Текст книги "Малышок"

Автор книги: Иосиф Ликстанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава вторая

ШАГИСТЫЙ И ЕГО ХОЗЯЙКА

Утро было холодное, ясное. Стараясь не шуметь, Костя вышел на крыльцо и огляделся. Посреди двора был колодец с деревянным ведром, а на столбе сеновала висел заржавевший железный рукомойник.

Костя направился к колодцу – достать воды, умыться – и вдруг услышал за спиной глухое рычание. Он сначала оцепенел, потом заставил себя неторопливо, спокойно обернуться и увидел громадную пепельно-серую сибирскую лайку в пышном воротнике, с оскаленной мордой. Неожиданная встреча не обещала ничего хорошего. «Медвежатник! – мелькнуло у него в голове. – Худо будет». Только неподвижность могла отсрочить начало военных действий – отсрочить, но не отменить. Собака приседала, готовясь к нападению. Нужно было что-то предпринять.

Во дворе разыгралась немая сцена. Костя взлетел, как мячик. В воздухе мелькнула собака, щелкнула зубами, мягко упала на лапы, быстро обернулась, будто обожглась о землю, и подняла морду. Сидя на жердях сеновала – поджав ноги и обхватив колени руками, – Костя внимательно, серьезно разглядывал обманутого врага, не выдавая своего торжества.

– Ну, чего ты? – медленно проговорил он. – Я тебя не трогал, а ты на меня… Чего нужно? Я свой, понимаешь? Свой, здесь живу… Совсем глупый пес!

Обескураженная неудачей, собака, склонив голову, недоверчиво прислушивалась к словам незнакомца.

Стукнула рама окна. Послышался повелительный голосок:

– Шагистый, тубо! Шагистый!

У окна стояла худенькая девочка, вероятно одного возраста с Костей, и разглядывала его с улыбкой. Она причесывалась, встряхивая головой, чтобы помочь гребню, который запутался в пушистых светлых волосах.

– Подумаешь, испугался! – презрительно бросила она. – Шагистый только повалил бы тебя. Он маленьких не кусает… Ты у нас живешь? Не понимаю – разве тебе в зоопарке было плохо? Ты, наверное, у мартышек научился так прыгать. Вот и сиди на сеновале, а я принесу тебе морковку. Шагистый, постереги нашу мартышку!

Обиднее этих слов нельзя было бы ничего придумать. Костя покраснел и, не раздумывая, спрыгнул со своего насеста. Шагистый положил лапы ему на плечи и, рыча, обдал лицо горячим дыханием.

– Шагистый, Шагистый, не смей! Тубо! Это свой! – крикнула девочка, перегнувшись через подоконник.

– Чего испугалась? – пряча страх, усмехнулся Костя. – Ясно, Шагистый меня не тронет. – Глядя в глаза собаке, он твердо сказал: – Свой! Понимаешь, свой! Говорят тебе – тубо!

Огоньки в зеленых глазах Шагистого потускнели. Теперь надо было вести себя смелее. Без церемонии стряхнув тяжелые лапы с плеч, Костя направился к колодцу. Поведение мальчика смутило Шагистого. Его все боялись, а этот вовсе не боялся – как видно, действительно был свой. Он притворно зевнул, искоса взглянул на девочку, тотчас же отвел глаза и опустил хвост.

– А ты где бегал? – строго спросила девочка. – Думаешь, я не знаю? Кто тебе разрешил со двора уходить? Сколько раз говорила, чтобы к Пестряковым не смел! У-у, скверный, непослушный пес! Вот я напишу папе на фронт, как ты себя ведешь, он тебе задаст! (Уши Шагистого прилегли, вид стал виноватый, но девочка уже не обращала на него внимания.) Ты на заводе будешь работать? – спросила она у Кости.

– А то где! – наливая воду в умывальник, ответил он, как отвечают на пустой вопрос.

– Я тоже сегодня оформлюсь на завод… Ты токарь или слесарь? – Не получив ответа, она фыркнула: – Подумаешь, гога-магога! Я токарем буду, не задавайся! – и захлопнула окно.

