Текст книги "Малышок"

Автор книги: Иосиф Ликстанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава пятая

НАСТАВНИК

В тарном цехе было немало отличных работников. Бригадиры дали пятерку лучших ударников в школу Кости Малышева. Все они были старше своего наставника и поэтому отнеслись к нему немного насмешливо. Миша побаивался, что Малышок смутится, растеряется, покажет себя маленьким, но он ошибся. В суровом северном крае, где вырос Костя, люди борются с природой артельно: они сообща моют золото, валят лес, ходят на охоту.

В артелях слово старшего – закон, но старшим становится тот, кто имеет больше опыта.

Окинув спокойным взглядом своих учеников, Костя молча установил три гвоздика и забил их тремя ударами.

– Кто так может? – спросил он.

– Подумаешь, удивил! – заговорили ребята. Из пятерых человек трое решили эту задачу.

«Фокус не удался», – подумал встревоженный Миша, но Костя как ни в чем не бывало установил двенадцать гвоздиков и забил их.

– А теперь кто? – спросил он.

Четыре гвоздя с одного раза утопил маленький серьезный Валя Вихряков, другие и того не сделали.

– Что ж вы! – серьезно сказал Костя. – Мне хоть сто гвоздей выставь, все заколочу. Уметь надо! – Он говорил твердо, без хвастовства, и Миша успокоился. – Вот ты, Вихряков… Ты работаешь ладно, а молоток неправильно держишь, гвоздь тебя не боится. Чуть что – он набок. Дай руку!

Валя недоверчиво протянул руку. Костя повернул ее так, чтобы можно было поставить на ноготь большого пальца гвоздик шляпкой вниз, но гвоздик не держался.

– Видишь, сработал мало, а рука трясется. Ты молоток держи легонько, на воздусях. Ты молотком играй…

«Честное слово, он молодец! – обрадовался Миша. – Этот пример он сам придумал. И где он такие слова взял? Вот чудак!»

А Костя говорил слова дедушки Вака, которые дедушка Вак слышал когда-то от своего деда, построившего чуть ли не весь Ивдель из кедрового леса.

Мишу отозвали по спешному делу. Когда он вернулся к учебному верстаку, будущие инструкторы хлопали молотками, а Костя внимательно наблюдал за ними.

– Идут дела, ребята? – спросил Миша.

– Ничего особенного, – сказал коренастый, самостоятельный подросток, Петя Гусаков. – Надо только гвоздики прищепывать пер-пен-ди-ку-ляр-но, а молоток опускать па-рал-лель-но. – И он с одного стука вогнал гвоздь в дерево.

– Вот молодец работник! – одобрил Костя. И ученик обрадовался похвале.

Раздался обеденный гудок. Миша позвал Костю к выходу так, чтобы его друг прошел мимо верстака, за которым работал третьего дня. Над верстаком висел плакат из пестрой обойной бумаги, а на нем было написано: «Привет Косте Малышеву и Клаве Еремеевой! Вчера они выработали по 225 процентов нормы».

Было очень приятно, что о Косте написали такими большими буквами.

– Клава-то где? – спросил он.

– Ее забрали в моечный цех – с молотком ей все-таки трудно.

…В тарном цехе снова началась работа. Стукнул один молоток и прислушался – имеются ли охотники пошуметь. Тотчас же ответил другой молоток. Некоторое время они перекликались: «Тук или не тук?»-«Конечно, тук-тук». – «Ну, так тук-тук-тук!» К зачинщикам присоединились другие молотки, и вскоре зашумело. Особенно быстро стучали молотки там, где будущие инструкторы учились правильно забивать гвозди.

«КАТЮШИ»

Смена кончилась. Цех опустел, только взрослые рабочие продолжали собирать ящики.

– Малышок, пошли! – позвал его Миша, вернувшийся от начальника филиала; он был в отличном настроении и, тормоша Костю, поделился большой новостью: – Уверен, что твое дело получится. Начальник попросит заводской отдел кадров закрепить тебя за филиалом. Доволен?

Костя ответил широкой улыбкой.

Они пересекли двор филиала. За центральным корпусом Костя увидел штабеля металлических деталей, накрытые досками; деталей было много – тысячи и тысячи.

– А таких на нашем заводе не делают, – отметил он, рассматривая штабель.

– Да, их с другого завода присылают.

