Текст книги "Медовый месяц"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
2
Ей приснился странный сон.
Маленький Саша стоял на дорожке дачи, доставшейся Гребениченко от Володиного отца-профессора, в подмосковном знаменитом поселке ученых и артистов Николина Гора, и смеялся. Так заразительно и громко, как не хохотал никогда в жизни. В траве неподалеку возилась совсем маленькая Надюшка…
Варвара Николаевна удивлялась мужу. И злилась на него, неловко пытаясь скрыть свое настроение. Он всегда жалел сына и был к нему чересчур ласков и снисходителен. Варвара Николаевна утверждала, что именно муж испортил Александра. Мальчикам нужно более жесткое, именно мужское воспитание. Володя от нее шутливо отмахивался.
Он нежно любил и Надюшу. Не муж и отец, а пушистая забавная зверушка, которой так легко и весело управлять. И которую так просто смять. Именно поэтому многие дети так обожают мягкие игрушки…
Пытаясь компенсировать Володины перегибы и перекосы в воспитании детей, Варя оставалась всегда холодноватой к Александру. Это давалось ей легко. Проще, чем она надеялась и предполагала. Варвара не признавалась себе в этом. Обманывала себя и верила, что так надо. А вот с дочерью приходилось куда сложнее. Рядом с Надей Варвара Николаевна не могла выглядеть сдержанной и бесстрастной, как ни пыталась. Ее тянуло к этой незаметной, замкнутой девочке. Хотя Надя никогда не напрашивалась ни на особые привилегии, ни на лишние поцелуи.
Варвара Николаевна очень боялась, что все когда-нибудь увидят и поймут, как по-разному и, наверное, несправедливо она относится к детям. И муж заметит это прежде всего… Но кажется, он ничего не углядел. Так она думала несколько лет. А потом увидела правду… Володя в свою очередь, пробуя искупить и компенсировать хоть как-то равнодушие и жесткость жены, стал отдавать Саше все свое свободное время.
Круг замкнулся.
И в семье еще больше все пошло наперекосяк. Несмотря на то что все честно и старательно делали вид счастливых и вполне довольных жизнью людей. Кажется, по-настоящему счастливой чувствовала себя одна Надя.
Сейчас, во сне, сын стоял на дорожке и хохотал. А потом вдруг закричал:
– Это Шурка! Шурка Умберг! Он виноват во всем, мама! Ты меня слышишь? Это Шурка Умберг!
– Слышу, сынок, – прошептала Варвара Николаевна необычно ласково и проснулась.
Рядом тотчас зашевелился муж. Удивительная чуткость и обостренная интуиция, как у женщины… Ему и нужно было ею родиться. Ошибка природы…
Нашарил на тумбочке очки.
– Варя, что случилось? Опять Танюша?
– Ничего, Володя, спи. – Варвара Николаевна натянула на его плечи плед. – Все случилось очень давно… С тех пор вряд ли многое могло измениться…
Муж посмотрел недоверчиво-испытующе, недовольно покачал головой и вновь задремал. Варвара Николаевна не спала до утра…
…Ее фамилия была Паульсен.
– Шведка? – спросил Володя у друга-однокурсника.
– Вариного далекого предка-корабела привез в Россию Петр Первый, – объяснил приятель, ухаживающий за Лидой, подругой полуиностранки. – Кораблестроитель здесь так и остался, он оказался в чести у Петра. Женился на русской небогатой дворяночке, родились дети… Понравилась?
Володя задумчиво рассматривал светловолосую девчонку, старавшуюся никому не попадаться на глаза. Она все время пряталась в тени и по углам коридора.
– Познакомь, – попросил он друга.
Тот охотно сыграл роль сводника.
– Владимир, – представился девочке Гребениченко.
Благодаря своей фамилии он получил прозвище Вовочка Расчесочка.
– Варвара, – равнодушно отозвалась она, пристально разглядывая нового кавалера.
Так, ничего особенного… Невысокий, крепенький, хорошие волосы… очки… Кандидат в отличники.
