Текст книги "Медовый месяц"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
12
В тот день Варя зашла на почтамт просто так, по привычке, по инерции. Ей уже стало все равно. Она слишком хорошо знала, что скажет ей в очередной раз давно знакомая, ставшая такой родной и привычной девушка в окошке, над которым красуется надпись «Корреспонденция до востребования».
Ходить Варе становилось тяжеловато. Да еще по сырым заснеженным тротуарам. Год заканчивался, и новый, маячивший на пороге, сулил обязательное рождение сына или дочки. Варе и это было безразлично. Она не хотела никого.
Почтовая дама, привычно перебирая письма, равнодушно небрежно выкинула Варе конверт. С кем-то перепутала, подумала Варя. Заработалась… Дело к вечеру… И сказала:
– Вы ошиблись.
Служащая удивленно взглянула на Варю, потом снова, еще раз – на ее паспорт и опять почти выбросила в окно все тот же слегка помятый конверт.
– Вам! – отчеканила она. – Вы ведь давно ждете!
Ишь ты, как хорошо запомнила… Среди стольких ежедневно мелькающих перед ней лиц…
Варя неуверенно взяла конверт и прочла подпись в графе «Обратный адрес».
– Викинг… – прошептала она.
– Ну уж не знаю, как его у вас там зовут, может, и викинг, – отозвалась почтовая дама, – а только позволяет он себе больно много! Женщина ходит сюда беспрерывно, как на работу! За какой-то его вшивой писулькой! Подумаешь, ценность великая! Письма его поганые! Между прочим, женщина беременная…
Дама бросила выразительный взгляд на Варин живот. Глазастая… Углядела даже через пальто…
– Вы думаете, он вас больно обрадует своим письмом? – продолжала служащая, явно нахлебавшаяся в своей жизни от мужиков. – Как же!.. Преподнесет новую пилюлю в конверте… Столько ждать, мучиться, таскаться на почтамт!.. И ради чего? Ну ладно! – опомнилась она. – Чего это я вдруг? Не мое дело! Извините! – Она состроила подобие улыбки. – Приходите еще. Может, вдругорядь он поаккуратнее будет, исправится, писать станет, этот ваш… как там его… имя такое мудреное… как-то на «В»… Не Виктор?
– Викинг, – улыбнулась в ответ Варя и отошла от окошка, сжимая в руке и без того мятый конверт.
– Вот я и говорю, – прокричала вслед не в меру разволновавшаяся дама, – все у вас образуется! С Викентием этим! Он, в общем, парень ничего, совсем неплохой! Я по почерку характеры запросто угадываю. Все будет ладком! Раз уж пишет… Другим вон и за год ни одного письмишка не перепадает! Я же все тут вижу, все знаю, сколько лет здесь конверты раздаю! Так что сладится у вас жизнь, обязательно сладится! Я не вру! Вот увидишь!
Варя вытерла мокрые глаза, вновь благодарно улыбнулась служащей в окошке и вышла на улицу. Читать письмо на глазах у всех, тем более у той дамы, она не могла.
Варя быстро пересекла улицу, вышла на поздний Чистопрудный бульвар и села на первую попавшуюся заснеженную скамейку под фонарем. Он еле светил, из последних сил одаривая поздновечерних прохожих, спешащих домой, тусклым, чахоточным светом. В бледном луче умирающего фонаря Варя резко разорвала конверт и вытащила листок бумаги – дорогой, слишком белой и даже с каким-то еле заметным, непонятным знаком в левом верхнем углу.
Писал Алекс по-английски. Так ему было проще, чем мучиться, отыскивая в словаре правильное написание русских слов.
«Варьюша!..» – начала читать Варя. И сразу зазвучал, зазвенел под холодным ветром его голос…
«Варьюша, дорогая, любимая…
Какие простые и какие банальные, затрепанные слова… Но других нет. Почему у нас никогда нет других слов? Я не знаю. И ты тоже. И никто на земле. Поэтому все, как попугаи, повторяют одно и то же, вкладывая в затасканные слова один и тот же смысл. Но это неправда, смысл всегда слишком разный. Потому что не могут все любить одинаково. Мы ведь все очень не похожи друг на друга. И это прекрасно. Трудно представить, что произошло бы, окажись мы все шаблонные, как оловянные солдатики!
