Текст книги "Наше дело — табак"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Глава 2
МОСКВИЧИ

Старший группы ГУБОПа – заместитель начальника одного из отделов этой организации, быстрый и энергичный, в дорогом костюме, с сотовым телефоном, небрежно положенным под руку на столе, дежурно холодно улыбающийся, строго глядящий в глаза и будто в чем-то постоянно подозревающий окружающих – был типичным представителем новой популяции бойцов с оргпреступностью, эдаким гибридом чекиста и мента. Притом еще отягощенный вращением в высоких властных сферах, в которых людям часто не хватает кислорода. На совещании у начальника УВД он обвел внимательным взором всех присутствующих и произнес веско:

– Будем наводить в области порядок.

Весь его вид подразумевал, что многие из присутствующих могут при этом оказаться вовсе не столпами порядка, а источниками беспорядка.

…Появление оперативной группы, прибывшей воплощать в жизнь замысел операции «Ураган», было встречено встревоженным гулом в областных СМИ.

«Устраивает ли местная мафия Москву? На этот вопрос ответит группа сотрудников МВД, прибывшая из столицы»…

«Мент мента всегда поймет?»

То ли высокие чины Министерства внутренних дел насмотрелись телепередач до такого одурения, что стали верить ящику, то ли сочли необходимым оперативно отреагировать на выступление средств массовой информации, но так или иначе в область снарядили роту «опричнины» – собрали оперативников управлений по борьбе с организованной преступностью с десятка регионов.

Поле для разбирательств им открывалось необозримое. Полесская свободная зона даже на фоне воцарившегося на Руси экономического разврата отличалась невиданными махинациями. Можно было, к примеру, попытаться выяснить, какие такие высокие гуманные соображения могли родить проект превратить область в цветущий край, фактически заложив ее западным банкам за двести миллионов долларов? И куда делся прошлогодний кредит немецкого банка в сорок миллионов долларов? Куда девается янтарь, которого в области восемьдесят процентов разведанных мировых запасов? И с какого такого достатка построил губернатор Николай Ломов янтарный заводик в Израиле? И как так выполняются многочисленные законы о льготах свободным экономическим зонам? И где большая часть рыболовецкого флота? Куда девается рыба и правда ли, что траловые суда не считают нужным вообще заходить в родной порт, а разгружаются где-нибудь в Норвегии, после чего деньги за рыбу уходят незнамо куда? Много было вопросов. Было над чем работать полусотне бойцов, которые, как предполагалось, горят желанием сломать хребет организованной полесской преступности…

Как уже было сказано, Ушаков имел одну плохую черту-он еще на что-то надеялся в этой жизни. Иллюзии в наше не терпящее сантиментов стальное время непростительны. Они имеют обыкновение разбиваться. Гриневу было проще. Он родился циником, а броня цинизма надежно защищает от разочарований и отлично сохраняет нервную систему.

– Видал команду? – хмыкнул Гринев после совещания, которое закончилось в восемь вечера. – Еще полсотни бездельников. За орденами прикатили. И за звездами. Мечтатели.

– Может, копать начнут, – без особой надежды произнес Ушаков, разливая из чайника «Мулинэкс» по чашкам доставшегося ему по наследству от предшественника дешевого китайского сервиза крутой кипяток. От пакетиков с «Липтоном» вода на дне чернела, и чернота клубами расползалась. Чай получался вполне терпимым и без мороки с заваркой.

– Чтобы начать копать, надо хотя бы предполагать, где… Сценарий хочешь распишу? Они сейчас за информацией ткнутся в УБОП. А там пыль в два пальца толщиной в сейфах, а не информация. И через неделю-другую они прибегут к нам или в Управление по экономическим преступлениям. Помочь ничем не помогут, зато будут воровать наши раскрытия и ставить себе в зачет. Скажешь, я не прав?

– Может быть, – кивнул Ушаков. Он тоже предполагал именно такое развитие событий. Присев за стол, он кинул в чашку три ложки сахара.

План операции «Ураган» держался в строгом секрете даже от Ушакова. На совещании старший губоповской группы смотрел на розыскников и на начальника УВД мрачно, видимо, вспоминая знаменитый телерепортаж, где руководство Управления обвиняли во всех смертных грехах.

