Текст книги "Медовый месяц"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
30
Дача в Николиной Горе, надежно охраняемая, как и весь поселок, зимой обычно пустовала. Гребениченко приезжали сюда разве что иногда – покататься на лыжах. По молчаливому соглашению Саша уступил дачу родителям и семье сестры, на нее не претендовал и давно построил себе свою. У старших Наумовых тоже был дом за городом, но Надю всегда тянуло в Николину, и Саня ездил вместе с ней.
Семен и Олег прекрасно понимали, что взяли на себя немалую ответственность, прежде всего за Таню и, во-вторых, за полный и окончательный раскол семьи. Но они понимали и другое – это неизбежно. Все равно финал наступит рано или поздно, и лучше бы раньше, а Таню надо спасать. Что, в конце концов, важнее – ее жизнь или какие-то там ветхие, на ходу ломающиеся отношения, лохматые семейные связи, готовые вот-вот оборваться сами собой? Если чуть-чуть их натянуть, слегка повести в разные стороны… И сейчас старшие Умберги эти ниточки неосторожно потянули на себя…
Таксист аккуратно доставил троицу до места назначения. Они расплатились, как было условлено, и вышли из машины. На соседнем заборе были намалеваны три огромные буквы: ХТК.
– Как думаете, что это значит? – спросил Семен, кивнув на аббревиатуру.
– Хорошо темперированный клавир, – тотчас ответила музыкальная Таня.
Олег хмыкнул.
– Клавир? Ну да… Здесь и слов-то таких никто не знает… А может, «Хрен тебе, козел!»? Это ближе к реальности, – предположил Семен. – Ты уж, Татьяна, извини… Я однажды в школе сел за пианино, никогда в жизни не занимаясь музыкой. И просто постучал по клавишам несколько минут. Так какой-то парень из параллельного класса решил на полном серьезе, что я – композитор-модернист. Расспрашивал обо мне потом моих одноклассников…
Они засмеялись.
– Ты меня нарочно веселишь и отвлекаешь? – спросила догадливая Таня.
– Почему нарочно? – пожал плечами Семен. – Так просто, треплюсь… Коммунисты как-то сказали, что песня «Белого орла» пропагандирует пьянство: «А когда я тебя привел, под ногами качнулся пол…» Мне понравилась оригинальность мышления. Сам бы я ни за что не додумался до таких глубоких обобщений…
Открыв дом и обустроив там на первое время притихшую Таню, которой мальчики, как могли, поведали всю историю, они приступили к следующему этапу операции захвата и похищения.
– Вот продукты, вода и разное другое, – вывалил перед Таней содержимое двух внушительных сумок Семен.
С помощью бабулиных денег он неплохо отоварился в местном магазине.
– Врубай холодильник и пока живи.
– А швы? – робко вернулась Таня к волнующей ее теме.
– Завтра приедет мать, – коротко объяснил Семен.
– Моя? – искренне испугалась Таня. – Не надо!.. Лучше тетя Надя или бабушка с дедушкой…
– Моя, не беспокойся! – пояснил Семен. – Пока одна. Она все равно не работает. Сегодня уж переночуй как-нибудь в одиночку. Бояться не будешь?
– Нет, тут охрана, – прошептала Таня.
Семен и Олег дружно фыркнули.
– Ну, если такая же, как в клинике, где ты лежала, то это полная фигня! – усмехнулся Семен. – Ладно, на одну ночь их, надеюсь, хватит. Да и не знает пока еще никто, что ты здесь. А вообще я тут случайно на днях узнал, что есть белый маг, который лечит раны. Может, сводить к нему Татьяну? И швы снимать не придется… Бабкиных денег хватит…
– А разве маг бывает белый? – хитро прищурившись, задумчиво спросил Олег. – Я думал, цветочек мак только красный! Из которого наши родные папаши стригут купоны!
Все трое засмеялись.
– Танюша, ничего не бойся! – на прощание попросил Олег. – Завтра утром, как можно раньше, мы будем здесь. А дальше решим остальное.
Таня грустно помахала им с крылечка и вернулась в дом. Она заперлась на все замки. Поела. Поплакала… Подумала о том, почему люди такие злые, страшные и жестокие… Почему хотят убивать друг друга… Зачем живут на земле такие, как отец и бабушка Семена, новая жена дяди Шуры и его двоюродный брат… И почему мама и папа не могут жить как нормальные обычные люди… Болели швы… В окно смотрело темное спокойное небо, обсыпанное звездами.