После лекций они вышли из Бауманского вместе. Оборванные ветром деревья смотрели уныло и безразлично, размахивая голыми ветками. Тротуары намокли темными пятнами и грозили глубокими лужами. Осень перешла в свою последнюю, предсмертную, а потому довольно мрачноватую серую стадию.
– Тебе в Бауманке нравится учиться? – сразу спросила Варя. – Мне нет. По-моему, я ошиблась… Поступила наугад. Мне здесь скучно и тоскливо. И понимаю я лекции плохо…
– У меня отец математик, профессор, – объяснил Володя. – Мне кажется, я уже в трехлетнем возрасте знал, что такое логарифмы. Поэтому моя дорога была предопределена. Могу тебе помочь по любому предмету. Только зачем же ты сюда поступала?
Варя пожала плечами. Она была безынициативна и часто просто тупо и послушно следовала за другими. Куда позовут. Позиция с возрастом становилась опасной – мало ли кто куда поманит? Но Варя этого пока еще не осознавала.
«Сначала отрапортовать, а потом разобраться!» – любил повторять отец.
Варя делала точно так же. Сначала поступала, а потом разбиралась сама с собой. И говорила привычное: «Ну, понеслось…»
– До сих пор не пойму… Подруга пошла и меня за собой потянула… Странно, что я сдала все экзамены. Хотя Лида помогала мне готовиться и даже сделала для меня много шпаргалок. Без нее я бы ни за что не поступила. Ей институт нравится.
– А чем бы хотелось заниматься тебе?
Володя внимательно разглядывал девочку. Ноябрьское низкое солнце высветило ее глаза до самого дна, и они словно немного поблекли. И сама она была бледненькая и худая. Какая-то придавленная…
– Я хочу быть переводчиком, – неожиданно объявила Варя.
– Ну тогда тебе прямая дорога в иняз, – засмеялся Володя. – Поскольку армия тебе не грозит, можешь летом поступить в любой другой вуз.
Варя кивнула и опечалилась, представив себе еще одну эпопею поступления. Но ей действительно нравились иностранные языки. Особенно хотелось выучить язык далеких предков и съездить хотя бы разок к себе на родину.
Лида смеялась над ее бредовыми идеями и утверждала, что необходимо выбрать практичную, жизненно необходимую профессию. Например, инженера. И незачем витать в облаках. Под облаками Лида подразумевала далеких предков, Швецию и все иностранные языки, вместе взятые. Варя грустно с ней соглашалась, хотя дружба с Лидой начинала ее тяготить. Подруга слишком любила командовать и привыкла распоряжаться Варварой.
Варя жила в Лефортове, и Володя отправился ее провожать, забыв о родной Никольской. Правда, его родная улица возле самого Кремля давно жила под другим, более современным и отвечающим действительности именем – 25 Октября. Но отец-профессор, не выносящий никаких преобразований, революций и бунтов, по-прежнему упорно именовал старую улицу Никольской. В семье так и повелось.
Возле подъезда старого угрюмого дома, где жила Варя, Вовочка Расчесочка собирался распрощаться, записав номер телефона, но она несмело потянула нового знакомого за рукав:
– Пойдем к нам! Дома никого нет. Родители приходят очень поздно, а мне так скучно сидеть одной! У Лиды теперь появился ухажер, твой дружок…
В темноватой, с маленькими окнами квартирке Паульсенов действительно будто пахло одиночеством и скукой. Володя впервые ощутил этот запах, по-своему теплый, но давящий, а главное – словно неистребимый. Все подоконники были заставлены горшками с цветами, закрывающими солнечный свет еще больше. Почти всю комнату занимал старый белый рояль. Он казался случайно сюда попавшим, по нелепой ошибке, хорошо понимал и признавал свою неуместность, легко соглашался со своей экзотичностью, но именно ею безумно гордился.
– Ты играешь? – спросил Володя.
– И пою, – отозвалась Варя, – Вот пообедаем, и я тебе могу сыграть и спеть.
Навстречу вышли две кошки и, важно помахав хвостами, уселись изучать незнакомца.
– Инцест, – рассеянно заметила Варя.
– Что? – не понял Володя и поправил очки.
– Этот длиннохвостый негодяй с рыжими наглыми глазами – ее сын, – объяснила Варенька, осуждающе ткнув пальцем в сторону дородной серой кошки.