– Ничего, – прокомментировал Гринев, отхлебывая чай. – Посмотрим, как этот клоун вскоре запоет. Ждать пришлось недолго. Меньше недели…

Глава 3
ХАВИРА

Кореец прикатил на «Лендровере-Дискавери» белого цвета с рядом прожекторов поверх крыши – мощном, как мамонт, с широкими ребристыми протекторами. Он любил такие машины. Его сопровождал Ломоносов. За рулем сидел водитель – тоже из приближенных Корейца, из тех, кому можно доверять. Солнце уже село за лес, небо было красное, облака зеленые – наслаждение для поэта и художника.

– Ну, здорово. – Кореец обнял Пробитого и похлопал по спине.

– Привет, Кореец.

– Закопался, тебя не найдешь. – Кореец взмахом руки пригласил его в дом. – Как добрался?

– Добрался, – кинул Пробитый небрежно. От его сельского, менее комфортабельного, но лучше скрытого от посторонних убежища было недалеко. Маршрут он выбрал по окольным дорогам, где нет постов ГИБДД и никого не заинтересует, не тот ли лихой парень рулит машиной, портретами которого обклеены все стены в отделениях милиции?

– С комфортом хоть отдыхаешь? – поинтересовался Кореец.

– С относительным, – сказал Пробитый.

– Ну, пошли, – жестом Кореец пригласил гостя в «хавиру».

Это был немецкий кирпичный дом, напоминавший небольшую крепость. Впрочем, так оно и было. У немцев ни одно здание не возводилось без разрешения военного ведомства, и все строилось в расчете на боевые действия. Каждый дом должен был при необходимости сыграть роль крепости, огневой точки. Крыша дома была покрыта черепицей, частично ободранной. Деревянная лестница и доски на полу рассыхались, ночью казалось, что он наполнен потусторонними силами – все время что-то скрипело, шуршало. Его несколько лет назад приобрел Кореец на десятое имя, чтобы хранить неприкосновенный запас – часть арсенала, необходимого на случай всеобщей мобилизации, чтобы вооружить своих людей. Раньше тут всегда лежали в смазке пара автоматов, с десяток пистолетов «ТТ», ящика два гранат, гранатометы «муха» и тротиловые шашки – много чего было, чем богаты военные склады многочисленных, сегодня большей частью расформированных частей бывшего Прибалтийского военного округа и Балтийского флота.

От использования подвалов под склад бригада давно отказалась. О «хавире» иногда вспоминали, когда возникала срочная необходимость в скрытом от посторонних глаз месте. Пару раз здесь содержали заложников из числа злостных должников. Тюремщики быстро и умело доводили их до такой кондиции, когда считают за счастье отдать все долги и накинуть сверх того. Жертвы выходили отсюда сломленные, мечтающие об одном – остаться в живых и больше не ввязываться ни в какие криминальные истории. Хоронился здесь и Кореец во время позапрошлогодней войны. Но сейчас он нашел места получше и поближе – и где хранить оружие, и где отлеживаться.

В просторной комнате был огромный, покорябанный, изрезанный деревянный стол и несколько стульев, угол занимали лежаки с наброшенными на них матрасами и одеялами, оставшимися после прошлой «лежки». Сельские, озабоченные поиском денег на горячительные напитки воры сюда не заглядывали – убогая обстановка их не интересовала, так что вещи были уже несколько лет в целости и сохранности. Зато электричество «украли» три года назад. Тогда ворюги сподобились загнать литовцам алюминиевые провода, а восстановить их никто не удосужился, так как деревня практически умерла – жили теперь тут три полуглухие одичавшие бабки и чудом оставшийся в живых и не убитый самогоном, как все его сверстники, старик.

– Сейчас. – Ломоносов включил электрический фонарик, подошел к полке, на которой стояла керосиновая лампа, встряхнул ее. – Блин, керосина нет… Как черти – в темноте прячемся.

Он поставил фонарь на стол, кружок уперся в потолок, штукатурка на котором пока не осыпалась, но была вся во влажных разводах.

– Лучше свечку. – Кореец вытащил из кармана свечу, зажег ее. Фонарь погасил и отставил в сторону.

