Текст книги "Неподдающиеся"

Автор книги: Иосиф Прут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

«Совет бывших учеников Эколь Нувэль – школы, в которой я учился с 1914 по 1918 год, пригласил меня принять участие в торжествах, связанных с 60-летием основания этого учебного заведения, любезно взяв на себя все расходы по моему двухнедельному пребыванию в Швейцарии.

“Совэкспортфильм” дал мне с собой кинокартину “Девичья весна”, поставленную по моему сценарию. Таким образом, я ехал на свой школьный праздник не с пустыми руками.

Прибыв за четыре дня до начала торжеств, я имел возможность повидаться с дирекцией школы, с представителями прессы, которым было поручено освещать в печати этот юбилей; подготовить аппаратуру и демонстрационный школьный зал, наладить радиофицирование для перевода мною текста на французский язык во время показа фильма. Но затем было решено – в связи с огромным количеством желающих – перенести место демонстрации в большой гимнастический зал соседней районной школы, способный вместить до семисот человек. Пришлось повторить заново – в этом, новом, помещении – всю уже проделанную в моей школе работу.

Из 986 человек, окончивших школу, прибыло 362. Это были представители многих стран, люди, занимающие сейчас очень высокие государственные и общественные посты.

Встречи прошли радушно и тепло.

Из моего класса прибыли: Надин Гольдстайн из Ниццы – участница движения Сопротивления, потерявшая мужа, убитого в боях с карательным отрядом, Фредерик Сиордэ – вице-президент Международного Красного Креста, Фернан Трамбле – генеральный представитель в Швейцарии объединения американских банков, Реймон Делор – пастор из Монпелье; Пьер Дитерлан – экономический советник Министерства торговли Франции и я.

Праздник начался в пятницу, 9 сентября, вступительной речью Генерального директора школы Алоиза де Мариньяка.

Затем слово было передано одному из старейших преподавателей – Жану Инебниту. Он говорил об Организации Объединенных Наций как о единственной силе, способной сохранить мир на Земле. Этот милый старик призывал всех последовать его примеру и стать добровольцами на службе ООН.

Речь эта вызвала добрые улыбки, а вопросы, которые задавались после ее окончания, убеждали в несостоятельности ООН: бессилии перед грубой силой (война во Вьетнаме, Анголе, расовое неравенство и т. д.).

Лишь много лет спустя, когда объединились великие (в ту пору еще существовал СССР) державы, ООН сыграла решительную роль в прекращении экспансии Ирака в Кувейт. Но, увы, эта организация оказалась бессильной остановить кровопролитие и в африканских странах, и в Югославии, да и на территории бывшего Советского Союза…

Обмен мнениями был откровенен и зачастую для некоторых – нелицеприятен: швейцарская территория, я имею в виду ее французскую часть, позволяла говорить свободно.

Затем был сервирован чай, после чего бывшие и нынешние учащиеся школы последовали в зал для просмотра советского фильма “Девичья весна”.

Сеанс закончился долгими аплодисментами и решением всех присутствовавших избрать меня – пожизненно – членом Общества бывших учеников Эколь Нувэль. Мне тут же был вручен специальный билет (за что все другие платят по 25 долларов в год), а также галстук, который надевают ученики школы в торжественных случаях.

На этом бывшие ученики расстались с теперешними, которые отправились по домам.

Мы же, вернувшись в школу, были приглашены на ужин: в чугунных кастрюлях подали знаменитый расплавленный сыр – фондю.

Так закончился первый день моего пребывания в школе, и мы пошли спать в свои дортуары. Утром – встали в 7 часов. Сделали зарядку вместе с учениками, живущими в интернате, позавтракали и разошлись по секциям легкой атлетики. Я участвовал в соревновании по поднятию шестнадцатикилограммовой гири и толканию ядра.

Так как многим было непонятно: каким образом человек накануне своего 66-летия может достичь таких выдающихся для своего возраста результатов, я объяснил свой успех следующим:

– Надо дышать воздухом Советского Союза (право же, это оказалось истинной закалкой), каждое утро упражняться со стулом одну минуту (и я продемонстрировал упражнение, которое смог повторить, да и то с трудом, лишь преподаватель физкультуры – гигант грек двадцати восьми лет).