Любимая… Варьюша… Я не знаю, где и когда ты сейчас читаешь мое письмо, но я будто, вижу тебя… Твои светлые волосы… Они цвета мокрого песка на крымском берегу… Как избито… стандартно… Но никакого оригинального сравнения подобрать не могу. Вижу твой нос… Он очень смешной… Такой маленький и белый, словно ты его всегда прячешь от солнца под зеленым листком. Вижу твои пальцы… Ты тогда порезала чем-то указательный на левой руке и намазала его йодом. Пятно напоминало Скандинавию… Такое милое, родное мне пятно йода на твоем пальце… Я тоже часто словно вижу его… У тебя удивительные длинные-предлинные пальцы пианистки. А еще это пальцы аристократки… Да, у тебя аристократические руки. Я никогда не говорил об этом? Значит, забыл… Прости, Варьюша… Ничего не могу тебе обещать. Даже не знаю, когда мы теперь увидимся. Ведь я сейчас так далеко от тебя, очень-очень… А этот конверт по моей просьбе бросят в почтовый ящик в Москве. Только ты не переставай меня ждать. Не уставай, ладно? Я обязательно приеду. Чтобы увидеть тебя. Твои волосы, твои руки, твои глаза… А они какого цвета, Варьюша? Нет, я отлично помню, просто сейчас говорю с тобой. Иного способа у меня нет. Но я приеду в Москву. Непременно приеду. Только не знаю когда… Дорогая, любимая… Ты знаешь, до встречи с тобой я почему-то считал, что не умею любить. Такие люди есть, и их немало. Что же делать, думал я, мне не дано… Умею. Я умею, Варьюша! И это здорово! О своем приезде я напишу. Обязательно. Какие бедные слова… И как их мало… И как много… Не грусти… Мне почему-то кажется, что ты в эти минуты очень печальна. Улыбнись! Немедленно!.. Вот так… Теперь намного лучше… А вообще ты всегда хороша – и радостная, и задумчивая, и грустная… Но мне не нравится, когда ты горюешь. Это понятно. Хотя в жизни печалиться приходится куда чаще, чем наоборот… Просто она так устроена, эта жизнь… И все-таки улыбайся, Варьюша… Я люблю тебя. Помни об этом. Алекс».
Варя сидела, не вытирая слез. Они бежали по щекам неутомимо и проворно и капали, горячие и мелкие, на ее аристократические замерзшие руки. Варя думала, что теперь ей незачем вставать, идти к метро, ехать домой… Ей теперь незачем переводить книги, думать о Швеции, рожать… Все это лишнее. Теперь она хочет сидеть здесь, на холодной, засыпанной снегом скамейке, с письмом в руке, и ждать Алекса… Он обязательно приедет. Только неизвестно когда. Но Варя дождется. Вот здесь. На этой скамейке. С конвертом в руке.
Варя не знала и не помнила, сколько сидела так, совершенно застыв и потеряв счет времени. Отныне оно стало ей просто не нужно. Грибоедов со своего вечного постамента, тоже запорошенного снегом, смотрел на Варю внимательно и понимающе.
Потом к ней подошел милиционер.
– Гражданочка! – вежливо сказал он. – Я давно за вами наблюдаю. Может, вам плохо? Помочь? Вызвать «скорую»? Вы где живете?
Варя подняла на него глаза. Слезы уже высохли.
– На Никольской, – автоматически отозвалась она. – То есть на 25 Октября.
– Так это недалеко! – обрадовался милиционер. – Сами доберетесь или все же врачей кликнуть? А здесь вам сидеть не годится! Еще застынете! В вашем-то положении…
Он тоже, как почтовая дама, скользнул глазами по ее животу.
– А… муж-то где? – Вопрос прозвучал неуверенно.
