Текст книги "Черное с белым не берите (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

   Будет девушка его дома ждать,

   Но его судьба – жизнь в бою отдать."

   – Сыграй! – требовательно попросила .Марина эдаким «учительским» голосом.

   "Милого с войны девке не встречать,

   Не обнять его, к сердцу не прижать.

   Он женой ее уж не назовет,

   И не с ним она деток заведет." -

   Затянул музыкант песню, напоминавшую старинные казацкие из репертуара известных хоров.

   – Неужели сам сочинил? – изумленно произнесла Марина, когда стихла последняя нота.

   – Ну да, кто же еще! Оттуда и пошло, «Семен» да «Семен». Все уже и позабыли, наверное, что по жизни я Сергей.

   – А почему ты не выложишь свои песни в Интернет?

   – А как? Что выкладывать-то? Нужна специальная аппаратура для записи и собственная студия, потому как профессионалы сдирают бешеные деньги за услуги.

   Марина изумленно на него уставилась.

   – Ну ты и дремучий! – наконец произнесла она. – какая аппаратура? Какие бешеные деньги? У тебя что, даже ноутбука нет?

   – Есть, конечно, но чем это поможет?

   – Значит, ты снимаешь квартиру, и у тебя нет никого из знакомых, где бы можно было поместить стойку с микрофоном, хотя бы самый примитивный фотик на штативе и просто записать самого себя на камеру, а затем запустить это на You-tube?

   – Качество не то.

   – Качество? – всплеснула Марина руками. – Ты хоть видел, что выкладывает народ в Интернет? Какую фигню, и сотни тысяч просмотров, и никому никакое качество вовсе не нужно! Зато их пение попадает в эфир, и люди знают их имена. А у тебя собственные песни – целая куча, наверное, и ты стесняешься?

   – Ты в этом деле ничего не понимаешь, – насупился Семен. – Пусть кто-то другой лепит халтуру, а я не хочу. Я себя уважаю. И квартира у меня есть, кстати. Здесь, в городе. Местный я.

   – Ну так зачем же дело встало? – снова всплеснула руками Марина. – Оборудуй студию – тысяч в 50 вполне уложишься. Правда, компьютер лучше стационарный, с хорошей звуковой платой – можно, кстати, купить отдельно и вставить дополнительно в соответствующее гнездо. Далее приобретаешь качественный микрофон...

   – У меня есть, – оборвал ее поучения Семен.

   – Тогда за чем же дело встало?

   – Не умею я записывать.

   – Ну так научись! Это же очень просто – я и то пару раз делала.

   – Смеешься?

   – С чего вдруг? У меня соседка по комнате специалист по информатике по диплому, она мне много чего показала.

   Семен посмотрел на нее изучающе. С одной стороны, потом с другой...

   – Вспомнил! – воскликнул он. – Ты та подруга Нинель, которая забойно ломает рок-ен-ролл.

   – Шейк, – поправила Марина, вздернув нос.

   – А разница? Сейчас ни то, ни другое давно не танцуют. Но та прическа тебе конкретно шла. И фигурка у тебя просто шик.

   – До свиданья! – ехидно ответствовала Марина, и развернувшись, оперативно покинула опасный для ее жизненных планов пятачок пространства, продолжив свой прерванный путь на другую сторону проспекта.

   Она хотела пройтись по центральным магазинам, куда иногда заглядывала чисто как в музеи, на экскурсию, и когда через пару часов снова прошлась по тому переходу, музыканта по имени Семен там уже не было.

   В течение следующей пары недель Марина очень часто бывала в том проходе, но ни Семена, ни черного песика с забавными ушами-антеннами за все то время не встретила. Зато девчушка с ребенком больше не жалась к стенке перехода, а сидела на ящике внутри. Ребенок, кстати, был настоящим – Марина однажды видела, как юная мать его кормила. Каждый раз она покупала для несчастной пару пирожков, батон и кефир – денег не давала, потому что слышала, будто деньги забирает у нищих особая нищенская мафия. Но еда было другое дело – пирожки и кефир юная мать сразу же жадно поглощала, бедняжка явно была очень голодна.

