Текст книги "Куколка (СИ)"
Автор книги: Ирина Воробей
Жанры:
Повесть
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
Она ни с кем особенно не разговаривала. С Дашей и близняшками ей не хотелось общаться, но она все равно сделала с ними фото на память, хотя бы в знак уважения их многолетней дружбы. Хотя теперь она сомневалась, что это можно считать дружбой, скорее, просто ежедневным общением, вынужденным и рутинным. После того случая с Муравьевой Даша вела себя отчужденно, но продолжала фальшиво улыбаться и делать вид, будто ничего не было. Муравьева даже смотреть в ее сторону не хотела, а Даша продолжала на нее фыркать и огрызаться, как моська на слона.
Ни отец, ни подруги не заметили Татьяниных слез. Только Муравьеву что-то навело на подобные мысли, но угрюмое молчание Татьяны быстро отвадило желание задавать неуместные вопросы. Радовало только то, что на следующий день она должна была увидеться с Вадимом.
Как и предполагалось, отец ничего не заподозрил. Татьяна взяла с собой косметику, гигиенические принадлежности, свою любимую пижаму и тапочки, уложила все это в небольшой рюкзак, а сверху засунула олимпийку от костюма. На себя надела спортивные штаны, простую белую футболку и кроссовки. Уже хотела выйти из комнаты, но вспомнила про подарок. Она схватила с полки статуэтку маленькой балерины с ее лицом, вгляделась в фарфоровую себя в последний раз и бросила в рюкзак.
Перед выходом отец уточнил время ее возвращения, а потом обнял и пожелал хорошего отдыха. Сам он тоже куда-то собирался, поскольку тщательно выбрился несмотря на выходной день. Татьяна догадалась, что на свидание. Ей даже показалось, что отец рад ее отъезду на целых два дня.
Она взяла рюкзак и на автобусе доехала до дома Вадима. Конечно, она немного опоздала. К ее удивлению, он уже стоял у подъезда и курил. Одет он тоже был в серые хлопковые штаны и приталенную белую футболку без принтов, которая выразительно обтягивала мышцы груди и рук. В Татьяне проснулось жгучее желание упасть ему на упругую грудь в объятия сильных рук, но парень без всяких приветствий сказал ей делать другое.
– Кидай вещи на заднее сиденье, – бросил он перед затяжкой, указывая на припаркованный возле дома старый немецкий хэтчбек грязно зеленого цвета. Татьяна, взглянув на полу ржавую колымагу, засомневалась, что на ней можно куда-то уехать.
– Да, не Бентли, конечно, – усмехнулся парень. – Но еще ездит. Пару часов еще протянет. Надеюсь.
Он нехорошо усмехнулся, и сомнения укрепились в Татьяне, но она из вежливости ничего не сказала. Докурив, Вадим сел на водительское сиденье, пригласив Татьяну сесть рядом на пассажирское. Несмотря на длительный срок эксплуатации (Татьяна подозревала, что машина даже старше ее) в салоне было чисто и аккуратно. Обустройство и обивка салона, конечно, были обшарпанными, бардачок сломан, кресла просижены, но пыли внутри не было, до всего можно было без неприязни дотронуться рукой. В салоне даже не пахло куревом. Татьяна, покатавшись в самых разных салонах такси, встречала и в относительно новых автомобилях ужасные неприглядные последствия их нещадной эксплуатации. Здесь же было приятно находиться. Вадим строго-настрого наказал Татьяне пристегнуться, что ей удалось далеко не с первого раза, и попытался завести автомобиль. У него это тоже получилось не сразу. Татьяну это немного беспокоило, но самоуверенная улыбка Вадима все стирала.
Машина все-таки завелась, и они двинулись в путь. Как сообщил Вадим, ехать им предстояло два часа, но по пути надо было заехать в гипермаркет, накупить продуктов и других принадлежностей для праздника.
– Ты только классику слушаешь? – спросил он, потянувшись правой рукой к круглому переключателю радио.
– Что за стереотипное мышление? – укорила его Татьяна, улыбнувшись. – Мы, балерины, такие же люди, как и все. Разумеется, я в 21 веке живу, а не в 19. И слушаю обычную музыку.