– Дома, – прошептала Варя и вдруг вспомнила о Володе. О Вовочке Расчесочке.
– Тогда чего же вы тут расселись? – обрадовался милиционер. – Давайте я ему позвоню, пусть приедет жену встретить…
– Нет, нет! – Варя вскочила, машинально сунув смятое письмо в карман. – Не надо, что вы! Я сама доберусь!
Но милиционер, видимо не очень доверяя, все-таки проводил ее до метро.
– Кого ждете? – спросил он на прощание.
Варя улыбнулась ему в ответ:
– Мальчика. Александра!
– Ну что ж, желаю удачи! – Он вежливо взял под козырек. – Больше на скамейках одна вечером не сидите! Мало ли что… А имя выбрали хорошее. Победитель, значит. У меня дядька Александр. Ох и жук!
Милиционер усмехнулся, вспомнив дядьку, и отправился дальше нести свое дежурство. А Варя поехала домой. Потому что ждать Алекса в Москве на скамейке было невозможно.
Володя встретил ее сдержанно, но глаза его смотрели беспокойно и вопросительно. И Варе вдруг стало его жалко – близорукого, часто поправляющего сползающие с чересчур крупного носа очки, растерянного, какого-то чересчур несчастного, мало похожего на мужчину… Варя слишком хорошо понимала, что во всем или во многом виновата сама. И что теперь ничего не исправить и не вернуть. Да и не хочется ей ничего исправлять и возвращать. Зачем? Все сложилось так, как сложилось. Ее опять, уже привычно, жизнь властно вела за собой, и она вновь подчинилась ее мощному, стремительному потоку.
Раздеваясь, Варя еще раз осторожно нащупала в кармане пальто письмо и с досадой подумала, что оставлять его здесь небезопасно. Не стоило изображать рассиропившуюся дуру, а надо было в метро переложить письмо в сумку или спрятать его понадежнее. А как быть теперь? Ну ладно, после ужина она что-нибудь придумает.
Тетя Нюра с удовольствием кормила молодых и приговаривала:
– Ешь, Варенька, ешь… Тебе сейчас много нужно. Вас ведь двое. А малыши – они поесть любят. Особенно мальчики.
– Откуда ты знаешь, что у нас мальчик? – спросил Володя.
– А по форме живота, Володечка, – ласково отозвалась тетя Нюра. – Когда девочка – он круглый, как мяч или шарик, а когда мальчик – острый, углом. У Вареньки как раз такой.
Варя, уписывая за обе щеки винегрет, – интересно, как это она, балда-балдой, совсем недавно всерьез собиралась ждать Алекса на скамейке Чистопрудного бульвара? – скосила глаза на живот. И правда, торчит каким-то углом… Ишь ты… Забавно…
– А ты не знаешь, Нюра, почему часто в облике беременных и молодых мам присутствует эдакая большеглазость? – спросил Володя.
Тетя Нюра покачала головой:
– Что-то не замечала…
– Ну как же… – весело и хитро поглядывая на Варю, продолжал Володя. – Наверное, они с восхищенным изумлением смотрят на то, что родили. Не могут на самих себя надивиться: неужели это я сделала?!
Тетя Нюра засмеялась:
– А если серьезно, с ребенком столько хлопот, что у молодых мам глаза напряженные, вот они и кажутся большеглазыми.
Вошел профессор Гном.
– Вы бы, Варенька, не гуляли так поздно одна. Хотя прогулки вам, конечно, полезны и нужны. Но все-таки… Меры предосторожности…
– Я больше не буду, – честно, как ей показалось, пообещала Варя. – Просто задержалась в издательстве. Хотела взять еще одну книгу для перевода.
– И утруждаться вам сейчас переводами тоже ни к чему, – продолжал профессор. – Денег нам хватит! Нужно себя поберечь!
– Я буду беречься! – опять очень искренне сказала Варя.
Ей нужно во что бы то ни стало дождаться Алекса…
– Я обязательно буду беречься!
Профессор удовлетворенно кивнул.