   Последний раз Марина заметила возле нее каких-то кавказцев, которые при приближении Марины дружно повернули головы в ее сторону, и на лицах у них читалось четкое любопытство. А потом девочка с ребенком из перехода исчезли, зато появился Семен, и не успела Марина с ним поравняться, как он ее окликнул.

   – Привет! – сказал он. – Ты обещала мне помочь, вроде бы.

   – Я? Когда это? – изумилась Марина.

   – А вот тогда, с записями. Я купил все, что ты посоветовала, и даже больше. Но мне нужен человек, который способен толково объяснить, что чего и как. Двинули ко мне!

   – Но я в музыке не разбираюсь, – возразила Марина, сбитая с толку открывшейся перспективой поехать прямой наводкой с представителем богемы к нему на квартиру. Для нее это выглядело примерно также, как если бы местный тигр из зоопарка пригласил ее к себе в вольер.

   – Да ты не подумай ничего плохого, – правильно истолковал выражение ее лица музыкант Семен. – Мне действительно нужен ассистент. Ну, камеру направить, кадр взять, резкость навести. И с выходом в Интернет у меня проблемы.

   – Что, у тебя среди своих нет никого из тех, кого можно попросить?

   – Если бы был, то давно бы предложил сделать то, что сразу же высказала мне ты. Ты плохо знаешь нашу среду. Там либо группа, либо каждый за себя. Ценные советы существуют только для своих и себя, любимых. В общем, никто не станет выдвигать перед собой другого и помогать ему вылезти наверх.

   Марина иронически усмехнулась:

   – По телевизору показывают другое.

   – Угу. Дружба, и все такое. А на деле, богема – это клубок улыбающихся друг другу змей.

   Марина представила себе пяток улыбающихся друг другу кобр с раздутыми капюшонами и фыркнула.

   – Ну не знаю...– протянула она с сомнением.

   – Значит, все это были только пустые слова, – буркнул Семен мрачно. – Ладно, шуруй своей дорогой и больше у меня перед носом не маячь. Зря я только в расход вошел. На 70 тысяч себя нагрел, и спрашивается: ради чего?

   В голосе музыканта звучала такая безнадега, что Марине немедленно стало его жалко. К тому же человек, можно сказать, пострадал по ее вине.

   – Вовсе не пустые, – произнесла она строго. – Я просто не хочу нарваться на разные глупости, и потом прыгать с балкона, роняя туфли.

   – А приходилось? – с интересом скривился Семен, демонстрируя любопытство.

   – Пока еще нет, но наслышана о разных случаях.

   – Ничего такого не будет, – сказал Семен твердо, чуток подумав. – Даже если мне покажется, будто ты меня провоцируешь. У нас будет чисто деловое сотрудничество. В этот раз ты выручишь меня, а потом как-нибудь и я что-нибудь для тебя сделаю.

   – Например? – с интересом спросила Марина.

   – Ну, введу тебя в наш круг. – У меня знаешь, какие знакомства!

   – Вот спасибо, век мечтала! Да зачем вы мне сдались? В звезды я не рвусь... Ты бы лучше Нельку попросил, вот она бы в полном восторге была.

   – У тебя есть ее телефон?

   – Нет, – пожала плечами Марина. – До сих пор он был мне без надобности. Мы никогда не были особо близки, просто жили в одной комнате.

   – Вот и у меня нет. Так что придется тебе мне ее заменить.

   – Только без глупостей.

   – Я же сказал. Можем договор письменный составить, если не веришь. Вот, Люк свидетель!

   Только тут Марина, наконец, заметила возле черного кофра прижимавшееся к нему уже знакомое ей черное лохматое туловище с черной же мордочкой, вытянувшейся на угольно-черных лапах. День был солнечным, и тень, в которой лежал пес, его почти скрывала. Услышав свое имя, пес немедленно поднял голову и важно ей кивнул, словно подтверждая слова хозяина.

