Текст книги "Мифы и легенды народов мира. Том 6. Северная и Западная Европа"

Автор книги: Ирина Токмакова

Соавторы: Ольга Петерсон,Е. Балабанова,Петр Полевой
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Прошло сколько–то времени. Слух о приключении Люсмора у эльфов разнесся далеко во все стороны.

У одной старухи был сын, и злой и глупый, с большим горбом на груди. Услыхав от самого Люсмора подробный рассказ о том, как и что было, старушка уговорила сына также попытать счастья у эльфов. Сын согласился; отвели его к Нокграфтонскому холму и оставили там на ночь одного. Недолго пришлось ему ждать.

– П онедельник, вторник, понедельник, вторник и среда, – раздалось вскоре из холма, и стала по–прежнему однообразно и часто повторяться странная песня эльфов. Сын старухи и не дожидался конца песни, и не заботился нимало о том, чтобы, как Люсмор, ловко подстроиться под общую мелодию, а просто собрался с силами да и закричал во все горло:

– И четверг тоже!

Эльфы страшно разгневались на такое неуважение к их искусству и вдруг, высыпав из холма толпой, окружили немузыкального певца.

– Как смел ты испортить нашу песню! Как ты осмелился! – кричали они.

Потом один из них подошел к нему и сказал от лица своих товарищей:

 
Мы за это отомстим,
Мы тебя накажем:
Другой горб тебе дадим,
На спину навяжем.
Ну же, дети, поскорей
Горб ему несите
И приставьте половчей!..
 

Несколько самых дюжих эльфов принесли горб Люсмора, приставили его к спине испуганного сына старухи и, громко смеясь, исчезли; а горб остался на его спине, словно крепко–накрепко прибитый к ней гвоздями. На другое утро нашли бедняка мертвого у подошвы холма с двумя горбами вместо одного».

До таких проделок эльфы большие охотники, и хотя иногда бывают довольно жестоки, но, вообще говоря, свои милости и немилости распределяют очень справедливо.

Несмотря на всю свою любовь к музыке, эльфы терпеть не могут колокольного звона и стали гораздо реже являться на землю с тех пор, как всюду звонят в колокола. Грома боятся эльфы еще более, нежели колокольного звона: едва загремит он где–нибудь вдали, как тотчас же они все попрячутся под землей; точно так же невыносим для них и барабанный бой, который они постоянно смешивают с громом. Люди во многих случаях очень искусно пользовались этой боязнью, как видно из следующей забавной датской легенды:

«Давно, очень давно один датский арендатор жил в большой дружбе с трольдом, холм которого находился на поле, принадлежащем арендатору. У арендатора родился сын, и захотелось ему пригласить к себе трольда на крестины, чтобы выманить у него подарок, который тот, в качестве богатого гостя, должен был сделать новорожденному. Пригласить трольда немудрено, да что скажут на это другие гости? Нехорошо. А не пригласи его, он обидится и подарка не даст – тоже нехорошо. Думал, думал арендатор и стал советоватья со своим работником; а тот был малый смышленый, выслушал его да и говорит:

– Я так дело устрою, что и трольда не обижу, и подарок у него выманю.

Когда настала ночь, работник взял большой мешок, подошел к холму трольда, постучался – тот впустил его. Он тотчас же передал ему поклоны своих хозяев и от их имени просил трольда сделать им честь своим присутствием на крестинах.

– Поблагодари их от меня, – сказал сильно польщенный трольд, – да вот снеси от меня подарок новорожденному. – И стал из какого–то ящика сыпать червонцы в мешок работника.

– Довольно ли? – спросил он его, отсыпав с полмешка.

– Немногие из гостей дают меньше, а многие больше, – отвечал тот.

Трольд еще присыпал сколько–то и опять спросил:

– Ну, довольно ли теперь?

– Да, почти все гости дают столько же, – равнодушно отвечал работник, заметив, что мешок еще не очень тяжел.

Трольд схватил свой ящик с деньгами и высыпал в мешок все, что в нем оставалось.

– Вот теперь довольно, – сказал работник, – никто не может дать столько, и многие дают гораздо меньше.

– Да кто же там у вас будет на крестинах, кроме меня? – спросил самодовольно трольд.

