Текст книги "Обманы зрения (СИ)"

Автор книги: Ирина Анненкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

– Пойдем, Илюша, помогать станем. Мы же не лентяи, правда?

Мальчик нехотя отложил игрушку, вздохнул и поплелся за младшей сестренкой, не смея перечить. Всем было известно, что малышка Полина, несмотря на свой нежный возраст и крошечный рост (а она была настоящая Дюймовочка) обладала железным характером и, нисколько не теряясь, командовала добродушными здоровенными братьями.

– Однако, характер! – посмотрел ей вслед Митя, притворно вздыхая. Полинка была его любимицей, и он с удовольствием наблюдал, как дочка легко заставляет плясать мальчишек под свою дудку.

– Ты погоди, скоро ты сам за ней на веревочке пойдешь, – подначила друга Инна.

– Ты думаешь, он еще не ходит? – осведомилась Соня. – Я пока пытаюсь сопротивляться, но приходится нелегко. Для нее один авторитет – дедушка Коля. Я, говорит, когда вырасту, буду, как деда Коля, солдатом, и замуж пойду за солдата! – Сонин отец был кадровым военным.

– Ага, и будет тебе солдат Джейн, – засмеялась Ада. Она была счастлива опять оказаться в компании любимых друзей и их ребятни.

За столом было весело. И взрослые, и дети проголодались и с аппетитом наворачивали свинину, нашпигованную морковкой и чесноком и запеченную хозяйственной Инной в духовке. Мальчишки налетели на мясо, как заправские троглодиты, попутно набивая рот картошкой, укропом и кинзой, а Аркаша – своей любимой черемшой. Даже малоешка Полина соблаговолила отведать предложенное угощение.

– Скажи, пожалуйста, – обратился к Аде серьёзный Аркашка, – ты больше не нашла никаких новых слепых?

– Нет, Аркаш, а ты?

– И я тоже – нет, – вздохнул парнишка.

Последние пару лет он серьёзно увлёкся музыкой. Правда, надежд своего деда-профессора консерватории он не оправдал, и, хоть и заканчивал музыкальную школу, продолжать классическое музыкальное образование не собирался. Его интересовали рок, соул, джаз, этника. Педантичный аккуратный парень тщательно собирал записи и информацию о любимых группах и исполнителях, коллекционируя книги и часами болтаясь в Сети. Он не поленился создать свою собственную картотеку, в которую скрупулёзно вносил всё, что удавалось раскопать, от дискографии до личных пристрастий музыкантов и их привычек в быту.

Как-то раз, порывшись в дисках, валявшихся в Адиной машине, мальчик сделал забавное открытие: все любимые исполнители подруги родителей – слепые! Видимо, потому, что она – врач окулист!

Новость, а также сделанные выводы развеселили всю компанию. Самое смешное, что парень не погрешил против истины: среди Адиных любимых музыкантов всегда были Рэй Чарльз, Стиви Уандер, Хосе Фелисиано и Рой Орбиссон. Позже к ним присоединился и Андреа Бочелли, «певец, не поднимающий глаз», «серебряное горло Италии». Ада упивалась волшебным, слегка ленивым голосом, а Аркашка скачивал для нее из Интернета его новые диски и старательно заносил в свою картотеку всё новые данные о певце.

– А наш папа должен был бы стать не окулистом, а ухо-горло-носом! – заявил однажды парнишка на полном серьёзе. – Он ведь больше всего Бетховена любит, а тот ведь был глухой!

Митя расхохотался.

– Точно, сынок, верное умозаключение! Самое главное, что теперь абсолютно понятно, почему наша мама – психиатр!

Если сам Митя с Адой исправно посещали концерты в консерватории, зале имени Чайковского и Международном Доме Музыки, то Соня с Инной классическую музыку терпеть не могли, а со школьной скамьи увлекались тяжелым роком. Правильно рассудив, что колхоз – дело добровольное, девушки не желали делать умные лица и сдерживать зевки, слушая произведения Палестрины и Альбениса. Вместо этого они старались не пропускать выступлений «Лед Зеппелин» или «Аэросмит».

