим, а ситуация, в целом, слишком странной. Михаил не знал много этой монеты или мало для милостыни, но ничего другого в карманах у него все равно не было. Медяк угодил прямо под ноги старику.

   Дед поднял монету и, зажав ее в кулаке, продолжал стоять, глядя на Колесникова. Тому стало не по себе и, чтобы разрядить обстановку он сказал:

   – Вам не холодно, дедушка?

   Сказал и подумал:

   «Ой! Наверное, надо было на „ты“. В шестнадцатом веке вряд ли настолько почтительно относились к старшим, чтобы обращаться к ним на „Вы“. И потом, ничего глупее спросить не мог? „Вам не холодно, дедушка?“ Конечно, холодно. Разве эти лохмотья могут согреть? Ведь они едва прикрывают немощное тело старика. Интересно, он юродивый или просто городской сумасшедший?»

   Михаил знал, что есть разница. Читал в одной статье. Но все равно не понимал, как можно, добровольно, так истязать себя холодом и голодом.

   – Холод не на улице, холод в сердце. В моем – огонь, – ответил старик. Его голос был, каким-то ... скрипучим. – Ты заблудился. Ты шел на звук. Не то. Иди на свет. Не гляди в зеркало. Зри за него. Истина в вере. Вера в любви.

   «Точно, юродивый! Вон, как мудрено изъясняется. И, что, интересно, я должен понять из этого? Нет, чтобы прямо сказать: поди туда и сделай это», – подумал Михаил.

   Вдруг старик закатил глаза и замер, как медиум замирает перед вселением в него вызываемого духа. Затем, он вздрогнул, и заговорил так, как будто кто-то другой шевелил его губами:

   – Хочешь попроще? Что ж, будь по-твоему. То, за чем ты пришел, лежит в самом большом, расписанном петухами, сундуке с медными петлями и двумя замками. Это – свиток пергамента, с одним обгорелым уголком, завязанный пестрым шнурком. Запомни, где стоит сундук. Заберешь свиток, когда вернешься.

   – А ну, пшел прочь, блаженный, не то собак спущу, – закричал, возвратившийся, сотник и швырнул в старика камнем.

   От удара тот встрепенулся, выходя из транса, плюнул в сторону сотника и, разразившись бранью, поспешил восвояси.

   – Смотри у меня, – сотник погрозил плетью Михаилу, поднялся на крыльцо и хлопнул дверью.

***

   «Параллельный мир»

   – Это, что? – спросил король, с отвращением глядя на, тощую, покрытую струпьями, мышь.

   – Образец номер восемнадцать, – ответил профессор.

   – Как, – воскликнул Его Величество, – опять? Еще вчера она чувствовала себя прекрасно!

   – Да. Период ремиссии все сокращается, – сказал испытатель. – Но, такого проявления осложнений еще не было.

   – Давно она пила живую воду?

   – Не просто пила, даже купалась, получала инъекции. Час назад.

   Мышка в клетке жалобно пищала. Король молчал. Видимо, представляя все эти струпья на себе. Хотя, чего уж там представлять? Тощее старческое тело, скрюченные артритом, пальцы, морщинистая кожа, покрытая коричневыми пятнами, были ничем не лучше.

   – Пора бы тебе, Химик, ускорить работу и получить уже, наконец, стойкий результат. Иначе сам станешь образцом номер девятнадцать! – зарычал Его Величество. – Скоро мои наследнички поубивают друг друга и тогда вспомнят про меня.

   – Как же они вспомнят, если поубивают друг друга? – съязвил ученый и сам испугался своих слов.

   – Все остришь, шутник? А ведь самый шустрый из них, самый сильный и кровожадный, избавившись от всех своих соперников, своих братьев и сестер, станет искать королевскую корону для коронации и тогда поймет, что в ней все еще находиться моя живая, хотя и дряхлая, голова. А пока они заняты друг другом, ты должен заниматься опытами.

   Химик поклонился.

   – Я предупреждал Вас, Ваше Величество, что получение стойкого результата невозможно без амулета. Как продвигаются его поиски?

   – Слишком мало ориентиров. Последний раз его видели тысячу лет назад. Думали, что он вообще исчез из нашего мира.

