Текст книги "Искушение (СИ)"

Автор книги: Инна Комарова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– В первый и в последний раз предупреждаю. Если еще когда-нибудь вы подойдёте к княжне Ларской даже на пушечный выстрел, я за себя не ручаюсь. Приму все меры, чтобы оградить её и себя от вашего вмешательства в нашу жизнь. И тогда мои действия будут очень жёсткими. Обещаю! Потрудитесь принять к сведению мои слова. Не желаю вас больше видеть! – Прохор Петрович не мог сдержаться, возмущение заставило его изменить самому себе и перейти границы дозволенного. У Анфисы не нашлось слов ему ответить.

Он быстрым шагом покинул её дом.

Переживания

– Мне сегодня пригрезилось, как Наденька исполняла романсы, – сказала Софья Гавриловна за чаем.

– Ах, тётушка, не травите душу. С уходом матушки никто не смог повторить её шедевры, так искренне и тонко исполнять романсы могла только княгиня Ларская. Она это делала восхитительно.

– Да. Надя была одарена, очень музыкальна, а голос, голос какой у неё был! – Тётушка приложила ладонь ко лбу, опираясь на локоть, опустила глаза и ушла в свои думы. – Ну да ладно, повздыхали, поохали и достаточно. Хватит тоску навевать. Теперь ты петь будешь.

– Что вы, я так не умею.

– Научишься. Ты не первая и не последняя, при желании всё постичь можно, – заключила Софья Гавриловна. Я заметила, её мысли были заняты чем-то другим, она перескакивала с одной темы на другую, не желая начинать неприятный разговор. И всё же заговорила:

– Скажи, ты себя плохо чувствуешь?

– Почему вы спрашиваете?

– Вижу. Ты грустишь, а причины не знаю. Поделись, я ведь тебе не чужая, а вдруг помочь смогу.

– Никто мне не поможет. То, что было, не вернуть.

– С этим соглашусь. Но ты молода, вся жизнь впереди, я всегда готова откликнуться и выручить. Василий тебя очень любит – для грусти нет причин. Не отчаивайся. Только хуже себе сделаешь. Печаль вредит здоровью. Племяшенька, а ну-ка, посмотри на меня.

Софья Гавриловна обратила на меня взор, и я разглядела – мои слова вызвали у неё сомнение. В её глазах проскользнуло недоверие, что заставило меня покраснеть.

– Вижу, затаилась ты, секрет появился, ты его глубоко припрятала от меня. Зачем? Я ведь твоя тётушка. Поделись, облегчи душу.

Мне нечего было сказать, опустила глаза в пол, чтобы по моему взгляду она не догадалась, что стряслось.

– Простите, дорогая тётушка, не моя тайна, не велено говорить. Уговор был.

– Ну, как знаешь. Расстроила ты меня. Волнуюсь. Ниночка, душа моя, с тобой творится что-то странное, и на любовную лихорадку не похоже. Настаивать не буду, захочешь поговорить, выслушаю в любое время, ночью приходи – помогу. Пойми, я в ответе за тебя перед твоими родными. Не держи в себе, душа не резиновая. Выплесни наружу. Будь умницей.

– Благодарю вас, дорогая тётушка. Вы правы, это не любовь. Всему своё время, – ответила кое-как на ходу и ушла к себе. Знаю, этот поступок равносилен бегству, но открыться сейчас не было сил. Слёзы душили. Графу Гомельскому помогла, он обрёл друга в моём лице, но на свои плечи взвалила страдания, ибо понимала, что сковала себя по рукам и ногам этим обязательством. Переживания ворвались в мою жизнь внезапно и клевали душу беспрестанно. В документе будет фигурировать, что я – жена, стало быть, путь к любви для меня отрезан навсегда. По сути – мы чужие люди. И что мне теперь делать? К нему переезжать? Но это противоречит моим планам. Мысли отравляли существование, настроение пропало бесследно, с ним желания покинули меня. Жизнь в полном неведении – наказание.