Аркашины наблюдения и рассуждения страшно веселили взрослых. Поэтому и теперь его невинный вопрос вызвал «оживление в массах». Даже Митя, выглядевший нынче уставшим и чем-то удрученным, слегка улыбнулся.

– Адусь, у тебя сегодня была гостья? – он потер лицо обеими руками и потряс головой. Дети, наконец, наелись, «сбились в стаю», по Сониному выражению, и помчались разносить Тёмкину комнату.

– Доложили?

– А как же? Начальник я или где? – вспомнил Митя старую шутку институтской военной кафедры. Их военрук отличался потрясающим красноречием и косноязычием, а также был не дурак выпить, что порой порождало самые невероятные обороты речи, прочно вошедшие в студенческий фольклор. Не одно поколение будущих врачей вслед за ним радостно повторяло: «Что вы тут матом ругаетесь, как малые дети?» или «Я вас всех водку пьянствовать отучу!»

– Начальник, начальник, – согласилась Ада. – Да, дружочек, посетила меня сегодня бывшая свекровь.

– И что хотела? – деловито поинтересовалась Соня, до сих пор молчавшая и беспокойно поглядывавшая на мужа.

– А хотела она, чтобы я опомнилась и вернулась в семью. Чушь всякую несла. Стыдила меня всяко, – отозвалась Ада, разрезая огурец.

– И что ты? Устыдилась и вернешься? – подозрительно спросила Инна, убиравшая тарелки за поевшими детьми.

– Ага, сейчас, уже побежала, не видишь, что ли? Сказала я ей всё, что думаю про ее сыночка, и попросила меня больше не беспокоить.

– И она легко согласилась?

– Ты знаешь, как ни странно – да. Правда, попросила не затевать прямо сейчас развод. Петенька, видите ли, плохо себя чувствует и его теперь нельзя травмировать, – задумчиво ответила Ада. Только сейчас она поняла, что ей показалось таким странным в визите свекрови. Антонина Васильевна никогда на ее памяти не отличалась сговорчивостью. Принять чужое решение, услышать кого-либо, кроме себя, любимой, было ей совершенно не свойственно.

– И ты решила отложить развод? – удивилась Инна. – Она же просто хочет выиграть время. Будет тебя и дальше уламывать.

– Пусть ее уламывает, – отмахнулась Ада. – Тут ей не светит… Митюша, ау, ты с нами?

Глубоко задумавшийся Митя взглянул на нее невидящими глазами, потом несколько раз моргнул и смущенно улыбнулся.

– Прости, задумался.

– Что-то ты, Иван-царевич, нынче не весел, что-то голову повесил?

– Да? В общем-то, да.

– Что случилось, касатик? – продолжала развлекаться Ада. – Расскажи про свою печаль-тоску, один ум хорошо, а полтора – лучше, глядишь – и придумаем что-нибудь!

Инна прыснула. Митя посмотрел на оставшуюся серьезной Соню, а затем повернулся к Аде.

– Адусь, похоже, в нашей спокойной жизни намечаются перемены.

– Это ты о чем? – забеспокоилась Ада.

– Это я о нашем Центре.

– И что с Центром?

– А то, что сегодня я имел разговор со Львом Яковлевичем. Похоже, он в ударном темпе сворачивает свой бизнес в России.

– И что?

– Он нас продает, – Митя поморщился, как от боли.

– То есть кто кого продает?

– Ну не тебя лично, и не меня, конечно, – опять скривился Митя. – Центр наш он продает.

– Да ты что? – изумлённо проговорила Ада. – Как же так?

– А вот так. Избавляется от собственности.

– И что, других способов нет? Ведь он же мог бы переоформить Центр на кого-нибудь из своих, на тебя, к примеру. И продолжал бы получать свои дивиденды.

– Не думаю, Адуся. Может, ему деньги нужны – все, какие может собрать. А может, не хочет оставлять ничего, что можно было бы к нему привязать. Неформальная сторона наших с ним отношений кому надо хорошо известна. А что касается дивидендов – это отдельный вопрос. Не было их особо никогда.

– Как это не было?

