Текст книги "Черное с белым не берите (СИ)"

Автор книги: Ирина Седова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

   Любимыми предметами в школе у Генки были физика с химией и труд. Ну и математика с черчением ему давались без напряга. Причем именно потому, что отец сумел-таки внушить своему отпрыску ценность умения читать чертежи и делать расчеты, Генка и умел это делать: чертежи к концу школы он читал любые, то есть сразу видел детали в объеме, и расчеты для него трудностей не представляли. Отец гордился этим неимоверно – он мечтал, что его сын станет инженером. Нет, даже не так: он мечтал, что его сын станет Инженером, Конструктором, наподобие знаменитого Королева, Славой Родной Страны и тому подобное.

   У Крокодила, между прочим, в голове никогда таких амбиций не возникало – он жил как пел, а пел он то, что хотел. Это значит, что в 9 классе Генка неожиданно увлекся рок-музыкой. Естественно, не он один, их была группа человек из 6, то есть из тех, чьи родители имели неосторожность приобрести для своих недорослей электрогитары.

   Тот, кто думает, что электрогитары в СССР приобрести было пустяком, тот просто не знает обстановки тех лет в сфере музтворчества. Фирменные американские электрогитары стоили бешеных денег – их купить можно было либо за валюту в магазинах типа «Березка» в Москве, либо заказав из-за границы через знакомых. Но даже отечественные"Уралы" приобрести можно было не вдруг, потому что появились они только в 70-е годы, и стоили аж 185 рублей – то есть около трех минимальных месячных зарплат. В общем, склонить родителей к покупке такого – это удавалось поистине только феноменам по уговариванию.

   У Крокодила тоже не было бы электрогитары, если бы его матери услужливые коллегии по работе не сообщили, что видели ее сынулю, ее кровиночку, бродящим по свалке вместе с какими-то хулиганами. Перепуганная мать, чтобы отвлечь сына от грозящего ему ужасного будущего, согласна была на все, лишь бы извлечь его из «дурного общества», вот и раскошелилась на дорогущий инструмент, в надежде, что он увлечется и о свалках позабудет. О «свалках» Генка, разумеется, не позабыл, но музыкой действительно увлекся.

   Настолько увлекся, что все мечты его отца сделать из него инженера полетели прахом – Генка поступил не в «Бауманку», и не в Кировский Политех, а вместе со Стасом и Михайлом, который тогда был еще просто Мишкой, поступил в Педагогический, на физхим. Единственное, что несколько примирило отца с выбором сына, так это то, что со второго курса физхим можно было совмещать с факультетом информатики, просто доучивая отсутствующие предметы, и сдавая соответствующие зачеты и экзамены. По заявлению, конечно, строго на добровольных началах. Поэтому у Крокодила в дипломе стояло аж две специальности: преподаватель и IT специалист.

   Но это была версия для родителей, конечно. Настоящей же причиной внезапного интереса Генки к педагогике явился только школьный рок-ансамбль, участником которого он был – уже сложившийся, сыгранный – то есть музыка, с которой трое из шести расставаться не захотели. Стас к тому моменту начал сочинять композиции, под которую молодежь просто балдела. Мишка выцыганил у «предков» ударную установку, а в институте к их трио присоединился Янек, принесший свои стихи на мелодии и ритмы Стаса, и девчонка из мединститута с забавным ником «Ласточка».

   Ансамбль они назвали «Мы из глубинки», и в формате рок-музыки он просуществовал всю свою историю. Он действительно стал столь популярным, что их приглашали играть на «квартирниках», то есть полуподпольно, потому что песни у них были с гражданским уклоном. Ну и западные они исполняли, конечно, благо Ласточка отлично знала английский язык и имела тексты.

   Они записали собственный «магнитоальбом», как пышно Стас назвал самую обычную магнитофонную кассету, и даже уход сначала Ласточки, а потом и Янека ничего не изменил в страсти оставшейся троицы к электрозвукам и западным ритмам. Окончательно распалась группа только после отъезда Михайла со Стасом в США, где они твердо решили делать музыкальную карьеру, соблазненные посулами какого-то проходимца – специалиста по заманиваю нашей талантливой молодежи в тамошнюю клоаку.

