Текст книги "Обманы зрения (СИ)"

Автор книги: Ирина Анненкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

* * *

Старая, очень больная и очень усталая женщина лежала на широченной кровати, вплотную придвинутой к высокому стрельчатому окну, украшенному веселыми вставками из разноцветных стекол. Комната была просторной и светлой, несмотря на то, что солнце в это время уже не заглядывало в нее. Старинная тяжелая резная мебель, стены, затянутые тускло-розовым шелком, изящные картины в тяжелых золоченых рамах, драгоценные безделушки, – всё это лишь подчеркивало хрупкость и беспомощность высохшей фигурки под слишком толстым для такого теплого дня одеялом. Слезящиеся мутно-голубые глаза на обтянутом бледно-серой кожей лице с трудом смотрели на ясный осенний день, на высокое светлое выгоревшее за лето небо, покрытое легкими редкими облаками, на могучую пинию за окном. Мягкий ветерок, иногда залетавший в комнату через раскрытые рамы, чуть шевелил реденькие короткие волосы на почти лысой голове. Тяжелые морщинистые веки часто опускались, и, казалось, женщина засыпала, но вскоре они вновь начинали дрожать и с усилием поднимались.

Женщине было жаль спать. Жизнь, теплая и ласковая, быстро уходила из ее тела, и она это хорошо знала. Сколько ей доведется видеть своё любимое небо и свою любимую пинию – час, день, месяц? Месяц – вряд ли.

Ей всегда казалось, что она будет жить вечно. Она так любила жизнь, так умела наслаждаться ею!

Она была красива и умна.

Прекрасно разбиралась в литературе и искусстве, даже одно время поддерживала молодые дарования.

Обладала безупречным стилем и вкусом. Никто не умел так носить одежду, как она. Модельеры ее просто обожали – при ее прекрасной фигуре и великолепной осанке на ней отлично сидела бы даже линялая тряпка, а уж платья от известных кутюрье и вовсе превращались в королевскую мантию. Она сумела превратить довольно запущенное поместье мужа в волшебный сад с потрясающим розарием, буйными зарослями азалий, кипарисовой аллеей и тенистыми водоемами. Их палаццо после соответствующей реконструкции, очень деликатной, попал на страницы престижного журнала «Дом и Сад», а вслед за ним ещё много куда!

Ей удалось стать для своего мужа незаменимой: не только хорошей женой и нежной возлюбленной, но и умным советчиком в бизнесе. Она не поленилась тщательно разобраться во всех его делах. Единственный сын мужа за несколько лет до смерти отца погиб в Доломитовых Альпах, попав в лавину во время экстремального горнолыжного спуска с какой-то Богом забытой вершины, куда его с компанией таких же отморозков забрасывали вертолетом. Унаследовав после смерти супруга всё, что ему принадлежало, она сама стала управлять не только поместьем со всеми его виноградниками, но и прочей собственностью, которой было немало, и весьма преуспела во всём.

Её всегда окружали самые интересные люди, самые элегантные женщины и галантные мужчины.

И ничего больше не будет? Никогда? Это не справедливо!

Женщина выросла, не веря ни в Бога, ни в чёрта, ни в загробную жизнь. Ей пришлось похоронить немало людей – кого по-настоящему, а многих – в своей душе, в самом дальнем уголке. Она научилась с этим мириться и жить дальше. А теперь ЭТО пришло к ней самой в образе безобразной болезни, мерзкой жабы, поедающей ее плоть и пьющей ее кровь.

Пока женщина была здорова, она не любила думать о своем прошлом, вспоминать детство и юность. Та жизнь, которую она любила и с которой так трудно теперь расставалась, началась уже после тридцати, здесь, в Италии, со вторым мужем.

А вот теперь, разглядывая могучие ветви старой пинии – сколько же ей лет, наверное, не одна сотня, а ведь всё равно переживет ее! – женщина всё время мысленно возвращалась к тем временам, когда она ещё не стала синьорой ди Франческо.