   – Так и было, но недавно амулет опять появился. Камень в этом мире. Я знаю. Я получил сигнал, – профессор показал королю маленький прибор, на экране которого мигала зеленая лампочка и, почти зашептал: – правда, камень очень слаб. Он почти разряжен. Но, ничего, ничего, маленький, я спасу тебя.

   – Что ты там бубнишь, себе под нос? – опять зарычал Его Величество.

   – Если Ваши наследники узнают об этом и найдут его раньше... Найдите его первым, иначе...

   – Ты угрожаешь мне, ученый червяк?

   Профессор поклонился, почти сложившись пополам.

   – Разве посмел бы я, Ваше Величество?

   Ученый постоял в этой позе, пока король удовлетворенно не «крякнул», выпрямился, не смея, однако, поднять глаз, и продолжил:

   – Просто с этим камушком наши эксперименты завершаться гораздо быстрее. Вы должны... гм... постарайтесь заполучить его. Что-то происходит. Разыгрывается карта сильнейшего древнего артефакта. Боги вернули его в этот мир. И этот момент нельзя упустить. За ним охотятся не только ваши детишки. Я чувствую, есть еще некие силы. У них, конечно, своя игра, но мы должны ее испортить. Любой ценой. Слишком важен приз. Этот камень, как абсолютное оружие. Он может все. Тот, кто его найдет, будет владеть миром. Используя камень, как катализатор, мы, наконец, получим стойкий результат, а вы – эликсир бессмертия. И это самое малое из того, что камень может дать.

   – А ты? – прищурившись, ухмыльнулся король. – Что получишь ты? Только не говори, что терпишь унижения ради науки. Пожалуй, я велю отрубить тебе голову, когда камень найдется. А пока иди и продолжай свои опыты. Можешь, даже на себе.

   Профессор заскрипел зубами от злости.

   «Ничего. Ничего. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Я почти у цели. Никто не сможет помешать мне. Даже этот дряхлый самодержавный самодур», – подумал он, выходя из королевского охотничьего кабинета, с жалостью глядя, на уже издохшую мышь.

***

   «Прошлая жизнь. Михаил»

   Михаил ждал, прислушиваясь к ворчанию своего голодного желудка, и думал:

   «Они все носят и носят. Дверь „глотает“ сундуки, один за другим, как ненасытное чудовище. Внутри давно должно было закончиться свободное пространство. А-а-а! Избушка-то с двойным дном! У этого здания явно есть подвал, ну или огромный погреб! И все сундуки перенесли туда. Не оставлять же их на виду, в самом деле. Конечно, Либерия смогла бы уцелеть до наших дней только в подземелье».

   Он представил себе, как реальность над этим местом меняется, совсем как в фильме с ускоренным воспроизведением. Бесконечные смены дня и ночи, природные катаклизмы, штормы, молнии, войны и пожары. Сможет ли он узнать это место, когда вернется? Лет эдак через четыреста с лишним. Ведь сейчас кремль выглядит совсем по-другому.

   «Надо бы убедиться, что библиотека именно там. В подземелье. Найти нужный сундук, нужный свиток. Но как это сделать?» – размышлял Колесников. – «Проберусь туда ночью. Тайком. Надеюсь, в этом подвале нет дыбы? Хотя, почему тайком? Я же охранник. Опричник. Я сопровождал обоз и имею полное право увидеть то, что охранял ценой собственной жизни! Нет, разве? На дорогах полно разбойников, между прочим!»

   Когда ноги Колесникова начали было замерзать, его сменил Степан. Молодой опричник, тоже сопровождающий обоз.

   Михаил вошел в здание. Его не удивило наличие всего одного сундука в комнате, его удивило отсутствие стражников внутри.

   «Обоз разгружали, по меньшей мере, четверо. Где они все?» – подумал мент.

   – Остальные уже внизу, – как будто в ответ на его мысли, сказал сотник.

   «Это он о стражниках или сундуках?» – опять подумал Колесников.

   – Этот последний. Берись за ручку.

   «Нет, похоже, все-таки о сундуках!»

