Текст книги "Чужие лица (СИ)"
Автор книги: Ирина Рэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Вижу, что у тебя все серьезно… Когда вернетесь, приезжайте к нам тоже. Соня часто спрашивает о тебе.
Напоминание о сестре заставляет Мирона улыбнуться.
– Договорились. Уверен, что Леся и Павел не будут против знакомства с вами.
Вернувшись в свой кабинет, Полунин продолжает улыбаться. Все складывается наилучшим образом – он и сам хотел, чтобы его близкие встретились, но не знал, как это устроить. Когда-нибудь, когда Мирон будет готов сделать предложение, а Олеся – на него согласиться, им будет приятно видеть родных вместе, ведь брак – это не просто союз двоих людей, но и слияние родов.
***
Никита резко застегивает молнию на куртке и нахлобучивает шапку, смотрит на сестру, которая продолжает копошиться. Той не нужно ничего искать – выбор вещей ограничен теми, что в наличии, но ей нужно унять нервное беспокойство, поэтому она продолжает искать какой-то предмет, который и сама не знает, как выглядит.
– Нельзя заставлять их ждать, они могут и передумать брать нас к себе, – то ли издевается, то ли зло шутит. Это его способ борьбы с волнением, и Вика об этом прекрасно знает.
– Смейся-смейся, милый братец, из-за такого пустяка они не будут переживать, тем более, что дядя Слава и сам может опоздать, в городе наверняка снова пробки, снег с самого утра валит.
Никите становится жарко в одежде, и он снимает с себя шапку и расстегивает куртку.
– Вот почему ты такая рассудительная? Я даже подколоть тебя не могу нормально, – подходит к сестре и обнимает ее за плечи, стараясь не касаться головы. – И вообще, когда он там уже приедет? Хочется уже покончить со всем этим.
– Ты так говоришь, как будто у тебя здесь куча дел, – фыркает Вика. – Меня больше волнует, как меня стричь сегодня будут. Я из-за этого начинаю нервничать…
– Тетя Света обещала, что парикмахерская закроется, чтобы нам было комфо… – слова обрывает стук в дверь.
Слава слышит девичье «да» и засовывает голову в приоткрытую щель, находит взглядом ребят.
– Привет, вы готовы ехать?
Вика натягивает верхнюю одежду, пока ее брат берет сумку, подходит к Теплову и отвечает на рукопожатие.
– Извините, Вика долго собиралась.
– Не рассказывай, я знаю, что такое женские сборы, – улыбается Слава и пропускает подростков вперед. – Света мне уже телефон оборвала, так ждет вас, а я, как назло, сегодня застрял на «кольце». Лишь когда снегоуборщики проехали, стало более-менее свободно.
Спустившись к машине, заняв заднее сидение, ребята пристегнулись и приготовились к поездке по городу. Сегодня им предстояло не только посетить место работы будущей мамы, но и квартиру Тепловых. О ночевке пока никто не говорил, но было принято решение взять с собой некоторые вещи, которые позволили бы Черных чувствовать себя увереннее в незнакомой обстановке. Необходимости в них не было – Света уже «скупила половину магазинов», надеясь порадовать детей – только психологический момент.
Мелькающий за окнами машины город утопает в мягком белоснежном кружеве, дворники сметают с лобового стекла падающий снег, не давая ему полностью растаять на теплой поверхности.
– Почему так много автомобилей? Разве люди не должны быть на работе в это время? – Славе нравится наивность девочки, но порой ее вопросы ставят в тупик.
– Работа – это не всегда офис или завод, – пожимает плечами, бросая взгляд в зеркало заднего вида. – Вы обедали?
– Да, не стали отказываться, ведь не знали, когда точно вы приедете, – Никита трет лоб, снимает шапку, в которой становится жарко.
Вике хочется добавить, что давали на обед, но она прикусывает кончик языка и молчит, вдруг мужчине за рулем это неинтересно.
– И что давали? – в противовес спрашивает объект ее мыслей.
– Борщ, котлету с морковным пюре – гадость, – кривится, – и чай с плюшкой, – выпаливает девочка на одном дыхании.
– Я бы сейчас не отказался даже от морковного пюре, с утра ничего не ел, – смеется Слава. – А хотите, закажу пиццу? Как раз ее привезут к нашему приезду.
