Текст книги "Куколка (СИ)"

Автор книги: Ирина Воробей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– Но мне уже 18, – с печалью проговорила Татьяна, будто ее рейс в жизнь отменили навсегда.

Вадим только посмеялся над ее переживаниями по поводу своего возраста.

Тебе всего 18! Люди в этом возрасте как раз и поступают в университеты и начинают...

Татьяна не дала ему договорить, застыла на месте и притянула парня к себе, прижавшись к груди. Вадим опешил и обнял ее обеими руками, не до конца понимая, что происходит.

– Оу, как быстро развиваются наши отношения. Я смущен, – пошутил он.

– Тсс, – шикнула на него Татьяна и осторожно выглянула из-за его руки. – Там мой отец.

– Где? – испугался больше нее Вадим и рефлекторно обернулся.

Татьяна поругала его за это и приказала не двигаться в наивной надежде на то, что отец пройдет мимо, не заметив их, если они не будут шевелиться. Но ее с потрохами выдавала ярко-желтая широкополая шляпа. Отец уже заметил торчащие поля шляпы из-за спины парня и быстро направился к ним. Мужчина, что изначально шел с ним рядом, остановился и повернулся к ним зажом, неуклюже топчась на месте. Он был в классическом черном пальто и коричневых брюках. На голове в окружении седых волос блестела лысина. Руки он держал за пазухой. Больше ничего примечательного в нем не было, но фигура в целом показалась Татьяне знакомой, впрочем, ей некогда было его разглядывать. Увидев, что отец идет к ним стремительным шагом, она под действием адреналина начала импровизировать и оттолкнула парня. Вадиму оставалось только недоумевать. Он выпучил на нее свои одновременно испуганные и ошеломленные глаза. Когда отец подошел на расстоянии 15 метров, Татьяна начала кричать на парня. Хорошо, что в академии их также учили актерскому мастерству. Ей удалось натурально изобразить обиженную девушку, которую замучил надоедливый ухажер.

– Я же тебе в который раз повторяю, перестань за мной бегать! Все равно ничего не добьешься! Надоел!

Услышав это, Вадим сделал шаг назад, но ничего не ответил. Брови его нахмурились. Взгляд показывал, что он начал понимать, в чем дело. Люди вокруг от внезапного крика начали на них оборачиваться. Вскоре показался и отец. Он был одет в алый пиджак и серые брюки в красную клеточку. Рубашка была черной, без галстука, расстегнута на верхнюю пуговицу. В руке он нес свое серое пальто. Волосы, густые и черные, ненатурально блестели, но с первого взгляда определить, парик это или нет, было трудно.

– Что здесь происходит, Куколка?

Он переводил строгий взгляд с дочери на опешившего молодого человека. Импозантный мужчина остался стоять у входа в торговый центр, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Это тот самый бармен? – спросил отец, небрежно показывая на Вадима костлявым пальцем.

– Да, – быстро ответила Татьяна, мельком взглянув на Вадима, но не глядя ему в лицо. – Мы просто случайно тут пересеклись. Но я ему все объяснила уже.

Отец не обратил на ее слова никакого внимания и повернулся к Вадиму, который перестал удивляться, и принял молчаливый смиренный вид, слегка поджав губы.

– Я отец Татьяны. И не хочу вас видеть рядом с ней. Пока вежливо прошу вас отстать от моей дочери. Но если и впредь будете так настойчивы, то от вежливости моей не останется и следа, – он пригрозил парню тем же самым костлявым пальцем.

Вадим сжал губы до белого цвета и отвернулся, явно сдерживая эмоцию негодования и желание как-нибудь грубо ответить. Татьяна заметила, как он сжал кулаки в карманах куртки. Она боялась, что он не выдержит и что-нибудь такое скажет, что ее выдаст. Но он лишь молча кивнул. Отец остался доволен собой, развернулся на каблуках и увел дочь подальше от досаждающего ухажера. Татьяна обернулась на парня с извинением в глазах. Он смотрел на нее долго, не показывая никаких эмоций, но взгляд этот был холодным, а потом развернулся и уверенно, неторопливо направился к выходу.

