Текст книги "Наше дело — табак"

Автор книги: Илья Рясной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Илья Рясной
Наше дело – табак

ЧАСТЬ I
УБИЙЦУ ЗАКАЗЫВАЛИ?

Глава 1
СКАЛЬП ВРАГА

Ветер колол лицо холодными тонкими иголками дождя. Николай Иванович Сорока поежился. Этот мелкий, противный дождь и упругий, настырный, продирающийся сквозь тонкий французский плащ от Кардена ветер привели его в чувство.

– Спокойно, – произнес он. Слово это относилось вовсе не к дождю, а к нему самому, генеральному директору товарищества с ограниченной ответственностью «Квадро».

Сорока прислонился к только что со стуком закрывшейся за ним металлической двери подъезда. Он вытащил пачку, выщелкнул одну сигарету, щелкнул зажигалкой «Ронсон».

Огонек сигареты подрагивал в такт дрожащим пальцам. Эта противная мелкая дрожь в руках раз в несколько лет атаковывала директора, и справиться с ней не могли ни медикаменты, ни народные средства. Так пробивалось наружу огромное нервное напряжение, от которого все каменело и холодело внутри. Первый раз расшалились нервы пятнадцать лет назад. Тогда в цеху, которым руководил идущий резко вверх, делающий стремительную карьеру Сорока, рванул паровой котел и пострадало пять человек. По настрою комиссии получалось, что кругом виноват не кто иной, как начальник цеха, в связи с чем перспективы для него открывались безрадостные. Однако тогда он отделался легко – строгачом по партийной линии с занесением в личное дело…

Сорока усмехнулся. Строгач по партийной линии. Действительно смешно. Но такие были времена, когда руки дрожали от одной мысли о партийном взыскании. А сейчас от чего они дрожат? От сознания, что ты влез в такую аферу, запустил в оборот такие деньги, что при неудаче взыскание будет похуже…

Он поежился от нового порыва ветра. На миг стало до боли жаль себя. Ему позавчера стукнул полтинник, но он не ощущал этих лет. Ведь, как и в молодости, казалось, что впереди вечность. Только сейчас в отличие от тех небогатых времен у него были деньги, послушные женщины, дорогие автомобили, дом – полная чаша. Он достиг многого. И не собирался отступать, отдавать что-либо. Еще не так давно ему было плевать и на годы, и на все вокруг, он был в целом доволен собой и шел легко вперед… Пока однажды не возникло ощущение, что настала пора, когда расхожая житейская истина, что за все в жизни надо платить, вдруг грозит обернуться черной реальностью.

Его уже неделю болезненно глодали дурные предчувствия. Правда, душевное беспокойство у него возникло, еще когда только было заключено то чертово соглашение. Подписавшись на это дело, он вдруг ощутил, что увязает в болоте. И постепенно начал осознавать, что из этого болота ему не выбраться, подобно барону Мюнхгаузену, потянув себя за косичку. Обычно эти мысли одолевали его ночами, в часы бессонницы, однако рассвет гнал их прочь… Но теперь и яркое полуденное солнце не могло разогнать сгущающуюся в его душе темень, потому что самые худшие опасения начинали оправдываться. Пришло время что-то решать. И ценой этого решения может стать все, чего он достиг.

Сорока снова глубоко затянулся. Провел ладонью по щеке, размазывая капельки дождя. Огонек сигареты все дрожал. Директор «Квадро» с досадой отбросил сигарету прочь.

Хватит ныть! Даже наедине с собой нельзя пускать нюни! Надо действовать. Да, пора принимать меры. В конце концов, он же не жалкий лох, не мальчишка, которого можно вот так просто взять и продинамить.

Распрямившись, Сорока посмотрел на платиновые часы за пять тысяч долларов, выглядевшие на запястье ничуть не лучше часиков за двести рублей и время показывающие ничуть не точнее. Одиннадцать пятнадцать. Ночь уже скоро. Он обещал быть сегодня у Насти – хоть днем, хоть ночью. И она ждет. Все правильно, любовница, которая стоит таких денег, обязана ждать.

Сорока тряхнул головой и энергичным шагом направился к стоянке перед домом, где оставил свой новенький пятидверный, с пяти ступенчатой автоматической коробкой передач «Мицубиси-Паджеро-3». Он купил эту машину три месяца назад за шестьдесят тысяч долларов и радовался приобретению как ребенок. Сейчас его не радовало ничего.