Подростки радостно кивают. Дети, в отличие от взрослых, всегда рады тому, что имеют. Особенно те, у которых мало что есть. Слава тянется к телефону и звонит в службу доставки, поговорив с оператором, снова смотрит на сидящих сзади ребят. Наверно, только сейчас он начинает осознавать, что скоро у него будет двое детей.
***
– Ну, и где они? – Света уже искусала все губы в ожидании.
Олеся, которая полдня наблюдает за волнением подруги, пытается успокоить ее ромашковым чаем.
– Слава же тебе сказал, что едут, значит, скоро будут, – бросает взгляд на часы. В зале непривычно тихо и пусто.
– Даже пиццу уже привезли, а их все нет, – заламывает руки, из которых не выпускает телефон.
Дверь в парикмахерскую открывается. Стряхнув с шапки снег, входит Пашка.
– Мы закрыты, – произносит Елена, но узнав сына Олеси, ойкает, – как ты вырос! Жених!
Младший Войтович стягивает с себя рюкзак, верхнюю одежду и кидает их на диванчик в холле.
– Здрасти, тетя Лена, тетя Света. Мам, тебе долго еще? Чайник горячий? Я так замерз, пока дошел от метро, – Пашка дышит на замерзшие пальцы, подходит к женщинам и замечает волнение на их лицах. – Эй, все в порядке?
– Да, просто важные клиенты опаздывают, – Олеся подталкивает сына к раковине, – вымой руки и садись за стол, к чаю найдешь печенье.
Пашка косится на стопку коробок, от которых идет аппетитный запах пиццы, но молчит. Если мама сказала, что печенье, значит, будет печенье. А на пиццу он Мирона уговорит вечером. Даже супергерои становятся круче, если наблюдать за их подвигами под «вкусняшки».
– Лесь, да пусть ребенок поест нормально, – вмешивается Света. – Здесь на всех хватит.
– Спасибо, тетя Света, – довольно улыбается Пашка, наливает себе чай, открывает верхнюю коробку и тянет на себя кусок мясной пиццы. – Вкуснотища, – жует, облизывает пальцы и снова кусает. – Надо к вам чаще приезжать.
Олеся смеется, глядя на сына.
– Просто ты иногда не слушаешь мать, я же говорила, что к нам сегодня собираются дети Славы и Светы, – снова открывается дверь, – вот и они, кажется.
В парикмахерской становится на троих человек больше. Елена, поприветствовав вошедших, начинает собираться, она ранее обговорила с хозяйкой, что уйдет пораньше, раз других клиентов не планируется. Закрыв за ней дверь, Света начинает показывать подросткам свои «владения», рассказывая, что и как здесь устроено. Слава, оставив детей на попечение жены, забирает их куртки, вешает в шкаф, моет руки и идет в кухню, где натыкается на жующего Пашку, здоровается с ним и наливает себе кофе. Олеся, которой передалось волнение Светы, начинает суетиться, размышляет, кого будет стричь первым, а подростки, попав в новую для них среду, внутренне зажимаются, кивают в положенных местах и молчат. Только подойдя к кухне и увидев там Пашку, Никита отмирает.
– Ты!
Войтович, никак не ожидавший этой встречи, отставляет кружку и прекращает разговор с дядей Славой. Смотрит на Черных выжидательно, замечает стоящую за ним девчонку, переводит взгляд на мать.
– Серьезно? – копируя жест Мирона, приподнимает бровь.
Олеся строго смотрит на сына.
– Паша, это Никита и Вика Черных, скоро они станут членами семьи Тепловых. А это Паша Войтович – мой сын. Вы видели его на футбольном матче осенью…
Света, не понимая враждебных взглядов, которыми обмениваются юноши, предлагает присоединиться к чаепитию, а уже после сделать стрижку.
Никита смотрит на будущую мать и старается унять волну злости, что поднимается откуда-то изнутри. Он не будет устраивать некрасивых сцен, он умеет вести себя культурно. То, что однажды задевший его парень оказался знакомым Тепловых – простая случайность.
