Текст книги "Искушение (СИ)"
Автор книги: Инна Комарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Комната погрузилась во мрак, колдунья летала с развевающимися волосами, размахивала руками с растопыренными пальцами, её глаза метали искры, изо рта языки пламени обжигали всё, что встречалось на лету. Она нечеловеческим голосом вопила на весь мир. За ней передвигались предметы, и с каждым новым витком из всех щелей пробивалась скользкая, лоснящаяся, ползучая отвратительная нечисть с гулом, свистом и треском.
– Мы тут, госпожа наша, говори, что нужно? – разнеслось эхом. Дымок тонкой струйкой просачивался сквозь щель в полу, пока не образовался горящий шар.
– Расправиться с неугодной.
– Провозгласи заклятье, мы всё выполним, – дышало в затылок ей и прожигало всё живое огненное светило.
– Я ненавижу тебя, гордячка, и жестоко накажу, – негодовала и глумилась волчица. – Ты ещё пожалеешь, что так бессовестно и бесцеремонно обошлась с моим братцем. Ты обманула его ожидания. Не прощу тебя. Не успеешь опомниться, как заклятье обретёт силу и вонзит острое копьё в твою судьбу. Тебе не выпутаться и не избежать наказания. Я так решила. Ты и весь твой род падёте в расцвете лет, и никто не узнает истинной причины.
Я позабочусь, чтобы у всех оставшихся в живых отшибло память. Не ищи помощников – никто не придёт спасать. Твой первенец покинет тебя, едва родившись. Человек, который сведёт весь твой род в могилу, будет связан с преступным миром. Из страха, что его настигнет та же кара, что и подельника, он своими собственными руками уничтожит твоего благоверного, тебя и детей. Жди!!! Заклятье моё – кара тебе за то, что пренебрегла моим братцем. Так сгинь же раз и навсегда! Да будет так, как я хочу, и мне в этом поможет ад, – завершила свой рассказ крёстная потухшим голосом.
Я горько плакала.
– Наталья Серафимовна, как вы узнали об этом? Ужас, страшно-то как!
– Родители волчицы покаялись, они приезжали ко мне после убийства Андрея Гавриловича. В тот страшный день, когда их дочь проводила магический ритуал, они были дома и всё слышали, но побоялись войти. Опять же из-за страха не предупредили твою матушку и её родителей. Вот так. Теперь и ты это знаешь. -
Я дослушала печальную исповедь. Сердцем чувствовала, как нелегко крёстной возвращаться к тем событиям.
– Боже мой, бедная моя матушка. Какое несчастье свалилось на наш род… – безутешно плакала я. – За что?!
– Не могу знать. А когда родился у Наденьки первенец Радомир – крепыш, чудный здоровенький малыш, – сколько светлой радости пришло в дом! Но, как повелела волчица, сгорел бедненький, не успев на ножки подняться. Захворал, твоя матушка с няней не отходили от него с неделю, и вроде как наметилось улучшение. Решили прилечь и отдохнуть немного. От усталости Надюшу сморил сон, и видит она, будто над колыбелью старуха колдует. Матушка спрашивает у неё:
– Что вы здесь делаете, бабушка?
– Не видишь, сына у тебя забираю.
– Зачем? Не надо. Он мой первенец.
– Знаю, что не надо, а велено. Колдунья весь ад на уши поставила… Ох, утомилась я.
– Вы бы шли домой, бабушка.
– Уйду я, да не одна. Сыночка твоего заберу. Не плачь – не поможет.
Надюша пробудилась, в страхе подбежала к колыбели, а малыш не дышит. Долго после похорон горевала твоя матушка. Сколько горя ей выпало, несчастной. – Наталья Серафимовна поднесла платок к глазам, промокнула слёзы.
– Какая страшная судьба… – Я сидела, как заколдованная, сердцем ощущая всю горечь потери.
– Да, моя девочка, перед тобой открылась истина – твои родители ушли из жизни не своей смертью. Антонина погибла случайно. Убийца твоих родных очень торопился осуществить план, но не нашёл нужным увести сестрицу твою под любым предлогом. Со злом не поспоришь, судьбами Надюши и Андрея Гавриловича руководили силы из потустороннего мира. Они затмили благословение Господне. Хуже этого нет. А ведь мог убийца спасти сестрицу твою – не захотел. Таков злодей. Тебе решать, что делать дальше. Господь сохранил тебе жизнь неспроста. Это подарок! Но знай, не так просто разрубить узел, завязанный накрепко много лет тому назад. Ты как приехала, я по твоему виду сразу почувствовала, что страшная кара свершилась – заклятье змеюкой выползло наружу и сделало своё грязное дело.