   – Ничего себе, дрессировка! – изумилась Марина.

   – Это не дрессировка, – возразил Семен. – Люк просто считывает настроение людей, и если чует злобу или коварство – подает знак. Мне кажется, он вообще все понимает. Видишь, он на тебя не рычит? Это обозначает, что тебе можно доверять. Ну так как, поехали?

   Последний месяц того лета промелькнуло для Марины совершенно незаметно. Она была занята на полную катушку. Она действительно сумела помочь Семену в установке необходимых программ, какие посчитала лучшими из существовавших на тот момент, и показала, как ими нужно пользоваться хотя бы в минимальных пределах.

   Кроме того, они записали «вживую», то есть на видеокамеру, шесть видео с исполнением им шести самых-самых, показавшихся ей наиболее удачными песен. Она объяснила ему, как завести страничку на You-Tube и при ее помощи он загрузил туда первое из этих видео и один mp3 файл – остальное они не успели, так как Марине было пора уезжать. И еще он в ее присутствии зарегистрировался на каком-то из сайтов с современной музыкой.

   В общем, они очень сдружились, обменялись телефонами и на прощанье Семен клятвенно заверил ее, что будет держать ее в курсе всех своих успехов и затруднений. Марина пообещала делать то же самое. Хотя и точно знала, что лжет – то есть, что звонить сама она ему не станет, а если позвонит он, то о своих проблемах промолчит, изобразив, что у нее все в полном порядке.

11.

Янек и деньги

   К сожалению, концерт, сыгранный группой на том новогоднем балу, долго был чуть ли не единственным. То есть им удавалось играть, но только в своем кругу на разных сборах по поводу чего-то и без повода, но это все было спонтанно, несерьезно, опять же бесплатно – в общем, просто тусовки. Они даже Семена не приглашали участвовать – смысла не было. Парень должен был зарабатывать себе на жизнь, и он имел постоянную точку, на которой ему приходилось появляться регулярно, иначе место продали бы кому-то другому. Семен это им достаточно доходчиво объяснил, чтобы они поняли – за место в переходе надо было регулярно отстегивать от выручки конкретные деньги «куратору», и лучше было не рисковать, потому что вернуться потом было бы проблематично.

   Но, если честно, то отсутствие заказов и бесплатные выступления на тусовках Янека в ту зиму почти не волновали: голова его была занята совсем другим – впервые за много, много лет он потерял голову от любовной тоски. Да, он снова влюбился, и влюбился безнадежно. Влюбился в ту самую девушку из Пединститута, которая напомнила ему его Ласточку.

   Даже смешно – уболтав Крокодила узнать о незнакомке все, что только было можно, Янек должен был бы успокоиться, тем более что переодевшись в свою повседневную одежду, девушка сходство с Ласточкой потеряла. Она была заметно выше, и волосы заплетала в косу, и черты лица были другими. Другим в ней было все – от походки до голоса, но Янек влип, как кур во щи.

   Да что там говорить – он просто потерял рассудок. Каждый вечер он провожал ее от пединститута до общежитии, следуя на таком расстоянии, чтобы девушка его не засекла. Он ревниво следил за ее любовными свиданиями с парнем из летного училища по имени Кирилл, он страдал в тоске, он брился каждое утро и если бы была такая возможность, то продал бы душу дьяволу только за то, чтобы эта девушка ему улыбнулась.

   При этом он прекрасно знал, что она из села, что бедна как церковная мышь, высокое искусство не ставит ни на грош, современную эстраду презирает и его газету не читает – впрочем, как и вообще все газеты оптом. И что учится она на историческом факультете, как и он когда-то – то есть вот откуда у нее познания в стилях и модах разных эпох и столь скрупулезная реконструкция облика «девочка 70-х».

   В общем, к Ласточке она не только не имела, но и не могла иметь никакого отношения, так что следить за ней было бесполезно, как и бесполезно было бы привлечь хоть чем-нибудь для знакомства.

