Текст книги "Медовый месяц"
Автор книги: Ирина Лобановская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
16
Адрес и номер телефона, оставленные Варе Алексом, она решила на всякий случай выучить наизусть, а записку выбросить. От греха подальше… Как испокон веков делают профессиональные шпионы. Вот уж у кого не бывает склероза – память тренированная.
Конечно, никто из Гребениченко в ее сумку никогда не полезет. Но все равно… Тем более Сашка все видел, хотя не все понял. Но ушлый ребенок моментально догадался, что взрослые перешли на чужой язык неслучайно. И вполне мог что-нибудь ляпнуть дома. Или задать ненужный вопрос.
Предупреждать сына молчать – это еще одна, уже более серьезная и непростительная ошибка. Ее Варя постаралась не совершить. Но как по возможности обезопасить себя дальше?..
На Гоголевском бульваре Сашка мгновенно нашел себе приятеля-ровесника – он сходился с людьми запросто, в шесть секунд – и затеял буйную, шумную игру в войну.
Алекс опустился на скамейку рядом с Варей.
– Варьюша, у тебя замечательный сын…
– Да, он далеко пойдет, – равнодушно кивнула Варя. – Настоящий прохиндей… С малолетства. В кого только уродился, не пойму… Ни у нас в роду, ни в роду мужа таких нет. Реактивный и бурный ребенок.
– Про-хин-дей… – задумчиво повторил по слогам Алекс. Похоже, он не знал еще этого слова. – Что это такое?
– Ну, прохвост, мошенник, ловкач… – попыталась объяснить Варя. – Хитрец, обманщик… Такой, в общем, ловкий, пронырливый человек…
– Понятно, – протянул Алекс. – Ты действительно не обладаешь этими качествами…
Он смотрел на нее и улыбался. Светловолосый, загорелый, прямой, как подъемный кран… Такой близкий и родной…
И Варя вдруг поняла, что слово «близость» вовсе не подразумевает близость постельную. И никогда, даже изначально, не подразумевало. Любому человеку важнее всего в жизни близость духовная, то самое понимание, которого так нелегко добиться и так непросто найти. Просто потом два понятия тесно смыкаются в одно, неловко и неверно соединенные одним словом… Это языковая ошибка, неточность. Поэтому и родилось слово «секс», уже не обозначающее духовное сообщество людей. Просто постель… Примитивная физиология. Хотя часто не слишком примитивная…
– Ты скучала, Варьюша? – спросил Алекс. – Я очень. Но ты сделала неправильный выбор. Я редко могу видеться с тобой. Так получается… И никогда не сумею остаться здесь или увезти тебя в Швецию. Понимаешь, ни-ког-да…
Он снова, теперь уже умышленно, специально, разбил слово на слоги, и Варя подумала, что искренность и жестокость – это синонимы. И этот правдивый человек-загадка, человек-тайна никогда – понимаешь, ни-ког-да… – не станет для нее открытым и ясным. Пусть так… Зато он старается быть честным.
– Я не уверена, что кто-нибудь на этой земле делает свой выбор самостоятельно, – пробормотала Варя. – Но что сделано, то сделано… Разве ты раскаиваешься во всем?
Алекс засмеялся и покачал головой:
– Мне вообще не свойственно раскаиваться. Ни в чем и ни при каких условиях. Но иногда мне вдруг становится стыдно за то, что я совершил… Например, тогда, в Крыму… Разве я не мог не приближаться к тебе, оставить тебя в покое, не тревожить твою душу и твою семью?..
– Не мог… – прошептала Варя. – Ты не мог, викинг… Это оказалось не в твоих силах…
Он удивился:
– Ты так думаешь? Мне нравится, как ты меня называешь…
– Я уверена…
– Ты веришь в предопределение? – живо заинтересовался Алекс. – Почему?
Варя пожала плечами:
– Как можно объяснить, почему веришь? Веришь – и все…
Ее опасно тянуло к нему – прижаться, почувствовать рядом, осознать, что он, наконец, не мерещится под насмешливым апрельским солнцем, которое всегда так – сначала вволю поиздевается над москвичами, понежит, погреет, поманит, а потом исчезнет с концами чуть ли не до июля…
И она уже подалась к нему, придвинулась ближе… И вдруг поймала острый взгляд сына, так увлеченного громкой игрой в белых и красных…
– Да, – засмеялся Алекс, от которого ничего не ускользнуло, и запрокинул голову, подставляя лицо солнцу. – Ты была очень права, Варьюша… А я ведь, каюсь, сначала тебе не поверил. Он настоящий прохиндей. Это очень точное слово. Тебе придется с ним нелегко.