При неверном мягком свете свечи предметы становятся загадочными и приобретают совершенно иной смысл. Дневной свет высвечивает их несовершенства – кривую поверхность, шероховатости, царапины. Свеча будто извлекает из предметов их мистическую суть. Корейцу всегда нравился свет свечи.

– Ну что, побазарим о делах наших скорбных, – предложил он.

– Насколько я понял, у тебя война, – отметил Пробитый.

– Ты верно понял.

– И ты хочешь смотреть по телевизору похороны Шамиля, – утвердительно произнес Пробитый.

– Именно. И обеспечишь тело для похорон ты.

– Я уже это понял… Вопрос в цене. Кореец.

– Сколько?

– Семьдесят, бросил небрежно Пробитый.

– Семьдесят чего? – спросил Кореец.

– Семьдесят тысяч долларов США.

– Ты серьезно?

– Куда серьезнее.

– Слушай, Пробитый, я тебя раньше не трогал. – Кореец пристально смотрел на собеседника. – Ты у меня был на привилегированном положении. И неплохие деньги имел, ничего не делая.

– И от безделья уложил двоих гавриков?.. Кореец, я за твои интересы их убил. Чтобы все знали – с Корейцем лучше не связываться. Его ребята сразу валят… А сейчас за то, что я тебе верно служил, меня ищет милиция.

– Я тебе велел валить тех бедолаг? – Взгляд Корейца будто налился свинцом и пытался расплющить Пробитого.

– А, оставь, Кореец. Чего зря тереть? Мне нужно бежать из страны. Ты же знаешь.

– Семьдесят – это не разговор.

– А какой разговор?

Торговались они ожесточенно. Семьдесят тысяч долларов – это действительно было несерьезно. В конце концов цена сползла до тридцати.

– Это дело смазать надо. – Ломоносов достал из сумки, которую принес с собой, бутылку виски.

– Надо… Сейчас приду. – Пробитый встал, отряхнул брюки от прилипшей стружки – на стуле что-то пилили Недавно, значит, какая-то деятельность тут происходила.

– Куда? – спросил Кореец.

– В сортир. Хочешь за компанию?

– Можешь далеко не ходить, – усмехнулся Ломоносов.

– Ладно. – Пробитый вышел на крыльцо, вздохнул полной грудью сладкий воздух. Поднял глаза.

На небо высыпали яркие звезды. Вдалеке, в лесу, голосила ночная птица. Было прозрачно и чисто. Было спокойно.

Пробитый вздохнул еще глубже. По его телу прошла сладостная дрожь. Голова немного болела, но не больше, чем обычно. Он привык…

Он подошел к шоферу, который скучал, присев на сиденье «Лендровера» и поставив ногу на подножку. Он зевал. Из приемника разносилась негромкая музыка.

– Чего, скоро наговоритесь? – спросил шофер. Пистолет «ТТ» лежал рядом с ним.

– Чего вооружились? Меня боитесь? – усмехнулся Пробитый.

– Кроме тебя, есть кого бояться, – буркнул шофер. – Знаешь, сколько уродов расплодилось.

– Вся беда, что все кого-то боятся, – отметил Пробитый. – Надо жить проще.

– Знаем. Только жить охота.

– Да. Охота, – кивнул Пробитый.

И рванул вперед молнией. Он зажал рот водителя так, что тот не вскрикнул, когда нож вошел в грудь – прямехонько в сердце. Пробитый прекрасно знал, куда и как бить. Надавил на лезвие сильнее, чуть провернул…

Шофер дернулся. Забился в конвульсиях. Обмяк. Лезвие вошло точно и аккуратно… Пробитый никогда раньше не убивал человека ножом. Но рассчитывал на такие варианты. И тренировался, протыкал лезвием мешки с песком, изучал анатомию. Не раз прорисовывал это в сознании. Да и в армии учили, как это делается. И сейчас все получилось как нельзя лучше.

– Дурак. Бояться надо было лучше, – едва слышно прошептал Пробитый.

Вернувшись к дому, он нагнулся к, крыльцу, а когда поднялся, в его руках были припрятанные заранее граната и пистолет.

Он выдернул кольцо. Распахнул дверь. Кинул внутрь гранату. Закрыл дверь.

В помещении ухнуло.

– Окончательный расчет. – Пробитый передернул затвор пистолета и шагнул в дом, провел лучом фонарика.