Возвращаясь в дом, Костя сказал: «Эх ты, кошкин брат» – и стряхнул на Шагистого капельки воды с пальцев. Приоткрыв пасть, Шагистый улыбнулся, и пушистый хвост едва заметно вздрогнул. Это означало: «Я понимаю, что тебя не нужно хватать за ноги». Он снова рыкнул, но уже неуверенно: на крылечке показался еще один незнакомец, с полотенцем через плечо.

– Тубо! – повелительно произнес Костя. – Это тоже свой! – И он сказал Севе: – Не бойся, не укусит.

– Очень нужно бояться! В доме еще хуже собака есть, – произнес Сева с обидой, – не позволяет в кухне умываться. Будто я не умею умываться, чтобы на пол не хлюпать… Дура!

В сенях Костю встретила Антонина Антоновна.

– Ранняя, ранняя пташка… – пропела она и, оглянувшись на кухонную дверь, шепнула: – Сева-то поцапался с моей принцессой. Вы уж под сеновалом умывайтесь, пока на ней колючки не обломаются.

– Ладно, под сеновалом даже лучше, – сказал Костя, заглянул в кадку и решил: – Воды натаскаю… Да молоток и гвоздочки дай. Скоба на крыльце как только держится…

– Похозяйничай, похозяйничай, сынок! – обрадовалась старушка. – Без хозяина дом – сирота… А я сбегаю к Ниночке Галкиной. Пускай вам на завод дорогу поближе покажет.

Когда он приколачивал скобу для обтирания ног, подошел Шагистый и на минутку уткнулся носом в его плечо. Костя почесал Шагистого между ушами и посмотрел, нет ли блох.

НИНА ПАВЛОВНА

Старушка накормила мальчиков вареной картошкой и налила чаю. Сева по-взрослому прихлебывал из стакана, а Костя так не умел – он потихоньку пил из блюдечка. Ему стало жарко, лицо запотело, нос отсырел, и он громко втянул воздух.

– Высморкайся! – не удержалась Антонина Антоновна. – Совсем дитё, а туда же, на заводе работать… Ох, и чего этот Гитлер наделал! Сколько народу с места сдвинулось!

В дверь постучали, и вошла молодая женщина в синем вязаном берете и в сером стареньком пальто. Костя сразу догадался, что это Ниночка Галкина, которая поведет их на завод ближней дорогой.

– Здравствуйте! Где тут мои попутчики? – произнесла она мягким голосом. – Ух, какие большие кавалеры!

В кухне, где было очень светло, стало еще светлее – такой чистый смех был у этой женщины, такой радостью светилось ее милое смуглое лицо.

– Только-только вы ушли, как я письмо от Васи получила, – сказала она старушке. – Он здоров и велит вас поцеловать, вот так, и так, и еще так! Как я счастлива! Десять дней ни строчки не было… – Она постучала в дверь гостиной: – Катюша, я только что письмо от Васи получила! – Она поспешно добавила: – Наверное, завтра и вам письмо будет. Хочешь прочитать страничку?

За дверью послышался и затих шум шагов, но ответа не последовало. Старушка со стуком поставила чашку на блюдечко.

– Вот какой поперечный характер! – сказала она. – Ну, и не набивайся, Ниночка…

– Что ж, пойдемте, мальчики, – вздохнула явно опечаленная Нина Павловна. Она взглянула на старушку, будто искала ее поддержки, и, пересилив себя, постучала в дверь гостиной: – Катя! Слышишь, Катюша! Директор завода разрешил зачислить тебя младшей лаборанткой термического цеха. Приходи сегодня. Я закажу пропуск. Не забудь школьное удостоверение и метрику.

Теперь из-за двери послышался холодный, уже знакомый Косте голосок:

– Спасибо, Нина Павловна… Я раздумала поступать в термичку. Сегодня мы с Леночкой Туфик оформляемся учениками токаря в молодежный механический цех.

– Напрасно, совершенно напрасно! – забеспокоилась Нина Павловна. – Ты еще не окрепла после болезни. Доктор говорит, что могут быть осложнения. В термическом цехе тебе будет нетрудно, и ты все же принесешь пользу фронту.

– Спасибо за внимание, – насмешливо ответила Катя. – А может быть, я не хочу работать в одном цехе с… родственницей.