Варя обреченно вздохнула. Деваться от этого горя горького на двух проворных ногах ей все равно некуда.
Алекс скосил на нее хитрые глаза:
– А вечером я тебя жду… Что же делать, если нам с тобой досталась именно такая жизнь… Другой не будет. Я очень соскучился по тебе, Варьюша… Это правда. Хотя мне порой бывает странно сознавать и признавать это. Я объездил почти весь мир, видел разных женщин. Много красивых… У меня тоже было их немало. – Он снова покосился на нее. – Прости, но это тоже правда. Ты и сама прекрасно знаешь. Но вот все равно, несмотря ни на что… Я соскучился по тебе… Именно по тебе… По тебе одной… И это кажется мне странным. И необъяснимым.
Варя молчала. Он слишком любил и привык все себе растолковывать, ему нравилось это… Дурная привычка, вредная и ненужная. Жизнь нельзя объяснить, как нельзя объяснить солнце, небо, детей… Да и стоит ли это делать?
– Я приду… – кивнула Варя. – Несмотря ни на что. Жизнь как-то нехорошо и загадочно разделилась пополам. С одной стороны – ты, с другой – все остальное, включая мою семью и Сашу… И части эти не равны. Получилось не пополам, не поровну… И это совсем уж гадко… Но деваться некуда…
Квартира, где временно расположился Алекс, оказалась действительно недалеко от Никольской. Он открыл ей дверь, молча пропустил в прихожую и жестом пригласил в комнату. Варя вошла и села. Очень уютно, чисто, как-то по-домашнему…
– А… кто здесь живет? – неуверенно спросила Варя.
Алекс засмеялся:
– В данный момент я. Остальное тебя интересовать не должно.
– И… надолго?
Он вновь усмехнулся, но теперь уже невесело.
– Варьюша, и это тоже тебя не должно интересовать.
– А что-нибудь вообще меня должно интересовать? – вдруг вспылила обычно спокойная Варя. – Из того, что касается тебя и твоей жизни?
Алекс серьезно и грустно покачал головой:
– Никак нет. Тебе давно пора смириться с этой мыслью, сжиться и привыкнуть к ней. Уже пора… Ты сделала неудачный выбор, Варьюша…
Прямо замкнуло его на этой гениальной думе!..
– Ты повторяешься, – заметила Варя и равнодушно отметила, что после нескольких лет разлуки они почему-то не бросились друг к другу в объятия, а совершенно спокойно сидят и дискутируют, обсуждая смутные подробности и трудности нелегкой биографии Алекса и ее несчастного выбора… Странно… Так, может, никакой любовью тут и не пахнет?..
Варя задумчиво взглянула на него.
– Да, я повторяюсь, – покладисто согласился Алекс. – Увы… Как многие живущие на этой земле… И буду повторяться.
Он опустился возле нее на корточки и ласково провел ладонью по ее лицу.
– И хочу повторяться… Сотни, тысячи раз… И повторять твою ошибку до бесконечности… Хотя бы потому, что мне нравится твоя ошибка… Надеюсь, твой резвый бойкий сын не проговорился дома о нашей встрече…
Удивительно, но не проговорился. У маленького Сашки хватило на это ума и тонкости. Хотя Варя заранее проработала и прокрутила в голове вполне разумный, подходящий вариант объяснения – встретила знакомого иностранца, книгу которого переводила. Вот и все… А иностранец плохо владеет русским. Пришлось говорить по-английски.
Правда, хорошо обдуманный ею вариант изначально был провальным. Сашка прекрасно слышал неплохую русскую речь иностранца. Но к счастью, ничего объяснять не пришлось. Только через несколько дней сын справился у Вари:
– Мама, а мы пойдем снова гулять с твоим другом?
– Он уже уехал, – сказала Варя. – Приезжал не надолго, всего на неделю.