У входа в центральное здание Миша показал красноармейцу красный пропуск, и они очутились в просторном и низком цехе. Все было затянуто теплым туманом, так что электрические лампочки плавали в радужных кольцах. Заиндевевшие ворота открылись. По мокрым рельсам в клубах пара вкатилась вагонетка, груженная деталями.

– Эти детали к нам издалека пришли. Видишь, как их засалили, чтобы они не ржавели, – сказал Миша.

Женщины, надев брезентовые рукавицы, опускали детали в котел с кипятком, потом выкладывали их на столы и снимали оттаявшее густое сало сначала деревянными скребками, а потом тряпками.

Приходилось сменять несколько тряпок, пока сталь не становилась блестящей, как зеркало.

В дальнем конце цеха зазвенел голос, потом еще один, и затем все запели. Костя увидел Клаву Еремееву. Она пела громче других и улыбалась. Прислушавшись, Костя разобрал слова новой песни.

– Вот почему наш снаряд называют «катюшей»: он хорошо поет, – сказал Миша. – Когда «катюша» летит, так будто небо на куски лопается и хвост огненный получается. Потом ударит – все сожжет. Фронтовики нашу продукцию очень любят…

– Надо сделать больше «катюш», чтобы всех фашистов пожечь и на куски разорвать! – решил Костя.

В сборочном переделе рабочие внимательно осматривали детали, взвешивали, чтобы все снаряды были одного веса. В стороне, за железными ширмами, блестела электросварка. Сварщик закрыл лицо железной маской со стеклянными глазами, а из-под маски виднелась пышная борода, и Косте это показалось смешно.

Возле дверей упаковочного передела Костя увидел всю «катюшу». Она показалась ему не страшной, но Миша сказал, что когда ее начинят «уральской кашей», тогда не подступись.

Они вошли в помещение, длинное и узкое, как коридор. Вдоль стен до самого потолка лежали блестящие «катюши», точно дрова в поленнице.

Косте стало неспокойно: зачем они здесь лежат, когда приказано отправить «катюши» на фронт, и чем скорее, тем лучше?

– Да, все нужно отправить, – подтвердил Миша. – Надо-то надо, а тары не хватает…

В конце коридора несколько ребят развинчивали «катюши», укладывали их в ящики, а ящики грузили на вагонетки.

– Эй, Миша, где упаковка? – крикнул смуглый скуластый паренек – как видно, главный в бригаде. – Это видишь? – И он подбородком показал на штабель готовых «катюш». – Совсем слепой стал? Да?

Сначала он говорил шутливо, но потом рассердился.

– Ты, Мингарей, не шуми, – обиженно остановил его Миша. – У нас в цехе рабочих некомплект, а все-таки мы вчера и сегодня цеховую норму дали…

– «Норма, норма»! – вмешался такой же скуластый и сердитый подросток – должно быть, брат Мингарея. – А долг когда отдадите? Куда «катюшу» паковать? В твою норму?

– Да, между прочим, граждане, где тара? – спросил высокий, худощавый рабочий, ловко поднимавший ящики на вагонетку. – Последнюю десятку пакуем, а потом что? Ты «катюшу» на фронт в кармане понесешь? Буксир вам нужно послать, чтобы поняли!…

– Помощнички фронту! Лодыри! – послышался из-за штабеля «катюш» звонкий и насмешливый голос. – Весь филиал тарники проваливают, совести у них нет!

Миша бросил спорить и двинулся к выходу. Мингарей пошел впереди, заложив руки в карманы и выпятив живот.

– Норма есть – тары нет, – приговарил он, передразнивая Мишу. – Ходит руки в брюки, ничего не делает… Ай работник!

Костя уже хотел поддать Мингарея плечом так, чтобы тот отлетел, но Миша взял его под руку, и они ушли из цеха. Сначала Миша сердито молчал, а потом проговорил:

– Видишь, как ящики нужны! Простая штука – доски да гвозди, а не хватает тары – и «катюши» лежат. Заводы дают все больше деталей, а мы паримся, график отгрузки «катюш» не каждый день выполняем… Думаешь, не стыдно? Еще как стыдно! Я бы сейчас сквозь землю провалился… Начальник филиала говорит, что мы будем расширять цех и на заводе еще одну сборку построим. А ты поскорее учи ребят владеть молотком. Это большая помощь фронту!