   Да и зачем было привлекать? Какой в том был смысл? Из него, Янека, уже песок начал сыпаться, а она – такая молодая, свежая, чистая (отчего-то в чистоте ее души Янек был абсолютно уверен) – он был бы для нее хуже чем никто. Пропуском в мир, где пачками гибнут честолюбивые надежды, где рушатся судьбы в попытках подняться на пьедестал, где обещают все, но не дают ровным счетом ничего.

   Он все это знал, но с упорством маньяка таскался по ее следу – мало того, он превратился в ее тень. Это было просто наваждение, не иначе. Так и прошло целых два месяца – даже не прошло, а куда-то кануло.

   Ближе к весне, точнее, перед 8 марта, Стасу удалось-таки заполучить один заказ на выступление группы – была чья-то серебряная свадьба, которую справляли за городом, и юбиляры захотели живой музыки с соответствующим репертуаром. Эпоха была заказана 80-х, заказ был платным, и без нового солиста выступать было бы глупо. Михайло со Стасом проявили здравомыслие, позвонили Семену, и тот явился не ломаясь. Особенно когда узнал, что будет не только фуршет после выступления, но и кое-что посущественней. И на этот раз не только он, но даже Крокодил проявил энтузиазма в репетициях намного больше – это была конкретная работа, а работу Генка уважал в любом виде.

   Впрочем, Семен оказался с характером – он снова поставил непременным условием, чтобы в концерте кроме программы, выбранной Стасом или заказчиками, нашлось место парочке песен его изготовления.

   – Только не забудь нам показать, – предупредил Михайло. – Чтобы не было неожиданностей. Ну и помни, что выезд через неделю, так что к заказанным текстам отнесись с полным серьезом, чтобы не пришлось «караоке» исполнять.

   И репетиции, и само выступление снова явились для Янека неким бальзамом – на целых девять дней он вышел из роли «тени отца принца Гамлета», то есть в принудительном порядке оторван от душевных терзаний по поводу потерянной навсегда молодости.

   Кстати, Семен снова преподнес им всем сюрприз: в поездку тот явился не один, а со своим неизменной черным псом на поводке без намордника. То, что парень таскал его с собой на репетиции, никого не удивляло, но трястись с собакой в микроавтобусе по загородным дорогам...

   – Вот, еще один сумасшедший, – пробормотал Крокодил, увидев данное мохнатое создание в полном комплекте с ушами-антеннами. – Тебе что, негде его было оставить? Или не на кого? Боишься, что он без тебя не сможет просуществовать несчастные полдня?

   – Оставил бы ему воды и насыпал полную миску собачьего корма, – нахмурился Стас.

   – Люк – мой талисман, – возразил Семен. – С тех пор, как я без него едва не оказался под колесами, я предпочитаю везде появляться с ним.

   – А если на каком-нибудь ухабе или повороте аппаратура сдвинется и его придавит?

   – А вы закрепляйте получше, так, чтобы она не сдвигалась.

   Вообще-то замечание было дельным – аппаратурой рисковать в любом случае не следовало. Так что Крокодил еще разок проверил, чтобы ничего в процессе поездки не болталось и не шаталось – и вопрос был снят с повестки дня.

   Выступили они снова неплохо – хотя того же куража, который был на новогоднем балу, Янек и не испытал, однако получили они за выезд достаточно, чтобы не посчитать время потраченным зря – в том числе и репетиционное. Можно было бы кое-что даже отложить, или снять угол на полгода, и даже один раз шикнуть, то есть угостить вкусной и здоровой пищей бомжескую братию.

   Можно было – но Янек выбрал вариант "б", то есть закатил грандиозную попойку для обитателей своего подвала. С закусоном, естественно, ну и раздал почти все долги. Конечно, можно было вместо этого купить ноутбук, однако ноутбук пришлось бы непрерывно сторожить или таскать с собой, а к этому подвигу Янек был не готов. Ему хотелось отключиться ото всего и забыться, то есть накачаться градусами до состояния полного отруба, чтобы ни единой извилины в голове не шевелилось суток трое, что он себе и обеспечил.