Двор крепкого немецкого дома из красного кирпича зарос еще довоенными деревьями со следами осколков и пуль. За стоянкой шли кусты и забор, огораживающий стройку – азербайджанская диаспора возводила фешенебельный магазин мебели. Ни одного человека сейчас во дворе не было. Последний собачник торопливо, скрываясь от непогоды, завел своего буль-мастино в первый подъезд.

Сорока вытащил тяжелую связку. Чего в ней только не было – ключи и от офиса, и от двух квартир, и от машины. Каждый из этих ключей означал какое-то достижение в жизни, веху, приобретение. Нажатием на кнопку брелока он отключил противоугонку. Щелкнули замки, машина оживала, готовая, негромко взревев сильным двигателем, устремиться сквозь непогоду к нужной хозяину цели, как верный конь. Директор «Квадро» коснулся ладонью холодной влажной хромированной ручки. И тут ощутил затылком холод.

Он резко обернулся, сжав в руке связку ключей. И увидел высокую, атлетическую фигуру, тесно затянутую в черную куртку. На голове незнакомца была вязаная шапочка.

– Ты уже приехал, папаша, – услышал Сорока насмешливый голос.

Атлет держал руку за пазухой, и нетрудно было догадаться, что там – пистолет, скорее всего с глушителем. Оружие он сбросит тут же, использовав по назначению. Киллеры в последнее время без малейшего сожаления скидывают стволы – их стоимость входит в стоимость заказа.

Внутри у Сороки все подвело, в животе образовалась пустота, и по ногам будто ударило током. А потом пустоту заполнила волна ярости. Директор неожиданно резко швырнул тяжелую связку ключей в лицо киллера. Связка нашла свою цель – со стуком врезалась в лоб, острый край массивного ребристого ключа от сейфа расцарапал бровь. От неожиданности киллер отступил на шаг, зацепился за вросший в землю кусок арматуры, взмахнул руками и упал.

Вот он, шанс! И Сорока собирался его использовать. Он ринулся прочь. От подъезда его отделяло метров двадцать, и он был уверен, что успеет преодолеть их, пока киллер придет в себя от неожиданности и начнет палить.

И тут загрохотал гром. Прокатился по всему телу Сороки. Что-то резко, безболезненно вдавило в спину. И директор «Квадро» вдруг понял, что не властен над своим телом. Он бежал, но не мог удержаться на ногах, ставших чужими. Мокрый асфальт с отблесками в луже бледного фонаря приближался…

Стрелял в него второй убийца – невысокий, кряжистый плотный, весь какой-то квадратный, похожий на крепкого, энергичного кабанчика, до того скрывавшийся в кустах у забора. Он пользовался обычным, без глушителя «ТТ» «желтой» сборки – таким же одноразовым орудием, как пластиковый шприц.

Кабан подскочил к упавшему Сороке и, довольно оскалившись, сделал два контрольных выстрела. Все, теперь жертву не оживит ни один реаниматор на свете. Работа сделана.

Через несколько минут убийцы уже сдирали шапочки и переодевали куртки в машине.

– То, что ты урод, тебе в детстве не говорили? – грубо бросил Кабан.

– Ну ты чего? – обиделся атлет.

– Ты бы с ним еще о погоде поговорил.

– Ну как-то так получилось, – оправдывался атлет.

– Не можешь в человека шмальнуть без того, чтобы с ним лясы поточить?

– Да как-то…

– Чмо ты позорное!.. Наше дело маленькое – пришел, увидел, завалил… А тебе бы базар наводить. – Кабан сдернул машину с места. – Наказать бы тебя… Да ладно, живи.

– Слышь, это… – Худощавый сглотнул комок в горле. – Ну, не повторится больше.

– Знаю… – Лицо Кабана вдруг перекосила нервная судорога, которую очень отдаленно можно было принять за улыбку. – А все-таки загасили мы его, гниду! Загасили!

В этом возгласе было ликование победы. С таким же ликованием в древние времена сдирали с врагов скальпы или отрезали головы, чтобы привязать к седлу. Да, для Кабана это была не первая голова врага… И не последняя…

Глава 2
МАРИМАНЫ

Одно дело слышать о каких-то стихийных бедствиях, даже смотреть их по телевизору, и совсем другое – ощутить на собственной шкуре. А для российских моряков пострашнее штормов, ураганов и тайфунов была сплоченная боевая команда Александра Ана по кличке Кореец.