– О! Полон дом всякой знати и важных особ!

– Гм! Вот как! Нуда ведь важные особы приезжают поздно, а уезжают рано; мне, верно, хоть за печкой местечко найдется. Ну а музыка какая же там у вас будет?

– Какая музыка? Да одни барабаны.

– Барабаны!!! – воскликнул испуганный трольд. – Так уж мне у вас быть не приходится! Благодари хозяев за приглашение и скажи, что мне никак нельзя быть, потому что все мы этих несносных барабанов боимся.

Работник раскланялся и вышел из холма со своей тяжелой ношей».

Не в одних плясках да музыке проходит время эльфов: они любят заниматься ремеслами и если уж за что берутся, выполняют превосходно. Занятия их чрезвычайно разнообразны, по словам легенд: где население занято горными работами, там оно и эльфов считает отличнейшими рудокопами; где земледелием – там эльфы являются хлебопашцами; где скотоводством – там и эльфы занимаются им успешно. Но почти везде карликов и трольдов одинаково считают искуснейшими кузнецами, которые способны ковать самую гибкую и твердую сталь либо выделывать из золота и серебра такие мелкие вещи, которые едва сможет различить человеческий глаз. Предания об этом свойстве карликов чрезвычайно древни. В одной скандинавской саге вот что об этом рассказывается:

«Локи, сын Лаубейи, из злости сорвал прекрасные волосы с головы Сив, жены громовержца Тора. Увидав это, Тор схватил Локи и, наверно, изломал бы ему все кости, если бы тот не стал кричать и клясться, что заставит эльфов выковать для Сив золотые волосы, ко–торые будут расти на ее голове, как и прежние. Тор отпустил его под этим условием. Локи заказал эльфам сначала сделать золотые волосы, затем складной корабль, которому, как его ни поворачивай, все бы дул в паруса попутный ветер, да еще меч Гунгнир, наносивший в бою смертельные удары при каждом взмахе. Получив все это от эльфов, Локи побился головой об заклад с карликом Брокком, что его брат Эйтри не сумеет выковать три такие же вещи. Пошли они вместе в кузницу Эйтри, который тотчас же приладил мехи к огню, бросил в него кусок серебра и велел своему брату Брокку раздувать мехами огонь до своего возвращения. Эйтри вышел из кузницы, а Брокк стал раздувать огонь; вдруг прилетела муха, села ему на руку и больно укусила ее. Однако же Брокк не обратил на это внимания и продолжал свою работу, пока брат не вернулся и не вынул из огня большого вепря с серебряной щетиной. Этот вепрь мог лучше всякой лошади бежать через огонь и воду, и не было для него такого мрака, которого бы он не мог осветить своей серебряной щетиной. Затем Эйтри бросил в огонь кусок золота, приказал безостановочно работать мехами до своего прихода и вышел. Опять та же муха укусила Брокка в затылок больнее прежнего, но он не оставлял своей работы до самого прихода Эйтри. Тот вынул из огня большое золотое кольцо, которое могло в каждую девятую ночь отделять от себя восемь таких же больших и тяжелых колец, как оно само. Наконец, Эйтри бросил в огонь кусок железа и, выходя в третий раз из кузницы, сказал брату:

– Если ты теперь в работе хоть на сколько–нибудь остановишься, то все наши труды могут пропасть даром.

Брокк стал работать, и та же муха в третий раз укусила его в лоб: но на этот раз так больно, что он бросил свою работу, быстро схватил муху и оборвал ей крылья, а мехи, между тем опустились. По счастью, Эйтри вошел тотчас же после этого и объявил, что все находившееся в огне испортилось всего лишь на один волос. И вынул он из огня тяжелый молот Мьёльнир, имевший то свойство, что, куда бы он ни был брошен, всегда верно достигал своей цели и, как бы это ни было далеко, всегда сам возвращался в руки бросавшего. Когда Локи и Брокк представили свои вещи бессмертным богам для оценки и решения их спора, все боги единогласно объявили, что молот Мьёльнир был лучше всех остальных вещей и Локи дорого поплатится за свою дерзкую похвальбу перед умным карликом».