– Да вот так. Обороты у нас, конечно, не маленькие, но и расходы – ого-го! Таких зарплат, как у нас, нигде больше нет. А стажировки-командировки? А аппаратура, а расходные материалы? Да много ещё чего, не забивай себе этой ерундой голову. Словом, оставалось не так много. И Лёва позволял мне это пускать на развитие. Ему же такие деньги – тьфу, мелочь. И Центр был просто игрушкой. А теперь он, насколько я понял, всё до последней игрушечки старается сбыть с рук.

– И что теперь будет дальше? Ты уже знаешь, кто нас покупает?

– Пока нет, – вздохнул Митя. – Лёва темнит, не говорит ничего конкретного.

– И когда будет хоть какая-то ясность? – продолжала настаивать Ада.

– Да не знаю я больше ничего, – начал сердиться Митя.

– Митенька, – подала голос Соня, – а не может быть так, что Лев Яковлевич просто пошутил? Разыграл тебя?

При этих словах Митя, Ада и Инна, не сговариваясь, одновременно повернулись к Соне и уставились на нее. Потом все трое расхохотались.

Тихая спокойная Соня отличалась не только потрясающим чувством юмора, но и тем, что была непревзойденной мастерицей розыгрыша, того, что в английском языке имеет название «practical joke», «практическая шутка». Не моргнув глазом, она могла расклеить в институтском общежитии объявления о намечающемся субботнике, на который следовало придти «строго в рабочей одежде». Однажды она умудрилась разослать уведомление двум группам о необходимости явиться на следующий день в институтскую библиотеку к восьми тридцати утра, имея при себе все находящиеся на руках учебники и пособия «для сверки фондов». Не смея портить отношения с суровой библиотекаршей Маргаритой Васильевной, несколько десятков студентов, обвешенных сумками и рюкзаками с книгами, с раннего утра столпились у дверей книгохранилища.

В другой раз старшие курсы молниеносно облетела потрясающая новость, что идет набор на стажировку в Сорбонне. Бесплатно. Ещё и стипендию платить будут. Запись желающих – у секретаря факультета. Надо ли говорить, что толпы студентов немедленно рванули в деканат, а вредная Лидия Павловна, ни разу без проволочек не выдавшая ни одной справки, плевалась там на них огнём, но с тех пор попритихла и стала почти вменяемой и даже иногда – вежливой.

Очень мало кто знал, что за подобными розыгрышами стоит скромная Соня. Только очень узкий круг ее друзей был в курсе того, кто может организовать хорошо подготовленный переполох. Впрочем, у большинства студентов, ставших жертвами ее «практических шуток», так или иначе хватало ума и чувства юмора, чтобы посмеяться над собой и соседом, а не разыскивать «виновника торжества» и не объявлять ему, то есть ей, вендетту.

Митя, собственно, и стал ухаживать за этой изящной темноволосой девушкой после того, как сам попал ее молитвами в историю, над которой потом потешался весь институт. Дело было так: веселая компания студентов собралась в институтском общежитии, чтобы там без помех отметить окончание зимней сессии и начало каникул. Ну и отметили, мало никому не показалось. На следующее утро продолжавшая отчаянно гулять компания нашла в себе силы проводить до автобуса улетающую к родителям в Оренбург Соню, а затем вернулась к своему приятному занятию.

На самолет девушка опоздала. Ну так уж случилось. Следующий рейс намечался лишь на следующий день, причём денег на ещё один билет у нее не было. Пришлось возвращаться в общежитие.

В коридоре общаги уставшей голодной Соне, из последних сил тащившей свой дорожный баул, встретилась всё та же компания. Градус подпития уже завис на какой-то постоянной величине, настроение у народа было приподнятое, хотя определенная усталость явно наблюдалась.

– О, Софья, ты откуда взялась? – нечетко выговаривая слова, поинтересовались парни. – Мы же тебя, вроде, домой проводили.

Соня поставила тяжелую сумку, которую ни один из изрядно пьяных кавалеров взять у нее не догадался, вздохнула, неодобрительно покачала головой и с укором сказала:

– Ну вы, мужики, даёте! Ничего себе вы запой устроили. Я уже домой слетать успела и вернулась, а вы всё в том же виде. Сразу понятно, каникулы у вас прошли не зря! Молодцы!