После большой перемены мы – бывшие ученики – разошлись по классам и присутствовали на двух последних субботних уроках. (В субботу, как и в среду, там занимаются только до полудня.)

Я был на уроке швейцарской и древнегреческой истории и – по словам педагогов – оказался вполне осведомленным учеником.

В полдень была торжественная раздача призов за успехи в спортивных достижениях. Мне вручили графин и стопки с гербом Эколь Нувэль – за поднятие тяжести и толкание ядра.

После запуска воздушных шаров в саду состоялся пикник, где каждый из нас, как новый ученик, должен был сам обеспечить себя едой и вином.

После пикника начались футбольные матчи: между бывшими учениками (до 35 лет) и современной школьной командой; а затем – между бывшими учениками (от 50 лет) и педагогами школы.

Мне, как единственному представителю Советского Союза, была предоставлена честь сделать первый удар по мячу. (Врачи не допустили нас к участию в игре, хотя мы на этом настаивали.)

В 17.00 началась Генеральная Ассамблея. Обсуждались отчеты разных комиссий Общества бывших учеников, прошли довыборы членов Правления.

А в 19.30 – после аперитива – парадный обед: угощала школа. Здесь были речи…

Попросили выступить и меня. Я начал с того, что напомнил присутствующим, какими великолепными качествами нас наделила школа, когда выпускала в жизнь: гуманное начало, справедливые суждения, служение идее добра, высокий патриотизм, прекрасное образование – вот с чем мы уходили в самостоятельное плавание. Я сказал, что многие, окончившие нашу школу, не присутствуют среди нас. На то есть разные причины, но сейчас я хочу вспомнить о тех, кто погиб на войне, будучи союзниками моей Родины. А Родина моя понесла самые тяжелые потери, защищая мир от величайшего зла – гитлеризма. Я отлично понимаю, что среди наших бывших учеников, не вернувшихся с полей брани, были и немцы. Их память я тоже прошу почтить, ибо уверен, что они были противниками честными, воинами достойными и благородными. Я убежден, что ни один из них не осквернил себя подлым поступком, твердо уверен в этом потому, что они были учениками нашей школы.

После такого выступления меня благодарили обе стороны. А мой бывший директор Леопольд Готье отметил мудрость своего ученика Жозефа Прута, мудрость, которая “как свет – идет с Востока”!

Торжества закончились обозрением, в котором была показана в диапозитивах история школы, ее, так сказать, героический период: первые шаги.

Пояснения давала мадемуазель Витто, та, которая была педагогом и приняла первых воспитанников 10 сентября 1906 года.

Затем мы просмотрели фильм о школе, снятый в 1939 году. После этого была записана пластинка в честь 60-летия школы и, наконец, воздана хвала теперешнему директору Алоизу де Мариньяку, который руководит школой уже 20 лет. Он поделился с нами своими соображениями на тему: “Какой должна быть наша школа в 2006 году”.

Так завершились эти удивительные дни. А в заключение были бальные танцы. Они продолжались до глубокой ночи.

Прощание было предельно душевным. У моих педагогов Д. Лассера и Г. Дантана, на глазах были слезы. Их почтенные жены просили от имени швейцарских женщин поцеловать землю моей великой Родины, которая спасла их маленькую страну от нацизма.

Выводы:принят был я в этой архибуржуазной стране с необычайным почетом.

Господин Доминик Микели, вице-мэр города Женевы, устроил прием в мою честь.

Я посетил Ш.-А. Фавро – известного писателя и путешественника, одного из редакторов “Газетт де Лозанн”, издателя серии “Встречи” (в частности, он выпустил книгу Поля Тореза – сына покойного Мориса Тореза – о Москве); я был гостем многих выдающихся деятелей финансового, промышленного и литературного мира.

Убежден, что нет такой просоветскойстатьи, которую я не мог бы поместить либо за своей подписью, либо в виде интервью – в любой из газет французской Швейцарии.

