Текст книги "Готова на все (СИ)"
Автор книги: Илона Волынская
Соавторы: Кирилл Кащеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
Глава 37
Reasonable job – “For your eyes only” number *
– Ясь, ради бога, поторопись, меня ученики ждут! – нетерпеливо притопывая, Эля наблюдала как пыхтящий от натуги Ясь пытается натянуть закрученный в жгут носок на выставленную кочергой ногу.
– И я тебя очень прошу, – Эля намотала ему вокруг талии пояс от кимоно, – Никакого баловства на тренировке! Баловаться можно и дома.
– Ты и дома баловаться не разрешаешь! – с праведным возмущением откликнулся Ясь, – Я же не могу совсем не баловаться, а где мне баловаться, если нигде нельзя?
Сраженной его непробиваемой аргументацией Эле ничего не оставалось, кроме как грозно прикрикнуть:
– Делай, что велено!
Ясь опустил головенку.
– Ясик, ну что ты, ты обиделся? – ей мгновенно стало стыдно.
– Я не обиделся, – пробубнил Ясь, – Я просто раздражился из-за твоего сердения!
Приветственно кивая на ходу, мимо промчалась администраторша.
– Ирочка, Ирочка! – какая-то бойкая бабушка, оставив внука самого сражаться со штанишками, перехватила администраторшу, – Ирочка, а правда, что это для нееврейских семей тренировки по 70 гривен, а для еврейских по 50?
– Раиса Соломоновна, этот мелкий 20-гривновый сионизм вас унижает! – раскатывая картавое «р», сообщила остановленная на бегу Ирочка, – Со всех по 70! – и изящно вывернувшись из крепкой пенсионерской хватки, понеслась дальше.
В своих кимоно похожие на снеговичков, россыпь малолетних каратистов рванула в зал.
Элина мобилка затрезвонила. Держа в одной руке Яськины джинсы, Эля с трудом выковыряла ее из кармашка сумки.
– Элечка, солнышко, тут такое дело… – зачастил в трубке Петечка Макаров, – Тебя декан ищет, и зав тоже. Злятся ужасно, что ты на поминки не пришла…
– Какие к черту поминки? – Эля даже недоуменно отвела мобилку от уха и поглядела на нее, словно рассчитывала разглядеть сквозь пластик то ли Макарова, то ли декана, – Я сегодня с похоронами с утра как наскипидаренная савраска бегаю! Документы, причиндалы, могила – я еще и на поминки должна идти? Мне ребенка на тренировку вести надо! – за закрытой дверью спортивного зала уже слышался ладный топот множества маленьких ножек – разминаются. Интересное дело, что ей – оставить Яся в пустом садике, в компании злющей от непредвиденной задержки нянечки, пока Эля будет на очередных поминках торчать?
– А они – зав с деканом – говорят, что на поминках Грушина и так почти никого нет, а от факультета кто-то должен быть обязательно, и не самим же им туда тащиться. – добросовестно пересказывал слова начальства Петечка, и Эля даже видела мысленно, как от усердия его коротко стриженные белобрысые волосы аж топорщатся над простецкой веснушчатой физиономией.
– Ты сходи, – решительно отрезала Эля.
– Я? – с наивной искренностью изумился Макаров, – Не-е, ну что ты, я не могу. – протянул он, – Я уже дома, я уже переоделся, чай себе заварил, компьютер включил… – и он торопливо добавил, – Поработать хочу.
– Петечка, а я, знаешь ли, целый день отработала, причем совсем не по специальности, – с ласковостью разъяренной кобры прошипела в телефон Эля, – И ты мне помочь не пришел – хотя и обещал.
– Ой, ты извини, конечно, свинья я получаюсь, – с совершенно искренним раскаянием немедленно занудил Петечка, – Ну не смог я, честно, вот не смог! Как представил себе, что опять катафалк этот, морг, кладбище, гроб закрытый – ужас! – явно напрашиваясь на сочувствие и понимание, простонал Петечка, – Никакие нервы второй раз такого не выдержат!