Благотворительность

Я с трудом поборола в себе зависимость от Долинского – человека, который недостоин был моей любви. С радостью избавилась от навязчивых ухаживаний Ильинского, пожелавшего силой обратить моё внимание на себя. Насильственное и властное вторжение в мою жизнь графа Гомельского изрядно нарушило душевное состояние и чуть было окончательно не уничтожило уклад привычной жизни. Так много произошло событий, которые отравили мою жизнь, напрочь лишив её прежнего обаяния.

«С тех пор как горе нагрянуло, на моём пути встречаются непорядочные люди. Что бы это могло означать?»

Вопросы, сомнения терзали меня, искала спасение в чём-нибудь.

Как только я себя почувствовала лучше, начала заниматься благотворительностью, мне нужно было отвлечься от печальных мыслей. Душевное равновесие пошатнулось и немало, моё состояние требовало полной смены обстановки.

– Пойду по стопам матушки. Богоугодное дело. – Решение пришло своевременно и явилось спасательным кругом.

Но я выбрала путь трудный и рискованный. Осознавала, что только так проверю силы и себя на прочность. Я намеренно отправлялась в самые отдалённые уголочки России, чтобы оказать помощь людям, попавшим в беду. На Урале случилось наводнение после затяжных проливных дождей, затопило много деревень и сёл, люди остались без крова. Организовала группу врачей, которые согласились поехать со мной, подключила активистов, желающих участвовать в экспедиции. Собрала пожертвования, на них купила тёплые вещи, продукты питания, медикаменты. Особо тяжёлых больных и маленьких деток по завершении миссии экспедиции мы забрали в Петербург в лечебницу. Сообщения о бедствиях приходили часто. Так я исколесила не менее половины территории государства российского.

А однажды с группой помощников-добровольцев попала в далёкое заброшенное село в Тамбовской губернии. Люди вымирали, как мухи. Эпидемия инфекционного заболевания поразила все слои населения. Болезнь передавалась контактным путём, распространялась быстро, добралась и до города. Настоящая ловушка, из которой выкарабкаться невероятно трудно. Но я не теряла самообладания, и надежда на спасение людей оставалась со мной.

– Нина Андреевна, голубушка, вам придётся уехать. Здесь опасно, – предупредил доктор Лужин. – Останутся только врачи. А вы походатайствуйте в Петербурге, чтобы прислали врачей-лаборантов. Непременно требуется взять пробы у больных на анализ. В противном случае диагностика осложнится. Нам нужна уверенность.

– Коллега, позвольте вам возразить, – вмешался доктор Рогожин. – На мой взгляд, по клинике заболевания мы вправе диагностировать. Не спорю, лабораторные исследования необходимы. Но и сейчас можно начинать лечение. У больных довольно выраженная клиника дизентерии: поносы, обезвоживание, потеря веса, тенезмы, помните, с греческого – тщетный позыв.

– Ложные позывы, – подхватил доктор Лужин.

– Совершенно верно. Слизь и кровь в испражнениях. Что вам ещё нужно?

– Вы правы, доктор Рогожин, выраженная клиника присутствует и налицо эпидемия. И всё же я склонен придерживаться тех правил, которым обучали нас – студентов: «Доверяй своим знаниям, но проверяй и закрепляй результатами лабораторных исследований».

– Согласен, коллега, так наверняка можно выставить более правильный и точный диагноз, но время не ждёт – высокая смертность.

– Друзья, позвольте, я помирю вас, – обратилась к специалистам. – Если вопрос упирается в лабораторную диагностику, отправлю по телеграфу сообщение в Петербург, чтобы незамедлительно прислали группу врачей-лаборантов. Составьте список, какие лекарства срочно нужны, они привезут.

– Вы умница. Это было бы прекрасно, – сошлись в едином мнении оба врача. – В любом случае, дражайшая Нина Андреевна, вам здесь оставаться нельзя. Я категорически возражаю.

– Потерпите немного, у меня еще остались неотложные дела, закончу и уеду.

– Тогда, будьте добры, дома сельских жителей не посещать, ни с кем из населения в контакт не вступать, ничем не угощаться. Только сухие пайки, которые мы приготовили сами, и походный чай. И пожалуйста, мыть руки дустовым мылом.

– Постараюсь выполнять все ваши указания.