Парни ошалело уставились сперва на нее, потом друг на друга. Плохо соображающий Митя начал глупо хихикать. Ну надо же, как здорово! Ну, погуляли!

– И что теперь? – растерянно промямлил Славик Иванов, староста их группы.

– Да ничего, – пожала плечами Соня. Завтра занятия начинаются, первая пара – физиология.

Парни испуганно затоптались на месте. Практические занятия по физиологии не прогуливались даже под страхом смертной казни. На них приползали хоть чучелком, хоть тушкой. Любой пропуск, даже по самой что ни на есть уважительной причине, приходилось отрабатывать в многократном размере. Отсутствующих же отмечала лично сама доцент Воронова, установившая драконовские порядки и тщательно следящая за их соблюдением.

– Приводите себя в порядок, мальчики, – сочувственно посоветовала Соня. – Я тоже пойду распакуюсь, да приготовлюсь к завтрашнему дню. Увидимся в институте. Смотрите, не проспите!

Парни уныло потащились в свою комнату. Там они, по здравому рассуждению, решили, что по этому поводу надо бы выпить – всё равно терять им нечего, кроме своих цепей. Сказано – сделано. Выпили. Потом Митя погрузился в некое подобие сна, успев напоследок удивиться, что он в общаге, а не дома.

Наутро не успевшая протрезветь компания, кляня всё на свете, каким-то чудом добрела до институтского здания и уныло устроилась у входа в пустой кабинет, где обычно выклёвывала печень своим студентам суровая физиологиня. Там, в растерянности и недоумении, парни прибывали довольно долго, пока на них не наткнулся сам декан факультета и не поинтересовался их непосредственными планами. Потом важный профессор так хохотал, что даже не стал наказывать обнаглевших студентов, появившихся в институте вдребезги пьяными.

Это был тот редкий случай, когда Сониным жертвам было известно, кто же их так славно надул. Сперва они исполнились жажды мести, но затем поостыли на свежем воздухе и даже заулыбались. Митя же, творческая натура, пришел в восторг от легкости и изящества, с которыми был исполнен этот простенький экспромт. Так что, результатом незамысловатой шутки, по выражению самой Сони, стало трое детей.

Со временем она сократила свою подпольную активность. Первого апреля окружающим, конечно, доставалось от нее на орехи по-прежнему, но, зная тайные таланты своей жены, мамы и подруги, все были начеку. Правда, в этом году после Дня Дураков главный врач больницы, в которой работала Соня, недели две объяснялся с Интернет-магазином, не желая выкупать заказанный для него четырёхтомный словарь русского языка, стоивший примерно, как двухнедельный тур в Египет. Бедный эскулап отличался тем, что делал в слове «ещё» четыре ошибки и писал «корова» через «ять».

Однако, и своим регулярно перепадало, поэтому немудрено, что любое упоминание Соней шуток, розыгрышей и прочих затей вызывало у Мити, Ады и Инны хороший здоровый смех.

Отсмеявшись, Митя притянул жену к себе и поцеловал в висок.

– Умеешь ты, зайка, настроение поднять.

– Уже неплохо, – рассудительно ответила ему жена. – Так что, может и правда, всё это не особо серьезно?

– Да нет, Сонь, серьёзней не бывает, – вздохнул помрачневший Митя.

Ада с состраданием смотрела на друга. «Глаз-Алмаз» был его ещё одним ребенком, причём таким, в которого вложены все знания и умения. Ада знала, как Митька гордится своим Центром, как радуется успехам своих специалистов, как внимательно отслеживает каждого пациента, обратившегося к ним за помощью.

– Так что, вряд ли в нашем Центре все останется по-прежнему, – продолжил он. – Никто не позволит нам работать, как раньше, закупать самое лучшее, самое современное оборудование, стажироваться и ездить на конференции за счет фирмы. Цены на наши услуги, как пить дать, велят повысить, расходы – сократить. Словом, заставят приносить ощутимую прибыль, – он невесело усмехнулся.

– Мить, подожди горевать, – сказала Инна. – Может, с новым хозяином тоже можно будет работать. Будете по-прежнему с Адкой штопать народу глазки. Не хорони дело раньше времени.