– Крёстная, скажите, где захоронены родители матушки? У всех спрашивала, ни один человек толком не мог ответить.
– Нам неведомо, где покоятся их тела. Сколько ни искали, найти не смогли. Знаешь, моя девочка, об этом думать страшно, а говорить и подавно. Я полагаю, злодеям повезло, кто-то помог им. Видишь, сколько вопросов повисло в воздухе. А ответов нет. Не поверишь, сам государь был разгневан, а почему? Кузен Андрея Гавриловича обращался к нему за помощью, но следствие не сдвинулось с мёртвой точки, преступнику удалось замести следы.
– Что же это такое? Кто-то умышленно уничтожает нашу семью, а убийцы живут себе припеваючи, безнаказанно вершат суд над невинными? Нет, я это так не оставлю. Буду искать, пока не найду виновников и не приговорю собственными руками.
– Ты мне брось эту затею. Забыла, кто ты и чья дочь? Не пачкай душу. Господь всё видит, Он поможет. Я верую. Милая моя, не представляю, как ты собираешься бороться со злом в одиночку? Правосудие оказалось бессильно. Помолюсь за тебя, пусть Бог ниспошлёт тебе благословение своё.
– Спасибо, крёстная.
Это грустная история
– Наталья Серафимовна, крёстная дорогая, скажите, вы любили когда-нибудь? – спросила я между делом.
Настоятельница вскинула на меня отстранённый взгляд. Он повторял её мысли: «Что вдруг ты спрашиваешь об этом?»
Я почувствовала, что невольно прикоснулась к запретной теме.
– Простите меня, бога ради, сморозила глупость.
– Это не глупость. В любви, моя дорогая, кроется весь смысл нашей жизни. К сожалению, не всем суждено быть счастливыми и познать радость бытия. Ты вольна спрашивать, чтобы избежать западни и предательства. Кроме меня никого не осталось, кто подскажет?
– Простите меня, пожалуйста. – В глубине души я корила себя, мне не нужно было задавать этот вопрос. Один красноречивый факт говорил о многом – крёстная сознательно выбрала затворничество. Почему я не догадалась сама? Это должно было натолкнуть меня на мысль, что не всё благополучно сложилось в её жизни.
Я подошла к крёстной, обняла её, как маленькая, и тихо сказала:
– Наталья Серафимовна, голубушка, простите меня. Вы дружили с матушкой, я помню вас с детских лет. Крёстная, вы у меня одна остались, не считая Василька. Не надо бередить раны. – Я заплакала. – Если это вам неприятно, то и мне знать не надобно. «Дурёха, зачем спросила?» – сердилась на себя.
– Девочка моя, ну что ты, в самом деле. Мы ведь родные. Ничего не случилось. Всё позади и забыто, иногда всплывает в памяти туманной дымкой и покидает, словно никогда ничего и не было.
– Вот и вы загрустили.
– Не вижу причин для веселья. Поверь мне, чтобы в одночасье покинуть всё-всё, что твоему сердцу дорого, то, без чего ты жить не можешь, задыхаешься, но отказываешь себе, нужны очень веские причины. Присядем и поговорим. Так будет правильнее и лучше для тебя. Ты спросила, любила ли я? Сомнения твои вполне оправданы, отвечу как есть – очень любила.
– Мужчину? – я задала глупый вопрос и осеклась.
– Своего мужа.
– Да? Простите, почему тогда вы здесь?
– Милая моя, это длинная и очень грустная история.
Разбитая судьба
– Замуж я вышла рано и по большой любви. Жили мы очень хорошо, дружно, мирно, ладили, прекрасно понимали друг друга. Первенца потеряла по собственной оплошности.
– Как же так?