–Стоить отметить, он симпатичный, – кокетливо говорил отец, ведя Татьяну под руку вдоль витрин. – Я понимаю, почему ты решила дать ему шанс. Но, Куколка, ты же знаешь, что в мужчине, главное, не красота. В нем, вообще, может не быть красоты. Главное, чтобы в мужчине было достоинство, а в придачу мозги и деньги. Он тебя уже караулит по торговым центрам?

– Да нет, случайно просто... – начала отвечать Татьяна, но отец, оказалось, не спрашивал, а утверждал.

– Будь осторожнее, Куколка. А то такие преследователи могут быть порой невменяемы. Кстати, а что ты тут делаешь?

– Я? – задумалась Татьяна на миг, но адреналин еще находился в крови, поэтому решение пришло быстро. – Бюстгальтер решила купить. А то последний, что я купила, трет.

– Аа, понятно, – протянул отец и обернулся на своего кавалера, который продолжал нервно топтаться у входа в торговый центр.

Татьяна тоже обернулась.

– А ты, пап? – с удивлением спросила она. – На свидании, что ли?

Теперь прокашлялся отец и опустил глаза.

– Да так, просто с коллегой в кино собрались, – ответил он, неловко уворачиваясь от ее пристального взгляда.

Татьяна впервые в жизни видела партнера отца, хоть это и было издалека и нечетко. Она порой замечала по поведению и внешнему виду, что отец идет на свидание, но не знала, был ли это один и тот же мужчина или каждый раз разные. В любом случае, до знакомства с ней дело никогда не доходило. Эта случайная встреча тоже осталась отцом проигнорированной. «Как тесен мир», – с досадой подумала Татьяна. Ей сейчас было не до пассий отца. Она всегда думала, что к его отношениям она относится спокойно. Они ее никак не касались. Наверно, потому что отец еще никого не приводил в дом. Она только сейчас догадалась, что это была его жертва ради нее. Возможно, он отказывался от своих отношений, лишь бы не мешать ей. Татьяне стало бесконечно жаль его, как до этого было жаль Вадима. Полностью расстроенная она отправилась домой, забыв купить бюстгальтер, а отец с импозантным мужчиной пошли смотреть кино.

***

Выпускной спектакль близился, а вместе с ним нарастала и паника у Татьяны. Она по-прежнему постоянно сбивалась, хоть и тренировалась больше всех и в зале, и дома. Она вечно витала в облаках. Мысли путались. Сконцентрироваться было невозможно. Как бы ни старалась, она не могла изгнать воспоминания о Вадиме из своей головы. Она уже и злилась на него, и ненавидела себя за это. Но ей не давала покоя мысль, что все вот так закончилось. Было стойкое ощущение, что еще не закончилось и что не она одна ждет продолжения.

В вечер перед генеральной репетицией спектакля, она поняла, что так и не успокоится, если что-нибудь не предпримет, потому решила написать ему смс, а дальше будь, что будет.

Это оказалось сложным занятием. Татьяна уже второй час сидела, формулируя простое предложение. Наконец, осознала, что лучше все равно не придумает, поэтому на 121 раз решила оставить, как есть: «Уважаемый (ая) Вадим! Студенческое объединение шоу-балет «Подсолнух» приглашает Вас завтра в 14.00 на генеральную репетицию спектакля «Лебединое озеро», которое состоится по адресу: …. Вход бесплатный по промокоду: «Татьяна Буравина».

Еще минуту она не могла нажать на кнопку отправить. Ее сердце колотилось с бешеным ритмом, будто она только что пробежала стометровку за 8 секунд. Кажется, она так не волновалась с момента, когда сдавала вступительные испытания в академию. Но, собрав свою волю в кулак и закрыв глаза, все-таки нажала на стрелочку. И наступило облегчение, теперь от нее ничего не зависело.

Уже через 20 секунд зазвонил телефон. Татьяна переполошилась. Она сидела в это время на кухне, пила чай с очередным кулинарным изыском отца. Отец был в гостиной, но мог прийти сюда в любую минуту, поэтому она испугалась. Еще не подняв трубку, она соскочила со стула и пулей устремилась в свою комнату. Только заперев дверь на внутренний замок, девушка ответила.