– Да, подруга, но вот тут мы подошли к самому печальному пункту нашей программы. Кто тебе сказал, что новый хозяин захочет работать с протеже старого владельца? У него, поди, и своя кандидатура имеется. В общем, столько лет труда прахом пойдут!

– Митюш, значит нам надо будет искать другое место работы. Ну неужели не найдём? – стараясь звучать убедительно, сказала Ада.

– Ну, тебя-то вряд ли кто уволит, – постарался успокоить подругу Митя. – Ты же наш лучший специалист.

– Мить, – удивленно спросила она, – ты что же, всерьез думаешь, что я стану работать с теми, кто заберет у тебя Центр, созданный с нуля твоими собственными руками? Пусть даже и не мечтают.

– Адка, не говори глупостей! – насупился Митя. – Где ты ещё сумеешь так хорошо устроиться?

– Дурак ты, братец! – засмеялась Ада. – Ты же только что сам сказал, что я – лучший специалист. Не пропадем, верно?

Больше всего ей сейчас хотелось хоть чуть-чуть поддержать друга, отвлечь его от грустных мыслей, но как это сделать, вот вопрос. Ей самой действительно почему-то совсем не было страшно расстаться с таким славным, уютным и удобным местом. В своей квалификации Ада не сомневалась. Да и проживут они с отцом и Никой как-нибудь, в конце концов, много ли им троим надо?

А вот Митя – другое дело. Ему семью кормить, и немаленькую. Попробуй, найди в отечественной медицине возможность безбедно содержать такую толпу! Вон Сонька какая кислая сидит!

– Ладно вам прежде времени огород городить-то, – посоветовала умная Инка. – Вы сейчас договоритесь до того, что прямо завтра и уволитесь. Надо бы прежде узнать, кто же всё-таки вас покупает, да что за человек, да чего ему по жизни надо. Может, всё ещё и не так уж и катастрофично. Мить, поговорил бы ты ещё раз с другом детства.

– Да поговорю, конечно. Вопрос – что узнаю?

– Вот когда нас будут бить, тогда мы и будем плакать! – внушительно ответила Инна. – Все вперед, на добычу информации! Митька, мы с тобой до победного конца! Адка, тебе что ли дать обычный телефон? Ты весь вечер мобильник то достанешь, то уберешь. Тебе позвонить надо, или сама звонка ждешь?

Ада удивленно посмотрела вниз. Действительно, в ее руке был маленький аппаратик, который она, сама не замечая того, машинально крутила в пальцах.

– Да нет, вроде, никуда звонить не собираюсь, – пожала плечами она. – Как-то оно само собой получилась.

– Ага, рефлекторные подергивания конечностей, – наконец-то насмешливо сказала непривычно озабоченная и невесёлая Соня. – Это у вас, девушка, подсознание разгулялось. Разберитесь-ка с тёмной стороной своей души.

– Человек, познай себя сам! – загробным голосом провыл Митя, и три женщины с облегчением рассмеялись. Всё будет хорошо, вот увидите!

Домой Ада ехала долго. Опять начался снегопад, похолодало, резкий ветер швырял сугробы снега большой лопатой прямо на лобовое стекло маленького автомобильчика, деловито топчущего своими колёсиками змеящуюся позёмку.

Ада не торопилась. «Зимняя дорога учит скромности», – поучал ее, помнится, инструктор по вождению в автошколе. В салоне было тепло и уютно, мягкий, округлый, слегка ленивый тенор любимого Андреа Бочелли наполнял его прозрачными горошинами звуков. Домашние уже, наверное, третий сон видят, особенно Доменик, нагулявшийся на ночь с Валерием Петровичем.

На пассажирском сидении, рядом с сумкой валялся телефончик. Зачем она его вытащила, интересно? Ада никогда не имела привычки доставать в машине аппаратик из сумки. Периодически ей из-за этого приходилось рыться на ходу в сумкиных недрах, пытаясь ответить на некстати поступивший вызов, что было абсолютным нарушением чтимых Адой правил дорожного движения.

А вот сегодня телефон спокойно расположился на кресле. Ада периодически косилась на него. «Поройся в своём подсознании», так, кажется, посоветовала ей Соня. Ну, где рыть начнём?