Но доктор Лужин всё же настоял, чтобы я уехала. Не пробыв там и дня, пришлось подчиниться.

Так сложится, что вместе с врачами-лаборантами я вернусь, а не надо было.

Чёрная полоса незаметно, крадучись, подкатывала ко мне на своей мощной колеснице. Издали точечными сигналами предупреждала. Колокольчик в груди вздрагивал – я замирала от неизвестности и удушливого страха, который накрывал меня с головой. Эти странные посылы судьбы уродовали сознание невыносимыми мыслями. Внутренний голос подсказывал – еще немного, и разразится буря. Колючие осколки воспоминаний пережитой трагедии поминутно угрожали, настойчиво предупреждая: не избежать того, что предначертано, – меня постигнет та же участь. Не знала, чего ждать. Предчувствия гигантской печали толпились в душе, одни наступали на пятки другим, вызывая в моём состоянии хаос. Они торопили события. Надвигалась беда.

«Вот – срок настал. Крылами бьёт беда,

И каждый день обиды множит,

И день придет – не будет и следа

От ваших Пестумов, быть может!»

Александр Блок

Наказание

Я быстро управилась в Петербурге и с группой врачей-лаборантов вернулась. Староста выделил отдельное помещение, мы расставили оборудование, и врачи приступили к работе. Больным начали проводить обследование и лечение. В близлежащем городе находился родник, специалисты проверили и подтвердили, что вода не заражена, можно употреблять. Я договорилась – оттуда привозили чистую воду. Мы её раздавали населению. Люди шли к нам целый день. Мои наставники настояли, чтобы я надела на себя защитную одежду, включая резиновые перчатки, на ночь мы опускали их в специальный раствор для дезинфекции. В один из дней ко мне подошёл молодой мужчина, что-то очень знакомое промелькнуло в его улыбке и озорном взгляде.

– Нина Андреевна, вот когда довелось свидеться. Не узнаёте меня? – Он, глядя на меня, опустил руку под рубаху и вынул…

– Ой, – воскликнула я, увидев свой волшебный ключик, который подарила мастеру на ярмарке. – Иван? Какая встреча, не может быть!

– Как видите, может. Что же вы так рискуете, Нина Андреевна? В селе очень много больных. Детей собрали в одной большой избе у старосты. А скольких наших односельчан уже схоронили! – Иван переживал эпидемию, как свою личную драму.

– Не вешаем нос. Общими усилиями справимся.

– Так-то оно так, но вам-то зачем рисковать?

– Вы ведь тоже не уехали, почему?

Он молчал.

– То-то.

– Мне некуда, тут мой дом, родные, семья.

– Не печальтесь, Ванечка, видите, сколько специалистов трудится, чтобы эпидемию ликвидировать. Справимся.

– Спасибо вам. Вы золотой души человек, несёте людям спасение и надежду.

– Что вы, я такая же, как и все. Дело у меня важное – помогать тем, кому трудно.

– Храни вас Бог.

– Благодарю. И вас, и всю семью вашу. Держитесь, потихонечку всё наладится.

– Если в вас есть такая убеждённость, то я буду молиться и веровать, что победим эту заразу.

– Заходите, Ванечка, когда будет нужда.

– Нина Андреевна, понадобится помощь – зовите. Я с радостью.

– Берегите себя, мойте руки, в другие избы не ходите, ни у кого ничего не берите. Больных не навещайте, очень прошу вас. Приходите за чистой родниковой водой.

– Да, что мне сделается, я крепкий. Спасибо.

– В любом случае рисковать не стоит. Мы ещё увидимся, а сейчас мне необходимо заняться делами. Видите, сколько всего мы привезли из Петербурга? Здесь инструменты для врачей, посуда для лабораторных исследований, лекарства для больных – всё, что просили наши специалисты. Староста выделил шкаф. Разложу по местам, чтобы медикам не пришлось искать по поклажам. Работы много.

– Пойду, мешать не буду.

– Увидимся.

На следующий день случилось непредвиденное. Моё состояние ухудшилось настолько, что я упала в обморок на людях. Врачи переполошились, сразу же взяли у меня материал на посев и тут же отправили посыльного в город. Тот телеграфировал Константину Львовичу Гомельскому, который помогал в организации экспедиции, чтобы немедленно прислал подмогу для срочной эвакуации меня в Петербург.