Первое отчетливое воспоминание детства. Похороны родителей. Маленькой Юле пять лет, и ей не понятно, почему папа и мама куда-то уехали, так далеко, что обратно не вернутся. Все вокруг отчего-то плачут, тётеньки в черном жалостливо гладят девочку по льняным волосикам. Рот раздулся от липких карамелек, которые суют ей взрослые незнакомые люди.

Бабушка Аня, папина мама. Она всегда в тёмных платьях, голова повязана платочком, жидкие косицы под ним завязаны крендельком на затылке. Теперь Юля живет с бабушкой Аней – ведь папа с мамой уехали навсегда. Юлечка ходит в детский садик на пятидневку, и лишь на выходные отправляется домой. В садике дают вкусную кашу, котлетки, наливают молока. Дома еды совсем мало. На бабушкину пенсию теперь живут двое. Бабушка Аня ходит мыть полы, убираться. Когда ей за это платят денежки, то она покупает Юле конфетку или яблоко.

Бабушка всю жизнь прожила в деревне, работала в местной школе учительницей. Там у нее был огород. У дома росли две сливы. Но бабушка состарилась, в деревне ей совсем тяжело, даже огорода почему-то не стало, и папа с мамой забрали ее к себе. Бабушка не любит город, тоскует по своему крошечному домику, в котором теперь живет совсем другая учительница.

Первый класс. Белые банты, белый фартук, белые гольфы. Остается загадкой, как при их нищете бабушке удается купить всё необходимое для школы. Всю одежду, включая школьную форму, она шьет сама. У бабушки старенькая швейная машинка с ножным приводом, приехавшая в город вместе с хозяйкой. Старушка свою машинку холит и лелеет, уважительно называя кормилицей – ну прям как корову в деревне! С некоторых пор ей удается брать заказы от соседей на перелицовку поношенных вещей, и это хоть немножко помогает латать обширные финансовые дыры в их скудном хозяйстве. Машинка теперь редко стоит без дела, накрытая кисеей. Бабушка шьет, мерно покачивая ногой педаль привода, и рассказывает Юле сказки и просто разные интересные истории. Девочка готова их слушать часами, периодически подавая то ножницы, то катушку ниток, то подушечку с булавками.

Учиться Юле легко. У нее прекрасная память, хороший почерк, она усидчива и старательна. Дома в маленькой комнатке много книг, и девочка с удовольствием их читает. Школа, в которую она ходит, считается очень хорошей, там сильный педагогический состав, туда стремятся отправить своих детей не только обитатели окрестных желтеньких домов, набитых бедными коммуналками, но и жители больших красивых желто-розовых кирпичных новостроек. Там просторные отдельные квартиры, невиданные лифты, красивые подъезды с сидящими внизу дежурными, не пропускающими посторонних. Детей оттуда приводят в школу няни, иногда – хорошо одетые мамаши. На детях добротная одежда и обувь, у них красивые портфели. В пеналах – необычные ручки и ластики, такие не продаются в писчебумажных магазинах, а если и продаются, то стоят дорого.

Юля равнодушно смотрит на чужое богатство. Таких, как она, выходцев из нищих коммуналок, в школе много, наверное, даже, большинство. Все они попали в эту школу лишь потому, что живут рядом.

В отличие от соседской ребятни Юля не интересуется дворовой жизнью. Она не болтается вечерами на улице подобно своим одноклассницам и одноклассникам, не ходит на танцы в клуб, не пробует дешевое вино и крепкие папиросы, не обращает внимания на заигрывания местной шпаны. Вместо этого девочка ходит в районный Дом Пионеров – там открыли кружок английского языка, большая редкость по тем временам.