– Глупенькая! – шепнула Нина Павловна и сдвинула брови, будто ей стало больно.

– Вот какой характер! – повторила возмущенная Антонина Антоновна.

Спустя минуту из дому вышли трое и направились вниз по улице. Мальчики следовали за Ниной Павловной. Костя все старался понять, почему Катя относится к ней так нехорошо, но, конечно, не мог решить задачу.

Замедлив шаги, Нина Павловна подождала мальчиков.

– Лучше всего ходить на завод через Земляной холм, – сказала она. – Это самая короткая дорога. Смотрите, какой широкий вид открывается отсюда!

Город начинался неподалеку от холма и уходил далеко-далеко, за край земли. Сначала по берегу узкой речушки были рассыпаны обыкновенные деревянные домишки. Потом дома начинали тесниться, складываться в широкие улицы. Дальше все чаще встречались каменные постройки, а вдали сомкнулись высокие дома. Тут и там над фабричными трубами вились серые и ржавые дымки. По улицам рассыпались черные точки, которые издали казались почти неподвижными, – это были люди. А еще были трамвайные вагоны и автомобили – они двигались заметно для глаза.

– Однако большой городишко! – солидно повторил Костя слова, которые слышал накануне от Миши Полянчука.

– Да, городишко! – усмехнулась Нина Павловна. – В нашем городе сейчас больше миллиона жителей. И все работают для фронта, чтобы скорее дать столько оружия, сколько нужно. Мой муж, Василий Федорович Галкин, пишет, что фронтовики крепко надеются на Урал, и мы оправдаем их надежду. – Она вздохнула. – Вот и Катя идет в цех. Такая слабенькая… Она долго болела, после того как Василий ушел на фронт…

– Я хотел в кухне умыться, а она запрещает! – вдруг проговорил Сева, который все утро хмуро, замкнуто переживал стычку с Катей и все же не мог сдержать жалобу. – У нас дома мраморный умывальник, а не то что жестяной. Подумаешь, хозяйка! Жалко ей!

Нина Павловна посмотрела на него серьезно.

– Значит, вы уже повздорили, – отметила она. – Этого нужно было ожидать. Катя – такая задира! Но знаешь что, Сева, не спеши составлять о ней мнение. Катя – не ангел. Она вспыльчивая, упрямая, как козленок, но я пристыжу ее за умывальник, и она непременно раскается. А вообще она великодушная, щедрая. Когда наш уличный комитет собирал теплые вещи для красноармейцев, она отнесла все лишнее, что было… и не только лишнее… – Она хотела еще что-то сказать, но оборвала себя: – А вот наш завод!

Тропинка обогнула холм, и внизу открылся пригород – несколько кварталов между шоссе и полотном железной дороги. За высоким забором стояли бок о бок три корпуса с круглыми крышами, как у вагонов. Над ними возвышалась наполовину выведенная толстая труба, похожая на обломок красного карандаша. Еще не было закончено и одноэтажное кирпичное здание, которое вытянулось вдоль больших корпусов. Приглядевшись, Костя увидел человечков, которые сновали между корпусами.

Из лесу выскочил паровоз, забежал на заводской двор, схватил три вагона, загудел и потащил их в лес, будто мамка повела ребят на прогулку.

– Завод маленький, – разочарованно пробормотал Сева. – В Каменке и то больше машиностроительный завод был… А что здесь делают?

– Конечно, наш завод не гигант, – ответила Нина Павловна с ноткой ревности в голосе, – но, уверяю тебя, он делает такую вещь, от которой не поздоровится фашистам.

Сева недоверчиво улыбнулся, а Костя подумал, что завод не чепуховый, и это было приятно.

НА ЖЕЛЕЗНОМ ЛИСТЕ

К заводским воротам шли мужчины, женщины, подростки. Некоторые здоровались с Ниной Павловной, говорили с ней о заводских новостях.

– Заготовки из Первоуральска пришли…

– Да, я видела, как паровоз забирал порожняк.

– Нам еще станков дали. Ничего станки, годящие…

Это сказал высокий и полный старик, которого Костя сразу узнал и вспомнил его фамилию, имя и отчество – Бабин Герасим Иванович, – так как память у него была хорошая.