Из двадцати возвращающихся в родные края членов команды тунцеловного судна «Север» еще ни один не попадал в крепкие дружеские объятия подручных Корейца, а потому морские волки воспринимали россказни об этом процветающем бизнесе как вещь хоть и вполне вероятную, но к ним лично не относящуюся. Да, доходили слухи, что комитет по встрече ждет нередко мариманов прямо у трапа самолета. Но когда «А-300», следовавший из испанского Санта-Круса, застыл на бетоне варшавского аэропорта, выяснилось, что там все тихо. В здании аэропорта из встречающих был только представитель Полесской базы тралового флота. Он в темпе порешал с экипажем вопросы, проводил людей в автобус и как-то поспешно распрощался.

– До дома, до хаты, – воскликнул довольный старший механик, забрасывая свои пожитки в багажник «Икаруса», который должен был доставить мариманов из Варшавы в Полесск. Оттуда, получив деньги, уладив дела, связанные с множеством разных выплат и льгот, команда «Севера» разлетится по всей России, и члены ее будут ждать очередного рейса, скорее всего на другом судне и неизвестно под каким флагом.

– Еще не доехали, – буркнул вечно ворчащий здоровяк боцман.

– Доедем, – заверил старший механик. И оказался не совсем прав… Тормознули их в полусотне километров от Варшавы. Белый облупившийся фургончик и зеленый «Москвич» просто перекрыли дорогу, а когда «Икарус» остановился, в салон тяжело, так что автобус качнуло, протопали двое «гиппопотамов» явно кавказской наружности.

– Гамарджоба, генацвале, – радушно улыбнулся один. – С приездом.

– Давно ждем. – Второй поглаживал толстыми пальцами ствол чешского пистолета-пулемета «скорпион» – одной из излюбленных машинок киллеров на постсоветском пространстве и в странах бывшего социалистического лагеря.

– Мужики, вы нас с кем-то спутали, – завопил старший механик, прикидывающий, холодея внутри, найдут эти бандюги или нет доллары, пришитые к брючине. – Мы не челночники.

– Кто такой челночник? Зачем нам какой-то барыга? – обиделся главный «гиппопотам». – Я моряк люблю. Посидеть, разговор про море говорить. Вина выпить. – Улыбка на его жирном, с крупными чертами лице (самой крупной чертой был истинно кавказский шнобель) становилась все шире. – В гости приглашаю… Трогай, братишка, вон за той машиной, – велел он перепуганному водителю, кивая на начавший движение фургон.

– Да вы чего, охренели?! – возмутился молодой и горячий матросик.

– Зачем кричишь? – удивился «гиппопотам». – Будешь кричать – стрелять буду. Убивать буду. Ты мой гость. Не хочу гостя убивать, – изложил просто и доходчиво он свои намерения, передергивая затвор «скорпиона» и целясь в лоб вдруг сразу как-то обмякшему и растерявшему боевой задор матросику. – Ничего плохого не будет. Стол накрыт. Ужин готов.

…"Гиппопотам" не обманул. Действительно, стол был накрыт в ресторанчике на первом этаже двухэтажной гостиницы, затерявшейся на таком отшибе, что вокруг в пределах видимости ни одного дома не было – одни поля, полоска леса да уходящие вдаль, напоминающие динозавров опоры высоковольтной линии элекгропередач – части некогда единой энергетической системы СЭВ. Длинный банкетный стол украшала обильная закуска, водки – залейся, Хлебосольство тут царило не польское, а русское, ближе к грузинскому. Впрочем, и самих поляков здесь не было. Одни русские, кавказские и прибалтийские морды, лучащиеся доброжелательностью, совсем как бультерьеры, которым пока сказали не кушать дядю, а немного подождать. Мариманов провели к столу.

– Да не хочу я жрать! – бузил все тот же горячий матросик.