– Мы ездили навещать родственников мужа в Тверскую губернию. Слуг с собой не взяли. В пути никого не удалось нанять, как назло. Хотела помочь мужу, подняла саквояж, и тотчас почувствовала, что надорвалась – невыносимые боли не заставили себя долго ждать. Спасибо добрым людям – случайным попутчикам. Уложили меня на телегу и отвезли в ближайшую лечебницу – лекари кровотечение остановили, ребёночка не спасли.
– Ой, как жалко.
– Так Господу было угодно. С ребёночком в монастырь бы не ушла. А так – вольный ветер.
– Выходит, вы не жалеете?
– На тот момент некогда было думать о жалости, вынуждена была принимать срочные меры. Иначе не могла. Сейчас точно не жалею. Пусть к Богу тернист. Стало быть, мне свыше был предписан такой путь и плакать не о чем.
– А в чём провинился ваш супруг? Ведь это он ошибся?
– Мужчины – как дети малые. Чуть отпустишь поводок, не присмотришь – спотыкаются и тонут. А я в няньки не нанималась. Молоденькой выходила за него замуж. Думала, будет глава семьи – опора и защита. А он…
Наталья Серафимовна посмотрела в окно и не вернулась ко мне. Унеслась в свою молодость, я не стала ей мешать, сидела тихонечко, дожидаясь возвращения.
– Стала замечать, что с ним что-то неладное. Попробовала расспросить, а он под любым предлогом уходил от разговора. Искала зацепку, чтобы докопаться до истины, но не находила. Как сейчас помню, мы вечером всей семьёй пили чай, беседовали. Муж вдруг вышел из-за стола и направился на балкон. Сидели мы на втором этаже нашего старинного имения. Я пошла за ним и сказала:
– Серж, если ты болен, скажи – я помогу.
– Не могу разобраться. То ли видения. То ли явь.
– Сны, что ли, тебя замучили?
– Не знаю, Наташа. Не нахожу ответа.
– Пройдёт, это бывает. Что-то повлияло на тебя, сильно подействовало, ты думаешь об этом, вот и не отпускает.
– И такое возможно.
– Время всё расставит по своим местам, – подбодряла я мужа. Он молчал и о чём-то беспрерывно думал. Я видела, что-то беспокоит его, но не знала, с какой стороны подобраться, чтобы помочь.
Той же ночью мне приснился невероятный сон. Знаешь, какие-то неземные существа проявились и так противно посмеивались надо мной. Одно подползло, страшно вспоминать! – самая настоящая нечистая сила – и говорит так противно, растягивая слова и манерничая:
– Хочешь узнать, где бывает твой муженёк и кто вместо тебя его ласкает?
– Что?! – отпрянула я назад от нечисти.
– То самое. А как ты думала, одна ты в его мыслях? – и так противно залилась смехом, что мне нехорошо стало.
– Боишься? – гримасничала она.
– Кого бояться? Не тебя ли?
– Может, и меня. Но в данном случае речь не обо мне. Соперницы послаще. Хочешь сама всё увидеть своими глазами и убедиться, ступай за мной. – Ползучая стала передвигаться вперёд, поглядывая назад, иду ли я. Не знаю, по инерции, или кто толкал меня в спину, отправилась вслед за нечистью.
Вскоре мы добрались до подземелья, пробирались почти что в темноте. Тонкий лучик пронырнул через маленькое оконце, и я пришла в тихий ужас. Над головой кружили летучие мыши, которые так и норовили вцепиться в волосы. Они испускали противные гортанные звуки. Дикие возгласы, крики по углам, перекличка странных животных, рыдания людей. Я судорожно передвигалась, тряслась от страха, вопли доносились из каждого закутка. Под ногами шевелились непонятные и незнакомые существа. Спотыкаясь, чуть не падая, шла за нечистой силой. Когда же мы достигли нужного места в подземелье, передо мной выросла огромная железная дверь. Настоящая громадина. Между липкими и чешуйчатыми пальцами проводница искала на связке с сотней ключей самый подходящий.
– Фу, нашла, – выдохнула она, и изо рта потянулась струйка дыма. Нечисть сняла засов, длинным ключом открыла один замок, несколько раз проворачивая. Потом поменяла на другой ключ и открыла нижний замок под засовом. Потянула на себя дверь, та с писклявым скрипом поддалась ей с десятого раза.
– Наконец-то! Сколько можно им говорить смазать дверь рыбьим жиром? У нас его хоть отбавляй.