Припарковаться удалось у самого подъезда – вот это здорово повезло, прямо перед ней отъехала какая-то машина, спасибо вам, добрые люди, не пришлось круги наматывать по всему забитому по ночной поре двору в безуспешных поисках места, а потом всё равно ставить любимую девочку где-нибудь на выселках. Заглушив двигатель, Ада начала собирать по салону и складывать в сумку перчатки, шарф, сигареты, жевательную резинку. Взяв в руки мобильник, она не стала сразу убирать его, а задумалась, прижав к щеке его гладкую крышку.

Рыть надо там, где царапает, раздражает и не дает расслабиться.

Где-то в самой глубине ее мозга жила своей жизнью какая-то неуловимая и не поддающаяся определению точка, постоянно ускользающая, однако подспудно притягивающая к себе внимание. Эту мысль никак нельзя было взять и подумать, это ощущение – прочувствовать и пережить. Ада знала это зудящее состояние и очень его не любила, хотя и знала, что в один прекрасный момент что-то внутри щелкнет, запертые двери сознания распахнутся, источник раздражения найдется сам собой, и наступит облегчение. Было без толку пытаться прежде времени поймать его за хвост, но тем не менее Ада периодически устраивала «мозговые штурмы», надеясь сломать сложившийся стереотип и не ждать милостей от природы.

Вот и сейчас она сосредоточенно смотрела в темноту за стеклом, рассеянно поглаживая маленький телефончик. Ей казалось, что он тоже занимает определенное место в ее сегодняшних сбежавших и спрятавшихся мыслях.

Время шло. От нервного напряжения начал болеть затылок, заломило за ушами. Крепко зажмурившись и потрясся головой, Ада несколько раз резко вдохнула и выдохнула быстро остывающий воздух, затем решительно сунула аппаратик в сумку и вышла из машины. Как там говаривала Скарлетт О» Хара? «Я подумаю об этом завтра!»

Но до завтра ждать не пришлось. Она уже засыпала, уже накатывала тёплая мягкая волна подбирающихся снов, когда внезапно вырвавшаяся на свободу мысль сильно толкнула ее в грудь и в голову. Ада резко села в кровати. Первое чувство – привычное облегчение и радость: вот оно! Поймала! А затем она удивлённо захлопала глазами.

Ада поняла, что, оказывается, она ждет звонка Антона! Вот это новость! Они не разговаривали уже дней десять, с тех самых пор, как она ему позвонила, стоя напротив входа в Базилику святого Антония. И теперь ей, получается, позарез надо его услышать! При этом, однако, сама она звонить ему почему-то никак не могла. Глупо? Очень. Но – факт, а факты, как известно, – вещь упрямая. Что-то происходило с ней, и это «что-то» придавало прямо-таки школьную, подростковую многозначительность самым простым, казалось бы, словам и поступкам.

Ада устало откинулась на подушки и закрыла глаза.

«Ладно, об этом я тоже подумаю завтра».

Долго думать не пришлось. Антон сам позвонил на следующее утро. Ада только что погуляла с Домеником и теперь готовила завтрак для всей своей небольшой семьи, причем, каждому индивидуально. Себе – кофе и бутерброд с маслом и сыром, Александру Владимировичу – омлет, а Нике – домашний творог, обогащенный кальцием. Также надо было быстренько сделать все заготовки для щенячьего обеда и ужина. Днем придет Анна Родионовна. У нее, конечно, никто голодным не будет, однако, если не оставить ей специально приготовленную для малыша еду, она, не моргнув глазом, накормит его борщом и жареной картошкой.

– Доброе утро! Не разбудил?

– Да ну что ты?! Мы уже с Никой нагулялись, скоро завтракать будем, – Адин голос слегка дрогнул, ни с того, ни с сего забилось сердце.

– Как съездила?

– Вполне содержательно, – взяв себя в руки, сдержанно ответила она.

– Давно вернулась?

– Два дня назад.

– А я – вчера вечером.

– И далеко ль ездил? – поинтересовалась Ада.

– А в Китай, – беспечно ответил Антон.

– Что, родной бизнес позвал в дорогу? – не удержалась и съехидничала она.