   Сотник откинул половик, открыл тяжелую, окованную железом, дверь в полу и кивком головы велел Михаилу спускаться. Вниз, в подземелье вела лестница.

   Первое, что увидел Колесников, поставив сундук внизу, были четыре тела с перерезанным горлом. Что ж, теперь понятно, какие у сотника планы на Михаила. Подобные раны, в том, другом мире, в его полицейской жизни, оставлял на своих жертвах один маньяк, воображающий себя Джеком Потрошителем наших дней. Пришлось запереть его в психушку строгого режима. Суд признал его невменяемым. С тех пор его жертвы приходят к нему в его кошмарах. Михаил покосился на сотника. Ну, да. Тот же адский блеск в глазах, нож в дрожащих руках и зловещая улыбка в черной бороде. Натуральный средневековый маньяк из плохого триллера.

   Мент-опричник быстро окинул взглядом подземелье. От его внимания не ускользнуло ничего. Слава Богу, дыбы здесь не было, а нужный (если верить юродивому) сундук стоял около низкой арочной двери. Самый большой, расписанный яркими петухами. Дверь была заперта на висячий замок. Откроешь дверь – пройдешь на следующий уровень?

   Вся эта ситуация напомнила Михаилу игру: «Побег из комнаты». Проделай нужные манипуляции, и дверка откроется. Хорошо бы еще понять – какие.

   «Придется поговорить с сотником-маньяком», – подумал Колесников, – «ну, как с персонажем компьютерной игры».

   – Я ведь сейчас умру? – начал Михаил, и сотник осклабился, перекидывая нож из руки в руку.

   Колесников медленно продвигался в сторону выхода.

   – Так открой мне, перед смертью, – продолжал он, – что за этой дверью? Чего ты добиваешься? Боярских соболей? Толики царской казны? Ну, же! Мертвый я никому ничего не расскажу. А мне страсть, как интересно.

   Все маньяки любят поговорить. Особенно о себе. Колесников очень надеялся, что сотник не исключение. Он оказался прав. Речь средневекового маньяка была очень эмоциональной, полной бранных слов, ярких эпитетов, гримас и резких жестов. Брызгая слюной, он поведал Михаилу, каким деспотом был его отец. Как он (сотник) самоутверждался в опричнине. Что за дверью с амбарным замком находиться подземный ход, ведущий к реке, а сам он (сотник, конечно) уже присмотрел сундучок с добром. До конца жизни хватит и детям останется. А делиться он ни с кем не намерен.

   Колесников слушал и думал:

   «Если сейчас, я уложу этого маньяка, не раздавлю ли тем самым свою мезозойскую бабочку? А когда найду свиток и, сбив замок с двери, уйду отсюда подземным ходом, смогу ли протащить свиток сквозь все границы между мирами и не отберут ли его на „таможне“? А если умру (прости, опричник Михаил) и вернусь в этот подвал в своем времени, в своем теле, смогу ли через четыреста лет найти вход в подземелье со стороны реки и нужный свиток? Что там сказал юродивый? „Заберешь свиток, когда вернешься“. Вернешься. Ну, конечно. Чтобы вернуться, надо умереть! Легко сказать умереть. Хотя... Ты только посмотри на него. Еще чуть-чуть и клыки вырастут».

   Приняв решение, Михаил уклонился от, брошенного сотником в его сторону, ножа и достал саблю. Маньяк сделал то же самое, покрутил кистью, наклонил голову влево и вправо до хруста, совсем, как Брюс Ли, и заложил правую руку за спину. Он еще и левша!

   «Сюда бы сейчас пистолет», – подумал мент-опричник, с тоской глядя на свое оружие, блеснувшее в свете немногочисленных свечей.

   То, что происходило в подземелье дальше, совсем не было похоже на захватывающие киношные средневековые сражения. Это походило на смесь уличной драки и бейсбола, с саблей вместо биты. Сотник нападал, нанося страшные удары, а Михаил пытался парировать их, иногда даже удачно.

   Тело опричника отлично владело холодным оружием, но в руках Колесникова, мента из двадцать первого века, сабля смогла лишь порезать кафтан сотника в трех местах, а также испортить его прическу. Правда, при этом, лишив маньяка одного уха.