Результаты моих анализов не на шутку огорчили врачей – они заявили о том, что выявили шигеллу Зонне – возбудителя дизентерии.

Меня изолировали. Иван настоял, чтобы перевезли к нему. Его семью отселили. Он дежурил у моей постели, ухаживал день и ночь. Выносил фекалии с кровью и слизью. Чайной ложкой вливал мне в рот родниковую воду, растирал самогоном, чтобы снять жар, варил жиденькую кашу на воде. В постели обмывал тело родниковой водой. Врачи назначили ему принимать внутрь специальный дезинфицирующий раствор. Каждый день навещали меня, контролировали состояние, но в тех условиях помочь мне было сложно.

Зачем вы это сделали?

Граф Гомельский, получив телеграмму из Тамбовской области, оделся и поехал к Софье Гавриловне.

– Надо срочно принимать меры, – произнёс он вслух, давая самому себе распоряжение.

Константин Львович приехал к тётушке дождливым днём, служанка впустила его в дом.

– Как прикажете доложить, барин?

– Граф Гомельский по срочному делу.

– Сию минуту.

Софья Гавриловна спустилась.

– Какие гости! Константин Львович, что вы стоите на пороге? Раздевайтесь, пожалуйста. Обслужи гостя, – обратилась она к служанке.

– Сию минуту, барыня. – Даша приняла вещи у графа и ушла.

– Что привело вас ко мне? Не припомню, когда имела счастье видеть вас в последний раз.

– После ухода Ольги Павловны мало выезжаю. Софья Гавриловна, я к вам по очень важному и срочному делу. – Лицо графа преобразилось, он смотрел на тётушку так, словно умирать собрался.

– Помилуйте, Константин Львович, вы никак расстроены чем-то. Да, что с вами, скажите, наконец. На себя не похожи. – Гомельский понуро опустил голову, тупо устремив взгляд в пол. Он готов был разрыдаться. – Да что случилось? Объяснитесь наконец, прошу вас. Вы меня пугаете.

– Ниночка, – он одёрнул себя, – Нина Андреевна заболела в экспедиции, нужно срочно послать туда людей для её немедленной эвакуации. Я организую помощь. Но нужен ответственный человек, который возглавит группу. Самому не потянуть дальнюю дорогу.

– Ах ты ж, боже мой. Говорила ей, просила не ехать, опасно ведь. Разве она послушается? Что же делать? Немедленно отправляюсь к Прохору Петровичу, он поможет. Вы знакомы?

– Назовите фамилию, будьте добры.

– Федотов.

– Фамилию слышал, но лично знаком не был. Он, кажется, служит статским советником?

– Совершенно верно.

– Сожалею, не довелось встречаться.

– Прохор Петрович очень любит нашу Ниночку. Бог даст, молодые поженятся. Только Нина с некоторых пор замкнулась, грустит и не хочет ни о чём говорить даже со мной. Волнуюсь за неё. Сирота как-никак.

– Ах вот оно что, у неё жених есть?

– Да. Об этом поговорим в дороге. Ждите, соберусь, и поедем к нему.

– Погодите, Софья Гавриловна, выслушайте меня, – попросил Константин Львович изменившимся голосом.

Княгиня остановилась и пристально посмотрела на графа.

– Что-то случилось непоправимое, чего я не знаю? – спросила она, пытливо вглядываясь в гостя.

– Нет-нет, что вы. Так сталось в моей жизни, я овдовел. Вы знаете. Сын у меня неудачный – позор семьи. И как факт, ему грозит немалый срок заключения, попал в очень неприятную, честно говоря, некрасивую историю. Сам я не молод. Задумался, кому оставлю наследство. Ваша племянница – красавица и умница, я был бы счастлив, если бы она согласилась соединить со мной судьбу. Поговорил с Ниной Андреевной, когда гостила у меня, она наотрез отказалась выходить замуж, но согласилась на контракт, который позволит мне завещать ей своё состояние, чтобы избавить от ненужных и тягостных хлопот. Мой поверенный по её согласию составил документ, который даст мне право сделать Нину Андреевну своей наследницей.