Эля в ответ лишь сдавленно зарычала и торопливо нажала кнопку, отключая мобилку вместе с Петечкиным доверительно-страдальческим голосом. Иначе еще секунда – и она бы просто начала невразумительно, но грязно материться, распугивая толпящихся в коридоре интеллигентных старушек. У него нервы! Нет, ну вы слыхали – Петечка не приехал помогать с похоронами, потому что у него нервы не выдержали! И Эля была абсолютно убеждена – изложи он эту версию декану или заву, и встретит понимание и сочувствие. Никому даже в голову не приходит, что у Эли тоже нервы есть, а физических сил – не так уж много!
Если бы зав военной кафедры, в надежде на новую порцию поминальной водки, опять своих техников не прислал, она б сегодня вообще пропала! Что они всем университетом будут делать, когда «военку» прикроют? Считай, последние нормальные мужики из университета уйдут. А ведь прикроют, родное правительство уже постановило.
Эля принялась досадливо забрасывать брошенные Яськой вещи в его спортивную сумку. Что ректорат себе думал? Бороться за кафедру надо было, доказывать! Другие-то вузы, вон, своих отстояли, а у университетской «военки» возможности, между прочим, получще, чем у этих других! Одной техники полный гараж, даже БТРы есть и самоходные артустановки, хоть и старые! Нет, все прошляпили – университет в своем репертуаре! И никто даже не задумывается, что не просто «военщики» работы лишаться, на всех отразиться. Кафедру, избавляющую мальчишек от армии, в университете прикрыли, а воинскую повинность-то государство не отменило. Следующим летом мальчишки-абитуриенты, отнюдь не жаждущие терять в армии два года своей жизни, проигнорируют университет и ринуться туда, где военные кафедры сохранились. Значит, и родители не захотят нанимать университетских в репетиторы своим чадам. У Эли с Яськой станет еще меньше денег… Вот как тут жить, если одно к одному: отец, начальство, коллеги, правительство – все норовят бедную женщину по миру пустить!
За дверью спортивного зала писклявенькие, но изо всех сил старающиеся казаться мужественными голосишки юных каратистов, отсчитывали: «Ичи… Ни… Сан… Ши… Го…». Эле всегда казалось, что если уж тренировки по карате идут в еврейском общинном центре – сакраментальное финальное «киай» следует заменить на «ой-вэй».
Из музыкального зала в коридор сочились звуки многочисленных скрипок. Сбились, послышался выговаривающий голос, потом пауза и они начали снова. Эля еще послушала, огляделась по сторонам и почувствовала, что даже повисшая на душе выматывающая тяжесть отступает, прячется перед аурой этого места.
Ну и ладно, пока поток абитуры не иссяк, будем работать. Поймав себя на том, что тихонько напевает под нос, Эля заторопилась к лифту. Походя приветственно раскланялась с парой совершенно патриархального вида бородатых старцев в ермолках. Ощущение «библейскости» усиливалось шнырающими вокруг старцев полуобнаженными девицами из группы «belly dance» в изукрашенных висюльками шароварах. Эля поглядела на них с легкой завистью – недостижимая мечта идиотки, чем-нибудь эдаким заняться, но дорого, и где взять время. И вообще, думай, как заработать, а как потратиться, деньги сами придумают.
Эля лифтом спустилась на первый этаж, в библиотеку, распахнула дверь…
…Но тебя не думай, я не приласкаю.
О любви я больше тебе не расскажу.
Ведь любовь святая, ты ее поганишь.
Я тебе такого позволить не могу…
Устроившиеся на передних рядах стульев немногочисленные благообразные старушки пару раз нерешительно похлопали. Библиотекарша, последним усилием держа на лице маску каменной невозмутимости, изъяла микрофон у мужичка неопределенно-пожилого возраста. Тот трепетно раскланялся, прижимая руку к сердцу и закатывая глаза. Видно, это казалось ему ужасно поэтичным.
– Что это делается? – попавшая под его шедевр Эля замерла в дверях.