Потом она легла спать. Но слезы все текли и текли на подушку, не в силах остановиться, пока Таня не измучилась и не провалилась в спасительное сонное забвение.
В Москве Олег сначала заехал к Семену, где они все обстоятельно рассказали изумленной, но ничем себя не выдавшей и ни разу их не перебившей Насте.
– Завтра поеду первой же электричкой, – выслушав детей, кивнула она.
Семен шикарным, широким жестом владельца нефтяной скважины выбросил перед ошеломленной Настей кучу долларов.
– Наследство бедненьких Умбергов, – усмехнулся он. – Не паникуй, маман, бабка сама дала! Так что поедешь на такси. И денег нам с тобой на долгое время хватит. А если бабуля позвонит справиться о своем любимом сыночке в городе Сочи, где слишком темные ночи, как раз удобные для любых темных дел, скажешь, что я еще не вернулся. Пока будем действовать по двойным стандартам, вести такую милую игру и придерживаться именно такой политики. Я к телефону подходить не буду.
– А потом? – робко спросила Настя.
Сын вырос и явно забирал все в свои пока еще детские, но уже почти мужские руки.
– Потом я подключу родителей, – вступил в разговор Олег, этот высокорейтинговый мальчик.
Друзья все продумали и разработали до мельчайших деталей и подробностей.
– И они обезвредят моего дорогого папочку, – закончил Семен.
– А как они это сделают? – несмело поинтересовалась Настя.
– Найдут как. Можешь не тревожиться, – подвел итоговую черту Семен.
Но Настя беспокоилась.
– Ведь это все-таки твой отец, – неуверенно напомнила она.
– Вот удивила! Можно подумать, что я этого не знаю! – пробурчал Семен. – Мам, да ты не волнуйся! Мы с Олегом так проработали все от первого шага до последней минуты, что вряд ли могли сильно в чем-то ошибиться.
И все-таки они ошиблись кое в чем.
Скандал разгорелся уже на следующий день, когда Елизавета Михайловна почти обо всем догадалась, а Надя позвонила брату.
Саша неистово орал на Шуру, набрав номер его мобильника. Катерина рыдала в истерике и проклинала всех друзей мужа оптом и в розницу, на время забыв об Эрике. Старшие Гребениченко категорично заявили сыну, что Таня отныне и навеки будет жить у них. Варвара Николаевна каялась и казнилась, что дала согласие положить внучку в клинику матери Умберга, хотя ее внутренний голос просто кричал, вопил и надрывался, умоляя этого не делать. Почему она его все-таки не послушала?!
Но последнюю точку в бурной, громкой семейной разборке поставила, как ни странно, Настя. Вспомнив методы Ларисы, она тоже набрала вечером номер Шуры и спокойно и тихо сказала бывшему мужу:
– Шурик, если ты попытаешься еще что-нибудь предпринять против Тани, Олега, Семена и всех остальных, учти – я немедленно сообщу куда следует о твоих занятиях! И добьюсь, чтобы там не остались равнодушными к моему заявлению. Уж можешь мне поверить! Группа «На-На» в действии…
Умберг поверил сразу на все сто и исчез вместе с Ларисой.
И все потекло по-прежнему.
Но никому не дано сойти с колеи, начертанной для негр Судьбой…
– Куда ты едешь, Надюша, на этот раз? – спросила мать, когда Надя закончила очередной урок с племянницей.
Таня радовала тетку все больше и больше. И в музыкальной школе уже заговорили о стремительных успехах девочки.
– В Швецию, – ответила Надя. – Улетаем в Стокгольм в понедельник. Так что ты, Танечка, как всегда без меня, играешь по моим заданиям.
Таня кивнула и улыбнулась.
– В Швецию… – задумчиво повторила Варвара Николаевна.
– Да, в твою любимую страну. На родину твоих предков, – улыбнулась Надя. – Передать что-нибудь от тебя Балтийскому морю?
– Пойдем в спальню, – словно не слыша дочь, произнесла Варвара Николаевна. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Таня, поужинай без меня с дедом. Мы подойдем попозже.
Удивленная Таня кивнула и пошла кормить деда. Не менее удивленная Надя пошла вслед за матерью в спальню.