– Тогда просто так посидишь, – сказал «гиппопотам». – Послушаешь, что люди умные скажут… И не испытывай мой нерв. Он тонкий…

Два светловолосых битюга, похожие на прибалтов, с набитыми по-каратистски кулаками заняли позиции в креслах у входа, демонстративно держа оружие на коленях, еще парочка дежурила в машине. За стол присел один из «гиппопотамов». После этого в ресторанчик зашел седовласый, приятной наружности, с загадочной тонкогубой улыбкой человек в добротном костюме. Его внешность слегка портили обильные татуировки на руках, говорившие о том, что прошлое у него было бурным и с уголовным кодексом седой имел серьезные разногласия.

– Рад приветствовать героев, – насмешливо произнес он и поднял поднесенную «гиппопотамом» рюмку с кристально чистой московской водкой. – За ваше возвращение.

– Э, – кто-то попробовал начать базар.

– У нас хозяев не обижают, – укоризненно покачал головой седой. Опрокинув стопку, он крякнул с удовольствием, оглядел, прищурившись, присутствующих.

– Гадом буду, отравленная, – вздохнул боцман, но стопку без задержек отправил по назначению.

– Итак, господа, уже по культурному обращению вы можете судить, что попали не в лапы к каким-то отмороженным, чура не знающим бандюгам. А попали вы в гости к людям приличным… Мы не бандиты, а бизнесмены. И я без эмоций, по-деловому хочу обсудить с вами условия вашего спокойного возвращения на родину.

– Какие такие условия? – возмутился старший механик, про себя покрывая матюгами капитана судна и старшего помощника, которые, видимо, не понаслышке зная, чем дело закончится, дунули домой через Барселону и Москву.

– Условия справедливые и необременительные. – Речь у седого текла гладко. Заметно было, что говорил он такое не в первый раз и роль ему эта по душе. – На ваши трудовые заработки никто не покушается. Но есть мудрое и верное по жизни слово – делись. Делиться придется… По полторы тысячи долларов с каждого – это по-божески.

– Что?! – завопил раненым зверем боцман, который расписал в уме заработанные деньги до копейки – сколько на поправку деревенского дома, сколько на возведение новой баньки, сколько детишкам на молочишко. И в этом списке расходов жадный седой мерзавец никак не фигурировал.

– Много? – деланно удивился седой. – Это меньше вашей месячной зарплаты. А в море вы год, так что для вас это безделица. А сколько хороших людей в России, можно сказать, с голоду пухнут. Кризис, понимаете.

– Ага, а вы группа малоимущих? – крикнул неугомонный матросик.

– Мы что, будем спорить и портить отношения? – Тонкогубая улыбка седого стала змеиной.

– А если будем?

Седой пожал плечами и кивнул «гиппопотаму». Тот был ближе к матросику и резко рванулся вперед, сорвал несговорчивого паренька со стула, опрокинул на лол, придавил к паркету, упер в лоб ствол «скорпиона» и злобно прорычал, обдавая жертву бактериологическим дыханием изо рта:

– Затрахал! Убью, проститутка!

Кто-то из мариманов, привыкший к кабацким заварухам, попробовал вскочить, и здоровяк в кресле у выхода взмахнул автоматом. Прогрохотал выстрел. Пуля чиркнула в потолок, пошла рикошетом и впилась в деревянную панель на стене.

– Сидеть, фраера дешевые! Тут не шутки шутят! – гаркнул седой хозяин застолья. – На куски искромсаем!

Когда все успокоились, он в том же вежливом русле продолжил:

– Братки, вы поймите одно – платить придется. Так уж заведено. Оно вам дешевле встанет… Не захотите… Мы же вас даже мордовать и убивать не будем. Просто все документы отнимем, и посчитайте, в какую копеечку вам тогда ваше возвращение влетит. Так что будем договариваться.

– А у кого нет таких денег? – спросил боцман, успевший подальше спрятать доллары.

– Это плохо, – озабоченно побарабанил пальцами по столу седой.

– Нет бабок, – завелся боцман. – Мы пустые. Все на счетах. Только по прибытии и можем получить.

– Это затрудняет дело… Но не особенно… Вы про машины не забыли?

– Про какие машины? – завопили матросики.

– Про льготные, братишки. Про льготные…

Глава 3
МЕСТО ПРОИСШЕСТВИЯ

– Машину выслали? – спросил устало Ушаков.

– Да. Уже вышла.

– Хорошо, – кивнул Ушаков, хотя ничего для себя хорошего в этой повторяющейся из месяца в месяц, из года в год ситуации не видел.