Юлечке легко даются такие предметы, как русский язык, литература, история, иностранный. Очень нравится география – Юля готова часами рыться в старых пыльных атласах, запоем читает мемуары путешественников, рассказы о дальних странах. Но и по тем дисциплинам, которые не вызывают у нее особого интереса, девочка себе поблажек тоже не дает. Не заладилось с химией – Юля проболела, пропустила сложный материал – пришлось посидеть ночами, походить на дополнительные занятия. Ничего, и посидела, и походила – и в четверти всё равно вышла привычная пятерка.

Девочку в первых рядах, как одну из лучших принимают и в октябрята, и в пионерскую организацию, и в комсомол. Выбирают командиром звездочки, потом председателем совета отряда, потом – в школьный комитет комсомола.

Юля упорно движется к золотой медали. Общественная работа необходима.

Бабушка гордится своей внучкой. На родительские собрания ей ходить некогда, но соседки – матери Юлиных одноклассников всегда при встрече подробно пересказывают неизменно восторженные отзывы преподавателей. И дома внучка старается помочь старенькой бабушке, всегда поддерживает идеальный порядок в комнатке, тщательно убирает места общего пользования, когда приходит их очередь.

Ребята к ней относятся неплохо. Тесной дружбы Юля ни с кем не водит – ей просто некогда бегать на каток или танцульки, но и репутации зубрилы и задаваки у нее нет. Она не зазнается, старается с пониманием относиться к двоечникам и прогульщикам, всегда дает списывать. На открытые подсказки терпящим у доски бедствие, правда, не идет, не рискует, не хочет портить отношения с учителями.

Словом, во всех отношениях положительный ребенок, довольный жизнью и уверенно идущий к поставленной цели, вполне достойной советского школьника.

Никто и представить себе не мог, что происходило в душе у спокойной воспитанной девочки, красавицы и умницы, на самом деле.

Как же она всё и вся ненавидела!

Ненавидела убогую комнатуху, тесную и бедную, стыдливую советскую нищету, бьющую наотмашь.

Ненавидела заставленный барахлом общий коридор, где под потолком висело огромное корыто – примерно на слона – в страшных разводах вековой грязи и ржавчины. У комнаты соседей Бунякиных громоздился здоровенный доисторический ларь, об твердые углы которого ежедневно крепко лупилось разнообразное население склочной коммуналки, что каждый раз вызывало к жизни свеженький, полноценный, радостный скандал. Кот Петраковых гадил на коврик у входной двери – башмаков-то никто отродясь за пределы своей комнаты не выносил, а то он и в ботинок бы с удовольствием наделал! Слуцкеры по вечерам пели хором, и как гадко пели! Дядя Володя Круглов из угловой комнаты пил горькую. Он работал в местном ЖЭКе водопроводчиком; видимо, именно поэтому в квартире не было ни одного исправного крана.

У Юли с бабушкой не было ни кота, ни сундука, ни певческих наклонностей. Они слыли в квартире за «малахольных», ни с кем старались не ссориться и безропотно уходили к себе, едва на кухне или в коридоре принимались громко обмениваться любезностями. Они были «слишком умными», и им еще здорово повезло, что не стали объектом веселой коллективной травли. Квартира относилась к ним со снисходительным презрением, но особо не обижала. Юля ещё больше ненавидела ее за это.

Одноклассники вызывали у нее сплошное раздражение и злобу. Ребятня из соседних дворов представлялась девочке убогими, как их грязные дома, как загаженные подъезды с колченогими лавочками у дверей и заваленными гниющим мусором помойками. Детям же их богатых кварталов девочка завидовала так, что у нее темнело в глазах и начинали дрожать руки. Они казались ей непроходимо тупыми, все эти маленькие советские барчуки, их нарядные мамаши и откормленные няньки. Они, чванные и бездарные, имели всё – ей же досталось драить загаженные «места общего пользования».

Непроходимая глупость некоторых преподавателей, самозабвенное лицемерие комсомольских собраний, необходимость делать никому не нужную стенгазету вызывали отвращение.

Ненависть клубилась внутри, быстро ширилась, с каждым днём захватывая всё новые области.