В доказательство ее слов из комнаты клубком выкатились два забавных, пронзительно пищащих котенка и бросились к матери. «Негодяй» их появление проигнорировал.
– Надо было их разлучить, а моим родителям вечно некогда, – продолжала Варя. – Мой руки. Это вон там! Вообще сынка следовало бы кому-нибудь отдать, а мы оставили их вместе. И вот результат! Детишки налицо. Их родилось больше, но выжила только эта парочка. Хотя говорят, что при кровосмешении малыши обычно умирают.
Котята радостно прильнули к матери, которая их нежно облизывала.
– А как ты думаешь, почему кошки все время лижутся? – Варя быстро накрывала на стол. – Что они в этом находят? Я как-то решила проверить опытным путем и сама полизала кошку. Кисленько… Наверное, у них на шерстке витамин С. Потому и вкусно, питательно, вот и тянутся языки…
Володя вымыл руки и сел на крохотной кухне рядом с хозяйкой.
– У нас всегда ютилось много кошек, – разливая суп, вещала Варенька. – Одна умерла от родов, и котята не смогли родиться. Ветеринара не нашли, был выходной, а самим разрезать кошке живот ножом и спасти хотя бы котят – рука не поднялась…
– А кто у тебя родители? – поинтересовался Володя. – Я слышал о твоем предке, корабеле из Швеции…
– Это правда. – Варя с удовольствием взялась за суп. – У нас даже где-то остался макет построенного им корабля. Но по-моему, это вранье. Ну как мог сохраниться такой макет? Да и откуда ему взяться в те времена? А папа в это свято верит. Он работает в Министерстве легкой промышленности. Специалист по пушнине и мехам. И мама там же – секретарем замминистра. Мне кажется, такая скука… Представляешь, целый день твердить одно и то же: «Приемная заместителя министра…» К концу недели от телефона одуреешь.
Володя усмехнулся. Кошки, выращенные хозяевами в нелегких условиях, терпеливо ждали своего обеда.
– Сейчас, подождите еще три минуты, – сказала им Варя. – Эти хвостатые жутко умные, хоть и помойные. Папа рассказывал, сидит как-то за полночь на кухне, работает, отчет сочиняет. Вдруг ясно слышит – в туалете спускается вода. Несколько раз. Что такое? Мерещится, что ли? Все вроде спят, никто не вставал. Пошел туда. А это кошка забралась на бачок и дергает за спускалку. Но может, папочка все сочинил. От министерской тоски чего ни придумаешь…
Варя неожиданно закашлялась и скривилась.
– Не спеши, – посоветовал Володя. – И вообще говорить во время еды не стоит.
– Это не от еды, – откашлявшись, объяснила Варя. – У меня хронический бронхит. А у нас очень сырая и темная квартира. Сплошная инфекция, как в детском саду. Здесь только мертвый не заразится. Потом, мне иногда кажется, что мамины цветы забирают у нас в квартире весь воздух. Может такое быть? Как ты считаешь? Я стала очень быстро уставать. И такая слабость по вечерам… Мне даже трудно заниматься. А ночью все время жарко… Маме советовали отвезти меня в Крым, но летом ее не отпускает начальник, папа без нее со мной ехать не хочет, а осенью я учусь…
Варя вздохнула. Непроходящий кашель мучил ее довольно давно. Она к нему даже почти привыкла, как привыкают к неизбежности шума большого города, хотя ночами мечтала избавиться от напасти, не зная, как это сделать. Но родители увлекались исключительно службой и предпочитали родное министерство единственной дочери. Каждому свое…
Варя давно смирилась с одиночеством при живых маме и папе. Иногда она думала, что ее просто никто никогда не растил, никто ею не занимался, не обращал на нее ровно никакого внимания. Она выросла сама по себе, без всякой заботы и вмешательства со стороны взрослых, как растут по весне одуванчики и трава. И растут замечательно. На то и расчет.
– Один раз я решила их испугать: притворилась, что умерла. Так шутила. Папа входит в комнату – а я лежу, не шевелюсь и не откликаюсь. Но он меня проверял щекоткой.