   Свои инструменты они оставили здесь, чтобы не платить за багаж при перелете, справедливо решив, что там они купят фирменные. И, странно, но после расставания с друзьями Крокодил вдруг отчетливо ощутил, что музыка его больше не интересует. Вообще не интересует. То есть слушать ее он может, но не больше – играть его теперь не тянуло. Спрятав гитару на антресоли, он ее оттуда больше уже не доставал.

   Это было странно, это было непривычно, но с него вдруг словно спало очарование. Его снова потянула к себе техника, тем более что на дворе уже стояли 80-е, и вся жизнь в стране делала крутой поворот. Отовсюду звучал призыв зарабатывать чем можно, и деятельная натура Крокодила не осталась к этому призыву равнодушна. Отработав три года по распределению, он вернулся в N, в родительскую квартиру и начал помогать отцу в его автомастерской. Педагогику он быстро забросил, окончательно поняв, что это не его, и начал честно «делать деньги».

   Впрочем, на этом поприще его тоже ждали неприятные сюрпризы. Однажды отец пришел домой совершенно расстроенный.

   – Держите меня семеро, или я кого-нибудь убью! – сказал он устало. Эти... (он нецензурно выругался)... я чего угодно ожидал, но это уже предел!

   – Дорогой, да в чем дело-то? Успокойся, и расскажи нам поподробнее, – сказала мать.

   – Помнишь, два года тому назад я пытался запатентовать одно свое изобретение? И мне отказали из-за какой-то ерунды в оформлении. А сегодня мое изобретение появилось на рынке, и я должен за него платить. Платить за пользование тем, что придумал я, я лично! Чтобы я еще хоть раз показал хоть кому-нибудь свои наработки? Да ни за какие коврижки!

   И Крокодил навсегда запомнил: что бы он ни придумал, мелочь или что-нибудь существенное, не стоит об этом трубить направо и налево – лучше поступить с точностью до наоборот, то есть использовать у себя в тайне, ни о чем никому не рассказывая.

   И когда он отделился от отца и открыл собственную автомастерскую, то так и поступал. Например, для диагностики неполадок в авто он широко использовал IT-технологии, но даже собственные рабочие не понимали, как он это делает. Единственное исключение он сделал для своих сыновей, когда те подросли и присоединились к семейному бизнесу: старший стал помогать деду (то есть Генкиному отцу), а младший соответственно Генке.

   И тут мы должны признаться, что увы – оба они не стали поступать ни в технический ВУЗ, ни даже в техникум, и ни родители, ни бабушка с дедушкой на том не настаивали. Они дали полную свободу выбора своим наследникам. Видно, слишком уж болезненной оказалась оплеуха, полученная главой семьи от заправил отечественных экономических реалий.

   Однако точно также никто из старших не стал возражать, когда в технический ВУЗ поступила юная Крокодилочка под именем Галюня, всеобщая любимица семьи. Науки давались ей настолько легко, насколько это вообще возможно, к тому же третьей автомастерской в семье не имелось, а быть в курсе того, чему нынче учили «конкурентов» всем было любопытно. Тем более когда по распределению Галюня попала в конструкторское бюро крупного автомобильного концерна и таким образом также продолжила династию.

   Внезапное возвращение на родину Михайла со Стасом нарушило всю идиллию Крокодиловой жизни. Как он поступил, мы уже знаем – он позвонил Янеку, с которым никогда не порывал связи, и предложил тому реанимировать группу «Мы из глубинки» уже на новом уровне. Новизна состояла в том, что вместо электрогитар они выходят с электроакустикой и приглашают нового солиста. Или солистку – если сумеют.

