Текст книги "Скрипач"

Автор книги: Инна Жарчинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)

Глава 12

Вот уж не думала, что придется посетить «Империю» еще раз! Но у одного из наших «призрачных» студентов приключился день рождения, и он вдруг решил отпраздновать его вместе со всей группой. Видимо, для того чтобы потом хоть что-то можно было вспомнить из своей студенческой жизни. Смешно, но никто даже толком не знал, как зовут именинника, настолько редко он появлялся в университете. Тем не менее все дружно согласились. И только меня мучили сомнения. Меньше всего мне хотелось встречаться с Ником на его территории, то есть там, где он, царь и бог, где нет никого, кого можно было бы поставить рядом с ним. Я и так уже слишком глубоко увязла в своих чувствах, чтобы испытывать себя на прочность еще раз.

Решив, что мне не стоит идти на это мероприятие, я немного успокоилась. Но по мере приближения часа «X» меня начали мучить сомнения. Проходя мимо зеркала, я с тоской отмечала, что выгляжу слишком уж бледно на фоне наших красавиц.

Мне казалось, что дьявол в это время наблюдал за мной и тихонечко посмеивался, зная заранее, что этот бой с собой я проиграю.

Не выдержав, я поставила перед собой зеркало и принялась краситься. Но проблема заключалась в том, что я никогда не была хорошим визажистом. У меня даже мелькнула мысль пригласить Галку, но, вспомнив ее боевую раскраску, я отказалась от этой мысли и в итоге накрасилась чуть больше, чем обычно, а это значит чуть больше, чем никак.

Уже у ресторана мне вновь захотелось развернуться и убежать, но меня уже заметил кое-кто из однокурсников, и отступать было поздно. Как говорил Юлий Цезарь: «Жребий брошен. Рубикон перейден. Мосты сожжены». От нехорошего предчувствия в душе все замерло и съежилось.

Когда мы расселись по своим местам, стало немного легче. Юра, а именно так звали именинника, поблагодарил всех, но с таким видом, словно рублем одарил. Мне он сразу не понравился – на редкость высокомерный тип. «Ничего, – подумала я, – скоро здесь появится тот, кто, милый мальчик, будет на тебя смотреть свысока. И будешь ты, Юрик, плясать под его скрипочку, как Петрушка на ярмарке».

Поймав себя на таком непривычном для себя чувстве, как злорадство, я осеклась, стало противно и стыдно, хотя я ничего плохого не сделала. Не сделала, но подумала. Что-то со мной не то происходит в последнее время, в душе поднимается такая муть, которой раньше там не было.

Девчонки с нетерпением ждали выхода скрипача. Еще бы, о нем, по-моему, уже все в городе знали, местная достопримечательность, иначе и не назовешь. «Кричали барышни «Ура!» и в воздух чепчики бросали».

И он появился! По залу пронесся тихий вздох, и все взгляды устремились на эстраду. Я заметила, что даже некоторые мужчины смотрят на скрипача с нездоровым вожделением. Всех завел этот стервец. Как у него это получается? Впрочем, чему я удивлялась, совсем забыла, кто он такой. Похоже, во всем зале только мне удавалось сохранять спокойствие, но это лишь до тех пор, пока он не заиграл свою чертову музыку.

– А ты почему не пьешь? – поинтересовался Юрик, подвигая ко мне бокал с шампанским. – Давай выпьем за знакомство. Кстати, как тебя зовут?

Настроение у меня потихонечку портилось и захотелось ему нахамить – надо же было хоть на ком-то сорвать свою злость, но, пусть и с трудом, мне все же удалось сдержаться.

– Я вообще не пью, – терпеливо объяснила я, – мне нельзя.

– Больная, что ли? – спросил Юрик, теряя интерес к моей скромной особе. – Так ведь шампанское, не водка же.

Идиот, можно подумать, что в шампанском нет алкоголя. Отвечать я не стала, чтобы он понял, что мне не очень-то хочется с ним общаться. Это называется: «Вы можете мне говорить все что угодно – я все равно вас не слышу».