Вряд ли кто из лежащих здесь людей нуждался в контрольном выстреле – взрыва в закрытом помещении гранаты «Ф-1» более чем достаточно. Но работа должна быть сделана качественно…

Кореец с самого начала беседы испытывал тревогу. Он ощущал в Пробитом сдерживаемое возбуждение, но считал, что тот «вибрирует» в предвкушении больших денег. Но когда киллер вышел на улицу, он вдруг подумал, что подобное возбуждение у этого отморозка обычно бывает не в предчувствии денег, а в предчувствии крови. Притом крови близкой.

– Этот черт тебе странным не показался? – тихо произнес Кореец, вставая и устремляясь к окну, чтобы посмотреть, где сейчас Пробитый.

Тут распахнулась дверь. И со стуком покатилась по дощатому полу граната.

Кореец не зря был мастером единоборств. Какой-то компьютер, действующий вне зависимости от сознания, включился и взял управление телом на себя. ан бросился на пол, переворачивая массивный обеденный стол и скрываясь за прочной крышкой.

Тряхнуло, взрывная волна прошла по закрытому помещению, ломая, корежа, калеча, сметая все на своем пути. Осколки разлетались, впиваясь в дерево и человеческую плоть, не оставляя шанса ничему живому.

Корейца будто закрутило в смерч, по ушам ударило так, что он на миг потерял сознание, но тут же вынырнул из темного водоворота обратно, правда, уже в другой мир, отделенный прозрачной перегородкой, гасящей звуки и цвета.

Водоворот грозил затянуть Корейца вновь в черноту, но огромным усилием воли он держался, потому что знал: потерять сознание сейчас – верная смерть. Надо действовать. Он хотел жить, и эта жажда жизни заставляла его держаться на поверхности и двигаться.

Стол, послуживший ему защитой и прикрывший от взрывной волны и осколков, накрывал его теперь как одеялом. Осторожно освободившись от него, Кореец изогнулся. Попытался вытащить сзади из-за пояса шестнадцатизарядный «глок», вдавившийся глубоко в спину.

Он услышал с улицы щелчок передергиваемого затвора. Плохо слушающийся палец скользнул по предохранителю. Только с третьей попытки Кореец снял с предохранителя свой «глок» – затвор его был взведен всегда.

– Есть живые? – со смешком крикнул Пробитый.

В комнате была темень – взрывная волна смела вместе со столом и свечу. Зрачок карандашика-фонаря, который киллер держал в кармане как авторучку, пополз по комнате, выдергивая из темноты очертания изломанных предметов.

Грянул выстрел, который прозвучал для Корейца отдаленно, с трудом пробиваясь через звон в ушах, будто был произведен из пистолета с глушителем, – барабанные перепонки после взрыва гранаты не воспринимали звуки.

Пуля, выпущенная из «ТТ», вошла в тело… Тело Ломоносова, лежащее в углу…

– Есть, – прошептал через силу Кореец и нажал деревянным пальцем на спусковой крючок «глока». Все вокруг виделось размытым, да еще слабость накатила такая, что он рисковал промахнуться с четырех метров…

– Бля! – Фигура Пробитого качнулась. Присела… Кореец нажал еще на спусковой крючок, понимая, что пули уходят не туда.

Пробитый схватился за бок и вывалился на крыльцо.

– Скотина, – прошептал Кореец. Его сознание уплывало. И в голове билась только одна мысль – если его сейчас придут добивать, сопротивления он оказать не сможет никакого. Его просто добьют и еще пнут ногой со злости. Но он этого не почувствует. Потому что это уже будет не его тело.

Глава 4
КОМАНДИРОВКА ЗА БУГОР

Москвичам хватило пяти дней, чтобы уразуметь – никаких сокровищ в кладезях УБОПа нет и не было никогда. Да и откуда им быть, коли начальник отдела по борьбе с бандитизмом находился на содержании у бандитов. Не будет же он копить в сейфах материалы на этих же бандитов…

Через неделю руководитель группы ГУБОПа пришел на поклон к Ушакову. Теперь держаться он старался по-свойски – дескать, старик, одно дело делаем и все понимаем.

– Пожалуй, мы группу в помещение УВД переведем, – после дипломатического захода выдал он.

– А чем убоповская избушка не по душе? – полюбопытствовал начальник уголовного розыска.