Вскоре девочка поняла, как сильно она ненавидит скучные серые улицы Москвы, грязные пригороды – иногда ей приходилось ходить с классом в походы, – а также вонючие бедные магазины с невкусной едой и уродливой одеждой.

Она терпеть не могла даже собственную фамилию. Юлия Андрюхина – это ж надо было такое придумать! Редкой красоты имечко!

Единственный человек, которого она все-таки любила как могла, была бабушка Аня. Еще до революции бабуля успела закончить настоящую гимназию и ещё какие-то курсы, что впоследствии позволило ей преподавать в сельской школе. После гибели в автомобильной аварии сына с невесткой, кроме Юли у нее никого не осталось. Бабушке и в голову не пришло отдать малышку на государственное попечение, и она отважно взялась воспитывать сироту. Особо возиться с ребенком времени у нее не было, приходилось как-то кормиться самой и кормить внучку, но тем не менее старушке удалось привить девочке хорошие манеры, как их понимали в ее юности, а также дать ей представление о культурном багаже, с которым шла по жизни сама. Ну и, конечно, только благодаря бабушке Юля могла бегло говорить по-французски.

Если бы бабушка узнала, какие цветы произросли в душе ее единственной внучки, она бы умерла в тот же миг.

К счастью, ей не пришлось испить сию чашу.

Все театральные институты и училища Москвы, равно как и прочих городов Советского Союза, должны были бы бороться за право иметь девицу Андрюхину в своих рядах. Никто и никогда даже одним глазом, даже в щелку, не сумел заглянуть в Юлин личный ад и познакомиться с ее личным Дьяволом.

Девочка довольно рано осознала главную цель своей жизни. Любой ценой она обязана вырваться из того мерзкого смрадного болота, в котором по уши сидела. Только для этого она просиживала ночи над учебниками, выступала на комсомольских собраниях, драила полы в кабинете физики, – зубами выгрызала медаль, возможность поступить в престижный ВУЗ, оторваться от трущобного детства.

Юля, собственно, была не одинока в этом желании. Многие девочки, жившие по соседству, были готовы принести любые жертвы для того, чтобы превратиться из Золушки в принцессу, причём дурочки вовсе не пытались скрыть свои желания. Они всерьез рассчитывали на свои хорошенькие свежие мордашки, стройные ножки и модные юбочки из дешевой ткани. Главное – суметь подцепить мальчика из «приличной» семьи, быстренько забеременеть, женить его на себе, а дальше всё будет чрезвычайно хорошо!

Сколько глупышек потом в одиночку воспитывало непризнанных молодыми папашами и их состоятельными семьями отпрысков! Сколько плакалось на несправедливую судьбу! Мечталось об ужинах в «Метрополе» и поездках в Сочи и Ялту, модных нарядах и наборном паркете в просторной квартире. В реальности же получалась грязная коммунальная кухня, сопливый, вечно хнычущий ребенок, кусок тюля, периодически выносимый под юбкой через проходную фабрики, на которой приходилось трудиться, ранние морщины, да одинокие ночи.

Юле было даже дико представить, что можно быть столь наивной и глупой. Для себя она совершенно точно решила, что только хорошее образование и престижная денежная работа помогут ей расстаться с привычным образом жизни. Пока ее ровесницы самозабвенно хороводились с перспективными кавалерами, первая красавица класса корпела над учебниками, зубрила формулы и даты, читала дополнительную литературу.

Конечно, выгодный брак ей тоже будет необходим – потом, со временем. И уж, конечно, ровесники-юнцы, маменькины сынки, слабые и распущенные, ее не интересовали. Очень юная девушка уже прекрасно знала, что с ее умом и внешностью окрутить дурачка из советской элитной семейки не проблема. Но войти в такую семейку нищей простушкой? Это только Золушку король после свадьбы с его сыном не попрекал бедностью и незнатностью. Или попрекал? Сказка об этом умалчивает.