– Я же просила не звонить мне самому! – сразу прошипела она в трубку.

– Ты же мне сама написала! – оправдывался парень.

– Ну, и что! Я же именно, что написала.

Парень устало вздохнул, потом улыбнулся. Это слышалось по его голосу.

– Я спросить хотел, что да как. Я на балет-то никогда не ходил. Там, что, костюм нужен? Туфли? Галстук? Все, как положено?

Татьяна тихо рассмеялась.

– Совсем не обязательно. Это же всего лишь репетиция. Просто генеральная. Но там будет полноценное представление с костюмами и декорациями.

– Отлично. А меня точно впустят?

– Должны, если назовешь мое имя. Многие приглашают туда своих друзей и родных.

– То есть я теперь твой друг?

– Это в благодарность за кино, – быстро ответила Татьяна, надеясь, что не дала ему возможности убедиться в своих словах.

– Черт, меньше всего я хотел угодить в твою френдзону, – с наигранной грустью сказал Вадим. – Оттуда, вообще, выбираются?

Ее мини-план провалился, но Татьяна заулыбалась, точнее не смогла удержаться. На его риторический вопрос, который, тем не менее, прозвучал с надеждой в голосе, она отвечать не стала.

– Только, пожалуйста, не опаздывай. Этого никто не любит. А если раньше придешь, будет возможность сесть в первых рядах.

– Там что аншлаг будет?

– Нуу... не весь зал, конечно, но самые лучшие места точно будут заняты.

– Понял. Ладно, пойду дальше работать. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Девушка нажала на красный кружок с белой телефонной трубкой в центре на экране и тоже продолжила работать. Только теперь у нее все гораздо лучше получалось. Она сама себе поражалась и все пыталась понять, как это работает. В рамках курса анатомии они, конечно, мимоходом проходили, как функционируют гормоны, как некоторые из них увеличивают работоспособность организма в определенных ситуациях, а другие, наоборот, помогают расслабиться или получать удовольствие. Что из этого в ней сейчас кипело, Татьяне было неведомо. Но было ведомо, что что-то кипело и вырабатывало много положительной энергии, которой ей давно не хватало. Но разум по-прежнему отказывался связывать все эти следствия с Вадимом. Хотя в памяти фоном, словно рисунок на рабочем столе компьютера, постоянно стояли его добрые улыбчивые глаза.

Татьяна волновалась сильнее, чем ожидала от себя, поправляя тени на глазах перед зеркалом. Нервозности добавляла торжественность обстановки настоящего театра. Все здесь было таким великим, императорским, старинным и наполненным духом балета. Изысканная лепнина, высоченные потолки, канделябры, колонны и красный бархат – все это одновременно восхищало и угнетало, потому что такому месту нельзя было не соответствовать.

– А ты говорила, к тебе никто не придет. Я твоего отца видела, – сказала ей Даша, вбегая в гримерку. – Он с моими в третьем ряду.

– Что?!

От внезапной плохой новости Татьяна только больше размазала тени на правом веке. Даша стерла лишнее ватным тампоном, что только что взяла для себя.

– Ты что, не рада?

– Он только на выпускной собирался, – тихо и медленно проговорила девушка, опуская взгляд на столик с косметикой.

Ее сердце заколотилось с двойной силой. Она и так себе от волнения места не находила, пошла подкрашивать глаз, который и так был хорошо накрашен, лишь бы чем-то заняться в последние минуты перед выходом на сцену. В итоге, еще больше разволновалась и только испортила себе макияж. Даше пришлось взяться за нее. Пока она красила Татьяну, говорила:

– А еще там какой-то высокий красавчик в первом ряду сидит, один, с букетом подсолнухов. Чей-то кавалер, однако. Но почему-то никто не признается. Не твой ли случайно, а, Тань?

На последнем предложении Даша, сузив глаза, присмотрелась к Татьяне. Девушка поняла, о ком она говорила, но тоже не призналась, помотав головой. Подруга, кажется, поверила.

– Неужели Муравьевой? – задумалась она. – Откопала же где-то такого недоумка! С букетом! Ха! Еще и подсолнухов! Где он только их достал?