Дежурная машина вышла. Сейчас она несется по засыпающему городу, распугивая мигалкой скучающих на панели шлюх. Через десять минут она остановится во дворе, а Ушаков, поприветствовав водителя и поежившись от забирающегося под воротник дождя, сядет на переднее сиденье. И будет гонка по ночному городу. Будет перемигивание проблесковых сигналов милицейских машин на месте происшествия. Будет неподвижное скрючившееся тело в фарах патрульного «уазика». Сколько раз все это видано? Когда тебе сорок пять лет и из них двадцать ты на оперработе, подсчитать сложно. Очень много. Из недели в неделю, из года в год. Расстрелянные, удушенные, отравленные, нашедшие свою смерть в подвалах, на блатхатах, улицах, чердаках люди. И необходимость искать тех, кто с ножом, пистолетом, ядом, из корысти, мести, в пьяном угаре или вообще непонятно из-за чего забрал чужую жизнь. И никакого дела нет никому, что ты устал, что после отпуска, а это уже полгода, у тебя не было ни одного выходного, что тебе хочется послать всех к чертовой матери и просто завалиться дома на диван и не вставать неделю. Нет, не выйдет! Ты обязан подавать пример, быть самым энергичным, напористым, моментально схватывать самую суть и давать только действительно ценные указания, принимать исключительно правильные решения. Потому что ты начальник уголовного розыска Полесской области. Но не просто начальник уголовного розыска, а полковник Ушаков, человек, которого знает и боится каждая позорная псина в этой части русской земли. И ты просто не имеешь права уронить лицо.

Ушаков натянул на себя синий старомодный плащ, поправил его перед зеркалом. Пригладил усы. Усмехнулся. В принципе, он еще выглядит ничего, хоть и жизнью замотанный, и под глазами тени пролегли. Рост метр восемьдесят пять, сухощавый, лицо немножко вытянутое по-лошадиному, но женщинам нравится. И усы – сколько он их уже таскает – кажется, двадцать пять лет. Прекрасные пышные черные усы, которые требуют ежедневного ухода.

На месте происшествия, во дворе старого, с островерхой крышей и давно ставшими ненужными трубами печного отопления немецкого дома уже работала опергруппа. Следователя прокуратуры и судмедэксперта уже успели вытащить из теплых квартир. Заместитель начальника областного розыска, обладатель фигуры слегка заплывшего жиром штангиста-тяжеловеса полковник Гринев тоже был здесь. Он умудрялся всегда успевать первым на места происшествий, движимый каким-то спортивным интересом, а еще стремлением потом изводить подчиненных упреками, что те всюду вечно опаздывают.

– Что, правда Сорока? – Ушаков подошел к своему заместителю.

– Он, валет табачный. Еще один, – громко хохотнул Гринев, глядя на труп, возле которого судмедэксперт, присев на колено, говорил что-то в диктофон.

– Табачная война, – сказал Ушаков.

– Ну да, – кивнул Гринев. – Еще одного зазевавшегося мимоходом волки сжевали.

– Второй за этот год.

– Но не последний, – еще беззаботнее хохотнул Гринев.

– Накликаешь, – поморщился Ушаков.

– Ты думаешь, мне сколько-нибудь их, сволочей, жалко?

– Вряд ли.

– Чем их меньше, тем нам лучше. Знаешь, если бы не моя правопослушность, я бы их сам валил.

– Верю, – вздохнул начальник уголовного розыска. Ему стало грустно. Ушаков знал Николая Ивановича Сороку, еще когда тот был начальником передового цеха завода металлоконструкций и про него писали хвалебные статьи в рубрике «Правофланговые» в «Правде Полесска». Неплохой был мужик…

– Будем раскрывать, – сказал Ушаков.

– А что, и раскроем, – бодро, с некоторым излишним энтузиазмом заверил Гринев, отвечавший за борьбу с умышленными убийствами и лучше, чем кто другой, знавший, сколько убийств табачных дельцов зависло в последние два года. – Куда мы денемся.

– Пора уже раскрывать, – сказал Ушаков. – Надо браться за них всерьез.

Кто хорошо знал Адмирала – так кликали в области полковника Ушакова, тот прекрасно представлял, что если этот человек определил для себя цель, то достигнет ее обязательно.