   В то, что возродить их рок-группу у них получится, практичный Крокодил, разумеется, не верил ни единой секунды. Ему просто захотелось пообщаться со старыми друзьями и вспомнить молодость. Он даже специально ради этого приобрел «на развалах» старую электроакустику, изобразив, будто она завалялась у него в запасниках. Но к его удивлению, у Стаса с Михайлом действительно оказалось намерение вернуться в Россию, а Семен продемонстрировал, что страна не оскудела талантами, способными покорять публику.

23.

Марина и кавказцы

   Cвой первый отпуск Марина решила провести снова в N, тем более что Глафира Львовна упорно ее к себе зазывала. Ну, во всяком случае, настойчиво пригласила в таком тоне и словах, что отказаться было невозможно. Впрочем, Марина и не собиралась отказываться. С Глафирой Львовной она чувствовала себя лучше, чем с кем-либо, даром что внешность старой дамы была вовсе не из тех, что Марине нравились. Она никогда не любила толстух, потому что те всегда либо вызывали в ней жалость, либо отталкивали.

   Но Глафира Львовна отчего-то не отталкивала, и на струнку жалости в Марине ухитрялась не нажимать. Возможно, причиной была ее жизнерадостность: ко всем своим болячкам старая дама относилась с юмором и старалась их не демонстрировать. Даже наоборот: о том, что у Глафиры Львовны диабет, Марина узнала далеко не сразу, только когда она стала жить у нее на квартире и заглянула в аптечку с лекарствами.

   – Ну да, – сказала старая дама в ответ на Маринин вопрос. – И что из этого? Ну диабет, подумаешь, трагедия! Не у меня первой, и не у меня последней.

   – Но Вам же сладкое нельзя, а Вы едите!

   – С чего ты взяла, что нельзя? Можно, только понемногу. И даже больше я тебе скажу: совсем лишать себя привычных продуктов не рекомендуется – сбои в организме пойдут. Я и инсулин себе колю в уменьшенной дозировке, чтобы не оказаться в гипогликемической коме, когда я одна. Так что здесь все в порядке, не переживай. Вот с избыточным весом ничего не могу поделать, и, поверь, это меня беспокоит гораздо сильнее.

   На другой день после приезда в N Марина отправилась к знакомому переходу, где пел когда-то Семен. В общем-то, она не надеялась его там увидеть, но ошиблась – он по-прежнему стоял там, разложив кофр с тарелкой для сбора мелочи внутри и играл.

   – Привет! – сказала Марина, подойдя к нему. – Я думала, что ты теперь где-нибудь при ДК и играешь на концертах.

   – Играю, вместе с ребятами, когда приглашают. Но в основном на тусовках, бесплатно. На корпоративы нас не зовут, и на свадьбы с похоронами тоже. Я не «в обойме», чтоб ты знала, и по-прежнему «не формат». Так что как видишь – все по-прежнему.

   – Не совсем по-прежнему, – возразила Марина несколько сердито. – Ты уже звезда Интернета, чтоб ты знал. И твои песни вовсю играет подрастающее поколение.

   – Врешь! – недоверчиво сказал Семен. – не надо меня утешать, я закаленный!

   – Я не утешаю. Уже более 200.000 просмотров.

   – 250.000.

   – Ну вот видишь. Ты сколько новых песен выложил за этот год?

   – Ни одной. Я пытаюсь разобраться с музыкальными программами.

   – Лучше купи эту... как ее... доску с клавишами.

   И Марина изложила ему идею насчет синтезатора.

   – Я подумаю, – сказал Семен хмуро.

   – Тебя что, в музыкальной школе не учили играть на пианино?

   – Фортепиано.

   – Один коленкор. Все говорят, что играть на синтезаторе вообще очень просто. А тебе надо обновлять свой сайт время от времени, напоминать о себе. Фанатов не надо разочаровывать! Они ждут от тебя новых песен.

   – Ладно, считай, что убедила. Приходи завтра, я сегодня полажу по магазинам, посмотрю, что у них есть. А ты на сайтах покопайся.

   – Окей!