– Не видишь, поэтический вечер, проходи давай, – шикнула ей в ухо все та же администраторша Ирочка и пропихнула Элю внутрь, – Пошустрей, побыстрей, а то оглянуться не успеете, на рифму положат! – скомандовала она, пропуская мимо себя слушателей своих компьютерных курсов. Их вереница бодрой рысцой рванула через зал к проходу в библиотечных стеллажах. Опомнившаяся Эля потрусила следом. Скрывшись за стеллажами от поэтической общественности, все дружно перевели дух и свернули налево, к компьютерному классу. Эля отправилась направо, в выгородку читального зала, где за столами расположилась хихикающая четверка ее очередных учеников.
Затянутая в слишком узкие для ее обильных телес джинсы Ривка Кацнельбоген занималась любимым делом – дразнила колбасой Дашку Степанову.
– Ты только погляди, какая колбаска, ням-ням, – крутя горбатым носом над усыпанным белыми точечками сала розовым кружком колбасы, приговаривала она, – Чистый цимес, попробуй, Дашка!
Даша встряхивала льняными волосами и по-кошачьи брезгливо морщилась:
– Отстань от меня со своей свиньей, гойка пар-ршивая!
– Я иногда понимаю Степанову – когда я вижу твой бутерброд, Кацнельбоген, мне тоже хочется стать правоверной еврейкой! – разглядывая зажатый в пухлых Ривкиных пальцах мегабутерброд (черный хлеб, слой сыра, три кружка яйца и сверху торжествующая колбаса), сообщила Эля.
– Она б еще сало на мацу положила, был бы бутерброд сильно неортодоксальной еврейки, – мрачно предложил один из мальчишек.
Сраженная общественным порицанием, Ривка сунула бутерброд в рюкзак, потом не выдержала, вытащила снова и воровато куснула.
– Кто-то мечтал к поступлению похудеть… – откинувшись на спинку стула и внимательно разглядывая потолок, сообщила Даша. Строгий, под горлышко белый свитер туго натянулся на высокой груди. В разрезе длинной, до пят, черной юбки прорисовалась ножка, которую бульварные романисты назвали бы точеной.
Эля поглядела на заворожено пялящихся в разрез мальчишек и вздохнула. Ей уже не раз хотелось попросить Дашу одеваться не столь традиционно. Может, тогда парни будут больше думать о предстоящих экзаменах?
– Изя, будь любезен, домашнее задание… Изяслав! Ты меня слышишь?
– Да, Элина Александровна, сейчас… – и он по локоть засунул обе руки в рюкзак, разыскивая тетрадь. В рюкзаке что-то шуршало, гремело, перекатывалось и кажется даже тоненько голодно попискивало.
– Почему на прошлое занятие никто не соизволил явится? – дожидаясь исхода археологических изысканий, грозно поинтересовалась Эля.
– Так Ханука же! – лукаво склонив русую голову к плечу, сообщил Марат. – Мы с родителями на рождественские каникулы уезжали.
Ага, вот-вот, Ханука на рождественские, очень типично. Ладно еще Степанова, но Эля была более чем уверена, что остальные воспринимают Хануку примерно как ее прочие ученики – Троицу. Религиозный аспект их не волновал, зато лишний выходной – всегда вещь! Короче, до Троицы им была та Ханука.
– А вступительные по физике за вас бог будет сдавать или все-таки Пушкин? – ворчливо поинтересовалась Эля. Последнее время она ловила себя на том, что терпеть не может любые праздники. А особенно нетерпимо относится к праздничным поездкам своих учеников, из-за которых будущие абитуриенты пропускали занятия. Нет занятий – нет оплаты, и Эля не могла избавиться от ощущения, что деньги на путешествия родители учеников вынимают непосредственно из ее кармана.
Изя-Изяслав поднял от рюкзака несчастную мордашку потерявшегося дитяти:
– Тетрадки нету, Элина Александровна! Наверное, у мамы в сумке осталась. Вы там наверху среди «животных танцюристок» моей мамы не видели?