Мы вошли внутрь. Меня потянуло на рвоту от невыносимых запахов. Паутина заслоняла взор, ни зги не видать. С трудом, путаясь в волокнах и нитях, продиралась куда-то за нечистью. Я понимала, что она ведёт меня целенаправленно. Когда пришли на место, нечистая сила остановилась и сказала:
– Здесь обычно шабаш ведьм. Знаешь, что это такое?
Я покачала головой. Опустила глаза и увидела очерченный круг на земле, по форме манежа в цирке, а на земле золу.
«Костёр разжигали», – подумалось мне.
И вдруг, о боже, мой взгляд приковало кольцо, которое, по всей вероятности, слетело с пальца и нынче утопало в золе. Я нагнулась, присела на корточки и прочитала надпись на его внутренней стороне: «С днём нашей свадьбы, мой любимый!»
Сердце дрогнуло, мне стало плохо, судорогой сковало тело, и ком подкатил к горлу. Я узнала обручальное колечко своего мужа – он был здесь. Значит, мои догадки и предчувствия, которые гнала от себя, не напрасны. Боже праведный…
«Пришёл конец моим грёзам». – Я отошла, прислонилась к стене, чтобы не упасть. Больше мне здесь делать нечего. Доказательство молотком стучало в висках: «Предатель!»
Не помню, как возвращалась оттуда, на этом сон прервался. Мне не потребовалось времени на размышления. На следующий день, никому ничего не говоря, собрала кое-какие вещички и уехала. Недалеко от нашей губернии находился женский монастырь, мы ездили туда на праздники. Вот туда и поехала. Мужу оставила записку, всего два слова:
«Ты свободен», – и рядом положила своё обручальное кольцо с идентичной надписью с внутренней стороны. Перед свадьбой ювелир по нашей просьбе выгравировал эти слова на кольцах.
А когда настоятельница нашего монастыря ушла в мир иной, меня попросили занять её место. Так я оказалась здесь.
– Мужа своего больше не видели?
– Нет и не надо.
Авторская ремарка
Прошло время, агент тайной канцелярии, расследуя преступление, нашёл мужа Натальи Серафимовны и задал ему вопрос в лоб:
– Вы, любезный, часом не были знакомы с женщиной, которая наслала заклятье на княгиню Ларскую Надежду Тимофеевну?
Безвольный собеседник смутился, покраснел, потупил взор и промямлил что-то невнятное, уходя от ответа.
– Вы не ответили на мой вопрос, – строгим голосом напомнил Семён Платонович.
– К несчастью, был. Её звали Агафья.
– Так что же тогда произошло? Поясните.
– Она разрушила мою жизнь. Водила смотреть шабаш ведьм, вы знаете, что это такое? Всё низменное подчиняет себе твоё сознание, ты становишься безвольным животным, тряпкой, игрушкой в их руках. Когда совсем ослабел, принудила участвовать и заворожила. Потерял я себя, а вскоре и семью, – понурив голову, рассказывал Дубинин. – Долго болел, не мог отделаться от колдуньи, которую все в округе называли голодной волчицей. Супруга приходила во сне, успокаивала, наставляла, советовала, так она меня вылечила. Но смелости не хватило покаяться перед ней и выпросить прощение. Безвольное существо, за то жестко наказан, и поделом мне. Наталья рядом с Богом, моё место – в аду.
Прощание с детством
Я вернулась домой. Не откладывая в долгий ящик, перебирая вещи, стала укладывать поклажу.
– Поеду к Васильку. А там как Бог даст… – приняла я решение.
Каждая вещичка напоминала мне какие-то события. К ним родители готовились загодя, отбирали подарки так, чтобы они остались в памяти навсегда. Матушка выжидала, когда я усну, тихонечко пробиралась к моей постели и укладывала сюрприз рядом со мной. Вспомнилось, и так сердечко сжалось. Присела на мгновение, обвела взглядом свою комнату.