– Ну, просто ты первая балерина, с которой я знаком. До тебя некому было развеять эти мифы, – оправдывался Вадим. – Ладно, значит, послушаем «Дорожное» радио.
Он переключил радио на нужную волну, и вскоре в салоне заиграла попсовая музыка. Поначалу они ехали молча. Вадиму приходилось останавливаться на каждом светофоре и внимательно следить за дорогой, потому что им попадалось множество нерегулируемых пешеходных переходов, внезапно выныривающих из дворов велосипедистов и полу разрушенных лежачих полицейских. Татьяна слушала музыку и думала о своем. Ей не было неловко от этого молчания. Наоборот. Она любовалась утренним городом, бурлящим проснувшейся жизнью как муравейник. Солнечное небо поблескивало в разноформатных окнах многоэтажек. На километры вокруг распространялись ароматы цветения сирени и яблонь. Сквозь приоткрытое окно и до нее доносились эти терпко-сладкие запахи, подтверждающие, что город теперь полностью под юрисдикцией лета. На улицах уже было много людей и много машин. На долгих светофорах даже образовывались небольшие пробки. Суббота кипела с самого утра.
Татьяна дышала прохладой июньского ветра, вливающегося сквозь узкую прощелину окна, и наслаждалась свободой. Именно свободу она сейчас ощущала. В первую очередь, свободу от отца, потому что не надо было напрягаться и придумывать, что ему соврать по возвращении домой, потому что он никогда не узнает об этой ее поездке к Вадиму на дачу, потому что у них впереди было целых два дня. Казалось, этого так много. Они еще не проводили вместе столько времени. И тем более не проводили его так, когда им никто не мог помешать. Во вторую очередь, она полноценно осознала, что с академией покончено. Сегодня ей можно было не заниматься репетицией и тренировками, можно было посвятить этот день себе, провести его легко и весело без постоянного чувства долженства. Она просто радовалась этому дню, наслаждаясь примитивной, но легкой песней, что звучала из динамиков.
– А у меня вчера выпускной был, – сказала Татьяна, почувствовав, что теперь его можно немного отвлечь.
– Поздравляю! – широко улыбнулся парень и посмотрел на нее. – У тебя в дипломе так и написано «Балерина2?
– «Артист балета», – гордо сказала она, а потом, погрустнев, добавила. – Между прочим, балериной далеко не каждый артист балета и даже не каждый солист может стать. Это уже высший пилотаж.
– Я и не знал, – просто пожал плечами Вадим.
– Правда, – вздохнула Татьяна, – ректор нашей академии вчера сказал, что мне не стоит тратить жизнь на балет. И что он удивился, что я, вообще, закончила академию.
Комок боли снова застрял в ее груди. Вадим с недовольным видом отвернулся к окну, посидел так недолго в задумчивости, а потом ответил:
– Тебя не должно волновать, кто и что говорит по поводу твоего выбора. Это только твое дело. Никто тебе не указ. Если ты хочешь быть балериной, ты ей будешь! Точнее, ты ведь уже артистка балета, разве нет? Какая тебе разница, что думает твой бывший ректор?
Он специально надавил на слово «бывший». Татьяна вздохнула. Глубоким вздохом она пыталась облегчить ту боль, что сжимала грудную клетку.
– Нуу... – протянул Вадим, бегая глазами по окружению за лобовым стеклом, видимо, соображая, что на это ответить. – Но диплом ведь ты получила? Теперь уже не важно, как.
– Ну, да.
Татьяна опустила голову. Говорить о своих непонятных догадках по поводу романтической связи отца и ее бывшего ректора она не стала, смутившись.
Солнце бесцеремонно впивалось своими ослепительно белыми лучами в глаза, заставляя жмуриться и отворачиваться. Сила нагрева увеличивалась за счет стекла, и кожу обдавало жаром. Спасали только прохладные струйки воздуха из окна. Вадим опустил стекло со своей стороны до половины. Лавина свежего воздуха ввалилась в салон, а вместе с ней и оглушающие шумы ветра и трассы.
– На самом деле, я сама не знаю, чего хочу.