– Тут спокойнее.

– Что, у наших коллег в сейфах шаром покати?

Губоповец только махнул рукой. Потом произнес, будто пытаясь разделить с начальником уголовного розыска часть своей неподъемной государственной ноши:

– Задача у моей бригады простая – навести в области хотя бы элементарный порядок. Область имеет стратегическое значение.

– Тут мы в курсе,

– И нужно показать здесь всем, что в России есть закон.

– Да, цель не из легких, – усмехнулся Ушаков.

– Если есть какая-то информация, мы поможем ее реализовать, – продолжил губоповец. – Вон полсотни штыков. Орлы все. Кому хочешь голову отвернем.

– Отвернуть голову – не велика трудность. Проблема – добыть доказательства на бандита… Вообще, я за сотрудничество. Давайте, включайтесь в работу следственно-оперативных групп по табачным убийствам. Распределим, кому какие версии отрабатывать с учетом того, что ребята ваши пока в городе ориентируются не намного лучше, чем где-нибудь в Барселоне.

Полковник заметно поскучнел при этих словах. Он ждал не этого. Проверять версии, отрабатывать подозреваемых в убийствах – это муторно, долго да еще неизвестно, будет ли результат. Полковнику нужны были красивые быстрые реализации в рамках операции «Ураган». Приехать, разнести в пыль офис какой-нибудь левой фирмы, изъять пару ящиков пулеметов и замаскированный в полесских лесах чеченский танк. Он страшно нуждался в том, чтобы в каждой сводке мелькало «ГУБОП обезвредил»… «ГУБОП изъял». И его заботило не то, что в анклаве действительно пора наводить порядок, а то, как бы эта ступенька в его карьере не оказалась гнилой и не подломилась бы под ним.

– Надо разбираться в каждом конкретном случае, – вяло завел губоповец.

– Понятно, – кивнул Ушаков. – Знаете, я не первый день общаюсь с нашей мафией. Я давно уже прикинул, что мне нужно для полного счастья, чтобы отработать ее по полной программе.

– И что? – с некоторым интересом спросил полковник.

– Для начала отослать куда-нибудь семью и не вздрагивать при мысли, что похитят жену или дочь. Нужна группа из пяти-шести профессионалов, которым не нужно вытирать сопли подгузником, и чтобы каждому я мог доверять, как себе. И еще – сотня тысяч долларов на оперативные расходы. И, конечно, чтобы прокуратура и суды палки в колеса не ставили и за взятки бандюков на следующий день не выпускали на свободу… За полгода я уничтожу всю эту мразь. Забью их в камеру. Или они убегут из страны…

– Рисково, – кивнул полковник с какой-то грустью и оттенком зависти.

– А я давно страх растерял, – произнес Ушаков. – Вот только никто мне никогда ничего этого не даст. Потому что никому ничего не нужно. Легче собрать роту оперативников по всей Руси-матушке и отправить на год в Полесск, чтобы они тут лени набирались.

– Ну, вы нас недооцениваете.

– Хочется верить…

Между тем неожиданно стали подниматься старые дела. Гринев по своим каналам получил информацию о двух подонках, которые зарезали в общей сложности трех таксистов за копеечную выручку, а заодно утопили в море свою знакомую – манекенщицу из Дома моделей «Париж». Обоим исполнилось двадцать пять, но они успели озлобиться и заматереть в зонах. И оба раскололись в течение двух часов разговора по душам в кабинете начальника уголовного розыска. Когда все было закончено, Ушаков в очередной раз ощущал тошноту, как от запаха гниющего мяса. Да, он явственно чувствовал запах гнили, исходивший от этих двоих, с виду чистых, хорошо одетых парней, лица которых вовсе не были обезображены печатью порока. Гнила их душа – начальник розыска научился это чувствовать давно, но не научился воспринимать спокойно.

Наметился прогресс и по убийству Глушко. Сыщики немецкой криминальной полиции прошлись по связям убитого и нащупали кое-что интересное.

– Надо туда ехать, – сказал Ушаков, вызвав Гринева и передав ему бумагу, которую Наташа Сомина, руководитель группы Интерпола в УВД, успела перевести на русский язык, – Германские коллеги подняли свои архивы, прошлись по сделкам, счетам «Востока» и некоторых других фирм.