– Наша возьмет, – произнес Ушаков негромко, и в его словах звучал вызов.

Глава 4
БОЛЬШОЙ КИДОК

Арнольд Колпашин нежился в ванне с гидромассажем и множеством электронных выкрутасов типа компьютера с голосовой индикацией на русском языке. Это чудо бытовой техники он оборудовал на первом этаже своего недавно отремонтированного в лучших новорусских евроремонтных традициях старого немецкого особняка. Один из его знакомых умудрился поставить такую ванну на втором этаже, и кончилось тем, что она рухнула вместе с потолком – хорошо, что никого не зашибла.

Арнольд знал толк в водных процедурах. В жизни, конечно, предостаточно удовольствий, но что может сравниться с хорошей гидромассажной ванной? Или с доброй русской банькой? Раки покрупнее или, на худой конец, креветки, пивко холодное, только не немецкое или голландское, а наше отечественное, лучше разливное, хотя хорошего разливного в последнее время днем с огнем не сыщешь, и русская баня – вот он, предел мечтаний.

Под тугими теплыми струями он расслабился и впал в состояние, сравнимое с нирваной. Сознание плыло по волнам, и ему было хорошо. И страшно не хотелось возвращаться к заботам, к тысячам вопросов, которые нужно решать в офисе, к переговорам с мелкими поставщиками и к тяжелой беседе, которую предстоит провести с наглеющим таможенником. Таможня хочет иметь все больше, делая все меньше, но Арнольд на нее не обижался – это желание всех паразитов на земле. А такая вещь, как окно в границе, да еще надежное и прочное, считай, стеклопакет, стоит очень дорого.

Наконец, решив, что с него достаточно, Арнольд начал постепенно возвращаться к действительности. Напоследок ополоснулся холодной водой, пофыркал, растер докрасна свою мускулистую, хотя и начинающую, как у всех бывших спортсменов, заплывать жирком фигуру, и отправился на кухню. Там колдовала Лена, как какой-нибудь оператор системы управления на главном пульте электростанции, переключаясь от миксера к тостеру, от тостера к микроволновке с дистанционным управлением. Для нее этот процесс мог сравниться разве только с удовольствием от постельных ласк. Арнольд однажды предложил ей нанять прислугу, чтобы готовила и за домом следила, но это предложение было с негодованием отвергнуто.

– Готово, – пропела она, и Арнольд, проходя, впился ей в плечо зубами.

– У-р-р, – утробно заурчал он при этом.

– Откусишь! – воскликнула она.

– Муж я или не муж? – с напускной суровостью произнес он.

– Муж, муж.

– Во, и паспорт могу показать. – Он сграбастал ее в объятия и укусил еще крепче, так что она взвизгнула. – Уйди, дурак! Я тут ему готовлю, а он…

– Кусается… Все правильно. В нашем деле зубы остфые нужны.

– И ты на мне их тренируешь.

– Это чтобы далеко не ходить…

Он сел за стол. На красивом фарфоровом итальянском блюде уже были разложены бутербродики с черной икрой, карбонатом. Готовился еще омлет и тосты с сыром. Арнольд знал, что если с утра хорошо не подкрепиться, то весь день будешь чувствовать себя в чем-то обделенным. Чтобы быть в форме, он должен быть прежде всего сытым и довольным жизнью. Голодный человек – человек злой. А злым деньги не идут.

Он плюхнулся на мягкое кожаное синее сиденье уголка, прижмурился – в окно светило яркое солнце. Погода – как по волшебству изменилась. Еще ночью хлестал мелкий, противный дождь, ветер раскачивал деревья и было зябко, мерзко, даром что весна. А теперь светит солнце и, в общем-то, все отлично.

– Как ты сегодня? – спросила Лена.

– День сумасшедший. С утра надо к Дону Педро.

Лена скривила губы, демонстрируя свое отношение к Петру Смагину, директору ТОО «Локс», приятелю и компаньону мужа. Кличку Дон Педро он получил благодаря тому, что своим статным видом и смуглым лицом, а также черными усами походил на героя-любовника из латиноамериканских сериалов. Был он скользок, хитер, и у Лены вызывал чувство брезгливости.

– Ты ему как накаркала, – сказал Арнольд. – У него неприятности с таможней. Приличную партию цигарок арестовали.

– И не жалко.