Мимо пробежали близняшки Лиза с Верой. Даша поделилась с ними информацией об ухажере Муравьевой, и они все прыснули ехидным смехом. Татьяна молча их слушала, боясь, что Вадим как-нибудь ее выдаст. «Блин, подсолнухи?! Какие подсолнухи? Зачем он их припер?» – думала она с досадой и злилась на парня за то, что он поставил ее в такое положение на грани позора. Если девчонки смеялись над Муравьевой так, то над ней и подавно будут издеваться. Они высмеивали его простецкий вид, глупую улыбку на лице и сами подсолнухи. Им все казалось смешным, но больше всего то, что парень принес букет на репетицию. Это ведь даже не был сам спектакль, еще не с чем было поздравлять, тем более цветами, тем более подсолнухами. «Да как он только до этого додумался?! – бесилась в душе Татьяна, а внешне показывала безразличие к разговору подружек. – Пригласила на свою голову. Еще и папа...».

На сцену она выходила с каменным от напряжения лицом. Все ее тело хотело застыть в нервозности, но нужно было двигаться, то плавно, то быстро, да еще и синхронно с остальными. Букет подсолнухов, большой, объемный, тут же бросался в глаза. Его, наверняка, заметила сразу вся труппа. Но Вадим сидел в первом ряду, широко улыбаясь, по своему обыкновению, ни на кого не обращая внимания. Он положил букет на колени, поддерживая их одной рукой, а второй рукой подпер подбородок и пристально смотрел на Татьяну. Она чувствовала его завороженный взгляд, и это еще больше раздражало. Она также чувствовала на себе взгляд отца, пока спокойный, подбадривающий и любящий. Пришлось собрать все остатки воли, чтобы сконцентрироваться на спектакле. Спасало хотя бы то, что это была всего лишь репетиция, но Татьяна чувствовала на себе такой груз ответственности, будто от ее исполнения зависела жизнь миллионов младенцев. На самом же деле, она танцевала в самом конце сцены, без партнера, все в массовке были как один на лицо, поэтому на нее внимания никто, кроме Вадима и отца, не обращал.

Наконец, спустя два часа мучения Татьяны закончились. Репетиция прошла хорошо. Преподаватель всех похвалил, Муравьевой восторгался. После окончания вся труппа вышла на сцену поклониться под гул небольших аплодисментов родных и близких. Татьяна стояла в углу сцены, прячась от всех, в надежде на то, что Вадим ее не заметит. Но он не мог ее не заметить, ведь смотрел только на нее. Когда все захлопали, он встал со своего места и понес букет к сцене. Среди труппы раздались негромкие смешки. Татьяна сначала не хотела выходить, хотя парень явно указывал на нее. Вся труппа уже расступилась, чтобы она вышла. Татьяна почувствовала на себе тяжесть тысячи прикованных взглядов и онемела.

– Смотри-ка! Подсолнух-то Танькин оказался! – шепнула подружкам Даша, и девчонки засмеялись, прикрывая рты ладонями.

В этот момент Лиза с Верой буквально вытолкнули Татьяну вперед. Она, шатаясь, подошла к краю сцены и с ужасом посмотрела парню в глаза. Его, казалось, ничто не смущало. Он стоял спокойно, уверенно, улыбался открыто и доброжелательно. Его не настораживали смешки, хотя он их слышал, потому что иногда глазами обегал труппу, но ни одной мышцей лица не выдал своего негодования по этому поводу. Он искренне ей улыбался, протягивая большой букет подсолнухов. Вскоре они полностью скрыли его лицо от Татьяны, тогда она решилась действовать. Девушка сделала твердый шаг к букету, взяла его в обе руки и с силой швырнула на пол. Вадим опешил. Однокурсники уже не сдерживали смеха, как и немногочисленные зрители в зале.

– Зачем ты приперся? Еще с этим дурацким веником из подсолнухов! Я же тебе говорила уже тысячу раз: перестань за мной бегать, как придурок! У тебя нет шансов! И никогда не будет.