– Вот-вот, всё так и было, – согласился ее собеседник.

– Как твоя простуда поживает?

– А всё прошло. Зажило, как на собаке. Хоть никто и не лечил, – мстительным голосом ввернул он.

– Значит, ты здоровенький. Иммунитет у тебя – просто супер, – наставительно сказала Ада.

– Я и сам – просто супер!

– И главное, на удивление скромный!

Они хором захохотали. Потом Антон спросил:

– Пообедаем сегодня?

– Сегодня никак, – вздохнула Ада, которой до чёртиков хотелось согласиться. – Отрабатываю недельный прогул. Может, завтра?

Ей стало неловко. Завтра была суббота. Кто сказал, что деловые люди, только что приехавшие из Китая, куда они ездили по своим серьезным бизнесменским делам, готовы развлекать по субботам унылых докторш? Для суббот у них должны быть лёгкие необременительные красавицы, легкомысленные и веселые. Однако, Антон тут же ответил:

– Отлично, заметано. Во сколько?

Может, красавицы все разбежались кто куда, пока деловой человек раскатывал по дальним странам?

– Ты знаешь, я до четырех работаю, у меня субботний прием. Мы сможем пообедать в это время?

– Отчего ж не смочь? – удивился Антон. – Просто мы назовём это либо поздним обедом, либо ранним ужином.

«Либо совсем ранним завтраком», – мысленно добавила Ада и покраснела. О как! Ничего себе тебя, подруга, заносит! Вслух же она сухо сказала:

– Как-нибудь, да назовём.

– Тогда я за тобой в четыре заезжаю.

– Заезжай.

* * *

– А я себе мотоцикл купил, – похвастался Антон, когда они доели горячее и приступили к десерту.

Он привёз Аду в небольшой ресторанчик в Замоскворечье, славившийся своей русской кухней девятнадцатого века. Убранство зала было выполнено в стиле богатой дворянской квартиры: низкие вальяжные диваны, массивные столы под белоснежными скатертями, глухие ковры, неяркий свет старомодных торшеров. На оклеенных полосатыми обоями стенах – картины в тёмных рамах. В углу стояло чёрное резное пианино, и худой грустный мужчина во фраке тихонько перебирал желтоватые тусклые клавиши, неспешно наигрывал тягучие, важные мелодии – Григ, Масснэ, ещё что-то…

Ада была здорово голодна. В субботу всегда приходила куча народа, и перекусить днем ей не удалось. Однако, начав есть нежный салат из зелени с вкуснейшим замысловатым соусом, она поняла, что именно означает выражение «кусок в горло не лезет». В отчаянии она ковыряла сочные листья, слушая рассказ своего спутника о его недавней поездке. Сама она не могла выдавить из себя ни слова, кроме дипломатических «Ага!», «Угу!» и «Ну надо же, как интересно!». Ей было холодно в жарко натопленном помещении, руки и ноги казались ледяными, даже в желудке, похоже, уютно расположился кусок льда.

Ада ощущала необъяснимую и непривычную скованность. То, что происходило с ней, что случалось в первый раз, обескураживало ее, и ей вдруг стало страшно унизиться, сказать или сделать не то, показаться смешной и глупой.

Антон рассказывал хорошо. Было очевидно, что человек любит путешествовать, и даже самые серьёзные деловые поездки старается совместить со знакомством с новыми местами. В Китае он, правда, бывал уже много раз.

– У меня сейчас было совсем немного свободного времени, – говорил он, – и единственное место, куда я решил съездить – это Великая Китайская Стена. Я там был года три назад, и вот, решил повторить.

– Зачем? Так понравилось в прошлый раз? – выдавила из себя Ада.

– Да нет! – засмеялся Антон. – Это такая бредятина, что слово «понравилось» тут не при чём. Понимаешь, эта стена – гимн колоссальной бесполезности. Кстати, ее строили три раза. Прикинь: десятки, сотни тысяч человек, из года в год, из десятилетия в десятилетие, из века в век практически на пределе сил и возможностей возводят бестолковейшее и нелепейшее сооружение в мире. Экономика большого процветающего государства работает на износ, не выдерживает в конце концов. Меняются династии. Страна теряет свою мощь. Люди мрут, как мухи. Спрашивается, зачем? Какая практическая цель этим преследовалась, какой результат достигался? Хотели защититься от северных варваров? Не защитились. Зато построили здоровенную оглоблю в сотни километров, ширина такая, что на колеснице кататься можно. Гимн гордыне – вот что они сумели создать. Причем три раза подряд. Крайне поучительное зрелище. Слушай, а ты что такая зеленая? Ты, случаем, не заболеваешь?