– Надюша… – неуверенно начала Варвара Николаевна, – я давно собиралась с тобой поговорить, но все не решалась… Хотя пришла пора… Особенно теперь, когда ты летишь в Стокгольм… В этом городе родился и вырос твой отец.
Надя несколько минут осмысливала информацию.
– Мама, ты очень устала… – осторожно сказала она. – Взрыв, Таня, Умберги и всякое такое… Саша прав – тебе нужно отдохнуть. Пусть он устроит вас с отцом в хороший дом отдыха или санаторий. Я ему сегодня же позвоню.
– Надя, я еще не сошла с ума и пока не повстречалась с глазу на глаз со старческим маразмом! – раздраженно отозвалась мать. – Володя – не твой отец! Только Сашин. Вы… как это называется?.. единоутробные брат с сестрой…
Надя пристально рассматривала мать. Нет, кажется, все в порядке… Абсолютно осмысленный, разумный взгляд… Или только кажется?..
– Что за ерунда? – Варвара Николаевна начала закипать. – Какая примитивная человеческая психология! И у тебя тоже, ты уж извини! Чуть что не так, немного выходит за рамки привычного, стандартного, затверженного, и сразу – сумасшедший! Больной! Клиника! Вот… – Она вытащила откуда-то из глубоко спрятанного среди одежды маленького конверта несколько листков бумаги, исписанных по-английски мелким, незнакомым Наде почерком, и протянула ей их. – Если вдруг не поймешь какую-нибудь фразу, я переведу. Но там все довольно ясно.
Надя взяла листки в руки.
– Что это? – Она уже почти догадалась о том, что держит в руках.
– Письма твоего отца. По странному и роковому для нашей семьи совпадению его звали… Александер фон Готтард… Мы познакомились с ним в Крыму… Еще до рождения Саши. А потом он приезжал в Москву. Дважды… Больше я его никогда не видела…
– Он… умер? – осторожно спросила Надя.
– Его убили… В Москве… Это узнал для меня Эрик Паульсен. Но ты читай…
И Надя погрузилась в эти строки, которые словно зазвучали в большой тихой комнате.
«А вообще ты всегда хороша – и радостная, и задумчивая, и грустная… Но мне не нравится, когда ты горюешь. Это понятно. Хотя в жизни печалиться приходится куда чаще, чем наоборот… Просто она так устроена, эта жизнь…»
«Не знаю почему – я никогда не был ни суеверным, ни сверхчувствительным, – меня не оставляет таинственное, неопределенное ощущение чего-то нового, что обязательно произойдет. И еще меня мучает чувство какой-то беды… Ты ведь знаешь, я все всегда люблю для себя объяснять. А сейчас не могу. И это мучительно и непонятно. Только не думай, будто со мной что-то случится. Я абсолютно убежден – со мной ровным счетом не произойдет ничего дурного, пока ты этого не захочешь, пока не откажешься от меня и будешь меня ждать и ходить на почтамт…»
«Варьюша, похоже, я устал. Впервые в жизни ощутил это и впервые в жизни говорю, точнее, пишу тебе, своей любимой… Но повторяю – пока ты меня ждешь, будешь ждать и верить в мое появление – я буду жить! Не знаю, откуда у меня взялась такая странная уверенность. Но взялась – и все… Люблю тебя. Люблю твои тихие шаги. Люблю твою неуверенную улыбку. Она словно сначала долго думает, стоит ли ей показаться, а уже потом возникает… Люблю твой голос. Варьюша, мне очень плохо без тебя. И если ты когда-нибудь меня разлюбишь – но ведь это вполне может произойти, почему бы нет? – я исчезну.
Нет, не бойся, я не покончу с собой, не брошусь в лестничный пролет, не куплю себе тонну снотворного и не пущу пулю в висок… Это все ерунда, выходы для внезапно ослепших. Я очень хорошо вижу. И буду хорошо видеть всегда. А поэтому и думаю, что твой уход вполне реален и закономерен.