– Ты просто ничем, кроме балета, и не занималась, – быстро ответил Вадим, будто готовил эти слова с их самой первой встречи. – Попробуй разобраться в анимации. Хотя бы азы изучи. Обучающих роликов в интернете куча. Я сам так учился.
– Я – аниматор? – рассмеялась Татьяна, хотя ей было не смешно, а грустно.
– Ну, Дисней тоже не родился с карандашом в руке, – усмехнулся парень. – Все рождаются голыми, не умеющими даже говорить и ходить. Сначала их кто-то учит, помогает им, наставляет, а потом все дети неизбежно взрослеют и все делают сами. И выбирают тоже сами.
Наступила пауза. Татьяна не хотела продолжать этот тяжелый разговор, но задумалась над его словами. Она признала, что 18 лет – это только самое начало взрослой жизни. Ей только в этом году стало разрешено голосовать, употреблять алкоголь и вступать в брак. Она только-только начала жить. Ее ровесники сейчас тоже только-только заканчивали школы и выбирали себе специальности. И большинство из них, наверняка, еще не знали, куда и на кого пойдут учиться, но жизнь уже заставляла их делать выбор. Но у них хотя бы есть этот выбор. Ее же, маленькую, глупую, кто-то когда-то поставил у станка и сказал, что здесь ее место. И она не могла сдвинуться с этого места всю свою жизнь. До сих пор. Но теперь она взрослая, она может голосовать за того политика, чьи взгляды ей ближе, она свободна вступать в брачные отношения с тем, кто ей нравится, она может водить машину, если обучится и получит водительское удостоверение, она может работать, где ей интересно. Она может много чего того, что было запрещено раньше. Наконец, она может выбрать для себя профессию, занятие, которому посвятит свою жизнь. Отец больше не ее законный представитель, теперь она сама может представлять свои интересы. Именно, что свои интересы.
Вадим заехал на парковку крупного гипермаркета, что стоял по правую сторону трассы. Здесь можно было найти все необходимое и даже больше. Они вышли из машины, Вадим поставил ее на сигнализацию (Татьяне было удивительно, что в такой старой машине еще есть сигнализация и зачем она ей нужна), и они вошли в большое одноэтажное здание. Покупателей, как и в целом людей в городе, здесь было много. Все ходили с тележками, толкаясь друг о друга, мешая сотрудникам работать, а себе совершать покупки. Вадим с Татьяной тоже взяли тележку и отправились в раздел «Все для праздника». Парень набрал там древесного угля, розжиг и всякие другие штуки, которые были необходимы для гриля. Потом они перешли к одноразовой посуде. Он предложил Татьяне выбрать то, что ей понравится. Она выбрала картонные стаканчики и тарелочки с разноцветными шариками, а приборы они взяли самые обычные, белые, пластиковые. Потом пошли по продуктовым рядам набирать все, что можно было есть, особо не заморачиваясь с его готовкой. Пока они гуляли по рядам, Вадим рассказывал ей о том, что любит, спрашивал о ее вкусовых предпочтениях, обсуждал с ней, какой кетчуп лучше и почему. Из-за кетчупа они чуть не поссорились. Татьяна хотела взять супер острый, который всегда покупал ее отец. По его мнению, этот кетчуп шел к любому блюду, потому что был очень качественным и дорогим. Но Вадим опроверг экспертное мнение отца тем, что, скорее всего, кетчуп шел к любому блюду просто потому, что был настолько острым, что не оставлял возможности языку прочувствовать какие-либо вкусы, парализуя все рецепторы напрочь. Он показал ей состав этого кетчупа, в котором было много всяких консервантов и добавок с индексом E, а также содержался глутамат натрия. Потом он взял кетчуп, который любил сам, и сравнил составы. Состав его кетчупа оказался гораздо проще, поэтому, по мнению Вадима, полезнее. Это был первый случай, когда Татьяна с ним согласилась. Парень ликовал как ребенок и чуть не перевернул тележку с продуктами. Девушка только рассмеялась.