Володя улыбнулся:
– Папа, Нюрочка уверяет, что у нас будет мальчик…
– А ты хочешь сына? – спросил отец. – Я тоже когда-то хотел… Это совершенно все равно… Был бы ребятенок…
Варя, не слушая никого, продолжала уплетать ужин.
Александр Петрович тяжело задумался. Он почему-то некстати, совершенно не вовремя, вспомнил давным-давно умершую жену… Лена сгорела в три месяца от саркомы мозга. В последние недели никого не узнавала… И если бы не Нюра, преданная семье Гребениченко… Александр Петрович даже представить себе не мог, как бы он справился без нее, как бы пережил весь этот ужас… И еще Женя… Она тогда буквально не отходила от брата несколько месяцев, каким-то неведомым образом перепоручив кому-то на время всех своих маленьких пациентов.
Но жизнь, как ни странно – но почему это должно казаться странным, это как раз естественно! – довольно быстро вошла в свою привычную новую колею и понеслась вперед… Подрастал Вовка, старели они с Женей… И добрая тихая уютная Нюра…
Все сложилось так, как сложилось. И ничего больше.
– Никаких вещей до рождения малыша покупать не будем, – заявил Володя. – Плохая примета…
Нюра согласно кивнула. А куда спешить? Появится в доме дитя – поспеют и коляска с кроваткой, и всякие там простынки-пеленки-распашонки. Правда, с ними большая проблема… Пойди купи!.. Поэтому Нюра втихомолку, тайком от всех, навязала и нашила уже целое младенческое приданое, надежно спрятав его от любопытных глаз. На приметы она плевала. Доверяя им, в родной стране не проживешь.
Александр Петрович внимательно взглянул на невестку. Именно в тот вечер, в те минуты его подозрения стремительно выросли и окрепли, хотя никого он еще не видел и ни о чем не знал… Несмотря на свою чудовищную, типично профессорскую рассеянность, над которой постоянно смеялась и издевалась сестра Женя, Александр Петрович был патологически чуток ко всему, что касалось его единственного сына Вовки… А над ним сейчас нависла беда… Сын оказался крайним. Это Александр Петрович почуял точно и тонко. И насторожился.
Любил ли профессор Варю? Александр Петрович не задумывался над этим. Просто безоговорочно принял ее когда-то как избранницу сына. А что Вовка любил Варю, было заметно даже самому невнимательному и безразличному взгляду. Остальное Александра Петровича не касалось. Но он прожил на этом свете достаточно, чтобы не доверять людям.
А Варя с того декабрьского вечера стала ждать. Не сына, хотя тоже Александра… Про ребенка она словно забыла. Малыш настойчиво достучался до дремлющего сознания погруженной в собственные мысли и чаяния матери, лишь когда начались схватки.
Варя будто очнулась от забытья и удивилась – что это ей вдруг так больно? Странно… Она посмотрела на часы – половина второго. До утра Варя усердно терпела, стараясь не потревожить Володю, который сильно выматывался на работе. Он по распределению попал в какой-то «ящик», чересчур секретный и закрытый – зарытый в землю для пущей таинственности, говорила Варя. Что-то там связанное с топливом для ракет или самолетов. Варя не вникала.
Около шести утра ей стало невмоготу.
– Володя, – осторожно потрясла она мужа за плечо, – Володя, проснись… Мне больно… Я больше не могу…
Володя быстро распахнул испуганные глаза.
– И давно? – почему-то шепотом спросил он, хотя в комнате они спали вдвоем и разбудить он никого бы не сумел.
Варя хихикнула. Несмотря на боль.
– Не пугайся, нам просто пора ехать… Разбуди тетю Нюру.
Но ту будить не пришлось. Она всегда вставала рано, а в преддверии Вариных родов и вовсе поднималась чуть свет.
Тетя Нюра тотчас отправилась собирать Варю, а Володе строго приказала набрать 03.
– Пускай лучше «скорая», – разумно решила Нюра. – А то пока такси будем ловить, то да се…
И впервые в жизни посетовала, что равнодушный к деньгам и жизненным благам профессор так и не обзавелся машиной.