– Ты знаешь, я что-то замерзла, – подхватила удобную мысль Ада.

Антон, перегнувшись через стол, взял ее за руку.

– Ну точно, руки ледяные. Сейчас будем принимать меры.

Через минуту официант уже тащил к их столу пушистый неяркий плед, в который Антон тщательно завернул изумленную Аду.

– Не думала я, что в ресторанах дают пледы, – оглядывая себя, протянула она.

– Ну, здесь что хочешь дают.

Ещё через несколько мгновений перед ней стоял большой бокал со слегка дымящейся темной жидкостью.

– Это что, глинтвейн? – подозрительно спросила Ада, понюхав предложенное питьё.

– Почти, – хмыкнул Антон. – В девятнадцатом веке, да и прежде, красное вино часто подавали подогретым. Добавляли специи. Хорошее, между прочим, дело. Давай, пей, сразу согреешься.

Ада послушно сделала несколько глотков. Напиток был очень вкусным, хоть и показался ей крепковатым. От горячего вина стало тепло, плед приятно щекотал шею. Было, правда, немного странно сидеть в ресторане, завернутой в одеяло. Она почувствовала, как напряжение отступает, и допила свой бокал. Антон насмешливо улыбнулся.

– Вообще-то они туда вишнёвую настойку подливают. Так что некоторые потом песни петь начинают. Ты как, петь умеешь?

– Вот заодно и проверим, – невозмутимо ответила Ада. Ледяной ком в желудке растаял, и она с аппетитом принялась жевать сочное душистое мясо.

– Может, добавочки? – Антон коварно кивнул на пустую посудину.

– Фигушки, – выразительно посмотрела на него Ада. – Ты что, подпоить меня решил?

– А что, мысль, между прочим, заслуживает пристального внимания, – пробурчал он в ответ.

Некоторое время ели молча. А потом он и сказал:

– А я себе мотоцикл купил. Такой классный! Ты сама-то не увлекаешься?

Ада захлопала глазами.

– Чем не увлекаюсь?

– Ну, на мотоцикле не катаешься?

Она чуть не подавилась.

– Ты что, я в жизни на мотоцикле даже не сидела. Мне на этих мотоциклистов и смотреть-то страшно, не то, что самой ездить. Тут на четырех колёсах удержаться бы, а ты говоришь – на двух.

– Ничего ты не понимаешь, – засмеялся Антон. – Это же самый кайф! На машине едешь – ты сам по себе, в замкнутом пространстве, от всего того, что снаружи: ветер там, дорога, лес, – ты отделен, закрыт. А на мотоцикле, как и на лошади, – прямой контакт! Чувствуешь себя заправским ковбоем!

– И что же, ты теперь, как пацан, или как рокер бородатый, начнешь носиться по улицам, пугая добропорядочных граждан? – затряслась от смеха Ада.

– Ну вот, сразу «пацан» или «рокер»! – быстренько сделал обиженную физиономию Антон. – Ничего-то, вы, девушка, в нашем мотоциклетном деле не понимаете. Самое интересное – это не по шоссе носиться, а по бездорожью, по полям, по лесам. В такие места забраться можно!

– И что, ты себе мотоцикл – внедорожник купил?

– Не совсем. У меня прежде такой был. А теперь я взял машину класса «эндуро».

– Это что за зверь такой? – заинтересовалась Ада.

– А это такая помесь кроссового мотоцикла, ну, внедорожного, то есть, с обычной шоссейной машиной. То есть, и по трассе, и по оврагам лихо скачет. Двигатель – почти сто «лошадей»! Зверь, а не машина! Хочешь, покатаю?

– Пока что-то не очень, – честно призналась Ада. – А самому-то не страшно?