Когда они выбирали печенье, она поймала себя на мысли, что ей нравится то, чем они сейчас занимаются. Вадим со всей серьезностью подходил к выбору продуктов. Он внимательно читал составы на всех упаковках, сравнивал цены, пытался по цвету и запаху определить, насколько испорчен или свеж продукт. Татьяне нравилась его практичность, нравилось обсуждать с ним эти простые вещи. Он не пытался показаться излишне щедрым, пресекая некоторые ее попытки купить какую-нибудь ненужную, но дорогую и красиво упакованную вещь. Он не боялся признаться, что его бюджет ограничен, и он не может удовлетворять все ее принцессовские прихоти, но при этом в рамках дозволенного давал ей полную свободу. Пожалуй, единственное, что он не мог ей доверить – это выбор алкоголя. И все это он делал в легкой, шутливой форме, заставляя ее смеяться.
Накупив целых 3,5 пакета продуктов, они вернулись в машину. Вадим нес три набитых битком пакета, а Татьяне вручил половинку, наполненную посудой и салфетками. Положив все это в багажник, они двинулись дальше. Ехать предстояло еще полтора часа. В пути они не разговаривали ни о чем важном. Вадим рассказывал интересные факты про муравьев, которые он узнал из передачи на National Geographic, что смотрел вчера ночью. Оказалось, у муравьев насыщенная жизнь, достойная экранизации в форме эпичного блокбастера под руководством какого-нибудь именитого режиссера, наподобие Спилберга. В муравьином мире случалось немало баталий, плелись свои интриги и случались всяческие катастрофы. Татьяна слушала все это с интересом. Приятно было поговорить о чем-то, кроме балета. Потом она начала рассказывать ему отрывки своих знаний из области биологии, ассоциативно вспоминала статьи, что читала давно, но которые ее впечатлили. Затем он чем-нибудь дополнял ее истории. Так плавно протекал разговор, порой меняя русло, уходя далеко в степь и в сторону, но не иссякая. Такой разговор напоминал серфинг по Википедии, когда начинаешь читать одну статью из области биологии, а заканчиваешь совершенно не связанной с ней статьей о причинах провала матча футбольной командой в плей-оффе сезона 1987 года. Так и они договорились до обсуждения космологической теории струн, в которой оба ни черта не понимали, но каждый по отдельности, оказалось, посмотрел цикл серий научно-популярных документальных фильмов о вселенной, поэтому каждый считал себя знатоком устройства мироздания.
А потом на приборной панели загорелся непонятный для Татьяны оранжевый значок, из-за чего Вадиму тут же пришлось остановить машину, съехав на обочину.
– Что случилось? – с тревогой спросила Татьяна, пытаясь подглядеть, что происходит на приборной панели, но машина была заглушена, а все значки и кнопочки на приборной панели потушены.
– По ходу, двигатель перегрелся, чтоб его.
Он недовольно отстегнулся и вышел из машины. Татьяна осталась сидеть на месте, внимательно за ним наблюдая в ожидании апокалипсиса. Вадим, посмотрев, что творится под капотом, сообщил прискорбную весть о поломке системы охлаждения. Татьяна подумала в этот момент: “Так и знала, что все кончится плохо!”. На дне желудка уже нарастала паника. Она тоже вышла из автомобиля. Они почти доехали до поселка, в котором находилась дача Вадима, им оставалось где-то полчаса. Парень успел свернуть на обочину двух полосной деревенской дороги, окруженной казавшимся непроходимым хвойным лесом. Высокие толстые сосны, зеленые и непреступные, монументально возвышались над ними, нагнетая и без того малоприятную обстановку. Ни в ту, ни в другую сторону не было ни видно, ни слышно ни одного автомобиля.
– И что теперь? – встревоженно спросила Татьяна, подходя к открытому капоту.
Под капотом все было таким старым, ржавым и пыльным, что разобраться, что к чему было весьма затруднительным, особенно если смотреть на устройство двигателя в первый раз в жизни. Вадим пальцем показал ей на пыльный, замасленный серый бачок, сообщив, что эта штука не дает двигателю нагреваться, но она сломалась, потому дальше ехать опасно. Татьяна кивнула, но ничего не поняла.