С трудом припомнив, что в числе увешанных побрякушками танцовщиц и впрямь мелькала монументальная фигура Изиной мамаши – с ее животом только восточными танцами и заниматься, он и без хозяйки, отдельно спляшет! – Эля кивнула.
– Так я сбегаю… – подорвался Изька.
– Сидеть! – рявкнула Эля так, что бормотание самодеятельных поэтов в зале испуганно сбилось, из-за стеллажа выглянула недоумевающая библиотекарша, – Знаю я тебя – там застрянешь и будешь на отплясывающих гурий пялится. – понизив голос, сказала Эля, – После занятия принесешь. У кого есть, открыли тетради, а этому несостоявшемуся шейху дайте листочек.
Хихикающая компания зашелестела страницами, а из-за стеллажей снова выскочила библиотекарша. Вслед ей тонкий женский голос пафосно завывал:
…За мир! Шалом! Лехаим иде!
Сплочен в едино Торою народ.
Пусть светит нам Звезда Давида
В салюте звезд космических высот!
– Можно у вас попросить политического убежища? – умирающим голосом сказала библиотекарша.
– Основания? – строго сдвинув брови, железно-административным голосом иммиграционного чиновника вопросил Марат.
– Как пострадавшая от поэтического иудаизма, – пробормотала Эля, перелистывая распечатку экзаменационных тестов.
– Не понимаю, зачем вы вообще им разрешаете… – неожиданно возмущенно накинулась Даша на библиотекаршу, – Тора – не эта… как там она у них называлась… не программа Коммунистической партии! У этих старичков иудаизм теперь вместо строительства коммунизма!
– Ну и пусть… – тихо обронила Эля, – От Торы не убудет, а старичкам легче. На весь наш город здесь, в общине, единственное место, где ими вообще интересуются, у них тут общение. Другие пенсионеры, между прочим, ради этого по митингам шатаются. Пусть уж лучше стихи пишут.
– Пусть, – кивнула библиотекарша и прагматично добавила, – У нас гость из Штатов сидит, от фонда, который нас финансирует. Что они несут, он, слава богу, не понимает, а впечатление произведут.
– Гость из Штатов от фонда, – медленно и раздельно повторила Эля, чувствуя, как хорошее настроение бесследно тает, пропадает, заменяясь привычной тоской в сочетании с нарастающей злобой, – Сидит, значит. И ничего не понимает? А ну-ка я посмотрю, что за гость! – она сорвалась с места.
– Эля! Эль, ты куда? – окликнула ее перепуганная библиотекарша, но Элю уже было не удержать. Она выскочила из-за стеллажей и самым натуральным образом зарычала, как рычит сторожевая псина, завидевшая на дворе чужака.
Отгородившись пустыми рядами стульев от внимающих самопальной поэзии бабушек, в конце зала восседал молодой загорелый мужик в твидовом английском пиджаке. Темноволосую голову прикрывала элегантная шелковая кипа.
Звонко молотя каблуками сапог, Эля решительно двинулась к нему через зал. Темноволосый поднял голову и увидев Элю, просиял приветственной улыбкой на тридцать два зуба.
Разлыбился, гад! Эля грозно нависа над ним:
– What are you doing here?*
Очередной чтец-декламатор у микрофона недоуменно смолк – слушательницы, мгновенно позабыв о высокой поэзии, дружно переключились на разгорающейся скандал.
Бен Цви поднялся навстречу Элине. Выглядел он при этом даже не как живой человек, а как картинка респектабельного американистого мачо еврейского происхождения, сбежавшая из глянцевого мужского журнала.
– Что может делать еврей в еврейской общине? – со своими поставленным гарвардским произношением спросил он.
– Во всяком случае, не отвечать вопросом на вопрос! – рявкнула Эля, задирая голову. Вымахал на две головы выше Эли, гомункулус хренов! Чисто куст – его обрезали, он в рост пошел, – Вы сядьте, нечего торчать посреди зала!
– Я не могу сидеть, когда женщина стоит, – явно растерявшийся перед ее напором пробормотал он.