К артистизму прибавилась злоба и волнение, поэтому все выглядело очень натурально, хотя параллельно сердце Татьяны обливалось кровью. Она спустила всех собак на несчастные подсолнухи, с усердием топча их ногами. Тут свой выход объявил отец. Он быстро выбежал из своего ряда и за доли секунды оказался возле сцены, встав напротив Вадима.

– Опять этот надоедливый бармен! – воскликнул отец. – Хватит преследовать мою дочь! Это уже смахивает на преступление. Я полицию вызову, если ты от нее не отстанешь!

Его худая фигура в темно-сером костюме с переливами вся дрожала от злости. Он широко расставил ноги, чтобы казаться шире и мощнее, сначала растопырил пальцы на ладонях, а потом сжал их в кулаки. Зрители уже наблюдали с интересом, что будет дальше. Драма разыгрывалась не на шутку. А Татьяна хотела провалиться сквозь землю и, вообще, никогда не существовать на этой планете.

Вадим тоже широко расставил ноги и сжал руки в кулаки. Он всем корпусом повернулся к отцу Татьяны. Лицо его приобрело недоброе выражение. Ноздри расширялись от учащенного дыхания. Было видно, что кровь в нем тоже кипит, но говорить он начал относительно спокойным холодным тоном:

– Здесь вы мне не указ.

– Каков наглец! Я ее отец! И именно я тебе здесь указ! Смотри, сколько неприятностей ты ей доставляешь! Я тебе уже говорил, что не желаю тебя с ней видеть, – театрально, впрочем, как и всегда, высказался отец.

– Мне плевать, чего вы не желаете, – решительно ответил Вадим и взглянул на онемевшую от ужаса происходящего Татьяну, которая прикрыла рот рукой, услышав его дерзкие слова.

В голове у нее промелькнула мысль: «Как можно так разговаривать с папой?». Но Вадим спокойно продолжал:

Мне нравится ваша дочь. И я не отступлю только потому, что вам не нравлюсь я.

– Ты ей не нравишься! – вскричал отец, поставив ударение на последнее слово, вместо второго, растерявшись больше от его самоуверенности, чем от наглости. Получилось истерично. – Очнись! Она ведь сама тебе об этом каждый раз говорит. Что за спектакль ты здесь устроил?

– Спектакль устроили вы. Это ваша стезя. А я всего лишь бармен.

– Куколка, ну, скажи ему в сотый раз! – отец в бессилии развел руками в воздухе, повернувшись к дочери. – Я же тебе говорил с барменами не связываться. Они все тугодумы. Еще и навязчивые.

Кто-то над этим посмеялся, но большая часть как труппы, так и зрителей, взволнованно молчала в ожидании, что ответит на это Татьяна или что вытворит парень. Подружки тоже замерли кто в «охах», кто в «ахах» от этого реалити-шоу. Вадим посмотрел на Татьяну. Взгляд у него был спокойный и неколебимый. С таким можно было чувствовать себя как за каменной стеной. Но Татьяна испугалась этого взгляда. Больше потому, что видела в нем отражение своего желания смотреть туда вечно.

– Уходи, пожалуйста, – тихо сказала она, опустив голову. – Я устала это объяснять.

Несколько секунд, пока Татьяна еще чувствовала на себе его взгляд, в зале стояло сильно заряженное напряжение. Очень тихо по сцене пробежался шепот. Потом послышался тяжелый вздох и приглушенные ковролином одинокие шаги, отдаляющиеся от сцены. Когда Татьяна подняла глаза, Вадим уже проходил последние ряды. Шел он уверенно, своим привычным шагом, не быстро и не медленно. И все это время, пока он не хлопнул дверью, все молчали.

– Чего замерли? Репетиция окончена, – громко сказал их преподаватель, хлопнув в ладоши.

Только тогда все начали расходиться.

Татьяна хотела реветь навзрыд, но толпа вокруг ее останавливала. Горло словно сковала колючая проволока. В памяти эхом еще отдавались равномерные глухие шаги. Лицо продолжало краснеть, наливаясь кровью, а сердце неистово стучать. В гримерке сильно не хватало кислорода, ведь окон там не было. Вентиляции, видимо, тоже. Татьяна схватила свои вещи, сняла пачку и, не переодеваясь, просто накинула плащ сверху, чтобы как можно скорее уйти отсюда. Но подружки остановили ее в проходе.