   На следующий день, не успела Марина спуститься в переход, к Семену, как к ним подошла группа мужчин из пяти голов, на лицах которых явно прочитывался отпечаток Кавказского региона.

   – Это она, – сказал один из кавказцев, кивнув в сторону Марины. Марина повернулась к ним и решилась их рассмотреть. Четверо были молоды, а пятый, значительно постарше, показался ей отчего-то смутно знакомым.

   – Та-ак, – протянул это самый «постарше», – вот значит, какая ты...

   – Ты чо, Артур! – снова сказал тот же самый кавказец из молодых. И он что-то начал горячо доказывать на непонятном для Марины языке, и из всей его речи она уловила только несколько раз прозвучавшее имя: «Гюльнор». Впрочем, слушала она весьма внимательно, стараясь прочесть по выражению физиономий обоих представителей Кавказа, чего бы все это значило.

   – Ты поняла что-нибудь? – спросил Артур, остро уставившись ей глаза в глаза.

   – Ну, наверное, какая-то Гюльнара будет очень недовольна, что Вы пристаете к русским девушкам, – неуверенно проговорила Марина.

   Кавказцы заухмылялись. Все – и Артур тоже.

   – В корень сморишь, – сказал он беззлобно. – Гульнара действительно была бы сейчас очень недовольна. Но это дело поправимое. Ты ведь работаешь в селе Константиновке, N-ского района? В школе? Учительницей?

   – Да, – подтвердила Марина. Теперь она вспомнила – этого Артура она видела на поминках, на которых Нелька завела себе богатого любовника.

   – Тебе надо уходить оттуда. Это плохое место.

   – И чем же оно плохое? – возмутилась Марина. – У нас директор знаете какой? Он за школу во как болеет! У нас в классах всегда тепло, и учеников кормят... нормально.

   – Там плохо платят.

   – Ну да, – вынуждена была согласиться Марина. – Зарплату задерживают. Прошлой осенью я едва с голоду не загнулась, уже готовилась завернуться в простынку и ползти на кладбище. Но ведь заплатили же в конце-концов! И я ничего, выжила! А в этом году я подстраховалась, уже отложила часть отпускных, чтобы был «золотой запас» на всякий пожарный.

   Лица кавказцев посерьезнели.

   – А хочешь, я тебя выдам замуж? За своего сына? – спросил Артур, помолчав.

   – Не-а, не хочу, – и Марина для убедительности помотала головой. – Он, конечно, нормальный парень, но ...

   – Так ты его знаешь?

   – Конечно же, нет! Откуда? Но вы же не стали бы мне предлагать ничего недостойного!

   Кавказцы снова заухмылялись. Все, кроме Артура.

   – Тебе нет, – произнес он серьезно. – Тогда почему отказываешься?

   – Потому что у меня уже есть парень, – нашлась Марина, вовремя вспомнив, что стоит здесь не одна, а в компании с Семеном. – Вот он.

   – Она и в самом деле твоя девушка? – с интересом спросил его Артур прищурившись.

   – Да, – буркнул тот, судорожно сжимая гриф гитары.

   – Тогда почему ты за нее до сих пор не вступился?

   Семен побледнел, и пальцы его сжали гриф гитары еще сильнее.

   – А разве вы собираетесь нападать? – деланно изумилась Марина, подбоченясь. – Вы разговариваете со мной, с чего вдруг ему мешаться-то?

   – Ну хоть приревновал бы.

   – А есть причина?

   – Мы же тебя сватаем, в конце-концов. Потому что «девушка» – звучит красиво, но «жена» – еще лучше!

   – Ну, вряд ли русская учительница подходящая жена для твоего сына. Зачем Вам такая невестка, из-за которой твоему сыну придется то и дело нарываться на драку с пятерыми молодцами с риском быть убитым или сильно покоцаным? Ты же сам видишь – я языкатая, и не умею глаза в пол опускать, как ваши женщины.

   На лице у Артура промелькнуло восхищение.