Нет, ей не нужен никчемушник из числа золотой молодежи. А уж обращать внимание на соседскую бедноту, рассчитывая на то, что солдат сможет стать генералом, если очень захочет? Ей это надо? Да ни за что в жизни!

Нет уж, умной Юле нужен человек состоявшийся, самостоятельный, добившийся всего сам, а не сорящий родительскими деньгами и связями. Именно такой должен почитать за честь взять ее в жены. А для этого – учиться, учиться и учиться, как где-то там брякнул пресловутый вождь мирового пролетариата! И главное: никто не должен даже и близко догадываться о ее сокровенных мыслях, о том, какое самозабвенное и разрушительное чувство является главным, могучим двигателем, так сказать, локомотивом, тянущим за собой поезд ее жизни.

Получив вожделенную, потом и кровью политую, медаль, блестящую характеристику и все мыслимые и немыслимые рекомендации, Юля с первой же попытки поступила в престижный и почти недоступный для простых смертных Институт иностранных языков, легендарный Иняз, на факультет английского языка. На французское отделение было бы, наверное, проще (спасибо, бабуля!), но девушка намеревалась выжать из института все возможные знания. Позже, когда их группе в качестве второго изучаемого языка достанется именно язык Дюма и Бальзака, студентка Андрюхина решительно отправится в деканат, побеседует на хорошем французском с грозной деканшей и легко добьется перевода в другую, «испанскую» группу.

Бог знает, как Юля сумела не умереть с голоду за годы учёбы.

Конечно, как круглая отличница, она получала повышенную стипендию, но прожить на такие медные копейки было решительно невозможно. Бабушка умерла, едва успев порадоваться за поступившую в институт внучку. Помощи ждать было неоткуда. Вся надежда – только на себя.

Конечно, Юля подрабатывала – мыла полы в подъездах, разносила рано утром почту. На более серьезную работу, приносящую побольше денег, устроиться никак не получалось: утром и днем девушка должна была посещать занятия, выполнять обширные домашние задания, на которые не скупились преподаватели, а также участвовать в ненавистной общественной жизни родного института. А как же? Вуз непростой, идеологический, так будьте любезны, извольте-ка ежедневно и ежечасно предъявлять доказательства своей политической зрелости и лояльности к курсу партии и правительства! Драгоценного времени на подобную ерунду уходило море, а никуда не денешься. Для возможности подработать оставались лишь вечера да раннее утро.

Изящная от природы Юля скоро стала совсем прозрачной. На похудевшем лице остались лишь одни прозрачно-голубые глаза, казавшиеся теперь неестественно огромными. От голода иногда мутилось в голове. К тому же девушка вскоре заметила, что, не поев, начинает сильно уставать, что сразу сказывается на результатах учебы.

Безумно надоела пшенка на воде. Хотелось сладкого. Очень хотелось ветчины – нежно-розовой, с тонким краешком жирка. Апельсин стал несбыточной мечтой, снившейся по ночам. В кулинарии ресторана «Прага» продавались шоколадные пирожные, от запаха которых темнело в глазах. Однажды в детстве бабушка купила ей такое пирожное на день рожденья. Юля на всю жизнь запомнила его божественный вкус.

Ничего этого девушка не могла себе позволить. Можно было, конечно, бездумно пойти на поводу у своих желаний, но это означало, что потом не на что будет купить даже хлеба. А ведь, кроме еды требовалось хоть как-то одеваться, да так, чтобы не выглядеть уж совсем замарашкой рядом с расфранченными однокурсницами, с трудом представляющими себе значение выражения «есть нечего».

Конечно, благодаря бабушке Юля неплохо шила и вязала, так что для нее не составляло особого труда смастерить себе юбку, или блузку, или сарафан, или даже пальто – причем самого модного фасона. Она умудрялась шить себе даже нижнее белье. Было бы из чего.

Но ведь уже перешито и сношено до дыр всё, что подлежало переделке! Купить же кусок ткани не на что, да и разнообразием тогдашние магазины, мягко говоря, не радовали. А обувь? А сумочка – хоть одна на все времена и случаи? Их-то не сошьешь!