Родился Сашка.
Он оказался ужасным скандалистом и почемучкой.
А писем от Алекса больше не было… И Варя вновь стала задумываться – а не пригрезилась ли ей вся эта мелодраматическая, мистическая история?
Часто, оставаясь одна с сыном, она доставала из тайничка белый листок и перечитывала давно знакомые, выученные наизусть, затверженные строки:
«Варьюша, дорогая, любимая… Какие простые и какие банальные, затрепанные слова… Но других нет. Почему у нас никогда нет других слов? Я не знаю. И ты тоже. И никто на земле… Ничего не могу тебе обещать. Даже не знаю, когда мы теперь увидимся… Но я приеду в Москву. Непременно приеду. Только не знаю когда… Я люблю тебя. Помни об этом…»
Сашка лежал в кроватке и благодушно пускал пузыри.
Приедет?.. Нет, Варя в это уже почти не верила.
Почтовая дама в окошке встречала ее безмолвным взглядом, в котором ясно отражалось состояние дел с корреспонденцией до востребования.
– Пишет… – иногда вяло, неуверенно пробовала она развить диалог. – Этот… на «В»… Винтер, что ли? Как в «Трех мушкетерах»… А сынок-то растет? Без папки?
Про сына она успела узнать, а про Володю Варя, конечно, предпочитала умалчивать.
– Не беда, – махала рукой служащая, – теперь совсем другое время! Можно одной и пятерых вырастить! Нынче помогут!
Варя кивала.
– А родители-то есть? – участливо полюбопытствовала служащая.
Варя снова кивнула.
Паульсены не слишком интересовались дочерью, как и прежде. Тем более, что отец начал мучиться гипертонией. Хотя пару раз заезжали полюбоваться на внука.
– Слушай, – вдруг перешла на «ты» дама, очевидно на самом законном основании причислив Варю к своим подругам, одинаково неудачливым и брошенным этими подлыми выродками мужского пола, – а ты в розыск на него подавать не пробовала? Пускай алименты платит, сволочь! Сходи в милицию, поговори! Да я тебе помогу! Эй! – И она поманила кого-то, не дожидаясь Вариного согласия.
– А ведь я вас помню, гражданочка! – пробасил знакомый голос у Вари над ухом. – Как вы тогда зимой на скамейке мерзли!
Варя обернулась. Так и есть… Тот самый милиционер, улыбающийся большим ртом от уха до уха.
– Вас и не узнать! – продолжал он. – Сына родили? Александра?
Варя опять кивнула и улыбнулась в ответ.
– Коля, – заговорила служащая, облокотившись на барьер, отделяющий ее от посетителей, – помочь бы женщине надо… Тебя как зовут? – обратилась она к новой подруге.
– Варя.
– А я Зина. Будем знакомы! Коль, ей мужик не пишет, зараза! Прямо как в воду канул! Одно письмо прислал, в декабре, вот когда ты ее и видел на бульваре… А у нее сынок… Такой мальчик хороший! Красивый, бойкий! Весь в отца!
Зина сроду не видела Сашу. А его отца и Алекса – тем более… Варя с трудом удержалась от смеха.
Милиционер вновь рассмеялся:
– Знаю, Александр. Обманули меня тогда насчет мужа-то, на бульваре… Я так и догадался. А вы, простите… расписаны-то были?..
Варя помотала головой, покраснев. Зина выразительно смотрела на Николая, как на полного придурка. Додумался спрашивать… Здесь и так все ясно, как на рассвете…
– А чего?.. Вопрос справедливый… Н-да… Как же так?.. Да оно, конечно, ничего, это бывает, даже часто… А вы тогда письмо откуда от него получили?