– Еще мог бы зажженной сигаретой проверить! – хмыкнул Володя.
– Нет, он не курит!
Варя вздохнула, очевидно одновременно жалея, что папа не курил, а она не умерла.
Насчет воздуха, который якобы забирали цветы, Володя ничего определенного сказать не мог. Но версия показалась ему сомнительной, а Варин кашель чересчур не понравился. Родная сестра его отца была известным педиатром, и от нее Володя, обладавший на редкость цепкой от природы памятью, понабрался немалых медицинских знаний.
– Хронический бронхит – плохая штука, – сказал он. – Вылечивается с трудом. Если вообще вылечивается… Хочешь, я покажу тебя своей тете? Она очень хороший врач. Ты к врачам-то обращалась?
– Да, конечно, – рассеянно отозвалась Варя. Она никуда не ходила, разумно и по достоинству оценивая знания и доброжелательность советских медиков. – Вкусно я готовлю? Маме некогда.
Володя догадался, что никакими медицинскими консультациями здесь и не пахло. И вечером, едва вернувшись домой, сразу позвонил тете Жене.
– А сколько ребенку лет? – поинтересовалась тетя. – Я надеюсь, Вовочка, это не твое незаконное дитя, о котором не подозревает твой папочка-ротозей и мой старший братец по совместительству?
Володя смутился:
– Ну при чем тут мои дети? Ей семнадцать лет. Мы вместе учимся.
– О, какой взрослый ребеночек! – пропела всегда веселая, несмотря на свое неизменное женское одиночество, тетя. – Володечка, я жду тебя с ней послезавтра в три часа дня. Не опаздывай, дружок, у меня масса пациентов в пеленках и колясках.
Варя известие о визите к тете встретила без энтузиазма, но сходить согласилась. Тетя Женя страшно обрадовалась, увидев Варвару.
– Владимир, я тебя поздравляю! – торжественно провозгласила она. – Ты сделал удивительно правильный выбор! Очень хорошее дитя! Но кажется, слабенькое… Ничего, не переживай, оздоровим и вылечим! А теперь оставь нас вдвоем минут на десять. Тебе незачем до поры до времени рассматривать полураздетых молодых девиц.
Володя покраснел – тетя, как никто другой, умела заставить людей теряться! – и вышел из кабинета.
Минуты текли томительно долго. Больничные коридоры обладают поразительным умением ловко трансформировать время, вне всяких законов физики, над которыми стены клиник весело смеются. Володе казалось, что прошло не меньше часа, а отцовская верная «Победа» на руке попросту остановилась, когда дверь, наконец, распахнулась.
– Владимир, иди сюда! – крикнула из кабинета тетка совсем другим тоном, вроде бы отнюдь не веселым и потерявшим всякую жизнерадостность. – А Варя пока немного посидит в коридоре. Поменяйтесь местами.
Володя вошел в кабинет и понял, что не ошибся. У тети Жени напрочь изменилось настроение. Она встала и подошла к окну, мрачно постукивая пальцами по подоконнику. Ее молчание не предвещало ничего хорошего. Володя ждал, затаив дыхание.
– Скажи мне честно, дружок, – медленно начала тетка, – что тебя связывает с этой девушкой?
Ничего, хотел сказать Володя и неожиданно выпалил:
– Я ее люблю!
Тетя Женя неторопливо и спокойно повернулась от окна и пристально взглянула на племянника:
– Вы с ней в близких отношениях?
– Да! – неизвестно зачем опять соврал Володя.
Тетка снова задумалась.
– Вот что, дружок… У меня есть самые нехорошие, неприятные предположения… И даже никакие не предположения, а стопроцентная уверенность. Но все равно необходимо сначала поскорее сделать снимок… У твоей любви туберкулез. В начальной стадии. Но эта болезнь развивается, как правило, без всяких тормозов и остановок, если вовремя не вмешаться. Поэтому…
Володя решительно встал:
– Когда делать снимок?
Тетка вновь внимательно глянула на него:
– Можно прямо сейчас…
– А потом ты скажешь, что нам делать?