   На работу он позвонил сразу же, чтобы его не ждали, и выпускали газету пока без него, то есть что по техническим причинам он берет отгул на три дня. И – залег. Он действительно отсыпался, то есть открывал глаза лишь затем, чтобы подняться и, отправиться в очередной рейд в ближайший «лабаз», то есть магазинчик, где затаривался по полной программе в сопровождении Петровича, одного из своих соседей по подвалу.

   Петрович вызвался ходить с ним сам, чтобы помочь донести продукты, а в последний день своей нирваны Янек вообще перестал выползать на божий свет – он просто вручал Петровичу необходимое количество рублей на покупку жратвы и отключался. Полностью очнулся он только тогда, когда заработанная на выездном мероприятии сумма растаяла бесследно.

   В кошельке, правда, оставалась еще кое-какая мелочь на проезд, но ее даже на опохмел бы не хватило. В общем, Янек плеснул в стакан рассола из банки с огурцами, потер лоб и потащился в редакцию. Голова была весь день как чугунная, зато всякая там любовь его больше не донимала. И за девушкой, напоминавшей ему о прошлом, он с тех пор таскаться перестал. Он просто погрузился в безразличие, рутину. По привычке он выполнял свои должностные обязанности, по привычке ел, спал, передвигался, но радость надолго его покинула. Он теперь существовал от получки до аванса, и от аванса до получки.

   Если бы трехдневные попойки могли случаться в тот Янеков жизненный период регулярно, то он бы, разумеется, окончательно спился еще до исхода лета, однако следующий концерт Стасу удалось «пробить» только на майские праздники, точнее, перед Днем победы. И снова им пришлось репетировать, снова пополнять репертуар недостающими песнями. Авральное состояние несколько взбодрило Янека, но заработанную сумму он снова предпочел полностью пропить. Теперь он точно знал, чего хотел – трехдневной нирваны, и никто в мире не смог бы его переубедить в правильности избранного способа отдыха.

   На этот раз он даже не стал особо церемонии разводить – сразу после того, как первая очередь выпивки с закуской была прикончена, он вручил Петровичу стопку купюр и отправил того в рейд за новой порцией бухла и прилагающихся к бухлу продуктов, а сам просыпался, напивался и отключался. На этот раз ему даже снились какие-то сны.

   Правда, сны сумбурные, странные, о давно забытом прошлом. Он снова был молод, снова была вечеринка прощания с Михайлом и Стасом, и снова его теребили, требуя, чтобы он немедленно сказал какие-то напутственные слова в камеру. И он проговорил... бывает же такое... приснится же разная чепуха... «Пусть все уезжают, если рвутся уехать. Но лично я остаюсь. Кто-то же должен остаться, чтобы хоронить мертвецов?»

   Слова эти прозвучали так явственно, что Янек вздрогнул и очнулся.

   «Дурь какая-то! – подумал он, мотая головой. – Не мог же я в самом деле такое ляпнуть?»

   Сбрасывая с себя остатки сна, он оглядел интерьер – кругом валялись пустые бутылки, и трое его собутыльников храпели на своих подстилках каждый в своем углу. Прочем, один не храпел – Петрович сидел на ящике, опустив голову на стол, точнее, на согнутые руки, которые на том столе лежали.

   Янек сунул руку во внутренний карман пиджака – там еще ощущалось какое-то количество купюр. Голова трещала и настойчиво требовала добавки.

   – Эй, Петрович! – потряс соседа Янек, положив том руку на плечо. – Сгоняй-ка в ларек еще разок за опохмелом!

   Он сразу почувствовал, что в перемещении тела под его ладонью присутствует что-то неправильное. Плечо у Петровича было жесткое и холодное, и голова даже не подумала оторваться от стола – так и продолжила лежать на полусогнутых руках.

   – Да проснись же! – снова встряхнул Петровича Янек, и снова тот даже не шевельнулся.

   – Не трожь ты его! – раздалось из-за угла. – Он уже давно так сидит!