Юрик все понял правильно и переключил свое внимание на Аллочку Гаеву – нашу общепризнанную красавицу. А я так и замерла с видом вдовствующей королевы, отпугивая потенциальных кавалеров.

Веселье было в самом разгаре, когда свет в зале почти потух, зато эстрада вдруг заполыхала огнем. Я даже испугалась, настолько естественными показались мне эти рыжие всполохи, и лишь спустя несколько минут до меня дошло, что огонь не настоящий, а лишь очень удачная имитация. А потом в этом бушующем пламени проступил его темный силуэт. В зале воцарилось молчание. Я смотрела на Ника, стоящего со скрипкой в кольце огня, и думала: «Как это страшно. Он как будто в аду находится. Впрочем, ад – это его привычная среда обитания, если верить тому, что он о себе говорит. А не верить ему у меня нет причин».

Взметнулся смычок – и скрипка издала душераздирающий стон, потом она закричала, словно от нестерпимой боли, и полилась музыка, страшная, почти безумная. У меня сердце сжалось. Почему-то показалось, что сейчас скрипка рассказывает историю о ведьме, сожженной на костре инквизиции.

Как и в прошлый раз, люди повскакивали со своих мест и принялись танцевать, никого и ничего вокруг себя не видя. И только я словно приросла к своему стулу. Мне было интересно, кто же в тот момент играл – дьявол или сам Ник. Я так и не научилась их различать.

Аллочка Гаева танцевала с Юриком, но при этом не сводила глаз с Ника. Я видела, как она облизывает языком верхнюю губу, как будто намекает на что-то непристойное. О, насчет непристойностей она обратилась по адресу! Знала бы она, на что способен этот ангелоподобный парень с дьявольскими глазами!

На этот раз танцевать мне не хотелось. Я не отрываясь смотрела на полыхающую эстраду и стоящего на ней человека, пытаясь разглядеть в нем что-то чуждое, отталкивающе, злое, что-то такое, что могло бы меня от него оттолкнуть раз и навсегда. Ничего не получалось. Наоборот, его узкое бледное лицо, отстраненный взгляд в никуда и эти удивительные магические знаки, которые вычерчивала рука со смычком, завораживали меня все сильнее и сильнее. Я тонула в его музыке, задыхалась, слезы наворачивались на глаза, и казалось, что еще миг – и я умру. Невыносимая, сладкая пытка…

А он действительно напоминал мне пришельца из иного мира. Скрипач смотрел в зал, на людей, и едва уловимая презрительная усмешка порой подрагивала на его губах. Он знал все и про всех, но всегда оставался в стороне, как будто его ничто не касалось. Он как будто находился за какой-то невидимой границей, куда никто из присутствующих не мог проникнуть. Дьявол беззвучно смеялся над людьми, покорно выполнявшими все, чего он от них хотел.

В какой-то момент мне стало страшно, захотелось покинуть зал и никогда больше туда не возвращаться. И тогда он увидел меня. Ослепительная белоснежная улыбка, которую можно увидеть только в рекламе зубной пасты, но только не у живого человека, озарила его лицо, и он весело подмигнул мне. Теперь сбегать было поздно. Второй раз это уже выглядело бы как минимум странно.

Когда музыка закончилась и все вернулись обратно за свои столики, рядом со мной уселись вспотевшие и раскрасневшиеся Юрик и Алла.

– Крутяк! – восторженно воскликнул именинник. – Этот парень умеет зажечь! Слушай, Ал, надо бы нам с ним познакомиться. Это круче любой наркоты.

Меня они как будто и не замечали, погруженные в новые ощущения и переживания. «Вот и славно, – подумала я, – хоть не будут приставать со своими дурацкими расспросами».

– Можно к вам? – услышала я над головой знакомый хрипловатый голос. – У меня сейчас небольшой перерыв. Есть предложение.