Она потом довольно часто приходила к нему в ту квартиру. Особенно удачным оказалось начавшееся лето. Варя легко уезжала с дачи под предлогом работы в издательствах. Ей все удавалось. Обмануть Гребениченко ничего не стоило.
Всегда одно и то же – чистота, порядок и подтянутый Алекс в дверях. Но однажды на ее звонок дверь открыл незнакомый мужчина – седовласый, в очках, тоже прямой, как скрипичная струна.
Варя изумленно молчала, забыв поздороваться.
– Вы, очевидно, Варвара? – с легким акцентом спросил незнакомец.
Она молча кивнула.
– Алекс оставил вам письмо. И просил… – очкарик внимательно взглянул на Варю, – просил ждать от него новых известий. На почтамте. Как раньше… Он очень извинялся… Простите, но он не смог вас предупредить заранее. Позвонить вам… Все получилось неожиданно и срочно. Он улетел. Его уже нет в Союзе.
Варя продолжала тупо молчать. Человек попытался смягчить ситуацию:
– Но он обязательно вернется… Обязательно!.. Только неизвестно когда… Просто у него такая работа… Извините…
Просто у него такая работа…
Варя все так же безмолвно взяла протянутый конверт и пошла вниз по лестнице.
– Подождите! – крикнул седой. Он стоял в дверях и смотрел ей вслед. – Одну минуту!.. Я совсем забыл… Алекс еще просил передать вам, что повторение – великая вещь… Честно говоря, я не понял смысла. Но вы, наверное, понимаете…
Варя кивнула и двинулась дальше. На улице она сразу поискала свободную скамейку. Это было несложно. Подъезды дома выходили во двор, где этих скамеек всегда навалом. И сейчас, вечером, они почти опустели. Колясочные мамы уже разошлись по домам кормить и купать детей, старушки тоже, а время влюбленных еще не наступило. И они предпочитали уединяться в других местах, а не в своем родном, знакомом и приевшемся, как манная каша, дворе.
Варя села на скамейку – совсем как тогда, зимой. Она, значит, тоже повторялась. Нетерпеливо надорвала конверт.
«Варьюша, я не стану даже вновь просить у тебя прощения, потому что это глупо и бессмысленно. Сколько можно каяться?.. Да, меня снова нет. Но я есть. И буду всегда, пока ты захочешь, чтобы я был. Твоя власть надо мной велика, да и моя над тобой, думаю, тоже. И все-таки есть власть куда сильнее и могущественнее. Мне очень тяжело уезжать. Да еще так внезапно… Не знаю почему – я никогда не был ни суеверным, ни сверхчувствительным – меня никак не оставляет таинственное, неопределенное ощущение чего-то нового, что обязательно произойдет. И еще меня мучает чувство беды… Ты ведь знаешь, я все всегда люблю для себя объяснить. А сейчас не могу. И это мучительно и непонятно. Только не думай, будто со мной что-то случится. Я абсолютно убежден – со мной ровным счетом не произойдет ничего дурного, пока ты этого не захочешь, пока не откажешься от меня и будешь меня ждать и ходить на почтамт… Помнишь, ты рассказывала о той милой женщине по имени Зина?.. Ходи к ней почаще, Варьюша, меня будет утешать и греть сознание, что ты обо мне не забыла… А Зина, добрая русская женщина, будет утешать тебя. Все хорошо! Просто у меня такая работа… Помнишь, ты мне сказала, очень сердито, что мы живем в том обществе, в каком живем?.. Это правильно… Я часто вспоминаю, как мы бродили с тобой однажды по Москве… Помнишь? Смотрели на город от Университета, плавали на теплоходике и даже зачем-то забрели в Музей революции… Удивительно красивое здание… И нам было хорошо. При чем тут ваши вечные революции? Они всем давно надоели, и вам самим в первую очередь. Я не прав? А ваше здание МИДа все-таки удивительно похоже на церковь… Но огромную. Ну ладно, я отвлекся… Варьюша, я тебе очень скоро напишу. А вот когда я снова вернусь в Москву, я не знаю. Прости… И воспитывай получше своего прохиндея. Я выучил это хорошее слово. Оно мне нравится. Алекс».