Телевидение предлагало мне выступить в третьей декаде сентября с речью о советском театре, я вынужден был поблагодарить и отказаться, так как уже 17-го возвращался в Москву.

Мое выступление по радио, записанное еще в предыдущий приезд – о величии советского искусства и литературы, – передавалось за эти два года шестьраз: факт, немыслимый для Швейцарии.

Журналисты Пьер Дантан, Клод Валлон, Шарль-Анри Фавро предлагали страницы своих газет. Я дал общее интервью о правовом положении советских прозаиков и драматургов, о переводчиках, о личных творческих планах.

Надо учитывать, что в Швейцарии встречаются влиятельные представители всех стран, ибо многие из них там учились, а многие владеют поместьями, где живут большую часть года. Кроме того, хозяева страны – местная буржуазия, банковские деятели – имеют большое влияние в соседних странах. А нашего влияния в Швейцарии – никакого.

Достаточно сказать, что там даже нет представителя “Совэкспортфильма”: после событий 1956 года в Венгрии Союз швейцарских прокатчиков отказался от демонстрации наших картин. И до сих пор это не удается наладить. Я выяснил причины: немецкая часть Швейцарии – пока – непробиваема. Французская – могла бы быть “завоевана”, но в ней всего пять с половиной кантонов: рынок проката небольшой. Значит, специально этим может заниматься лишь материально независимое, а еще лучше благотворительное объединение-организация. Казалось бы: почему не взяться за это Обществу “Швейцария – СССР” в Лозанне? В руководстве Общества много русских эмигрантов. Когда я выступал там с докладом, то почувствовал теплое отношение членов Общества швейцарцев и некоторый холодок членов Общества русских [9]9
  Сейчас существует Российско-Швейцарский бизнес-клуб. Сопредседателями являлись: с российской стороны – И. Прут, со стороны Швейцарии – В. Муравьев-Апостол.


[Закрыть].

Беседы же с отдельными лицами – разных социальных положений – говорят о большом и всеобщем интересе к советским фильмам.

Мне кажется, что монопольное право проката на самых льготных условиях надо предложить Международному Комитету Красного Креста с тем, чтобы весь доход шел в его благотворительную кассу (сказанное более 20 лет назад имеет актуальность и поныне.) Либо иметь человека, для которого представительство не было бы средством наживы, а служило минимальным прожиточным минимумом.

К сожалению, за недостатком времени я не мог предпринять необходимые шаги и добиться какого-либо реального успеха. А мне хотелось хоть как-нибудь отблагодарить “Совэкспортфильм” за любезно предоставленную возможность демонстрации в школе “Девичьей весны” [10]10
  «Совэкспортфильм» сам «отблагодарил» себя, выпустив три прутовских фильма и сделав субтитры на плохом французском – без ведома автора, не привлекая его к субтитрированию и даже не предупредив о своем деянии. В Париже в магазине «Космос» в разделе «Шедевры советского кино» уже лет десять, как продаются кассеты фильмов «Секретарь райкома», «Моя любовь» и «Тринадцать». (Последнюю кассету Пруту подарил мэр Анси Бертран Непля.)


[Закрыть].

За две недели, проведенных в Швейцарии, я ознакомился с рядом местных газет, беседовал со многими представителями разных стран и специальностей. С чего бы мы ни начинали разговор, он немедленно кончался “китайским вопросом”.

Ясно одно: в Европе ужасно боятся китайцев и смотрят на Советский Союз как на великий заслон, на силу, которая сумеет остановить “желтую опасность” [11]11
  Речь идет о конце 60-х годов.


[Закрыть].

Естественно, интересовались и моим мнением. Я неизменно отвечал одно: вместе с моей страной очень сожалею об антисоветском курсе, взятом китайскими руководителями. Убежден, что великий китайский народ еще скажет свое решительное слово в пользу мира во всем мире.

Однако даже маленькая Швейцария тратит огромные деньги на вооружение.

Когда я спросил:

– Зачем нейтральной стране нужна такая мощная авиация?