– Тетя Света, я не очень хочу есть, лучше покормите Вику, а я пока подстригусь, – не то, чтобы ему хотелось оставлять сестру наедине с Пашей, но он знает, что при взрослых тот ее не обидит. Нужно поскорее покинуть парикмахерскую и забыть об этой встрече, как о досадном случае.
Подготовив клиента, Олеся слышит звонок, крикнув Свете, что откроет, распахивает дверь перед Мироном, который тут же обнимает ее и целует в губы. От него веет морозным воздухом улицы, табаком и одеколоном, а она ловит себя на мысли, что готова дышать этой смесью бесконечно.
– Лисенок, что с твоим телефоном? Я уже полчаса не могу дозвониться и сказать, что приеду пораньше. Павел успел добраться?
Пропустив Полунина и снова заперев дверь, Олеся возвращается к оставленному подростку, отвечая на ходу.
– Телефон… В сумке. Не слышала. Прости. Пашка успел, в кухне все сидят, а я только начинаю стричь Никиту.
– Здравствуйте, Мирон Андреевич, – здоровается подросток, пожимая протянутую руку спонсору. Он уважает этого человека, хочет быть таким же успешным, и, вообще, рад его появлению. То, что у него отношения с матерью Паши, удивляет, но лишь поначалу. Присмотревшись, парень замечает, что между ними сквозят настоящие чувства, такие нельзя изобразить.
– Можно просто Мирон, – снимает пальто, кладет рядом с вещами Пашки, – мы же не в детском доме. Как твои тренировки? Антон Владимирович не сильно гоняет?
Черных ухмыляется.
– Как надо. Он тренер от Бога.
Олеся снова встает позади парня и трогает его волосы, определяясь с будущей прической. Конечно, она выслушает пожелания Никиты, но и самой хочется понять, что тому подойдет лучше всего.
– А ты планируешь продолжать играть в футбол после того, как переедешь к Тепловым? – для Мирона, похоже, это уже решенный момент.
– Да, попробую пробиться в юношеский состав, но если не смогу, то пойду в университет.
– В любом случае иди. Высшее образование в наше время – необходимость, – наставительно замечает Полунин, не переставая смотреть на руки Олеси. Ему хочется, чтобы они трогали его, а не Никиту, но это желание приходится спрятать поглубже, оставив до более подходящих времен.
– Как ты хочешь стричься? – вступает в разговор мастер.
Никита бросает взгляд на Мирона и кивает.
– Можно как его?
Олеся растерянно переводит взгляд на Полунина, потом снова смотрит на парня.
– Уверен? Просто я могу тебе сделать красивую и модную стрижку, бритые виски, рисунок…
– Нет, не надо ничего. Побрейте машинкой просто, – настаивает Никита. Неизвестно, сможет ли он когда-нибудь стать богатым, как Мирон, но сейчас он может быть на него чуточку похожим. Да и время сэкономит, что немаловажно.
– Не буду вам мешать, – Полунин, поняв ход мыслей юноши, уходит в кухню, где здоровается со всеми, садится рядом с Пашкой и принимает свою чашку с чаем. Спустя двадцать минут к ним присоединяются Олеся и Никита. На пару секунд в кухне замолкает разговор.
– Мам, может, мне тоже побриться? – спрашивает Пашка. – Модная нынче тема, я смотрю…
– Павел! – останавливает его Мирон, под чьим взглядом тот сразу затихает.
– Мне нравится, – говорит Слава. – Голове легко. Вика, ты – следующая. Идешь?
Девочка, которая за столом не проронила ни слова, а все время жалась к Свете, нервно дергается и встает.
– Ники, пойдем со мной.
– Да, конечно, – отвечает брат и ведет ее к креслу, в котором недавно сидел.
Олеся старается унять снова поднявшееся волнение, помня о том, что клиентке не нравятся чужие прикосновения к волосам. Это заметно по ее прическе, точнее, по ее полному отсутствию.
– Я начну, а ты, если совсем будет тяжело, скажи. И я сразу остановлюсь. Если тебе будет проще, можешь закрыть глаза.
– Можно меня Никита будет держать за руку? – Вика боится, это слышно по голосу и видно по сцепленным рукам.