Хорошо одетые, с детства закормленные шоколадными конфетами и икрой сокурсницы снисходительно поглядывали на Юлины дешевенькие начищенные ботиночки и потрескавшуюся сумку из кожзаменителя. Красота девушки и стройные колонки пятерок в зачетке также симпатий не вызывали. Хорошо хоть, эта необщительная странная студентка не пыталась кадрить их кавалеров, просто шарахалась от них! Да и списать лекции у нее можно. Так что, пусть пока живет!

Юля сознательно держалась на расстоянии от студенческой внеучебной жизни – насколько это было возможно без риска заработать обвинение в пренебрежении к коллективу. Субботники, собрания, первомайские и ноябрьские демонстрации, а также митинги против преступлений американской военщины во Вьетнаме и общеинститутские праздники игнорировать было нельзя ни под каким видом. Но, ради всего святого, когда, в каких нарядах и на какие деньги могла она пойти с девочками из группы в ресторан, или кафе, или театр на хорошие места? Если Юля и шла в театр, кино или на концерт, к чему ее опять-таки приучила бабушка Аня, без памяти театралка, то отправлялась одна и покупала копеечные билеты на самую что ни на есть галерку.

Периодически красивая Юля получала непристойные предложения, сулившие ей разнообразные материальные выгоды. Но внутренняя брезгливость не позволяла отвечать на подобные заигрывания. Да и что это были за предложения? «Будешь со мной спать – я тебе фетровые боты на зиму куплю»? Да лучше босиком по снегу бегать!

Юля была вполне честна сама с собой. Она давно знала, что подкатись к ней кто угодно с предложением действительно серьезных финансовых перспектив – она бы ни минуты не раздумывала! Но таковых пока не наблюдалось, и она терпеливо выжидала, храня нетронутым драгоценный крючок, который сумеет ей помочь поймать большую-пребольшую золотую рыбу.

Так и жила девушка в обнимку со своим одиночеством, а также ставшей привычной, как трансляция по радио футбольного матча «Спартак» – «Локомотив», ненавистью ко всему и всем.

К концу третьего курса ей показалось, что она больше не может выдержать постоянной усталости, недоедания, не очень тщательно скрываемого презрения институтских девиц. Отлично, как, впрочем, и всегда, сдав сессию, Юля пошла на прием к декану факультета с просьбой о переводе на вечернее отделение. Девушка здраво рассудила, что так ей будет легче найти нормальную работу, да и вся общественная трескотня достанется студентам– «дневникам». Испанский язык придется, конечно, забросить, но на эту жертву она уже вполне созрела.

К ее удивлению, ненавистная (как, впрочем, и все остальные преподаватели) деканша не подписала не глядя ее заявление, а стала придирчиво расспрашивать о причинах подобного желания.

– Ты хоть понимаешь, что теряешь второй язык? – сухо поинтересовалась грозная факультетская начальница. – Да и учиться по вечерам не в пример труднее.

Понимает ли Юля? Ещё как понимает! А вот знает ли крыса сушеная, что такое голодать? А ходить в рваных ботинках?

Крыса знала. Она в своё время пережила голод на Украине, чудом спаслась, видела мертвых и умирающих, лежащих вдоль дорог, телеги – труповозки, на которые сваливали всех подряд, и уже окоченевших, и ещё пытающихся дышать. В ее деревне на соседнем подворье с голоду съели девчонку, младшую дочь. Потом приехали солдаты и увезли всю семью людоедов, как прежде вывозили семенной хлеб, дочиста вычищая амбары.

Немолодая женщина задумчиво смотрела на тощенькую девчушку с огромными голодными глазами. Она не забыла, как год назад эта студентка добивалась перевода в другую группу, чтобы суметь изучить еще один язык. Отлично запомнился правильный, немного старомодный французский, на котором девушка изложила свою просьбу.