То услышал в ответ:

– Против китайцев!

Поручение, данное мне Иностранной комиссией, сводилось к уточнению следующего вопроса: готов ли швейцарский Союз писателей в этом году обменяться делегациями с Союзом писателей СССР – на основе уже достигнутой договоренности. Для этого мне надо было встретиться с проживающим в Цюрихе членом Президиума швейцарского Союза писателей – господином Отто Штайгером: он вел предварительные переговоры с СП СССР. Поймать его оказалось делом нелегким: Штайгер живет почти постоянно у себя на даче. Однако беседа между ним и мною все же состоялась (правда, буквально в предпоследний день моего пребывания в Швейцарии, когда я готов был уже связаться с председателем Союза – Цибиндоном – фигурой мрачной и реакционно настроенной).

Вот почти дословная запись той беседы (взаимные представления и поставленный мною вопрос – опускаю):

«Штайгер:

–  В этом году – нет. Причины тому две. О второй из них могу сообщить вам доверительно.

Я:

–  Чем обязан такому теплому ко мне отношению?

Штайгер:

–  Тем, что соединил меня с вами господин Фредерик Сиордэ, человек, которого я глубоко уважаю. Он отрекомендовав вас как своего лучшего друга.

Я:

–  Благодарю за доверие. Постараюсь его оправдать.

Штайгер:

–  Итак, первая причина. Сейчас – конец года и все средства, отпущенные на финансирование представительных организаций, уже расписаны и израсходованы. Я объяснил это сотруднику по культуре вашего посольства господину Лукашеву, ибо эта причина является официальным мотивом.

А вторая – категорическая позиция нашего Союза, исключающая возможность посылки делегации после процесса Даниэля – Синявского.

Я:

–  Прошу прощения, господин Штайгер, но мне не совсем понятно: какое отношение имеет Союз писателей Швейцарии к судопроизводству в Советском Союзе? Каждая страна живет своими законами. Я же – в знак протеста – не покинул Швейцарию после того, как побывал в суде Делемона. Там шел процесс двух негодяев, растливших девочек восьми и десяти лет. Вместо вполне заслуженной смертной казни или пожизненного заключения их приговорили к семи и десяти месяцам тюрьмы, а также небольшому денежному штрафу. Мне кажется, что надо сначала довести до идеала собственное судебное законодательство, а уж затем…

Штайгер:

–  Я лично с вами вполне согласен… Мои товарищи и я категорически возражаем, считая идиотизмом вмешательство в чужие дела… Однако бороться с этими консерваторами чрезвычайно трудно.

Я:

–  Что же мне передать председателю нашей Иностранной комиссии?

Штайгер:

–  Скажите, что в будущем году обмен состоится. Мы это решили твердо. Делегации будут состоять из десяти – двенадцати человек. Троих из них называет приглашающая сторона. Мы хотим иметь у себя в гостях писателей, а не функционеров, то есть – государственных чиновников. Совершенно естественно, что когда мы приедем в Союз, вы также укажете нам, каких трех писателей желаете иметь в нашей делегации.

Я:

–  Передам ваши слова в точности.

Штайгер:

–  Благодарю вас, господин Прут. Надеюсь увидеть вас в будущем году дважды: и в Москве, и в Швейцарии.

Я:

–  Поверьте, господин Штайгер, что мне будет это исключительно приятно.

На этом беседа закончилась».

Константин Гратцос
И «Свадьба века»

Судьба Кости сложилась весьма удачно. После окончания школы, когда мы расстались, Гратцос поступил в высшее коммерческое учебное заведение. Окончив его, он принял участие в деятельности своего отца и впоследствии стал компаньоном одного весьма делового человека: Аристотеля Онассиса. Через несколько лет – они уже не только компаньоны огромного морского дела, но и очень близкие люди… Костя становится крестным отцом дочери Онассиса – Кристины.