   – Я хотел бы что-нибудь для тебя сделать, – произнес он совершенно другим тоном, уже очень-очень серьезным. – Хочешь, тебе всегда зарплату вовремя будут платить?

   – Мне одной?

   – Ну хотя бы.

   – Нельзя. Сами знаете, что люди подумают.

   – А тебе не все равно?

   – Нет, репутация для учительницы – это все. Как люди мне своих детей станут доверять, если обо мне разные сплетни будут ходить? Если Вы хотите доброе дело сделать, то лучше помогите нашей школе! Я в этом году хочу кружок организовать по созданию видео. Нужно бы несколько дополнительных программ докупить, к стандартным, но у школы нет таких денег, а если бы и были, то на такое они не предусмотрены.

   – Есть пиратские, можем достать, – сказал один из молодых кавказцев.

   – Нельзя пиратские, будет большой скандал: школу оштрафуют, а кружок запретят. В общем, если есть возможность, мы бы не отказались от спонсорства.

   – Неужели настолько большая сумма?

   – Для Вас – наверняка нет. Тысяч примерно 50-60, как я предполагаю. Каждая программа стоит относительно недорого, беда том, что их необходимо несколько.

   – Хорошо, – кивнул головой Артур. – Составь список и передай директору школы. Я постараюсь сделать все, что в моих возможностях.

   – Да, кстати, ты не в курсе, где сейчас Нинель? – спросил один из молодых кавказцев, когда они уже уходили.

   – А разве она не с вами? – удивилась Марина.

   – Нет.

   – Тогда, скорее всего, она уехала к себе домой, в свою деревню.

   – Не знал, что ты настолько деловая, – сказал Семен, когда кавказцы ушли.

   – Угу, – немедленно согласилась Марина. – Так пойдем покупать синтезатор, или как?

   – Пойдем. Сегодня я уже все равно играть не смогу – все настроение пропало.

   – Самую крутую доску покупать не стоит. Там слишком много функций, и пока еще мы в них разберемся...

   – А на самый крутой синт у меня все равно нет денег. Поищем необходимый минимум – со входами для перекачки звука и достаточной памятью.

   – Ну и звук чтобы был приличный.

   – Это само собой.

   Семен немного лукавил. Ему хватило бы денег и на крутой синтезатор, даже на самую дорогую в магазине «Ямаху». Но Марине он уже привык несколько доверять, и если та считала, что освоить прикинутый инструмент со многими функциями ему пока не под силу, значит так оно и было. Да и выглядеть слишком богатым он не хотел.

   Марина казалась ему полной загадкой – кто ее знает, что бы она начала о нем думать и в каких намерениях подозревать. Или бы наоборот, решила, что он теперь разбогател и обязан сорить деньгами, а если этого не делает, значит скуп и вообще пройдоха. А денежный запас, пусть небольшой, был Семену теперь совершенно необходим – мало ли как могла повернуться жизнь?

   Вдруг бы их пригласили куда-нибудь поехать, а денег бы на дорогу или на проживание не оказалось – это было бы крупным несчастьем. Или бы дорогостоящие «колонки» сдохли, и пришлось покупать новые вскладчину. Нет, без «подушки безопасности» было никак нельзя!

   Даже ради такой девчонки, как Марина.

   Но потерять ее тоже было бы трагедией – это Семен понимал весьма отчетливо.

   «Не дай бог, еще передумает мне помогать», – вот что пронеслось у него в голове, пока они шли от перехода к Универмагу.

24.

День ВДВ

   Семен действительно даже не заподозрил, что рекламный ролик Янека разошелся по Интернету вовсе не бесплатно. Он же знал, что Янек был когда-то успешным работником рекламы, ну и думал, что тот просто задействовал старые знакомства. Естественно, это так и было, но бесплатно к тому моменту никто из деятелей около-искусства уже не работал.

   Мало того, большинство из этого мира набивало свой кошелек именно на стремлении никому не известных или начинающих певцов прославиться и выбраться наверх. То есть они в наглую продавали свои услуги, а самые бесстыжие еще и обещали при этом чудесный конечный результат. Которого, естественно, не было, и что самое печальное – обещальщики и взымальщики платы об этом прекрасно были осведомлены.