И снова, как тогда, зимой, Варя опустила письмо на колени и тупо уставилась в одну точку. Алекс как-то со смехом рассказал ей, что, увидев впервые МИД, спросил первую попавшуюся на Садовом кольце женщину:
– Это церковь?
Женщина изумилась.
Лето прошло… Деревья нехотя сбрасывали первые желтые листья. У Вари почему-то тихо кружилась голова. Что будет дальше и будет ли вообще что-нибудь, она не хотела даже думать. И вообще не знала, куда идти и что делать. Опять ее жизнь разломилась надвое… На две неравные части… И та, большая и весомая, неожиданно скрылась, исчезла, словно ее никогда не было.
«Что же ты наделал, викинг?.. Что же мы с тобой наделали… Почему так жестока и несправедлива судьба?.. Или, наоборот, очень справедлива?.. Ведь знакомство с Алексом… Да, но зачем, для чего?! Неужели я заразилась от Алекса потребностью все и всегда себе объяснять?!»
Мягко бредущая мимо кошка, явно на свидание, гордо вскинула вверх хвост, покосилась на Варю и двинулась дальше.
– Миша! – закричала сверху женщина с балкона. – Где ты запропастился, паразит?! Сколько тебя можно ждать?! Ужин давно остыл! Припрешься, мерзавец, – кормить не буду! Предупреждаю заранее!
Мир жил своими обычными будничными заботами.
Варя сунула письмо в сумку и встала со скамейки.
17
Саня явился к гастроному гораздо раньше назначенного срока и долго блуждал и прятался в близлежащих переулочках. Не хотелось, чтобы его здесь кто-нибудь заметил.
Уйти надолго из дому вечером для Сани проблемой не было. Родители не слишком интересовались его занятиями и прогулками и не заботились, где и с кем он проводит время. Разумный Саня вполне логично подозревал, что предкам куда спокойнее и проще лаяться между собой в отсутствие сына.
Наконец равнодушные, бесстрастные стрелки придвинулись к долгожданным цифрам, и Саня решился. Возле гастронома силы совсем оставили его – а ведь он вырос здоровым, тренированным и выносливым мальчиком! – и он еле-еле дополз до прилавка. Люся взвешивала конфеты «Красная Шапочка». А возле нее вилась приличная очередь. Точно такая же тянулась к Оле. В магазины вдруг по капризу торговли к вечеру выбросили конфеты и шоколадные наборы.
– Придется подождать, лады? – мельком глянув на Саню, бросила Люся. – Видишь, что делается! Народ мечтает на ночь глядя объесться «Косолапыми мишками» и облопаться «Коровкой»! Пашем по желанию трудящихся! А я ведь говорила тебе, что лучше после закрытия… Не дотерпел, что ли? Активный…
Саня смутился до онемения. Оля приветливо кивнула и улыбнулась ему издалека. Он мотнул головой, вздохнул и пошел побродить по магазину. До закрытия оставалось немного.
Наконец Люся отоварила последних сладкоежек, из магазина выдворили всех припозднившихся покупателей и заперли дверь. На Саню словно и внимания никто не обращал. Он удивился, а потом догадался: все видели, что он к Люсе, а значит…
Догадка была неприятная. Неужели здесь все давно привыкли к ее бесконечным ухажерам?.. Или просто хорошо знали Сашку?.. Все равно мерзко. Саня судорожно сглотнул. Зачем он вообще пришел сюда? Так ли ему все это надо – темная подсобка, Люсины любовь и ласки?.. Да нет, нужно… Нужно именно сейчас. И что-то назойливо нашептывало, будто уже завтра или послезавтра все это станет совершенно лишним. Тогда зачем? Заранее зная, что все ненадолго?.. А как можно знать, надолго или нет?.. Вообще, как люди это понимают, как догадываются?.. Да очень просто… Что-то – что? – им диктует правду. И только ее надо слушать. Больше ничего…
Прислушиваться к себе Саня не стал. Он быстро устал от своих философских глубин и размышлений. Он не привык к ним, по возможности избегал и не любил. Понимал, чувствовал – это не его стезя. Просто не его – и все. Так же точно бывает в жизни. Писатель, пусть даже хороший, но не твой, тебе его читать скучно, и известный актер тебе тоже неинтересен, и женщина – не твоя… Даже если она готова по какой-то тайной пока причине стать твоею… Ты ведь все равно уверен, что она уготована для другого, а тебя ждет-поджидает твоя собственная… И вполне вероятно, что ее зовут Надя… Да, впрочем, сейчас ее имя абсолютно не важно. Важно другое – эта милая ласковая девочка за прилавком, собирающаяся тебе запросто отдаться через полчаса – не твоя… И с этим ничего не поделать. Нет – значит, нет.