А когда та стала полновластной хозяйкой дела, ибо отец умер, а старший брат – Александр – погиб в авиационной катастрофе, Кристина предложила своему крестному и главному компаньону должность Генерального директора всего ее миллиардного дела. Танкерная армада Кристины могла соперничать с нефтеналивным флотом любого крупного государства.

Обо всем этом я узнал, когда встретился с моим дорогим названым братом в мой второй приезд в Швейцарию в 1966 году в одну из последних суббот сентября на праздник основания Эколь Нувэль. С Костей мы увиделись и в 1967 году. Такое могло произойти лишь после поднятия «железного занавеса»!..

На мой вопрос: женат ли он? – Костя ответил уклончиво. Я понял, что у моего брата есть близкая женщина, с которой юридически еще не оформлены отношения. И к этой теме больше не возвращался. Я рассказал Косте о моей жизни в России, о моем труде, о моей семье… Получив приглашение посетить его в Америке, я тут же предложил ему приехать ко мне – в Москву.

Мы долго беседовали о прошлом, и я напомнил Косте случай, происшедший с его отцом.

Старшему Гратцосу удалось приехать в Швейцарию повидать сына за год до окончания Первой мировой войны.

Он остановился в одной из лучших гостиниц города: «Лозанн-Паласе».

На второй день между отцом и сыном состоялась встреча, и старший Гратцос пригласил Костю и меня выпить вместе кофе с мороженым в кафе на площади Святого Франсуа.

Мы с другом прибыли на встречу в точно назначенный час, наелись редких в ту пору сладостей до отвала и, попрощавшись с гостеприимным греком, отправились обратно в школу. А папа Гратцос пешком направился в гостиницу… Но тут произошло неожиданное. Дело в том, что отец Кости страдал недержанием мочи. Не желая покидать столик в кафе и оставлять нас одних, он отложил выполнение естественных потребностей до гостиничного номера.

Старший Гратцос надеялся быстро пересечь площадь, но этому воспрепятствовала демонстрация студентов.

Старик с трудом протиснулся через толпу и, вбежав в «Лозанн-Палас», не успел добраться до туалета. Он облегчился в коридоре.

Этот странный факт заметила горничная и, несмотря на то, что греческий судовладелец щедро расплатился с ней за уборку, все-таки доложила начальству.

Через полчаса в номер Гратцоса-старшего явился директор гостиницы и резко высказал свое удивление, подчеркнув, что, если коридоры отеля будут использоваться для отправления нужд, гостиницу придется переименовать из «Лозанн-Паласа» в «Лозанн-писсуар».

Последнее высказывание особенно задело старика. Но он не подал виду, извинился и сказал директору гостиницы, что просит познакомить его с хозяином этого прекрасного дома. К нему у Гратцоса имеется срочное и важное дело!

Встреча между судовладельцем и хозяином «Лозанн-Паласа» состоялась на следующий день. Она оказалась весьма деловой, ибо в результате ее Гратцос-старший приобрел эту гостиницу в собственность. Став ее хозяином, он тут же уволил директора, который позволил себе сделать ему замечание.

Впоследствии гостиница была Гратцосом продана, и на этом мои воспоминания о лучшем отеле кантона Во заканчиваются.

В последующие годы мы встречались каждый раз в последнюю субботу сентября – в школе.

Костя действительно оказался настоящим другом.

Мою предпоследнюю жену звали Эммой. У нее обнаружилось тяжелое малоизученное заболевание. Диагноз советские врачи поставить не могли.

Тогда Костя – за свой счет – вызвал нас в Париж, где Эмма немедленно была устроена в американский госпиталь. Изучать ее болезнь взялись четыре крупных врача, приглашенных Костей: два швейцарца и два американца. Костя, медики и я в течение сорока дней проживали в гостинице напротив больницы. За этот срок врачи разобрались в страшном недуге, который постиг мою жену. Они установили болезнь, назвав ее фибробластозом: заболевание мышц и мускульной ткани, состоящих из клеток – фибробластов. Клетки обычно развиваются, как и всякий живой организм: молодые нарождаются, старые – умирают. В организме Эммы молодые клетки стали разрастаться, пожирая старые. Это вызвало, грубо говоря, исчезновение мяса… Обнаружив болезнь, врачи, к сожалению, не знали, как с ней бороться.