Варя пожала плечами:
– Не знаю, обратного адреса не было…
Почему она стала вдруг разговаривать с незнакомыми людьми? Зачем?.. Неужели верила в то, что кто-то сумеет ей помочь?.. Нет, конечно… И уж в любом случае не собиралась открывать им всей правды. Иностранец… Муж… Родная Швеция… Да этот Николай запросто может заарестовать Варю, вполне логично обвинив в связи с иностранцем и в шпионаже… За здорово живешь, в два счета…
– А он москвич, Валентин твой? Где жить-то может? – продолжала настойчиво-осторожно выспрашивать Зина, отмахнувшись от назойливого пожилого посетителя: – Сейчас, гражданин, подождите! Не видите, у меня тут милиция?!
– Случилось что? – тотчас встрял и полез выяснять подробности любопытный старичок.
Зина до ответа не снизошла, и старичок застыл возле, сделав почтительное лицо.
– А ваш про сына знает? – деликатно спросил Николай.
Варя снова покачала головой.
– Говорят же тебе, письмо пришло без обратного адреса! – почему-то рассердилась Зина. – Ты что думаешь, он, этот ее гад, совсем идиот, чтобы о своей прописке женщине докладать?! Он, видите ли, желает, чтобы все тут лбы порасшибали, гадая да угадывая, где эта улица, где этот дом! Пень ты, Колька!
Милиционер не обиделся.
– А раньше что же, не знал он ничего? – неуклонно продолжал Николай, науськанный Зиной, докапываться до истины. – Не рассказали вы ему ни о чем? Не ввели, так сказать, в курс дела? Так тогда, может, он не так уж и виноват? Если не знает ничего… Вот если бы сообщить ему… Глядишь, и приехал бы посмотреть на сыночка…
– Вишь, как ты его сразу, с налета, оправдал! В адвокаты подался?! – возмутилась Зина. – Мужик мужика видит издалека! Но он дело говорит, – обратилась она уже к Варе. – Я о том же твержу! Написать бы ему… Так ведь адреса нет… Слушай, а город-то какой? У Коли большие связи в МВД, у него там дядька служит…
– Александр? – засмеялась Варя.
– А-а, он и тебе успел рассказать? Так вот этот самый Колин дядька твоего Вика из-под земли выроет, лишь бы знать, где та земля находится! Что ж это за имя у него странное? Прямо не по-людски! Или он у тебя нерусский?
– Странствует он, – объяснила Варя. – Кочует по городам и весям…
Она была недалека от истины. Точно так же, как Зина. И нужно ведь было хоть что-нибудь растолковать хорошим добрым людям, искренне пытающимся помочь ей, чужой и незнакомой…
– Но я постараюсь что-нибудь узнать… Я попробую…
– Вот-вот! – обрадованно заворковала довольная Зина, очевидно рожденная на этот свет устраивать чужие судьбы и мирить разругавшихся. – Этот твой Вик цыган, что ли? Если кочует?.. Или татарин? У них тоже часто все наперекосяк… А ты как что вызнаешь, сразу ко мне! Даже если Николай в этот день не будет дежурить, я его мигом отыщу! – Она бойко и кокетливо подмигнула милиционеру. – Дальше он сам разберется со своим дядькой, как с твоим хахалем поступать!
– Договорились! – кивнула Варя. У нее уже голова устала кивать. – Спасибо вам… Вы теперь мои добрые гении…
– Только ты поскорее поворачивайся! – деловито приказала Зина, с удовольствием выслушав о добрых гениях. – Дитю незачем так долго родного папку ждать! Заскучает пацанчик!
Николай приветливо махнул на прощание рукой.
Варя вышла из здания Главпочтамта под почетным наблюдением-эскортом двух пар внимательных глаз. И тихо побрела к метро. Писем нет… И никогда не будет… Все осталось в прошлом… Там, на раскаленном берегу летнего Крыма… И не нужно себя обманывать и саму себя водить за нос. Все исчезло и растворилось в пронзительном, до болезненности синем крымском небе. Размытый треугольник на карте… А Варе на память – одно-единственное письмо.
«Я ничего не могу тебе обещать. Я даже не знаю, когда мы теперь увидимся с тобой…»
Зато Варя теперь знала твердо. Никогда.