Она кивнула:
– Да, потом я все объясню подробно. Нужно будет лечь в больницу… Я устрою самую хорошую.
– Женя, мне нужно спасти Варю! Я должен! – категорично заявил Володя. – Кроме меня, до нее никому нет дела. Она всеми брошена и забыта. У нее в хозяйстве только кошки с котятами… И еще цветы… Отсюда и все болезни… Разве это нормально, что вполне хороший человек никого не интересует и не заботит? Да любой, по-моему, без внимания погибнет! Знаешь, как спасти страну от преступлений и несчастий? Это очень просто – надо любить человека! Каждого!
Он хорошо помнил, как Варенька, диктуя ему номер своего телефона, вдруг сбилась и растерянно замолчала.
– Забыла… – прошептала она.
Володя засмеялся:
– Свой номер телефона не помнишь?
– Ну да, – рассеянно пожала плечами Варя. – Я ведь по нему никогда не звоню! Некому…
– Ты вырос, дружок, – задумчиво сказала тетя Женя. – А твой безалаберный отец и одновременно мой старший братец, конечно, абсолютно ничего не заметил…
3
Варвара Николаевна вспомнила, как тогда впервые услышала от Володиной тетки страшный диагноз… Даже не испугалась… Просто равнодушно подумала: неужели это все?! Так быстро?! И она ничего не успела – ни выучить шведский язык, ни съездить на родину предков, ни найти и полюбить своего единственного…
Варвара Николаевна осторожно встала, боясь разбудить мужа, и пошла на кухню. Чтобы туда попасть, требовалось не так уж мало времени. Две спальни, большой холл между ними, длинный коридор, огромная гостиная… В кухне вообще неплохо бы организовать танцкласс для внуков. При строительстве ее оборудовали прекрасным кухонным гарнитуром, стоимость которого входила в цену квартиры. Но Александр с апломбом молодого преуспевающего бизнесмена заявил, что гарнитур на кухню купит другой, а этот, слишком простой и дешевый, увезет на дачу в Николину Гору. Родители возражать не стали. Поскольку любые споры с сыном были бесполезны и неизменно заканчивались его полной победой.
Квартиру в Золотых Ключах недалеко от Мосфильмовской, на берегу речки, сын купил им в подарок к юбилею свадьбы. Здесь было так шикарно, что старики сначала просто растерялись, не в силах ничего сказать. Система видеонаблюдения на территории, охрана, стеклопакеты, изумительные полы, сверкающая сантехника…
– Вам нравится? – допрашивал сын, пытаясь спровоцировать мощный фонтан восторга и благодарности в свой адрес.
Родители тупо кивали, как китайские болванчики. Александр, ничего не добившись, обозлился и махнул на предков рукой.
Но вот, прожив несколько лет в этих бесподобных Ключах, старшие Гребениченко привыкли. Роскошь стала обычным явлением.
Варвара Николаевна горько усмехнулась, вздохнула и включила чайник. Да, привычка – огромное дело. Частенько заменяет собой остальное. Заснуть все равно не удастся. Да и до утра не так уж далеко.
В спальне Танюши стояла тишина. Очевидно, внучка спала. И это хорошо.
После взрыва в машине врачи несколько месяцев пытались привести девочку в норму. Устали и отказались от дальнейших безрезультатных попыток. Александр разошелся не на шутку.
– Я переплатил этим мерзавцам уйму денег!! – кричал он. – Я их задаривал и запаивал выше крыши!! И где результат?! Ребенок как не спал, так и не спит! Катя совершенно измучилась!! Современные врачи и проститутки – почти одно и то же! И те и другие, приняв клиента, тотчас о нем забывают! Сплошное белое безмолвие! Не смотри на меня укоризненно, папа! Твоя знаменитая тетя Женя жила и врачевала в другие времена! А теперь мы на фиг не нужны этим поклявшимся Гиппократом со своими болячками и тревогами! Что им до наших проблем?! У них своих в избытке! И на нас плевать!
Тогда Владимир Александрович сам предложил сыну взять Танечку на время к себе. Сначала сын наотрез отказался, но потом позвонила Катерина… Да, теперь пребывание Тани у деда с бабкой грозило затянуться на неопределенный срок, но старшие Гребениченко даже радовались такой бесконечности. Без Танечки их огромная квартира казалась пустой и холодной, хотя здесь всегда прекрасно топили.