Мы вернулись в Москву, и вскоре моя жена умерла.

Все огромные расходы, вызванные попытками ее спасти, Костя взял на себя.

В том же парижском госпитале, в то самое время лежал с воспалением легких Аристотель Онассис. За сорок дней, что мы провели там, его жена, Жаклин Кеннеди, ни разу не приехала его проведать. Не смею утверждать, но думаю: причиной его скорой смерти явились гибель единственного сына – Александра и равнодушие жены. Внимание отцу уделяла лишь дочь Кристина. С этой молодой женщиной, крестным отцом которой, как я уже говорил, был Костя Гратцос, у меня установились теплые дружеские отношения.

Кристина органически не переваривала свою мачеху, хорошо понимая, что вдову американского президента интересует богатство Онассиса. Чтобы не находиться в семье, досадить отцу и новой «маме», Кристина вышла замуж, можно сказать – за первого встречного. И через очень короткий срок с ним разошлась.

Второй брак Кристины состоялся уже тогда, когда отец лежал в парижском госпитале. Умирающий Аристотель попросил дочь создать себе семью еще при его жизни. На что Кристина ответила:

– Дорогой папа, для того, чтобы выполнить твое желание, надо, чтобы я кого-то полюбила… Ведь без любви – счастья не будет!

– Любовь – придет! А я знаю достойного, – и Аристотель назвал имя молодого грека, работавшего в его деле и уже занимавшею довольно видный пост.

Кристина согласилась со всеми перечисленными отцом положительными качествами этого человека, но пыталась объяснить Онассису, что относится к этому юноше как к брату, ибо училась с ним в одном классе…

Однако Аристотель настоял на своем: брачный контракт был заключен, и Кристина проводила отца в лучший мир, уже будучи вновь замужем. К судьбе этой богатейшей, но несчастной женщины вернусь позже…

Итак, Генеральным директором огромного хозяйства фирмы Онассиса остался Константин Гратцос. Он имел полную доверенность своей крестницы, но – как довольно часто говорил мне – уважал ее деловые качества. Поэтому готовил Кристину к самостоятельному управлению делом, предвидя необходимость своего ухода на отдых.

Когда в Париже состоялся всемирный съезд работников морского фрахта, Костя порекомендовал Кристине присутствовать на нем.

На заседаниях дочь Онассиса познакомилась с представителем Совфрахта Сергеем Каузовым. Как она мне неоднократно говорила впоследствии, ее поразили ум, деловитость и высокое знание дела, столь тонкого в международном морском обиходе.

Они оба потянулись друг к другу.

Первый приезд Кристины в Москву был якобы деловым: ее встречали представители Совфрахта и я, поскольку Костя позвонил из Нью-Йорка и попросил меня оказать Кристине внимание и помочь, если ей это понадобится, в Москве.

На аэродроме Кристину удивило отсутствие репортеров. На ее вопрос: «Что бы такое значило?» – я ответил шуткой: «У них перерыв на обед!» Но потом все-таки объяснил, что для советской прессы ее персона не представляет интереса.

В следующий раз Кристина приехала поездом с двумя телохранителями. Снова – по просьбе Кости – я, конечно, ее встречал, не подозревая, что, помимо дел по фрахту, у этой женщины в Москве появился и сугубо личный интерес.

К этому времени Кристина развелась со своим вторым мужем, сохранив с ним дружеские и деловые отношения.

Как выяснилось позже, Каузов тоже развелся с женой (дочерью пушкиноведа Бонди), от которой у него была дочь. Девочка осталась с матерью.

Спустя несколько дней, придя к нам домой, Кристина заявила, что один из ее телохранителей пропал. Я стал жутко нервничать и начал было звонить, чтобы объявить розыск.

Моя жена Елена – человек, чувствующий ложь «кожей», – резко сказала гостье:

– Прекрати врать и не волнуй моего мужа! (В ту пору Лена еще недостаточно хорошо владела французским и изъяснялась «на эсперанто».)