– Светлана Алексеевна, – тихо сказала побледневшая Юля, – я всё понимаю. Но мне совсем не на что жить. Я одна. Мне надо работать.

– Хорошо, – неожиданно заявила суровая дама. – Если ты останешься на дневном отделении, то сможешь работать по вечерам в институте, я тебе это устрою. На еду хватит. На роскошества – вряд ли.

Какие роскошества? Она что, с ума сошла?

Работа в институтской библиотеке показалась Юле манной небесной. Она должна была помогать библиотекарше Марье Семеновне выдавать учебные пособия студентам вечернего и заочного отделений, а также тщательно контролировать полный и своевременный возврат книг в конце весеннего семестра. Основная нагрузка приходилась на сентябрь и июнь, а в остальное время дел было не очень много. Девушке удавалось даже заниматься, чему начальница никак не препятствовала. Но самое главное, Юля получила неограниченный доступ к разнообразной литературе по изучаемым предметам. В конце четвертого курса она даже смогла позволить себе самостоятельно начать изучать итальянский по имеющимся в библиотеке учебникам и самоучителям!

Закончив институт с красным дипломом, Юля получила сказочное распределение в Интурист (наверное, и тут не обошлось без благоволившей к серьёзной студентке деканши). Работа гидом-переводчиком – пусть пока лишь в Союзе, выпускать за границу начинают гораздо позже – давала ей хороший шанс ещё на шаг приблизиться к заветной мечте.

Да и уровень жизни девушки заметно изменился к лучшему. Всё-таки группы иностранных туристов селили в приличные гостиницы, кормили в ресторанах – и гида вместе с ними. У Юли хорошо получалось держать нужную дистанцию с клиентами и коллегами, ненавязчиво, но твёрдо, не допуская панибратства или неуважения, но при этом сохраняя видимое дружелюбие. Тут, наверное, сказалась многолетняя привычка к лицедейству.

Меньше чем через год работы Юля вышла замуж.

Со своим будущим мужем молоденькая переводчица познакомилась, можно сказать, на рабочем месте. Ей довелось сопровождать небольшую группу американских врачей, приехавших с визитом в знаменитый на весь мир Институт сердечно-сосудистой хирургии. Врачи были так себе, одна тётка и три мужичка, пузатеньких, приторно улыбчивых и всех как один «окольцованных», в том смысле, что женатых. Юля зорко отслеживала вверенный контингент на предмет возможной разработки, но была предельно осторожна – эдак и загреметь под фанфары можно, мигом потеряв и престижную работу, и дальнейшие перспектива.

Заведующий отделением, ещё совсем не старый доктор медицинских наук Александр Владимирович Третьяков, пал жертвой прелестной девушки, «не приходя в сознание». Его ошалевший взгляд был прочно прикован к ангельскому личику и стройным ножкам, скромно выглядывающим из-под аккуратной юбки вполне пристойной длины. Нежный голос, бойко перетолмачивающий сложные фразы, изобилующие специальными терминами, с одного языка на другой, звучал сладкой музыкой.

Словом, к концу встречи Александр Владимирович «созрел» и попытался назначить барышне свидание. От немедленного рандеву Юля отказалась – держала марку, – но телефончик милостиво дала.

По пути из института куратор группы от Министерства здравоохранения Пыряев, многозначительно подмигивая, поведал девушке, что доктор наук Третьяков холост, а, точнее, давно разведен, пользуется повышенным вниманием «женского пола», однако окрутить его пока никому не удается, детей у него нет. Юлечка удовлетворенно выслушала предложенную информацию. Похоже, тут было о чем подумать!

Через полтора месяца состоялась свадьба. Юля провела свою партию безупречно. Роль скромной романтической особы, бедной, но честной сироты была исполнена виртуозно и с огоньком. Девушку совершенно не смущало то обстоятельство, что поклонник почти в два раза старше ее: Александру Владимировичу уже стукнуло сорок. Она сумела произвести хорошее впечатление даже на будущую свекровь! Словом, очень скоро Юля смогла сменить свою ненавистную фамилию на гораздо более, по ее мнению, благозвучную.