Старик, конечно, был старый, но в то же время как будто и молодой. На круглой голове задорно сидела маленькая кепка, замасленная, как блин. Усы и брови были белые, а глаза – шарики из черного стекла – прятались в смеющихся морщинках.

Он, кажется, тоже узнал Костю.

– Возьмите этих мальчиков в молодежный цех, Герасим Иванович, – сказала Нина Павловна. – У вас они быстро привыкнут к делу и не разбалуются. Они живут на квартире у матери моего Васи.

– Я бы взял, да с галчатами просто беда: ломают инструмент почем зря, – шутливо ответил Бабин и уже серьезно добавил: – Что будем делать, Нина, ума не приложу! Станков нам набросали – не пройдешь, а инструмента нету. Ни тебе резцов, ни фрезов. Ключа пустякового и то не имеется. Пока новую инструменталку пустим, сиди, как без рук, а директор программу требует, спуску не дает…

– У каждого своя забота, – заметила Нина Павловна. – В термическом цехе монтаж затягивается, хоть плачь.

– Чего там плакать! – успокоил ее старик. – За месяц завод наладили. Не узнал бы твой Василий этого места. Была мастерская, а раз-два – стал завод… Еще и не то будет.

Вахтер широко распахнул ворота. На улицу выкатил трактор-тягач. Он тащил большой грохочущий, скрежещущий по мостовой железный лист.

На листе, как на подносе, держась друг за друга, стояли три паренька и радовались шумной поездке.

– Куда? Куда подались, галчата? – крикнул Бабин.

– Начальник цеха послал на заводской разъезд, – ответил паренек постарше. – Эвакуированный инструмент собирать.

– Стой! – завопил Бабин.

И шофер сразу остановил тягач.

Старик схватил Костю и Севу за руки, перебежал с ними на железный лист и сказал Нине Павловне:

– Будь добра, передай Тимошенко, что я на разъезд с ребятами подался, а то нахватают мамины дети пустяков… Шофер, подкинь газку! Держись!

Все, кто был на листе, уцепились за Бабина. Лист дернулся, загрохотал, заскрежетал. Бабин махнул кепкой смеющейся Нине Павловне, для задору надел кепку уже козырьком назад и – вот честное слово, если не верите! – быстро забил чечетку.

– Уж если мастер Бабин за что зацепился, так не отпустит! – крикнул Герасим Иванович. – Правда, орел? – И он встряхнул Костю.

Сосновая роща осталась позади. Тягач выехал к полотну железной дороги и свернул на пустырь. Костя почувствовал, что рука Бабина, лежавшая у него на плече, отяжелела. Он поднял глаза и увидел, что от недавней веселости не осталось и следа – мастер нахмурился.

– Глянь, что творится, глянь! – пробормотал Бабин.

Он велел шоферу остановить тягач и зашагал вдоль полотна железной дороги.

Сначала Косте показалось, что под высокой насыпью разросся странный густой кустарник с толстыми стволами и короткими, причудливо изогнутыми ветками. Но нет, это был не кустарник. Это были сотни и сотни станков, выгруженных под откос. Если бы Костя знал заводскую технику, он понял бы, что под откосом нашло себе место оборудование для нескольких механических заводов, что здесь есть самые разнообразные станки – токарные, строгальные, шлифовальные, сверлильные. Но и не зная всего этого, он понял, что не дело, когда машины так брошены. Правда, некоторые станки были покрыты толстым слоем желтого сала, а каждый рычаг был обернут промасленной бумагой, но на других станках уже появилась красная ржавчина.

– Что натворил фашист поганый, сколько техники с места сорвано! – бормотал старый мастер, качая головой.

– Откуда это, дядя? – спросил Костя.

– Откуда? Разве я знаю – откуда! Может, с юга а может, из Ленинграда. Наши увезли, чтобы техника фашистам не досталась.

На одном из станков ребята увидели надпись, сделанную белой масляной краской: «На этом станке я 20 июня 41 года поставил рекорд – 750 проц. нормы. 25 июня пошел бить фашиста. Прощай, станочек! Семен Кравец».