«Господи, здесь я была такой счастливой. Мой любимый дом – детская обитель, колыбель моя. В этом доме я появилась на свет, няня рассказывала, что роды у матушки были тяжёлыми, но, слава Богу, обошлось – она справилась. Здесь я училась ходить, поминутно падая и горько плача. Именно в этом доме я произнесла своё первое “ма-ма-ма “. Тут забавы перекликались с шалостями, проказами, баловством. В этом доме меня окружали необыкновенные люди, для которых благополучие самых близких считалось делом первостепенным. Я это усвоила с той самой поры, как научилась понимать всё, что происходило на моих глазах. И даже то, что пряталось за стеной родительской спальни. По воскресеньям мы с матушкой и сестрицей ходили на службу. А вот до литургии я ранёхонько забиралась к матушке под бочок, она обнимала меня, и мы секретничали. Там или в редкие часы досуга на прогулках матушка с отцом обсуждали самые насущные вопросы. Но мне каким-то странным образом передавался трепет их отношений и желание превратить жизнь детей в праздник. В этом доме никто и никогда не повышал голос, даже слуги старались соответствовать матушке и отцу. Мир и божья благодать царили в нём. Здесь я многому научилась».
Вдали послышалось пение, то крестьянки, пропалывая землю, затянули хороводную:
«Миленький, ты мой,
Возьми меня с собой,
Там, в краю далёком,
Буду тебе женой…»
Няня не любила эту песню. Говорила, что она очень грустная, напоминала ей юность.
Вспомнилось, как с соседскими мальчишками бегали в рощу мимо крестьянских домов и собирали чёрную, крупную, мясистую шелковицу. Ягоды – загляденье, с пупырышками, сочные и необыкновенно сладкие. Объедалась ею. Перемазанная от ушей до кончиков пальцев, я возвращалась домой. Няня сердилась и брюзжала долго, заставляла мыться. А я не любила. Агаша ставила на закрытой веранде корытце и поливала меня, приговаривая:
– Вот, так на человека станете похожи. А то – замарашка. Укутывала меня в простыню и несла в дом.
– Быстро переодеваться! Барышне не пристало вести себя, как крестьянским детям. Что скажет ваш батюшка, когда вернётся?
А я хихикала в ответ, мне было весело. Шелковица такая спелая, сладкая, сочная, необыкновенно вкусная, её сок на губах тонкой плёнкой подсыхал, я поминутно облизывалась. Какое непередаваемое послевкусие оставалось и услаждало душу! Настроение было превосходное. После этого обедать не хотелось. А няня бурчала:
– Гляньте-ка, что делает – не ест, возит вилкой по тарелке, размазывает, слыханное ли дело, нехорошо это, барышня.
«Господи, здесь я была такой счастливой. Какое чудное и незабываемое время осталось за плечами. Будет ли в моей жизни когда-нибудь что-нибудь подобное?» – Печаль заполонила душу и грузом сдавила, не было спасения от неё.
Я укладывала вещи, а мысли непрерывным потоком пробивали голову, барабаня, как дождь по крыше: «Мне предстоит научиться жить иначе. Привыкнуть к факту, что никогда больше я не услышу, как отец под настроение задушевно читает стихи матушке, а она ему в ответ подплывает лебёдушкой к роялю и исполняет один из любимых своих романсов. Мне предстоит ко многому привыкнуть. И всё же я верю, что придёт день и час, вновь вернусь в свою детскую обитель, где и поныне живёт дух нашей большой семьи. И даже если мне суждено весь век провести в одиночестве, хотела бы скоротать его в нашем имении». – Мой взгляд перескочил на другую полку шифоньера и натолкнулся на куколку.
«Батюшки, моя Танюша, старушечка из папье-маше. Не может быть. Сколько раз я беспощадно выдёргивала ей руки, изучая, откуда они растут, и следом начинала громко плакать, сопереживая куколке. Плотник Степан вставлял руки на место, приговаривая:
– Барышня, вы сделали своей подружке очень больно.
Отец, услыхав его слова, подхватывал и хвалил:
– Молодец, Степан, правду говоришь. Ниночка, учись дарить радость, боль и без тебя найдётся, кому причинить».
Я подошла к полке с книгами.
«Мои любимые сказки, матушка на ночь мне их читала. А вот эту книгу, – достала толстый потрёпанный том, – я прочитала тайком от родимой. В ней герой так сладко целовал героиню, что я краснела от макушки и до пяточек. А ещё…» – Я что-то вспомнила, но няня прервала моё уединение.
– Барышня, вы собираетесь в дорогу?