Вообще в Средние века твердо верили в происхождение хороших мечей и кольчуг от карликов; много существует разных преданий о том, как они одаривали любимцев произведениями своих кузниц. Такие подарки всегда отличались какими–нибудь особенными свойствами. Но беда, если подарки эти были вынужденными: карлики, в отмщенье, всегда умели наделять их такими свойствами, что получивший их до конца жизни своей не мог себе простить насилия, сделанного хитрому кузнецу–волшебнику. Вот что рассказывается в древней скандинавской саге:

«Сьёферле, один из потомков Одина, был однажды на охоте. Долго бродил он по лесу и не мог напасть на след какого–нибудь зверя; наконец зашел он в такую глушь, из которой не знал, как и выбраться. Направо от него был холм. Взглянув на него, Сьёферле увидел сидевших перед холмом двух карликов; тогда, выхватив свой тяжелый меч, он стал между ними и холмом и таким образом загородил им дорогу домой. Карлики взмолились о пощаде, предлагая ему за свою жизнь и свободу какой угодно выкуп. Сьёферле отпустил их только с условием, что они выкуют ему меч, который бы не давал никогда промаха, разрубал бы сталь и железо, как щепку, никогда не ржавел и постоянно приносил в битвах и поединках победу тому, в чьих руках находится. Карлики обещали выковать такой меч и назначили день, в который Сьёферле должен был прийти за ним. Когда он явился в назначенный день, карлики вынесли ему из холма чудный волшебный меч в серебряных ножнах, с золотой рукояткой и цепью, на которой надо было его привешивать.

– Вот тебе обещанное, – сказали они Сьёферле, – но знай, что этот меч убьет человека каждый раз, как будет обнажен, что через него совершены будут три постыднейших братоубийства и ты сам будешь им убит.

И все так точно сбылось, как предсказали карлики».

Все кельты, сверх того, считают карликов фальшивомонетчиками, уверяют, что мешочек, который всегда бывает привязан к их поясу, постоянно полон червонцами, и уж если кому удастся овладеть таким сокровищем, тот до конца дней своих будет богат, как Крез.

В Ирландии рассказывают много легенд об одном особенном виде карликов (клюрикаун), которые занимаются башмачничеством. Вот одна из таких легенд:

«Как–то очень давно один ирландский крестьянин шел через двор в конюшню, чтобы задать своей лошади корм; подходит и слышит, что кто–то в конюшне песенку поет, да словно молоточком постукивает: стук, стук, стук, стук, – ну, точно как башмачники, когда башмаки тачают. Он послушал – пение и постукивание не прекращаются. «Э–э, – подумал он, – да это же, наверно, клюрикаун – кому же другому быть? Подкрадусь–ка я к нему потихоньку, схвачу его да отниму у него сумку, что он на поясе носит, – так тогда и заживем!» Сказано – сделано: тихохонько вошел поселянин в конюшню, подкрался к тому стойлу, откуда слышна была песня клюрикауна, заглянул в него и видит, что у самых ног его лошади сидит крошечный человечек в красном колпачке, с молотком в одной руке, с маленьким башмачком в другой, и преспокойно мурлычет себе под нос песенку. Поселянин осторожно нагнулся и ухватил клюрикауна обеими руками.

– Ну, теперь уж не уйдешь! – закричал он. – Не скупись, отдавай кошелек–то! Ну!

– Погоди, отдам, – отвечал очень спокойно клюрикаун, – дай мне только отвязать его от пояса!

Поселянин сдуру и поверил ему, расставил руки, а тот засмеялся да и пропал… Только оставил он после себя башмачок своего изделия, который поселянин с горя сунул в карман и сбыл потом за сущую безделицу».