– Молодчина Кравец! – одобрил мастер. – Боевой парень. Он, значит, воюет, а станок от хозяина отстал…

– Герасим Иванович, надо все станки забрать! Чего они будут здесь! Скоро снег пойдет, засыплет их, – наперебой заговорили ребята.

– Куда их возьмешь! – с грустью возразил Бабин и махнул рукой.

«ПОБЕДИТ»

К приехавшим подошел сторож в короткой шинели, с винтовкой за плечами. Он был в туго навернутых обмотках и поэтому казался тонконогим.

– С какого завода? – спросил он. – Что брать будете?

И когда один из пареньков протянул ему бумажку, он перевесил винтовку с плеча на плечо, попросил закурить, сразу подружился с гостями и рассказал, что ночью пришел еще один эшелон с заводской техникой.

Станки разгрузили аккуратненько, а инструмент просто высыпали вон за тем тополем.

Пошли за тополь.

– Тягач давай сюда! – закричал Бабин и стал копаться в том, что, на взгляд Кости, было только железными брусками, плашками, гайками с красивыми бороздками. – Батюшки, батюшки мои! – говорил Бабин, сдвигая кепку то на ухо, то на темя. – А фрезов, фрезов сколько! Собирай, галчата, собирай подряд, клади на лист!

Сначала работа показалась легкой, и Костя рассматривал инструмент: что это за бруски с блестящими пластинками-коготками на конце? Для чего они? Но расспрашивать было некогда.

– Ребята, здесь останьтесь! – распорядился старик, когда лист был завален инструментом. – А я на завод за подмогой. Живым духом вернусь!

Тягач сердито запыхтел и едва утащил лист с грузом и сияющим Бабиным. Костя и Сева побрели вдоль полотна железной дороги.

– Знаю я станки, – сказал Сева. – При нашей эмтээс была мастерская, а там были станки… Вот это токарный. Железо резать…

– Ну да, железо резать! – поразился Костя. – Железо, поди, твердое.

– Подумаешь, твердое! Даже сталь, поди, режут, а сталь в сто раз тверже. – Сева поднял с земли брусок с острым коготком. – Это резец. Его вставляют в это. – И он показал на станок. – Это быстро крутится, а резец режет… Стружка получается железная, медная и стальная тоже. Красивая такая.

– Ага! – кивнул головой Костя, будто все понял. – Вот бы научиться железо и… сталь резать!

Глаза Севы заблестели. Он ловко проскользнул между станками, туда, где лежало много ящиков. Из одного ящика высыпались красные, будто огненные, бруски.

– Что это? – нетерпеливо спросил Сева, протянув Косте тяжелый брусок. – Золото, да?

– Станут тебе золото бросать! – усмехнулся Костя. – Медь это.

– А говоришь, на Урале золота много…

– Много, да взять трудно.

– Трудно, подумаешь! – решительно проговорил Сева, снял кепку и взъерошил свои сильно отросшие пепельные мягкие волосы. – Я на заводе все равно не останусь и тебе не советую. Много мы здесь наработаем! Можно больше пользы принести. Если бы я умел золото добывать, я бы… – И он многозначительно свистнул – мол, ищи ветра в поле.

– Зима скоро. На заводе останусь, коли возьмут, – ответил Костя, поняв, к чему клонит товарищ, и не соглашаясь с ним.

– Сказал бы лучше, что наврал про золото! Не умеешь золото добывать. Куда тебе!

– Не врал я, – омрачился Костя. – Я на металл везучий. И сам найду, а коли что, от вогулов хоть сколько золота принесу. У меня на то тамга есть…

Огорошив товарища этой таинственностью, Костя отправился дальше и увидел ящики, сложенные столбом. На них было написано черной краской одно слово: «Победит». Что это значило? Костя попробовал приподнять верхний ящик, но даже не смог сдвинуть его.

Запустив пальцы в щель, Костя вытащил маленькую пластинку, завернутую, как конфетка, в парафиновую бумагу, взвесил ее на ладони и удивился: тяжелая. Пластинка была из темного металла с желтым отливом.

Послышался грохот железа и пыхтение тягача.

– Давай сюда, галчата! – весело крикнул Герасим Иванович. – Получай хлеб, сало. Вода в бачке…

Прежде чем взять свой паек, Костя протянул мастеру пластинку, но не успел спросить, что это такое.