   Неизвестно зачем, но на Янека вдруг накатило желание разбудить Петровича незамедлительно. Он сжал его ноздри двумя пальцами, ожидая, что тот замычит и затрясет головой, пытаясь освободиться – но не тут-то было. И Янек с ужасом понял, что особенно странным показалось ему в спине соседа – та не вздымалась и не опускалась, как положено при дыхании, да и нос Петровича был совсем холодный.

   – Э, да ты не помер ли, дружок? – произнес Янек, еще не постигнув, насколько он был близок к истине. – Послушай, не стоит нас так разыгрывать, мы ведь и всерьез можем подумать!

   – Говорю тебе: не трожь человека! – снова раздалось из угла. – Ты же знаешь, что если Петровича не вовремя поднять, так он и в морду может зарядить. Хочешь неделю с фингалом по улицам блондить? По вниманию мусоров соскучился?

   – Ты лучше приглядись, что с ним, – возразил Янек озабоченно. – Боюсь, как бы не довелось «скорую» вызывать...

   – Вот еще морока... – недовольно проворчал угол, поднимаясь. – Первый раз, что ли?... Э, да он уже холодный! Отзаряжался наш Петрович... Что будем делать?

   Ни Янеку, ни второму соседу верить в то, что Петрович действительно все, «отзаряжался», не хотелось абсолютно. Не то, чтобы они Петровича любили или ценили, но смерть его обозначала неминуемый вызов полиции, что было оставшейся в живых троице уже вовсе ни к чему. Мало того, что это обозначало бесконечный вызов в отделение на допросы с пристрастием, так еще и из теплого подвала могли выгнать, а подвал запереть так надежно, что проникнуть туда стало бы совсем невозможно.

   Поэтому оба принялись со всем энтузиазмом тузить Петровича, то есть трясти его, толкать и даже пинать.

   – Э, вы что творите? – проснулся четвертый обитатель «ночлежки». – Вам чего Петрович такое сделал, что вы его в бессознанку отправили?

   Только тут оба «реаниматора» остановились и испуганно уставились друг на друга. И до Янека внезапно дошло, что одним закрытым подвалом он может не отделаться, если на трупе его соседа полиция обнаружит выразительные следы от их стараний оживить усопшего.

   – Да помер Петрович, – пояснял между тем второй сосед только что проснувшемуся.

   – А отчего? – поинтересовался тот несколько изумленно.

   – Перепил, должно быть. – Помнишь, сколько он в себя вчера влил?

   – Помню, как не помнить! И как только столько убралось в гада? Я еще подумал: как только он не лопнет, бочка бездонная – хоть бы на опохмел на утро оставил!

   – Вот он и лопнул... Что будем делать, интеллигенция?

   Янек подумал.

   – Нельзя труп здесь оставлять. И полицию нельзя вызывать. – выдал он резюме. – Следующей ночью вынесем куда-нибудь и там оставим.

   – То есть на свалку?!!

   Янек поежился. Сама мысль о том, чтобы тело товарища по несчастью бросить в поганом месте претила его рассудку

   – Зачем на свалку? Отнесем тело в скверик и усадим на лавочку, будто отдыхает человек. И бутылку рядом поставим – все как положено.

   – Пустую.

   – Угу. Полную нельзя – уведут... Я сейчас на работу, а вы пока наведите тут порядок. Чтобы было чисто и красиво. А Петрович пусть пока за столом сидит, чтобы если кто заглянет – ни о чем не догадался.

   Так они и сделали. Глубокой ночью оба соседа взвалили тело Петровича за руки себе на плечи, и поволокли, словно троица живых выпивох, к соседнему дворику, где уложили на скамейку, придав телу вид поприличнее. Одну из пустых бутылок вытерли, Янек вложил ее горлышко в руку покойного, чтобы получить отпечатки пальцев, и все трое тихо ушли, оглядываясь: не заметил ли кто-нибудь их траурную процессию.