Ник наклонился к Юре и что-то шепнул тому на ухо. Лицо именинника сперва вытянулось от удивления, а потом он расплылся в довольной ухмылке и радостно закивал головой.

Мне стало любопытно, что же такое сказал Ник, но интересоваться я не стала. Если они не считают нужным посвящать меня в свои тайны, то пусть подавятся ими! Не очень-то мне нужно.

Юрик, в свою очередь, наклонился к Алле и, видимо, передал ей слова скрипача. А потом они все втроем встали и направились куда-то в сторону служебных помещений, куда посторонним вход воспрещен.

Тут уж мое любопытство взяло верх над здравым смыслом, и я, подождав пару минут, пошла следом за ними. Я прекрасно понимала, что меня могут выгнать в три шеи, но все же рискнула.

Вынырнув в длинном коридоре, я растерянно стала осматриваться по сторонам. Никого. Ряд кабинетов с одинаковыми темными дверями и табличками на них, но при этом ни одной живой души вокруг. «Где их теперь искать? – подумала я растерянно. – И надо ли это делать?»

Проклятое любопытство помешало мне вернуться обратно в зал. Я пошла вдоль коридора, прислушиваясь к каждому звуку. Иногда я толкала то одну дверь, то другую, но все они были закрыты, что меня нисколько не удивило.

На одной из дверей таблички не было, и к тому же она была открыта. Когда я ее толкнула, то передо мной предстала странная картина, смысл которой до меня дошел чуть позже. Впечатление было такое, что трое взрослых людей напились до такой степени, что разделись и принялись танцевать летку-енку или играть в паровозики… Черт! Они не танцевали и не играли. Когда до меня дошло, что происходит, меня чуть не стошнило. Какая мерзость! Устроили групповуху, придурки! Я почувствовала себя белорусским партизаном – мне захотелось взорвать этот чертов «паровозик», пустить его под откос.

Они увидели меня, но смутился лишь именинник, да и то лишь на минуту. А потом, он махнул мне рукой, приглашая присоединиться к их забавам. Извращенцы придурковатые! Кажется, Юрик получил в свой день рождения подарок, о котором мог лишь мечтать – его «поздравили» одновременно и мужчина, и женщина! Ясное дело, с такими тараканами в голове о какой учебе может идти речь? Понятно, почему его не увидишь в универе – не до того парню.

Но Ник, Ник… Этого я от него никак не ожидала. И пусть он трижды дьявол, но должны же быть хоть какие-то границы…

Я с силой захлопнула дверь и побежала по коридору. Щеки мои пылали. В голове билась только одна мысль – домой, срочно домой. Закрыть дверь и никого не пускать. Но, войдя в зал, я немного успокоилась. Я поняла, что если уйду сразу, то эти трое все поймут. Веселить скрипача своим неадекватным поведением мне не хотелось, и поэтому я решила немного переждать и, когда начнется следующий номер Ника, тихонечко покинуть «Империю». Тогда мой уход не будет так заметен.

От злости я не знала, что делать. «Ничего, – злорадно подумала я, – завтра, когда хмель уйдет, этот Юрик вспомнит все, что было. Ни за что не поверю, что тогда ему будет все равно! Бойтесь своих желаний, они могут сбыться». Я чувствовала себя так, как будто меня изваляли в грязи, хотелось срочно помыться и никогда не прикасаться ни к одному из участников этого мерзкого процесса. Машинально я взяла рюмку водки и выпила, надеясь, что это поможет мне успокоиться. Зря я это сделала, но жалеть о содеянном было уже поздно.

Вернулись Алка и Юрик. Я удивилась, что они после всего, что я видела, ведут себя так, словно ничего не случилось. Да я бы от стыда сквозь землю провалилась, а им хоть бы хны!

– Зря ты к нам не присоединилась, – ухмыляясь, сказал Юрик и по-хозяйски положил мне руку на плечо.

Я резко отшатнулась и процедила сквозь зубы:

– Задница не болит?

На его лицо набежала тень.