– Да, Агаша.
– Надолго покидаете нас?
– Не знаю. Погощу у Софьи Гавриловны. С Васильком наметили заняться поиском человека, из-за которого отец погиб.
– Что вы надумали? – переполошилась няня. – Выбросите из головы, не то не пущу.
– Будет тебе, Агаша. Я еще здесь. И там не одна буду, с Васильком.
– Знаю вас, и братца вашего знаю. Оба горячие. Чего доброго, задумаете ерунду этакую, а мне бессонные ночи коротать.
– Уговорила. Успокойся, Агаша. Погощу и вернусь, – слукавила я.
– Так-то лучше, барышня, Нина Андреевна. А что, крёстная не предлагала остаться в монастыре пожить немного? Она-то не позволила бы вам дурью этакой маяться.
– Нет. Сказала, что моё место в миру, в привычной обстановке.
– Правильно рассудила. Умная она у вас.
Няня приложила руку к губам и задумалась. Её лицо помрачнело.
– Боялась, останетесь там навсегда. Что я без вас делать буду? Пропаду от тоски.
– Видишь, вернулась живая и невредимая. Брось причитать понапрасну. Ну что ты пригорюнилась? – Я обняла Агашу.
– Побаиваюсь я затворнической жизни. Люди сказывали, что послушницы от тоски руки на себя накладывали. Топились, русалками становились или превращались в фей и жили в чащах лесных, зазывая юнцов. Завлекали их, и они оттуда не возвращались, – почти шёпотом договорила няня, будто открывала мне большой секрет.
– О Господи! Это ж кто такое сказывал? Ерунду говорят, и не стыдно тебе за ними повторять, выдумки всё это.
– Невестка – жена брата из деревни приезжала, она и сказывала.
– Неправду говорит твоя родственница. Выдумки всё это, – повысила я голос. – Наталья Серафимовна настоятельницей в том монастыре служит, ничего такого не рассказывала. Она бы точно знала.
– Барышня, вы не забывайте свой дом, возвращайтесь. Не то помру без вас с горя. Вашу матушку, царствие небесное, очень любила, поныне не сплю ночами, всё видится, что она здесь.
– Не пугай меня, Агаша. Ну что ты рыдаешь, никак хоронишь меня?
– Типун вам на язык, барышня. Что вы такое говорите, – разгневалась няня, фартуком промокая глаза.
– К брату еду. Погощу и вернусь. Напишу тебе, что и как.
– Дождусь ли весточки?
– Не плачь, пожалуйста, дождёшься, читать тебя научила, вот и жди. И моего возвращения тоже.
– Дай-то Бог, – перекрестилась Агаша.
О няне
Её привезли к нам зимним морозным днём. Худенькая, несуразная, боязливая, слова лишнего не скажет. К тому времени она успела поработать у наших родственников. Что-то у них не сложилось, не сладилось. Я не спрашивала у матушки. Кузен отца искал семью, куда пристроить няню. Матушке нужна была помощь. Отец поехал познакомиться. Увидел скромную, работящую, приветливую, очень добрую девочку-сироту и забрал к нам. Матушка была рада Агаше. В нашем доме она прижилась, стала незаменимой помощницей, позднее – моим лучшим другом.
Судьба ей выпала непростая. Мать погибла страшно – вилами её изувечил насильник, которому отказала, выйдя замуж за любимого. Отца уложила болезнь, в деревне не нашлось лекаря, а бабка, которая травяные настои готовила, отказалась входить в избу из страха заразиться. Так он и умер. Жила семья одиноко, родственников близких не нашлось, кто бы принял к себе девочку. Хорошо, случай помог. Из города приезжал купец по своим делам, его семье нужна была няня, вот он Агашу и забрал. Потом служила в доме у папенькиного кузена. Никто не знал, что у неё в деревне осталась первая любовь, вскоре слух долетел, что паренька того в рекруты забрали, так он оттуда и не вернулся. На всю оставшуюся жизнь заронилась печаль в сердце девичье.