   Впрочем, большинство действовало честно: они объявляли тариф за количество прокрутки песен в эфире, причем за прайм-тайм в разы дороже, чем в какое-нибудь утреннее или ночное время, с чем и столкнулся Семен. Но если у него хватило разума (назовем это опытом) не клюнуть, то другие певцы и даже новорожденные барды шли на такие траты целыми косяками, и выжимались досуха, в надежде, что их услышат и оценят.

   Увы, все они оставались неоцененными и никому не нужными, кроме ближайших родственников и друзей. И хуже всего было то, что даже крутись песни какого-то начинающего певца раз в 10 более интенсивно, и реально нравься он народу, боссы от шоу-бизнеса все равно бы прошли мимо и не стали интересоваться, кто он такой. Потому что шоу-бизнес работал по другим правилам.

   Так что вовсе не случайно большинство из таких начинающих талантов рано или поздно гасли и становились нормальными людьми, занявшись чем-то вполне обыденным. Но это если им везло с родителями, которые имели настойчивость заставить их чадо выучиться в каком-либо ВУЗе или техникуме и получить специальность, с помощью которой можно было бы плавно заместить журавля в небе на синицу в руках. Большинство же начинало участвовать в попойках, курить «марьиванну», а затем и вовсе подсаживалось на более крепкую наркоту и сгорало в этом огне подобно мотылькам-однодневкам.

   Семену как-то повезло не подсесть ни на алкоголь, ни на «дурь» – возможно, его спасло то, что по характеру он был интровертом, то есть одиночкой, и не нуждался в компании. То есть ему и мешало это, и одновременно помогало. Потому что если бы он (как когда-то мечтал) стал играть на свадьбах, то там вероятность спиться усиливалась многократно – выпить за жениха и невесту считалось чуть ли не обязательным. Спастись от этого мог только шофер, однако Семен, как мы знаем, шофером не был, следовательно входил в группу риска, однозначно.

   Скорее всего, спасала его до сих пор наивность – он был до того уверен в собственной талантливости, что долгое время жил в перманентном экстазе ожидания, что вот-вот еще немного – и его счастливая звезда взойдет. Что наступит момент, когда его пригласят, и вот тогда он своего уже не упустит...

   И что же? Момент был, но Семен за него не ухватился – нечто остановило его от того, чтобы сказать «да» и полететь на крыльях ветра туда, куда этот ветер приготовился его взметнуть. Возможно, это была та самая мечта о «чистом высоком искусстве», которой он был до сих пор одержим, а может, еще что-то ему самому неведомое, но факт остается фактом – за шанс, выпадающий только однажды в жизни, он не ухватился, так и оставшись «на дне».

   Потому как пение в переходе для любого певца или музыканта являлось либо платформой к подъему, если он был юн и полон надежд, либо устойчивым местом в мире нищеты, то есть в глазах общества оно мало чем отличалось от места обычного банального попрошайки с протянутой рукой.

   Семен, разумеется, старался не превратиться в такого попрошайку, то есть он исполнял музыку, он не халтурил, бренча на гитаре хоть как-то, чтобы только привлекать людское внимание. Мало того, после появления в его жизни компьютера и возможности выкладывать свое творчество в Интернет он превратил переход в репетиционный зал, с той лишь разницей, что каждую начатую песню исполнял до конца. Но Янеку он сказал чистую правду. То есть он действительно опробывал на публике свой репертуар и некоторые вариации музыкальных композиций собственного сочинения.

   Он обучил Люка еще нескольким трюкам. То есть теперь тот уже умел танцевать не только на задних, но и на передних лапах. Кроме того, вспомнив, что собакен любил кивать головой или мотать ей из стороны в сторону, он начал исполнять с ним во время игры в переходе мини-спектакли, как бы советуясь, что играть. Например спрашивал: «Хочешь, чтобы я сыграл такую-то песню?» и Люк кивал сверху вниз, как бы подтверждая. Если же Семен говорил: «А давай-ка я спою вот это», то Люк изображал несогласие, качая головой как бы «нет».