– Константин Львович, вы понимаете, что наделали?! – От волнения лицо тётушки покрылось пятнами.

– Ничего особенного, и с согласия Нины Андреевны, повторюсь.

– Нина – девочка добрая, кроткая, доверчивая, умеющая сочувствовать, сопереживать, не смогла вам отказать. Но вы человек в возрасте, имеете определённое положение в обществе. Не понимаете, что своим поступком выставили себя в неблаговидной роли, а юной княжне испортили жизнь? Как к ней после этого относиться будут, кто захочет посвататься и вступить в законный брак? Вы подумали об этом? Возмутительно, что вы натворили. Я в вас очень разочарована. Испортили девочке репутацию, что ж вы так…

– Простите, дал маху, долго думал, размышлял, ночами не спал и исправил свою ошибку. Вот документ о разводе, она свободна от всех обязательств. Но в любом случае останется моей наследницей. Простите, что заставил вас поволноваться. Сам переживал долгими ночами. Слава Богу, уже всё исправлено. Не стоит расстраиваться.

– Теперь понимаю, о чём она умалчивала, бедняжка, берегла мой покой.

Княгиня подняла глаза на графа и строго сказала:

– Поговорим об этом отдельно, нынче нужно спасать Нину. Едем к Прохору Петровичу. Должна заметить, расстроили вы меня порядком. Не ожидала от вас такого поступка, вы не мальчик, а позволили себе утратить трезвый рассудок. Нехорошо с вашей стороны, непорядочно, – подвела черту Софья Гавриловна и ушла к себе.

Как вы посмели?

В дороге тётушка больше молчала. Новость, которую сообщил Гомельский, морально убила её. Она так уверовала в порядочность дворян, а тут…

В глубине души княгиня гневалась.

– Вы хоть понимаете, любезный граф, что поступили эгоистично? Так аристократы не поступают, – вспыхнула она, переживая.

– Понял, но, к своему сожалению, не сразу, с опозданием. Корил себя, что оступился так неуклюже. Срочно вызвал поверенного и долго советовался с ним, что предпринять, чтобы освободить княжну от своего присутствия.

– Да, не ожидала такого опрометчивого поступка. И от кого, от вас… образец аристократизма! – Княгиня подняла руку, своим жестом она выразила графу презрение. – Вы для меня всегда были эталоном честности и благородства. – Софья Гавриловна не могла успокоиться. – Подъезжаем. Вот здесь останови, – сказала она кучеру.

– Слушаюсь, барыня.

Они застали Прохора Петровича дома. Увидев встревоженную княгиню, он засуетился.

– Софья Гавриловна, дорогая, чем вы так взволнованы?

– Нина в экспедиции заболела, просят срочно её перевезти в Петербург. Вы понимаете, как это серьёзно? Граф Гомельский собирает группу сопровождения, но нужен ответственный человек – руководитель группы. – Княгиня достала из рукава платочек и поднесла к глазам. – Друг мой, вы не могли бы поехать?

– Софья Гавриловна, мне странно слышать такие речи. Почему вы спрашиваете? Разве вы не знаете, хоть на край света ради Ниночки… Когда ехать?

– Кстати, познакомьтесь, – спохватилась княгиня, вспомнив о Гомельском.

Прохор Петрович первым протянул руку. Граф ответил рукопожатием.

– Мне очень приятно. Константин Львович, – представился Гомельский.

– Взаимно, и мне приятно познакомиться. Прохор Петрович. Когда ехать?

– Полагаю, дня через два всё будет готово. Передам с группой провизию врачам, инвентарь недостающий, дополнительные лекарства – всё, что просили. Сообщу, когда будет готово.

– Спасибо, терпеливо жду.

– Константин Львович, прошу вас, не задерживайте отправку. Волнуюсь за Ниночку, – обратилась тётушка к графу.

– Сделаю всё возможное, не убивайтесь так. Ниночка молода, организм здоровый, Бог даст, выздоровеет.

Значит, договорились. – Гомельский посмотрел на Федотова.

– Да, конечно.