Кристина поняла, что зашла несколько дальше положенного и что с моей женой ее «штучки» не пройдут. Она рассмеялась и подтвердила, что охранника не забрало кагэбэ, а она отпустила его погулять по городу.

Возможно, после этого случая неприязнь к дочери богатого грека так и осталась у моей жены…

Через пару дней Кристина уехала. Вскоре Костя сообщил, что едет в Москву со своей женой Анастасией. Кристина должна была прибыть в этот раз снова, но отдельно от Гратцосов.

Едва переступив порог нашего дома, Костя отвел меня в кабинет и попросил не надевать медаль за взятие Кенигсберга, так как его жена – Анастасия – урожденная принцесса Кенигсбергская…

Кстати, Анастасия оказалась милой, умной и заботливой по отношению к мужу женщиной.

Потом, несколько замявшись, Костя попросил пригласить к нам домой Кристину и ее друга, который, возможно, станет ее мужем, несмотря на то, что никто не одобряет этот выбор.

Гратцос сказал, что избранника зовут Сергей, а фамилия его Каузов, что работает он в Совфрахте, и попросил меня узнать об этом человеке подробнее.

Я был очень дружен с заместителем министра флота Георгием Пясецким. Разумеется, тут же позвонил ему. Пясецкий дал очень хорошую характеристику деловых качеств своего служащего и сказал, что я, возможно, знаком с его матерью. Ею оказалась Мария Сергеевна Филимонова – второй режиссер на мосфильмовских картинах Юлия Райзмана.

Будучи старым кинематографистом, я, естественно, знал Марию Сергеевну.

Костя извинился, объяснив мне, что встречаться и знакомиться с избранником Кристины в общественном месте ему неудобно: брак с «советским» и без того плохо отразится на делах фирмы. Поэтому ему – Генеральному директору – не хотелось бы показываться с претендентом на руку дочери Онассиса.

Если ни ему, ни Анастасии не удастся отговорить крестницу от столь опрометчивого поступка (в чем – зная ее непредсказуемый нрав – он далеко не был уверен), он просит меня на будущей свадьбе, вернее, на церемонии официального бракосочетания, представлять сторону невесты.

Вот почему впоследствии Кристина стала называть меня папа́ (отец).

А в тот памятный вечер я позвонил Филимоновой по телефону, который без труда нашел в нашем кинематографическом справочнике, и пригласил ее сына в гости.

За ужином, когда наша Елена Яковлевна, живущая в семье более сорока лет, передавала Кристине еду, та ни разу не поблагодарила. На что моя жена (еще не будучи в курсе предстоящей женитьбы, но, знай она это, все равно не удержалась бы от реплики) сказала соседу по столу – Сергею:

– А она невоспитанная, эта капиталистка!

Я же обратился к Кристине:

– У нас, когда тебе что-то передают, принято благодарить. Тебе знакомо слово «мерси»?

На что та совершенно откровенно ответила:

– Дорогой дядя Иосиф, моим воспитанием никто не занимался, так что извините меня!

Скоро Гратцосы уехали, и роль представителя семьи Онассисов – на свадебной церемонии пришлось исполнять мне.

Церемония была назначена на полдень первого августа, а к шести часам нам с женой предстояло посетить швейцарское посольство – по случаю традиционного швейцарского праздника: на этот прием нас приглашали ежегодно, и игнорировать его мы не считали возможным.

Накануне Кристина с Сергеем обедали в нашем доме.

Моя Елена сказала, что в такую жару два официальных мероприятия ей не по силам и предпочла посещение посольства церемонии бракосочетания.

– У вас же приглашение на двоих, почему нет вашей жены? – задал мне вопрос дежурный милиционер, пропуская во Дворец.

Улица была оцеплена из-за огромного скопления народа. В основном это были корреспонденты иностранных газет и журналов.

– Жена осталась дома, – ответил я.

– Но это же – свадьба века! – не сдержал эмоций милиционер.