Саня снова судорожно сглотнул, подумав о том, что может произойти и обязательно произойдет через полчаса… Ну и пусть Люся – не его, а он – не ее… Какая, в сущности, разница? Разве это имеет какое-нибудь значение?.. Миллионы людей нормально живут, отыскав себе пару совсем по иному признаку. Или кто-нибудь в состоянии поверить, что его родители, Наумовы-старшие, так уж подходят друг другу?..
Хотя, может, как раз очень подходят… Саня опять задумался. Кажется, он никогда еще столько не думал, сколько в этот вечер… Да, подходят… Своими взглядами на жизнь – они ее качество измеряют исключительно деньгами, как прочность ткани или шифера. Своими привычными криками по любому поводу, неумением сдерживать себя, все себе разрешать, потому что у них, видите ли, нервы… Они устают на работе. Да и сама работка не сахарная… Умением эту жизнь устроить по своему желанию и усмотрению. По жизненной силе и стойкости, что тоже очень важно… Простотой подхода ко всем проблемам, ловкостью их разрешения, великой способностью принимать все так, словно ничего другого никто и не ждал. Все случающееся – закономерность и данность. И не стоит парить в облаках, возноситься за пределы допустимого, но тем не менее надо все брать на земле по своей личной потребности.
А он, Саня, подходит этой плутоватой Людмиле?.. Или Гребенке?.. Паренек никогда раньше не задумывался об этом. Но пора пришла. И застала его посреди вечернего притихшего магазина в полной растерянности и растрепе чувств.
– Ты чего, малый, как неживой? – привела его в чувство уборщица, заодно грубо шарахнув по ногам шваброй с мокрой холодной тряпкой. – Зачем здесь стоишь столбом? Дуй к своей Люське-шалаве, пока она тебя не прогнала!
– И многих она уже так прогнала? – поинтересовался Саня.
– Многих не многих – не твое дело! – Пожилая уборщица недобро оглядела Саню с ног до головы. – Это ее заботы! Твои, пока ваше дело молодое, – ее ублажать! А то, гляди, тоже вышвырнет! Девка шустрая!
– Шустрая… – эхом повторил Саня.
Зачем он сюда пришел?.. Но уйти сейчас – значит, сбежать – попросту стыдно… И Люська, конечно, тотчас все расскажет Саше, а тот Наумова обсмеет… Причем зло и жестоко. Сашка ох как умеет это делать!.. Зачем Саня ввязался в эту темную и грустную историю?.. Да и сам Сашка тоже успел пожалеть обо всем…
Пока Саня терзался своими бестолковыми, безвыходными мыслями, подошла Люся. Она уже сняла свой фирменный рабочий халатик и предстала перед Саней в пестрой кофточке и брюках. Саня никогда еще не видел ее такой и по юной неопытности удивился, как сильно меняет женщину одежда. Людочка стала совсем другая, какая-то простая и легкая, ничем не отличимая от сверстниц, школьниц или студенток. Халат делал ее старше и серьезнее. Превращал в продавщицу, словно метил ярлыком, накладывал особое клеймо. Не допускал никаких загадок.
Саня ошеломленно разглядывал Люсю. Она осталась довольна, заметив его растерянность.
– Понравилась? – на всякий случай спросила она, желая словесного подтверждения.
Саня молча кивнул.
– А раньше было не так?
Саня снова кивнул. Уборщица неодобрительно терла пол прямо у них под ногами.
– Ну ты что, тетя Лиза, подождать не можешь? – недовольно буркнула Люся. – Мы сейчас уйдем. Мой пока в другом месте! Вон сколько еще грязищи вокруг!
– Вот и шли бы вы отсюда поскорее! – проворчала уборщица. – Что вам здесь ошиваться да мне мешать? Заигрывайте друг с дружкой где-нибудь подальше!
Оля махнула на прощание рукой и удалилась. Мимо прошла еще одна женщина, красивая и прекрасно одетая.