– Надо подождать полчаса, пока остынет. Потом я ее заделаю, и поедем, – спокойно сказал парень, улыбаясь, дав ей понять, что переживать не стоит.
Татьяна оставалась в недоумении, но его уверенная улыбка и добродушное спокойствие помогли ей не запаниковать. За их разговорами час, в течение которого они ехали от гипермаркета до этого места, пролетел совсем незаметно. Следующая половина должна была пройти так же быстро, поэтому Татьяна продолжала себя успокаивать, что переживать, действительно, нет смысла.
Они вернулись в машину. Стояла глухая тишина, потому что вместе с автомобилем, разумеется, заглохло и радио. Но ни Вадима, ни Татьяну это не беспокоило. Парень опустил спинку сиденья до самого максимума, превратив свое кресло в лежанку, и устроился на ней поудобнее. Сосны давали хорошую тень, поэтому солнце не могло проникнуть к ним своими обжигающими лучами. Татьяна тоже захотела лечь, но не смогла сделать так же, потому что рычаг застрял. Вадим заметил, что его не двигали, наверное, больше десяти лет и принялся ей помогать. Татьяна осталась сидеть в кресле. Парень перелез через коробку передач, уперся правым коленом в пассажирское сиденье, а левую ногу поставил на площадку под бардачок, правой рукой он схватился за подголовник, а левую начал протягивать вниз, засовывая ее в пространство между сиденьем и дверью.
Он проделал все это легко и ловко, не чувствуя ни смущения, ни стеснения, в то время как Татьяна вся сжалась от такой внезапной близости. Она снова учуяла ментолово-хвойный аромат. Шею и плечо ей обдало его горячим дыханием. Внизу снова проснулось малознакомое, но приятное чувство возбуждения. Потом он резко дернул рычаг, и спинка кресла с грохотом упала вниз. Вадим оказался над ней лицом к лицу, упершись левой рукой в заднее сиденье, а правой поддерживал ее голову. Глаза их встретились. Татьяна вся встрепенулась от нарастающего волнения. Сердце заколотилось в панике, в области таза все, казалось, жужжало. Он ей улыбнулся ласково и, закрыв глаза, медленно потянулся губами к ее губам.
Погружение в поцелуй было постепенным. Он не стал сразу засовывать в нее свой язык. Сначала едва ли касался губ, потом делал это чуть сильнее, выжидая какое-то время реакции. Татьяна не сопротивлялась, в онемении ждала продолжения. Потом начала отвечать. Инстинкты подсказывали ей, как это делать, хоть никто ее этому не учил. Случайно, первой она задела кончиком языка его губы. И тогда Вадим понял, что можно целоваться в полную силу. С каждым разом поцелуи становились все более страстными, эмоциональными и насыщенными. Так же постепенно, без нажима и спешки, он перешел с губ на щеки, затем на уши, потом добрался до шеи. Татьяна таяла от удовольствия и даже не думала сопротивляться, хотя до конца еще не осознавала, к чему все идет. Ее дыхание учащалось. В нем слабыми нотками проявлялся глухой стон. Вадим долго целовал ее шею, ключицу, острые плечи, слегка растягивая круглый воротник хлопковой футболки. Татьяна закрыла глаза, тяжело дыша. Возбуждение уже переполняло ее всю от кончика пальцев до макушки. Короткие влажные прикосновения губ разбивали ее защитное поле, словно оставляя на теле маленькие, но глубокие кратеры, раздражающие нервную систему. Она одновременно напрягалась и раскрывалась с каждым поцелуем все сильнее. Вот она уже чувствовала его мягкую большую руку на своей груди. Пальцы сжимали и разжимали ее, посылая с каждым нажимом приятный импульс по нервным окончаниям вниз. Потом она почувствовала, как его рука нежно скользит по животу, щекоча и будоража одновременно. Легким движением пальцев он стянул с плеч лямки, грудь задышала свободнее, с глубоким вздохом приподнявшись наверх. Его теплые руки ласкали упругие соски, губы целовали кожу между. Затем он опустился еще ниже. Живот напрягся, на нем выступили округлые кубики пресса. Он поцеловал их все. Затем остановился. Татьяна все еще с закрытыми глазами ждала продолжения. Вадим поднялся на колени, аккуратно снял с нее кроссовки, стащил спортивные брюки, стянул трусики и продолжил целовать от пупка и ниже. Татьяна стонала в изнеможении, не зная, куда себя девать от напряженного удовольствия. Все тело было напряжено до предела, каждая клеточка, казалось, готовится взорваться, но потом пришло желанное облегчение. Она сразу вся расслабилась и размякла на сиденье.