– Конечно…
Ножницы еще никогда не порхали так быстро у Олеси в руках, она торопится выровнять волосы девочки, но их так много, что она не успевает – по щекам Вики крупными каплями срываются слезы, а сдерживаемые рыдания прорываются наружу.
– Боже… Стоп! – Олеся смотрит на сжавшего губы Никиту и его сестру. – Что же ты молчишь? Так же нельзя…
– У нее всегда так… – пытается вступиться подросток. – Поэтому она ненавидит парикмахеров.
Вика пугается реакции Олеси, широко распахивает глаза.
– Я вас не ненавижу…
Олеся тяжело вздыхает, проводит рукой по своим волосам. Сделать осталось не так уж много, но и оставлять все так – нельзя.
– Если я дам машинку для бритья Никите, ты не будешь плакать?
– Брить ее как меня? – в шоке спрашивает юноша.
– Не буду, – одновременно обещает Вика.
Олеся убирает ножницы, меняет насадку на машинке и дает ее Никите.
– Правую сторону не трогаем, только левую. До этого уровня, – показывает в воздухе. – Креативная асимметрия.
Работать вот так приходится впервые – Олеся держит руку Никиты, а тот – станок, его пальцы крепко обхватывают предмет, потому что он боится навредить сестре. Та же сидит более спокойно – с любопытством смотрит на то, как часть волос падает на пол, открывая аккуратное ушко.
Когда все готово, из кухни выходят Слава и Света, которая не может поверить своим глазам. Оба ее ребенка теперь бритые: один – полностью, другая – на треть головы.
– Это был единственный вариант закончить, – извиняюще объясняет Олеся, отпуская Вику и начиная подметать пол.
– Мне нравится, – говорит девочка, рассматривая себя в зеркале. О пролитых слезах уже никто не вспоминает.
– Это главное, да? – Теплов вопросительно смотрит на жену и ободряюще ей улыбается. Та кивает, не в силах ничего ответить. – Что ж, раз все дела сделаны, предлагаю по домам. Остатки пиццы можно разделить и взять с собой.
Пока взрослые собираются, трое подростков ждут у дверей. Пашка, который успел переговорить с Мироном наедине, нервно подтягивает лямку рюкзака. Решившись, обращается к Никите.
– Извини, что я тогда… в раздевалке… – почесав затылок, сдвигает шапку на глаза, поправляет ее.
– Тебя Мирон попросил извиниться? – Никита смотрит из-под бровей, по инерции спрятав Вику за спину.
Паша переминается с ноги на ногу.
– Нет. Мы просто поговорили. Он объяснил, что я был неправ, да я и сам это понял… В общем, наши родители дружат, так что и нам, скорее всего, придется общаться. Я не хочу, чтобы они расстраивались из-за того, что мы враждуем.
– Мы можем не дружить, но пересекаться нам все равно придется, – Вика трогает брата за плечо. Она озвучивает очевидное, но Никите это все равно не нравится.
– Короче, если передумаешь, то я открыт для общения, – Войтович уже и сам не рад, что сложилось вот так. Тогда он действовал на адреналине, а сейчас пожинает плоды. С другой стороны, он и знать не мог, что судьба сведет его с Черных снова, а об их непростой истории – и подавно.
– Готовы, молодежь? – Слава открывает дверь, впуская в помещение холодный декабрьский воздух. Парикмахерская пустеет. Мирон открывает дверь автомобиля перед Олесей, Слава помогает Вике и Свете, а Никита, какое-то время просто стоявший рядом с машиной Тепловых, подходит к Паше и протягивает руку, тот ее пожимает и широко улыбается. Эти простые действия становятся началом большой дружбы. Ее бы не было, если бы не наличие трех слагаемых: дельного совета, правильного решения и прощения.
***
Мирон поворачивает голову и смотрит на Пашку, который увлеченно следит за перипетиями марвеловских героев. Ощутив на себе чужой взгляд, подросток отрывается от экрана и видит, что Олеся уснула на плече Полунина.
– Ты можешь расстелить диван? Я ее перенесу, – шепотом.
Подросток кивает, останавливает кино и сгоняет с маминого дивана Мишку. Та недовольно мяукает, но послушно спрыгивает на пол, а затем перемещается на шкаф, откуда все видно. Когда постель готова, Мирон укладывает на нее Олесю, а затем накрывает.