   Сотник, в противоположность Михаилу, был в своей стихии. Средневековой, кровавой, алчной и жестокой. Каждый удар рассчитан и «приправлен» злобой и силой.

   – Люди гибнут за мета-а-алл..., – пропел Колесников. Он двигался в сторону двери. Так у него будет больше шансов спастись, когда этот маньяк достанет его. – Ты хоть знаешь, сотник, что хранят в себе эти сундуки? Книги, знания. Это лучше, чем золото. Во всяком случае, в моем мире.

   Михаил знал, что с маньяками надо разговаривать. Это ослабляет их напор. Но сотник оказался крепким орешком. Он опять осклабился.

   – Я не люблю читать. Можешь забрать их себе, – ответил он и, не спуская глаз с Михаила, открыл ближайший сундук. Заметив уголок золотого оклада с драгоценными камнями, добавил: – Хотя эту, пожалуй, я бы почитал.

   – А я хочу почитать книги вон из того сундука, с петухами, – сказал Колесников.

   Когда сотник на полсекунды обернулся назад, в поисках обозначенного сундука, мент размахнулся и, со всей дури, ударил маньяка саблей по голове. Сотник увернулся, заметив движение оружия своим, почти звериным, чутьем, воспитанным многолетними ратными тренировками, и Михаил... упал, увлекаемый вниз, пролетевшей мимо цели, саблей.

   Тогда, Колесникову показалось, что в его голове прозвучал вздох разочарования, расстроенного, отчаявшегося... болельщика, что ли.

   «Это он?» – подумал мент. – «Михаил? Моя прошлая жизнь? Он еще и издевается? Вместо того, чтобы помочь? Ладно, ладно. Я и сам, кое-что могу, между прочим. Попробуем еще раз».

   Пока Колесников поднимался, сотник открыл сундук с петухами, и мент заметил, нужный ему, свиток.

   «Не обманул старик», – обрадовался он и приготовился к... думаете смерти? Не дождетесь. Он приготовился дорого отдать свою «прошлую» жизнь. И, не обращая внимания на междометия в голове, поводил саблей из стороны в сторону. Он решил пустить в ход все свои знания о сражениях и единоборствах, включая сумо и кулачные бои.

   Первая же рана, обжегшая болью ребра Михаила, напомнила ему, что это не игра, здесь нет сохранения и в запасе нет пяти жизней. Попытка всего одна.

   «Что ж. Приправим драчку каратэ», – решил мент.

   Сапоги, правда, были тяжеловаты, но тем чувствительнее были удары и существеннее – следы. Когда он вернется, обязательно отправит письмо в соответствующие органы с предложениями о создании нового вида спорта.

   «А вот этот удар был совсем не плох», – подумал Колесников, когда кончик его сабли сделал глубокий порез на левой руке сотника. – «Ты все-таки решил мне помочь? Спасибо. Хотя, как я понимаю, ты это не ради меня, а ради своей шкуры. Прости, что так грубо выразился. Опять отличный удар. Не думай, что я в твоём теле насовсем. И не по своей воле, кстати».

   Михаил отступал к двери, отмахиваясь от маньяка. Кровь из рассеченной брови заливала правый глаз мента-опричника, лишив его половины зрения. Силы покидали его тело с каждой каплей крови, истекающей из многочисленных порезов. Однако, кое как, умудрившись сбить замок с двери, Михаил бросился в подземный ход. Его противник последовал за ним.

   – Как же ты мне надоел, – зашипел Колесников и, повернувшись к сотнику, выставил вперед саблю.

   Проведению было угодно, чтобы в этот момент, в узком коридоре подземного хода средневековый маньяк споткнулся и упал на острие сабли опричника, опрокинув при этом и самого Колесникова. Тело сотника дернулось пару раз и замерло. Михаил собрал оставшиеся силы и пополз по коридору, с трудом выдернув свое тело испод туши маньяка.

   Оставляя широкий кровавый след, Михаил, едва живым, добрался до выхода из подземелья. Его угасающее сознание успело выхватить из реальности картину окружающей местности. Высокий берег реки, арочные окна и вход, вернее выход.