– И что? – спросил Гринев с интересом.

– Они нашли человека, к которому приезжал Глушко. Некто Марк Шварцман – выходец из СССР, ныне гражданин Германии. Занимается табачным бизнесом и финансовыми аферами, в основном совместно с литовцами и россиянами. И обнаружились концы денежных проводок. Надо ехать в Мюнхен.

– Черта с два туда пустят, – буркнул Гринев. – Денег в кассе нет.

– А ты разузнай у финансистов. Нам же не колбаски с пивом там лопать.

Гринев отправился на разведку. Вернулся он от финансистов через полчаса несколько озадаченный. И сообщил:

– В казне сквозняк. Ни одного доллара и марки выделить не могут. Нужно через Москву пробивать. Предложили нам командировочные сухим пайком взять.

– Чего? – У Ушакова, привыкшего ко всему, чуть челюсть не отвисла.

– Ну, тушенкой, насколько я понял.

– Молодцы.

– Это сорок долларов командировочных в день, – попытался прикинуть Гринев. – В общем, с грузовиком тушенки в Мюнхен прикатить. И на автобане ею торговать. Ты мне скажи, вот в нормальный, не одурманенный опиумом ум такая идея может прийти?

– Как видишь, может, – усмехнулся Ушаков.

– Знаешь, в России десять лет назад к власти пришли не демократы, не коммунисты, а сюрреалисты. Какая-то законспирированная секта, которая решила сюрреализм сделать жизнью… Сухпайком, ты посмотри на них!

– Не кипятись, – успокоил его Ушаков, мысленно, впрочем, чертыхаясь и проклиная нынешнюю нищету государства и невозможность решить элементарные вопросы.

Да, неплохо бы было встретиться с человеком, к которому ездил Глушко, и переговорить накоротке, как бывшие соотечественники. Немецкая, американская да любая другая полиция не в состоянии говорить на одном языке с выходцами из СССР. Тут нужен только русский мент. И тогда сразу все становится на свои места.

– Группа ГУБОП в бой рвется, – сказал Гринев. – Вот пускай они нам деньги и выбьют. Глядишь, в раскрытие попадут.

– Попробуем, – без особой надежды сказал Ушаков. С этой идеей он и направился к старшему губоповской бригады. Полковник в ответ на это предложение только развел руками.

– Это вряд ли возможно.

– А почему? – спросил Ушаков.

– А все потому же. Денег нет.

– Да. А на поездку в Штаты по сотне сотрудников, чтобы они били баклуши, обучаясь непонятно чему у инструкторов ФБР, есть деньги?

– Это другая статья сметы. Международное сотрудничество, – пояснил полковник. – Да что передо мной-то возмущаться? Я же сам все прекрасно понимаю.

– Все всё понимают, – кивнул Ушаков. – Все всё знают. Только никто ничего не пытается изменить…

…Всеми правдами и не правдами Ушаков все-таки выбил валюту. И Гриневу выписали командировку на трое суток в Мюнхен. Лететь ему предстояло в понедельник утром.

Стоянка перед аэропортом, как обычно в этот день, была вся заставлена «Мерседесами», «Вольво», джипами, у которых скучали шоферы и охранники. Рейс на Мюнхен по времени почти совпадал с рейсом из Москвы. Акулы свободной экономической зоны как раз возвращались в свою богатую рыбой и планктоном акваторию после отдыха. Среди них летать в столицу на субботу – воскресенье считалось хорошим тоном. Одни прикупили там квартиры и коттеджи, другие бронировали номера в московских отелях.

В здании аэропорта руководители уголовного розыска. то и дело ловили на себе косые взгляды. Здесь было полно их старых знакомых – кого-то задерживали, от кого-то принимали объяснения, кого-то отправляли пилить лес. И Гринев только успевал комментировать:

– Смотри, Рома Буржуй. Как ублюдок поднялся! Девку себе отхватил из Дома моделей… А вон Куцый, я его за карманку десять лет назад брал.

– А теперь у него две бензозаправочные станции, – кивал Ушаков.

– И что, он от этого перестал шарить по карманам? – усмехался Гринев. – Шарит, только более интеллигентно… Да, поднялись клиенты. Высоко взлетели, орлы. Только вот суть сволочную свою не изменили.