   Все это привлекало публику, и монеты люди бросали щедрее. Поэтому и на рекламную компанию с Янеком Семен согласился не сопротивляясь. В ее эффективность он не верил ни минуты, по отчего бы было не попробовать?

   К его удивлению, прослушивание в Интернете его песен резко возросло, как и копирование их по разным «пиратским» сайтам. Читал он о себе и отзывы в газетах, знал и об объявлениях насчет корпоративов, которые давали Янек со Стасом. И корпоративы случались – не так часто, как бы им хотелось, но все же их иногда звали. Жалко только, что платили немного – они не были звездами, очередь на их выступления по-прежнему отсутствовала, и поднять тариф было невозможно. Так утверждал Стас, и не верить ему у Семена оснований не было.

   Между тем настало лето, пришел июль, а вместе с июлем в жизни Семена снова появилась Марина. Она вновь приехала подзаработать, вновь остановилась у неизвестной Семену Глафиры Львовны, и в первый же свободный от работы день возникла в переходе, в котором играл Семен. Он был рад ей неимоверно – просто рад, тем более что ему было на этот раз чем похвалиться, и рассказать о своих успехах в освоении компьютерных музыкальных программ.

   Впрочем, идея Марины насчет покупки синтезатора показалась ему перспективной, тем более что какие-то сведения по игре на фортепьяно у него в голове еще оставались со времен музыкальной школы, и на клавиши нажимать он хоть как-то, но умел. Поэтому синтезатор был куплен – выбирали они вдвоем, по соотношению цена-качество.

   Семену опять повезло: фирма «Cassio» как раз выпустила линейку новой продукции, и широко ее рекламировало путем доступных цен. Они выбрали инструмент, в котором имелся вход для флешки с дополнительной памятью, куда можно было загружать с компьютера минусовки и наоборот – записывать мелодии, набранные на синтезаторе, так что после его выключения они сохранялись столько, сколько было необходимо музыканту.

   То, что Марина появлялась в переходе через день, тоже было на руку Семену – как ни хорош был синтезатор, но сам, без музыканта, он не играл. Его требовалось сначала освоить, а на это нужно было не просто время, а возможность побыть с инструментом один на один.

   А затем наступил момент, когда Янек снова решил, что пора напомнить Интернет-пользователям о существовании Семена. Было 2 августа, стояла хорошая погода, и Семен как обычно направился к своему привычному месту «работы». Однако в тот день ему это не удалось. Не успел он начать спускаться по лестнице, как путь ему перегородили четверо парней в тельняшках с голубыми беретами на головах. И вид у них был весьма решительный.

   «И дернула же меня нелегкая сегодня выйти, – похолодел Семен. – Сегодня же день ВДВ, надо было остаться дома...»

   Впрочем, на лице у него не дрогнул ни один мускул, так что прочесть, что он там подумал, было невозможно.

   Тем более что за годы своего стояния в этом переходе он несколько привык к придиркам, наездам и прочим попыткам как-то на него повлиять. Ну и поведение Люка успокаивало – собакен явно не казался взволнованным. Следовательно, четверка бывших десантников враждебных намерений не имела – по крайней мере, пока.

   Максимум, что могло бы быть – это попытка его напоить в честь их праздника. Но от подобной чести Семен как-то уже научился уклоняться без уколов по самолюбию угощавших – у него была железная отмазка про больную печень и перенесенную по поводу нее операцию.

   Так что главным было – это повести себя так, чтобы враждебные намерения у бывших вояк не возникли после, ненароком. То есть вследствие какого-то глупого слова Семена.

   – Я вообще-то на работу иду, – кинул он пробный шар.

   – Работа подождет, сегодня праздник, – небрежно отвечал тот из четверых, который стоял в центре подошедшего квартета. – Ты, кажется, тоже в армии служил?