Шотландцы и датчане почитают эльфов хорошими строителями. Первые полагают, что они построили все те сталактитовые пещеры, которыми так богаты берега и прибрежные острова Шотландии; последние приписывают им даже и постройку многих готических церквей. Чрезвычайно замечательны шотландские предания о знаменитом архитекторе Михаеле Скотте,деяния которого так удивляли современников, что даже обратились в сказку для потомства. Он был любимцем эльфов: при их помощи воздвигал он в самое непродолжительное время то, чего другой не мог бы построить в несколько лет. Но проворство помощников было, с одной стороны, очень невыгодно для Скотта: он должен был постоянно придумывать новые труды для своих сподвижников, которые, в случае бездействия, обещались его тотчас же покинуть. Скотт задавал им беспрестанно самые тяжкие работы, но эльфы кончали их за один присест. Наконец, он придумал для них такой труд, который их совершенно озадачил: он велел им скрутить из песка и щелока канат такой длины, чтобы по нему можно было добраться до Луны. Эльфы принялись за это дело, но при самом страшном труде могли скрутить очень немного такого каната; а Михаель Скотт обыкновенно пользовался этим и в промежутках между двумя работами постоянно напоминал им об этом производстве. С тех пор, говорит предание, эльфы уж и не думали более над Скоттом умничать.

У датчан также является в преданиях личность, очень похожая на Михаеля Скотта: это – знаменитый Эсберн Снаре.Про него рассказывается следующее:

«Когда Эсберн Снаре начал строить церковь в Каллундборге [5]5
  Каллундборг лежит на о. Зеландия.


[Закрыть], то вскоре увидел, что ему недостает самых необходимых материалов для постройки. Как быть? Дело–то спешное. Вдруг является к нему трольд и предлагает свои услуги с тем уговором, что если по окончании постройки Эсберн Снаре не угадает имени трольда, то должен будет отдать ему свои глаза и сердце. Работа стала быстро подвигаться вперед. Трольд построил церковь на тяжелых каменных столбах. Уже почти все было готово, недоставало лишь одного такого столба, а Эсберн все еще не знал имени трольда и уже очень начинал задумываться насчет своей горькой участи. Однажды, озабоченный и печальный, гулял он по полю и, утомленный своей прогулкой, прилег у подножия одного холма для отдыха. Тут услышал он, как внутри холма пел чей–то голос колыбельную песню, в которой он мог явственно расслышать следующие слова:

 
Спи спокойно, дитя,
К нам вернется Хитрец,
Твой искусный отец,
Сердце Эсберна Снаре и очи
Принесет на забаву нам к ночи.
 

Прослушав эту песню, Эсберн вскочил на ноги и побежал прямо к церкви: на сердце у него было так легко, так легко, как еще никогда, кажется, не бывало.

Прибегает к церкви и видит, что трольд несет к ней тот каменный столб, которого еще недоставало; Эсберн тотчас же назвал его по имени. Трольд пришел от этого в такую ярость, что ударил обеими ногами в землю, вместе со столбом взвился вверх и исчез. Вот почему и теперь еще недостает в той церкви одного столба».

О занятиях эльфов скотоводством знают только в Ирландии, Дании и Швейцарии. В Ирландии старики рассказывают, что не раз видели, как в светлые лунные ночи выходили из воды (реки или озера) большие, сытые белые коровы с телятами и паслись на лугах, где после того целый год не росла трава. В Дании пастухи твердо верят в то, что эльфы пасут свой невидимый скот около холмов и очень не любят, когда этот скот мешается с людскими стадами, даже насылают за это на стада всякого рода болезни и беды. Впрочем, у пастухов есть против этого верное средство: приближаясь к холмам со стадами, они обыкновенно кричат: «Маленький трольд, могут ли мои коровы пастись около твоего холма?» Если на это не воспоследует запрещения, то можно совершенно безопасно травить луга трольда.

В Швейцарии предания гораздо живописнее: там скотом эльфов почитаются легкие горные серны, и охота за ними тем страшнее, что дерзкий смертный, осмеливающийся на нее, подвергается опасности быть сброшенным со скалы маленькими волшебными пастухами, которые жестоко гневаются на людей за их неуважение к чужой собственности. Когда кто–нибудь из бесстрашных горных охотников, поскользнувшись, падает в пропасть, местные жители, находя его тело, ни в коем случае не приписывают его смерть неосторожному прыжку, а, грустно покачивая головами, говорят: «Вот что значит за скотом эльфов гоняться!»