– Слушай, занимайся своим делом и не задавай вопросов, которые тебя не касаются! – уже сердито огрызнулся я и вошел в здание.

Надо заметить, что свадьба проходила более чем скромно. Невеста была одета так же, как накануне, когда приходила к нам: простенькое летнее платье без украшений, туфли на босу ногу. Короче – не по-свадебному.

С ее стороны кроме меня присутствовали жена посла и генеральный консул Греции.

Я спросил Кристину:

– Почему нет самого посла?

– Я его не пригласила.

– А чем он провинился?

– Он посмел меня спросить, хорошо ли я обдумала решение выйти замуж за русского, советского, да еще коммуниста? На что я заметила, что никому не позволю вмешиваться в свои личные дела и что бо́льшая доля денег, на которые Греция содержит посольство, принадлежит мне!

С такой логикой не поспоришь…

Сторону жениха представляли его мать – Мария Сергеевна Филимонова и товарищ Сергея по работе – крупный чин из Совфрахта.

Так как пробившиеся в здание корреспонденты делали фотоснимки каждые полминуты, они запечатлели забавный эпизод.

Честно говоря, зная о предстоящем файф-о-клоке в Швейцарском посольстве, я был заинтересован в быстрейшем окончании церемонии, чтобы успеть попасть домой и немного отдохнуть. Поэтому я попросил Каузова подняться этажом выше и поторопить местных чиновников.

– Куда пошел Серж? – спросила Кристина.

– На второй этаж.

– А зачем?

– Чтобы жениться. Ты разве не знаешь, что у нас полагается иметь вторую жену на случай командировки первой. Вот ты уедешь по делам в Штаты, с кем он будет спать? Со мной?!

Кристина на мгновение оцепенела: кто знает, какие странности могут твориться за «железным занавесом»?..

В этот момент ее и запечатлел фотограф.

Первым рассмеялся шутке представитель Совфрахта… Но церемонию все же ускорили, и ее детали тоже запечатлены на фотографиях.

Кристина и Сергей предполагали некоторое время провести в шикарном двухэтажном «люксе» гостиницы «Интурист».

Утром следующего дня у меня в кабинете раздался телефонный звонок. Звонила Кристина и плачущим голосом просила:

– Папа́, помогите избавиться от журналистов! Они не оставляют нас в покое, даже подглядывают в дверную щель!

– Чьи журналисты? Наши? – спросил я, уже обдумывая, кому бы позвонить, чтобы прекратить столь неуместное преследование молодоженов.

– Нет, наши…

– Ну, с вашими ты справляйся сама! На них мое влияние не распространяется…

Кристина справилась. Оставив за собой «люкс» – шикарные оплаченные апартаменты, она поселилась в девятиметровой комнате у своей бэль мэр – Марии Сергеевны. Помогала ей по хозяйству. Короче, вела образ жизни вполне советской женщины: мыла посуду, убирала постель, подметала пол (конечно, впервые в жизни!).

Мы с женой уехали работать в подмосковный писательский Дом творчества «Переделкино».

Вскоре туда приехали Сережа и Мария Сергеевна с просьбой сопровождать их в дом Нади Леже, который находился в том же поселке: вдова знаменитого французского художника собиралась этот дом продать.

По какой причине сделка не состоялась, уже не помню. Однако намерение Кристины иметь «базу» в Союзе все-таки было реализовано: на берегу Москва-реки, в поселке Николина Гора – разумеется, на деньги Кристины – Мария Сергеевна выстроила очень красивый дом в истинно русском стиле.

Кроме того, советское правительство на сей раз проявило понимание положительных сторон делового контакта с танкерной армадой Онассисов – и предоставило новобрачным (конечно, не бесплатно!) этаж в новом, выстроенном для писателей доме в Москве. Там разместились жилая квартира и офис.

– Почему бы тебе не пригласить Сергея в Грецию, чтобы познакомить с членами твоей семьи, с родней? – как-то спросил я Кристину.

– Папа́, вы знаете, сколько стоит на Западе жизнь человека? – в свою очередь задала вопрос она.

– Ну, это зависит от запросов каждого…