– Ну, ты даешь Танька! А че не признавалась, что это твой ухажер? – спросила Даша, вталкивая девушку обратно в гримерку. – Ну, вы, конечно, устроили шоу. Ты его специально что ли надоумила букет принести? Чтоб хоть какие-то лавры словить?

Даша осмотрела кругом всех подружек, и они все дружно рассмеялись. Татьяна выдавила из себя слабую усмешку.

– Я, вообще, не знала, что он придет, – тихо врала она, отворачиваясь. – Мне пора, отец ждет.

Она оглядела всех четверых подруг разом, нигде не найдя понимающего взгляда, а только усмехающиеся, и выбежала из душной комнаты. Убегая по длинному коридору к выходу, она еще долго слышала их громкий смех. Слов разобрать уже не могла, но была уверена, что смеялись именно над ней, Вадимом и отцом.

Татьяна так жаждала выбежать из этого здания, но самое неприятное ведь было впереди. Встретив отца, она пожалела, что убежала. Гораздо легче было выслушивать насмешки Даши и остальных, чем разговаривать с отцом. Но этого было не избежать. Ей все равно нужно возвращаться домой, возвращаться к репетиции, возвращаться в привычную жизнь. Ведь ничего и не произошло. Только в душе у нее начало что-то переворачиваться. Она пока не понимала ничего. Просто чувствовала, как ей невыносимо здесь. Везде. Ведь весь ее мир сводился к дороге от академии до дома и обратно. И лишь однажды стоило ей сойти с этого маршрута и заглянуть в первый попавшийся бар, как все закончилось крахом. Раньше в ее жизни была система, была рутина, были стандартные встречи и разговоры, привычные занятия и единственная цель. А теперь ничего не осталось. Все стало сразу чужим, непривычным, ненужным и запутанным. Это ощущение отстраненности Татьяна сравнивала с ощущением призрака человека, лежащего в коме: сознание его цело, но жизнь уже не принадлежит ему, точнее оно не принадлежит жизни, хоть и окончательно связь с миром еще не потеряна.

– Бедная моя Куколка! А этот бармен настырней, чем я думал, – с презрением говорил отец, взяв дочь под руку, как он обычно делал, когда они вместе куда-нибудь шли. – Но стоит отдать должное, упертости ему не занимать. Но подсолнухи!

Отец искренне расхохотался. Татьяна сжалась и, насколько это было возможно, отвернула лицо в другую сторону, чтобы спрятать свой стыд или негодование, а точнее смесь этих двух эмоций, что вырисовывались в некрасивую мину на ее лице.

– Вот умора! Еще и на репетицию! – продолжал посмеиваться отец своим чопорным смехом, а потом вдруг удивился. – Как он, вообще, там оказался?

– Я ему сказала, – тихо призналась Татьяна. – Но не думала, что он осмелится туда явиться. Да еще и с подсолнухами.

– Оригинальный, конечно, молодой человек.

Отец расплылся в веселой усмешке.

– А ты почему пришел? Ты же вроде бы не хотел, – спросила Татьяна, хоть теперь это и не имело значения.

– Как это не хотел? Я всегда рад посмотреть на свою Куколку! Просто у меня сначала из-за работы не получалось, но вчера выпал удачный шанс.

Они уже подошли к машине. Татьяна не хотела лезть в еще более замкнутое пространство наедине с отцом. Ей было неприятно, если не противно. Отец так же насмехался над ней и Вадимом, как и подружки, не подозревая, что причиняет ей этим боль. А сердце у нее до сих пор болело. Парень, конечно, сглупил с цветами, но точно не заслуживал такого обращения. Но больше всего она страдала из-за того, что сама поставила его в такую ситуацию.