Сестра отца
Княгиня Софья Гавриловна Боголюбова, в девичестве Ларская, в момент приезда племянницы достигла того душевного состояния, при котором дни протекают безмятежно, беззаботно и спокойно. Развлечения не очень жаловала. Общалась с теми людьми, с кем находила общий язык, и ей с ними было комфортно. Приглашений получала много, в выборе была довольно избирательна. А отправлялась исключительно к людям уважительным, учтивым, наперёд зная, что ожидает её приятная душевная обстановка. Княгиня посещала литературный салон, мастерскую чудесной мастерицы-вышивальщицы, которая с помощью бисера создавала красивые картины и плела необыкновенно нарядные кружева. Бывала в галереях, на выставках, в театрах и на балах, но дозированно и избирательно. Она рано овдовела. Её покойный супруг оставил ей немалое состояние, которое позволяло вести безбедную жизнь. Иногда София Гавриловна принимала участие в благотворительных акциях, больше для очистки совести, нежели из чувства патриотизма. Семью брата почитала, мою матушку очень любила и была дружна с ней. Памятуя о щедрости души княгини Ларской, стала помогать нуждающимся.
Тётушка встретила меня радушно. Накормила, напоила с дороги и отправила отдыхать. Вечерком мы с ней пили чай и вели неспешную беседу.
А вот узнаем, что будет…
– Душа моя, Ниночка, мой кузен, князь Орлов, в преддверии своего юбилея устраивает бал-маскарад.
– Матушка рассказывала, там очень весело. Все спрячутся под масками и не узнают друг друга.
– На то он и маскарад, чтобы повеселиться. Ты хочешь со мной поехать? Я в твоём возрасте выезжала с родителями. А ты после трагических событий сидишь одна. Развеяться надобно. Не дело это. – Княгиня как-то странно посмотрела на меня. – Брюнетка с бирюзовыми глазами кого угодно может покорить и свести с ума, – многозначительно и кокетливо произнесла она. – Садись, я тебе погадаю.
– Вы умеете?
– Да, балуюсь иногда и в драгоценных камнях толк знаю.
У каждого камня своё предназначение. Твой камень – бирюза, и гадать на кофейной гуще не надо. Пойдём в мою комнату, там у меня с некоторых пор поселился сундучок с секретами, – заманивала меня Софья Гавриловна и отвлекала от грусти.
– Как интересно. Тётушка, вы колдуете?
– Не совсем так, но кое-что могу.
Мы вошли в комнату, в центре которой стоял большой круглый стол, над ним висел красный абажур с бахромой, создавая в комнате полумрак. На столе лежали карты, лёгкий дымок змейкой взвивался вверх от зажжённых свечей. Комната пропиталась ароматом благовоний. Тётушка приподняла скатёрку, наклонилась и достала пузатый сундучок с застёжкой.
– Садись, чего стоишь? Не бойся.
Я присела.
– По глазам всё вижу, убедиться хочу.
– Что именно видите, тётушка?
– Не торопись, племяшечка. – Княгиня разложила карты и, сосредоточенно глядя на них, что-то тихо бормотала.
– Слушай и запоминай. Враг твой, тот, которого ты разыскиваешь, близко. – От её интонации и пронзительного взгляда меня зазнобило. – Очень близко, ты скоро увидишь его.
– Где? – вырвалось у меня.
– Повторяю, князь Орлов Дмитрий Станиславович на неделе даёт большой бал-маскарад.
– Не томите, Софья Гавриловна. А то не выдержу от нетерпения.
– Твой враг там будет.
– Как я его узнаю?
– Ваша встреча близится.
– А узнаю-то как? – громче спросила я.
– Сердце подскажет.
– Загадками говорите.
– Мы сошьём тебе платье новое под цвет глаз. Наденешь его и будешь неотразима. Бирюзу бы найти – новый камень и не запятнанный. Трудное это дело. Он бы сделал, что ему полагается – притянул врага твоего. Поспрашиваю у коллекционеров, авось где и отыщется новенький камешек. Займусь с утра. Завтра же поедем к моей модистке. Она – кудесница, прекрасные наряды шьёт.
– Благодарю вас. Но он – зло…
– Он – сущее зло, права ты, племянница. Надеюсь, найду твой оберег – бирюзу, будешь защищена. Бояться не надо. Но в любом случае будь осторожна. Видит Бог, плохой человек, душа в чёрных пятнах.
– Хуже не бывает.