– Ничего, мне так удобнее смотреть на вас сверху вниз!
– Элька, ты чего орешь?! – дергая Элю за свитер, страшным шепотом зашипел ей в ухо библиотекарша, – На денежных американцев нельзя кричать…
– Они от этого нервничают и доиться перестают! – закончила за нее Эля. Она понимала, что надо бы замолчать, но неконтролируемое бешенство несло ее, не позволяя остановится, – Ничего, ты не волнуйся, он для этого сюда и приехал!
– Чтобы ты на него наорала? – робко переспросила окончательно потерявшаяся библиотекарша.
– Я не ору! Я разговариваю! – буркнула в ответ Эля и плюхнулась на стул. Переходя на страшный шепот, вопросила, – Вы за мной следите, да? Я в морг – и вы в морг…
– Увы… – он уселся рядом, уголки губ его подергивались улыбкой, – Я глубоко верующий человек, и даже в случае вашей смерти не смогу совершить самоубийство. К тому же, вы торопите события – для таких серьезных обязательств мы еще слишком мало знакомы.
– Не морочьте мне голову! Я же вам сказала – все разговоры только через начальство!
– А я вам ответил, что меня не интересуют разговоры с вашим начальством! – что Цви начинает сердится чувствовалось разве в чуть более жестком тоне. Хищная горбоносая физиономия оставалась совершенно невозмутимой и голос звучал по-прежнему любезно, словно он не замечал или просто не считал нужным замечать Элино раздражение. – Я приехал, чтобы именно вы прояснили интересующие меня вопросы.
– У меня нет времени ничего вам прояснять, – мало того, что декан с завом взбесятся, так еще СБУ на нее насядет, если она не пошлет американца подальше, – Я работаю! Мне ученики деньги платят, чтоб я им задачки проясняла, а не вам вопросы!
– Сколько вам платят за урок? – все также невозмутимо уточнил Цви.
– Это вам еще зачем? – окрысилась Эля. А говорят, американцы уважают коммерческие тайны!
– Я могу возместить стоимость сегодняшнего занятия и мы все-таки побеседуем, – не дрогнув каменной физиономией предложил Цви.
Эля поглядела на него неприязненно. Вот от таких наглых американцев как раз и становятся антисемитами, даже если сама ты на четверть еврейка!
– Отлично! – с преувеличенным энтузиазмом согласилась Эля, – Но мне платят именно за уроки физики. Если вы сегодняшнее занятие выкупите, мы с вами проведем следующий час, разбирая экзаменационные тесты. – Эля глянула в зажатую в кулаке распечатку, – С 53 по 100-й номера!
– Тогда, пожалуй, это напрасная трата денег, – с непоколебимой рассудительностью согласился Цви, – Я просто подожду, пока вы закончите.
– Когда я закончу, я поеду домой! – вскричала Эля.
– Обсудим это через час, – глянув на часы, примирительно предложил Цви.
– Да что вы ко мне привязались! Я сейчас охрану вызову! – беспомощно пригрозила Эля.
Цви лишь снисходительно улыбнулся, а Эля от стыда прикусила губу. Совсем идиотка: вызвать охрану, чтобы они выгнали из здания еврейской общины представителя американского фонда, который ее финансирует! Она гневно фыркнула и круто развернувшись на каблуках, удалилась за стенды.
– Ну, показывайте, что получилось? – налетела Эля на своих учеников.
– А вы нам ничего не задавали… – робко пробормотал Марат.
– Так это повод ничего не делать? – мгновенно приняла подачу Эля, – А ну-ка, просчитайте мне…
* Соответствующая работа – «Совершенно секретно» номер 2
* Вы что здесь делаете?
Глава 38
Когда через час вся четверка, пошатываясь, выбиралась из-за стендов, Эля глядела им вслед с некоторой тревогой. Даже на глазах Даши, обычно щелкавшей экзаменационные задачки, как белка орешки, блестели слезы. Эля потерла пальцем переносицу: а не слишком ли она на детишек сегодня наехала? Еще решат, что физмат им не по зубам и лучше поступать в педагогический, и плакали тогда Элины денежки. Сама себя накажет, и главное, на душе-то легче все равно не стало.