– Будешь досматривать со мной? – тихо спрашивает Пашка. Ему не хочется спать, как и оставаться в одиночестве.
– Я планировал остаться, – Мирон трет затылок.
Пашка радостно улыбается и снова включает фильм, приглушив звук. Закончив киномарафон после полуночи, подросток засыпает на своем диване, а Мирон – рядом с Олесей, обняв ее со спины, как и мечтал днем. Пусть телу хочется большего, душе более чем достаточно – не тесно, а тепло и очень спокойно.
22
– 22 -
Снова бегут по небу облака,
Мягкими перьями белыми укрывая собой города.
В этих районах мы скроемся наверняка.
Наши сердца не разлучит никто, никогда. Никогда.
Burito – Штрихи
Это утро удивительным образом отличается от предыдущего – Пашка просыпается сам за пять минут до будильника. Выключает тот за ненадобностью, соскальзывает с кровати, поднимает упавшее на пол одеяло и тихо одевается. На диване матери – клубок из подушек, одеяла и двоих людей. Мирон, почувствовав чужой взгляд, приоткрывает глаза, осторожно кивает в знак приветствия – боится задеть Олесю, чья голова покоится на плече. Вслушивается в ее спокойное дыхание, убеждаясь, что та все так же крепко спит, приподнимает бровь с немым вопросом «который час». Пашка подходит ближе, демонстрирует экран телефона с цифрой восемь, на что Мирон снова чуть заметно и благодарно кивает. Подросток отходит, продолжив собираться в школу, кормит кошку и, все так же стараясь не шуметь, выходит на улицу. Полунин же, решив, что может поспать еще немного, снова закрывает глаза и чуть крепче сжимает женщину в своих руках.
Олеся просыпается от ощущения жара и объятий. Никакого личного пространства, они с Мироном делят его на двоих. Пашкина кровать пуста, Мишка дремлет на подушке сына. Женщина пытается аккуратно выбраться из горячих рук, чтобы посмотреть на время – у нее выходной, а Мирону сегодня на работу, и будет нехорошо, если он проспит. Свет от окна не помогает определиться – сумрачно. Не получается слезть с дивана незаметно – мужчина, почувствовав движение, просыпается.
– Доброе утро, – тянется всем телом и водит затекшими мышцами предплечья. Сущая ерунда по сравнению с тем, что можно лежать вот так, тесно прижавшись.
– Доброе. Я вчера уснула, да? – Олеся чуть морщится от того, как хрипло звучит ее голос.
– Мг-хм, – утвердительно.
– И тебе пришлось меня переносить? Какой стыд, – Войтович закрывает глаза руками, но ненадолго – Мирон отводит их, пытаясь понять причины ее беспокойства.
– Перестань, ты вчера перенервничала, и то, что уснула, вполне естественно. И ты не такая уж тяжелая, как думаешь. – Олеся снова поражается его умению читать мысли, у нее так не получается. – Пашка проснулся вовремя и уже ушел в школу, а я решил провести это утро с тобой, работа никуда не убежит.
– Не волк? – вспомнив поговорку.
– Точно, – улыбается Мирон и снова крепко обнимает любимую женщину, притираясь к ее бедру утренним возбуждением.
– Кажется, у тебя там… – Олеся крутит указательным пальцем в воздухе, чувствуя, как щеки заливает румянец.
Мирон негромко смеется и еще теснее притирается, беззастенчиво целует в шею, наслаждаясь такой желанной близостью.
– Называй своими словами, лисенок. Это доказательство моего желания. У тебя, конечно, оно не может быть так явно выражено, но все же, надеюсь, имеется.
Олеся прячет лицо, тычет носом куда-то под ухом мужчины – там вкусно пахнет одеколоном с древесными нотками, хоть никогда не отрывайся. Небольшая щетина колет кожу, что лишь добавляет ощущений. И все же…
– Не люблю заниматься сексом сразу после сна – мне надо, по меньшей мере, посетить туалет и ванную. А еще лучше выпить чашку кофе, чтобы окончательно проснуться.
Олеся понимает, что дразнит Мирона, но ничего не может с собой поделать. Ей и так очень непривычно было проснуться рядом с ним дома, ей требуется хотя бы пять минут передышки, побыть одной, чтобы собраться с мыслями, убедиться в реальности происходящего.