Феи проводят все время, свободное от пляски и пения, в том, что сидят за пряжей или тканьем. Быстрота, тонкость и красота их работы вошли в пословицу. Их искусные руки, гласит предание, производят те плащи и ковры, одаренные всякими чудесными свойствами, те шапочки, колпачки–невидимки и тонкие сорочки, защищающие тело лучше всякой кольчуги, которыми феи часто дарят своих любимцев. Поселяне в Норвегии рассказывают, что «как идешь поутру мимо холмов, так очень часто слышишь, как феи там прядут: колесо так и поскрипывает – видно, что не застаивается, и работа идет не по–нашему».

Все феи и эльфы, без исключения, одарены способностью мгновенно являться, мгновенно исчезать и становиться невидимыми либо принимать на себя наружный вид разного рода животных или неодушевленных предметов. Первые два свойства – мгновенное появление и исчезновение – заключаются в их волшебной одежде. Что же касается оборотничества, то оно у них, кажется, обязательное; по крайней мере, народ утверждает, что эльф не смеет никому явиться днем в своем собственном виде, если только не хочет поразить и испугать своим безобразием. Днем эльфы так же отвратительны, как кажутся прекрасны ночью; глаза у них тогда красные и горят, как уголья, рот от уха до уха; волосы зеленые и все лицо изрезано глубокими морщинами. Вот почему они чаще всего являются днем в виде кошек, собак, козлов или сорок. Всего полнее объясняются свойства одежды эльфов преданиями острова Рюгена, которые мы здесь и передаем.

«Один поселянин из Роденкирхена, по имени Вильде, нашел однажды на горе, где часто плясали эльфы, крошечный стеклянный башмачок. Он быстро поднял его, сунул в карман и пустился бежать домой, крепко придерживая рукой то место, где под одеждой лежала драгоценная находка. Вильде был малый хитрый и смышленый. Еще в детстве слыхал он от бабушки, что эльфы обыкновенно носят во время своих ночных плясок на земле маленькие стеклянные башмачки; что кто из них потеряет такой башмачок, тот не смеет участвовать в плясках, пока башмачок не найдется, и должен бывает своими маленькими нежными ножками ходить по острым камням и крупному песку; что если случалось людям находить эти башмачки, то эльфы ничего не жалели на их выкуп. Вот почему бежал Вильде во весь дух домой и крепко придерживал рукой стеклянную диковинку, побрякивавшую у него в кармане. Ровно в полночь вышел Вильде к девяти холмам, где жили эльфы, и громко закричал:

– Я нашел стеклянный башмачок… Кто его купит, кто его купит?

Едва успел он вернуться домой, как эльф, потерявший драгоценную обувь, принял вид молодого купца и явился к нему в дом.

– Не продаете ли вы стеклянных башмачков? – спросил он очень учтиво. – Теперь их на всех рынках требуют, так вот я их скупаю.

– Да, у меня точно есть стеклянный башмачок, да только он не продажный, то есть не всякий купец может его купить, и я его дешево не отдам, – равнодушно отвечал Вильде эльфу.

Тот с первого слова предложил за башмачок тысячу талеров. Вильде только усмехнулся на это.

– Да, – сказал он, – тысяча талеров – деньги большие, говаривал мой отец, только зачем мне такие большие деньги: я могу свой товар отдать дешевле. – И предложил эльфу вот какое условие: —Чтобы каждый раз, как я проведу на поле борозду плугом, из этой борозды выскакивал червонец.

Эльф мялся, мялся, однако же должен был под конец согласиться, потому что Вильде твердо стоял на своем, и, дав ему слово, исчез вместе с башмачком. На другое же утро Вильде побежал в конюшню, запряг двух коней в плуг и выехал на поле. Что ни проведет борозду, то из нее и выскочит червонец, и так при каждой борозде; он только знай себе их подбирает да в карман складывает. С тех пор его с пашни и согнать было невозможно. Он к своим лошадям прикупил еще лошадей восемь, холил их, ласкал, кормил овсом досыта да с раннего утра до позднего вечера только тем и занимался, что бродил из конца в конец пашни за плугом и собирал червонцы. Ненасытная жажда к золоту усиливалась в нем с каждым часом все более и более. Днем не мог он усидеть дома: все ходил по своему золотому полю, а ночью не мог спать – все лежал на своих мешках с золотом, пересчитывая червонцы и вздрагивая при малейшем шорохе. Желая скрыть от всех свою тайну, он стал молчалив, угрюм и постоянно избегал всех сношений с людьми: не стал он ходить ни к кому и запирался даже от своих домашних. Недолго могла крепкая натура Вильде выдержать такую ужасную жизнь, которая вся состояла из одних тревог, безотрадных трудов и жестоких нравственных мучений: в несколько месяцев он до того похудел и побледнел, что все с жалостью на него смотрели и, не зная настоящей цели его постоянного труженичества, стали считать его за сумасшедшего. Однажды осенью, когда Вильде по обычаю своему выехал с рассветом на поле и, едва передвигая ноги, побрел по новой борозде, силы ему изменили: он упал ничком на землю и умер. С ним умерла и тайна, сгубившая его. Только уже спустя несколько месяцев его жена и дети открыли в дальнем углу подвала несколько ящиков, полных светлыми червонцами, и зажили себе припеваючи».