Что это сегодня со мной? Какое необычное, не похожее на меня письмо… Будто его написал не я, а кто-то другой… Кто-то водил моей рукой и моей ручкой… Варьюша, мы обязательно увидимся. А у меня ведь нет твоей фотографии. И мне не останется даже такой малости… Мне не положено и не стоит хранить твое фото у себя. Как тебе – мое. Нам с тобой многого не положено. Но выпало любить… А это очень много. Это самое главное и больше всего на свете…»
– Я не перестала ходить на почтамт… Но их было всего три… – медленно заговорила Варвара Николаевна, когда дочь закончила чтение и подняла на нее изумленные и недоумевающие глаза. – Я берегла их много лет – единственное, что мне от него осталось… Даже фотографии нет… Ты прочитала, что он не мог, не имел права ее иметь…
– Да, но почему? – озадаченно прошептала Надя.
Папа – не ее отец?.. Но этого не может быть!.. Папа, которого она с детства так любила… А он ее… Папа, без которого она не представляла себе своей жизни…
– Ты не поняла?.. – удивилась мать. – А-а, ну да, ты все же выросла в иное время… Он занимался разведкой. Я даже не знаю, на какую страну он работал. Он жил везде и ездил везде. Свободно говорил на шести языках… Он был из очень богатой семьи. И все состояние их семьи должно по завещанию остаться его детям, которых якобы у него нет. А это его предчувствие чего-то нового – твое рождение, Надюша… В тот момент, когда я читала это письмо, о тебе не подозревала еще даже я… Сейчас, когда ты приедешь в Стокгольм, ты должна будешь вступить в права наследства. Я обо всем переговорила с Эриком Паульсеном. Он научил меня, как и что ты должна там будешь сделать и к кому обратиться.
– Мама, – укоризненно взглянула на нее Надя, – о каком наследстве ты говоришь? Что за ерунда? Зачем оно мне? И потом, самое главное – как и кому можно доказать, что я дочь этого… фон Готтарда? Здесь не поможет даже твой всесильный Эрик Паульсен.
– Да он здесь действительно ни при чем! – махнула рукой Варвара Николаевна. – Вот… – И она вытащила еще одну бумагу.
– А это что? – Надя раздраженно взяла лист в руки.
Сколько, интересно, еще таких бумаг заготовлено у матери на сегодняшний вечер?..
Та легко угадала мысли дочери и усмехнулась:
– Не волнуйся. Это последнее послание твоего отца, которое он отдал мне при нашей последней встрече в Москве.
Надя развернула тонкий лист. Завещание, заверенное по всей форме в Стокгольме, на имя Надежды Гребениченко, которую Александер фон Готтард признал своей единственной законной дочерью и наследницей всего немалого состояния его семьи… Сумма была указана астрономическая. Плюс недвижимость. Надя даже не стала сосредоточиваться на них.
– Мама, мне это не нужно, – упрямо и жестко повторила она. – Какой-то незнакомый мне человек… Я в глаза его не видела… И я люблю папу…
– Тебе покажут его фотографии в Стокгольме, – с досадой объяснила Варвара Николаевна. – И при чем здесь папа? Мало ли кто к кому привык… Он тебе никто… Понимаешь, никто! А деньги… Ты просто городишь чушь! Ей, видите ли, не нужны деньги! Нет таких людей на земле, которым они не нужны! В них нуждается даже Роман Абрамович! И потом, у тебя Олег… А теперь еще Таня, которую ты, я так понимаю, будешь воспитывать после нашей смерти. А уж Катерина подавится, но не отломит дочери даже сто баксов!
– Да, это правда, – согласилась Надя. – Только наши дети… Именно сейчас, когда они так себя повели… Отказались от нечестных родителей… Дети ведь тоже не обмирают по деньгам!
– Да зачем тут обмирать! – закричала Варвара Николаевна. – Вам просто надо жить! И жить хорошо! Раз уж вы имеете на это право! Законное! Признанное твоим отцом!
Надя вспомнила большой нос отца, с которого вечно съезжали старомодные очки. Он никак не хотел завести себе стильную дорогую оправу, хотя ему не раз предлагали это сделать. Саша даже как-то подарил. Но отец умудрился ее тотчас потерять…
– Папа меня вырастил… А ты и ему собираешься рассказать обо всем? Он, я так понимаю, ничего не знает?..
Варвара Николаевна оказалась не очень готовой к такому вопросу и чуточку смутилась:
– Ну… как же иначе?.. Но это потом, позже… Надюша, ты должна сделать то, о чем я прошу… Тогда я умру спокойно.
– Мама, ну какая связь между твоей спокойной смертью и этим наследством?! – не выдержала Надя. – Какой-то темный шпион!.. Скользкая личность!.. Непонятно откуда и зачем… Какие-то подозрительные деньги… Как ты вообще связалась с ним?