Эля затолкала в сумку книги и робко выглянула из-за стендов, ожидая увидеть высоченную фигуру Цви, поджидающую ее, словно элегантное воплощение самой судьбы. Но зал был темен и пуст – самодеятельные поэты уже выдохлись и расползлись по домам, ушла и библиотекарша, погасив за собой свет. Настороженная Эля, вертя головой – кто его знает, этого американца, вдруг он между стеллажами залег? – двинулась через зал. Никто не прыгнул на нее из-за угла, вокруг было все также тихо.
Совсем ушел или в туалет припекло? Да какая разница! Эля стремительно пронеслась через зал и почти бегом взлетела вверх по лестнице. Быстренько ухватить Яську и ходу, пока Цви не появился!
Дверь в спортивный зал была уже открыта. Озабоченные бабушки, покрикивая, гонялись с сухими футболочками за своими скачущими от возбуждения внучками. Тяжело дышащий, насквозь мокрый от пота Ясь, болтая ногами, восседал на сумке с собственной одеждой.
– Ты чего не переодеваешься? – с налету вытряхивая его из кимоно, грозно вопросила Эля.
– Потому что ты меня не переодеваешь, – с глубоким сознанием собственной правоты ответил Ясь, милостиво позволяя вертеть себя во все стороны.
– А сам? Такой уже большой мальчик … – затянула привычную бодягу Эля.
– Эля, иди сюда, – хрупкая тренерша, похожая на подростка в своем перехваченном черным поясом кимоно, поманила ее.
Эля сунула Яське штанишки и заторопилась:
– Он что-то натворил? – тревожно спросила она, на всякий случай кидая грозный взгляд на пыхтящего над штанами Яся.
– Как тебе сказать, – тренерша воровато огляделась и понизив голос, зашептала, – Я Ясику спарринг-партнера назначила, а тот с соседом заболтался. Ясь на весь зал как заорет: «Иди сюда, хватит там любовью заниматься!». – и не сдержавшись, она по-девчоночьи хихикнула. – Ты б ему как-то объяснила…
– Ну и как, по-твоему, я могу ему это объяснить? – раздраженно поинтересовалась Эля.
– Если б я знала как, я б сама объяснила. Ты мамаша, ты и решай, – резонно объявила тренерша.
Эля вернулась к Ясю, некоторое время молча разглядывала его склоненный затылок, потом скомандовала:
– Штаны снимай, – и тихо под нос добавила, – Герой-любовник…
Ясь, на всякий случай придерживая штаны, поглядел на нее настороженно и единым духом, без паузы, заученно отбарабанил:
– Я-ничего-не-делал-мамочка-извини-пожалуйста.
Эля только вздохнула:
– Ты штаны задом наперед одел. – она присела перед Ясем на корточки, помогая ему переодеть носки, – А я еще хотела убраться отсюда побыстрее.
Как всегда последними, они выбрались к выходу. Прощально кивнув охраннику, Эля уже взялась за ручку главной двери, но потом остановилась и задумчиво поглядела на вымощенный плиткой дворик и калитку ворот за ним.
– А пойдем-ка мы, Ясь, через синагогу, – задумчиво пробормотала она, за руку волоча Яся к неприметной дверце в стене.
Через извилистые коридорчики служебных помещений они выбрались в холл синагоги. В распахнутую дверь зала были видны несколько очень старых мужчин в круглых шляпах, погруженных в безмолвную молитву. Эля с силой толкнула тяжеленную металлическую дверь, выглянула наружу и выпустила Яся на улицу.
От одной из колонн входа отделилась высоченная мужская фигура. Навстречу Эле, словно фотовспышка, блеснула улыбка в 32 зуба. Сейчас в этой улыбке светилось легкое злорадство.
– Сложнее надо было мыслить – и идти через главный вход, – стиснув собственные зубы, процедила Эля.