Но потеря стеклянного башмачка для эльфов и карликов еще не так важна, как потеря шапочки или того серебряного колокольчика, который обыкновенно бывает пришит к ней наверху: оба эти обстоятельства для них сущее горе.

«К дардесгеймским [6]6
  Дардесгейм – городок между Гальберштадтом и Брауншвейгом.


[Закрыть]холмам карликов, – говорит одна немецкая легенда, – примыкало некогда поле, засеянное горохом, принадлежавшее кузнецу Рихтеру. Он подметил, что около того времени, когда созревшие стручки стали всего слаще, их кто–то начал обрывать по ночам. Чтобы поймать вора, Рихтер построил себе на поле шалаш и стал день и ночь стеречь свой горох; но днем он ничего не замечал, а каждое утро видел ясно, что, несмотря на его ночную стражу, кто–то по–прежнему дочиста продолжал обрывать стручки. Раздосадованный своими тщетными попытками поймать вора, Рихтер задумал обмолотить остальной горох на поле, чтобы ему хоть что–нибудь осталось от всего урожая. С рассветом на следующий день принялся он за работу, но не успел еще обмолотить и десятой доли всего поля, как при одном взмахе цепом услышал у себя под ногами какой–то странный визг. Оглядывается, всматривается и видит, что у самой ноги его лежит крошечный карлик, которому он ударом цепа разбил голову и сшиб с нее шапочку–невидимку. Рихтер хотел поднять его, но тот сам быстро вскочил на ноги, пустился стремглав бежать к горам и исчез в них. С тех пор ни одна горошина на поле кузнеца Рихтера не пропадала более».

На Рюгене рассказывают, что однажды «какой–то эльф обронил серебряный колокольчик со своей шапочки во время ночных плясок на лужайке, где обыкновенно пас овец молодой пастушок Шлагентейфель. Сначала эльф не заметил своей потери, но потом, возвратившись в холмы, хватился колокольчика, бросался и туда и сюда, нигде его не нашел и с горем увидел, что обронил его на поле. Как быть? Между эльфами положено, что если кто потеряет колокольчик с шапочки, тот не смеет заснуть ни на минуту, пока его не отыщет. Пустился бедный эльф искать свой колокольчик на земле и для этого должен был оборачиваться то птицей, то зверем, то змеей, то принимать на себя человеческий образ, и долго, очень долго искал он понапрасну, пока нечаянный случай не навел его на настоящую дорогу. Колокольчик поднят был Шлагентейфелем, которому на следующий же день хозяин велел пасти свои стада на другом поле, далеко от первого; вот почему и не мог так долго бедный эльф напасть на след потерянной вещи. Раз случилось ему в виде маленькой птички лететь через новое пастбище Шлагентейфеля, и, прислушиваясь к веселому побрякиванию колокольчиков на шее волов и овец, щипавших на поле травку, эльф вспомнил про свой колокольчик и жалобно запел:

 
Серенький козельчик,
Беленький барашек!
Будь мой колокольчик
Да на вашей шее,
Был бы я спокоен,
Были б вы богаты!
 