ТРЕВОГА

Теперь Костя хорошо понял, что без тары, без ящиков нет «катюш», что он занят большим делом, и старательно учил ребят.

Он совсем забыл о заводе, о Севе… О Кате Галкиной он тоже забыл так крепко, что нарочно совсем не вспоминал о ней. Зачем ему было думать о заводе, где его считали последней спицей в колесе и где девочка-задавака однажды отказалась обедать с ним за одним столом, – да, да,был такой случай в столовой! Обидных воспоминаний набралось немало, и он забывал завод все крепче, но сам завод стал припоминать, куда запропастился Малышев, который хотел резать сталь.

– Малышок, ты крепко окопался на филиале, – сказала Зиночка Соловьева, встретив Костю. – Мне говорил Миша, что ты хочешь остаться в тарном цехе. Конечно, ты здесь очень выдвинулся. А все-таки скажи, что ты предпочел бы: стать полярником или пойти за станок?

– А что? – спросил Костя, у которого сразу пересохло в горле.

– Вопросом на вопрос не отвечают, – заметила Зиночка, но не стала ждать ответа.

Ничего, решительно ничего определенного не услышал Костя, но выяснилось, что он вовсе не расстался с мечтой о станке. Станок? Почему она спросила о станке? А вдруг…

Обедать в тот день Костя пошел один, так как Миша задержался на приемке заготовок. Он сел за столик, за которым обедала Клава Еремеева.

– Слыхал? Нас скоро заберут отсюда обратно на завод, – сказала Клава. – Ох, как я рада, ты представить не можешь! Надоело в мойке мокнуть… Зиночка сегодня ездила на завод и говорит, что там все вверх дном. Главк прислал телеграмму, чтобы срочно расширяли производство. Нам еще много станков дали.

– Куда их возьмешь? – недоверчиво и в то же время с надеждой спросил Костя. – Где столько цехов найдешь и где рабочих наберешь?… – Он повторил слова, когда-то слышанные от Бабина, так как любил повторять солидные слова.

– Ну, не знаю! – беспечно ответила Клава. – А только все это правда. И рабочих, конечно, найдут. Я за станок пойду с удовольствием. А ты останешься здесь инструктором?

– Как скажут, – хмуро ответил Костя.

Станки! Новые станки в цехе! Мечта, которая вместе с ним переступила заводской порог, снова поманила его. Вот тут-то и нужно было, чтобы Миша укрепил его желание остаться на филиале, но, как нарочно, Миша все время был занят и только в конце смены немного поговорил с Костей:

– Завтра примем от тебя инструкторов. Сделаем это торжественно, а потом составим новую школу передовиков… Ступай домой, покушай плотнее и ложись спать, меня не жди.

Все это почти не заинтересовало Костю. Медленно-медленно шел он домой, к картошке не притронулся, заснул и проснулся в тревоге. То ему казалось, что надо вернуться на завод, а то становилось жаль филиала, жаль Миши, и он не знал, что делать.

КОНКУРС МОЛОТКОВ

Когда Костя утром вошел в цех, он увидел большой плакат. На нем было три огненно-красных слова и столько же ярко-зеленых восклицательных знаков:

«Будь снайпером молотка!!!»

Это ему понравилось. Забивая гвозди, Костя и не думал, что он снайпер, а теперь сразу понял – так и есть! Снайпер – это такой стрелок, который бьет без промаха. А разве его молоток ошибается? Это бывает так редко, что даже говорить не стоит.

Посередине цеха верстаки были плотно сдвинуты, и получился помост, а на помосте стояли два верстака. Над ними висел такой плакат:

«Забьешь гвоздь, как снайпер, – угодишь в сердце фашисту!»

Возле помоста толпились, шумели ребята. Ученики Кости стояли отдельной кучкой. Они были встревожены и обрадовались, увидев своего наставника.

– Как тебе нравится, Малышок? – спросил Миша. – Здорово мы с Зиночкой придумали насчет снайперов молотка! Как на фронте, правда? Сегодня проводим конкурс молотков. Не подкачай!