Полунин помнит прошлое утро наедине – тогда Олесе ничего не мешало, значит, дело не в гигиене, точнее, не только в ней. Он осторожно отстраняется и встает, выпуская женщину из постели.
– Иди первая, я пока кофе сварю.
– И не предложишь потереть спинку? – снова дразнит, испытывая то ли на прочность, то ли на терпение. Он отпускает ее, а значит, понимает, что ей нужно.
– Ну, мы же взрослые люди и понимаем, что секс под водой – не так уж удобно, да и я уже обещал тебе кофе, – пожимает плечами Мирон, трогая пятками холодный пол и наблюдая, как Олеся достает из шкафа полотенце и комплект белья. Ему самому не хочется надевать вчерашние брюки, но, за отсутствием чего-то другого, приходится.
Когда Олеся заходит в кухню, ее ждет чашка с дымящимся напитком и пожаренный в молоке и яйце сладкий батон.
– Не помню, когда сама делала такой завтрак, а ведь раньше любила, – Олеся принимается за еду, наблюдая за гостем, который, как оказалось, уже довольно неплохо освоился в ее кухне. Почему-то этот факт не напрягает.
– Просто это единственное, что я могу сделать, – извиняющимся тоном отвечает Мирон, уже допивая свой кофе. Есть не хочется. Его голод не имеет отношения к еде. Любуется Олесей, которую не портят даже мокрые волосы и безразмерная длинная футболка, запоминает образ. Не ждет, когда она доест, идет в ванную, чтобы встать под прохладные струи, остужая свое желание. Не должен наседать, знает, но как это непросто. Возвращается в комнату спустя десять минут, брюки в руках, на бедрах влажное полотенце.
Олеся сидит на диване с ногами, прикусывает нижнюю губу и смотрит на Полунина, ожидая от него действий. Корит себя за собственную трусость. Боится.
– Я все испортила, да?
Мирон садится рядом, обнимает за плечи.
– Не выдумывай. У тебя есть причины сомневаться, а у меня – желание ждать столько, сколько понадобится. Я так долго находился в состоянии поиска, что еще немного времени не сделает погоды. Достаточно того, что я нашел ту, кого хотел встретить.
Олеся благодарно целует Мирона. Движения губ ускоряются – обоим становится сложно себя сдерживать. Рвется изнутри то, что можно сказать языком тела.
Он помогает ей снять футболку и белье, скидывает свое полотенце, наслаждаясь ощущением обнаженной кожи, запахом геля для душа, вкусом губ Олеси. Ложатся на смятые простыни, не чувствуя дискомфорта от складок.
– Хочу тебя без всего, – озвучивает свое желание Мирон. Говорит прямо, не лишая выбора.
Она удивлена предложению. Что скрывать, ей тоже хотелось бы почувствовать партнера без защиты, полностью отдаться ощущениям, но голос разума напоминает о последствиях.
– Я… здорова, но…
Мирон ловит ее неуверенность, понимает причины, разглаживает большим пальцем складочку на лбу, жарко шепчет, глядя в глаза:
– И я здоров. Мне ни с кем не хотелось так, только с тобой. Обещаю, что успею прервать акт вовремя. Доверься мне.
Олесе хочется ему довериться. И доверять тоже. Разве этого еще не произошло? Ей нравится мысль, что для Мирона она особенная, поэтому она решается и дает свое согласие.
Он окрылен. Желание прокатывается по телу теплой волной, провоцируя его снова и снова ласкать и дарить нежность партнерше. Та уже ничего не соображает от обрушившегося на нее шквала касаний, поцелуев и неги. Ей так хорошо, что она тоже хочет поделиться с ним своим удовольствием, опускается ниже, позволяя Мирону брать ее рот. Это с бывшим мужем было обязательной частью программы. С Полуниным – добровольный кайф от ощущения собственной власти, от вкуса и тяжести на языке потемневшей головки, от реакции мужчины в виде сбившегося дыхания и короткого рыка. Это с бывшим мужем, который не рассчитывал амплитуды – боль на губах и рвотные позывы, с нынешним партнером – мягкость, страсть и ощущение теплой руки на затылке, аккуратно собирающей еще не до конца высохшие волосы.