Когда родился Саша, вопроса с выбором имени у них не возникло. Володя хотел назвать сына в честь отца, и Варя словно охотно угадала его желание… Через четыре года родилась Надюшка…
Варя с детьми подолгу жила в Николиной Горе. Володя обустроил старенький домик отца, сделал отопление, провел воду. Вовочка Расчесочка многое умел делать сам, а денег молодой семье хватало. Варин отец, знаток мехов, сумел сделать на них неплохой бизнес и на свадьбе вручил единственной дочке сберегательную книжку на ее имя с внушительной суммой.
– Откуда это? – Варя подозрительно оглядела отца.
Он нежно чмокнул ее в щеку:
– Ну перестань! Что за вопросы? Не ворованное!
Но Варя думала иначе. Особенно теперь, когда разрыв с родителями оформился окончательно и самым законным образом.
Старшие Гребениченко, отец и тетка, изредка заезжающие на дачу, удивлялись произошедшим там переменам к лучшему. Мать Володя не помнил. Она умерла, когда ему не исполнилось и пяти лет. С тех пор в доме жила экономка тетя Нюра, честная и преданная профессору Гребениченко, как водится, тайно в него влюбленная, но даже не мечтающая о счастье войти в его семью.
В институте, где работал старший Гребениченко, его называли профессор Гном. Невысокий, полноватый, с густой длинной окладистой бородой, он плюс к экзотической внешности всегда носил остроконечную шерстяную шапочку. Чудаковатый старикан, смеялся молодняк, но все любили беззлобного мирного Гнома.
Отец женился на тете Нюре уже в преклонном возрасте. И Володя неожиданно для себя обиделся на отца, оскорбился и замкнулся. Хотя с детства был очень привязан к доброй и заботливой экономке. Дурацкая отцовская борода стала раздражать и злить. В ней часто застревали кусочки еды, и, глядя на нее, можно было легко вычислить, что профессор Гном ел на обед или на ужин. Володе становилось противно, и он с трудом удерживал себя от гнева.
– Дружок, а ведь ты, оказывается, глуп! – сообщила ему откровенная тетя Женя. – Как поживает твоя жена?
– Замечательно! – отчеканил Володя. – Уже забыла о своей болезни! Тем более, что большую часть года проводит за городом.
Долгими летними вечерами Сашка с дачными приятелями до изнеможения носился по участку, играя в войну. Однажды юные бойцы захватили спрятавшуюся в кустах беззвучную Надюшку.
– Ты за кого – за белых или за красных? – грозно спросил брат, приставив к светлой Надюшиной голове игрушечный автомат.
– Я за мир во всем мире! – вдруг решительно объявила Надя. – И с вами играть не собираюсь!
Она не дружила со старшим братом. Тихо сидела возле матери, уткнувшись в какую-нибудь книгу и осторожно, неслышно переворачивая страницы.
Варя часто брала Надюшу к себе в кровать. До тех пор, пока однажды Надя в полусне не попросила:
– Мама, убери свои большие персики! Они мне мешают.
Родители расхохотались, но утром Володя сказал жене укоризненно:
– Варя, она уже большая девочка…
И Надя перестала забираться вечерами в родительскую постель.
Варя отдала дочку в музыкальную школу. У девочки оказался абсолютный слух. И теперь в доме по вечерам постоянно звучала музыка. Она неистово раздражала Александра.
– Раньше играла и пела одна мама! – жаловался сын. – А теперь еще и Надька! Я просто ошалел от музыки! Рояль вообще занимает полквартиры! У нас повернуться негде!
Любимый Варенькин белый рояль после свадьбы сначала переехал на Никольскую к Гребениченко, а потом в новую квартиру молодых на Кутузовском. Ее позже занял Александр с молодой женой. Там, во дворе старого дома, и произошел страшный взрыв…
Маленького Сашу мать часто таскала на оперы и балеты. Мечтала приобщить сына к музыке.