Явился начальник филиала Шестаков и сказал маленькую речь:

– По почину комсомольской организации мы проводим конкурс молотков… – Он немного помолчал и заговорил совсем просто: – Ребята, заводы дают нам на сборку все больше деталей. Вы видите, какие штабеля лежат во дворе. Можно усилить сборку «катюш» для братьев-фронтовиков, а тары не хватает. Без ящика «катюшу» на фронт не отправишь, она любит хорошую деревянную шубу. (Послышался смех: ребятам понравилось, что ящики – это деревянная шуба.) Так вот, надо делать больше ящиков, а для этого нужно владеть молотком, как снайпер на фронте владеет винтовкой.

На помост вскочил Миша.

– Порядок конкурса следующий, – объявил он. – В каждой смене соревнуются две пары. В первой смене – инструктор стахановских методов труда Константин Малышев и укладчица донцев Люся Полисюк. С ними соревнуются Петр Зозуля, еще не овладевший снайперским молотком, но выполняющий полторы-две нормы в день. Для него донца будет складывать Женя Костина. Каждой смене дается двадцать минут. Посмотрим, ребята, у кого как пойдет работа!

Ребята теснее сдвинулись у помоста и затихли. Миша взял у Зиночки ее часики-браслетку.

– Укладчицы, приготовьте первые заготовки! – скомандовал он. – Внимание!

Глотнув от волнения воздух, Костя опустил взгляд на заготовку, чтобы не видеть блестящих глаз, следивших за каждым его движением.

Послышался сипловатый утренний гудок.

– Начали!

И Миша махнул рукой сверху вниз, будто отрубил кусок времени.

Сначала Костины пальцы не хотели слушаться. Они, наверное, испугались всего этого торжества – каждый палец спешил впереди другого, и ничего хорошего не получалось: то гвоздик уронят, то прищепят неправильно, то молоток пойдет вкось. Он рассердился и перестал думать, что на него смотрят. Зрители зашумели: «Петька, не отставай!», «Малышок гвоздь положил, честное слово, положил!», «Зозуля, не позорься!».

– Молчание! – с важным видом приказал Миша. – Прошу не нервировать соревнующихся!

Теперь Костя хорошо владел каждым пальцем и не чувствовал никаких нервов. Он хотел снять сколоченный щиток, но его осенило: он положил следующий щиток на уже готовый, сколотил его, положил сверху еще один щиток, сколотил и снял три щитка сразу.

– Правильно, – одобрил Миша. – Время экономишь!

Петя по выкрикам ребят знал, что он отстает, но он был настойчивый паренек: он сделал так, как его соперник, – тоже стал экономить время.

– Вот молодец! На лету хороший пример перехватил! – громко сказал начальник филиала.

– Кончили! – крикнул Миша.

Только теперь Костя бросил взгляд на своего противника. Петя так крепко сжал губы, что они побелели, и на лбу у него блестели капельки пота. Посмотрев на стопку донцев, сколоченных Костей, он спрыгнул с помоста и, опустив голову, расталкивая зрителей, пошел к своему верстаку.

– Стой, Петрусь, это не дело! – остановил его Миша. – Надо друг другу руку пожать, как футболисты. Чего обиделся? Все было по-честному, для фронтовой пользы. Правда, ребята?

Ребятам было немного жаль Петю.

– Чего ты, на самом деле! – закричали они. – Чего надулся? Ты тоже так сумеешь!

Вернувшись, Петя быстро пожал руку Косте и остался смотреть с другими ребятами.

– Ребята, результат у вас перед глазами! – объявил Миша. – Снайпер молотка Константин Малышев со своей помощницей Люсей Полисюк выдал щитков почти в два раза больше, чем Петр Зозуля со своей помощницей Женей Костиной. Вот что значит владеть молотком по-снайперски!

Все аплодировали, а Костя не знал, куда деваться. Впрочем, он никуда не девался: все-таки приятно, когда хвалят за хорошую работу. Потом снова начались минуты волнения. На помост поднимались ученики Кости, соревновались с лучшими ударниками производства и побеждали их. Теперь уж всем ребятам было ясно, что снайперский молоток – не шутка, и они говорили друг другу, что стать снайпером можно быстро, только нужно тренироваться несколько дней до пота.