Мирон уходит в нирвану, чувствует, что уже на грани, отстраняется. Он обязательно в другой раз дойдет с Олесей до конца, наблюдая, как на ее губы падают тяжелые белесые капли, но не сейчас. Ему слишком хочется оказаться внутри, почувствовать тесноту и тепло гладких влажных стенок, то, как Олеся сжимает и расслабляет мышцы, кажется, вытаскивая из него душу. Ему хочется стать с ней одним целым, как бы банально это не звучало. Хотя бы на время.
Олеся чувствует, как рука Мирона опускается между ее ног, пальцы раздвигают нежные складки, окунаются в глубину, вырывая короткий стон. Она сильнее разводит ноги, позволяя ему хозяйничать у себя в самом укромном месте, ловит волны удовольствия и приподнимает бедра. Ей хочется большего.
Мирон понимает, что не только он скользит на грани, входит в партнершу, не переставая любоваться ее потемневшим взглядом, открытой шеей, грудью. Первые несколько толчков плавные, проверяющие на готовность, дразнящие и срывающие тормоза. Больше нет его и ее, есть они – меняющие позы, но не перестающие часто дышать, трогать, терзать друг друга. Готовые сорваться в пропасть. Оголенные нервы натянулись до предела. Мирон усиливает напор, проникая до самого нутра, вбивается быстро и методично, доводит Олесю до края и отпускает, позволяя ей падать в удовольствие, срывается следом, жалея, что не может остаться внутри. Толкается в свой кулак, выплескиваясь на живот партнерши, падает рядом, чувствуя блаженную эйфорию и легкость.
В голове ни одной мысли, только слышно, как сердце стучит в грудной клетке, а затем к нему прибавляется еще одно – близко. Олеся смотрит на лежащего справа Мирона, кончиками пальцев трогает его семя – вязкое, густое, но не вызывающее желание смыть как можно скорее, напротив.
– Успел…
– Я стараюсь выполнять свои обещания, – реальность возвращается с голосом любимой – неплохой вариант. Мирон снова обнимает Олесю, ему недостаточно того, что было секунды назад. Хорошо, но мало. Никогда не будет много.
– А если когда-нибудь… – мнется.
Он снова угадывает ее страхи, разбивает их на осколки.
– Хочу ли я от тебя детей? Да. Но только когда и ты будешь готова перенести наши отношения на новый уровень. Это же касается и свадьбы… Ты пойми, я не буду тебя неволить, но и все зависящее сделаю, чтобы у тебя желания уйти не возникло даже. Ты – моя женщина. Для меня твои страхи – это… знаешь, когда утром воду включаешь – и сначала идет холодная, нужно немного подождать, чтобы она прогрелась в трубах. Так и у нас. Я дождусь, когда ты поймешь, что все серьезно.
Олеся прикрывает глаза, прячась от такой откровенности. Ей приятно это слышать, что скрывать? Но жизненный опыт советует не торопиться, оставить пути к отступлению, если понадобится. Неудачные отношения сформировали комплексы, накормили личных тараканов до отвала. Неудачный брак не так просто забыть, но и цепляться за него тоже не стоит.
– Я снова это скажу, но мне опять нужно в ванную, – шепчет Олеся.
– Подожди, – Мирон соскакивает с дивана, скрывается за дверью, а затем возвращается с мокрым полотенцем. Садится рядом, с некоторым сожалением стирает с Олеси свои «следы». – Вот так… Теперь можешь еще поспать, если хочешь, – укрывает одеялом.
– А ты?
– Та, что не волк, не убежала в лес, но и никуда не делась. Поеду домой, переоденусь, и в офис. А вечером вернусь, если будешь ждать.
Олеся кивает.
– Буду. Приготовлю что-нибудь вкусное, пирог испеку. Днем хочу заехать на Наличную – проверить ход ремонта, и свободна.
Мирон, уже почти полностью одетый, хмурится.
– Не хочу, чтобы ты делала это одна. Подожди меня, вечером съездим вместе.
Олеся соглашается, все же приятно, что какие-то вещи ей больше не придется решать самой.