   Обошлось – свидетелей не оказалось, во всех окрестных домах народ крепко спал. Целую неделю все трое ждали вызова в отделение полиции, но и в том им повезло, нервы им не трепали. Правда, один раз к ним заглянул участковый, но больше для порядка. Да и кого на свете заинтересует смерть бомжа, если экспертиза в морге определила смерть как естественную, вызванную алкогольной интоксикацией?

   Но на Янека гибель соседа по подвалу произвела впечатление разорвавшегося снаряда. Он вдруг постиг, насколько сам был близок к тому, чтобы оказаться на месте Петровича. И хотя он, вроде бы, стремился именно к этому, мечтая о нирване, однако оказалось, что нирвана нирване рознь. Ему хотелось навеки заснуть по-Лермонтовски, что есть чтобы красиво лежать в гробу, и слышать, как поют птицы, и пробуждается природа, и чтобы ноздри ощущали теплый ветерок.

   В общем, Янеку снова хотелось того, чего не бывает, и, осознав это, он начал вспоминать не только Петровича, но и все, что с ним случилось за последние пять месяцев. То есть, что Петровичу все это время исключительно везло на халявные находки всяких благ. Он всегда был сыт и навеселе, и подработки у него случались – целых шесть штук. Причем если за первые две его только накормили, то за четыре последних неплохо заплатили.

   Осматривая оставшееся после него барахло, Янек в его матрасе обнаружил кроме зашитого паспорта (Петрович сам рассказал ему о паспорте, попросив в случае чего разыскать его детей и сообщить им о смерти родителя) еще и некоторую сумму денег – тысяч 50. И паспорт, и деньги Янек отнес в полицию, чтобы мужика могли похоронить достойно.

   То есть он поступил так, как хотел бы, чтобы поступили с ним самим. Это значило завести банковскую карточку и передать ее Крокодилу на хранение, чтобы часть денег с концертов класть на счет, на будущие похороны и поминки. А в том, что событие это вот-вот случится, он отчего-то не сомневался. Мало того – он к нему активно стремился, не видя для себя ни малейшего смысла топтать эту землю даже в составе вновь возникшей из небытия рок-группы.

12.

Первые шаги

   Эх, как хотелось бы Семену продолжить знакомство с яркой, как огонек, девушкой с красивым именем Нинель! Но та, даже появляясь в переходе когда он играл, ни разочка возле него надолго не задержалась. Она слушала одну-две его песни и исчезала.

   Правда, при этом она столь выразительно смотрела на Семена, что сомнений у него не было никаких: девочке с красивым именем очень хотелось его внимания, то есть чтобы он с ней заговорил первым в надежде завязать роман.

   Но Семен на такое не пошел. Не то, чтобы он не решался – просто ухаживание за девкой всегда требует некоторых расходов, а за такой девчонкой – расходов больших. И опять же, не то, чтобы он жадничал, просто он еще в первый раз почувствовал, что бойкая Нинель излишне себя ценит. Это означало, что она будет манить и не давать – то есть что ей просто хочется вести с ним игру, используя его ухаживания в глазах кого-то более перспективного для повышения своего статуса.

   А оно Семену было надо?

   К тому же и Люк бойкую красотку явно не одобрял – в этом Семен мог бы поклясться.

   Самым забавным в ситуации было то, что эта самая Нинель Семену даже пару раз снилась – и всякий раз на концерте, в подтанцовке. Выражение лица у нее при этом было хищное и злое, и крутилась она почему-то не возле него, молодого, симпатичного, а возле Стаса. Стасу она улыбалась манящей жадной улыбкой, и перед Стасом кокетливо расправляла складки своей короткой мини-юбки.

   В общем, несмотря на все свое обаяние, яркая и бойкая Нинель интересовала Семена ровно настолько, чтобы вдохновить его на пару композиций и к в середине лета забыть о ее существовании.

   В первых числах марта Янек от имени остального состава рок-группы позвал его на выступление, которое принесло уже какие-то деньги – не достаточно, чтобы бросить работу в переходе, зато деньги были «настоящими», то есть их можно было отложить на черный день. Семен так и поступил.