Открыв глаза, она увидела его довольное улыбчивое лицо. Он поглаживал тонкими пальцами ее плечи, грудь и живот, не отрывая глаз от ее тела, словно опять рассматривал каждую пору и каждую родинку на ней, чтобы запомнить все это навсегда. Она притянула его к себе и начала целовать в губы. Вадим быстро перехватил инициативу на себя, сбросил футболку, продолжил целовать ее шею. Татьяна снова вспыхнула. С жадностью разглядывая его голое тело, она помогла ему снять штаны. Вадим продолжил целовать ее грудь, а потом вдруг остановился и посмотрел в глаза.
– Я уже год этим не занимался. Я, скорее всего, облажаюсь сейчас. Не суди строго.
Он смутился. Татьяна рассмеялась.
– Я этим никогда не занималась. Не беспокойся, мне даже сравнить будет не с чем.
Парень тоже посмеялся и воодушевленно поцеловал ее в лоб, а затем в губы.
– Я постараюсь быть нежным, но ты сразу говори, если будет больно, окей? – прошептал он ей на ушко. – И не бойся, если будет кровь. Она вроде как должна быть.
Татьяна опять рассмеялась. В любой другой ситуации слова «будет кровь» ее бы насторожили и заставили прекратить это действие, но сейчас она жаждала продолжения и ничего больше. Снова начались ласки, поцелуи, нежные поглаживания, страстные сжимания, притяжение. Как только он натянул презерватив, Татьяна воскликнула:
– Ой, больно!
Вадим опешил.
– Не настолько сразу, я еще даже не пытался, – опечаленно произнес он.
– Ты мне ногу придавил, – рассмеялась Татьяна.
Вадим понял свою ошибку и высвободил ее ногу из-под своей. А потом они, наконец, занялись сексом. Ее хорошая растяжка им здесь очень пригодилась, поскольку помещение изначально не было продумано для таких нужд. Само действо продлилось недолго, через 15 минут Вадим с прискорбием озвучил, что кончил. Боли она почти не чувствовала, только немного в начале. Но и ничего другого она тоже не испытала. Только легкие отголоски щекотания внутри. Татьяна осталась лежать, улыбаясь. Он посмотрел на нее виновато, завязывая узлом презерватив.
– Слушай, я не всегда такой скорострел. Просто практики давно не было. И я очень тебя хотел, что уж тут скрывать, – парень отвел взгляд в сторону, сквозь окно на дорогу. – У меня будет шанс реабилитироваться?
Он снова посмотрел на нее с наивной надеждой в глазах. Татьяна только рассмеялась, а потом резко поднялась и чмокнула его в губы. Вадим заметно приободрился. Ей нравилось, что он так чуток к ее эмоциям и чувствам. Во время секса она чувствовала всем телом, как он бережно к ней относится. Он аккуратно придерживал ее голову, чтобы она не ударялась о дверь или тщательно проверял все рукой перед тем, как переложить в другую позицию. Он также аккуратно убирал ее волосы, чтобы они не тянулись и не вырывались в порыве страсти. Все эти мелочи замечались даже в момент возбуждения и добавляли в простые физические действия щепотку романтики. Хоть она и не испытала того же, что испытала, когда он делал ей кунилингус, ей понравилось и хотелось еще. Она всегда думала, что первый секс станет для нее величайшим событием, переломным моментом, что она сразу как-то изменится после него, но она не чувствовала ничего. Она представляла акт соития как некое таинство, окутанное туманами страсти, постигнув которое, она сможет открыть величайшие истины. Но никакие истины ей не открылись и, вообще, казалось, ничего не поменялось. Она была все той же Татьяной, только теперь не девственницей. Она продолжала лежать на сиденье, где все произошло, и ничего не чувствовала. Физиологически. Эмоционально ей было и радостно, и спокойно. Она чувствовала облегчение и легкое возбуждение, остатки не высвобожденных переживаний. Она чувствовала теплоту его глаз, то и дело скользящих по ее голому телу, и нежное чувство благодарности. Она чувствовала себя желанной даже после того, как все закончилось.