– До свидания, Люсенька! – Она игриво улыбнулась. – А у тебя, я смотрю, новый ухажер!
Люся тоже хитро ухмыльнулась:
– До свидания, Неля Максимовна! Они выбирают, и я тоже… Пока время есть…
Женщина снова улыбнулась и ушла.
– Наша главная бухгалтерша, – завистливо вздохнула Люда. – Умная! Бой-баба, ворует по-крупному! И все с рук сходит! Потому что опытная. Знает, кому, где и сколько вмазать! Да и вообще давние связи имеет. Вот бы мне такой стать… Выучиться надо…
Саня смотрел вслед даме. Кого-то она ему напоминала… Нет, не может быть… А кто, интересно, у Полонской родители? Надо бы поинтересоваться при случае…
Люся потянула Саню за рукав:
– Ну, пойдем! Ты что на нее загляделся? Зря рот разевать нечего! Она тебя старше лет на двадцать! Не подойдет! Перестарок! Да и муж у нее – директор универмага. Не тебе чета! Я тебе там конфет набрала и шоколада – обалдеешь!
Саня давно представлял по рассказам Сашки, где находится приобретающая сомнительную славу подсобка. Но шел туда, словно никогда ничего не слышал и не знал. Люся зажгла свет – окон в подсобке не было – и усадила Саню напротив себя за маленький столик, действительно заваленный конфетами и другими деликатесами.
Ни Гребениченко, ни Наумов ни за что не сумели бы объяснить, с какой целью существовало в магазине это помещеньице. Никаких продуктов здесь не хранили сроду, ничего никогда не развешивали, и, похоже, единственным ее назначением стало принимать Люську вместе с ее прихехешниками. О том, что проворная Людмила ловко превратила подсобку в комнату свиданий, в гастрономе знали все. Разве что один директор оставался не в курсе…
Здесь стараниями все той же Люси всегда было чисто, даже пахло духами. И вообще казалось, что Людочка словно прописалась в этой комнатенке, и ее негласную прописку весь без исключения коллектив магазина принял, одобрил и узаконил.
Саня неловко сел, по-прежнему молча. Спросить у Люси про бухгалтера или не стоит?..
– Лопай. – Люда великодушным жестом подвинула Сане угощение. – Ты вообще-то говорить умеешь? Глубокомысленный… Вроде днем чего-то вякал… Или мне померещилось?
Саня нехотя взял конфету, развернул и сунул в рот. Люська смотрела выжидающе. Интересно, чего она ждала – восторгов по поводу сладостей или чего-то еще? Чего именно?.. Или… Сане стало жарко от внезапно пришедшей очень простой, даже примитивной мысли. А собственно, зачем ты сюда явился, Александр Васильевич? Конфеты жучить? Тогда почему задаешься дурацким вопросом, чего ждет не дождется Людочка?.. Она к мужикам давно привыкшая, не в пример девочкам-одноклассницам… Но ведь Саня не может признаться ей, что абсолютно ничего не умеет и не знает… Что он даже не целовался ни с кем по-настоящему, кроме как с другом Сашкой… Люська его попросту высмеет и прогонит. А про поцелуи с Сашкой вообще лучше никому никогда не рассказывать…
– Да, – засмеялась вдруг Люся, – а как тебя зовут? Я как-то забыла спросить…
– Саня, – пробормотал неуклюжий гость.
– Как?! – изумилась Люся.
Санька повторил.
– Издеваться пришел? – грозно поинтересовалась Людмила. – Тогда проваливай! Нечего тут дурью маяться!
Саня робко покачал головой. Вид у него стал жалкий и растерянный…
– Мы тезки… – пробормотал он.
– Интересно… – протянула Люся. – Ну надо же, тезки… Сплошные Александры… Оба двое…
– Это еще что! – чуточку приободрившись, разговорился Саня. – У нас третий друг есть… Как в «Трех мушкетерах»… Так его Шурой зовут… Чтобы не путаться и различать.
Люся секунду смотрела на него недоуменно, а потом захохотала.
– Ну какие же вы потешные! – сквозь смех с трудом выговорила она. – Оба двое и оба трое…
– Потешные? Почему? Чем это? – не понял ее Саня. – Вроде нормальные…
Люся махнула рукой.