   К сожалению, с «сольными» выступлениями дело обстояло иначе – его не только не замечали, но и все его попытки устроиться хотя бы диск-жокеем по-прежнему терпели неудачу. Впрочем, точно также и его намерения пойти в простые рабочие остались лишь намерениями – все, что он слышал в многочисленных бюро по трудоустройству, было снова «мы вам перезвоним».

   В объявлениях было много вакансий шоферов, но Семен водить машину, даже легковую, не умел, а курсы вождения были только платными. Кроме того, для приема на работу везде требовался стаж. А откуда Семен бы его взял? Оставалось только мерзнуть в переходе, что он и делал – рядом с верным ушастым Люком.

   В начале мая судьба им снова улыбнулась – на этот раз группу пригласили сыграть на каком-то корпоративе. То есть снова за городом, и снова пришлось освежать в памяти и доучивать целый ворох песен. Семен с удовольствием доучил – благо память на поэтические тексты у него была отменная.

   Плюсом было и то, что на этом заказе ему опять удалось исполнить пару своих композиций – не потому, что он был честолюбив, а потому, что откуда-то понимал: согласившись петь только чужое, он в этом чужом увязнет до конца своих дней, потому как до его собственного творчества очередь не дойдет уже никогда. Кстати, принимала публика его песни вполне снисходительно, то есть даже похлопали. В особый восторг, правда, никто не впадал, но и критики с призывами «долой» не прозвучало. И это было уже неплохо – если не мечтать о большем, конечно.

   Так что дело шло, помаленьку. Это было, конечно, совсем не то, о чем он грезил, но ведь если бы он устроился диск-жокеем в какой-нибудь бар или пел в каком-то заведении вживую, то ведь и там было бы в плане славы и собственного репертуара абсолютно то же самое – то есть ему заказывали бы для исполнения прежде всего чужие популярные синглы. И то, что существующее авторское право при этом бы вовсю нарушалось, посетителей бы вообще не волновало. Кстати, как Михайло со Стасом обходили это самое право на обоих корпоративах, Семен боялся даже спрашивать.

   Летом для них, как ни печально, не «отрубилось», ничего – даже ни на одной из жалких танцплощадок не удалось приткнуться. Зато в середине июля произошло событие, снова пробудившее в Семене надежду взобраться на Олимп, пусть не мытьем, так катанием. И надежда эта появилась в виде неброской, ничем особенно не выделявшейся девушки со строгими серыми глазами в скромном серо-голубом шарфике.

   Девушка появилась словно бы ниоткуда – просто проходила мимо. Впрочем, не совсем мимо – сначала она затормозила возле нищенки с младенцем на руках и что-то той передала.

   «Сектантка какая-нибудь,» – решил было Семен, и когда она остановилась возле него и раскрыла рот для произнесения речи, он приготовился услышать порцию нравоучений и призывов куда-то прийти, во что-то вступить и присоединиться. Впрочем, никаких брошюр в руках у девушки в руках не было, и это уже слегка утешало.

   Насчет поучений он не ошибся – действительно, особа в шарфике была из тех, которые любят лезть в чужие дела, когда их о том не просят. Но вот то, что она на него вылила, прозвучало для него совершенно неожиданно.

   – А почему у тебя такой псевдоним: «Семен-казак»? – прозвучал из юных уст вопрос, который по-любому выглядел верхом бестактности. Тем более что ни бейджика с именем, ни таблички над головой у Семена не висело, то есть не откуда было случайным людям почерпнуть сведения о том, чей голос они конкретно слушают, проходя мимо.

   Впрочем, в интонациях девицы прозвучал искренний интерес, и Семен на всякий случай решил ответить всерьез, а не типа «не все ли тебе равно». К тому же особа в шарфике была молода и больше не казалась ему похожей на сектантку. Было в ней нечто, располагающее к откровенности. И Семен не только рассказал ей о фуражке с околышем на стене, но даже и настоящее имя свое раскрыл, чего давно уже не делал. Потому что имя у него было самое банальное – Сергей. Не творческое, одним словом.