– Учитесь, боевые ребята тарного цеха, это нужно для фронта! – подзадоривал их начальник филиала, когда конкурс кончился. – Ученики Малышева сделают вас снайперами молотка, было бы только у вас желание. Каждому, кто овладеет молотком, мы дадим помощника-укладчика из новичков. За подготовку первой группы инструкторов передовых методов труда Малышеву объявляется благодарность в приказе по филиалу и выдается полная премия – ватный костюм, валенки и две пары белья…

Кажется, все было хорошо, почему же на душе было так смутно? Вот вопрос, ждавший ответа от победителя.

– Можно Зозулю взять в стахановскую школу? – спросил он у Миши.

– Одобряю! Поговори с ним, а то парень заскучал.

Когда Костя подошел к Пете, тот притворился, что не заметил его, не поднял глаз и продолжал работать.

– Дай-ка молоток! – сказал Костя. Он внимательно осмотрел его и качнул головой. – Совсем плохой! Я таким и не стал бы работать. Запарился бы враз… Ты зачем ручку подрезал? Ты сделай длиннее, да не круглую, а вот такую. – И он показал Пете свой молоток. – У тебя стук правильный, ты только молоток подгони по руке… Да гвоздь в два стука не забивай, а в один.

– А я привык в два стука.

– Хочешь в стахановскую школу пойти? Научишься как надо…

– Добре, – отметил Петя будто равнодушно, а на самом деле обрадованный.

Теперь, кажется, все стало совсем хорошо – почему же на душе было так тяжело? В этот день Миша дал Косте отдых, но лучше бы Костя не имел свободной минуты. Он смотрел, как его ученики учат подшефных, а за спиной стояла навязчивая тревога. Он все собирался поговорить с Зиночкой и не решался. Миша снова не мог провести с ним вечер – он задержался у начальника филиала на совещании.

НЕОЖИДАННОСТЬ

Стараясь не шуметь, Миша вошел в комнату, окликнул: «Спишь, Малышок?» – зажег коптилку и развернул большой пакет. В пакете были черный ватный костюм, темно-серые, крепко скатанные валенки и две пары бязевого белья. Миша положил все это богатство на табуретку, чтобы Костя, проснувшись, сразу увидел премию, присел к столу и задумался. Во сне Костя выглядел озабоченным – можно было бы сказать, что знаменитый снайпер молотка спит, сжав кулаки.

Миша вздохнул… Он привык к этому неразговорчивому парнишке, который улыбался редко, но так широко, что одна его улыбка заменяла не меньше пяти обыкновенных.

– Что же, – со вздохом проговорил Миша, – может быть, все-таки получится по-нашему… Еще похлопочем…

Ему на глаза попалась записка, оставленная Костей: «Еш картошку на печьке». Он вынул карандаш, вернул слову «ешь» мягкий знак, сбежавший в слово «печка», поставил отметку «2» и снял котелок с печурки.

На другой день Миша не сразу сообщил Косте неприятную новость. Он дал своему другу налюбоваться валенками, помог обладить ватный костюм, и они вышли из дому. Казалось, что рядом с худощавым Мишей катится черный мяч – таким круглым и плотным стал в своей великолепной обновке Костя. Небо перед зарей переливалось тихим звездным мерцанием, мороз обжигал щеки, но не мог пробрать крепко упакованного снайпера молотка.

– Кстати, Малышок, – сказал Миша, – не так-то легко тебя отвоевать. Вчера начальник филиала полчаса ругался по телефону с заведующей отделом кадров и с начальником первого цеха. Они требуют, чтобы ты вернулся на завод.

Затаив дыхание Костя ждал продолжения.

– Все ваши ребята под Новый год возвращаются на завод. Тебя это, конечно, не привлекает?

– Больно мне нужно в подсобных ходить…

– А если тебе дадут другую работу? Если тебя поставят за станок?

Косте сразу стало жарко, в ушах зашумело.

– Что ж ты молчишь? – обеспокоенно спросил Миша. – Что тебя больше привлекает – работа на филиале или учеба за станком?

Мысли заметались и перепутались. Филиал – это Миша, это слава в тарном цехе… Но станок!…

– Станок – это не молоток, – проговорил Миша, будто прочитал мысли своего друга. – Станок интереснее? А мне кажется, что быть мастером интересно в любом деле… Впрочем, выбирай сам!