– Да, оцивилизовавшийся уголовник – это добрая сказка для детей демократов, – кивнул Ушаков.

– В Москву наша деревня потянулась. Как мухи на дерьмо, – скривился Гринев. – Хрусты в оркестр бросать.

Считалось куда престижнее прогуливать деньги в московских, запредельно дорогих фешенебельных кабаках, чем гудеть в Полесске. Там можно неплохо провести время в «Национале», скромно отужинав на пятьсот долларов, да еще посмотреть на видных деятелей Госдумы, которые облюбовали этот ресторан рядом со своей работой. Не с последними людьми бизнеса и политики можно перекинуться словечком-другим в «Мариоте» или «Балчуге». Если не слишком жалко две-три тысячи баксов, можно неплохо провести вечерочек в кабактории «Шимазон» чеченской гостиницы «Рэдиссон Славянская», которую' особенно полюбили московские власти.

Да, столица! Другие размеры, другие масштабы. После визита туда можно в родном Полесске мимолетом бросить, что недавно выложил в ресторане «Джуста» полторы тысячи долларов за бутылку коньяка «Людовик Тринадцатый». Если ты голубой, то можешь похвастаться перед своими товарищами, что провел ночку в так дорогом сердцу каждого педика клубе «Хамелеон», который почему-то облюбовали лидеры Союза правых сил – тоже люди богатые и полезные. Вход в стриптиз-клуб «Доллс» недалеко от «Белого дома» недорог – каких-то шестьдесят зеленых, для делового человека деньги смешные, но если тебя унижает такая мизерная сумма, то можешь снять там отдельный кабинет для особо доверенных лиц за тысячу долларов. Впрочем, все это развлечения не для слишком крупных акул. Если ты по-настоящему крут, то лишь иногда в узком кругу обмолвишься, что попал в закрытый клуб «Монолит» на Большой Грузинской, карточка которого стоит двадцать пять тысяч долларов. Там собираются большие люди, большие деньги, там серьезные связи. Нет, с Москвой ничего не сравнится. Она для бизнесмена, как для мусульманина Мекка. Там совершенно по-другому ощущаешь вкус денег. Там власть…

Объявили посадку на рейс.

– Казенные марки трать с толком, – напоследок напутствовал Ушаков.

– На такую сумму можно весь Мюнхен скупить. – Гринев хохотнул, похлопывая себя по карману с деньгами.

Проводив своего заместителя, Ушаков вернулся в Управление. Провел быстро оперативку и углубился в изучение сводки происшествий за сутки, привычно отмечая желтым маркером интересующие его пункты, выводя резолюции.

Никакими из ряда вон выходящими происшествиями последние дни отмечены не были. Табачная война временно затихла. И Ушакову затишье это не нравилось, так как грозило закончиться таким тарарамом, что чертям станет тошно, и никакая рота заезжих губоповцев не поможет эту кашу расхлебать.

Во второй половине дня на него вышел Фофа. Тот самый рецидивист, который дал расклад по бригаде Ломоносова и Пробитому.

– Надо бы встретиться, – попросил он. – Новости есть.

Пересеклись их пути в одном из самых глухих углов, рядом с ныне почти бездействующим машиностроительным заводом. Его красные корпуса были возведены перед Первой мировой войной. Ни годы, ни погода им были нипочем.

– Тут шорох прошел… – Фофа помялся. – Не знаю, как и сказать.

– Говори, как есть, – велел Ушаков.

Фофа поежился и вздрогнул от неожиданного раската, донесшегося из-за глухого заводского бетонного забора с колючей проволокой поверх него. Это был грохот падающих металлических листов. Похоже, завод начинал потихоньку оживать. Перед его воротами стояла пара груженых грузовиков.

– Не бойся, не стреляют, – улыбнулся Ушаков.

– Как не бояться, – досадливо произнес Фофа. – Любая падла с пулеметом сегодня себя человеком считает.

– Что случилось? – вернул Фофу на землю Ушаков.

– Кажется, Корейца грохнули.

– Как это?

– Не знаю конкретно. Но люди говорят – Шамиль нашел способ его завалить. Так что Кореец теперь в своем корейском раю.

– Или в аду, – кивнул начальник уголовного розыска.

– Это как повезло…