– Где взял? Покажи! – набросился на него старик, а увидев ящики, крепко обнял Костю. – За это я тебя расцелую! – и действительно громко чмокнул в щеку. – Везучий ты, а везучий человек всегда полезный… Это «победит» – такой состав металлический, прессованный. Понятно? Любую сталь режет. Для завода «победит» дороже золота!

– Как же! – буркнул Сева, пожав плечами.

Погрузка возобновилась. Было уже не так легко, как до завтрака.

Руки стали черными, на бушлатах и пальто появились пятна от машинного масла и ржавчины; кто-то отдавил палец и сосал его, сидя в стороне. Неутомимый Бабин сделал с железным листом три рейса, потом привел еще две трехтонки. Унялся он лишь тогда, когда солнце склонилось к сосновой роще.

– Шабаш, ребята! – сказал он без сожаления. – Поработали славно. Подковали наш заводик. За это накормлю я вас на верхо-сытку. Директор дал талоны на усиленное питание.

Мальчики бросились садиться в машину.

«УРАЛЬСКАЯ КАША»

Замазанные, усталые, веселые, ребята заняли два столика в обеденном зале. Они получили суп-лапшу с жирным мясом, рыбные консервы с лапшой и сладкий пудинг из лапши.

– Лапша на лапше, – пробормотал Сева недовольно.

За спиной Костя услышал голос:

– Малышок! Как живешь, корешок?

Миша! Это был Миша Полянчук, о котором Костя сегодня не раз вспоминал и которого очень хотел увидеть. Он широко улыбнулся другу из-за большой кружки с чаем. Миша присел рядом.

– Как устроился на квартире? – прежде всего осведомился он. – Тепло, чисто! Уговорил я одного парня поменяться с тобой местами в общежитии, да вот не удалось вместе пожить: уезжаю на Северный Полюс. Правду говорю. Так сборочный филиал завода называется. Десять километров отсюда, и все прямо, с поворотами. Буду работать бригадиром в молодежном цехе.

– А что на филиале собирают? – спросил Сева.

– Привет, знаменитый золотоискатель! – узнал его Миша и шепнул так громко, что все услышали: – Поменьше о нашем заводе расспрашивай, а то арестуют как шпиона. Мы уральскую кашу для Гитлера стряпаем, чтоб он подавился.

– Что болтаешь, хлопец! – строго остановил его Бабин. – Ты постарше ребят, вот и должен их правильному поведению учить, язык не распускать. Шуткой начнешь, правду ляпнешь, а шпиону пожива. Наш завод делает ширпотреб для широкого потребления. А что именно – ша!

– Гайки да балалайки, – вставил один из пареньков.

– Прощай, Малышок! – сказал порядком смущенный Миша. – Сейчас автобус на Полюс отправляется. Спешу… Когда-нибудь увидимся. Ты в каком цехе будешь?

– В механическом молодежном, в первой бригаде, – ответил Бабин.

– Значит, токарить научится?

– Пока новички в подсобных рабочих походят, – решил Бабин. – Девчат на это дело не поставишь…

По выражению Мишиного лица Костя понял, что его друг не очень обрадован таким решением. Подсобные? А что делают подсобные? Сева этого тоже не знал. Все выяснилось, когда мальчики, прибежав домой, повстречались у ворот с Катей и еще какой-то толстой девочкой в очках.

– Нас учениками токаря на завод приняли! – с радостью сообщила Катя. – Завтра получим станки в бригаде товарища Бабина. А ты тоже токарь, да?

– Подсобным буду, – пробормотал Костя.

– Ой, подсобники стружку из цеха вывозят, заготовки подносят! – всплеснула руками толстая девочка.

– Подсобники!… – протянула Катя. – Нечего было гогу-магогу разыгрывать! – И, вздернув голову, с обидным смехом ушла в дом.

– Глупо, тупо, неразвито! – крикнул ей вслед Сева, но когда мальчики переступили порог боковушки, он хмыкнул: – Дожил! Золото мыть умеет, а будет мусор из цеха выносить. Тебя это устраивает?

Да, Костю устроило это. Он был доволен, что его оставили на заводе.