– Если расскажешь кому-нибудь – придушу, – пообещал он зло.

– Я-то не скажу, – успокоила я его, – но ты сам этого не забудешь.

– Заткнись, дура! – он начинал трезветь, а я пьянеть. Выпитая рюмка водки делала свое черное дело. Я поняла, что мне надо срочно уходить, пока меня окончательно не развезло.

Не знаю, чем бы вся эта перепалка закончилась, если бы не появился Ник. Заиграла музыка, и всем стало не до меня. Люди бросились танцевать, забыв про все остальное. Иначе как безумием я это назвать не смогла бы. Вспомнилась история Ника о танцующих мертвецах. Я наблюдала за людьми и удивлялась тому, насколько у них у всех неприятные, порочные лица, не люди, а какие-то монстры.

Зал качался, как палуба корабля, перед глазами все плыло. «Пора уходить», – решила я и попыталась подняться. Ноги держали мое пьяное, непослушное тело с большим трудом. Да и мозг уже отказывался работать в привычном режиме. Я вспомнила «паровозик», и теперь он не вызвал у меня того шока, что вначале, даже смешно стало. С ума сойти, как людям может такое нравиться?!

Я не заметила, когда в зал ворвались эти люди в масках. Стояла и держалась за край стола, чтобы не упасть, сосредоточив все свое внимание на ногах, которые вдруг объявили забастовку. После первых же выстрелов я уселась на стул и поняла, что лучше остаться на месте. Жизнь мне пока не надоела. Ноги, наверное, были благодарны мне за то, что избавила их от этой непосильной задачи – нести куда-то мое невменяемое тело.

Раздались первые стоны, кто-то упал на пол, остальные заметались по залу в поисках укрытия. Визг, крики, выстрелы. Одним словом, сумасшедший дом. Но мне совершенно не было страшно, не зря же говорят, что пьяному море по колено. Я уже была в той кондиции, когда оно по щиколотку. Сидела и молча наблюдала за происходящим, как будто смотрела боевик по телевизору. Вскоре я смогла заметить, что убить пытаются именно Ника, вот только ничего у них не получалось. Каждый раз между стрелявшим и скрипачом в нужный момент возникал другой человек и получал ту порцию свинца, которая предназначалась музыканту.

А он как будто и не замечал всего происходящего и продолжал играть. Вот только музыка изменилась, она стала медленной и вязкой, как смола. Движения людей тоже замедлились, они вязли в этой неспешной, тягучей мелодии.

– Засранец, – прошептала я равнодушно, – редкая сволочь.

Страха за свою жизнь у меня не было. Одурманенный алкоголем мозг хотел только одного – чтобы Алку, Юрика и самого скрипача пристрелили на месте. Я даже позволила себе посмотреть на стрелявших с некоторой симпатией, несмотря на то, что они уже успели убить и ранить несколько человек. Жаль только, что среди пострадавших не было тех, кому я в тот момент желала смерти.

Одна из пуль срикошетила и впилась мне в плечо. «Как же предусмотрительно я приняла наркоз», – подумала я и засмеялась, глядя на расползающееся красное пятно на голубом шелке. Боли я не почувствовала, зато с удовольствием заметила, как дернулся Ник, увидев мою окровавленную блузку. «Пусть мне будет плохо, лишь бы ему не было хорошо», – приблизительно таким был ход моих мыслей в тот момент.

Нападавшие исчезли так же внезапно, как и появились. Я даже не успела заметить, когда и куда они делись. Раненые стонали, мертвые деликатно молчали, тихо лежа на полу в живописных позах и не мешая живым приводить себя в порядок и звонить в «скорую» и в милицию. Мертвым было уже на все плевать. Все закончилось.

Потом я лишь на минутку положила голову на стол и тут же заснула. Я редко пью спиртное, можно сказать, что я его вообще не употребляю, это был всего третий случай за всю мою жизнь. Но каждый раз со мной случалось одно и то же – в самый неподходящий момент я засыпала, чтобы, проснувшись, ощутить, насколько паршиво жить на белом свете.