Он сидел смирно, смотрел на солиста или приму-балерину и думал, как же страшно им завидует кордебалет или вся оперная труппа. Как их ненавидят и проклинают, отыскивают и подмечают любую, даже самую крошечную промашку или ошибку, радуются каждой оплошности… Как искренне, от всей души желают провала… И как ликуют, когда, наконец, солист сходит со сцены… Не в силах больше петь или танцевать…
Саша не собирался пополнить ряды кордебалетов и профессиональных статистов любой деятельности, рожденных исключительно для того, чтобы всегда оставаться на втором плане, создавать фон и петь хором. Такая работенка не для него. Он будет солировать. Кем бы ни стал, когда вырастет… Не важно, чем заниматься, важно – как.
Подрастая, сын предъявлял родителям все больше и больше претензий. В основном они касались материального положения семьи.
– Что за сарай? – гримасничал Сашка, презрительно разглядывая, словно видел впервые, дом в Николиной Горе. – Как вы здесь столько лет прозябаете? Нет, я буду жить по-другому!.. Мне нужен приличный, нормальный коттедж, а не этот хуторок в степи. И что это все такое похожее – улица Никольская, дачка в Николиной Горе… Специально выбирали? Вдобавок еще и мама Николаевна.
Не устраивала сына и квартира на Кутузке.
– Район, конечно, престижный, – бубнил он. – Но теснотища! Как можно ютиться в двух малюсеньких комнатенках? И обстановочка годится разве что для деревенской избы в какой-нибудь Ярославской области! А этот задыхающийся на каждом перекрестке «Жигуль»? Позор! А ведь ты, отец, пишешь докторскую, будешь профессором, как и дед! А что заслужил, что нажил?! Просто смешно! Нет, у меня будет все иначе!
Варвара предпочитала не слышать его критических высказываний. Тем более, что он повторял их по нескольку раз в неделю.
Владимир попробовал урезонить сына:
– Саша, но люди живут куда хуже нас! В подвалах, в халупах!
– С такими принципами ты далеко зайдешь, папа! – заявил Александр. – Всегда можно найти море людей, которым хуже! А значит, в соответствии с твоими правилами, незачем добиваться лучшей жизни. И так все хорошо, просто отлично! Жить в нищете – кому это выгодно?..
И отец отступился, махнув на Сашку рукой.
Профессором старший Гребениченко так и не стал. Вместо того чтобы дописать и защитить докторскую, он начал подрабатывать. Писал кандидатские для знакомых. Заказов было навалом. Трудиться никто не хотел, зато заплатить будущим кандидатам наук ничего не стоило.
– Деньги для Сашки! – оправдываясь перед женой, виновато говорил Владимир Александрович, отдавая очередную сумму.
Она никогда его ни в чем не упрекала, просто пожимала плечами и брала деньги. И в который раз думала, что муж безнадежно избаловал своего любимца Сашеньку.
Новые друзья Саши в новой школе, очевидно, целиком разделяли его настроения. Видимо, и их родители тоже. Во всяком случае, там понимание казалось полным.
Мальчики редко приходили к Гребениченко. Во-первых, их чересчур холодно встречала Варвара Николаевна – ей не нравились друзья сына, а во-вторых, им мешали музыкальные занятия Нади. Даже закрывшись в комнате Саши, они отлично слышали все этюды и вальсы. Поэтому чаще бывали у Сани Наумова или у Шуры Умберга.
Потом появилась Катя…
Ее первый визит Варя запомнила на всю жизнь.
В тот день она сидела дома, ждала ученицу, поэтому открыла на звонок сама. На лестничной площадке стояла, картинно слегка раздвинув тонкие, открытые по максимуму ножки, юная девица в шелках и драгоценностях. Такие Варя надевала только в театры и в гости. У нежданной гостьи была недовольная надменная мордочка.
– Здравствуйте! – жеманно протянула девочка. – Я к Саше… Он дома?
Ошеломленная Варвара Николаевна поздоровалась, кивнула и отступила от двери, пропуская юную леди в квартиру. Девица вошла, по-прежнему манерно держа правую руку на отлете – вероятно, считала это особым шиком, – и вдруг остановилась, состроив некое подобие улыбки:
– Ах да, простите, я забыла представиться… Я Катя Полонская. Мы с Сашей вместе учимся. В одном классе.