– Гляжу, глаза горят, ты, чай, не задумала с ним покончить?! Признавайся, – повысила голос княгиня и впилась в меня глазами. – Не смей, слышишь! И не думай даже. Он не стоит твоих страданий. Для этого есть закон и те, кто ему служит, их это дело. А ты душу не пачкай. Вся жизнь впереди.
Я опустила глаза. Софья Гавриловна разгадала мои намерения. Душа требовала отомстить убийце за родителей и сестру. О последствиях не задумывалась. Искушение бередило, изламывало душу. Она изнывала от нетерпения.
Подготовка
Бирюзу – чистый камень – найти не удалось. Но Софья Гавриловна не отчаялась, переключилась на другие заботы. Предусмотрела все детали моего туалета. Мы съездили с ней к модистке. Та, выслушав тётушку, сказала:
– Княгиня Софья Гавриловна! Мы с вами знакомы много лет. Вы знаете, я советую только из лучших побуждений, очень хочется, чтобы наряд получился непревзойдённым.
– Людмила Вячеславовна, я вам доверяю больше, чем себе в выборе туалетов, тканей, украшений. Говорите, не то мы от нетерпения заскучаем.
– Слушаюсь. Я знала, что вы правильно меня поймёте. Благодарю вас за доверие.
– Людмила, я много лет заказываю у вас и убедилась, что вы мастерица хорошая и человек порядочный, который никогда не подводит.
– Благодарю. Рада служить вам. Не волнуйтесь, всё сделаю, чтобы вы были довольны, как всегда.
– Знаю. А что подсказать хотели?
– Не настаиваю, выскажу всего лишь предположение с вашего позволения.
– Да, пожалуйста.
– Вашу племянницу для бала-маскарада нужно нарядить в костюм Царицы Ночи. Мало того, что это очень привлекательный наряд, я украшу его меленьким бисером по кромке и топазами в виде звёздочек на нижней части платья. Девочка в нём будет неотразима. А платье под цвет её бирюзовых глаз… – Модистка посмотрела на меня загадочно. – Подскажите, милая барышня, когда у вас день рождения?
– Восьмого ноября.
– Обещаю, преподнесу вам ко дню рождения. Надеюсь, вы задержитесь в Петербурге?
– Не могу сказать, от обстоятельств зависит. У нас с братом намечены дела.
– Хорошо. Сошью сразу после наряда для бала-маскарада. В любом случае это будет мой вам подарок на счастье.
– Сердечно благодарю вас, Людмила Вячеславовна.
– Не смущайтесь. Ваша тётушка знает: люблю дарить людям наслаждение, особенно любимым и постоянным клиентам.
– Совершенно так, подтверждаю. Повезло тебе, племянница, хорошая память останется о пребывании в Петербурге.
– Вне всяких сомнений. Вы правы, тётушка.
– Один штрих для полноты картины, если позволите? – Взгляд модистки интриговал нас.
– Слушаем вас.
– Посоветую припудрить передние пряди волос, остальное можно оставить без изменения, либо уложить на макушке в локоны. Так вы будете выглядеть достовернее, соответствовать образу и наряду.
– Учтём. Спасибо, Людмила. Дома пудра найдётся, – приняла совет тётушка.
– Первостепенные вопросы мы решили, определились в планах, теперь приступаем к делу, – настраивалась модистка.
Бал-маскарад
Через неделю посыльный доставил два больших увесистых пакета, поочерёдно внося их в дом.
– Тётушка Софья Гавриловна, наряды прибыли, – весело оповестила я, вбежав в гостиную. Тётя дочитывала корреспонденцию. Она сняла пенсне, перевела на меня задумчивый взгляд и ответила:
– Вот и хорошо. Теперь мы точно попадём к Орлову на бал.
В ответ на её слова я закружилась и запела.
– Я очень рада, дорогуша моя, ты наконец повеселела.
Приехали мы к назначенному часу.
Прямо у входа в дом громко звучала музыка, все двери были распахнуты навстречу гостям. Дом утопал в атрибутах маскарада. Развешанные под потолком гирлянды, серпантин на цветных нитях, маски героев из спектаклей и книг настраивали на определённый лад. В вестибюле в углу был накрыт стол с прохладительными напитками, фруктами, десертами для тех, у кого возникнет необходимость освежиться и отведать угощение. В зале под аркой расположился оркестр.