Не знаю, сколько прошло времени, но проснулась я от того, что кто-то настойчиво теребил меня за плечо, за больное плечо, между прочим. Теперь уже боль не церемонилась, она заявила о себе в полный голос. Я застонала и открыла глаза, чтобы тут же их закрыть, потому что надо мной склонился Ник, чтоб он сгорел!

– Убери свои щупальца, педик, – возмутилась я. – Иди вон Юрика щупай, а от меня отстань, грязное животное.

– Маша, вставай, пора домой, если не хочешь нажить неприятности.

– Самая моя большая неприятность, – почему-то шепотом ответила я, – это ты. Отстань от меня, иначе я сейчас заору.

– Послушай, – увещевал меня скрипач, – давай ты поорешь дома. Сейчас сюда приедет милиция. Ты же не хочешь, чтобы твои родители узнали, что ты здесь была?

Напоминание о родителях меня немного отрезвило. Я поднялась и, шатаясь, направилась к выходу. Ник заботливо придерживал меня за талию, чтобы я не рухнула по дороге. Он даже хотел подхватить меня на руки, но я зашипела, как змея:

– Я сказала – убери от меня свои руки, сволочь! Видеть тебя не могу! Меня от тебя тошнит.

– Это не от меня, это от водки, – смеясь, сказал он и повел меня к выходу. – Зачем ты вообще пила, тебе же нельзя?

– Вот у тебя не спросила, что мне можно, а чего нельзя, – продолжала я злиться. – Алку учи и Юрика, а от меня отстань раз и навсегда. И чего тебя не пристрелили?

– Как-нибудь в следующий раз, – насмешливо пообещал он, – если ты захочешь. А сейчас домой. Как плечо?

– Не твое дело. И вообще, заткнись – не хочу тебя слышать!

На улице было холодно и сыро. Хмель стал испаряться, но очень медленно. Еще весь ужас того, что произошло в «Империи», до меня не дошел, но безразличие и холодная злость уже уступили место страху и тоске. Зря я сюда пошла, ведь не хотела же.

Аккуратно, чтобы не задеть раненое плечо, он уложил меня на заднее сидение такси и назвал водителю адрес. Бросив на меня в зеркало короткий взгляд, шофер спросил:

– Что, набралась, подруга?

– Тамбовский волк тебе подруга, – огрызнулась я.

В подъезде передо мной возникло новое препятствие. Меня швыряло от стены к перилам и обратно.

Несколько раз я попадала мимо ступеньки, и, если бы не Ник, то я бы и костей не собрала.

Когда моему скрипачу это представление надоело, он перекинул меня через плечо и понес наверх под мои возмущенные вопли. Вися, словно полотенце на крючке, на его плече, я не переставала костерить его на чем свет стоит.

– Извращенец чертов. Гнусномордая тварючесть. Мерзопакостная мерзогнусность. Педрила-мученик…

Скрипач терпеливо выслушивал мои лингвистические изыски и лишь иногда довольно хмыкал, когда я выдавала что-то совершенно невменяемое. Я его веселила. Но, когда меня начинало слишком уж заносить, он легонечко хлопал меня по заднице, чтобы я успокоилась, чем вызывал у меня новый всплеск невообразимой ругани.

Уже у себя дома он под мои возмущенные вопли снял с меня блузку и внимательно осмотрел рану. Потом сходил на кухню и принес нож, пузырек с бесцветной жидкостью и аптечку. Несмотря на то что я была пьяна, до меня все-таки дошло, что готовится операция. Взвизгнув, я как ошпаренная отшатнулась от него и попыталась прорваться в коридор. Врезалась головой в косяк и с тихим стоном осела на пол.