   – Да, – отвечал Семен с внутренним облегчением, потому что в тоне у вопрошавшего не было желания его задеть или подначить. – Но не в ВДВ. Чего не было, того не было, врать не стану.

   – Ага, в казаках, значит? – сказал с деланным простодушием самый крайний из четверки.

   – Далось всем это казачество! – отвечал ему в тон Семен, слегка поморщившись. – Я просто Семен, и никак иначе. А служил я в авиации.

   – Да ну?! – изобразил удивление парень справа. – Летчик, значит?

   – Нет, я из обслуги.

   Говорить про службу в роте охраны он никогда не любил, тем более неловко бы это прозвучало перед парнями, которые, судя по возрасту, явно могли бы быть из «афганцев».

   – У нас в отряде некоторых посылали в Югославию, но это было еще до меня, я не застал.

   – Да ладно, не парься, – снова вполне мирно сказал тот из четверых, что был в центре. – Ты поешь хорошо, да и гитара при тебе. Подыграешь?

   – Ну-у, – неопределенно протянул Семен. – только денег не предлагать, все равно не возьму. Где присядем?

   – Да вот хоть тут, на парапете.

   «Парапетом» была названа гранитная стена, ограждавшая ступеньки, ведущие вниз перехода. Семен уселся поудобнее, двое ВДВ-шников сели рядом с ним, и двое остались стоять. И начался концерт, который затянулся на полчаса. Семен и играл, и пел вместе с мужиками – сначала на этом месте, а затем они перешли к фонтану неподалеку и посидели там.

   Они спели знаменитую «Синеву», «Кукушку», и многое другое. Под конец ВДВ-шники попросили Семена спеть одну из его песен – ту самую, где пелось о прощании с любимой, и в последнем куплете к нему присоединились двое из них:

   Опять в тиши полночных звезд

   Я вспоминаю о тебе,

   И первую весну, и дождь,

   И наши встречи на заре.

   Получилось красиво – прозвучало вполне. Когда же песня закончилась, Семен глянул, наконец, по сторонам... И что же он увидел? Напротив фонтана стоял некто с видеокамерой и в наглую их снимал!

   – Ну, я пошел, – сказал Семен, поднимаясь. – Мне пора, ребята, честное слово!

   Четверка ВДВ-шников также встала, они пожали ему руку, и ушли, предоставив ему полную возможность вложить гитару в кофр и дойти, наконец, до перехода. А придя домой, он обнаружил на своей голове голубой берет десантника – кто-то из четверых ему его-таки надел. И возвращать теперь было некому – ни имен, ни адресов Семен, естественно, ни у кого из бывших «афганцев» не спросил.

   – Я думаю, это подарок, – сказала Марина. – Кстати, ты видел? Тебя показывали по местному телевидению.

   – Когда? – изумился Семен. – И почему я об этом ничего не знаю?

   – В «Новостях», посвященных Дню десантника. Целых три минуты. В этом берете ты очень эффектно смотрелся. Очень! Особенно когда они вместе с тобой пели твою песню.

   А потом ему позвонил Янек и предложил посмотреть по тому же каналу повтор сюжета, уже расширенный.

   – Ну я предложил тебя снять, что тут такого? – признался он.

   – Значит, «афганцами» были ряженые? – гневу Семена не было предела.

   – Нет, «афганцы» были настоящими, – успокоил его Янек. – Я просто предложил одному из них познакомить их с тобой, сказав, где тебя можно поймать и когда... Да что ты взъерошился? Твои песни реально нравятся многим. Ты думаешь, что я смог бы заставить тех, кто прошел войну, и кто был под пулями, выучить тот куплет, который они с тобой спели? Или все то, что они тебе сказали? Чувак, есть вещи, которые невозможны!

   – А если бы ничего не вышло???

   – А если бы ничего не вышло, тогда бы и сюжета такого в новостях бы не было. Не бойся, я просматривал материал перед тем, как его собирались выпускать в эфир – все было чин-чинарем.