– Прошу прощения, обязана в краткой форме поставить Прохора Петровича в курс дела, он близкий нам человек, – предупредила княгиня графа.

– Слушаю вас, – отозвался Прохор Петрович. Что еще от меня требуется?

– Нет-нет. Не об этом речь. – Княгиня рукой показала, что разговор пойдёт на другую тему.

– У нас неприятность. Константин Львович, желая переписать на Нину своё состояние, уговорил её на брачный контракт. Слава Богу, опомнился и оформил развод.

– Да как вы посмели?! – взорвался Федотов. – Она вам что, игрушка? Полагаю, замуж за вас не согласилась пойти, так вы нашли способ привязать девочку к себе другим путём.

– Вы правы, я очень ошибся. Принимаю все упрёки, но заверяю вас, мой поверенный всё исправил. К тому же мы не венчались, никто ничего не знал, вам не о чем беспокоиться. В любом случае Нина Андреевна моя наследница, и всё состояние перейдёт к ней.

– Да будет вам известно, княжна ни в чём не нуждается, о ней есть кому позаботиться. Вы носите титул графа, и не совестно вам? Позор, как вы могли? Мне стыдно за вас, – расстроился не на шутку Прохор Петрович.

– Пожалуйста, извините старика. Хотел из благих намерений, а получилось… Мне пора. – Граф Гомельский откланялся и уехал.

– И как такое пережить? – спросила тётушка, промокая глаза от слёз.

– Простите, не будем продолжать. Об одном прошу – никому ни слова о случившемся. Пощадите племянницу.

– Умолкаю. Со временем всё образуется, только бы Нина выздоровела. Слышала, в сёлах эпидемия. Будьте осторожны.

– Благодарю. О Ниночке я позабочусь, вам не о чем волноваться.

– Вы – золото!

– Я очень люблю вашу племянницу, жизни без неё не мыслю.

– Знаю, вы преданный друг, поэтому поступок графа задел за живое.

Федотов, гневаясь, посмотрел на княгиню.

– Простите, больше не нарушу слово, – пообещала тётушка.

Борьба за жизнь

В Петербурге стоял холодный день. Зима на сей раз выдалась суровой. Мороз крепчал. Метелица ровным слоем пушистого снега окутывала дома и устилала дороги. На небосклоне всё отчётливее и назойливее проявлялось белое колючее солнце – предвестник бури, плохое предзнаменование. Знак свыше!

Начинался поворотный период в моей жизни, он имел характерные особенности, каждый новый штрих был наделён глубоким смыслом. Это поистине тягостное время стало порой тяжких испытаний, судьбоносных ожиданий и больших надежд.

Мы вернулись в Петербург, Прохор Петрович отвёз меня к себе в имение и поехал к княгине, чтобы оповестить её.

– Мой добрый друг, как я ждала вас. Где Ниночка?

– У меня в имении. Вам не стоит рисковать, болезнь заразная, – ответил он тётушке. – Но я верю, что мы переборем её. Состояние Ниночки с божьей помощью нормализуется, она вернётся к вам. Можете доверять мне. Не волнуйтесь, по мере возможности буду навещать и ставить в курс дела.

– Благодарю. Вы – настоящий друг. Вам я доверяю всецело.

– На данном этапе самое главное выходить Ниночку, всё остальное значения не имеет.

– Буду молиться, в церковь схожу, поставлю свечку за её выздоровление и чтобы Господь дал вам силы. Он не оставит нас в трудную минуту.

– Вы правы. И я на Его благословение и помощь полагаюсь, – ответил Прохор Петрович. – Каждое воскресенье об этом прошу на литургии.

Воистину Господь проверял меня, это стало понятным после выздоровления, только тогда истина открылась мне, я взглянула другими глазами на происходящее и переосмыслила свою недолгую жизнь.