– Не надо, – жалобно взмолилась я, – мне больно. Я лучше завтра в поликлинику схожу, там наркоз сделают…

Накалив нож над газовой конфоркой, он принялся выковыривать из моего плеча застрявшую там пулю. Я повизгивала, как голодный щенок, но больше орать не решалась, чтобы не разозлить человека с ножом в руке – вдруг он разозлится и перережет мне горло. А что, от него можно ждать любой подлости.

Но когда, после того как пуля была извлечена, он собрался зашивать рану, я запротестовала более активно.

– Нет, не хочу. Я не тряпочка, чтобы меня по живому шить. Я буду кусаться и царапаться, я вообще тебе сейчас горло перегрызу, если ты не уберешь от меня свои руки. Без наркоза я не согласна на это зверство.

Тогда он плеснул в стакан бесцветной жидкости из пузырька и протянул мне.

– На, выпей, – приказал таким тоном, что ослушаться я не решилась, лишь спросила:

– Это яд?

– Ага, – с улыбкой согласился он, – стрихнин. Успокойся, это наркоз, но для тебя это действительно яд.

Я зажмурилась и выпила.

Мама родная!

Мне показалось, что я влила в себя расплавленный свинец! Дыхание перехватило, все внутренности обожгло, словно утюгом. Я даже заорать не могла.

– Ч-что эт-то? – заикаясь, спросила я.

– Всего лишь спирт, – спокойно ответил он.

А потом я уже совершенно ничего не помнила.

Проснулась среди ночи и долго не могла понять, где я и что со мной произошло. Голова болела так, что я лишний раз боялась ее повернуть. Все тело было покрыто холодным липким потом, и так хотелось пить, как будто я накануне, как те несчастные мышки, весь вечер грызла кактус, причем запивала его исключительно помоями. Болело все тело, каждая мышца, каждая клетка, мне казалось, что болело даже одеяло, которым я была укрыта. Из груди у меня вырвался глухой стон.

– Что, проснулась? – услышала я участливый голос. – Худо тебе?

– Я умираю, – вырвалось у меня едва слышное признание. – Убей меня, чтобы не мучилась. Что со мной такое происходит?

– Ничего страшного, это всего лишь похмелье, но похмелье жесткое. С твоей непереносимостью алкоголя тебе лучше бы даже не нюхать спиртное.

– А я и не нюхала, – заплакала я от жалости к себе, – сама не пойму, зачем я это сделала. Мне так плохо…

– Это пройдет, – успокоил меня он.

Тут я обнаружила, что лежу почти голая, в одном только нижнем белье. И сразу же в голове возникли нехорошие подозрения. А как же, ведь я у него дома, совершенно невменяемая – делай со мной все, что захочешь…

– Что ты со мной сделал? – спросила я, холодея от ужаса.

– Ничего особенного, – ответил скрипач, смеясь, – всю ночь тебе тазики носил, даже устал немного. Вот сижу и жду, когда тебя опять потянет блевать. Ну, ты, конечно, сильна, мать!

– Тазики? – удивленно переспросила я. – И это все?

– А чего бы ты еще хотела? – он поднес мне стакан холодной воды, в котором медленно растворялась белая шипящая таблетка.

– Н-ничего, – икнув, произнесла я, все еще не веря в такое счастье. – И ты меня не тронул? Совсем не тронул?

Он нежно поглаживал меня по перевязанному плечу, успокаивая.

– Маша, хоть ты и называла меня извращенцем, но, поверь на слово, я никогда не воспользуюсь беззащитным состоянием женщины. Это не интересно. Поверь, когда-нибудь ты сама меня об этом попросишь…

– Об этом даже не мечтай!

– Я не мечтаю, я знаю, – уверенно заявил он. – Да уж, если бы все желания людей сбывались, то на Земле наступил бы настоящий ад.

– Это точно, – согласилась я, вспомнив, как желала ему смерти. – Как-то читала у Шефнера такой стих: «Взгрустнув о молодости ранней, на склоне лет рванешься ты из ада сбывшихся желаний в рай неисполненной мечты». Как верно замечено!

– Ну, – успокоил меня он, – твоя ранняя молодость только началась.