Всю дорогу до дома отец читал Татьяне лекцию об отношениях. Это была все та же лекция, что она слышала уже не один десяток раз. Нового в ней не было абсолютно ничего. Отец снова внедрял в нее уже давно внедренные образы идеального партнера, учил, как правильно надо принимать ухаживания и как понять, что за ней правильно ухаживают. Естественно, Вадим ничего из папиного списка не делал и не имел, но все равно не давал ей покоя. Она только под отцовскую лекцию, после пережитого позора, смогла признаться самой себе, что не может оставаться равнодушной к нему. От этого ей совсем поплохело. Она решила погрузиться в свои мысли, чтобы абстрагироваться от отцовского монолога. Он же продолжал с чувством, выражением и расстановкой вещать простые истины, не замечая, что дочь уже давно потеряла интерес к этой теме и ко всему остальному тоже.

***

Татьяна плохо спала, но как только проснулась начала танцевать. Аппетита у нее тоже не было. Она поела только перед самым выходом просто для того, чтобы были силы оттанцевать спектакль. Она уже не волновалась так, как вчера перед генеральной репетицией. Ей даже нарочно хотелось все испортить: где-нибудь упасть, что-нибудь перепутать, как-нибудь помешать другим. В комнате она схватилась за фарфоровую статуэтку себя, сжала ее с силой, надеясь почувствовать боль. Гладкая и холодная керамика выскользнула из расслабленных рук. Татьяне хотелось, чтобы куколка упала на пол и разбилась, как тарелки в мастерской Вадима, но она беззвучно упала на кровать. Маленький бунтарский дух противился всему внутри Татьяны, обжигая мелкими вспышками огня сердце и душу, но вырваться наружу ему так и не удалось.

В машине отец снова держал речь, только теперь она должна была мотивировать Татьяну на балетные подвиги. Это заметно приглушило костер восстания.

– Как быстро летит время! – начал отец. – Столько лет и трудов! Твоих, моих! Ох, Куколка! Пусть ты не исполняешь сольную партию, но все равно... ты у меня умница! Многие ведь даже до выпуска не доходят. И дело даже не в таланте, а в упорстве. Я верю, ты, если захочешь, всего добьешься. А неудачи делают нас только сильнее. И мудрее. Нам сейчас нельзя унывать. Скоро перед тобой откроется настоящий мир балета, настоящие репетиции, настоящие спектакли, настоящая публика. Знала бы ты, какое это удовольствие, получать цветы от благодарных зрителей, а нет от каких-то сумасшедших барменов!

Стоило только отцу вспомнить о Вадиме, как Татьяна нахмурилась. До этого момента речь отца действовала позитивно. Она набиралась понемногу мотивации, хотя бы для того, чтобы завершить начатое. Но слово «бармен» теперь резало ей душу. На счастье Татьяны, доехали они быстро. Из машины сразу же разошлись каждый по своему пути: Татьяна – через служебный вход в гримерку, а отец – через парадный в центральный холл.

Сегодня все казалось Татьяне еще более торжественным и величественным. Был уже вечер. В театре было тепло и уютно. Теплоту, в основном, создавал желтый цвет ламп накаливания, что использовались почти во всех люстрах и светильниках. В гримерках все так же было тесно и душно. Общий свет здесь тоже был тусклым, но у каждого зеркала горели яркие лампочки, обрамляющие его по периметру, поэтому краситься было удобно. Муравьева держалась особняком, как и всегда, пританцовывая на цыпочках. Ее партнер старался быть поблизости. Но она пока не обращала на него внимания. Остальные разбились по кучкам и общались между собой. Все обсуждали только предстоящий спектакль и волнение по этому поводу. Зал потихоньку набивался зрителями, основную часть которых составляли родственники и друзья выступающих, преподаватели и не выпускающиеся студенты академии.

– Ну, что Тань, сегодня твой тоже придет? Уже с семечками? Или подсолнечным маслом? – сама шутила и сама же смеялась Даша. Остальные выдавили по легкому смешку.

Татьяна тяжело вздохнула, закатив глаза, и отвернулась к своему зеркалу. Перед тем, как попасть к визажисту, надо было подготовить на лице основу под макияж. Она молча достала косметичку и начала наносить на лицо специальный крем.

Подружки продолжали посмеиваться, уже не обращаясь к самой Татьяне, будто ее и не было. Вдруг к ней подошла Муравьева, которая каким-то чудесным образом оказалась за соседним с Татьяной столиком и внезапно сказала:

– На самом деле, ты зря с ним так жестоко. Бедный парень, сглупил, конечно, но от любви умнеют только глупые, а умные, наоборот, тупеют. И тупят, – надавила она на последнее слово.