– Продолжая нашу тему про насекомых и неудачный секс, – начал Вадим, натягивая на себя трусы, – хотел порадоваться, что мы не пауки.
– Пауки? Почему? – недоумевала Татьяна, застегивая бюстгальтер.
– Потому что самка паука после спаривания сжирает паука. После такого ты бы меня точно не пощадила.
Татьяна сначала рассмеялась, а потом заинтересовалась и даже испытала отвращение.
– Какой ужас! – воскликнула она, поправляя закрученную резинку трусиков на бедре – Впрочем, я слышала такое и про богомолов. Зачем природа так делает?
– Ну, природе не до сантиментов, – с ученым видом отвечал Вадим, надевая правую штанину. – Для нее главное – удовлетворение потребностей. Потрахался – хочется жрать. Вот она и придумывает всякое для оптимизации процесса воспроизводства. Самец-то больше не нужен. Зачем самкам далеко бегать и искать себе еду, если вот, еда под боком?
Татьяна хмыкнула, а парень продолжил:
Но самое интересное, что пауки научились обходить это...
История предвещала интересную развязку, но Вадим резко остановился, глядя через заднее стекло на дорогу.
– Черт! Дэн! – воскликнул он и впопыхах начал натягивать на себя одежду. Быстро надел вторую штанину и сунул ноги в кеды. С сиденья схватил футболку и натянул ее, уже выходя из машины.
Рядом с ними, чуть позади, остановился черный американский седан. Татьяна успела только натянуть штаны, потому осталась лежать в машине, приложив оставшуюся белую футболку к груди. Из окна она видела, как из седана выходит Дэн, коренастый, медлительный, раскачивающийся, словно медведь, в белых чиносах и черной обтягивающей широкие плечи футболке. С места водителя вышла невысокая девушка с полными бедрами и пышной грудью, в легком льняном платье, слегка приталенном, но не в обтяжку. В противоположность Дэну она шла шустро, бодро, немного пружинясь. У нее были очень красивые красно-рыжие волосы, вьющиеся, отдающие здоровым блеском. Татьяна подумала, что такие волосы на парик стоили бы целое состояние. По крайней мере, ее отец отдал бы много, чтобы иметь такую шевелюру.
Вадим с Дэном опять обменялись своим эксклюзивным рукопожатием, потом Вадим обнял его девушку. Дэн чуть отстранился от друга и, посмотрев на него сверху вниз, заметил:
– Я смотрю, ты к празднику хорошо подготовился. Из последней коллекции Дольче Габбана прикид?
Парень поднял одну бровь верх и усмехнулся. Девушка переводила смешливый взгляд с Вадима на машину, из окна которой на них глядела с голыми плечами Татьяна. Вадим посмотрел на свою футболку и с досадой выругался. В спешке он схватил ее футболку, которая едва ли доставала ему до пупка и почти расходилась по швам в плечах и груди.
– Вы все не так поняли! – поспешил оправдаться парень, замахав руками.
– Ну, разумеется, – посмеялась девушка и, указав на окно автомобиля с растерянной Татьяной, добавила. – Мы думали у вас тачка сломалась, а вы, оказывается, остановились педикюр друг другу сделать.
Дэн с девушкой расхохотались. Татьяна смутилась, мгновенно залившись краской. Вадим не краснел, но взгляд, которым он посмотрел на Татьяну, был смущенным. В уголках губ обоих еле заметно замешкалась улыбка.
– Ладно, представь нам своего стилиста, – сказал Дэн, перестав смеяться, хотя довольная усмешка еще не сошла с его квадратного лица.
Татьяна отрицательно закачала головой, показывая, что она не готова выходить, потому что не одета. Вадим вздохнул.