Подарив еще один поцелуй на прощание, Мирон выходит на улицу. Стоя у разогревающейся машины, курит, смотрит на уже ставшие родными окна, не чувствуя холода позднего морозного утра. Когда на душе тепло, нет причин в чем-то обвинять погоду.
***
Утро переходит в день, уроки чередуются переменами, но какие-то вещи остаются неизменными.
– Не поверишь, кого я вчера в салоне у матери встретил, – Пашка сплевывает на ледяную корку под ногами и снова затягивается. Изморозь на кирпичной кладке закрыла непристойную надпись, оставленную в прошлом году одноклассником.
– Ну, – Якунин, в отличие от Войтович, смотрит на окна школы, стекла украшены вырезанными снежинками, кое-где мелькают гирлянды.
Отковырнуть лед со стены получается плохо – на улице около двадцати градусов ниже нуля.
– Никиту, помнишь, в раздевалке, осенью. Его с сестрой, как оказалось, хотят к себе взять мамины друзья. То есть нам по-любому придется общаться.
Сашка отрывает взгляд от украшений, присвистывает.
– Прикольно. Будете с ним лучшими друзьями, а бедный Саня останется не у дел.
Пашка оставляет свое бессмысленное занятие и толкает Якунина в плечо.
– Да пошел ты!
– Вот! Я об этом и говорю, – раскуривает вторую сигарету.
– Куда? Уже звонок сейчас будет.
Парень отмахивается и продолжает спокойно курить.
– Это моя личная таблетка от стресса, – демонстрирует и снова прикладывает к губам.
Пашка ржет, тушит свой окурок ботинком.
– Связался на свою голову с придурком. Пойдем! – Тянет за рюкзак. – Ты всегда будешь моим лучшим другом. Что не мешает нам обоим общаться с Черных.
Якунин, удовлетворенный этим заявлением, идет следом за Войтович. Никто из них не переходит на бег, даже когда звенит звонок.
***
Небольшой спортивный зал с облупившейся местами краской, скрип подошв и гул от ударов мячей, подбадривающие выкрики.
– Черных! – Антон нетерпеливо переступает на кромке, дует в висящий на шее свисток, заставляя обратить на себя внимание. – Да что с тобой сегодня такое? Иди сюда! Остальные продолжают тренировку.
Никита, весь красный от бега, запыхавшийся, подбегает к тренеру.
– Идем, поговорить надо, – мужчина поворачивается и направляется в комнатку, где хранится спортивный инвентарь, а также стоит его стол, заваленный бумагами, таблицами с нормативами и несколькими бутылочками воды.
Никита принимает одну из них, жадно пьет из горла, ополовинивая, а затем садится напротив.
– И что это сейчас было? – Антон Владимирович скрещивает руки на груди. – Ты пытаешься забить гол, но при этом абсолютно забываешь о защите. В итоге у тебя ни там, ни там не получается ничего толкового. Суеты много, а смысла мало.
Подросток молчит, хмуро насупившись.
– А эти твои зависания на минуту? Ты будто выпадаешь из реальности. Хорошо еще мяч не поймал черепушкой. Впервые вижу тебя таким несобранным. Рассказывай, что случилось. Если не сделаешь это сам, то я буду вынужден обратиться к Алле Николаевне.
Угроза действует.
– Не надо. Я просто… – Никита проводит рукой по ежику волос, непривычно до сих пор, но легко, и даже приятно руке. – В общем, мы вчера ездили стричься…
– Я заметил, – улыбается Антон. – Кого-то мне это напоминает.
Черных густо краснеет, отводит глаза.
– Там в парикмахерской был парень, с которым я чуть не подрался, Павел Войтович. Оказалось, что мы с ним будем пересекаться периодически, если нас с Викой все-таки возьмут под опеку.
– Возьмут, я знаю Тепловых, они очень решительно настроены. Уверен, что вам с сестрой будет у них хорошо. Так, и что Паша? Снова задирался?
Никита вздыхает:
– Нет. То есть вначале – да, но потом с ним поговорил Мирон Андреевич, и мы… Ну, мы договорились, что забудем прошлое.
Антон расцепляет руки и тоже тянется к бутылке с водой, не любит он копаться в чужих головах, но с детьми порой никак без этого.