Татьяна удивленно посмотрела на ее уже разукрашенное визажистом лицо. Муравьева выдавила слабое подобие улыбки. Но Татьяне все равно приятно было увидеть искреннюю доброжелательность, пусть не полноформатную, но зато без издевок и подвохов. Особенно на фоне тупоумных замечаний ее подруг, что продолжали мусолить вчерашний случай.

– Спасибо, – не совсем кстати ответила Татьяна, но именно это слово четко описывало то, что она сейчас испытывала.

Муравьева хмыкнула, тоже почувствовав, что ответ оказался невпопад, но не стала это вслух подмечать, за что Татьяна была благодарна вдвойне.

Потом все разбежались по своим зеркалам, начали надевать пачки и пуанты. Потом шла разминка. Татьяна самая последняя попала к визажисту, потому что ее меньше всех остальных волновал внешний вид. Она сама себе удивилась, ведь раньше внешний вид был самой важной для нее вещью. Позже она тоже присоединилась к разминке, которая помогла снять некоторое напряжение и сконцентрироваться на спектакле.

Выходя на сцену, Татьяна снова начала испытывать волнение. Весь предыдущий опыт ее жизни в один миг свалился на плечи, давя на больные места. Вдруг проснулась ответственность перед отцом, преподавателями и однокурсниками. Надо было брать себя в руки и станцевать этот спектакль без изъянов, даже если она не решила, что будет дальше. Принимать важные жизненные решения она не умела, но придерживаться принятого ей помогала хорошо развитая сила воли.

Спектакль прошел на ура. Довольны остались все, особенно их преподаватель. Все, в целом, было как обычно на репетициях. Муравьева блистала, все остальные ее не подводили. Татьяна была в тени, поближе к кулисам, но ощущала себя так, будто танцевала ведущую партию. Ответственность и напряжение распространились на всех, плавно от центра и солистов до периферии. Наконец, по окончании самого главного события всего их многолетнего обучения можно было выдохнуть свободно. За кулисами все громко обсуждали свои страхи и эмоции на сцене. Кто-то где-то чуть не споткнулся, у кого-то подкашивались ноги, кто-то еле удержал балерину, однако все смеялись, потому что все это было на грани, но не случилось.

Даша предложила подружкам отпраздновать успешное выступление, как делали все остальные небольшими группами. Без компании оказалась только Муравьева. Неожиданно для всех Даша предложила подругам пригласить ее с ними. Татьяна даже обрадовалась, что в компании будет хоть кто-то, кто не станет смеяться над ней и Вадимом, когда Даша опять начнет остроумничать по этому поводу. Муравьева была удивлена, когда девушки все вчетвером подошли к ней в гримерке.

– А куда вы хотите? – еще не до конца осознав ситуацию, спросила она.

–Не знаем, в какой-нибудь бар, где-нибудь по пути, – пожала плечами Даша.

– Главное, чтобы танцплощадка была, – уточнила Вера.

Все, кроме Татьяны, тут же подхватили эту идею. Муравьева заулыбалась и согласилась. Решение позвать Муравьеву казалось странным. Но Татьяна подумала, что, возможно, после окончания академии Даша все-таки решила, что они больше не соперницы и пора как-то сгладить их сложные отношения.

Сама Татьяна не очень хотела развлекаться, в баре, с подружками. Ей хотелось пойти домой, лечь в родную постельку и уснуть крепким и долгим сном, сном свободного человека. Но особенной свободы она не ощущала, а по традиции как-то отметить выпускной спектакль было необходимо, тем более что они давно затевали это мероприятие, поэтому она и согласилась. Еще больше ее стал интересовать этот вечер после приглашения Муравьевой. Татьяна никогда с ней близко не общалась, знала о ней только то, что происходило на занятиях и рассказывала Даша, причем зачастую эти вещи могли противоречить друг другу. Татьяна подозревала, что подруга могла наговаривать. Особенно, она укрепилась в этом мнении после сегодняшней короткой беседы с Муравьевой.