– Может, на сосны полюбуемся? – предложил он, указывая на противоположную сторону дороги. – Пока у моего стилиста педикюр не высохнет.
Дэн с девушкой усмехнулись, но отвернулись в сторону красивых и одинаковых, выстроившихся сплошной стеной, деревьев. Татьяна быстро натянула на себя футболку Вадима, обулась и вышла из автомобиля. Услышав приближающиеся шаги, все трое обернулись. Вадим представил им девушку. Дэн просто махнул рукой, как бы говоря: «Виделись!».
– Алиса, – представилась его девушка и протянула Татьяне руку.
Татьяна пожала ее неуклюже и быстро убрала руки за спину.
–У тебя изолента есть? – спросил Вадима Дэна. – Охлаждение не работает.
– Ща поищем, – протянул тот и отправился к багажнику своего седана.
С автомобилем парни возились еще полчаса. Первым делом они выкурили по сигарете, а потом принялись копаться в капоте хэтчбека. В процессе починки они вчетвером болтали ни о чем. В разговоре Татьяна, в основном, не участвовала. Дэн с Алисой вели себя так, будто уже давно ее знают, не стеснялись говорить о своих проблемах, шутить и жаловаться. Но Татьяне все равно было немного неловко. Вадим тоже больше слушал. Дэн с Алисой рассказывали про свой отпуск в Греции, который не обошелся без приключений, блужданий и попрошайничества. Точнее, чтобы выбраться из города, в который они уехали по ошибке и в котором потеряли наличку, Дэну пришлось устроить на площади флэйринг-шоу с грязными бутылками, что он забрал со стола рядом находившейся таверны. Представление оценили ровно настолько, чтобы им хватило на обратные билеты на автобус. Но Дэн хвастался, что это была хоть и небогатая, но очень благодарная публика.
После починки машина завелась сходу, и они поехали по пустынной дороге в ряд из двух автомобилей. Когда они прибыли на место, уже был полдень. Дачный домик находился в самом начале небольшого одноэтажного поселка. Все дома здесь были старые, деревянные, некоторые из них казались пустынными и заброшенными. Дачный дом Вадима тоже был не новым, давно не ремонтировавшимся. Он представлял собой двухэтажное деревянное здание с торчащей из крыши ржавой трубой. Окна в нем были прямоугольные, деревянные, разделенные на три одинаковых отсека, рамы которых рисовали букву «Т». Некогда они были окрашены белой краской, но сейчас приняли ободранный серый цвет. Пыль толстым слоем покрыла неровные поверхности стекол. Справа имелась веранда с широким остеклением до половины стены по всему периметру. Двор был окружен деревянным частоколом, выкрашенным в коричневый. Краска на заборе тоже уже выцвела и превратилась в еще один оттенок серого. Двор был небольшим, но чистым, оттого казался просторным. В дальнем левом углу стоял деревянный дощатый сарай с пологой крышей, а напротив него – квадратный туалет с тремя маленькими треугольными окошечками над дверью. Перед домом, почти сразу на входе, находилась круглая беседка с открытыми окнами и конусообразной крышей. Посреди нее стоял чугунный гриль. По всему двору естественным лугом цвела трава, за исключением исхоженных троп и площадки у беседки.
Они загнали обе машины внутрь двора, тем самым заняв добрую его половину. Вадим вручил Татьяне ключи и попросил открыть дверь, а они с Дэном пока перетаскивали пакеты из машин на крыльцо. Замок на двери висел старинный, массивный, заржавевший. Ключ был таким же. Она с трудом вставила его в замочную скважину и никак не могла повернуть. Вскоре к ней сзади подбежал Вадим. Он встал за ее спиной, почти прижимаясь, одной рукой обнял ее за талию, положив ладонь на живот, а второй легким движением повернул ключ. Татьяна заметила за собой, что ее больше не пугает такая близость с ним, что она абсолютно спокойно реагирует на его прикосновения и объятия. Он чмокнул ее в макушку головы, что заставило девушку улыбнуться, и открыл дверь, потянув ее за собой назад. Татьяна в эти мгновения поражалась про себя, как с ним легко и просто.