Пастушок услыхал эту песенку, глянул наверх и увидел диковинную пеструю птичку, которая вилась над стадом и все так же жалобно напевала. «Что за странность! Какая птица удивительная, невиданная! Говорит совершенно как человек! – подумал пастушок. – Да и что она такое поет про колокольчики, – прибавил он вслух, – сулит моим овцам богатство за то, что у них на шее простые медные колокольчики; а у меня вот и серебряный есть, да он мне ничего не говорит». При этом он вынул из кармана маленький колокольчик, поднятый им на поле, и зазвонил. Птичка наверху все это видела и слышала, вдруг взмахнула крылышками и исчезла. Эльф за первым же деревом сбросил с себя пестрые птичьи перья, оборотился дряхлой старушонкой, закутанной в лохмотья, которая, прихрамывая и опираясь на клюку, побрела через поле прямо к пастушку. Сначала завела она с ним посторонний разговор, но потом, как будто только что заметив в руках его колокольчик, воскликнула с самым неподдельным изумлением:

– Ах, какая диковинная вещица! Да я такой маленькой и хорошенькой отродясь не видывала! Ты не продашь ли ее, мой милый? Я бы ее своему внучонку отнесла!

– Нет, я этого колокольчика ни за что не отдам и не продам, – резко отвечал ей пастух, – такого другого в целом свете не найдешь: ты посмотри–ка, каков его звон! Да мне стоит только позвонить им, чтобы все мое стадо побежало куда мне угодно! Нет, ни за что!

Старуха попробовала соблазнить его деньгами, предлагала три талера, потом десять червонцев, но пастушок и слушать не хотел. Тогда старуха решилась повести дело иначе.

– Послушай, дружок, – сказала она, – отдай мне колокольчик, поверь, что я могу сделать тебя за такую услугу счастливейшим из людей! Вот тебе моя клюка вместо посоха. Я отдаю ее тебе за колокольчик. Пока ты будешь пасти стада этим посошком, они будут у тебя быстро плодиться и множиться, и станешь ты сам в короткое время богат, потому что твои бараны будут жиреть всегда четырьмя неделями ранее, чем бараны других пастухов, и на каждой твоей овце всегда будет шерсти двумя фунтами более, чем на других овцах.

Пастушок тут увидел, с кем имеет дело, обрадовался предложению эльфа, ударил с ним по рукам и, получив клюку, отдал колокольчик старухе, которая тотчас с ним исчезла. А пастушок, благодаря волшебному посоху, действительно стал вдруг так счастлив, что быстро разбогател, купил себе большие стада, поместья, а впоследствии даже и баронство».

Вот как дорого ценят эльфы свою волшебную одежду и как щедро выкупают ее у счастливых смертных, которым она попадается в руки!

Очень часто эльфы делают добро людям совершенно бескорыстно, точно так же, как и наказывают порок из одной любви к справедливости. Очень часто помогали они разным беднякам деньгами, от которых те богатели, но которые в руках притеснявшего их обращались в уголья или в мучные лепешки; еще чаще награждали они детей за любовь к родителям (чудесным образом спасая сыновей из плена или избавляя дочерей от власти какого–нибудь чудовища), слуг – за верность господам и чистоплотность. Доброе сердце эльфов еще более выражается в их постоянном покровительстве детям: они их охраняют от опасности, облегчают их работы, кладут на их дороге в лесу или в поле вязанки хвороста или дров и кузовки ягод, кормят их своими волшебными кушаньями, когда они заблудятся в лесу, или вручают им горшки и склянки с удивительными целебными средствами, которыми мгновенно излечиваются болезни их родителей. Но при всей своей доброте они чрезвычайно мстительны и злопамятны. Беда огорчить их чем–нибудь! Ни одной обиды не оставляют они без возмездия. Они гневаются даже и на то, когда люди изъявляют неготовность услужить им или невольно делают им что–нибудь неприятное. В руках эльфов много разных средств вредить людям: они то насылают какие–нибудь кожные болезни, то спутывают волосы в такой плотный комок, что их нельзя бывает расчесать никаким гребнем, то в виде блуждающих огоньков поджигают крышу дома, то отгоняют стада, то издали поражают людей своими стрелками (elf–bolt, elf–arrow). Последнее мщение – самое ужасное, потому что маленькие зубчатые стрелки эльфов, попадая в человека или в животное, приносят с собой мгновенную смерть [7]7
  Так привыкли шотландские и датские поселяне объяснять себе скоропостижную смерть.