«Какое счастье!.. Что делать этой цаце в физико-математической школе? Разве что ловить выгодных мужей!» – подумала Варя и назвала свои имя и отчество.
Сашка радостно выскочил навстречу гостье:
– Привет! А ты говорила, что не сумеешь раньше четырех!
– Вот видишь, постаралась! – кокетливо пропела Катя. – Ради тебя!
И лукаво блеснула хитрыми глазками.
Простодушный Сашка рассмеялся:
– Ну молодец! Проходи! Это моя комната! Чай пить будешь?
На мать он не обратил ни малейшего внимания.
– Володя, ты в курсе увлечений нашего Сашки? – спросила за ужином Варвара Николаевна мужа.
– «Физика» Ландсберга и фигуры Лиссажу, – отчеканил тот.
Все-таки он старался не выпускать сына из своего поля зрения.
Варя вспомнила, как маленькая Надюша, впервые услышав о так называемых фигурах Лиссажу в тригонометрии, воскликнула:
– Ну у него и фамилия была, у этого вашего Лисажука! Не просто Лисов или Жуков, а лиса да еще жук в придачу!
Варя тихо засмеялась:
– Нет, Володя, я не об этом! Как там у нас на девичьем фронте?
Муж удивился:
– Насколько я знаю, звонят и заходят только Саня да Шура. А почему ты спрашиваешь?
– Да так… – вздохнула Варя. – Приходила тут сегодня одна… Говорит, Катя Полонская. Я увидела и обомлела.
– Такая страшная? – заинтересовался муж. – Неужели у нашего Сашки нет вкуса? Тогда он не в меня!
– Да нет, в смысле внешности там все в порядке. Но не всегда то, что торчит над водой, оказывается лебедем… А вот вкуса, похоже, у него действительно нет. Девочка переполнена самой собой, как бочка водой в дождливую осень. Ходячее чванство… Королева Англии держится куда проще… И жить ведь надо не с лицом, а с человеком. А потом молодость – это всегда такое короткое счастье… И совершенно безвозвратное время…
– Я узнаю, что за девица, – пообещал муж, искоса взглянув на Варю. – Может, случайный визит.
Но Сашка наотрез отказался говорить с отцом о Кате.
– Не приставай ко мне и не лезь в мои личные дела! – отрубил он. – Я вырос и не нуждаюсь ни в каких задушевных разговорах! Возись со своей Надькой!
Сын ревниво относился к родительским привязанностям. Особенно к материнской.
Владимир Александрович знал об этом и всегда страдал за мальчика, но изменить ничего не мог. Теперь ситуация обострилась вдвойне.
После своего решительного отпора сын немного оттаял, особенно увидев потерянного, удрученного отца со смущенно поникшим большим толстым носом, откуда вот-вот грозили свалиться очки в старой оправе.
– Скажи честно, папа, – спросил смышленый Сашка, – если бы в свое время кто-нибудь попытался тебе помешать жениться на маме, ты бы его послушал?
– Разве ты собираешься на ней жениться? – в ужасе пробормотал Владимир Александрович. – Вам сначала школу закончить надо, в институт поступить…
– Ты мне не ответил! Школа, институт… Туфта! Мимо сада! А Катька обязательно будет моей женой! Вот увидишь!
Отец не сомневался в его словах. У него вырос на редкость деловой и целенаправленный мальчик.
Варя плюнула на все. Ей давно стали безразличны судьбы мужа и сына. Ее заботила одна лишь Наденька, да и то постольку-поскольку…
Вечерами она неизменно ждала Алекса. Молила Бога, чтобы знакомое лицо появилось, наконец, и стало бы все чаще и настойчивее заглядывать в черные окна квартиры Гребениченко.
– Зачем ты приходишь ко мне? – спрашивала бы тогда его Варя. – Что тебе от меня нужно?..
Но Алекс не отвечал… Не мог ответить. Его просто не было. Нигде…
А кроме его судьбы, ничья другая на всем белом свете не волновала Варвару Николаевну.