Эпидемия явилась невыносимым испытанием, она косила людей, истребляла без сожаления. И только особое расположение Всевышнего – его подарок – могло сотворить чудо. У меня, как и у многих людей, не было шансов переломить судьбу и выжить. Но вопреки страстному желанию врагов избавиться от меня это не случилось по одной причине – рядом оказался человек, для которого моя смерть означала бы крушение всех его надежд и преждевременный уход из жизни. Он бы не смог без меня. Причины открылись мне гораздо позже. Помимо этого, в нём яростно билась воля к победе, он в такой сложной ситуации не остановился, не опустил руки, не смирился, не сдался. Прохор Петрович неистово боролся всеми силами и средствами, чтобы не допустить самого страшного.

Моментами моё сознание затуманилось настолько, что уносило далеко-далеко, где всё беспросветно и вечная тьма. Крохотные потуги удержать жизнь, судорожно хватаясь за её подол, не облегчали страданий. Я оказалась бессильна перед смертью, на краю пропасти мне не хватило душевных и физических сил противостоять злому року. Однако независимо от тяжести положения за меня неистово боролись, и это продлевало мои дни.

Я не осознавала, что в моё потухшее, безжизненное тело вливали новые силы, которые принесли исцеление. Долгое время находилась в полуобморочном состоянии. Пищу отказывалась принимать.

Как только мы вернулись, Прохор Петрович сразу же созвал консилиум врачей-эпидемиологов, оставшихся в Петербурге. Они обсудили ситуацию, расписали план экстренных и первоочередных мер для купирования острого процесса. Профессор с длинной бородой, которую поминутно разглаживал длинными тонкими пальцами, стоял задумавшись. И всё же не сдержался и высказал свои мысли вслух:

– Да-с, плоха, очень плоха, тяжко вам придётся, но побороться стоит.

На что Прохор Петрович, с трудом сдерживая себя, ответил:

– Вы полагаете, профессор, надеяться не на что?

– Вот этого я не говорил. Дам вам совет. Обратитесь к моему коллеге – профессору Ольховскому, он в своих изысканиях и исследованиях опережает время, попомните моё слово, его труды будут изучать спустя столетия. Наш учёный многих вернул к жизни.

– Благодарю. Обязательно воспользуюсь вашим советом.

Прохор Петрович собрал волю в кулак, попросил аудиенции, побеседовал с профессором Ольховским Владимиром Ивановичем, слёзно просил о помощи, и они договорились. Профессор принял его предложение. Переехал на время в имение и, не отходя от меня, постепенно, очень медленно, шаг за шагом добивался улучшения моего состояния. Наряду с традиционными порошками, доктор ежедневно вводил мне капельным методом физиологический раствор поваренной соли, таким образом насыщал меня полезными микроэлементами и жидкостью. Он поддерживал водно-солевой баланс, который нарушился в силу обезвоживания в моём потухшем организме. Раствор доктор готовил в своей лаборатории. Владимир Иванович употребил в дело всё своё мастерство, знания и фантазию. Как-то на совете профессоров академии у него спросили:

– Владимир Иванович, вы продолжаете опыты с трубочками и придуманной вами системой?

– Уважаемый профессор Егоров, вы имеете в виду эксперименты с новой инфузионной системой вливания больным лекарственных растворов?

– Вы правильно меня поняли. Простите за неверную формулировку.

– Да, безусловно, работа продолжается. Если результат возымеет тот успех, на который я рассчитываю, система намного ускорит и облегчит лечение многих болезней. Уколы – это хорошо, но вы и сами знаете, они часто дают инфильтраты. Система для вливания, над которой работаю, плавно вводит больному лекарство непосредственно в вену, то есть в кровь. Эффект мгновенный и более ощутимый. Жду с нетерпением, когда мой коллега за рубежом опубликует материалы, которые станут доступны широкой общественности. Только после этого можно будет говорить об открытии. Пока всё на стадии разработок и экспериментов. Мы с американским исследователем работаем параллельно над этой темой и ведём переписку.

Тот же профессор вскипел, с пристрастием расспрашивая:

– Коллега, а почему бы вам самому не опубликовать у нас в России ваши разработки?

– Уважаемый профессор Егоров, я не тщеславен. Система пока имеет примитивный вид и экспериментальное значение. Если вы заботитесь о том, чтобы открытие состоялось в нашей стране, то я готовлю доклад на эту тему, который представлю на заседании коллегии в академии. Да, это открытие в медицине, согласен. Но в данном случае в мою задачу входит – поставить на поток систему, чтобы облегчить страдания больным. Лично для меня не принципиально, кто на бумаге станет первооткрывателем нового метода. Регалии и им подобное не являются для меня самоцелью. Прошу понять меня правильно. – По аудитории пробежался шепоток. Не все согласились с Ольховским.