А что было выбирать, какой тут был выбор! Станок, заветный, желанный станок, позвал его, и он должен был ответить: «Иду! Иду резать сталь!» Кроме того, если бы Миша мог до конца прочитать все мысли своего друга, он, к своему удивлению, увидел бы тонкую фигурку девочки, склонившейся к станку, он понял бы, что Костя должен непременно сравняться с этой девочкой, до которой сейчас ему было очень далеко, как он думал…

– Во всяком случае, ты подготовишь еще одну группу инструкторов, – сказал Миша, будто только это его и занимало.

– Ясно, – ответил Костя тихо.

Медленно и в то же время незаметно прошли последние дни пребывания Кости на Северном Полюсе. Он учил ребят забивать гвозди и искал оправдание тому решению, которое уже было принято им. Далеко ходить не приходилось – оправдание было под рукой. Дела тарного цеха быстро поправлялись – снайперские молотки стучали все увереннее, и некоторые ребята уже забивали гвозди с пальца, хотя Костя их этому не учил. Но дело не только в молотках. Теперь все видели, что работать бригадами в два человека гораздо сподручнее. В цехе появились новые слова: «укладчик» и «сбойщик».

– Ай да мы! – воскликнул Миша, когда Костя сказал, что может сдать вторую группу инструкторов. – Шутки шутками, а мы уже так даем тару, что упаковщики помалкивают, не жалуются. Пойдем, сам увидишь!

В упаковочном цехе залежи готовых «катюш» сильно уменьшились. Тара, только что поданная на вагонетках, ждала загрузки.

Упаковщики работали без остановки: снимали ящики с вагонеток, развинчивали «катюши», приготовляли их к снаряжению и упаковывали. Все это они делали молча, понимая друг друга без слов.

– Эй, Мингарей, долго еще будете вагонетки держать? – спросил Миша. – Не справляетесь, так людей попросите… Соображать надо!

Бросив на него быстрый взгляд, Мингарей усмехнулся.

– Командовать пришел? – сказал он. – Не туда попал, Миша, имей в виду…

– Если сейчас заваливаетесь, что будет через неделю? – продолжал Миша. – Вот что меня интересует.

– А что будет через неделю? – сердито осведомился высокий и тонкий рабочий. – Чего пугаешь?

– Прижмут вас наши снайперы по-настоящему, – пообещал Миша. – Правда, Малышок? Вот кто тебе горячо сделает, Мингарей! Будете плакать от нашего Малышка…

– Мы плакать не будем, – сказал Мингарей и прищурился. – Мы, башка, вторую смену робим, чтобы больше «катюш» отправить, а нужно будет – и на третью смену останемся. Мы не плачем. Ты, Миша, нас твоим знаменитым Малышком не пугай. Мы тоже комсомольцы, мы не боимся.

Он деловито вывел гостей во двор, будто хотел что-то показать, закрыл цеховые ворота и припер их спиной.

– Ты не ходи к нам, – сказал он решительно; его лицо в дневном свете было очень сурово. – Давай тару и нас не трогай. Не бойся, мы справимся!

– Все равно пришлем буксир, – пообещал Миша. Мингарей ступил к нему и сжал кулаки.

– Ты пришлешь? – спросил он.

– Пришлем, не беспокойся. Не проси – сами догадаемся. Мингарей схватил горсть снега и съел его:

– Видел?

– Ну?

– Не справимся – пускай меня… пускай меня Гитлер всю жизнь снегом кормит!

– Ненормальный ты! Завалите филиал, вот я что говорю.

– Мы заваливали?! Заваливали мы?! – повторил Мингарей и задрожал. – Не ходи к нам с Малышком! Давай тару, давай много тары, а сам не ходи разговоры разговаривать. Зря время тратишь и мою бригаду дергаешь. Голова!

Когда за ним закрылись ворота, Миша сказал:

– Мы их потащили, а они сборку потащат… Конечно, упаковщикам трудно. У них сейчас комсомольское знамя филиала, они боятся его потерять. Мингарей гордый, и бригада у него хорошая. Но знамя мы отберем непременно. Вот какие дела пошли… А ты уезжать хочешь, чудак! Говори: уедешь?

Невыносимо тяжело стало Косте: неужели он оставит филиал, неужели он оставит Мишу, к которому так привык?

– Говори: да или нет? – настаивал Миша. – Может быть, передумаешь?

– Уеду… – почти сквозь слезы проговорил Костя. – А коли за станок не поставят… обратно приеду…

Он отвернулся, чтобы Миша не видел его лица.