– Я любила его! – с вызовом ответила Варвара Николаевна. У нее некрасиво исказилось лицо. – Его, а не того человека, которого ты упорно называешь своим отцом. И не надо при мне порочить Алекса, называя его темным шпионом, а его деньги – подозрительными! Если бы вы могли с ним сейчас увидеться… Ты очень похожа на него.
– Ну ладно, прости, я не хотела тебя обидеть… – остывая, виновато пробурчала Надя. – А кто же его убил здесь, почему и за что?
– Я, – просто сказала мать.
– Ты?! – Надя опять подумала о срочной консультации психотерапевта. – Подожди, как это ты?.. Ты же любила его… За что? И потом… ведь, насколько я помню, ты же сама пять минут назад сказала, будто этот твой Эрик из посольства по твоей же просьбе узнавал о судьбе фон Готтарда. Зачем же ты морочила ему голову, если все знала и так?
– Нет, – сказала Варвара Николаевна. – Я как раз не знала. Не знала, что убила… Думала, что он просто ранен и снова уехал, не желая, конечно, меня выдавать. Ведь тогда уже родилась ты, и он тебя видел. Первый и последний раз… Тебе было полтора года…
31
Ей приснился странный сон.
Алекс почему-то стал директором в ее, Вариной, школе, жестковатым и прямым во мнениях и высказываниях. А она, Варя, влюбилась в него без памяти, как часто случается со старшеклассницами.
Потом, по привычному сценарию любого сна, они оба совершенно неожиданно оказались в машине. Куда они ехали вместе – тоже оставалось загадкой. А дальше машина попала в какой-то узкий тоннель, где перед тупым носом авто вдруг развесили мокрое постельное белье. Множество влажных простынь, пододеяльников и наволочек сушились на веревках в тоннеле, не давая машине проехать. Они висели сплошными, почти смыкающимися, уходящими в бесконечность рядами…
Алекс задумчиво хмыкнул. И Варя выбралась из машины и стала раздвигать перед ней эти мокрые простыни, давая дорогу. Авто медленно тронулось вперед… Так продолжалось долго. Но когда так же внезапно, как и появились, все эти пододеяльники, наконец, закончились, машина вдруг рванулась с места, вырвалась из тоже оборвавшегося тоннеля и умчалась. Без Вари.
А на обочине дороги остался белый пластмассовый стул, одиноко, нелепо и жалко белеющий среди размокшей глины и втоптанных в землю осенних гниющих листьев… Стул был тот самый, на котором Варя сидела в машине. Странно, но почему-то Алекс-директор пристроил его поверх сиденья и именно на него усадил робкую, конечно, не осмелившуюся возражать ученицу…
Варя проснулась и долго лежала, пытаясь осмыслить все эти загадочности и символические нагромождения. Ничего не получалось…
…Он приехал, как всегда, неожиданно. Варя сняла трубку и услышала:
– Варьюша, здравствуй! Запиши адрес. Я жду тебя ровно в восемь.
Она поехала туда с маленькой Надей, которой очень понравилось метро, где она еще до сих пор не бывала. Изумленным домашним Варя объяснила, что ей нужно срочно проконсультировать дочку у платного великого лора, а он принимает дома только по вечерам. Варе было все равно, поверили ей или нет.
На звонок открыл Алекс и удивленно отступил, увидев Варю с маленькой девочкой на руках. Он сразу догадался, в чем дело.
В комнате он осторожно, неуверенно улыбаясь, взял Надю на руки.
– Как ее зовут? – спросил он.
– Надежда.
– Ты хорошо назвала ее. Но я хотел бы видеть тебя одну… – Он взглянул на Варю. – Завтра… Нет, давай через три дня… Раньше я не успею…
– Что не успеешь? – спросила Варя.
Он улыбнулся:
– Не важно. Узнаешь через три дня.
Она никогда не узнала, как ему удалось оформить, получить и вручить ей эту бумагу через три дня. Но завещание на имя Надежды Гребениченко хранилось с тех пор у нее.
А потом… Потом, через месяц, все покатилось как обычно, по привычному сценарию и по намеченной колее, с которой никому не дано свернуть…
– Варьюша, я уезжаю, – безмятежно сообщил он.