– Да. Только он наш компаньон. – Арнольд запихнул в рот бутербродик с паюсной икоркой.

– Такие компаньоны до добра не доведут…

– Отлично, – оценил Арнольд бутербродик, потом протянул руку, сграбастал пульт и включил небольшой телевизор «Филипс», подвешенный на подставке под потолком в углу. И сразу же, как подгадал, нарвался на убойную новость.

– Сегодня ночью застрелен пятидесятилетний генеральный директор ТОО «Квадро» Николай Сорока, – вещал унылый, как закоренелый грешник на исповеди у ксендза, диктор местной телепрограммы «Берег». – Наши источники в УВД полагают, что это очередное заказное убийство из серии убийств по табачным делам.

– Ой! – вскрикнула Лена, и поднос с поджаренными хлебцами едва не выпал из ее рук. – Николай Иванович!

– Мать твою! – Арнольд прищелкнул языком. – Картина Репина «Приплыли»…

На экране замелькали кадры – дом, где проживал Сорока, его новый, гладкий, благородный и черный, как рояль, «Мицубиси-Паджеро».

– Ой, что сейчас с Катькой! – всплеснула Лена руками, обессиленно присаживаясь на табуретку. В ее глазах застыл ужас. Тот ужас после злосчастного взрыва самодельного устройства в последнее время немножко отступил, но возвращения его Арнольд боялся. Это значило, что опять будут транквилизаторы, бессонница, упреки.

– С Катькой, – горько усмехнулся он. – Что сейчас с мужиками!

– С кем?

– Ох, лучше не напоминай…

Тут послышался телефонный звонок. Недолго ждали. Можно представить, как в эти минуты обрывают провода телефонов, настукивают номера на мобильниках. Весь сигаретный бомонд сейчас гудит встревоженным ульем.

– Здравствуй, – послышался в трубке голос старого приятеля и компаньона Казимира Сапковского по кличке Плут. Кличку эту он заработал честно.

– О, давно не видались, – хмыкнул Арнольд. – Чего голос грустный? Телевизора насмотрелся?

– Насмотрелся.

– Хорошо мы погорели.

– На семьдесят тысяч зелени с общака нашей родной фирмы, – взволнованно воскликнул Плут.

– А ты сам? – спросил Арнольд. – Только не говори мне, что свои деньги в проект не вливал.

– Вливал.

– Сколько?

– Под семьдесят.

– Ну, это ты переживешь.

– А ты?

– Мой тридцатник, – сказал Арнольд, и в его голосе ощущалась не свойственная моменту легкость: действительно, чего горевать, если погорел на тридцать тысяч долларов, тогда как лучший кореш погорел на семьдесят, а на сколько погорели другие кореша, вообще приятно представить. – Я человек осторожный.

– Осторожный. Ты же еврей натуральный! – воскликнул Плут. – Всегда в выигрыше.

– Все сказал?

– Ладно, Арнольд, не обращай внимания…

– Вообще-то, кто из нас еврей, можно поспорить, Казимирчик.

– Ну, завелся, как двигатель моего «Ягуара» – с полоборота, – с досадой произнес Плут. – Пропустим. Что-то с соображалкой туго у меня… Блин, семьдесят. И еще общак на сто.

– Последние деньги?

– Это почти сто зеленью! Ты понимаешь…

– Понимаю…

– Арнольд, вот что… Надо встретиться. Втроем. Ты, я и Глушак. Он тоже пострадавший. И влетел, думаю, больше всех нас.

– Ox, от него только шум, – поморщился Арнольд.

– Пора мириться нам всем. И вместе бороться. Или я не прав?

– Поглядим, – без особого воодушевления произнес Арнольд, отлично помнивший, как рассыпалась фирма «Восток», как разошлись они с Глушаком. Разве забудешь, если до сих пор справа ноют сломанные ребра.

– Надо людям прощать, – сказал Плут. – Тем более действительно, влезли мы в эту историю все втроем. И разгребать надо попытаться тоже сообща…

– Хорошо. Забиваем стрелочку. Ты организуй, Плут. Я с Глушаком сам говорить не хочу. Не правильно поймет.

– Да все он поймет правильно. Он хоть и с придурью, но когда надо – все понимает.

– Решили, – кивнул Арнольд.

Он отключил радиотелефон и протянул черную трубку Лене.