[Закрыть], против которой нет решительно никакого спасения. Только самые искусные знахари умеют отыскать ранку, нанесенную этим волшебным орудием, и даже вытащить его из раны; но подобные случаи, по рассказам людей старых и опытных, «теперь никогда уже более не повторяются, потому что перевелись искусные знахари, хоть в старину бывали и нередки».Чрезвычайно замечательна одна датская легенда, рассказывающая о том, как трольд хотел отомстить людям за постройку церкви на его холме.

«Какой–то трольд поселился однажды в высоком холме близ деревни Кунд [8]8
  На о. Зеландия.


[Закрыть]. Окрестные жители задумали строить церковь и не могли избрать для нее места лучше трольдова холма; построили церковь, возвели возле нее колокольню и окружили все тяжелой каменной оградой. Стали в эту церковь стекаться со всех окрестностей благочестивые прихожане и перед началом каждой службы и при конце ее звонить в церковные колокола. Не стало бедному трольду житья от колокольного звона: как он ни прятался под землей, везде гул достигал его ушей и беспокоил его под сводами подземных хором. Наконец трольд не вытерпел и решился переселиться куда–нибудь подальше, но дал себе слово во что бы то ни стало отомстить окрестным жителям за то беспокойство, которое они ему причинили. Случилось как–то одному из жителей деревни Кунд идти по дороге из города в свою деревню. Трольд, приняв вид купца, повстречался ему, очень вежливо раскланялся с ним и спросил самым вкрадчивым голосом:

– Вы, кажется, идете в деревню Кунд?

– Да, – отвечал поселянин, – я из тамошних жителей.

– Так передайте, пожалуйста, вот это письмецо пономарю; вы меня очень обяжете, если даже и не зайдете к нему, а перебросите письмо через стену ограды. Мы с ним всегда так переписываемся.

– С удовольствием, – отвечал поселянин; сунул письмо в карман, распрощался с незнакомцем и пошел своей дорогой. Проходя мимо церкви, он совершенно позабыл о поручении трольда и вспомнил о письме только тогда, когда поравнялся с той лощиной, в которой теперь находится озеро Тиис (а прежде там не было ни капли воды). Вспомнив о письме, поселянин присел на траву, вынул его из кармана и подумал: «Дай–ка я взгляну, что такое к пономарю пишется». Но едва успел он надломить печать, как из нее стала капать вода, сначала понемногу, потом все сильнее и сильнее; поселянин бросил письмо на землю: оно вздулось, лопнуло, и вода хлынула из него бурным потоком, потому что злой карлик запечатал в письме целое озеро. Испуганный поселянин едва успел спастись от волн, которые яростно устремились во все стороны и быстро затопляли окрестность. Ясно, что трольд хотел этим наводнением разрушить новопостроенную церковь, но, по воле Божией, письмо было брошено не в ограду, а среди глубокой лощины, которая и занята теперь озером Тиис».

У всех эльфов есть один особенно неприятный порок – их страсть к воровству. Еще пусть бы забавлялись они тем, что обирали бы поля с горохом да опоражнивали бочки с пивом либо, забравшись в погреб, вытягивали через соломинку дорогие старые вина! Но нет – они не довольствуются этим, их воровство принимает обыкновенно гораздо более важный и вредный характер: они постоянно стараются уводить в холмы невест тотчас после венца и уносить новорожденных детей до крещения. На место похищенных малюток кладут они в колыбели каких–то своих уродцев, которые мучают всех окружающих несносным криком, злостью и капризами. Эти черты характера эльфов особенно возбуждали против них негодование людей, и много существует разных легенд о подобных проделках жителей холмов. Все подобные легенды, равно как и поверья, послужившие им основанием, очень древни и так сильно укоренились, что до сих пор поселяне в Швеции и Норвегии очень неприязненно смотрят на хромых, горбатых и болезненных детей, называя их подкидышами эльфов.У людей, конечно, и против этого порока, общего всем эльфам, есть опять–таки вернейшие средства,вынуждающие обыкновенно эльфов к непосредственному возвращению похищенного ребенка, причем подкидышс визгом и вихрем уносится обычно в трубу или вылетает в открытое окно.