Она злобно стиснула пальцы и нахмурилась:
– Надолго?
– Ну, Варьюша, – ласково пропел Алекс, – зачем ты задаешь странные вопросы, на которые, как ты давно знаешь, нет ответа? Какой-то мазохизм…
– Мазохизм? – повторила Варя. – Наверное… Ты хорошо выучил русский. И мне снова тебя ждать… Бессмысленно мотаться на почтамт… И думать и гадать, где, и когда, и как… Я тоже устала, викинг… И тоже хочу жить как все нормальные, обыкновенные женщины!..
– Обыкновенные? – Он усмехнулся. – Нет, у нас с тобой этого никогда не получится. А потом, вспомни, Пенелопа ждала своего Одиссея шестнадцать лет… Или восемнадцать… Точно не помню… А ты?
– Что я? – озлилась Варя. – Сколько лет я собираюсь тебя ждать?
Он опять ласково, снисходительно улыбнулся, как улыбаются несмышленому ребенку, с которым еще рано объясняться по-настоящему.
– Да нет… Ты не помнишь, сколько лет она его ждала?
– Тебе это так важно вспомнить? Именно сейчас?! Ударился в историю? А она, как известно, чаще всего – просто лживое описание действий, чаще всего маловажных, совершенных правителями, чаще всего плутами, и солдатами, чаще всего глупцами. Это цитата из какой-то книги, которую я переводила. Надя вырастет без тебя… Тебя это волнует меньше ожидающей Пенелопы?
Алекс вздохнул:
– Надя… Я сделал все, чтобы обеспечить ее будущее. Больше от меня ничего не зависит. Поверь мне! Варьюша, я не принадлежу себе. И никогда не буду принадлежать. Равно как и тебе. И ей тоже. Я – перелетная птица. Птаха, говорят по-русски. Фигаро – здесь, Фигаро – там. И тебе прекрасно об этом известно. Я вынужден жить как солдат, готовый каждый день умереть… Но даже сломанные часы дважды в сутки показывают точное время… По-моему, у нас с тобой сегодня первая в нашей жизни семейная ссора…
– И последняя, – решительно произнесла Варя. – Мы больше никогда не увидимся с тобой, викинг!.. Надю вырастит Володя. Муж уверен, что она его дочь, верит мне и не сомневается ни в чем. И он любит меня. Да, это точно!
Она поймала на себе невеселый, задумчивый взгляд Алекса.
– Больше не пиши мне и не приезжай! Мне все надоело! Объяснить можно что угодно. Понять невозможно…
– Надоело? – повторил он. – Да, это объяснимо… А я?.. Я тоже тебе надоел?..
Варя посмотрела на него. Зачем он спрашивает глупости?.. Он слишком хорошо все обо всем знает… И ее вновь потянуло к нему… Подойти, как раньше, уткнуться лбом в его грудь, вдохнуть его запах… Но память усмехнулась и прошептала: помни – это опять одно мгновение, один короткий миг… А потом?.. Все повторится сначала… Письма, которых не будет… Главпочтамт… Сменяющие другу друга месяцы…
В отличие от Алекса, Варя не хотела повторяться… Хотя вся наша жизнь – всего лишь одна краткая минута… И почему бы…
Нет, ни за что… И главное сейчас – не встретиться с ним снова глазами… Этого Варе не выдержать.
– Меня ждут дома, – сказала она, глядя в пол. – Я пошла. Мы часто слишком многое просто опаздываем понимать… И если у человека, кроме работы, нет никакой другой жизни, то это не жизнь…
Алекс молча, больше не возражая и не вступая в новые пререкания – у каждых объяснений есть свой предел, и очень ограниченный! – пошел ее проводить. Он отпер дверь, стоя к Варе спиной…
В передней лежала гантель…
Алекс любил поднимать и гири, и гантели, и поэтому во всех квартирах, где он жил, эти тяжелые штучки появлялись обязательно…
Что с ней случилось тогда?.. Она словно обезумела и потеряла контроль над собой…
Варя с трудом, но довольно быстро подняла гантель и опустила на его затылок… Алекс медленно, даже не вскрикнув, сполз по стене на пол…
Не взглянув вниз, Варя, еле сдерживая слезы, переступила через него и вышла из квартиры, не забыв аккуратно захлопнуть за собой дверь.
Больше ни писем, ни звонков от Алекса не было…