– Да, конечно, нормальные, только все равно уморительные! Маленькие, что ли? Может, еще не выросли? – Люся задумалась. – Я ведь старше вас…
– Год или два ничего не решают, – философски заметил Саня.
– Умный! – перестала смеяться Людмила. – Год или два, конечно, ничего не решают сами по себе. А вот события за этот один год иногда стоят целой жизни…
Саня удивился. Девочка из-за прилавка оказалась далеко не дура. Понахваталась где-то… Понабралась жизненной мудрости… Уж во всяком случае, маленькая продавщица куда умнее этой ломаной Катерины, ради которой Сашка бросил Люсю. Или все из-за возраста?..
– А знаешь, чем интеллигент настоящий отличается от поддельного? – спросила Людочка.
Эта тема просто не давала ей покоя. Саня молчал.
– Настоящий с ходу, не задумываясь, правильно пишет это слово! – отчеканила Люся.
Это было любимой присказкой Сашки, и Люда повторила ее, уверенная, что он шутил так лишь с ней одной. Наивная…
– А ты, Саня, чего хочешь, кроме конфет? – спросила вдруг Люся и нагло уставилась ему в лицо недобрыми глазами.
Саня снова мгновенно смешался. Ну как ответишь на такой прямой, в лоб, вопрос?.. Да и зачем вообще его задавать, когда и так все ясно?.. Но людям слишком нравится выспрашивать да выпытывать о том, о чем они давным-давно прекрасно знают.
– Я пойду… – пробормотал он и встал. – Чего уж тут… Ты извини… Как-то все глупо получилось…
– Да, верно, – издевательски пропела Люся. Глаза такие же нахальные. – Только если ты сейчас уйдешь, получится еще глупее, умник!
Она тоже встала и опустила ладошки на плечи Сани. Чуть прикоснулась… Взмахнула ресницами. Вздохнула…
– Оставайся, чего уж… – слегка насмешливо передразнила Саню Людочка. – Я не против… Ты мне нравишься… Не пьешь, не куришь и сладкое любишь… Все на месте… Тебе небось обо мне дружок рассказывал?
Саня опять потерялся. С чего она взяла, что он не курит и не пьет?
– Поговорка у меня такая, – развязно объяснила Люся. – Лучшая характеристика! Предел мечтаний бедной подмосковницы. Идеальный образ! В жизни не встречается. А табаком от тебя за версту так разит, что не промахнешься.
Ну никак не получалось у Сани с девушками… Он всегда робел, краснел, стеснялся… А девушки – они очень тонко это видят и чувствуют. И наглеют на глазах. Измываются, подлые, изгаляются на все лады, вовсю куражатся… Начинают радостно мудровать над ним и глумиться… Исследовать и проверять свои женские силы и чары…
– Конечно, рассказывал, – с оттенком удовольствия подтвердила свое предположение Люся. – А что именно?
Нет, это переходило все допустимые пределы!.. Нужно бежать отсюда, и как можно скорее!.. Он идиот!.. Сначала надо хоть чему-нибудь научиться, хоть что-то узнать и понять в жизни, а уж потом приставать к девицам и напрашиваться к ним в постель!.. Тем более к таким бойким, как Людмила.
– И это тоже я знаю! – удовлетворенно заметила Люся. Похоже, ей доставляло садистское наслаждение мучить Саню. Не отыгравшись на одном, она стремилась немедленно взять реванш с другим.
– А если знаешь… – в отчаянии начал вспотевший и несчастный Саня.
– Ладно, молчок! – Люда приложила ладонь к его губам. – Все-таки ты очень забавный… Целоваться-то умеешь? Можешь не отвечать! А то любой вопрос прямо бьет по тебе кувалдой! А твои умения сейчас проверим…
Саня постарался вспомнить Сашкины уроки. Вдруг пригодятся… Какая-никакая, а все-таки наука… И почувствовал на своих губах Люсины… Тоже сладкие от шоколада и какие-то проверяющие… Как на экзамене. Стало трудно дышать… Сердце колотилось испуганным воробьем, впервые пробующем взлететь над землей. А потом все провалилось в тишину и в темноту… Люсина опытная ловкая ладошка незаметно нажала на выключатель…