– Полагаю, мой зарубежный коллега быстрее добьётся публикации и узаконивания нового метода. Вопрос, который я поднимаю, очень важен в медицине, снимет целый ряд проблем в терапии, уверен, принесёт пользу многим больным.

– Коллеги, – на кафедру поднялся пожилой профессор Киров, – надо отдать должное Владимиру Ивановичу. Делая большое открытие, он остаётся скромным и благородным человеком. Давайте поддержим нашего коллегу-труженика и пожелаем ему, чтобы все его надежды, грандиозные изыскания получили отличные результаты и увенчались успехом.

У вас всё на сегодня? – спросил Киров у Ольховского.

– Да. Благодарю вас, – ответил Владимир Иванович, забрал с кафедры папку с докладом и спустился в аудиторию.

Таким образом, несколько раз в день доктор Ольховский проводил капельные вливания, не отходя от меня ни на минуту. Только в промежутках между лечением позволял себе отлучиться, чтобы поесть или немного отдохнуть.

Болела я долго. Очень исхудала, потеряла много сил. Доктор поил меня специальными растворами через узкую трубочку. Служанка кормила жиденькой кашей с ложечки. Федотов, рискуя своим здоровьем, находился рядом со мной. Профессор Ольховский заставил его принимать специальный раствор в целях защиты и дезинфекции организма, и сам пил. Прохор Петрович за время моей болезни так изменился, что его трудно было узнать.

– У меня для вас хорошая новость, – сказал доктор, когда ранним будничным утром спустя месяц после нашего возвращения в Петербург Федотов вошёл в комнату. – Мы движемся на поправку уверенными шагами. Выделений кровянистых и слизи больше нет. Ложных позывов тоже. Живот у пациентки спокойный, мягкий. Лицо у больной посветлело. Язык не обложен. Температура нормализовалась, я проверяю каждый день. Организм настроился на выздоровление. Приложим усилия, чтобы ускорить этот процесс. Как показал опыт, мы на правильном пути.

– Владимир Иванович, вы своей новостью прибавили мне несколько лет жизни. Благодарю за всё.

– А вам, дорогой Прохор Петрович, хочу посоветовать больше отдыхать и питаться как следует. На себя не похожи.

– Нервы. Не сплю ночами, аппетита совсем нет.

– Никуда не годится. Скажу повару, чтобы каждое утро готовил вам яблочный сок. Аппетит прорежется. И капельки успокоительные пропишу вам. Негоже так опускаться.

– Спасибо. Принимаю с благодарностью ваши советы, постараюсь придерживаться рекомендаций.

– Уж постарайтесь. Не то больная не узнает вас, когда выздоровеет. Сейчас она ничего не воспринимает. А что будет потом, вы подумали? – лукаво посмотрел на собеседника Владимир Иванович. – Лицо терять нельзя ни при какой погоде, – резюмировал он.

– Согласен с вами.

Преданность

В тот день, когда врач разрешил меня искупать, Прохор Петрович настаивал на том, чтобы доверили ему эту процедуру. Служанка, потрясённая его заявлением и настойчивостью, отреагировала в изумлении:

– Барин, вам не следует входить и смотреть на барышню. Сама всё сделаю. Вы смутите девочку.

– Катерина, ты уверена, что справишься без моей помощи? Больную нужно поднять, перенести в корыто, искупать, протереть, переодеть и уложить в постель.

– Ваша правда, барин, сама не справлюсь. Оботру в корытце, переодену в чистую исподницу и сопровожу до постели.

– Ты что же, думаешь, что у больной есть силы двигаться? Посмотри на неё, она очень слаба, сидеть не может. Обещаю тебе, глаз не подниму на обнажённую девушку. После купания хорошенько закутай больную в простыню, позови меня – перенесу в постель и уйду. Сама наденешь на неё чистую исподницу.