– Я там тоже человека поставил, – мгновенно утешил ее Цви, – Право, не понимаю вашего упорства, мисс Элина! Если я правильно понял, ваши боссы запретили говорить со мной о работе покойного Савчука?
Ха, если бы только боссы!
– Отлично, не будем!
Удивленная его неожиданной покладистостью, Эля подозрительно поглядела на Цви.
– Но просто провести со мной время, пообедать в ресторане они не могли вам запретить!
– Что сделать? – опешила Эля.
– Мисс Элина, вы так изумились, словно мужчины никогда не приглашали вас в ресторан!
– Да пожалуй что наоборот – последнее время меня приглашают слишком часто. Подозрительно часто, – пробурчала себе под нос Эля, а вслух почти безнадежно возмутилась, – Какой ресторан! Вы что не видите, я с ребенком!
Сейчас этот американский «приглашальщик», точно как и отечественный, пропустит все упоминания о ребенке мимо ушей. Интересно, как он сумеет пропустить Яську мимо глаз – ребенок-то тут, вот он, стоит, зябко переминаясь у Эли за спиной.
Но Цви не стал пропускать Яську ни мимо глаз, ни мимо ушей:
– Я отлично вижу ребенка, – заверил он Элину, – Поэтому мы поедем в такой ресторан, где присматривают за детьми. – и он присел перед насупившимся Яськой на корточки, – Мисс Элина, не могли бы вы спросить для меня у вашего сына, хорошо ли он сегодня тренировался?
Элина пожала плечами, но все-таки перевела.
Яська хмуро кивнул – даже если эти взрослые говорят по-английски, но спрашивают всего об одном и том же!
– Наверное, награду заслужил? – искушающе поинтересовался Цви.
– Какую еще награду! – Эля раздраженно фыркнула по-русски.
Зато Яськина физиономия просветлела – кажется, дядька не совсем безнадежен и собирается говорить дело! Ясь снова закивал – часто-часто.
– Расскажите мальчику, что я знаю у вас в городе очень веселое место: там можно заказать много вкусного, там на воде красивый кораблик, есть маленький зоопарк со зверушками, целая комната со всякими играми и игрушками, и специальная тетя играет с детьми, пока взрослые сидят за столиками и разговаривают.
Яська жалостливо скривил губешки, явно преисполнившись сострадания к обделенным взрослым.
– …И я предлагаю туда поехать, – закончил Цви.
Этого уже Эля переводить не стала.
– Так, а мы с тобой едем домой! – решительно отрезала она и шагнула прочь. Снег сыпал все плотнее, надо побыстрее добраться до маршрутки, пока они еще в состоянии проехать по занесенным улицам.
Выражение лица Яськи стало трагическим, и он обиженно воззрился на Цви: дядька с ума сошел – расписать такое интересное место, а потом велеть ехать домой. Дразниться, да? Губы малыша обиженно дрогнули.
– Мисс Элина, вы неверно перевели мои слова, – укоризненно покачал головой Цви.
– Так вы все-таки знаете русский, – в очередной раз обличила его Эля.
– Я вам уже объяснял – я знаю людей. – и он просто-напросто протянул Яське руку и кивнул в стороны своей машины.
И каким-то шестым чувством Ясь мгновенно просек: дядька предлагает ему ехать вовсе не домой, а в то самое интересное место. Он с энтузиазмом сунул Цви замерзшую ладошку.
– Ясь! – в ярости взвилась Эля, крепко хватая мальчишку за другую руку, – Сколько раз тебе говорено, чтоб ты никуда не смел ходить с чужими дядями!
– Правильно, Ясь, – не выпуская Яськиной ладошки, наставительно сообщил Цви, очень серьезно глядя малышу в глаза, – Ты никогда и никуда не должен ходить с чужими людьми без мамы. Никогда и никуда! Поэтому мама едет с нами, – решительно резюмировал американец и уже не заботясь о переводе своих слов, потянул пацаненка за собой.
Ну не рвать же ребенка на части! Эля беспомощно шагнула следом, к щегольской васильково-синей машине.