Через полгода после рождения дочери – муж со свекровью были просто на седьмом небе от счастья! – Юля вернулась на работу. Правда, она могла больше там не пластаться, денно и нощно сопровождая тупых туристов по какому-нибудь там Золотому Кольцу. Отныне она уже не была девочкой-ромашкой, вчерашней выпускницей, жадно хватающей любой маршрут, любое количество человек в группе, на любых условиях. Теперь она – супруга уважаемого человека, большого и перспективного ученого! Юля повадилась работать, почти не выезжая из Москвы, с небольшими группами, желательно литературно-художественного толка. Заграничные командировки, правда, пока оставались несбыточной мечтой. Ну, на загранку-то в Интуристе всегда очередь из гидов стояла! Юля на этот счет и не обольщалась.

Тем не менее, попивая свой утренний кофе и с удовольствием оглядывая просторную гостиную мужниной, а, точнее, теперь уже и ее квартиры, Юлечка довольно улыбалась. Приятно было осознавать, что и неземной красоты лиловые панталоны мадам Слуцкер, регулярно вывешиваемые для просушки под потолок коммунальной кухни, и постоянно всюду гадящий тощий желтый кот Петраковых, и неаппетитный пьяный храп дяди Володи-водопроводчика, не всегда добиравшегося до своей комнаты, – всё это осталось в прошлом, в другой жизни, к которой нет возврата.

К своей новой семье Юля оставалась совершенно равнодушна. Раз и навсегда навесив на себя романтически-отстраненный флёр возвышенной загадочной особы, она со снисходительным добродушием принимала заботу мужа и свекрови, позволяла себя любить, быть с собой рядом. Как видно, на большее она была не способна после многолетней привычной злобы и раздражения. Долгие годы Юлечка считала, что хорошая жизнь настанет потом, в будущем, и, соответственно, такие чувства, как любовь, дружба, радость, благодарность, искренность тоже были отложены до лучших времен. Собственно, ненависть, крепкий стержень, вокруг которого была выстроена вся ее жизнь, никуда не делся, не давая молодой женщине искренне радоваться своему дому, любящему мужу, подрастающей очаровательной дочке, солнечному дню, воскресному походу в парк или музей, новому платью, интересной постановке в театре, совместной поездке на дачу. Что с того, что ей удалось вырваться из привычного жадно хлюпающего болота бедного рабочего района, что теперь ее окружают совсем другие люди и вещи? Похоже, и этого ей мало для того, чтобы стать счастливой.

Стремительный роман с вдовым графом Марио ди Франческо, приехавшим по делам своего бизнеса в Советский Союз, перевернул новую страницу в Юлиной истории. Она, не раздумывая, оставила и растерявшегося мужа, и дочь, которую так и не смогла полюбить. И вскоре стала законной супругой пожилого богатого и титулованного итальянца (ну и что с того, что все титулы в послевоенной Италии официально упразднены? Всё равно граф!), которого полностью заставила оценить глубину жертвы, приносимой любимой женщиной во имя нагрянувшего большого и светлого чувства. Как-никак, ради него ей пришлось пойти на разлуку с единственным ребенком, семьей, друзьями!

На борту самолета компании «Alitalia», уносящего Юлю с мужем в Рим, молодая графиня (ха-ха!) ди Франческо долго сидела в своем удобном кресле салона первого класса, не шевелясь и закрыв глаза. Она не спала. Граф Марио с тревогой наблюдал за бледным нежным личиком жены. Ее ресницы дрожали и были мокры от слез. Марио молча и терпеливо сочувствовал Джулии, понимая, как же тяжело ей, наверное, расставаться со своей прежней жизнью.

Юля же почти до крови закусывала губу, чтобы удержаться от восторженного победного вопля, в данной ситуации абсолютно неуместного и неприличного.